Было душно, хотелось устроить сквозняк, но все время
кто-нибудь закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут пять,
прежде чем поднять трубку, старался придумать правдоподобный
предлог, который помешает мне увидеть Катрин. А потом, когда
набирал номер, я вообразил, что Катрин сейчас скажет, что не
сможет со мной встретиться, потому что у нее собрание. Катрин
сама сняла трубку и сказала, что я мог бы позвонить и пораньше.
Возле стола с телефоном остановился Крогиус, положил на стол
сумку с консервами и сахарным песком == он собирался на дачу.
Он стоял и ждал, пока я не закончу разговор, жалобно глядя на
меня. Катрин говорила тихо.
-- Что? -- спросил я.-- Говори громче.
-- Через сорок минут,-- сказала Катрин.-- Где всегда.
-- Все,-- кивнул я Крогиусу, положив трубку.-- Звони.
-- Спасибо,-- обрадовался Крогиус.-- А то жена с работы
уйдет.
У входа в лабораторию меня поджидала девочка из
библиотеки. Она сказала, что у меня за два года не плачены
взносы в Красный Крест и еще что мне закрыт абонемент, потому
что я не возвратил восемь книг. Я совсем забыл об этих книгах.
По крайней мере две из них взял у меня Сурен. А Сурен уехал в
Армению.
-- Вы будете выступать в устном журнале? -- спросила меня
девочка из библиотеки.
-- Нет,-- ответил я и улыбнулся ей улыбкой Ланового. Или
Жана-Поля Бельмондо.
Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не
учусь, и я сказал, что мне не надо учиться, потому что я и так
все умею.
-- С вами хорошо,-- вздохнула девочка.-- Вы добрый
человек.
-- Это неправда,-- сказал я.-- Я притворяюсь.
Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я ей не
врал. Я притворялся. Было душно. Я пошел до Пушкинской пешком,
чтобы убить время. У зала Чайковского продавали гвоздики в
киоске, но гвоздики были вялыми, к тому же я подумал, что, если
мы пойдем куда-нибудь с Катрин, я буду похож на кавалера. Мной
овладело глупое чувство, будто все это уже было. И даже этот
осоловелый день. И Катрин так же ждет меня на полукруглой
длинной скамье, а у ног Пушкина должны стоять горшки с жухлыми
цветами и вылинявший букетик васильков.
Так оно и было. Даже васильки. Но Катрин опаздывала, и я
сел на пустой край скамьи. Сюда не доставала тень кустов, и
потому никто не садился. В тени жались туристы с покупками, а
дальше вперемежку сидели старички и те, вроде меня, которые
ожидали. Один старичок громко говорил соседу:
-- Это преступление -- быть в Москве в такую погоду,
преступление.
Он сердился, будто в этом преступлении кто-то был виноват.
Катрин пришла не одна. За ней, вернее, рядом, шел большой,
широкий мужчина с молодой бородкой, неудачно приклеенной к
подбородку и щекам, отчего он казался обманщиком. На мужчине
была белая фуражечка, а если бы было прохладнее, он надел бы
замшевый пиджак. Я смотрел на мужчину, потому что на Катрин
смотреть не надо было. Я и так ее знал. Катрин похожа на щенка
дога -- руки и ноги ей велики, их слишком много, но в том-то и
прелесть.
Катрин отыскала меня, подошла и села. Мужчина тоже сел
рядом. Катрин сделала вид, что меня не знает, и я тоже не
смотрел в ее сторону. Мужчина сказал:
-- Здесь жарко. Самый солнцепек. Можно схватить солнечный
удар.
Катрин смотрела прямо перед собой, и он любовался ее
профилем. Ему хотелось дотронуться до ее руки, но он не
осмеливался, и его пальцы невзначай повисли над ее кистью. У
мужчины был мокрый лоб и щеки блестели.
Катрин отвернулась от него, убрав при этом свою руку с
колена и глядя мимо меня, прошептала одними губами:
-- Превратись в паука. Испугай его до смерти. Только чтобы
я не видела.
-- Вы что-то сказали? -- спросил мужчина и дотронулся до
ее локтя. Пальцы его замерли, коснувшись прохладной кожи.
Я наклонился вперед, чтобы встретиться с ним глазами, и
превратился в большого паука. У меня было тело почти в полметра
длиной и метровые лапы. Я придумал себе жвалы, похожие на
кривые пилы и измазанные смердящим ядом.
Мужчина не сразу понял, что случилось. Он зажмурился, но
не убрал руки с локтя Катрин. "Тогда я превратил Катрин в
паучиху и заставил его ощутить под пальцами холод и слизь
хитинового панциря. Мужчина прижал растопыренные пальцы к груди
и другой рукой взмахнул перед глазами.
-- Черт возьми,-- пробормотал он. Ему показалось, что он
заболел, и, видно, как многие такие большие мужчины, он был
мнителен. Он заставил себя еще раз взглянуть в мою сторону, и
тогда я протянул к нему передние лапы с когтями. И он убежал.
Ему было стыдно убегать, но он ничего не мог поделать со
страхом. Туристы схватились за сумки с покупками. Старички
смотрели ему вслед. Катрин засмеялась.
-- Спасибо,-- кивнула она.-- У тебя это здорово
получается.
-- Он бы не убежал,-- объяснил я,-- если бы я не превратил
тебя в паучиху.
-- Как тебе не стыдно,-- укорила меня Катрин.
-- Куда мы пойдем? -- спросил я.
-- Куда хочешь,-- сказала Катрин.
-- Где он к тебе привязался? -- поинтересовался я.
-- От кинотеатра шел. Я ему сказала, что меня ждет муж, но
потом решила его наказать, потому что он очень самоуверенный.
Может быть, пойдем в парк? Будем пить пиво.
-- Там много народу,-- возразил я.
-- Сегодня пятница. Ты же сам говорил, что по пятницам все
разумные люди уезжают за город.
-- Как скажешь.
-- Тогда пошли ловить машину.
На стоянке была большая очередь. Солнце опустилось к
крышам, и казалось, что оно слишком приблизилось к Земле.
-- Сделай что-нибудь,-- попросила Катрин. Я отошел от
очереди и пошел ловить частника. Я никогда не делаю этого,
только для Катрин. На углу я увидел пустую машину и превратился
в Юрия Никулина.
-- Куда тебе? -- спросил шофер, когда я сунул голову
Никулина в окошко.
-- В Сокольники.
-- Садись, Юра,-- пригласил шофер.
Я позвал Катрин, и она спросила меня, когда мы шли к
машине:
-- Ты кого ему показал?
-- Юрия Никулина,-- ответил я.
-- Правильно,-- одобрила Катрин.-- Он будет горд, что
возил тебя.
-- Ты же знаешь...
-- Что-то давно тебя в кино, Юра, не видел,-- сказал
шофер, наслаждаясь доступностью общения со мной.
-- Занят в цирке,-- объяснил я.
Мне приходилось все время думать о нем, хотя я предпочел
бы смотреть на Катрин. Катрин веселилась. Она прикусила нижнюю
губу, и кончики острых клыков врезались в розовую кожу. Шофер
был говорлив, я дал ему рубль, и он сказал, что сохранит его на
память.
Под большими деревьями у входа было прохладно, и все места
на лавочках заняты. Впереди, за круглым бассейном, поднимался
купол, оставленный американцами, когда они устраивали здесь
выставку. Теперь тоже была выставка "интер что-то-71". Я
подумал, что если Гуров прочтет наш с Крогиусом доклад к
понедельнику, то во вторник приедет в лабораторию. Крогиус сам
не понимал, что мы натворили. Я понимал.
-- Пойдем левее,-- предложила Катрин.
В лесу, изрезанном тропинками, у какого-то давно не
крашенного забора, Катрин постелила две газеты, и мы сели на
траву.
Катрин захотела пива, и я достал бутылку из портфеля. Я
купил ее по дороге с работы, потому что подумал, что Катрин
захочет пива. Открыть бутылку было нечем, и я пошел к забору,
чтобы открыть ее о верх штакетника. Перед забором была большая
канава, и я подумал, что могу ее перелететь -- не перепрыгнуть,
а перелететь. Но на тропинке показались две женщины с детскими
колясками, и я перепрыгнул через канаву.
-- Ты хотела бы летать? -- спросил я Катрин.
Катрин посмотрела на меня в упор, и я заметил, как ее
зрачки уменьшились, когда на них попал солнечный свет.
-- Ничего ты не понимаешь,-- фыркнула она.-- Ты не умеешь
читать мысли.
-- Не умею,-- согласился я.
Мы пили пиво из горлышка и передавали друг другу бутылку,
как трубку мира.
-- Очень жарко,-- пожаловалась Катрин.-- И все потому, что
ты не разрешаешь мне закалывать волосы.
-- Я?
-- Ты сказал, что тебе больше нравится, когда у меня
распущенные волосы.
-- Мне ты нравишься в любом виде,-- заверил я.
-- Но с распущенными волосами больше.
-- С распущенными больше.
Я принял ее жертву.
Катрин сидела, опершись ладонью в траву, рука у нее была
тонкая и сильная.
-- Катрин,-- предложил я,-- выходи за меня замуж. Я тебя
люблю.
-- Я тебе не верю,-- сказала Катрин.
-- Ты меня не любишь.
-- Глупый,-- сказала Катрин.
Я наклонился к земле и поцеловал по очереди все ее длинные
загорелые пальцы. Катрин положила мне на затылок другую ладонь.
-- Почему ты не хочешь выйти за меня замуж? -- спросил
я.-- Хочешь, я буду всегда для тебя красивым? Как кинозвезда.
-- Устанешь,-- сказала Катрин.
-- Давай попробуем.
-- Я никогда не выйду за тебя замуж,-- вздохнула Катрин.
-- Ты пришелец из космоса, чужой человек. Опасный.
-- Я вырос в детском доме,-- объяснил я.-- Ты знаешь об
этом. И я обещаю, что никогда не буду никого гипнотизировать.
Тебя тем более.
-- А ты мне что-нибудь внушал?
Она убрала ладонь с моего затылка, и я почувствовал, как
ее пальцы замерли в воздухе.
-- Только если ты просила. Когда у тебя болел зуб.
Помнишь? И когда ты так хотела увидеть жирафа на Комсомольской
площади.
-- Ты мне внушал, чтобы я тебя любила?
-- Не говори глупостей и верни на место ладошку. Мне так
удобнее.
-- Ты врешь?
-- Я хочу, чтобы ты в самом деле меня любила. Ладонь
вернулась на место, и Катрин повторила:
-- Я тебе не верю.
Мы допили пиво и поставили бутылку на виду, чтобы тот,
кому она нужна, нашел ее и сдал. Мы говорили о совсем ненужных
вещах, даже о Татьянином .отчиме, о людях, которые проходили
мимо и смотрели на нас. Мы вышли из парка, когда стало совсем
темно, и долго стояли в очереди на такси, и когда я проводил ее
до подъезда, Катрин не захотела поцеловать меня на прощание, и
мы не договорились о завтрашней встрече.
Я пошел домой пешком, и мне было грустно, и я придумал
вечный двигатель, а потом доказал, что он все-таки не будет
работать. Доказательство оказалось очень трудным, и я почти
забыл о Катрин, когда дошел до своей улицы. И тут я понял, что,
когда я приду домой, зазвонит телефон и Крогиус скажет, что у
нас ничего не выйдет. Мне не захотелось обходить длинный газон,
и я решил перелететь через него. Летать было не просто, потому
что я все время терял равновесие, и поэтому я не решился
взлететь к себе на четвертый этаж, хотя окно было раскрыто. Я
взошел по лестнице.
Когда я открывал дверь, то понял, что кто-то сидит в
темной комнате и ждет меня. Я захлопнул за собой дверь, не
спеша закрыл на цепочку. Потом зажег свет в прихожей. Человек,
который сидел в темной комнате, знал о том, что я чувствую его,
но не шевелился. Я спросил:
-- Почему вы сидите без света?
-- Я вздремнул,-- ответил человек.-- Вас долго не было. Я
вошел в комнату, нажал на кнопку выключателя и сказал:
-- Может быть, я поставлю кофе?
-- Нет, только для себя. Я не буду.
От человека исходило ощущение респектабельности. Поэтому я
тоже напустил на себя респектабельный вид и внушил гостю, что
на мне синий галстук в полоску. Гость улыбнулся и сказал:
-- Не старайтесь, ставьте лучше кофе.
Он прошел за мной на кухню, достал из кармана спички и
зажег газ, пока я насыпал в турку кофе.
-- Вы не чувствуете себя одиноким? -- спросил он.
-- Нет.
-- Даже сегодня?
-- Сегодня чувствую.
-- А почему вы до сих пир не женились.
-- Меня не любят девушки.
-- Может быть, вы привыкли к одиночеству?
-- Может быть.
-- Но у вас есть друзья?
-- У меня много друзей.
-- А им до вас и дела нет?
-- Неправда. А как вы вошли в квартиру?
Человек пожал плечами и объяснил:
-- Я прилетел. Окно было открыто.
Он стоял, склонив голову набок, и рассматривал меня, будто
ждал, что я выражу изумление. Но я не изумился, потому что сам
чуть не сделал то же самое -- только побоялся потерять
равновесие и удариться о перила балкона. Человек сокрушенно
покачал головой и сказал:
-- Никаких сомнений,-- и поправил пенсне. Я мог
поклясться, что никакого пенсне на нем три минуты назад не
было. Я налил кофе в чашку, взял пачку вафель и пригласил гостя
в комнату. Я устал от жары и ни к чему не ведущих разговоров.
-- Снимите ботинки,-- предложил гость, проявляя
заботливость. -- Пусть ноги отдыхают.
-- Вы очень любезны,-- ответил я.-- Я сначала выпью кофе,
а то спать хочется.
Человек прошел по комнате, остановился у стеллажа и провел
по корешкам книг, словно палкой по забору.
-- Итак,-- произнес он профессиональным голосом.-- Вы себе
не раз задавали вопрос: почему вы не такой, как все. И ответа
на него не нашли. И в то же время что-то удерживало вас от
того, чтобы обратиться к врачу.
-- Я такой же, как все,-- ответил я и подумал, что зря не
послушался его. Снял бы ботинки.
-- Еще в детском доме вы учились лучше своих сверстников.
Значительно лучше. Даже удивляли учителей.
-- Второй приз на математической олимпиаде,-- подтвердил
я. -- Но учителей я не удивлял. И медали не получил.
-- Вы ее не получили нарочно,-- объяснил гость.-- Вы
смущались своих способностей. Вы даже убедили Крогиуса, что он
-- полноправный ваш соавтор. И это неправда. Но в вас заключена
могучая сила убеждения. Вы можете внушить любому обыкновенному
человеку черт знает что.
-- А вам? -- спросил я.
-- Мне не можете,-- ответил мой гость и превратился в
небольшой памятник первопечатнику Ивану Федорову.
-- Любопытно,-- пробормотал я.-- Сейчас вы скажете, что вы
мой родственник и нас объединяют невидимые генетические связи.
-- Правильно, -- сказал гость. -- Если бы это было не так,
вы бы не догадались, что я жду вас, вы бы проявили хотя бы
удивление, увидев незнакомого человека в запертой квартире. Вы
бы удивились моему признанию, что я влетел на четвертый этаж.
Кстати, вы уже умеете летать?
-- Не знаю,-- сознался я.-- Сегодня первый раз попробовал.
А что я еще умею делать?
-- Вам достаточно взглянуть на страницу, чтобы запомнить
ее текст; вы складываете, умножаете, извлекаете корни с такой
легкостью и быстротой, что могли бы с успехом выступать на
эстраде, вы можете не спать несколько суток, да и не есть тоже.
-- Хотя люблю делать и то и другое. И меня не тянет на
эстраду.
-- Привычка,-- холодно сказал гость.-- Влияние среды. В
детском доме следили за тем, чтобы все дети спали по ночам. Вы
умеете видеть связь между фактами и явлениями, очевидно между
собой не связанными. Вы -- гений по местным меркам. Хотя далеко
не всеми вашими способностями вы умеете распоряжаться и не обо
всех подозреваете.
-- Например? -- спросил я.
Гость тут же растворился в воздухе и возник за моей
спиной, в дверном проеме. Потом не спеша вернулся к стеллажу,
достал оттуда англо-русский словарь и бросил его. Словарь
застыл в воздухе.
-- И мне все это предстоит? -- без особого энтузиазма
спросил я.
-- Это еще не все.
-- С меня достаточно.
-- Если вы будете учиться. Если вы вернетесь в
естественную для вас обстановку. Если вы окажетесь среди себе
подобных.
-- Так,-- сказал я.-- Значит, я мутант, генетический урод.
И не одинок при этом.
-- Не так,-- возразил гость.-- Вы просто чужой здесь.
-- Я здесь родился.
-- Нет.
-- Я родился в поселке. Мои родители погибли при лесном
пожаре. Меня нашли пожарники и привезли в город.
-- Нет.
-- Тогда скажите.
-- Нам следовало найти вас раньше. Но это нелегко. Мы
думали, что никого не осталось в живых. Это был
разведывательный корабль. Космический корабль. Ваши родители
были там. Корабль взорвался. Сгорел. Вас успели выбросить из
корабля. И был лесной пожар. В пожаре сгорел поселок
леспромхоза. Пожарники, нашедшие вас живым и невредимым, только
очень голодным, не знали, что до конца пожара вас окружало
силовое поле.
Я слушал его, но меня мучило совсем другое.
-- Скажите,-- спросил я. -- А на самом деле я какой?
-- Внешне? Вам это нужно знать?
-- Да.
Гость превратился в некую обтекаемую субстанцию,
полупрозрачную, текучую, меняющую форму и цвет, но не лишенную
определенной грации.
-- Это тоже внушение?
-- Нет.
-- Но ведь я не стараюсь быть человеком. Я -- человек.
-- Без этого вы не выжили бы на Земле. Мы думали, что вы
погибли. А вы приспособились. Если бы не мой визит, вы бы до
конца жизни ни о чем не догадались.
-- Я должен буду улететь с вами? -- спросил я.
-- Разумеется,-- сказал гость.-- Вы же мне верите?
-- Верю,-- кивнул я.-- Только позвоню Крогиусу.
-- Не надо,-- возразил гость.-- То, что вы с ним сделали,
пока не нужно Земле. Вас не поймут. Над вами стали бы смеяться
академики. Я вообще удивлен, что вы смогли внушить Крогиусу
веру в эту затею.
-- Но ведь она бред?
-- Нет. Лет через сто на Земле до нее додумаются. Наше
дело -- не вмешиваться. Правда, иногда нам кажется, что эта
цивилизация зашла в тупик.
Я поднял телефонную трубку.
-- Я просил вас не звонить Крогиусу.
-- Хорошо,-- ответил я. И набрал номер Катрин.
Гость положил ладонь на рычаг.
-- Это кончилось,-- настаивал он.-- И одиночество. И
необходимость жить среди существ, столь уступающих вам. Во
всем. Если бы я не нашел вас, вы бы погибли. Я уверен в этом. А
теперь мы должны спешить. Корабль ждет. Не так легко добраться
сюда, на край галактики. И не так часто здесь бывают наши
корабли. Заприте квартиру. Вас не сразу хватятся.
Когда мы уходили, уже на лестнице я услышал, как звонит
телефон. Я сделал шаг обратно.
-- Это Крогиус,-- сказал гость.-- Он разговаривал с
Гуровым. И Гуров не оставил камня на камне от вашей работы.
Теперь Крогиус забудет обо всем. Скоро забудет.
-- Знаю,-- ответил я.-- Это был Крогиус.
Мы быстро долетели до корабля. Он висел над кустами,
небольшой, полупрозрачный и совершенно на вид не
приспособленный к дальним странствиям. Он висел над кустами в
Сокольниках, и я даже оглянулся, надеясь увидеть пустую пивную
бутылку.
-- Последний взгляд? -- спросил гость.
-- Да,-- кивнул я.
-- Попытайтесь побороть охватившую вас печаль, --
посоветовал гость.-- Она рождается не от расставания, а от
неизвестности, от невозможности взглянуть в будущее. Завтра вы
лишь улыбнетесь, вспомнив о маленьких радостях и маленьких
неприятностях, окружавших вас здесь. Неприятностей было больше.
-- Больше,-- согласился я.
-- Стартуем,-- предупредил гость. -- Вы не почувствуете,
перегрузок. Приглядитесь ко мне внимательнее. Ваша земная
оболочка не хочет покинуть вас.
Гость переливался перламутровыми волнами, играя и
повелевая приборами управления.
Я увидел сквозь полупрозрачный пол корабля, как уходит
вниз все быстрее и быстрее темная зелень парка, сбегаются и
мельчают дорожки уличных огней и россыпи окон. И Москва
превратилась в светлое пятно на черном теле Земли.
-- Вы никогда не пожалеете,-- сказал мне гость.-- Я включу
музыку, и вы поймете, каких вершин может достичь разум,
обращенный к прекрасному.
Музыка возникла извне, влилась в корабль, мягко подхватила
нас и устремилась к звездам, и была она совершенна, как
совершенно звездное небо. Это было то совершенство, к которому
меня влекло пустыми ночами и в моменты усталости и раздражения.
И я услышал, как вновь зазвонил телефон в покинутой,
неприбранной квартире, телефон, ручка которого была замотана
синей изоляционной лентой, потому что кто-то из подвыпивших
друзей скинул его со стола, чтобы освободить место для
шахматной доски.
-- Я пошел,-- сказал я гостю.
-- Нет,-- возразил тот.-- Возвращаться поздно. Да и
бессмысленны возвращения, в прошлое. В далекое прошлое.
-- До свидания,-- уперся я.
Я покинул корабль, потому что за этот вечер я научился
многому, о чем и не подозревал раньше.
Земля приближалась, и Москва из небольшого светлого пятна
превратилась вновь в бесконечную россыпь огней. И я с трудом
разыскал свой пятиэтажный блочный дом, такой одинаковый в ряду
собратьев.
Голос гостя догнал меня:
-- Вы обрекаете себя на жизнь, полную недомолвок, мучений
и унижений. Вы будете всю жизнь стремиться к нам, ко мне. Но
будет поздно. Одумайтесь. Вам нельзя возвращаться.
Дверь на балкон была распахнута. Телефон уже умолк.
Я нащупал его, не зажигая света. Я позвонил Катрин и
спросил ее:
-- Ты звонила мне, Катюшка?
-- Ты с ума сошел, -- ответила Катрин. -- Уже первый час.
Ты всех соседей перебудишь.
-- Так ты звонила?
-- Это наверное, твой сумасшедший Крогиус звонил. Он тебя
по всему городу разыскивает. У него какие-то неприятности.
-- Жалко,-- сказал я.
-- Крогиуса?
-- Нет, жалко, что не ты звонила.
-- А зачем я должна была тебе звонить?
-- Чтобы сказать, что согласна выйти за меня замуж.
-- Ты с ума сошел. Я же сказала, что никогда не выйду
замуж за пришельца из космоса и притом морального урода,
который может внушить мне, что он Жан-Поль Бельмондо.
-- Никогда?
-- Ложись спать,-- настаивала Катрин.-- А то я тебя
возненавижу.
-- Ты завтра когда кончаешь работу?
-- Тебя не касается. У меня свидание.
-- У тебя свидание со мной,-- сказал я строго.
-- Ладно, с тобой,-- согласилась Катрин.-- Только лишнего
не думай.
-- Я сейчас думать почти не в состоянии.
-- Я тебя целую,-- сказала Катрин.-- Позвони Крогиусу.
Успокой его. Он с ума сойдет.
Я позвонил Крогиусу и успокоил его.
Потом снял ботинки и, уже засыпая, вспомнил, что у меня
кончился кофе и завтра надо обязательно зайти на Кировскую, в
магазин, и выстоять там сумасшедшую очередь.
Last-modified: Thu, 16 Apr 1998 03:47:24 GMT