Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Douglas Adams. So Long, and Thanks for all the Pish (1984)
   ("The Hitch Hiker's Guide to the Galaxy" #4).
   Пер. - Н.Магнат, С.Силаков. М., "АСТ", 1997.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------


                               Автор благодарит:
                               Рика и Хейди - за предоставление  в  аренду
                            их устойчивого феномена,
                               Модженов, Энди и всех жителей Хантшэм-Корта
                            - за множество неустойчивых феноменов,
                               и особое спасибо Сонни  -  за  устойчивость
                            перед лицом всех феноменов


                               Посвящается Джейн


   Далеко-далеко, в не замеченных картографами складках давно вышедшего из
моды Западного Спирального Рукава Галактики, затерялась крохотная,  никому
не интересная желтая звезда.
   Вокруг нее, на расстоянии примерно  девяноста  восьми  миллионов  миль,
обращается ничтожная зелено-голубая планетка, обитатели  которой  все  еще
очень  похожи  на  своих  предков-обезьян  -   достаточно   сказать,   что
электронные часы до сих пор считаются у них чудом техники.
   У этой планеты есть - вернее, была - одна проблема: большинство живущих
на ней людей только и делали, что страдали, так как не  находили  в  жизни
счастья. Рождалось  множество  решений,  но  почти  все  они  сводились  к
перераспределению маленьких зеленых клочков бумаги  -  что  само  по  себе
весьма странно, так как кто-кто, а маленькие зеленые клочки бумаги никаких
страданий не испытывали, ибо счастья не искали.
   Решение все никак  не  находилось,  и  планета  полнилась  озлобленными
людьми, для большинства из которых ощущение несчастья было постоянным -  и
даже электронные часы не скрашивали им жизнь.
   Постепенно распространялось и крепло убеждение, что все несчастья пошли
с того, как люди спустились с деревьев на землю. А кое-кто  даже  полагал,
что ошибка была совершена еще  раньше  -  с  деревьями  тоже  нечего  было
связываться и вообще незачем было вылезать из океана.
   И вот как-то в четверг, после дождя, спустя почти две тысячи лет  после
того, как одного человека приколотили гвоздями к  дереву  за  то,  что  он
призывал хотя бы иногда, просто для разнообразия, относиться друг к  другу
по-хорошему, некая девушка, сидя в одиночестве за столиком маленького кафе
в Рикмансворте, вдруг додумалась, в чем была вся загвоздка и каким образом
мир все-таки можно сделать обителью счастья и покоя. На  сей  раз  дело  в
шляпе, все непременно получится - и никаких гвоздей и приколачиваний живых
людей к деревьям и прочим предметам!
   К сожалению, не успела  она  дойти  до  телефона,  чтобы  поделиться  с
кем-нибудь своим открытием,  произошла  чудовищно  нелепая  катастрофа,  и
решение было навсегда потеряно.
   Вот история этой девушки.





   В тот вечер стемнело рано - обычное дело для этого времени  года.  Было
холодно и ветрено - тоже обычное дело.
   Стал накрапывать дождь - опять совершенно обычное дело.
   Совершил посадку космический корабль - таак, это уже интересно.
   Корабля не  заметил  никто,  кроме  нескольких  феноменально  тупоумных
четвероногих, которые не знали, что с ним делать и  делать  ли  что-нибудь
вообще - можно ли его съесть, например. Поэтому  они  поступили  так,  как
всегда поступали в случае замешательства, -  то  есть  удрали  подальше  и
попытались спрятаться друг под дружкой, что, как всегда, не принесло им ни
малейшей пользы.
   Корабль спустился из облаков - казалось,  просто-напросто  соскользнул,
как по канату, по тонкому лучу света.
   Издали он был едва заметен в мельтешений молний и  грозовых  туч,  зато
вблизи его серый, довольно маленький корпус с изящными  обводами  выглядел
умопомрачительно красивым.
   Конечно, трудно предугадать рост и габариты уроженцев иных, неизвестных
вам планет, но если вы воспользуетесь отчетом  последней  Всегалактической
переписи  или  любым  другим  надежным  справочником  среднестатистических
данных, то придете к  выводу,  что  в  таком  корабле  могут  разместиться
максимум шесть персон. И будете правы.
   Правда, осмелюсь предположить, что к этому выводу вы сумеете  прийти  и
без справочника. Что же до Всегалактической переписи, то она,  как  это  у
нас заведено, съела кучу денег и не сообщила никому ничего нового -  кроме
того факта, что на каждого жителя Галактики приходится в среднем две целых
четыре десятых ноги и по одной одомашненной гиене. Поскольку это  явно  не
соответствует действительности, результаты переписи были от греха подальше
отправлены в мусорную корзину.


   Корабль проскользнул сквозь толщу дождя к земле, окутанный  симпатичным
радужным облаком - то расплывались в сыром воздухе  его  габаритные  огни.
Тихое жужжание двигателей становилось все громче и басовитее, а на  высоте
пятнадцати  сантиметров  над  уровнем  почвы  и  вовсе  перешло  в  глухое
ворчание.
   Затем ворчание смолкло, и воцарилась тишина.
   Откинулся люк. Сам собой развернулся короткий трап.
   Яркий свет хлынул из люка в сырую ночь, внутри закопошились тени.
   В круге света появилась  долговязая  фигура.  Огляделась,  поежилась  и
заспешила вниз по ступенькам. Под мышкой она  несла  огромный  пластиковый
пакет.
   Ступив на землю, пришелец обернулся и неуклюже помахал  рукой  кораблю.
Дождь струился по его волосам, капал за шиворот.
   - Спасибо, - крикнул он, - большое спа...
   Гулкий  раскат  грома  заглушил  остаток  фразы.  Пришелец  с  тревогой
покосился на небо и, руководствуясь  внезапным  наитием,  начал  торопливо
рыться в своем огромном пакете, на дне которого обнаружилась дыра.
   Сбоку  на  пакете  было  крупно  написано   для   всех,   кто   владеет
центаврийской  азбукой:  "БЕСПОШЛИННО.  МЕГАМАРКЕТ.  ПОРТ  БРАСТА,   АЛЬФА
ЦЕНТАВРА. БУДЬ, КАК ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ СЛОН С  РАЗДУТОЙ  ЭКОНОМОСТОИМОСТЬЮ  В
КОСМОСЕ - ГАВ!"
   - Подождите, - крикнул пришелец, всплеснув руками.
   Ступеньки трапа, который  уж  было  свернулся  и  уполз  в  люк,  вновь
развернулись и впустили пришельца обратно в корабль.
   Несколько секунд спустя пришелец появился вновь. В  руке  у  него  было
мятое и драное полотенце, которое он на ходу принялся запихивать в пакет.
   Он опять помахал рукой, зажал пакет под мышкой  и  помчался  в  поисках
укрытия к ближайшим деревьям, а корабль за его спиной уже начал готовиться
к взлету.
   Блеснувшая в небе молния заставила пришельца на миг замешкаться  и  тут
же продолжить путь - но теперь в противоположную от каких бы  то  ни  было
древесных  насаждений  сторону.  Он  явно  спешил,  хотя  все   время   то
поскальзывался, то вжимал  голову  в  плечи  под  напором  дождя,  который
перешел в проливной ливень.
   Под ногами пришельца чавкала грязь. За холмами рокотал  гром.  Пришелец
тупо вытер мокрое лицо и, спотыкаясь, двинулся дальше.
   Вновь блеснул свет.
   На сей раз это была не молния, а какое-то тусклое, рассеянное  световое
пятно. Немного помаячив над горизонтом, оно исчезло.
   При виде светящегося пятна пришелец вновь замешкался, а затем,  ускорив
шаг, направился прямиком к той точке на горизонте, где оно мелькнуло.
   Местность сделалась неровной, круто пошла вверх.  Через  несколько  сот
метров пришелец наткнулся на некое препятствие. Он  остановился,  осмотрел
преграду, потом перекинул через нее пакет и начал перелезать сам.
   Едва его ноги коснулись земли на той стороне  преграды,  как  навстречу
ему из дождя, сверкнув фарами  сквозь  водяную  стену,  вылетело  какое-то
транспортное средство. Пришелец отшатнулся - транспортное средство неслось
прямо на него. Оно было низкое и крутобокое, точно  маленький,  скользящий
по волнам кит. Гладкое,  серое,  обтекаемое,  оно  неслось  с  дьявольской
скоростью.
   Пришелец машинально закрыл лицо руками, но его только обдало  водой,  а
транспортное средство, промчавшись мимо, скрылось в ночи.
   В миг появления машины небо прорезала очередная молния,  что  позволило
насквозь вымокшему пришельцу за какую-то долю секунды  прочитать  наклейку
на бампере транспортного средства.
   К недвусмысленному и безграничному  изумлению  пришельца,  та  гласила:
"Моя вторая машина - тоже "порше".





   Роб  Маккенна  был  дрянь-человек,  и  сам  об  этом  знал,   так   как
неоднократно слышал такой отзыв о себе от самых разных людей на протяжении
всей своей жизни. У него не было оснований оспаривать их мнение - ну, если
не считать законным основанием тот факт, что он  обожал  оспаривать  чужие
мнения, особенно мнения тех, кого он на дух не переносил, а к их числу, по
новейшим подсчетам, относилось все человечество.
   Тяжело вздохнув, он сбавил скорость.
   Дорога  шла  в  гору,  а  его  грузовик  был  битком   набит   датскими
термостатическими регуляторами к радиаторам отопления.
   Не то чтобы Роб Маккенна был склонен к мизантропии от природы (он лично
пламенно надеялся, что это не так). Просто дождь вымотал  ему  все  нервы.
Такой уж он уродился - дождь вечно ему на нервы действует.
   А сейчас как раз шел дождь.
   Дождь той  особенной  разновидности,  которую  Роб  Маккенна  ненавидел
особенно, тем более когда сидел за баранкой. У этой разновидности был свой
порядковый номер. Дождь N_17.
   Роб Маккенна где-то читал, что у эскимосов есть более двухсот различных
слов для обозначения снега, без которых речь этих людей,  вероятно,  стала
бы очень однообразной. Так, они различают снег жидкий и плотный, легкий  и
тяжелый, грязный снег, хрупкий снег, снег, покрывающий всю землю, и  снег,
прикрывающий лишь отдельные участки, и тот, который попадает на только что
выскобленный пол вашего чистого, уютного иглу (этот снег приносит сосед на
подошвах своих снегоступов); снега зимы  и  снега  весны  и  снега  нашего
детства, которые  были  не  в  пример  нынешним;  снег  блестящий  и  снег
пушистый, снег, лежащий на холмах, и  тот,  что  лежит  в  долинах,  снег,
который выпадает по утрам, и тот, который выпадает  ночью,  снег,  который
начинает идти всякий раз, стоит вам  собраться  на  рыбалку,  и  снег,  на
котором, несмотря на все ваши воспитательные усилия, оставили желтые метки
ваши лайки.
   Роб Маккенна занес в свою  заветную  тетрадочку  двести  тридцать  одну
разновидность дождя. И ни одна из них ему не нравилась.
   Он снова переключил скорость, и мотор стал набирать  обороты.  Грузовик
благодушно заурчал,  выражая  свои  мысли  о  датских  терморегуляторах  в
кузове.
   Со вчерашнего дня, когда Роб Маккенна пересек границу Дании, он побывал
под дождем N_33 (слабый, моросящий,  дорога  становится  скользкой),  N_39
(крупные капли), NN_4-51 (от мелкого вертикального дождя,  переходящего  в
слабый косой, а потом - в резвый водопад умеренного  напора),  N_87  и  88
(два слегка отличающихся друг от друга  варианта  яростного  вертикального
ливня), N_100 (разверзлись хляби небесные, омерзительно-холодный), испытал
на себе все виды грозы, с N_192 по N_213, угодил под NN_124,  123,  126  и
127 (слабый и умеренный прохладный  кратковременный  дождь,  постоянный  и
прерывистый град), N_11 (освежительная капель), а теперь вот под самый что
ни на есть треклятый - Номер Семнадцатый.
   Семнадцатый (грязная бешеная барабанная  дробь)  так  сильно  лупил  по
ветровому стеклу, что даже дворники включать было бессмысленно.
   Роб Маккенна проверил этот тезис, время от времени  выключая  дворники,
и, как оказалось, от их отключения  видимость  почти  не  ухудшалась.  Тем
более что  когда  он  включал  их  снова,  видимость  вообще  отказывалась
включаться обратно.
   К тому же одна щетка висела на соплях.
   Вжик-вжик-вжик-шлеп,  вжик-вжик-вжик-шлеп,  вжик-вжик-шлеп,  вжик-шлеп,
вжик-вжик-шлеп, вжик, шлеп, хлоп, вж-ж-ж.
   Роб Маккенна ахнул ладонью по рулю, затопал ногами по полу,  стал  бить
кулаком по кассетнику, пока из него вдруг не раздался сладкий голос  Барри
Манилова, чуть не  обломал  кулак  о  кассетник,  пока  Барри  Манилов  не
заткнулся, - и все это время ругался на чем свет стоит.
   И в тот самый миг, когда Роб Маккенна дошел до белого каления, его фары
выхватили из тьмы еле заметную за завесой бешеного ливня  фигуру,  стоящую
на обочине дороги.
   Жалкое, заляпанное грязью создание  в  странных  шмотках,  мокрое,  как
выхухоль в стиральной машине, и еще пытается машину поймать.
   "Вот бедный придурок недоделанный", - подумал Роб  Маккенна,  уразумев,
что кому-то может быть еще хуже, чем ему. Продрог, наверное, до костей...
   Глупо стоять на дороге в такую поганую ночь.  Только  зря  промерзнешь,
промокнешь и грузовики грязью заляпают.
   Он угрюмо покачал головой, еще раз тяжело вздохнул  и,  крутанув  руль,
въехал в огромную лужу.
   "Видишь теперь, про что я толкую? - продолжил беседу сам  с  собой  Роб
Маккенна, молнией промчавшись через лужу. - Вот  какие  козлы  есть  среди
нас, шоферов, - даже не верится".


   Через пару секунд зеркало заднего обзора на  миг  показало  несчастного
путника, мокрого уже не как выхухоль, а как сто этих  зверюшек.  Вся  вода
лужи переместилась за его шиворот.
   Где-то с секунду Роб Маккенна  радовался  этому  зрелищу.  В  следующую
секунду он опечалился, что такие вещи его, оказывается, радуют. Еще  через
секунду он обрадовался, что, оказывается, способен печалиться оттого,  что
не тому обрадовался, и, совершенно довольный собой, покатил дальше  сквозь
ночь.
   Как бы то ни было, он взял реванш  за  то,  что  его  все-таки  обогнал
треклятый  "порше",  которому  он.  Роб   Маккенна,   последние   тридцать
километров усердно загораживал дорогу.
   Он ехал дальше, и дождевые тучи тащились по небу за ним  вслед,  потому
что, хотя самому Робу Маккенне  это  оставалось  неведомо,  он  был  Богом
Дождя. Он знал только одно -  что  его  беспросветно  унылые  рабочие  дни
перемежаются мутными выходными. Тучи же, в свою очередь, знали только одно
- что любят его и хотят всюду быть рядом с ним, чтобы он, не дай  бог,  не
засох от безводья.





   Водители двух следующих грузовиков не были богами дождя,  но  поступили
точно так же.
   Пришелец побрел, или, вернее, повлекся,  по  грязи  вперед,  туда,  где
дорога снова шла в гору и коварная лужа кончалась.
   Мало-помалу дождь стал ослабевать. Из-за туч ненадолго выглянула луна.
   Мимо проехал "рено". Его водитель  как  безумный  подавал  замысловатые
сигналы еле переставляющему ноги пришельцу с единственной целью  показать,
что в другое время был бы несказанно рад подвезти беднягу, но  вот  сейчас
нет  никакой  возможности,  потому  что  он,  водитель,   едет   вовсе   в
противоположную нужной путнику  сторону  (как  он,  интересно,  догадался,
какая сторона - противоположная?), и он  уверен,  что  путешественник  его
поймет и извинит. Закончив сигналить, водитель бодро поднял вверх  большой
палец, словно выражая  свою  зависть  к  умирающему  от  переохлаждения  и
переувлажнения вольному страннику и обещая в следующий раз непременно  его
подвезти.
   Путешественник поплелся дальше. Появился "фиат" и повел себя точно  так
же, как и "рено".
   По встречной полосе промчался "макси", подмигнув медлительному  путнику
фарами. Кто знает, что это означало: то ли "Привет!", то ли  "Извини,  нам
не по пути", то ли "Надо же, кто-то под дождем стоит, ну, рехнулся!". Судя
по надписи на зеленой полоске,  что  над  ветровым  стеклом,  таинственный
сигнал подали Стив и Карола.
   Гроза окончательно утихомирилась, и охрипший гром ворчал теперь  где-то
за дальними холмами - будто человек, который талдычит: "А, кроме  того..."
- через двадцать минут после того, как признал себя побежденным в споре.
   Воздух становился прозрачнее.  Ночь  выдалась  холодной.  Звук  в  этой
холодной  прозрачной  тьме  распространялся  неплохо.  Одинокий  пришелец,
лязгая  зубами,  вышел  к  перекрестку,  где  от  шоссе  в  левую  сторону
ответвлялась  другая  дорога.  У  ответвления  стоял  указатель.  Внезапно
пришелец бросился к указателю и уставился на него  с  таким  взволнованным
удивлением, что лишь неожиданное появление еще одной машины  оторвало  его
от этого занятия.
   Собственно, машин было две.
   Первая промчалась, обратив на путешественника  ноль  внимания,  вторая,
тупо помигав фарами, растворилась во мраке.
   И тут рядом притормозил "форд-кортина".
   Ошалев от изумления, пришелец прижал к груди свой пакет  и  поспешил  к
машине, но в последнюю секунду "форд-кортина" потешно развернулся в  самой
что ни на есть глубокой луже и унесся по уходящей в гору дороге.
   Пришелец остолбенело остановился - да так и застыл, один-одинешенек  на
свете, если не считать его злой судьбы.
   Однако случилось так, что на следующий  день  водитель  "форда-кортины"
попал в больницу с приступом  аппендицита,  но  в  результате  удивительно
забавной описки хирург по ошибке отрезал ему ногу. Безногий вновь встал  в
конец очереди на удаление аппендикса, но тут у него  развился  уморительно
осложненный перитонит, который и свел его в могилу, так что справедливость
некоторым образом восторжествовала.
   Пришелец поплелся дальше.
   Рядом с ним остановился "сааб".
   Окно опустилось, и дружелюбный голос произнес:
   - Вы, верно, издалека идете?
   Пришелец двинулся к "саабу". И,  подойдя,  крепко  ухватился  за  ручку
дверцы.


   И пришелец, и машина, и ручка  ее  дверцы  находились  на  планете  под
названием  "Земля",  статья  о  которой  в  "Путеводителе  "Автостопом  по
Галактике" состоит из двух слов: "В основном безвредна".
   Человека, написавшего эту статью, звали Форд Префект, и как раз в  этот
самый миг он находился на некой планете, которая, наоборот, была самой что
ни на есть вредной - и для здоровья, и вообще. В данный момент Форд  сидел
в некоем  баре,  которого  избегали  даже  самые  вредные  жители  вредной
планеты, и, образно говоря, дергал свою многострадальную судьбу за хвост.





   Зачем  он  это  делал  -  спьяну  ли,  сдуру  или  с  целью   совершить
самоубийство оригинальным способом, - для  стороннего  наблюдателя  так  и
осталось бы загадкой. Правда, в баре "Розовая  кляча",  что  находится  на
Южной Стороне города Гунн-Доньга, сторонних наблюдателей не водилось.  Это
местечко не из тех, куда рискнет сунуться сторонний человек  -  разве  что
такой, которому жизнь не дорога. "Несторонние" же  наблюдатели  -  они  же
завсегдатаи "Розовой клячи" - были  огонь-ребята  с  ястребиными  глазами,
вооруженные до зубов. В висках у них все время стучало, и  поэтому,  когда
они наблюдали то, что  им  не  нравилось,  мигом  теряли  последние  крохи
рассудка.
   В баре настала убийственная тишина, будто перед атомной войной.
   Даже мерзкая на вид птица, сидящая на шесте рядом со стойкой, перестала
выкрикивать фамилии  и  адреса  местных  наемных  убийц  (эту  услугу  она
оказывала бесплатно).
   Все глаза - в том числе глаза на ложноножках  -  устремились  на  Форда
Префекта.
   Сегодняшняя безрассудная игра Форда  Префекта  со  смертью  началась  с
того, что он попытался расплатиться за выпивку по счету в сумме оборонного
бюджета  некрупной  державы  с  помощью   кредитной   карточки   "Америкэн
экспресс", которую не принимали ни в одном уголке освоенной Вселенной.
   - А что вас беспокоит? - жизнерадостно спросил Форд Префект. - Думаете,
она  просрочена?  Вероятно,  вы  еще  не  слышали  о   теории   сверхновой
относительности? Целая новейшая отрасль физики, которая как раз занимается
решением  таких  вопросов.   Эффект   растяжения   времени,   темпоральная
реластатика...
   - То, что она просрочена,  нас  не  беспокоит,  -  ответил  человек,  к
которому обращался Форд Префект, - опасный бармен из опасного города.
   Его  речь  напоминала  басовитое,  ласковое  мурлыканье.  С  таким   же
басовитым,   ласковым   мурлыканьем   вылетает   из   шахты    межзвездная
баллистическая ракета. Рука, больше похожая  на  говяжий  бок,  барабанила
пальцами по стойке, украшая ее цепочками вмятин.
   - Вот и ладушки, - сказал Форд, застегивая саквояж и вставая со стула.
   Палец, только что барабанивший по стойке, вытянулся и легонько коснулся
плеча Форда Префекта. Это заставило Форда вновь плюхнуться на стул.
   Хотя палец был составной частью лопатообразной кисти руки, а кисть, так
сказать,  крепилась  суставами   к   дубинкообразному   предплечью,   само
предплечье не было скреплено ни с чем - разве что с самим баром,  и  то  в
метафорическом смысле:  узами  беззаветной,  почти  собачьей  преданности.
Прежде оно самым что ни на  есть  нормальным  манером  крепилось  к  плечу
основателя бара, но на смертном одре хозяин неожиданно завещал  свою  руку
на нужды Академии медицины. Академия медицины сразу решила, что  эта  рука
ей как-то не нравится, и подарила ее обратно "Розовой кляче".
   Новый бармен не верил ни в сверхъестественное, ни в полтергейст,  ни  в
прочую чертовщину - зато ценных  союзников  умел  распознавать  с  первого
взгляда. Теперь рука возлежала  на  стойке.  Принимала  заказы,  смешивала
коктейли, расправлялась с людьми, которые  сами  набивались  на  расправу.
Форд Префект смиренно остолбенел.
   - Нас не беспокоит, что она просрочена, - повторил  бармен,  довольный,
что наконец-то сумел завоевать внимание Форда Префекта.  -  Нас  беспокоит
эта ваша пластиковая штучка как таковая.
   - Что? - переспросил Форд с несколько ошарашенным видом.
   - А вот что, - промурлыкал бармен,  держа  карточку  на  отлете,  точно
какую-нибудь маленькую рыбку, чья душа еще три недели назад отплыла к Рифу
Вечного Блаженства. - Мы это в уплату не принимаем.
   С минуту Форд размышлял, следует ли указать, что  при  нем  нет  больше
никаких средств платежа, но решил пока с этим  повременить.  Рука-Без-Тела
небрежно, но крепко зажимала его плечо большим и указательным пальцами.
   -  Вы  просто  не  понимаете,  -  проговорил  Форд.  Выражение   легкой
ошарашенности на его лице медленно прогрессировало, пока не превратилось в
мину полного недоумения. - Это же кредитная карточка "Америкэн  экспресс".
Лучший способ оплаты счетов, изобретенный человеком.  Или  вы  рекламу  не
читаете?
   Жизнерадостный щебет  Форда  рвал  бармену  барабанные  перепонки.  Все
равно, если б  в  исполнение  мрачнейшей  части  реквиема  "Памяти  павших
героев" вклинился звук игрушечного рожка.
   Плечевые  кости  Форда  затрещали.  Очевидно,  рука  обучалась  болевым
приемам у искусного врача-костоправа.  Форд  надеялся,  что  дело  удастся
уладить до того, как у него затрещат все остальные кости тела. К  счастью,
рука сжимала не то плечо, на котором висел саквояж (давно  уже  снабженный
для удобства длинной ручкой).
   Бармен перепихнул карточку через стойку к Форду.
   - Мы никогда, - со сдержанной жестокостью произнес бармен, - не слыхали
о такой штуке.
   Надо сказать, ничего удивительного в этом не было.
   Из-за серьезной ошибки компьютера Форд приобрел кредитную карточку лишь
на самом исходе своего  пятнадцатилетнего  пребывания  на  планете  Земля.
Насколько серьезно ошибся компьютер, компания "Америкэн  экспресс"  узнала
очень скоро. Все более неистовые - вплоть  до  панических  -  стенания  ее
отдела,  ответственного  за  взыскание  долгов,   затихли   только   после
внезапного уничтожения всей планеты вогонами, которые решили  проложить  в
этом районе новый гиперпространственный экспресс-маршрут.
   С тех пор Форд бережно хранил кредитную карточку  "Америкэн  экспресс",
так как считал полезным иметь при себе валюту, которую  никто  не  считает
конвертируемой.
   - О кредите? - промямлил Форд. - А-а-ай!..
   Два этих слова - существительное "кредит" и вышеуказанное междометие  -
в баре "Розовая кляча" обычно следовали одно за другим.
   - Я думал,  -  проговорил  Форд,  задыхаясь,  -  что  у  вас  приличное
заведение...
   И обвел взглядом пеструю компанию  головорезов,  сутенеров  и  служащих
фирм звукозаписи, тщательно прячущих лица от редких лучей тусклого  света,
которые порой прорезали кромешную тьму бара. Теперь  все  завсегдатаи  изо
всех сил старались смотреть куда  угодно,  но  не  на  Форда  Префекта,  и
силились подхватить нити прерванных разговоров о контрактах  на  убийства,
поставки  наркотиков  и  выпуск  дисков.  Все  знали,  что  должно  сейчас
случиться, и не хотели на это глядеть, боясь растерять аппетит и жажду.
   -  Смерть  твоя  пришла,  парень,  -  тихо  промурлыкал   бармен.   Все
обстоятельства указывали на то, что он не блефует.
   Когда-то над стойкой висела табличка: "Желающим получить у нас  напитки
в кредит напоминаем, что пощечина может надолго испортить вам настроение".
Затем ради вящей точности она была заменена другой: "Желающим  получить  у
нас напитки в кредит напоминаем, что хищная птица, раздирающая вам  глотку
своим клювом, и Рука-Без-Тела, разбивающая вам голову о стойку бара, могут
надолго испортить вам настроение".
   Однако после переделки табличка стала неудобочитаема, так что  ее  тоже
сняли. Было решено положиться на народную молву, и не зря -  теперь  никто
даже не пробовал качать права.
   - Дайте-ка еще раз взглянуть на этот ваш счет, - сказал Форд.
   Он взял бумажку и принялся задумчиво изучать  ее  под  двумя  недобрыми
взглядами - бармена и  птицы.  Не  сводя  глаз  с  Форда,  пернатая  тварь
царапала когтями стойку - с очевидной целью проделать в ней дыру.
   Счет был довольно пространный.
   В самом низу красовались цифры;  они  походили  на  серийный  номер  на
нижней крышке стереомагнитол - ну  знаете,  семь  потов  сойдет,  пока  на
регистрационный талон его перепишешь. Все-таки Форд просидел в  баре  весь
день, сам выдул целую реку всякой бодрящей фигни с пузырьками  и  поставил
неизвестно сколько бутылок всем этим  сутенерам,  головорезам  и  служащим
фирм звукозаписи, у которых с появлением счета случился внезапный припадок
амнезии и они начисто забыли, кто он такой.
   Форд негромко откашлялся и похлопал себя по карманам.  Там,  как  он  и
ожидал, было пусто. С небрежной уверенностью он положил  левую  ладонь  на
свой полурасстегнутый саквояж. Рука опять сдавила его правое плечо.
   - Видите ли, - пробурчал бармен, и его лицо  зловеще  закачалось  перед
самым носом у Форда, - мне надо заботиться о своей репутации. Понятно?
   "Ага, вот оно", - подумал Форд.  Другого  выхода  нет.  Он  не  нарушил
законов, он честно пытался оплатить счет, но его попытка была  отвергнута.
Теперь его жизнь в опасности.
   - Ну, если вам надо заботиться о репутации... - спокойно произнес Форд.
   Одним стремительным рывком он раскрыл саквояж и выложил на стойку  свой
экземпляр "Путеводителя"  вместе  с  документом,  удостоверявшим,  что  он
является полевым, исследователем из штата "Путеводителя" и что ему ни  под
каким видом не разрешается делать то, что он сейчас делает.
   - Хотите попасть на наши страницы?
   Лицо  бармена  окаменело.  Птица  замерла,  недоцарапав  стойку.   Рука
медленно ослабила хватку.
   - Мы в расчете, сэр, - тихо выговорил бармен,  еле  двигая  пересохшими
губами.





   "Путеводитель "Автостопом по Галактике" -  очень  влиятельное  издание.
Поистине его влияние так велико, что  редакции  пришлось  разработать  ряд
строгих правил для того, чтобы сотрудники не могли им злоупотреблять. Так,
полевым  исследователям  строго-настрого  запрещено  принимать  какие-либо
одолжения, пользоваться скидками и  льготами  в  обмен  на  предоставление
издательских услуг, кроме следующих случаев:
   а) если они честно, но тщетно пытались заплатить общепринятым образом;
   б) если их жизни угрожает опасность;
   в) если очень хочется.
   Поскольку  применение  третьего  правила   всегда   влечет   за   собой
увольнение, Форд обычно предпочитал использовать в своих интересах  первые
два.
   Бодрым прогулочным шагом шел он по улице.
   Воздух был вовсе не воздух, а довольно густой  смог  -  правда,  это-то
Форду  и  нравилось.  В  его   легкие   вливалась   восхитительная   смесь
интригующе-мерзких запахов  и  рискованной  музыки,  кое-где  разбавленная
далекими отголосками стычек между полицейскими кланами.
   На ходу Форд слегка размахивал саквояжем, чтобы успеть врезать всякому,
кто вздумает протянуть к нему свои загребущие лапы. В саквояже лежало  все
имущество Форда - то есть на данную минуту почти что ничего.
   По улице промчался лимузин, ловко лавируя между горящими кучами мусора.
Он спугнул старое вьючное животное, которое с  диким  воплем  отпрянуло  в
сторону, вломилось, немедленно разбудив  сигнализацию,  в  витрину  аптеки
народных средств... Через минуту  оно  уже  перебежало  улицу  и  картинно
рухнуло на  ступеньки  итальянского  ресторанчика,  где,  оно  знало,  его
сфотографируют и накормят.
   Форд шел на север. Он думал, что держит путь  в  космопорт,  но  раньше
времени загадывать не стоило. Ему было отлично известно, что в этой  части
города планы людей часто резко меняются.
   - Хочешь повеселиться? - окликнули его из темной подворотни.
   - Да мне, по-моему, и так весело, - ответил Форд. - Спасибо.
   - Ты богат? - спросил другой голос.
   Форд повернулся и широко развел руками.
   - Я похож на богача? - в свою очередь спросил он.
   - Не знаю, - сказала девушка. - Пятьдесят на пятьдесят. Может,  ты  еще
разбогатеешь. Для богатых у меня есть особая услуга...
   - Да? - спросил Форд с любопытством, но не без осторожности. - Какая?
   - Я втолковываю им, что быть богатым хорошо.
   С верхнего этажа дома, у  которого  они  стояли,  раздалась  автоматная
очередь. Но это всего лишь застрелили басиста, который сфальшивил три раза
подряд, а басистам в городе Гунн-Доньге цена грош за дюжину.
   Форд остановился и уставился во тьму подворотни.
   - Что втолковываешь? - переспросил он.
   Девушка рассмеялась и вышла на свет. Она была высокого роста. В  каждом
ее движении  сквозила  некая  гордая  застенчивость  -  если  у  вас  есть
жизненный  опыт,  вы  согласитесь,  что  это  невероятно  полезная   черта
характера.
   -  Это  мой  коронный  номер,  -  пояснила   девушка.   -   Я   магистр
социоэкономики и умею очень  убедительно  говорить.  Людям  это  нравится.
Особенно в нашем городе.
   - Муснараа, -  промолвил  Форд  Префект.  То  было  словечко  из  языка
Бетельгейзе, которое он всегда произносил, когда  знал,  что  надо  что-то
сказать, но не мог придумать что.
   Сел на ступеньку. Достал из сумки  бутылку  "Крепкого  духа  Джанкс"  и
полотенце. Открыл бутылку и вытер горлышко  краем  полотенца,  чем  достиг
цели, обратной желаемой, а именно: "Крепкий  дух  Джанкс"  мгновенно  убил
миллионы    микробов,    которые    мало-помалу    строили    причудливую,
высокообразованную цивилизацию на самых пахучих участках полотенца.
   - Хочешь попробовать? - отхлебнув большой глоток, спросил Форд девушку.
   Та, пожав плечами, взяла бутылку.
   Они немного посидели, блаженно вслушиваясь в доносящееся  из  соседнего
дома завывание охранной сигнализации.
   - Тут как раз одна контора задолжала мне кучу денег, - сказал  Форд.  -
Так что если со мной расплатятся, можно будет как-нибудь тебя навестить?
   - Конечно, ищи меня здесь,  -  ответила  девушка.  -  А  "куча"  -  это
сколько?
   - Зарплата за пятнадцать лет.
   - За что?
   - За то, что я написал два слова.
   - Ух ты! - сказала девушка. - И на которое  из  этих  слов  ты  ухлопал
столько времени?
   - На первое. Когда оно появилось, второе пришло само  как-то  вечерком.
После довольно вкусного обеда.
   Из окна верхнего этажа, что находилось прямо над их головами,  вылетела
огромная ударная установка, пронеслась с диким воем и звоном сквозь смог и
грянулась о тротуар прямо под носом у Форда и девушки. Только  обломки  во
все стороны полетели.
   Вскоре стало ясно, что сигнализация в соседнем доме сработала благодаря
уловке какого-то полицейского клана, который решил устроить засаду другому
клану. Машины с ревущими сиренами неслись к кварталу  с  разных  сторон  -
только для того, чтобы попасть под огонь вертолетов,  которые  то  и  дело
заходили в пике, со свистом рассекая воздух  между  высокими,  как  горные
массивы, небоскребами.
   - По правде говоря, - заорал Форд, стараясь  перекричать  гул,  -  дело
было не совсем так. Я написал ужас сколько, но меня отредактировали.
   Он снова вытащил из саквояжа свой экземпляр "Путеводителя".
   - А потом и всю планету уничтожили, - возопил он. -  Стоило  трудиться,
как же? Но деньги я с них все равно стребую.
   - Так это и есть твоя контора? - прокричала девушка.
   - Ага.
   - Ловко устроился.
   - Хочешь почитать, что я написал? - заорал  Форд.  -  Пока  не  стерли?
Сегодня вечером в сеть вывесят обновленный  вариант.  "С  исправлениями  и
дополнениями". Наверняка кто-нибудь докопался, что планета, на  которой  я
провел пятнадцать лет, уже уничтожена. Пока все ревизии этого не заметили,
но должны же они когда-нибудь обратить внимание.
   - Разговаривать невозможно, да?
   - Что?
   Она пожала плечами и указала пальцем вверх.
   Над ними завис вертолет, который, видимо, решил вмешаться в свару между
музыкантами репетирующей наверху команды. Из окон валил дым. Звукооператор
свисал со стены дома, цепляясь кончиками пальцев за карниз, а свихнувшийся
гитарист бил его по рукам своей пылающей гитарой. Из вертолета стреляли по
ним обоим.
   - Может, отойдем куда-нибудь?
   Форд и девушка побрели по  улице  в  поисках  менее  шумного  места.  И
столкнулись с бродячей театральной труппой;  актеры  попытались  разыграть
перед ними короткую пьесу о проблемах центра города, но потом бросили  эту
затею и исчезли в ресторанчике, который недавно почтило своим присутствием
вьючное животное.
   Все это время Форд тыкал пальцем  в  клавиатуру  "Путеводителя",  чтобы
получить доступ к  сети.  Они  с  девушкой  скользнули  в  переулок,  Форд
примостился на мусорном ящике, и тут по экрану "Путеводителя" потек  целый
водопад информации.
   Форд нашел свою статью.
   "Земля. В основном безвредна".
   Но в тот же миг по всему экрану запрыгало сообщение для абонентов сети.
   - Вот, начинается, - произнес Форд.
   "Пожалуйста, подождите, - гласил текст. - Субэфирная компьютерная  сеть
проводит ревизию и обновление  информации.  Эта  статья  перерабатывается.
Данные поступят через десять секунд".
   По улице медленно проехал лимузин стального цвета.
   - Эй, послушай, - сказала девушка, - если тебе заплатят, заходи.  Я  на
работе. Люди во мне нуждаются. Так что я пойду.
   Форд огорошенно  попытался  ее  переубедить,  но  девушка  не  пожелала
слушать его импровизированную речь в  защиту  досуга  и  удалилась.  Форду
ничего не оставалось, как сидеть в унылом одиночестве на мусорном ящике  и
ждать, пока труд, на который он ухлопал  не  самый  краткий  период  своей
жизни, бесследно канет в пучинах субэфирной помойки.
   Кутерьма на улице немного поутихла. Полицейские перенесли свои  баталии
в другие районы города, несколько уцелевших музыкантов злосчастной команды
договорились признать друг  за  другом  право  на  собственный  взгляд  на
искусство  и  отныне  работать  поодиночке,  бродячие  актеры   вышли   из
итальянского ресторана, ведя за собой вьючное животное и говоря  ему,  что
они возьмут его с собой в один хороший бар, где его сумеют уважить, а чуть
подальше у тротуар а стоял безмолвный лимузин стального цвета.
   Девушка поспешила к нему.


   Поодаль, в темном переулке, сидел Форд Префект. Мерцающий зеленый  свет
заливал его лицо. Глаза Форда медленно, но непреклонно вылезали  из  своих
орбит.
   Он ожидал увидеть, что статья о Земле стерта,  выкинута  из  книги,  но
вместо этого по экрану заструился  непрерывный  поток  информации:  текст,
картинки, диаграммы,  цифры,  задушевные  дифирамбы  прибою  на  побережье
Австралии и йогурту на островах Греции, список ресторанов, которых следует
избегать  в  Лос-Анджелесе,  список  валютных  операций,  которых  следует
избегать в Стамбуле, список метеорологических явлений,  которые  лучше  не
испытывать на себе в Лондоне. И список баров, которые, наоборот,  посетить
стоит, -  всех  приличных  баров  на  всей  планете.  И  так  страница  за
страницей. Было восстановлено все, каждая написанная им строчка.
   Все больше хмурясь от недоумения. Форд читал текст от начала к концу  и
от конца к началу, вдоль и поперек, задерживаясь то на одной, то на другой
главке.

   "Советы инопланетным гостям города Нью-Йорка:
   Приземляйтесь, где угодно, хоть в Центральном парке. Никому и  дела  не
будет. Честно говоря, никто даже не заметит.
   Средства к  существованию:  немедленно  устройтесь  на  работу  шофером
такси.
   Работа шофера такси заключается в том,  чтобы  возить  людей,  куда  им
захочется, в  больших  желтых  машинах,  которые  называются  "такси".  Не
беспокойтесь, если вы не умеете водить машину и не знаете языка, не имеете
понятия о географии и даже элементарной физике данного сектора  Галактики,
а из головы у вас торчат ветвистые зеленые антенны.  Поверьте  мне,  стать
шофером такси - лучший способ остаться незамеченным.
   Если ваше тело действительно выглядит очень-очень необычно,  попробуйте
показывать его людям на улицах за деньги.
   Земноводным со всех планет, расположенных  в  системах  Вздут,  Врюд  и
Тошнтия,  особенно  понравится  Ист-Ривер,  которая,   как   говорят,   по
количеству  замечательных  жизнетворных  питательных  веществ  превосходит
самую лучшую, самую ядовитую лабораторную слизь.
   Развлечения. Это самое подходящее для них место. Большей  интенсивности
веселья  достичь  физически  невозможно  -  разве  что  вставить  в   мозг
постоянный стимулятор центра удовольствия".

   Форд   щелкнул   клавишей,   на   которой   теперь    было    начертано
ультрасовременное "Режим пост. готовности", - той самой, на которой раньше
было написано старомодное "Наготове", а когда-то, в далекой  древности,  -
умопомрачительно допотопное "Откл.".
   Господи, неужели планета, которую при нем уничтожили, стерли в  порошок
- он видел это сам, вот этими глазами, которые чуть не ослепли от  адского
взрыва, разодравшего свет и воздух... Он почувствовал собственными ногами,
как земля вздыбилась, взревела и, точно молот, заколотила по  его  пяткам,
как она дергалась и стонала в железных лапах энергетического  цунами,  что
гнали к ней гнусно-желтые вогонские корабли. А потом  наконец  через  пять
секунд после того как Форд решил, что последний миг уже наступил, к  горлу
подступила долгожданная тошнота, и голова слегка  закружилась  от  эффекта
дематериализации: это нуль-транспортирующий луч вывел их с Артуром  Дентом
в эфир, точно радиотрансляцию футбольного матча.
   Он не мог ошибиться. Такого не бывает. Землю уничтожили окончательно  и
бесповоротно. Окончательно,  бесповоротно  и  с  потрохами.  Вскипятили  и
вылили в космос.
   И все же (Форд снова включил "Путеводитель") вот его собственный  текст
о том, что нужно предпринять, чтобы  хорошо  провести  время  в  Борнмуте,
графство Дорсет, Англия; отрывок, которым он всегда гордился,  считая  его
одним из самых причудливых детищ своего беспутного воображения.  Он  вновь
перечитал отрывок, мотая головой от изумления.
   И вдруг Форда осенило. Дело было всего лишь в том, что на свете  начало
твориться что-то необыкновенное. Чудеса какие-нибудь. Насчет чудес у Форда
был специальный пункт в кодексе чести - раз уж они  происходят,  то  пусть
происходят с ним самим.
   Форд убрал "Путеводитель" в саквояж и почти бегом покинул переулок.
   Снова взяв курс на север, он миновал припаркованный у тротуара  лимузин
стального цвета и услышал  доносящийся  из  ближайшей  к  нему  подворотни
нежный голосок: "Это нормально, милый, это  совершенно  нормально.  Просто
надо научиться смотреть на вещи со светлой стороны. Задумайся о глобальной
структуре экономики..."
   Форд ухмыльнулся, обогнул соседний квартал, пожираемый огнем, обнаружил
стоящий без присмотра полицейский вертолет, вскочил в кабину, пристегнулся
ремнями, плюнул через левое плечо и неуклюже, зато шумно взмыл в воздух.
   Качаясь, как пьяный, вертолет набрал высоту и, вырвавшись на свободу из
небоскребных ущелий, пронесся сквозь черно-красную  пелену  дыма,  которая
постоянно висела над городом.
   Десять минут спустя, включив на  полную  мощность  все  сирены  и  паля
наугад  по  облакам  из  скорострельной  пушки.  Форд  Префект  с  бешеной
скоростью спикировал к платформам и посадочным огням местного  космопорта;
и вот вертолет кое-как  опустился  на  гудрон,  точно  гигантский,  громко
ревущий с перепугу комар.
   Поскольку Форд разбил вертолет  не  так  чтоб  вдребезги,  ему  удалось
обменять его на билет первого класса на ближайший межзвездный рейс. Вскоре
он уже восседал в громадном, шикарном, пышном, ласкающем тело кресле.
   "Вот будет развлекуха", - думал Форд, в то время как  корабль  бесшумно
несся в сумасшедшем темпе  через  глубокий  космос,  а  обслуга  назойливо
хлопотала вокруг пассажиров.
   - Пожалуйста, - отвечал Форд фланирующим по салону бортпроводницам, что
бы ему ни предлагали.
   Улыбнувшись какой-то странной, маниакально-широкой  улыбкой,  он  вновь
просмотрел загадочно воскресшую статью о планете Земля. На  Земле  у  него
осталось важное дело, которым теперь самое время заняться;  он  был  жутко
доволен,  что  жизнь  неожиданно  подкинула  ему  цель,  к  которой  стоит
стремиться.
   Внезапно Форд с любопытством задумался, где нынче шатается Артур Дент и
знает ли он про Землю.


   Артур Дент  вовсе  даже  не  шатался,  а  сидел  на  расстоянии  тысячи
четырехсот тридцати семи световых лет от Форда. Сидел он  в  машине  марки
"сааб". Как на иголках.
   У него за спиной, на заднем сиденье, сидела девушка. Это из-за  нее  он
стукнулся головой о дверцу, когда залезал в машину. Почему, он не знал: то
ли потому, что она была первым существом женского  пола  его  собственного
биологического вида, которое он встретил за многие годы, то ли по какой-то
иной причине... Факт тот,  что  его  охватило  какое-то,  какое-то...  "Не
дури", - говорил он себе. "Успокойся", -  говорил  он  себе.  "Ты  еще  не
очухался, - продолжал он самым твердым внутренним голосом, на какой только
был способен. - Ты только что проехал автостопом  через  всю  Галактику  -
больше ста тысяч световых лет как-никак. Жутко устал,  немного  очумел,  и
нервы у тебя висят на ниточке. Расслабься, не паникуй, дыши глубже".
   Артур заерзал на сиденье, вывернув шею. И спросил, уже не в первый раз:
   - Вы уверены, что с ней все в порядке?
   Кроме того, что она была умопомрачительно красива, Артур мало  что  мог
различить в темноте - он не  мог  определить,  ни  какого  она  роста,  ни
сколько ей лет, ни цвет ее волос. Задать ей вопрос он тоже не мог, так как
она, увы, спала.
   - Она просто под кайфом,  -  пожав  плечами  и  продолжая  смотреть  на
дорогу, сказал ее брат.
   - И так должно быть? - в тревоге спросил Артур.
   - Я ничего против не имею, - ответил брат красавицы.
   - А-а, - протянул Артур. И, секунду подумав, прибавил: - Э-э.
   Разговор что-то совсем не клеился.
   Когда миновал шквал вступительных приветствий, Артур  и  Рассел  (брата
удивительной девушки звали Рассел; Артуру всегда  казалось,  что  это  имя
носят только  плотные  мужчины  со  светлыми  усами,  которые  сушат  свою
шевелюру под феном, по малейшему поводу облачаются в бархатные смокинги  и
манишки с оборочками и не  соглашаются  прекратить  разглагольствования  о
бильярде даже под  дулом  пистолета),  так  вот,  Артур  и  Рассел  быстро
обнаружили, что совершенно друг другу не нравятся.
   Рассел был плотный мужчина. Со светлыми усами. И прекрасной, высушенной
феном шевелюрой. Справедливости ради следует  отметить  -  хотя  Артур  не
видел надобности в такой справедливости, разве что в целях упражнения ума,
- что у самого Артура вид был отвратительный. Человек  не  может  пересечь
сотню тысяч световых лет, большей  частью  в  багажных  отделениях,  и  ни
капельки не обтрепаться - Артур обтрепался изрядно.
   - Она не наркоманка, - вдруг сказал Рассел таким тоном, будто  намекал,
что наркоман кто-то другой из здесь присутствующих. - Она под воздействием
успокоительного.
   - Но  это  ужасно,  -  проговорил  Артур,  вновь  вывернув  шею,  чтобы
взглянуть на девушку.
   Девушка слегка зашевелилась, уронила голову  на  плечо.  Темные  волосы
закрыли ей лицо.
   - Что с ней, она больна?
   - Да нет, - ответил Рассел, - просто шарики за ролики зашли.
   - Что? - переспросил испуганный Артур.
   - Рехнулась,  совсем  тронутая,  везу  ее  обратно  в  психушку,  пусть
попробуют ее полечить по второму заходу. Они ее выпустили, когда  она  еще
считала себя ежиком.
   - Ежиком?
   Рассел свирепо засигналил машине, которая вынырнула из-за  поворота  им
навстречу и метнулась на их сторону дороги, так что "сааб" еле  увернулся.
Похоже, сорвав зло, Рассел почувствовал себя лучше.
   - Ну, может, и не ежиком, - успокоившись, сказал он. - Хотя  с  ежиком,
видимо, было бы проще сладить. Если кто-то воображает  себя  ежиком,  ему,
должно быть, дают зеркало и несколько фотографий ежей и предлагают  самому
разобраться, кто здесь кто, а когда ему полегчает, еще раз решить, на кого
он похож. По крайней мере медицинская наука может с  этим  совладать,  вот
что я хочу сказать. Только Фенни, видите ли, у нас больно  умная.  Все  не
как у людей.
   - Фенни...
   - Знаете, что я подарил ей на Рождество?
   - Н-нет.
   - "Медицинский словарь" Блэка.
   - Хороший подарок.
   - Конечно. Тысячи болезней, и все в алфавитном порядке.
   - Вы говорите, ее зовут Фенни?
   - Да. Я сказал ей: "Выбирай любую.  Их  все  можно  вылечить.  Выписать
нужные лекарства и вылечить". Так нет же, у нее  что-то  особенное.  Чтобы
усложнить всем жизнь. Она и в школе была такая.
   - Да?
   - Да, такая. Пристрастилась играть в хоккей и сломала кость, о  которой
никто никогда не слышал.
   - Понимаю, как это действует на нервы, - неуверенно произнес Артур.
   Он был весьма разочарован, узнав, что  девушку  зовут  Фенни.  Нелепое,
унылое имя.  Так  могла  назвать  себя  страхолюдная  незамужняя  тетушка,
которой стало невмоготу носить имя Фенелла.
   - Разумеется, я ей сочувствовал, - продолжал Рассел, - но это и  впрямь
начало действовать мне на нервы. Чуть ли не год хромала.
   Он сбавил скорость.
   - Вот ваш перекресток, да?
   - Нет, нет, - сказал Артур, - до моего еще восемь километров. Если  вам
нетрудно.
   - Ладно, - ответил Рассел после краткой паузы, долженствующей выразить,
что ему очень даже трудно, и снова нажал на газ.
   На самом деле это был перекресток Артура, но он не мог уйти,  не  узнав
побольше об этой девушке,  которая,  даже  не  просыпаясь,  завладела  его
душой. Он выйдет на следующем перекрестке или дальше.
   Они подъехали к  поселку,  где  когда-то  жил  Артур;  он  боялся  даже
представить себе, что его там  ждет.  За  окном,  будто  ночные  призраки,
мелькали знакомые черты ландшафта. Глядеть на них было нестерпимо жутко  -
то была особая жуть, какую могут нагнать на тебя лишь  совершенно  обычные
предметы, если видишь их там,  где  им  быть  никак  не  надлежит,  и  при
непривычном освещении.
   Насколько Артур мог  судить,  его  межзвездные  странствия,  считая  по
земной временной шкале, длились лет восемь - да и то, как сочтешь время  у
чужих солнц, на вращающихся совсем в ином темпе  незнакомых  планетах?  Но
сколько времени утекло здесь, было ему невдомек. Да и  какие  события  тут
могли произойти, его измученный мозг  не  мог  постичь.  Потому  что  этой
планеты, его дома, просто не должно было быть на свете.
   Восемь лет назад после полудня в четверг эту планету уничтожили, стерли
в порошок огромные желтые вогонские корабли. Средь бела  дня,  пока  народ
спешил на обед, зависли они в небе, словно закон тяготения был всего  лишь
местным обычаем, а его нарушение - чем-то вроде  парковки  в  неположенном
месте.
   - Глюки, - сказал Рассел.
   - Что? - спросил Артур, отвлекшись от своих размышлений.
   - Она говорит, что у нее  странные  галлюцинации,  будто  она  живет  в
реальном мире. Никак не втолкуешь ей, что она и вправду живет  в  реальном
мире, - ты  ей  толкуешь,  а  она  тебе:  "Вот  потому  я  и  говорю,  что
галлюцинации странные". Не знаю, как вас, а меня такие разговоры утомляют.
Накормить ее таблетками, плюнуть и свалить за пивом - вот мой  ответ.  Как
говорится, горбатого могила исправит.
   Артур уже не в первый раз нахмурился:
   - Ну...
   - А все эти сны и кошмары. И врачи твердят, что у нее на энцефалограмме
непонятные скачки.
   - Скачки?
   - Это, - сказала Фенни.
   Артур вмиг изогнулся дугой на сиденье и уставил взгляд  в  ее  внезапно
распахнувшиеся, совершенно пустые глаза. Она смотрела на что-то  незримое,
неотрывно смотрела сквозь Артура, брата и машину. Потом ресницы задрожали,
голова дернулась, и девушка вновь мирно заснула.
   - Что она сказала? - взволнованно спросил Артур.
   - Она сказала: "Это".
   - Что "это"?
   - Что "это"? А черт ее знает! Этот ежик, эта труба, гвоздик  от  щипцов
дона Альфонсо. Кажется, я уже говорил, что у нее шарики за ролики зашли.
   - Вас это, судя по всему, не  очень-то  беспокоит.  -  Артур  попытался
произнести эту фразу таким тоном,  будто  просто  констатирует  маловажный
факт, но у него не получилось.
   - Слушай, парень...
   - Ну извините, пожалуйста. Это не мое дело. Я вовсе  не  хотел  сказать
грубость, - залепетал Артур. - Я понимаю, вы за нее очень переживаете,  по
всему видно, - солгал он. - Я понимаю,  это  у  вас  напускное,  чтобы  не
принимать близко к сердцу. Вы уж меня  простите.  Я  только  что  вернулся
издалека. Из туманности Лошадиная голова.
   И в сердцах отвернулся к окну.
   К своему удивлению, он осознал, что  в  этот  эпохальный  вечер,  вечер
возвращения на родную, навеки утраченную и чудом вновь  обретенную  Землю,
самым сильным из теснящихся в его душе чувств оказалась внезапная  страсть
к этой странной девушке, о которой он знал лишь две вещи: что она  сказала
ему одно слово "это" и что встречи с ее братцем  он  не  пожелал  бы  даже
вогону.
   - Так, э-э, что это за скачки, да, скачки, о  которых  вы  говорили?  -
торопливо продолжал Артур.
   -  Послушайте,  это  моя  сестра,  не  знаю,  почему  я  все  это   вам
рассказываю...
   - Ну извините. Может, мне лучше здесь выйти? Вот и...
   Стоило  Артуру  произнести  эти  слова,  как  выйти  из  машины   стало
невозможно - утихшая было гроза внезапно  обрела  второе  дыхание.  Молнии
принялись злобно хлестать небо. Сверху лилось столько воды,  будто  кто-то
решил вылить на землю Атлантический океан - причем сквозь крупное сито.
   Рассел выругался - небеса отозвались ему сердитым грохотом - и вцепился
в руль. Вскоре ему удалось сорвать зло, путем  лихорадочного  переключения
скоростей   обогнав   грузовик,   на   борту   которого   было   написано:
"Грузоперевозки  Маккенны  -  всем  стихиям  назло".  Дождь   ослабел,   и
напряжение спало.
   - Это началось, когда в бассейне  нашли  агента  ЦРУ,  и  у  всех  были
галлюцинации, помните?
   На секунду Артур задумался, стоит ли вновь упомянуть, что он только что
прибыл издалека, из туманности Лошадиная  голова,  что  -  а  также  много
других удивительных причин - как-то помешало  ему  следить  за  последними
событиями на Земле, но решил промолчать,  чтобы  еще  больше  не  запутать
дело.
   - Нет, - сказал он.
   - В это время она и спятила. Она сидела в кафе. Где-то в  Рикмансворте.
Не знаю, что она там делала, но  там  она  и  свихнулась.  Она  вроде  как
встала,  преспокойно  сообщила  всем,  что  на  нее  снизошло  необычайное
откровение или еще какая-то хрень,  зашаталась,  захлопала  глазами,  а  в
итоге заорала благим матом и упала на стол. Лицом  прямо  в  бутерброды  с
яичницей.
   Артур поморщился.
   - Весьма прискорбно это слышать, - несколько чопорно сказал он.
   Рассел только раздраженно хмыкнул.
   - Ну, а что делал в  бассейне  агент  ЦРУ?  -  спросил  Артур,  пытаясь
разобраться, что тут к чему.
   - Да так, на воде покачивался. Он был мертвый.
   - А что...
   - Да бросьте, вы же все помните. Галлюцинации. Все  говорили,  что  это
просто кто-то напортачил, эксперимент ЦРУ  с  психотропным  оружием,  типа
того. Кретинская такая теория насчет того, что не надо никого  завоевывать
- гораздо дешевле и эффективнее внушить всем  мысль,  что  завоевание  уже
произошло.
   - А какие конкретно были галлюцинации?.. - спросил Артур почти шепотом.
   - Как это, какие конкретно? Я говорю обо всей этой истории  с  большими
желтыми звездолетами, когда все с ума посходили и кричали, что мы умрем, а
потом - раз, и звездолеты исчезли,  и  воздействие  улетучилось.  ЦРУ  все
отрицает, значит, это его рук дело.
   У Артура слегка закружилась голова. Чтобы не упасть,  он  ухватился  за
какой-то рычаг и крепко сжал его. Его рот открывался и  закрывался,  будто
Артур хотел что-то сказать, но никак не мог сообразить что.
   - Как бы то ни было, - продолжал  Рассел,  -  какой  там  они  наркотик
применили - неизвестно, но на Фенни он все еще действует. Я хотел подать в
суд на ЦРУ, но  мой  знакомый  юрист  сказал:  это  все  равно  что  брать
приступом психушку с бананом вместо пистолета.
   Он пожал плечами.
   - Вогоны... - выжал из себя Артур. - Желтые звездолеты... исчезли?
   - Ну конечно,  это  была  галлюцинация,  -  ответил  Рассел  и  странно
посмотрел на Артура. - Вы хотите сказать, что ничего не помните? Где же вы
были, черт возьми?
   Это был настолько уместный вопрос, что  Артур  от  нервного  потрясения
чуть не вылетел из машины.
   - Дьявол!!! - завопил Рассел, пытаясь укротить  внезапно  затормозивший
"сааб".
   Он едва успел отъехать в сторону,  уступая  дорогу  грузовику,  который
несся и свернул на  лужайку.  Вздрогнув,  машина  остановилась.  При  этом
девушку ударило о спинку сиденья Рассела, и она неуклюже скатилась на пол.
   Артур в ужасе обернулся.
   - С ней все в порядке? - выпалил он.
   Рассел со злостью взъерошил высушенные феном волосы.  Подергал  светлые
усы. И повернулся к Артуру.
   - Будьте добры, - сказал он, - оставьте в покое ручной тормоз.





   Отсюда до поселка было шесть километров:  полтора  до  перекрестка,  до
которого гнусный Рассел категорически отказался его подвезти,  а  там  еще
четыре с половиной по извилистой проселочной дороге.
   "Сааб" исчез во тьме. Артур тупо проводил его взглядом. Он был огорошен
не меньше, чем человек, который пять лет считал, что  совершенно  слеп,  и
вдруг оказалось, что это ему просто шляпа была велика.
   Артур резко встряхнул головой в надежде, что в мозгу  у  него  всплывет
какая-нибудь важная деталь, которая  встанет  на  место  и  придаст  смысл
непостижимой  Вселенной,  но  поскольку  важная  деталь,  если  таковая  и
имелась, не всплывала, он снова двинулся в путь. Полагаясь лишь на то, что
бодрящая мускулы пешая прогулка, а может, и парочка бодрящих кожу  мозолей
помогут ему увериться хотя бы  в  собственном  существовании,  если  не  в
психическом здоровье.
   Когда он пришел в поселок, было  пол-одиннадцатого  вечера.  Чтобы  это
выяснить, ему хватило одного взгляда на грязную и запотевшую витрину  бара
"Конь и конюх", где уже много лет висели потрепанные часы с рекламой  пива
"Гиннесс" - изображением птицы эму,  потешно  поперхнувшейся  пол-литровой
кружкой.
   Вот  бар,  где  он  пил  пиво  в  тот  злосчастный  момент,  когда  ему
почудилось, что сначала его дом, а потом вся планета Земля были разрушены.
Нет, черт побери, они на самом деле были разрушены,  ведь  если  этого  не
было, где же тогда, вакуум их всех заарктурь, он шлялся целых восемь  лет?
Да и как начались его странствия, если  не  на  одном  из  больших  желтых
вогонских звездолетов, которые гнусный Рассел сейчас обозвал  обыкновенной
наркотической галлюцинацией, но если все это было разрушено,  где  же  он,
Артур, находится теперь?..
   Он прервал ход мысли, потому что эта мысль уже раз двадцать никуда  его
не приводила.
   И начал снова.
   Вот бар, где он пил пиво в тот злосчастный момент, когда произошло  то,
что произошло, а что там произошло, он разберется позже,  что  бы  там  на
самом деле ни произошло...
   Все равно ничего не понятно.
   Он начал снова.
   Вот бар, где...
   Это бар.
   В барах торгуют спиртным. Рюмочка спиртного ему сейчас бы не помешала.
   Довольный,  что  из  сумятицы  его  мыслей  наконец-то  родилось  некое
умозаключение и это умозаключение его вполне устраивает, хотя он вообще-то
намеревался разрешить совершенно другой вопрос, Артур направился к двери.
   И остановился.
   Из-за ограды выбежал маленький черный курчавый терьер и, увидев Артура,
зарычал.
   Артур знал этого пса. Знал как облупленного. Его хозяином был  приятель
Артура, рекламный агент; пса звали Незнайка, потому что курчавые вихры  на
его голове вызывали у всех знакомых и незнакомых ассоциации с  президентом
Соединенных Штатов Америки. Пес тоже  знал  Артура  или  по  крайней  мере
должен был знать. Пес был глупый и не  умел  даже  читать  по  бумажке,  а
потому некоторые требовали переименовать его  и  не  возводить  на  бедную
собаку напраслину, но уж Артура он мог  бы  узнать  -  вместо  того  чтобы
стоять, оскалив зубы, с таким видом, будто Артур - самое жуткое привидение
за всю его дурацкую собачью жизнь.
   Поведение собаки подсказало Артуру мысль пойти  и  снова  посмотреть  в
витрину - на этот раз не на умирающего от удушья эму, а на свое отражение.
   Впервые за много лет узрев себя в привычном окружении,  Артур  вынужден
был признать, что реакция Незнайки имела под собой некоторые основания.
   Больше всего  Артур  походил  на  пугало,  с  помощью  которых  фермеры
отгоняют птиц, и явиться в бар в  таком  виде  означало  навлечь  на  себя
резкие упреки. Мало того: там наверняка сидит несколько  его  знакомых,  и
они непременно примутся осыпать его вопросами, на которые он ну  никак  не
готов ответить.
   Вот,  скажем,  Уилл  Смитерс,   хозяин   Незнайки-Неумейки,   животного
настолько глупого, что Уилл самолично прогнал  его  со  съемок  рекламного
ролика: Незнайка никак не мог разобраться, какую собачью еду  предпочесть,
хотя мясо во всех мисках, кроме одной, было полито машинным маслом.
   Уилл определенно сидел здесь. Вот его пес, а там его автомобиль,  серый
"порше-9285" с табличкой на заднем  стекле:  "Моя  вторая  машина  -  тоже
"порше". Черт бы побрал этого Уилла.
   Пожирая глазами машину, Артур сообразил, что  только  что  узнал  нечто
новое для себя.
   Уилл Смитерс, как и большинство этих высокооплачиваемых  халтурщиков  -
ублюдков из рекламного бизнеса, считал делом чести каждый год, в  августе,
менять машину и говорить всем, что это бухгалтер  его  уговорил,  хотя  на
самом деле бухгалтер изо всех сил старался его остановить, потому что  ему
надо было платить кучу алиментов и еще черт знает чего, и... в общем,  это
была та же машина, которую Артур видел у него раньше. Год  определялся  по
номеру.
   Учитывая, что сейчас стояла зима, а событие, причинившее Артуру столько
беспокойства  восемь  лет  назад  (по  его  собственной  шкале   времени),
стряслось в начале сентября, выходило, будто здесь прошло от силы полгода.
Может, месяцев семь.
   Около минуты Артур стоял как столб, позволяя Незнайке прыгать и тявкать
на него. Он внезапно с ужасом осознал то, что долго не  хотел  признавать:
теперь он инопланетянин, чужак на собственной планете.  Никто  никогда  не
поверит  его  рассказу,  даже  если  изо  всех  сил  попытается  поверить.
Во-первых, его  история  похожа  на  бред  сумасшедшего,  во-вторых,  явно
противоречит самым элементарным, легко проверяемым фактам.
   Но может быть, это не настоящая  Земля?  Нет  ли  вероятности,  что  он
совершил какую-то невероятную ошибку?
   Стоящий перед ним пивной бар был знаком ему до мелочей, до  нестерпимой
боли: он знал каждый  кирпич,  каждый  лепесток  облупившейся  краски,  он
предчувствовал, что  внутри  его  ждут  привычная  духота,  шум  и  тепло,
оголенные бревна, светильники из фальшивого чугуна, липкая от пива стойка,
протертая до блеска локтями его хороших знакомых, а  за  ней  -  картонные
фигурки девушек с пакетиками арахиса вместо грудей.
   Все это составляло его мир, его дом.
   Он даже знал этого чертова пса.
   - Эй, Незнайка!
   Голос Уилла Смитерса вынуждал Артура срочно принять  решение.  Если  он
останется на месте, его обнаружат, и тут начнется... Можно спрятаться,  но
это только оттянет развязку, к тому же было ужасно холодно.
   Однако Артур недолго думал, что предпочесть, так  как  это  был  именно
Уилл. Нельзя сказать, что он не нравился  Артуру  как  таковой,  Уилл  был
довольно забавный парень. Но его  забавность  чересчур  утомляла  -  Уилл,
рекламный агент до мозга костей, всегда хотел, чтобы  вы  знали,  как  ему
весело и где он купил свою куртку.
   Памятуя об этом, Артур спрятался за какой-то фургон.
   - Эй, Незнайка, что случилось?
   Дверь распахнулась, и вышел Уилл  в  потрепанной  кожаной  куртке  типа
"пилот"; чтобы придать ей кондиционный вид, он упросил своего приятеля  из
Автодорожного  научно-исследовательского  института  проехать  по  ней  на
машине. Незнайка  взвизгнул,  обрадованный,  что  о  нем  вспомнили,  и  с
удовольствием забыл об Артуре.
   Уилл был с компанией друзей, и они затеяли игру с собакой.
   - Русские идут! - закричали они все  разом.  -  Русские  идут,  русские
идут, русские идут!!!
   Пес исступленно залаял и запрыгал, весь вне себя от  ярости.  Казалось,
его маленькое сердце сейчас  выскочит  из  груди.  Все  стали  смеяться  и
подначивать его, затем, один за другим, расселись по машинам и  исчезли  в
ночи.
   "Теперь хоть один факт не  вызывает  сомнений,  -  подумал  стоящий  за
фургоном Артур. - Планета определенно моя".





   Его дом все еще стоял на месте.
   Чему он обязан этим чудом, Артур не ведал.
   Собственно, он решил подождать, пока бар опустеет -  чтобы  попроситься
переночевать, - а пока, от нечего делать, сходить посмотреть, что с домом.
И вот те на!
   Артур поспешно вошел, открыв дверь ключом, который оказался на  обычном
месте - в саду, под брюхом у каменной лягушки. К удивлению Артура, в  доме
звонил телефон.
   Этот негромкий звонок Артур слышал все время, пока шел по дороге, и как
только понял, откуда идет звук, припустился бежать.
   Дверь открылась с трудом, потому что  половичок  был  завален  огромным
количеством писем и рекламных проспектов. Как оказалось,  дверь  застряла,
упершись в четырнадцать одинаковых именных приглашений получить  кредитную
карточку, которая у  Артура  уже  была;  в  семнадцать  одинаковых  писем,
угрожающих наказанием за неоплату счетов по кредитной карточке, которой  у
него не было; в тридцать три одинаковых письма, где говорилось о том,  что
его особо отметили как человека с изысканным  вкусом,  знающего,  чего  он
хочет достичь и  к  чему  стремится  в  наш  век  реактивных  самолетов  и
культурного  прогресса,  а  потому  именно  он  непременно  должен  купить
какой-то никуда не годный бумажник. Тут же, на груде писем, валялся дохлый
полосатый котенок - тоже, видимо, подбросили.
   Артур протиснулся сквозь узкую щель,  споткнулся  о  груду  буклетов  с
предложением вин, которых не упустит ни один тонкий знаток,  поскользнулся
на горе проспектов, рекламирующих отпуск на взморье,  по  темной  лестнице
ощупью пробрался наверх, в спальню, и схватил трубку как раз в тот момент,
когда телефон перестал звонить.
   Задыхаясь,  Артур  упал  на  холодную,  пропахшую  плесенью  кровать  и
несколько минут пытался заставить Вселенную оставить его в покое и  больше
не кружиться перед его глазами, а потом капитулировал.
   Когда Вселенная  накружилась  всласть  и  слегка  утихомирилась,  Артур
потянулся к кнопке ночника, ожидая, что свет не зажжется. К его изумлению,
свет зажегся. Что ж,  вполне  логично.  Поскольку  Управление  надзора  за
электроэнергией постоянно отключало ему  свет,  когда  он  платил  за  эту
услугу, весьма разумно, что оно прекратило  свои  штучки,  как  только  он
перестал  платить.  Переводить  на  счет  этой  конторы  деньги  -  только
привлекать к себе внимание.
   Комната выглядела  почти  такой  же,  какой  он  ее  оставил,  то  есть
напоминала мусорную кучу, - правда, толстый  слой  пыли  скрывал  от  глаз
особо вопиющие безобразия. Недочитанные книги и  журналы  уютно  возлежали
рядом с недоиспачканными  полотенцами.  Недостиранные  носки  отдыхали  на
недопитых чашках кофе. Недоеденный бутерброд почти  что  превратился  черт
недознается во что. "Вот ударила  бы  сюда  молния,  и  готово  -  процесс
происхождения жизни из первобытного хаоса начнется по  новой",  -  подумал
Артур.
   И лишь один предмет разительно отличался от наполнявшего комнату хлама.
   Сначала Артур никак не мог понять, что это, собственно,  такое,  потому
что загадочный предмет тоже был  густо  облеплен  все  той  же  мерзостной
пылью. Но вот глаза Артура разглядели-таки предмет - и полезли на  лоб  от
удивления.
   Предмет стоял рядом со старым, видавшим виды телевизором,  по  которому
можно было смотреть только учебный канал "Открытый университет":  если  бы
эта развалина  попыталась  показать  что-нибудь  более  увлекательное,  ее
кинескоп разорвался бы от волнения.
   Предмет являл собой некую коробку.
   Артур приподнялся на локтях, не сводя с коробки взгляда.
   Коробка была  из  серого,  тускло  блестящего  картона.  Серая  коробка
кубической формы, сантиметров в тридцать высотой. Перевязана серой  лентой
с аккуратным бантом наверху.
   Артур встал, подошел к коробке и с недоумением потрогал ее. Что  бы  ни
таилось там, внутри, коробка была в подарочной обертке, чистой и красивой,
и прямо-таки просила, чтобы ее открыли.
   Артур осторожно поднял коробку и отнес ее на  кровать.  Смахнул  сверху
пыль. Развязал ленту. Коробка была закрыта крышкой с клапаном.
   Отогнув клапан, Артур заглянул в коробку. Внутри,  закутанный  в  серую
шелковисто-блестящую кисейную бумагу, лежал стеклянный шар. Артур  бережно
вытащил его. Оказалось, это не совсем шар, потому что снизу в нем  имелось
отверстие. Вернее (Артур понял это, когда  перевернул  его),  отверстие  с
толстым ободком должно было находиться  сверху.  Это  был  сосуд.  Круглый
аквариум.
   Аквариум был сделан из удивительного стекла, совершенно прозрачного, но
с необычным серебристо-серым оттенком, словно на  его  изготовление  пошла
смесь хрусталя и сланца.
   Артур медленно вертел аквариум в руках. Ему  редко  приходилось  видеть
такие красивые вещи, но он никак не мог  понять,  что  эта  штуковина  тут
делает. Он заглянул в коробку, но в ней ничего не было, кроме  бумаги.  На
внешней поверхности коробки - никакой надписи.
   Артур еще раз перевернул сосуд. Замечательная вещица.  Изысканная.  Вот
только зачем ему аквариум?
   Артур легонько щелкнул по сосуду, и стекло отозвалось  низким  чудесным
звоном. Звон звучал бесконечно долго, а когда наконец  замер,  почудилось,
что он не исчез бесследно, а уплыл в другие миры, ушел в морские глубины.
   Артур как  зачарованный  снова  повертел  аквариум.  На  сей  раз  свет
запыленной лампочки упал на него под другим углом,  и  в  стекле  блеснули
какие-то выгравированные тончайшим резцом  линии.  Артур  поднял  аквариум
повыше, повернул к свету и вдруг четко увидел на  темном  стекле  красивую
надпись.
   "Всего хорошего, и спасибо..." - вот что было начертано там.
   И больше ничего. В полном недоумении Артур захлопал глазами.
   Еще целых пять минут он вертел и вертел сосуд, подносил его к свету под
разными углами, стучал по нему, вызывая колдовской звон, и  размышлял  над
значением призрачных букв, но ничего не прояснилось. Наконец Артур  встал,
наполнил сосуд  водой  из  крана  и  поставил  обратно  на  стол  рядом  с
телевизором. Потом вытащил из уха маленькую вавилонскую рыбку и,  как  она
ни извивалась, бросил ее в аквариум. Она ему больше не понадобится - разве
что придется смотреть иностранные фильмы.
   Артур вернулся к кровати, лег и выключил свет.
   Он лежал тихо и спокойно. Старался раствориться в окружающей его  тьме,
мало-помалу расслаблял руки и ноги, дышал  все  медленнее  и  размереннее,
считая вдохи и выдохи; одну за другой выбросил из головы все мысли, закрыл
глаза - а сон все не шел.


   Дождь никак не соглашался оставить ночь в покое. Сами  дождевые  облака
ушли  вперед  и  теперь  сосредоточили  все  свое  внимание  на  маленькой
шоферской закусочной близ Борнмута, но небо, по  которому  они  проползли,
растревожилось, взмокло и сморщилось  от  досады,  будто  говоря,  что  не
ручается за себя, если его и дальше будут донимать.
   Луна  была  какая-то  водянистая.  Она  походила  на  бумажный   шарик,
обнаруженный в заднем кармане  джинсов,  которые  только  что  побывали  в
стиральной машине. Лишь время и утюг покажут, был ли  этот  шарик  списком
покупок или пятифунтовой банкнотой.
   Легкий ветерок  колыхал  воздух,  словно  размахивала  хвостом  лошадь,
пытаясь определить, в каком она сегодня настроении. Далекий колокол пробил
полночь.
   Скрипя распахнулся чердачный люк.
   Он еле поддался - после долгих уговоров и манипуляций с  придерживанием
косяка, так как дерево  рассохлось,  а  петли  кто-то  когда-то  заботливо
покрасил. И все-таки люк распахнулся.
   Его подперли распоркой,  и  в  узкое  углубление  между  скатами  крыши
вылезла одинокая фигура.
   Фигура встала и безмолвно уставилась на небо.
   Эта фигура ничем не напоминала взъерошенного дикаря,  который  немногим
более часа назад влетел как сумасшедший в  этот  мирный  коттедж.  Исчезла
рваная, истертая хламида, заляпанная грязью сотен планет и пятнами дрянной
пищи из сотен загаженных  космопортов,  не  было  больше  спутанных  патл,
длинной клочковатой бороды и пышно разросшихся бакенбардов.
   Остался Артур Дент,  спокойный  и  небрежно-элегантный,  в  вельветовых
брюках и пушистом свитере. С вымытыми и подстриженными волосами. С  гладко
выбритым подбородком. Только глаза все еще  молили  Вселенную,  чтобы  она
сжалилась и перестала производить над ним этот непостижимый эксперимент.
   В прошлый раз он смотрел на этот пейзаж совсем другими глазами, и мозг,
осмысляющий увиденные глазами образы, был совсем не тот. Нет,  он  перенес
не хирургическую  операцию,  а  всего  лишь  непрерывную  пытку  бурной  и
интересной жизнью.
   В эту минуту ночь казалась ему живым существом, а темная земля вокруг -
плодородной почвой, в которую он, Артур, глубоко уходил корнями.
   Он ощутил какой-то неясный трепет в нервных окончаниях - и осознал, что
чувствует всем своим существом, как катятся волны далекой реки, выгибаются
невидимые крутобокие  холмы,  сбиваются  в  кучу  где-то  на  юге  тяжелые
дождевые тучи.
   Он вдруг постиг, какое это  счастье  -  быть  деревом.  Надо  же,  ведь
никогда бы не догадался... Он и раньше знал, что стоять на земле босиком и
разгребать пальцами грунт - довольно приятное занятие, но  тут  оказалось,
что это невообразимо здорово... Просто чудо.  Он  ощущал,  как  от  самого
Нью-Фореста до него  докатывается  волна  почти  неприличного  блаженства.
"Скорей бы лето - чтобы выяснить, каково  это,  когда  у  тебя  на  ветках
растут листья", - подумал он.
   С другой стороны к нему долетела  еще  одна  волна  переживаний,  и  он
познал, что чувствует овца,  напуганная  летающей  тарелкой.  Правда,  эти
переживания по сути своей ничем не отличались от чувств  овцы,  напуганной
чем-то другим, так как эти существа не умеют учиться на  жизненном  опыте.
Обычный восход солнца повергает их в смятение, а та  зелененькая  шерстка,
что растет на лугах, и вовсе лишает их последних капель рассудка.
   С немалым удивлением Артур  обнаружил,  что  ему  доступны  переживания
овцы, напуганной сегодняшним рассветом, и испуг от рассвета вчерашнего,  и
от позавчерашнего - тоже. В овечье прошлое  овцы  можно  было  углубляться
бесконечно далеко, но Артуру стало скучно,  потому  что  овца  каждый  раз
пугалась того же самого, что и в предыдущий раз.
   Артур  оставил  овец,  и  его  сознание,  разбегаясь  кругами  по  морю
житейскому, аки  по  воде,  принялось  неуклонно  расширяться.  Он  ощущал
присутствие других сознаний. Счет шел на сотни, на тысячи. Связанные между
собой замысловатой паутиной: сонные, спящие, страшно возбужденные. А  одно
- с надломом.
   Одно - с надломом.
   Проскочив мимо него, Артур вернулся и попытался вновь проникнуться  его
ощущениями, но  таинственное  сознание  ускользало  от  него,  как  вторая
карточка  с  яблоком  в  игре  "Пелманизм"   [детская   настольная   игра,
развивающая память и способность к  сосредоточению  (по  названию  системы
развития памяти, созданной в конце XIX века У.Энневером)]. У Артура сладко
заныло под ложечкой. Он интуитивно знал, чье это  сознание,  или,  вернее,
знал, чьим оно должно оказаться, чтобы сбылись его мечты,  а  когда  точно
знаешь, чего хочешь, интуиция непременно подсказывает тебе, что мечты  уже
воплотились в действительность.
   Он нутром знал, что это Фенни, и знал, что хочет ее найти.  Вот  только
никак не получалось.  Он  чувствовал,  что,  пытаясь  поднатужиться,  лишь
теряет  свою  новообретенную  способность  к  этой   странной   вселенской
отзывчивости, поэтому он бросил поиски  и  вновь  отпустил  свое  сознание
погулять на просторе.
   И вновь наткнулся на надлом.
   И вновь не смог его отыскать. На этот  раз,  несмотря  на  все  уговоры
интуиции, он почти разуверился, что это Фенни - и вполне возможно, на  сей
раз он наткнулся уже на другое надломленное сознание. В этом сознании тоже
ощущался надлом, но какой-то более  масштабный,  гораздо  глубже  первого.
"Век вывихнул  сустав".  Сознание  будто  дробилось,  а  возможно,  оно  и
сознанием-то не было. Какое-то оно было... не такое.
   Артур дал волю своему сознанию, и оно,  растекаясь  лужами,  разливаясь
ручьями, медленно впиталось в Землю.
   Он прослеживал жизнь Земли день за днем,  подчиняясь  биению  множества
пульсов, просачиваясь сквозь  пласты,  накатывая  на  берег  вместе  с  ее
приливами, вращаясь вместе со всем ее тяжелым телом вокруг ее оси. И всюду
его преследовал отзвук надлома - отдаленная, тупая боль в вывихнутом, если
не переломленном суставе.
   Теперь он летел сквозь страну света; свет был временем, а его  волны  -
уходящими в прошлое днями. Надлом, второй надлом, ощущался на другом конце
этой  страны,  надлом  толщиной  с  волосок  на  противоположной   стороне
призрачного пейзажа земных дней.
   И вдруг Артур очутился прямо над ним.
   Страна грез расступилась под его  ногами,  и  теперь  он  балансировал,
почти плясал на кромке умопомрачительной пропасти,  на  дне  которой  была
только пустота. Его зашатало. Цепляясь за отсутствующий воздух, барахтаясь
в кошмарообразном пространстве, кувыркаясь, он начал падать.
   За бескрайней пропастью оказалась иная страна, иное  время,  мир  более
древний, чем тот, в котором он находился.  То  была  иная  планета  Земля,
соединенная с первой даже  не  надломленной  костью,  а  просто  тоненькой
нитью. Артур проснулся.
   Холодный ветер коснулся  его  лба,  покрытого  лихорадочной  испариной.
Кошмар исчерпал себя - заодно исчерпав и  силы  Артура.  Ссутулившись,  он
принялся тереть глаза. Усталость наконец-то достигла критической точки, за
которой человек благополучно засыпает. Утром он пораскинет мозгами  насчет
смысла этого кошмара, если смысл у него вообще  был,  а  сейчас  его  ждут
постель и сон. Его собственная постель, его собственный сон.
   Вдали  Артур  увидел  свой  дом,  освещенный  лунным  светом,  и  жутко
удивился. Безусловно, то был его дом - Артур с первого взгляда  узнал  его
унылый, коробкообразный силуэт, подсвеченный  луной.  Осмотревшись,  Артур
обнаружил, что парит на высоте восемнадцати  дюймов  над  розарием  своего
соседа Джона Эйнсуорта. Розовые кусты были тщательно ухожены, подрезаны на
зиму, привязаны к палкам и снабжены табличками, и Артур вопросил себя, кой
черт его сюда принес. Также Артур вопросил себя, какая сила его над  этими
розами держит. И немедленно шлепнулся на землю,  из  чего  следовало,  что
никакая сила его и не думала держать.
   Артур поднялся, отряхнулся и, припадая на  ушибленную  ногу,  заковылял
домой. Там он разделся и нырнул в кровать.
   Пока он спал, ему вновь позвонили. Телефон трезвонил  целых  пятнадцать
минут, заставив Артура дважды перевернуться на другой бок. Удостоверившись
наконец, что этого типа и пушками не разбудишь, аппарат умолк.





   Утром Артур встал  в  великолепном  расположении  духа.  Его  буквально
распирало от бодрости и энергии. Какое это все-таки  счастье  -  оказаться
дома, и совершенно не важно, что на дворе середина февраля!
   Танцующей  походкой  Артур  подошел  к  холодильнику,  выбрал  там  три
наименее поросших лохматой плесенью куска непонятно чего,  положил  их  на
тарелку и минуты две внимательно созерцал. Поскольку за это время лохматые
куски не сделали попытки отрастить ноги и уползти, он нарек их завтраком и
съел.  Соединенными  силами  эти   три   кусочка   ликвидировали   опасную
космическую  инфекцию,  которую  Артур,  сам  того  не   ведая,   подцепил
несколькими днями раньше в Газовых Топях  Фларгатона.  Не  будучи  вовремя
пресеченной,  эта  инфекция  истребила  бы  половину  населения  Западного
полушария, у уцелевшей половины  вызвала  бы  слепоту,  а  всех  остальных
наградила бы тотальным помрачением рассудка и бесплодием.  Так  что  Земле
здорово посчастливилось.
   Артур чувствовал себя сильным и совершенно  здоровым.  Он  лихо  выгреб
лопатой из прихожей почтовые отправления, а потом схоронил в саду котенка.
   Как раз в конце похорон зазвонил телефон, но Артур не подошел  к  нему,
поскольку как раз объявил минуту молчания. Нужно - так перезвонят.
   Потом Артур обтер ботинки от грязи и вернулся в дом.
   В груде макулатуры  обнаружилось  несколько  важных  писем:  трехлетней
давности послание из муниципалитета, в котором  сообщалось  о  планируемом
сносе его  дома,  еще  кой-какие  документы  с  призывами  провести  опрос
общественного мнения относительно целесообразности прокладки шоссе. Тут же
- пожелтевшее письмо из экологической организации  "Гринпис",  которую  он
время от времени поддерживал материально, с просьбой  содействовать  плану
освобождения из неволи дельфинов-белобочек и касаток,  а  также  несколько
открыток от друзей, раздосадованно вопрошавших, куда это он  запропастился
- сквозь землю провалился или что?
   Вышеперечисленные письма Артур собрал и  сложил  в  папку  с  пометкой:
"Сделать!" В это утро его так распирало от нерастраченных сил, что он даже
дописал на папке: "Срочно!"
   Из пластикового пакета, приобретенного в мегамаркете Порта  Браста,  он
достал полотенце и еще кое-какие мелочи. Следует отметить, что надпись  на
пакете представляла собой абсолютно не переводимую с центаврийского  языка
игру слов - интеллектуальный каламбур на каламбуре, - а потому  оставалось
неясным, кто додумался продавать такие пакеты в  беспошлинном  магазинчике
космопорта, где их явно не оценят. К тому же  пакет  прохудился,  так  что
Артур его выкинул.
   Внезапно у Артура закололо в сердце -  он  спохватился,  что  в  пакете
недостает еще одной вещи. Видимо, он обронил ее еще на борту звездокатера,
который доставил его на Землю, любезно изменив курс,  чтобы  высадить  его
как  раз  около  автострады  А303.  То  была  облезлая,  поистершаяся   на
межзвездных трассах электронная книга, которая помогала ему не заблудиться
в необъятных просторах космоса. Да-да, "Путеводитель" был потерян.
   "Ладно, - сказал себе  Артур,  -  теперь-то  он  мне  точно  больше  не
понадобится".
   Ему нужно было сделать несколько звонков.
   Он уже придумал, как отмести множество несообразных  вопросов,  которые
должны были возникнуть в связи с его  возвращением.  А  именно:  решил  не
давать никому спуску.
   Он позвонил на Би-би-си и попросил соединить его с начальником отдела.
   - Привет, это Артур Дент. Послушайте, я  очень  извиняюсь  за  то,  что
полгода не давал о себе знать, но я был не в своем уме.
   - О, не стоит беспокоиться. Я,  собственно,  так  и  предполагал.  Дело
житейское, случается сплошь и рядом. Когда можно вас ожидать?
   - Когда у ежей кончается зимняя спячка?
   - Наверное, весной.
   - Вот вскоре после этого я и появлюсь.
   - Договорились!
   Полистав телефонную книгу, Артур составил небольшой список номеров.
   - Здравствуйте, это лечебница "Старые  вязы"?  Я  просто  хочу  узнать,
нельзя ли поговорить с Фенеллой, э-э-э... Фенеллой... Боже, какой я дурак,
скоро забуду, как меня самого зовут, э-э, с Фенеллой... ну  прямо  маразм!
Ваша пациентка, темноволосая девушка, поступила вчера вечером...
   - Сожалею, но у нас нет пациенток по имени Фенелла.
   - Нет? Ну конечно, я хотел сказать Фиона, мыто ее зовем попросту Фен...
   - Извините, до свидания.
   Короткие гудки.
   Шесть звонков с тем же успехом. То есть  без  малейшего.  Почувствовав,
что жизнерадостность, энергия и напористость пошли на убыль, Артур решил -
пока эти замечательные свойства не иссякли совсем,  надо  пойти  в  бар  и
немного ими пощеголять.
   Ему в голову пришел  великолепный  способ  одним  махом  объяснить  все
необъяснимые странности, связанные с его исчезновением. Тихо  насвистывая,
он распахнул дверь, которая так устрашала его вчера вечером.
   - Артур!!!
   При  виде  уставившихся  на  него  со  всех  сторон  глаз,  круглых  от
удивления, он радушно ухмыльнулся  и  завел  долгий  рассказ  о  том,  как
замечательно провел время в Южной Калифорнии.





   Артур взял со стойки еще одну кружку, любезно  оплаченную  друзьями,  и
сделал жадный глоток.
   - Ну и, естественно, у меня был еще и личный, мой собственный алхимик.
   - Чего-о?
   Артуру уже дурь ударила в голову, и он сам  об  этом  знал.  Комбинация
таких обстоятельств, как временная атрофия чувства меры  и  неограниченное
количество горького пива почтенной марки "Холл и Вудхаус", опасна в первую
очередь тем, что она притупляет чувство опасности, и в тот  самый  момент,
когда следовало прикусить язык и больше ничего  не  объяснять,  на  Артура
вдруг снизошло вдохновение.
   - Правда-правда, - настаивал он с радостной, чуть-чуть слишком  широкой
улыбкой. - Кстати, вот почему я так похудел.
   - Чего-о? - удивились слушатели.
   - Правда-правда, -  вновь  произнес  Артур.  -  Калифорнийцы  возродили
алхимию. Это правда.
   И вновь улыбнулся.
   - Только, - уточнил он, - в гораздо более практической форме, чем когда
где...  -  Он  задумчиво  помолчал,  утрясая   в   голове   грамматические
конструкции. - Чем когда ею занимались  в  древние  времена.  То  есть,  -
уточнил он, - когда древние пытались ею заниматься. У них ведь ни фига  не
получалось.  У  Нострадамуса  и  всей  этой  компании.  Никак   не   могли
докопаться, где собака зарыта.
   - У Нострадамуса? - переспросил один посетитель бара.
   - А я и не знал, что он был алхимиком, - заметил другой.
   - Я думал, он был ясновидящим, - подхватил нить беседы третий.
   - Он пошел в ясновидящие, - объяснил Артур своим  слушателям,  тактично
не обращая внимания на то, что их головы начали двоиться и расплываться, -
потому что оказался таким хреновым алхимиком. Надо это знать.
   Он снова глотнул пива. Этого напитка он не пробовал целых восемь лет. И
теперь, дорвавшись, никак не мог напробоваться всласть.
   -  А  какая  связь  между  алхимией  и  похудением?  -  спросила  часть
слушателей.
   - Я рад, что вы меня об этом спросили, - сказал Артур. - Очень  рад.  И
теперь я расскажу вам, как это связано  между...  -  и  замялся,  -  между
собой. То, что вы сказали. Я расскажу вам.
   Артур примолк и попытался разобраться со своими мыслями. Они  крутились
так и сяк в его голове, точно танкеры,  пытающиеся  совершить  в  Ла-Манше
разворот на три румба.
   - Они открыли, как превращать избыточный жир  в  золото,  -  неожиданно
выпалил Артур связную фразу.
   - Шутки шутишь!
   - Да, - подтвердил Артур, - то есть нет, - поправил он сам себя. -  Так
оно и есть.
   Он угостил сомневающихся  пивом.  Поскольку  сомневались  все,  угощать
пришлось тоже всех.
   - Вы-то сами были в Калифорнии? - спросил он. - Вы вообще  знаете,  чем
они там занимаются?
   Трое посетителей сказали, что были и что он несет чушь.
   - Ничего-то вы не видели, - настаивал  Артур.  -  Да,  -  прибавил  он,
потому что кое-кто предложил угостить всех еще раз - каждому по кружке.  -
Доказательство у вас перед глазами, - проговорил он. Попытался ткнуть себя
пальцем в  грудь,  но  промахнулся.  -  Четырнадцать  часов  в  трансе,  -
продолжал он, - в камере. В трансе. Я лежал в камере. Кажется, -  прибавил
он, затратив около минуты на безмолвные размышления, - насчет камеры я уже
сказал.
   Он терпеливо ждал, пока бармен нальет всем еще по кружке.  В  голове  у
него созревал следующий эпизод рассказа:  о  том,  что  камеру  надо  было
поставить по линии, которая  идет  перпендикулярно  к  Полярной  звезде  и
пересекает базисную линию, соединяющую Марс и Венеру; Артур  уже  собрался
было набрать  в  грудь  воздуха  и  попробовать  все  это  выговорить,  но
передумал.
   - Долго-долго, - сказал он взамен, - в камере. В трансе.
   И свирепо оглядел слушателей,  чтобы  убедиться,  что  они  внимательно
следят за его повествованием.
   После чего продолжил.
   - Так на чем я остановился? - спросил он.
   - На трансе, - сказал один слушатель.
   - На камере, - сказал другой.
   - Да, - сказал Артур.  -  Спасибо.  И  мало-помалу,  -  проговорил  он,
качнувшись  вперед,  -  мало-помалу,  мало-помалу,  мало-помалу  весь  ваш
избыточный жир... превращается... в... - тут он выдержал эффектную  паузу,
- в суб... субэкст... субэкстру... экстре...  -  умолк,  чтобы  набрать  в
легкие  воздуха,   -   субэкстрементальное   золото,   которое   удаляется
хирургическим путем. Выйти из камеры - мучение. Что вы сказали?
   - Я просто откашлялась.
   - Вы, кажется, сомневаетесь.
   - Я откашлялась.
   - Она откашлялась, - подтвердила грозным хором большая часть публики.
   - Да, - сказал Артур, - очень хорошо. И затем доход делят... - он снова
помолчал, чтобы произвести  в  уме  математический  расчет,  -  пополам  с
алхимиком. Можно целый капитал сколотить.
   Он  обвел  слушателей  затуманенным  взглядом  и  не  мог  не  заметить
выражения недоверчивости на их расплывчатых лицах.
   Это его чрезвычайно задело.
   - А вы как думаете - с каких еще денег я себе мог такие морщины на лице
сделать? - вопросил он.
   Заботливые руки подняли его и повели домой.
   - Нет, вы вникните, - все доказывал он, пока холодный февральский ветер
обвевал его лицо, - сейчас в Калифорнии потрепанный вид - последний  писк.
Все хотят выглядеть так, будто повидали  Галактику.  То  есть  жизнь.  Все
хотят выглядеть так, будто повидали жизнь. Вот и я заказал. И мне  сделали
морщины. "Прибавьте мне восемь лет", - сказал я.  Надеюсь,  тридцатилетние
больше никогда не войдут в моду, а то я на это дело кучу денег выложил.
   Он на время притих, а заботливые руки продолжали вести его по дорожке к
дому.
   - Вчера только вернулся, - пробормотал он. - Я очень, очень рад, что  я
дома. Или не дома, но вроде как дома...
   - Расстройство биоритмов, - тихо  сказал  один  из  его  друзей.  -  Из
Калифорнии долго лететь. На пару дней из колеи выбивает.
   - Как-то мне не  верится,  что  он  там  был,  -  прошептал  другой.  -
Любопытно, где он на самом деле шатался. И что с ним такое стряслось.


   Артур немного поспал, потом встал и побродил вокруг дома. Голова у него
работала так себе, на душе было невесело. Все-таки он еще не пришел в себя
после путешествия. Он думал и думал, но никак не мог  придумать,  как  ему
найти Фенни.
   Сел в кресло, посмотрел на аквариум. Потом снова щелкнул по  стеклу,  и
аквариум, даром что был наполнен водой и в нем, суча губами, уныло кружила
маленькая желтенькая вавилонская рыбка, отозвался низким, звучным  звоном,
таким же внятным и чарующим, как прежде.
   "Кто-то пытается меня отблагодарить, - подумал Артур. - Интересно,  кто
и за что".





   "Точное время после третьего сигнала один час... тридцать две минуты...
двадцать секунд".
   "Бип... бип... бип".
   Форд Префект подавил довольное, ядовитое хихиканье, понял, что  незачем
это хихиканье подавлять, и расхохотался в полный голос дьявольским смехом.
   Он  подключил  входящий  сигнал,  поступающий  по  субэфирной  сети,  к
великолепной аудиосистеме звездолета,  и  странный,  манерный,  монотонный
голос возвестил на всю рубку:
   "Точное время после третьего сигнала один час... тридцать две минуты...
тридцать секунд".
   "Бил... бип... бип".
   Форд чуть усилил громкость, внимательно следя за быстро сменяющими друг
друга на экране бортового компьютера цифрами. Для того промежутка времени,
который был условием осуществления его замысла,  вопрос  энергопотребления
был ключевым. Требовалось все рассчитать заранее. Он  не  хотел  отягощать
свою совесть убийством.
   "Точное время после третьего сигнала один час... тридцать две минуты...
сорок секунд".
   "Бип... бип... бип".
   Форд решил проверить, все ли в порядке на  этом  небольшом  звездолете.
Прошел по короткому коридору.
   "Точное время после третьего сигнала...".
   Заглянул в маленькую, чисто  утилитарную  ванную  -  вся  она  была  из
блестящей стали.
   "...один час..."
   В ванной звук отличный.
   Сунул нос в крошечную спальню.
   "...тридцать две минуты..."
   Чуть глуховато. На одном из динамиков висело полотенце. Форд скинул его
на пол.
   "...пятьдесят секунд".
   Вот теперь слышимость несравненная.
   Форд проверил грузовой отсек и  остался  недоволен.  Слишком  уж  много
всякого хлама в ящиках. Вышел, подождал, пока дверь герметично  закроется.
Вскрыл запертый пульт управления и нажал аварийную кнопку сброса груза  за
борт. Как только раньше не додумался! Грохот скатывающихся по полу  ящиков
продолжался недолго. Все стихло. Спустя какое-то время  вновь  послышалось
тихое шипение.
   И тоже стихло.
   Дождавшись, пока зажжется зеленый огонек, Форд  вновь  распахнул  дверь
опустевшего грузового отсека.
   "...один час... тридцать три минуты... пятьдесят секунд".
   Недурно.
   "Бип... бип... бип".
   Напоследок  он  тщательно  обследовал  аварийную   анабиозную   камеру.
Обеспечить в ней отличную слышимость было для него  делом  чести.  "Точное
время после третьего сигнала один час... тридцать четыре минуты... ровно".
   Поежившись, Форд окинул взглядом лежащую в камере ледяную глыбу, внутри
которой едва угадывались очертания неведомо чьего тела.  Однажды,  Зарквон
знает когда, это существо проснется - и сразу узнает, который час. Правда,
это будет время совсем иного часового пояса,  ну  да  ладно  -  важен  сам
принцип.
   Форд  перепроверил  экран  компьютера,  помещенный   над   односпальным
холодильником, притушил свет и проверил еще раз.
   "Точное время после третьего сигнала..."
   Форд на цыпочках вышел в коридор и вернулся в рубку управления.
   "...один час... тридцать четыре минуты... двадцать секунд".
   Голос звучал так четко, будто Форд слышал его по телефону в Лондоне - и
это при том, что до Лондона было очень-очень далеко.
   Форд уставился в чернильно-черную ночную тьму. Вдалеке сияла  звезда  -
вылитая хлебная крошка, только блестящая; то была Зондостина, известная на
планете, с которой доносился манерный, монотонный голос, как Зета Плеяд.
   Ярко-оранжевый полукруг, занимавший добрую половину панорамного экрана,
представлял собой планету Сезефрас Магна, газовый гигант, где базировались
ксаксисианские звездокрейсеры. Из-за ее  горизонта  только  что  вынырнула
маленькая холодная голубая луна Эпун.
   "Точное время после третьего сигнала..."
   Двадцать минут Форд сидел и наблюдал, как уменьшается расстояние  между
звездолетом и спутником, как бортовой компьютер ловит и  сажает  в  клетки
таблиц цифры, которые выведут звездолет на орбиту вокруг  маленькой  луны,
замкнут петлю траектории и обрекут этот кораблик, невидимый внешнему миру,
обращаться вокруг Эпуна в вечном мраке.
   "...один час... пятьдесят девять минут..."
   Вначале Форд планировал заглушить все исходящие от звездолета сигналы и
излучение, сделать его практически невидимым - пока не наткнешься на  него
лбом, не заметишь, - но потом предпочел более изощренный  замысел.  Теперь
корабль будет испускать лишь один-единственный луч, тонкий-тонкий, который
будет ретранслировать поступающий по субэфирной сети голос говорящих часов
обратно, на ту же планету, где эти говорящие часы находятся.  Двигаясь  со
скоростью света, сигнал достигнет этой планеты только через четыреста лет,
но, когда достигнет, вероятно, произведет на ней переполох.
   "Бип... бип... бип".
   Форд хихикнул.
   Ему не нравилось думать о себе как  о  человеке,  который  способен  на
хиханьки-хаханьки, но  тут  он  вынужден  был  признать,  что  хихикает  и
повизгивает от смеха уже добрые полчаса.
   "Точное время после третьего сигнала..."
   Теперь звездолет почти что вышел на вечную орбиту  вокруг  безвестного,
никем не посещаемого спутника. Почти что вышел.
   Осталось осуществить  последний  этап  плана.  Форд  снова  прогнал  на
компьютере  симуляцию  запуска  спасательной  мини-шлюпки,  проверил   все
равнодействующие сил,  действия  и  противодействия,  тангенсы-котангенсы,
поверил математикой всю поэзию движения и увидел, что план его безупречен.
   Уходя, он погасил свет.
   Когда  крохотная  сигарообразная   шлюпка   понеслась,   точно   язычок
застежки-"молния", к расположенной в трех днях  лету  орбитальной  станции
Порт Сезефрас, несколько  секунд  она  скользила  бок  о  бок  с  длинным,
тонюсеньким лучом, которого ожидал гораздо более долгий путь.
   "Точное время после третьего сигнала два  часа...  тринадцать  минут...
пятьдесят секунд".
   Форд хихикал и повизгивал. Он бы расхохотался во все горло, но в шлюпке
было слишком тесно.
   "Бип... бип... бип".





   - А самое противное - это апрельские проливные.
   Артур  что-то  уклончиво  промычал;  сидящий  рядом  мужчина,  по  всей
видимости, твердо решил завязать с ним  разговор.  Артур  хотел  встать  и
пересесть за другой столик,  но  кафе  было  переполнено.  Артур  принялся
яростно помешивать кофе.
   - Долбаные апрельские проливные. Ненавижу, ненавижу, ненавижу.
   Наморщив лоб, Артур уставился в окно. Над автострадой висела  лучистая,
почти невесомая завеса дождя.
   С тех пор как Артур вернулся, миновало уже два месяца. Войти в  прежнюю
колею оказалось до смешного просто.  У  людей,  в  том  числе  и  у  него,
удивительно короткая память. Теперь  восемь  лет  безумных  странствий  по
Галактике казались ему даже не дурным сном, а скорее фильмов,  который  он
записал на видео с телевизора и засунул на нижнюю полку шкафа,  так  и  не
удосужившись посмотреть.
   Осталась только радость от возвращения домой.  Теперь,  когда,  как  он
считал (увы, опрометчиво), над его головой всегда будет  атмосфера  Земли,
все, находящееся в пределах этой атмосферы, ему ужасно нравилось. Глядя на
серебристое сияние дождевых капель, он осознал, что просто обязан  за  них
вступиться. И заявил:
   - Ну а мне они нравятся. По самым  очевидным  причинам.  Они  легкие  и
освежают воздух. Брызги сверкают так, что душа радуется.
   Сосед по столику только саркастически фыркнул.
   - Все так говорят, - сказал он, глядя на Артура исподлобья и вжимаясь в
угол кафе.
   По профессии он был шофером грузовика. Артур узнал это от него  самого:
усевшись рядом с  ним,  мужчина  с  бухты-барахты  сообщил:  "Я  шофер.  И
ненавижу ездить под дождем. Смешно, правда? Обхохочешься".
   Если в этом  высказывании  и  содержался  какой-то  тайный  философский
смысл, Артуру он остался недоступен, а  потому  наш  герой  лишь  негромко
хмыкнул - вежливо, конечно, но безо всякого желания вступать в разговор.
   Однако соседа это не остановило. Ни в начале разговора, ни теперь.
   - Все так говорят об  этих  хреновых  апрельских  проливных  дождях,  -
сказал он. - Какие они, блин, приятные, какие они, блин, освежающие, какая
это замечательная, блин, погодка.
   Подавшись вперед, он весь сморщился, словно  собирался  сказать  что-то
ужасное о правительстве.
   - Вот что меня интересует, - сказал он, - если в апреле погода такая уж
замечательная, почему... ПОЧЕМУ, - это  слово  он  буквально  выплюнул,  -
...почему нельзя обойтись без этого хренова дождя?
   Артур сдался. Он решил уйти, не допив кофе, который был слишком  горяч,
чтобы выпить его залпом, но очень уж отвратителен на вкус для того,  чтобы
пить его холодным.
   - Не расстраивайтесь, - сказал Артур,  сам  ужасно  расстроенный  этими
нападками на дожди, и встал. - До свидания.
   Сделав остановку в магазинчике запчастей, он  вышел  наружу  и  пересек
просторную автостоянку, демонстративно упиваясь чудесными  каплями  дождя,
барабанившими по его лицу. Он даже заметил бледную радугу,  мерцающую  над
Девонскими холмами. Радуга тоже привела его в упоительный восторг.
   Артур залез в свой потрепанный, нежно любимый "гольф джи-ти-ай" черного
цвета, взвизгнул шинами  и  покатил  мимо  островков  с  бензонасосами  по
скользкой от масла дорожке, которая вела к автостраде.
   Он думал, что теперь-то над его головой всегда будет атмосфера Земли. И
заблуждался.
   Он думал, что паутина сомнений, в которую затянули  его  странствия  по
Галактике, навсегда осталась в прошлом. И заблуждался.
   Он думал, что теперь может спокойно выкинуть  из  головы  хотя  бы  тот
факт,  что  Земля  -  эта  большая,  твердая,  грязная,   промасленная   и
пробензиненная Земля с висящей над  ней  радугой,  Земля,  на  которой  он
живет, -  это  лишь  микроскопическая  точка  на  микроскопической  точке,
затерянной в непостижимой бесконечности Вселенной.
   Он ехал себе и ехал, что-то мурлыча под нос и заблуждаясь  относительно
всех вышеперечисленных обстоятельств.
   Он заблуждался, и живое доказательство тому стояло у  скользкой  дороги
под маленьким зонтиком.
   У Артура отвисла челюсть. Он надавил  на  педаль  ножного  тормоза  так
мощно, что растянул сустав, одновременно рванув ручной тормоз - так резко,
что машина чуть не перевернулась.
   - Фенни! - крикнул Артур.
   Он чудом ухитрился не  сбить  девушку  машиной,  но  тут  же  наверстал
упущенное, когда пытался гостеприимно распахнуть перед ней дверцу.
   Дверца стукнула девушку  по  руке.  Та  выронила  зонтик,  который  был
немедленно унесен ветром на середину дороги.
   - Вошь астероидная! - завопил Артур,  выскочил  из  машины  на  дорогу,
чудом не был сбит грузовиком с надписью "Грузоперевозки  Маккенны  -  всем
стихиям  назло"  и  с  ужасом  узрел,  что  колеса  грузовика  вместо  его
собственного тела проутюжили зонтик Фенни.
   Грузовик выехал на автостраду и был таков.
   Тихо шевелясь на ветру, зонтик  лежал  на  бетоне,  точно  раздавленный
паук, говорящий жизни свое последнее "прости".
   Артур поднял зонтик. И сказал:
   - Э-э...
   Вряд ли стоило возвращать девушке этот искалеченный предмет.
   - Откуда вы знаете, как меня зовут? - спросила она.
   - Э-э, ну-у... - пролепетал Артур. - Послушайте, я куплю вам другой...
   И как только взглянул на нее, проглотил язык.
   Она была довольно высока ростом. Темные волнистые волосы  обрамляли  ее
бледное серьезное лицо. В этот миг, одиноко и неподвижно стоя на  обочине,
она выглядела угрюмой, словно аллегорическая статуя  какой-нибудь  важной,
но немодной добродетели в парке эпохи классицизма. Невозможно было понять,
на что устремлен ее взгляд - она смотрела только на то, на что вроде бы не
смотрела.
   Но стоило ей улыбнуться - вот так,  как  сейчас  -  она  как  будто  бы
возвращалась из неведомых далей на землю. Тепло и  жизнь  приливали  к  ее
лицу, придавали необычайное изящество ее телу, ее  движениям.  Эффект  был
потрясающий. Артур был потрясен так, что чуть ума не лишился.
   Улыбнувшись, она бросила  сумку  на  заднее  сиденье,  а  сама,  изящно
изогнувшись, забралась на переднее.
   - Насчет зонтика не беспокойтесь, - сказала она Артуру, когда  уселась.
- Это зонт моего брата. Если бы зонт ему нравился, он бы мне его  в  жизни
не дал. - Рассмеявшись, она защелкнула пряжку  ремня  безопасности.  -  Вы
ведь не дружите с моим братом, правда?
   - Нет, не дружу.
   Всеми чертами своего лица, всем телом она произнесла: "Это  хорошо",  -
только голос отмолчался.
   У Артура никак не укладывалось в голове,  что  она,  настоящая,  живая,
действительно сидит рядом с ним в этой машине. В его  собственной  машине.
Осторожно тронувшись с места, он почувствовал, что почти уже  не  способен
ни дышать, ни мыслить, и надеялся только, что для управления  машиной  эти
два умения не нужны - иначе быть беде.
   Значит, все, что он пережил, сидя в другой машине, в машине ее брата, в
тот вечер, когда, измученный и обалдевший, вернулся домой  из  многолетних
кошмарных странствий на звездолетах,  вовсе  не  примерещилось  ему  из-за
психической неуравновешенности. А может, и примерещилось, но ведь в данный
момент его психика неуравновешеннее еще раза в два, так что ничто  ему  не
мешает окончательно выпустить из рук тот  противовес,  который  удерживает
психику уравновешенных людей в норме.
   -  Так...  -  произнес  Артур,  пытаясь   занять   девушку   интересным
разговором.
   - Он должен был заехать за мной - мой брат, - но позвонил и сказал, что
не успевает. Я спросила у одного человека, как ходят автобусы,  но  вместо
расписания он  почему-то  уставился  на  календарь,  и  я  решила  поймать
попутную машину. Вот так.
   - Так.
   - Так я здесь оказалась. А теперь ответьте, откуда вы знаете, как  меня
зовут.
   - Давайте лучше сначала выясним, куда  я  вас  везу,  -  сказал  Артур,
вклинившись в поток машин на автостраде.
   Он надеялся, что ехать ей либо очень недалеко, либо очень далеко.  Если
недалеко, то значит, она живет где-то поблизости  от  него,  если  далеко,
путь будет долгим.
   - Я хотела бы попасть в Тонтон, - проговорила она, -  пожалуйста.  Если
можно. Это недалеко. Вы можете подбросить меня до...
   - Вы живете в Тонтоне? - спросил Артур, надеясь, что его голос выражает
просто любопытство, а не бурную радость.
   Тонтон был буквально в двух шагах от  его  поселка,  просто  неприлично
близко. Можно будет...
   - Нет, в Лондоне, - ответила она. - Я поеду поездом, он останавливается
в Тонтоне меньше, чем через час.
   То был худший из возможных вариантов развития событий. До Тонтона  всей
езды - несколько минут. Артур задумался, что  же  теперь  делать,  и  пока
думал, с ужасом услышал собственный голос, говорящий:
   - О, я могу подбросить вас до Лондона. Разрешите мне  подвезти  вас  до
Лондона...
   Растяпа и  придурок.  Ну  надо  же  ляпнуть  такое  дурацкое  словцо  -
"разрешите"! Он ведет себя как двенадцатилетний мальчишка.
   - Вы едете в Лондон? - спросила она.
   - Вообще-то я сегодня не собирался, - ответил Артур, - но...
   Растяпа и придурок.
   - Вы очень добры, - сказала  она,  -  но  не  нужно  беспокоиться.  Мне
хочется поехать поездом.
   И тут она исчезла. Вернее, исчезло то, что вливало  в  нее  жизнь.  Она
холодно отвернулась к окну и принялась тихо напевать.
   Артур не верил своим глазам.
   Он проговорил с ней тридцать секунд - и уже упустил.
   "Взрослые люди, - говорил он себе, совершенно  не  считаясь  с  данными
истории о поведении взрослых людей от начала времен, - взрослые  люди  так
себя не ведут".
   На дорожном указателе стояло: "Тонтон - 5 миль".
   Артур так крепко вцепился в руль, что машина завихляла на дороге.  Надо
было хоть как-нибудь привлечь ее внимание.
   - Фенни, - вымолвил он.
   Она резко обернулась:
   - Вы так и не сказали, откуда...
   - Послушайте! - взмолился  Артур.  -  Я  вам  все  расскажу,  хотя  это
довольно странная история.
   Она продолжала на него смотреть, но молчала.
   - Послушайте...
   - Это вы уже сказали.
   - Действительно? Ах да, конечно. Я должен с вами поговорить,  я  должен
вам рассказать... История, которую я должен вам рассказать, которая...
   И Артур окончательно потерял голову. На язык так и просились строки:

   Такая повесть, что малейший звук
   Тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей,
   Разъял твои заплетшиеся кудри
   И каждый волос водрузил стоймя,
   Как иглы на взъяренном дикобразе, -
   [У.Шекспир, "Гамлет", цитата из монолога Призрака]

   но он сомневался, что сможет такое выговорить, да и ассоциация  с  ежом
ему не нравилась.
   - ...которая не уложится в пять миль, - наконец произнес он -  как  ему
показалось, абсолютно неубедительным тоном.
   - Ну и...
   - Просто  вообразите  на  минуточку...  -  выпалив  это  самое  "просто
вообразите", он понял, что не знает, что скажет дальше, оставалось  только
устроиться поудобнее и  слушать  собственный  голос,  -  ...вообразите  на
минуточку, что по странным и удивительным причинам вы мне очень  нужны  и,
хотя вы этого и не знаете, я вам тоже очень нужен, но мы  не  поймем  друг
друга, потому что в нашем распоряжении всего пять миль, а я такой  кретин,
что не могу сказать что-то очень  важное  человеку,  с  которым  я  только
познакомился, и в то же время уследить, чтобы не врезаться в  какой-нибудь
грузовик, и что вы... - он беспомощно  замолчал  и  посмотрел  на  нее,  -
...что вы мне посоветуете?
   - Следите за дорогой! - взвизгнула она.
   - Вошь астероидная!
   Артур едва не врезался в  сто  итальянских  стиральных  машин,  которые
путешествовали в кузове грузовика из Германии.
   - Я вам посоветую, - сказала она  с  тихим  вздохом  облегчения,  -  до
отхода поезда угостить меня стаканчиком сока.





   По никому не ведомой причине  в  станционных  буфетах  всегда  какая-то
особая, необычайно мрачная атмосфера, какая-то особая, неповторимо  унылая
грязь. Пирожки со свининой имеют там какой-то особый, неповторимо  блеклый
цвет.
   Но есть вещь, которая еще хуже пирожков со свининой. Это сандвичи.
   В Англии устойчиво держится  мнение,  что  делать  сандвич  аппетитным,
привлекающим взор, таким, чтобы его было  приятно  есть,  постыдно  и  так
делают лишь иностранцы.
   "Да будут  они  засохшими,  -  предписывает  инструкция,  хранящаяся  в
коллективной памяти народа, - да будут они как резина.  Если  надо,  чтобы
они были свежими, раз в неделю протирайте их тряпочкой".
   Именно посещением закусочных по субботам и поглощением там  бутербродов
британцы стремятся искупить свои национальные  грехи.  Что  это  за  грехи
такие, они не знают, да и не желают знать. Грехи - тема скользкая и  лучше
в нее не лезть. Но каковы бы ни были эти грехи, они  с  лихвой  искупаются
бутербродами,  которые  многогрешная  нация  через  силу  заставляет  себя
съедать.
   Если же существует что-нибудь еще хуже бутербродов,  так  это  сосиски.
Безрадостного вида трубочки, набитые хрящами,  плавающие  в  море  чего-то
горячего и унылого и украшенные пластмассовой  палочкой  в  форме  колпака
шеф-повара: очевидно, это и есть памятник  какому-то  шеф-повару,  который
ненавидел человечество, а умер в нищете и одиночестве на черной лестнице в
Степни. В последний путь покойного проводили только его кошки.
   Сосиски предназначены для людей, которые знают, в чем состоят их грехи,
и желают искупить что-то особенное.
   - Можно поискать что-нибудь поприличнее, - сказал Артур.
   - Некогда, - ответила Фенни, взглянув на часы. - Мой поезд уходит через
полчаса.
   Они сели  за  расшатанный  столик.  На  нем  стояло  несколько  грязных
стаканов. Здесь же лежали мокрые от пива  бумажные  салфетки,  на  которых
были напечатаны анекдоты. Артур взял для Фенни томатный сок, а для себя  -
кружку желтой газированной воды. А еще, сам не зная  зачем,  две  сосиски.
Видимо, чтобы было чем заняться, пока из воды газ выдыхается.
   Бармен окунул сдачу в лужу пива на стойке,  за  что  Артур  сказал  ему
"спасибо".
   - Ну, что ж, - сказала Фенни, глянув на часы, - расскажите мне то,  что
хотели.
   Ее голос выражал крайнее недоверие, и Артур совсем упал духом.
   Как он сможет в этой явно  неблагоприятной  обстановке  объяснить  этой
холодной,  настороженной  девушке,   что   в   состоянии,   так   сказать,
"расширенного сознания" он вдруг телепатически понял, чем  объясняется  ее
душевная  болезнь:  дело  в  том,  что  вопреки  очевидному   Земля   была
уничтожена,   чтобы   уступить   место    новому    гиперпространственному
экспресс-маршруту, но об этом на всей Земле знает только он -  потому  что
видел все это своими глазами с борта вогонского звездолета, -  а  вдобавок
его душа и тело нестерпимо тоскуют по Фенни, и ему  необходимо  как  можно
скорее лечь с ней в постель.
   - Фенни, - начал Артур.
   - Не хотите ли купить несколько лотерейных билетиков? Совсем  маленькая
лотерея.
   Артур резко вскинул голову.
   - Деньги пойдут в пользу Энджи, она уходит на пенсию.
   - Что?
   - И нуждается в искусственной почке.
   Над  Артуром  склонилась  аккуратненькая  сухопарая  пожилая  особа   в
аккуратненьком вязаном костюме, с  аккуратненькой  химической  завивкой  и
растянутыми в аккуратненькой улыбочке  губами,  которые,  вероятно,  часто
лизали аккуратненькие моськи.
   Особа держала книжечку с отрывными  билетами  и  консервную  банку  для
денег.
   - Всего десять пенсов, - сказала она, - так что вы, может, купите целых
два. Для этого вам даже не придется грабить банк.
   Она издала короткий, звонкий смешок, а затем удивительно долгий  вздох.
Замечание о том,  что  для  этого  не  придется  грабить  банк,  очевидно,
неимоверно нравилось ей с тех самых пор, как во  время  войны  в  ее  доме
квартировали американские солдаты.
   - Э-э, да, хорошо, - пролепетал Артур, торопливо порывшись в кармане  и
вытащив пару монет.
   С  убийственной  медлительностью  и  аккуратненькой,  если  так   можно
выразиться, манерностью особа аккуратненько оторвала два билета и  вручила
их Артуру.
   - Я искренне надеюсь, что вы выиграете, - произнесла  она,  и  улыбочка
вдруг со щелчком сложилась, как японская фигурка-оригами, -  у  нас  такие
миленькие призы.
   - Спасибо, - произнес Артур, с демонстративной небрежностью запихивая в
карман билеты и глядя на часы.
   И повернулся к Фенни.
   То же самое сделала особа с лотерейными билетами.
   -  А  вы,  моя  милочка?  -  проговорила  она.  -  Это  для  Энджи,  на
искусственную почку. Энджи уходит на пенсию, понимаете. Ну как?  -  И  она
так растянула улыбочку, что та уже не умещалась на лице. Чтобы не  лопнула
кожа, особе пришлось остановиться и сдвинуть губы.
   - Э-э, послушайте, вот, пожалуйста, - сказал  Артур  и,  в  надежде  ее
спровадить, подтолкнул к ней пятидесятипенсовую монету.
   - О, мы люди небедные, да? - сказала  особа,  умудрившись  одновременно
многозначительно вздохнуть и многозначительно улыбнуться. - Мы,  наверное,
из Лондона.
   Артур все отдал бы за то, чтобы она не говорила так чертовски медленно.
   - О, право, ничего не надо, - махнув рукой, проговорил он, когда  особа
с жуткой обстоятельностью начала отрывать пять билетов - по одному.
   - Но вы должны взять билеты, - настаивала она, - а то не получите  свой
приз. Очень миленькие призы, знаете. Очень изысканные.
   Артур схватил билеты и как можно грубее сказал "спасибо".
   Особа снова повернулась к Фенни:
   - А теперь вы...
   - Нет! - завопил Артур. -  Эти  билеты  для  нее,  -  размахивая  пятью
билетами, объяснил он.
   - О, понимаю! Как мило!
   Особа тошнотворно улыбнулась им обоим.
   - И я искренне надеюсь, что вы...
   - Да, - огрызнулся Артур, - спасибо.
   Наконец особа отошла к соседнему столику. Артур в отчаянии повернулся к
Фенни и с облегчением увидел, что губы у нее дрожат от беззвучного смеха.
   Артур вздохнул и улыбнулся.
   - На чем мы остановились?
   - Вы назвали меня Фенни, а  я  как  раз  собиралась  попросить  вас  не
называть меня так.
   - Почему?
   Она помешивала томатный сок маленькой деревянной палочкой для коктейля.
   - Знаете, почему я спросила, не дружите ли вы с моим братом? Вернее, со
сводным братом. Он один называет меня Фенни. Именно за это я  его  терпеть
не могу.
   - А как тогда?..
   - Фенчерч [Фенчерч-Стрит - вокзал в Лондоне].
   - Фенчерч!
   Она строго посмотрела на него.
   - Да, - подтвердила она, - и сейчас я с нетерпением жду, зададите ли вы
мне тот самый дурацкий вопрос, который задают все. Мне  от  этого  вопроса
уже выть хочется. Если вы его зададите, я обижусь и в вас  разочаруюсь.  И
вдобавок завою. Так что остерегайтесь.
   Она улыбнулась, встряхнула волосами так, что они упали ей  на  лицо,  и
поглядела на Артура сквозь эту завесу.
   - О... - сказал Артур, - это будет  как-то  не  очень  хорошо  с  вашей
стороны, вам не кажется?
   - Кажется.
   - Ну ладно.
   - Хорошо, - сказала она  смеясь,  -  спрашивайте.  Давайте  уж  с  этим
разделаемся. А то еще вы будете все время называть меня Фенни.
   - Вероятно... - начал Артур.
   -  Осталось  всего  два  билетика,  понимаете,  и  поскольку,  когда  я
обратилась к вам в первый раз, вы были так щедры...
   - Что-о? - рявкнул Артур.
   Особа с химической завивкой и улыбочкой размахивала у  него  под  носом
отощавшей билетной книжечкой.
   - Я решила уступить эту возможность вам -  очень  уж  миленькие  у  нас
призы.
   Она доверительно наморщила нос.
   - Подобраны с большим вкусом. Я знаю, вам понравится.  Это  для  Энджи,
подарок к пенсии, понимаете. Мы хотим купить ей...
   - Искусственную почку, - докончил Артур. - Вот вам.
   Он протянул ей еще два десятипенсовика и взял билеты.
   И вдруг до  пожилой  особы  вроде  бы  что-то  дошло.  Но  дошло  очень
медленно. Так далекая волна доходит до песчаного берега.
   - О Боже, - сказала она. - Я вам не мешаю?
   И с тревогой уставилась на Артура и Фенчерч.
   - Нет, все прекрасно, - ответил Артур. - Прекраснее некуда, - настаивал
он. И добавил: - Спасибо.
   - Послушайте, - проговорила особа упоенно, восторженно и  взволнованно,
- у вас... любовь, да?
   - Трудно сказать, - ответил Артур. - Мы даже не успели поговорить.
   И покосился на Фенчерч. Та улыбалась.
   Особа понимающе кивнула.
   - Через минуту я покажу вам призы, - сказала она и удалилась.
   Артур со вздохом снова повернулся к девушке, хотя вряд  ли  решился  бы
сказать, любовь ли у них.
   - Вы собирались меня спросить, - сказала она.
   - Да, - согласился Артур.
   - Если хотите, мы можем спросить вместе, - предложила Фенчерч. -  Нашли
ли меня...
   - ...в сумке... - подхватил Артур.
   -  ...в  камере  хранения,  как  Уорсинга  из  пьесы  "Как  важно  быть
серьезным"... - проскандировали они хором.
   - ...на вокзале Фенчерч-Стрит?
   - Отвечаю: нет, - сказала Фенчерч.
   - Отлично, - заметил Артур.
   - Меня там зачали.
   - Что?
   - Меня там за...
   - В камере хранения? - возопил Артур.
   - Нет, конечно, нет. Не говорите глупостей. Что моим родителям делать в
камере   хранения?   -   выпалила   она,   несколько   шокированная    его
предположением.
   - Ну, я не знаю, - промямлил Артур, - может...
   - Это было в очереди за билетами.
   - В очереди...
   - В очереди за билетами. Это с их собственных слов. Детали они сообщать
отказываются. Они только говорят, что никто не в силах представить,  какая
скука стоять в очереди за билетами на вокзале Фенчерч-Стрит.
   Она лениво сделала маленький глоток  томатного  сока  и  посмотрела  на
часы.
   Артур никак не мог оправиться после того, как поперхнулся газировкой.
   - У меня осталась минута, максимум - две, - сказала Фенчерч, - а вы еще
не начали рассказывать  удивительную,  потрясающую  историю,  которую  так
хотели рассказать.
   - Может, вы все-таки разрешите  подвезти  вас  до  Лондона?  -  спросил
Артур. - Сегодня суббота, у меня нет важных дел, я...
   - Нет, - сказала Фенчерч, - спасибо, очень мило  с  вашей  стороны,  но
нет. Мне надо несколько дней побыть одной.
   Она улыбнулась и пожала плечами.
   - Но...
   - Расскажете в другой раз. Я дам вам свой телефон.
   Пока она царапала карандашом на клочке бумаги семь  цифр  и  передавала
клочок Артуру, сердце его то проваливалось в пятки, то  тщилось  выскочить
из груди.
   - Теперь мы можем вздохнуть спокойно, - проговорила она, раздвинув губы
в медленной улыбке.  Ее  улыбка  заполнила  все  существо  Артура,  и  ему
показалось, что еще немножко - и он взорвется.
   - Фенчерч, - сказал он, упиваясь звуками этого имени. - Я...
   - Коробка "Пьяной вишни", - возвестил приближающийся  голос,  -  и  еще
одна прелестная вещь, я так и знала, что вам понравится  -  пластинка.  На
ней записаны пьесы для шотландской волынки...
   - Да, спасибо, очень мило, - твердо сказал Артур.
   - Я решила вам их показать, раз уж вы приехали из Лондона, -  объяснила
особа с химической завивкой.
   Она держала их на вытянутых руках, чтобы Артуру было  лучше  видно.  Он
видел, что это и впрямь  коробка  конфет  "Пьяная  вишня"  и  пластинка  с
пьесами для шотландской волынки. Вот такие призы.
   - Теперь пейте спокойно ваше ситро, - сказала особа, легонько  потрепав
Артура по мокрому от пота плечу. - Я так и знала, что вам захочется на них
посмотреть.
   Глаза Артура вновь  встретились  с  глазами  Фенчерч,  и  он  вдруг  не
нашелся, что  сказать.  Мгновение  пришло  и  миновало,  испорченное  этой
проклятой старой дурой.
   - Не волнуйтесь, -  произнесла  Фенчерч,  пристально  глядя  на  Артура
поверх стакана, - мы еще поговорим.
   И сделала еще глоток.
   - Возможно, - добавила Фенчерч, - если бы не она, у нас  ничего  бы  не
получилось.
   Фенчерч улыбнулась уголком рта и встряхнула головой. Волосы вновь упали
ей на лицо.
   Она была совершенно права.
   Артуру пришлось признать, что она была совершенно права.





   В тот же  вечер  Артур  прогуливался  вприпляску  вокруг  своего  дома,
воображая, что медленно бредет через поле спелой ржи, и каждую минуту, сам
не зная  почему,  разражаясь  хохотом.  Ему  пришло  в  голову,  что  даже
прослушивание выигранных пьес для волынки не испортит ему настроения. Было
восемь часов, и он решил, что принудит себя,  силком  заставит  прослушать
всю пластинку - а потом уже позвонит  Фенчерч.  Возможно,  вообще  следует
отложить звонок до завтра - это  будет  ход  светского  человека.  Или  до
следующей недели.
   Нет.  Никаких  хитростей.  Девушка  нужна  ему,  а  на  остальное   ему
наплевать. Она нужна ему решительно и  бесповоротно,  он  обожает  ее,  он
желает ее, он хочет проделать с ней вместе много всяких вещей и  разделить
с ней свою жизнь.
   Он изумленно поймал себя на  том,  что  кричит  "Гип-гип-ура!"  и,  как
дурак, несется вприпрыжку вокруг дома. Ее глаза, ее волосы,  ее  голос  да
вся она...
   Артур остановился.
   Он поставит пластинку с волынкой. А потом позвонит.
   Или сначала позвонит.
   Нет. Он сделает вот что. Он поставит пластинку с  волынкой.  Прослушает
все пьесы до самого конца, до последнего стона раненой  ведьмы.  И  только
тогда позвонит. Именно в таком порядке. Да будет так.
   Артур уже боялся дотрагиваться до предметов; ему казалось, что  от  его
прикосновения они взорвутся.
   Он взял в руки  пластинку.  Надо  же,  не  взорвалась.  Вытащил  ее  из
конверта. Открыл проигрыватель, включил усилитель. Все осталось цело.
   Опустив иглу на диск, глупо захихикал.
   Уселся в кресло и торжественно прослушал "Шотландского солдата".
   Прослушал "Чудотворное милосердие".
   Прослушал нечто о какой-то горной долине.
   Вспомнил о сегодняшнем замечательном ленче.
   Только  они  собрались  уходить,  как  вдруг  раздались   оглушительные
возгласы. Особа с жуткой химической завивкой махала им  рукой  из  другого
конца зала, точно глупая куропатка  с  перебитым  крылом.  Все  посетители
буфета повернулись к Артуру и Фенчерч, будто требуя от них ответа.
   Они пропустили мимо ушей рассказ о том, как довольна и счастлива  будет
Энджи, когда узнает, что  ей  собрали  четыре  фунта  тридцать  пенсов  на
искусственную почку, до них еле-еле дошло, что кто-то за соседним столиком
выиграл коробку "Пьяной вишни", и они не сразу  усекли,  что  громогласная
особа интересуется, не у них ли билет номер тридцать семь.
   Оказалось, что у них. Артур сердито посмотрел на часы.
   Фенчерч подтолкнула его локтем.
   - Идите, - сказала она, - идите  и  получите  приз.  Не  будьте  букой.
Произнесите речь про то, как вы рады, и можете мне позвонить и рассказать,
как все прошло. Мне очень хочется послушать пластинку. Идите!
   Она легко коснулась его руки - и ушла.
   Завсегдатаи  буфета  сочли  благодарственную   речь   Артура   чересчур
эмоциональной. В конце концов он получил всего лишь пластинку.
   Артур вспоминал об этом, слушал музыку и хохотал.





   Дзинь-дзинь.
   Дзинь-дзинь.
   Дзинь-дзинь.
   - Алло, слушаю. Да, правильно. Да. Говорите громче, здесь очень  шумят.
Что?
   - Нет, я обслуживаю только вечером.  Днем  подают  Ивонна  и  Джим,  он
хозяин. Нет, меня не было. Что?
   - Говорите громче. Что? Нет, ничего не знаю ни про какую лотерею. Что?
   - Нет, ничего не знаю. Не ложьте трубку, я позову Джима.
   Буфетчица зажала отверстие трубки ладонью и попыталась перекричать шум.
   - Эй, Джим, тут парень звонит и говорит, он выиграл в лотерею. Говорит,
у него тридцать седьмой билет и он выиграл.
   - Нет, выиграл парень,  который  сидел  в  буфете,  -  зычно  отозвался
буфетчик.
   - Он спрашивает: его билет у нас?
   - Почем он знает, что он выиграл, если у него нет билета?
   - Джим говорит, почем вы знаете,  что  вы  выиграли,  если  у  вас  нет
билета? Что?
   Она снова закрыла ладонью отверстие трубки.
   - Джим, он мне совсем закрутил голову. Говорит, на билете номер.
   - Само собой, на билете номер, это  же  лотерейный  билет,  пропади  он
пропадом.
   - Он говорит, на билете номер телефона.
   - Давай ложь трубку и обслуживай клиентов, черт побери.





   К западу отсюда, в точке, отделенной от буфета и Артура восемью  часами
лета, на пляже  в  полном  одиночестве  сидел  человек  и  оплакивал  одну
непостижимую утрату. Он мог переживать свою утрату лишь частями, капля  за
каплей, потому что вся целиком она была так велика, что ни одна живая душа
не смогла бы ее вынести.
   Он смотрел, как набегают  на  песок  высокие,  величавые  волны  Тихого
океана, и ждал, ждал, когда  придет  пустота,  которая,  он  знал,  должна
прийти. Когда же приходило время ей прийти, она не приходила,  а  меж  тем
день неторопливо клонился к вечеру, и солнце ныряло  в  морские  волны,  и
наступала новая ночь.
   Мы не станем называть этот пляж,  поскольку  рядом  стоял  частный  дом
этого человека. Скажем лишь, что  это  была  маленькая  песчаная  полоска,
крохотный отрезок  длинного  побережья,  которое,  вырвавшись  за  границы
Лос-Анджелеса,  поворачивает  к  западу  ("Путеводитель"  в  одной   главе
отзывается о городе  Лос-Анджелес  как  о  "сборище  болванов,  хулиганов,
наркоманов и прочих павианов,  а  также  иной  всевозможной  дряни",  а  в
другой, написанной  всего  несколькими  часами  позже,  сравнивает  его  с
"несколькими тысячами квадратных километров, заваленных рекламой "Америкэн
экспресс",   но   без   присущего   этой   компании   чувства    моральной
ответственности. Вдобавок местный воздух  по  неизвестным  причинам  имеет
очень желтый цвет").
   Взяв курс на запад, побережье вскоре меняет свои планы и сворачивает на
север, к туманному заливу Сан-Франциско. "Путеводитель" сообщает  об  этом
городе  следующее:  "Симпатичное  местечко.  Очень  трудно  отделаться  от
впечатления,  что  город  сплошь  населен  нашим  братом  -   космическими
пришельцами. Вместо "Здрасте" они тут же, не сходя с  места,  сочинят  для
вас новую религию. Пока вы не обосновались и не освоились в  этих  местах,
на любые три вопроса из любых четырех лучше отвечать  "нет",  ибо  события
здесь происходят странные,  порой  смертельно  опасные  для  неискушенного
космического странника". Такое вот побережье: на  сотни  километров  -  то
песок, то скалы, тут пальмы, там белогривые волны. И закаты.  Побережье  в
целом "Путеводитель" характеризует кратко: "Отпад. Полный".
   И вот на безвестном отрезке этого  "полного  отпада"  стоял  дом  этого
безутешного человека, человека, которого многие  считали  сумасшедшим.  Но
только  потому,  как  он  сам  охотно  пояснял,  что  это  соответствовало
действительности.
   Сумасшедшим его считали по целому бесконечно долгому ряду  причин  -  в
том числе потому, что дом у него был особенный, неприлично особенный  даже
для этой местности, застроенной сплошь особенными и неповторимыми домами.
   Дом этого человека назывался "За пределами психушки".
   Человека звали заурядным именем Джон  Уотсон,  хотя  он  больше  любил,
чтобы его величали Медведь Здравоумный. И некоторые друзья  скрепя  сердце
так его и именовали.
   В доме у него хранилось несколько затейливых вещей, в том  числе  сосуд
из серого стекла, на котором было выгравировано шесть слов.
   Об этом человеке мы поговорим попозже: это всего лишь интермедия, чтобы
посмотреть, как садится солнце, и отметить, что он тоже смотрит,  как  оно
садится.
   Он потерял все, что было ему дорого на свете, и теперь просто  сидел  и
ждал конца света - ни сном ни духом не ведая, что конец света уже  был  да
сплыл.





   После того мерзкого воскресенья, когда Артур перерыл мусорные ящики  на
заднем дворе буфета в Тонтоне и ничего не нашел: ни лотерейного билета, ни
номера телефона, - он перепробовал все способы  отыскать  Фенчерч,  и  чем
больше он пробовал, тем больше проходило дней и недель.
   Артур рвал и метал, полный ненависти к себе, к судьбе, ко всему свету и
даже к погоде.  Объятый  горем  и  яростью,  он  даже  пошел  в  кафе  при
бензоколонке, где был перед самой встречей с Фенчерч.
   - А уж когда моросит, у меня все внутри переворачивается.
   - Будьте  добры,  заткнитесь.  Я  устал  от  этих  ваших  "моросит",  -
огрызнулся Артур.
   - Я бы заткнулся, если бы заткнулся этот фонтанчик.
   - Послушайте...
   - Но я вам говорил, что будет, когда этот дождик отморосит?
   - Нет.
   - Град.
   - Что?
   - Град пойдет.
   Артур оторвал взгляд от чашки кофе и уставился  на  гнусную  окружающую
действительность. Нет смысла сидеть в этом  кафе,  осознал  он,  ведь  его
пригнало сюда суеверие, а не логика. Однако, словно искушая Артура, судьба
решила показать, что совпадения бывают, и вновь  свела  его  с  тем  самым
шофером, который встретился ему в прошлый раз.
   Артур отчаянно старался не обращать внимания на соседа по  столику,  но
чувствовал, что этот нудный разговор затягивает его, как бездонное болото.
   - Кажется, - вяло проговорил Артур, проклиная себя за  мягкотелость,  -
дождь скоро прекратится.
   - Ха!
   Артур только пожал плечами. Надо  уйти.  Вот  что  надо  сделать.  Надо
просто уйти.
   - Дождь не прекращается никогда! - напыщенно изрек шофер.
   И грохнул по столу кулаком, пролив свой чай, и на миг  показалось,  что
это не от чая, а от него самого идет пар.
   Нельзя просто уйти, не ответив на подобное заявление.
   - Нет, прекращается, - не согласился Артур.
   Едва ли такое опровержение можно назвать вежливым, но Артуру надо  было
это сказать.
   - Дождь... идет... всегда, - ударяя кулаком по  столу  в  такт  словам,
бушевал шофер.
   Артур покачал головой.
   - Говорить, что всегда, - это бред... - сказал он.
   Брови оскорбленного шофера выгнулись дугой.
   - Бред? Как это бред? Как это бред говорить,  что  дождь  идет  всегда,
если он идет всегда?
   - Вчера не шел.
   - Шел, в Дарлингтоне.
   Артур осторожно помолчал.
   - Вы хотите спросить, где я был вчера, - сказал водитель  грузовика.  -
Да?
   - Нет, - ответил Артур.
   - Думаю, вы догадались.
   - Вы так думаете?
   - На букву "Д".
   - Ясно.
   - Весь город обос...ал там, вот что я вам скажу!
   - Зря ты уселся сюда, приятель, - весело обратился к Артуру проходивший
мимо их столика незнакомый человек в комбинезоне. - Это Угол Грозовых Туч.
Место  забронировано  нашим  другом  "Мама,  меня  из-за   угла   дождиком
шарахнуло!". Он бронирует места во всех столовых на автостраде, отсюда  до
солнечной Дании. Держись от него подальше - мой тебе  совет.  Мы  все  так
делаем. Как делишки, Роб? Трудишься вовсю? Натянул шины для сырой  погоды?
Хо-хо!
   Пройдя к соседнему  столику,  незнакомец  уселся  и  стал  рассказывать
анекдот.
   - Видите, никто из этих ублюдков не принимает меня  всерьез,  -  сказал
Роб Маккенна. - Но, - мрачно  прибавил  он,  подавшись  вперед  и  сощурив
глаза, - они все знают, что я прав!
   Артур нахмурился.
   - Как моя жена, - прошипел единоличный владелец и шофер "Грузоперевозок
Маккенны". - Она говорит: все это мура, мол,  я  поднимаю  шум  и  жалуюсь
из-за ерунды, но... - он сделал театральную паузу, и в его глазах блеснули
молнии, - ...когда я звоню и говорю,  что  еду,  она  всегда  перевешивает
белье, которое настирала, со двора в дом! - Он помахал  чайной  ложкой.  -
Что вы на это скажете?
   - Ну...
   - У меня есть книга специальная, - продолжал Роб  Маккенна.  -  У  меня
есть книга. Дневник. Пятнадцать лет его  веду.  Описываю  все  места,  где
бываю. День за днем. И какая погода. И всякий раз она гнусная,  -  гаркнул
он. - Я исколесил всю Англию, Шотландию, Уэльс. Изъездил вдоль  и  поперек
всю Европу: Италию, Германию, Данию, был в  Югославии.  Я  все  отметил  и
составил карты. Я записывал, даже когда ездил в гости к брату в  Сиэтл,  -
добавил он.
   - Ну, может, вам следует эту книгу кому-нибудь показать, - сказал Артур
и наконец поднялся, чтобы уйти.
   - Покажу, - пообещал Роб Маккенна.
   И выполнил обещание.





   Тоска. И уныние. И  вновь  тоска,  отступающая  лишь  для  того,  чтобы
смениться новым приступом уныния. Ему нужно было занять себя  каким-нибудь
делом. И он выдумал для себя такое дело.
   Он найдет свою пещеру.
   На доисторической Земле Артур жил в пещере -  не  лучшей  из  возможных
пещер, прямо сказать, паршивой, но... Никаких  "но".  Пещера  была  крайне
паршивая, он ее терпеть не мог. Но прожил в ней пять лет, и за  это  время
она стала для него каким-никаким домом, а людям свойственно беспокоиться о
судьбе своих домов. Артур Дент был как раз таким человеком, и  поэтому  он
отправился в Эксетер покупать компьютер.
   Вот что ему на самом деле было нужно: компьютер.  Но  он  полагал,  что
прежде чем просто взять и ухлопать кучу денег на вещь, которую многие люди
считают лишь игрушкой, надо поставить перед  собой  важную  задачу.  И  он
поставил  перед  собой  такую  вот  важную   задачу.   Определить   точное
местоположение одной пещеры на  доисторической  Земле.  Так  он  и  сказал
продавцу в магазине.
   - Зачем? - спросил продавец.
   Трудный вопрос.
   - Ладно, замнем, - сказал продавец. - А как это сделать?
   - Ну, я надеялся, что вы мне поможете.
   Продавец вздохнул и ссутулил плечи.
   - У вас есть опыт работы с компьютерами?
   Артур подумал, не упомянуть ли об Эдди, бортовом  компьютере  "Золотого
сердца", который вмиг справился бы с этой  работой,  или  о  Пронзительном
Интеллектомате, но решил придержать свои воспоминания при себе.
   - Нет, - ответил он.
   "Веселенький денек", - сказал продавец (правда, не вслух).
   Так  или  иначе  Артур  купил  компьютер  компании  "Эппл".  Еще  через
несколько дней поставил на него специальные программы для  астрономических
вычислений и принялся составлять графики движения звезд, а  также  чертить
по памяти неуклюжие карты  звездного  неба,  которое  он  видел  ночью  из
пещеры. Так он целеустремленно трудился несколько недель, отбиваясь руками
и ногами от назойливой мысли, что все это зря.
   Сделанные по памяти чертежи не  принесли  никакой  пользы.  Артур  даже
толком не мог определить, сколько времени прошло на Земле  со  времен  его
пещерной  жизни  -  по  приблизительным  подсчетам  Форда  Префекта,  пара
миллионов лет, с поправкой на  тот  факт,  что  Форд  всегда  находился  в
сложных отношениях с математикой.
   Наконец он все же разработал способ, который по крайней мере должен был
дать хоть какой-то результат. Артур решил не думать о том, что  компот  из
"правил буравчика", расчетов на глаз и притянутых за уши  догадок  поможет
ему определить разве что нужную галактику - да  и  то,  если  повезет;  он
просто взялся за дело и получил результат.
   И счел этот результат правильным. Все равно проверять за ним некому.
   Результат и вправду оказался  правильным,  но  только  благодаря  целой
цепочке необъяснимых случайностей,  которыми  заведует  Фортуна.  Впрочем,
этого Артур так и не узнал. Он просто поехал в Лондон и постучал в  нужную
дверь.
   - Ой, я думала, вы сначала позвоните.
   Артур разинул рот от изумления.
   - Входите, только на несколько минут, - сказала Фенчерч. -  Я  как  раз
собиралась уйти по делу.





   Летний день в Айлингтоне, оглашаемый скорбным визгом дрелей и  рубанков
- то мастера реставрировали антиквариат.
   У Фенчерч днем  были  неотложные  дела,  и  Артур  бродил  в  состоянии
какого-то блаженного умопомрачения, разглядывая витрины всех тех  полезных
магазинов, которых в Айлингтоне пруд пруди - не верите,  спросите  у  тех,
кто постоянно покупает старинные столярные  принадлежности,  каски  времен
англо-бурской войны, кареты, офисную мебель и рыбу.
   Солнце палило вовсю. Его лучи опаляли ресторанчики на  крышах.  Опаляли
архитекторов и водопроводчиков. Адвокатов и взломщиков.  Жарили  без  огня
пиццы. Поджигали отчеты агентов по продаже недвижимости.
   Артура они тоже пытались опалить, но он укрылся в лавке, где  торговали
антикварной мебелью.
   - У нас интересное здание, - радостно провозгласил хозяин. - В  подвале
есть потайной ход. Ведет к ближайшему пабу. Судя по всему, его прорыли для
принца-регента [принц-регент -  титул  будущего  Георга  IV,  когда  он  в
1811-1820 годах управлял государством  вместо  психически  больного  отца,
Георга III; период регентства и царствования Георга IV считается  временем
распущенных нравов], чтобы он мог при необходимости скрыться.
   - Если его засекут при попытке купить сосновое кресло  в  полосочку?  -
спросил Артур.
   - Нет, - ответил владелец, - я совсем другое имел в виду.
   - Извините меня, пожалуйста, - сказал Артур. - Я ужасно счастлив.
   - Оно и видно.
   Как во сне, Артур вышел на улицу и побрел куда глаза  глядят,  пока  не
оказался у  штаб-квартиры  движения  "Гринпис".  Ему  вспомнилось  письмо,
лежащее в папке "Сделать! Срочно!", в которую он за все это время даже  не
заглядывал. Широко улыбаясь, он вошел в помещение "Гринписа" и сказал, что
хочет внести деньги на освобождение дельфинов.
   - Очень остроумно, - ответили ему, - убирайтесь вон.
   Артур, ожидавший несколько иного ответа, попытался вновь объяснить цель
своего прихода. На этот раз работники "Гринписа" разозлились основательно,
так что он просто сунул им деньги и опять вышел на солнышко.
   Как только пробило  шесть,  он  вернулся  в  переулок,  где  стоял  дом
Фенчерч. С бутылкой шампанского в руках.
   - Держите, - сказала Фенчерч, сунула в руку Артуру  прочную  веревку  и
исчезла  за  большими  белыми  деревянными  воротами.  Запирались  они  на
огромный висячий замок, приделанный к черному металлическому засову.
   Дом был перестроен под жилой из небольшой  конюшни.  Переулок,  дома  в
котором  были  заняты  в  основном  предприятиями  легкой  промышленности,
находился   на   задворках   полуразвалившегося   здания    Айлингтонского
королевского  сельскохозяйственного  общества.  Кроме  унаследованных   от
конюшни огромных ворот, в доме была также обычная парадная дверь - весьма,
кстати, элегантная, блестящая от лака, с дверным молотком в  виде  черного
дельфина. В общем, дверь как дверь, вот только ее порог находился в девяти
футах выше тротуара - проще говоря,  дверь  помещалась  на  верхнем  этаже
этого двухэтажного домика. Видимо, первоначально она служила для  доставки
сена голодным лошадям.
   Прямо над дверным проемом из кирпичной кладки торчал  старый  ворот.  К
нему-то и была привязана веревка, один  конец  которой  держал  Артур.  На
другом конце висела виолончель.
   Дверь у Артура над головой распахнулась.
   - Отлично, - сказала Фенчерч, - тяните за веревку,  держите  виолончель
ровно. И передайте ее мне.
   Он потянул за веревку, ровно держа виолончель.
   - Если я буду и дальше тянуть за веревку, -  заметил  Артур,  -  то  не
удержу виолончель.
   Фенчерч наклонилась вниз.
   - Я буду держать виолончель, - сказала она. - А вы тяните за веревку.
   Слегка покачиваясь, виолончель воспарила  к  порогу  двери,  и  Фенчерч
ловко подхватила ее.
   - Теперь поднимайтесь сами, - крикнула она Артуру.
   Артур поднял с земли сумку с угощением и,  весь  трепеща  от  волнения,
вошел в конюшенные ворота.
   Нижняя комната,  которую  он  уже  мельком  видел  с  улицы,  выглядела
довольно убого. Она была захламлена всякой  всячиной:  огромный  старинный
чугунный каток для белья, в углу - неимоверный штабель  кухонных  раковин.
Артур на миг встревожился при виде детской коляски, но она была  очень  уж
ржавая. И лежало в ней нечто весьма невинное - книги.
   Пол был бетонный, щербатый, весь в загадочных пятнах и будоражащих душу
трещинах. Тот факт, что трещины взбудоражили душу Артура, кое-что  говорит
о настроении, в котором  он  прошел  через  комнату  и  ступил  на  шаткую
деревянную лестницу. Все вокруг, даже  обыкновенные  трещины  на  бетонном
полу, распаляло его чувства.
   - Мой знакомый архитектор все время грозится  сотворить  с  этим  домом
чудо, - непринужденно проговорила Фенчерч,  как  только  Артур  взошел  на
второй этаж. - Он приходит, застывает посреди комнаты в полном  обалдении,
что-то  бормочет  о  пространстве,  предметах,  событиях  и  поразительных
свойствах света, потом говорит, что ему нужен  карандаш,  и  пропадает  на
несколько месяцев. Так что чуда пока не произошло.
   Оглядевшись, Артур подумал, что верхняя комната  и  без  того  чудесна.
Отделана она была скромно. Роль мебели выполняли нагромождения  подушек  и
матрасов. Также здесь стоял стереомузыкальный центр с  колонками,  которые
произвели бы огромное впечатление на строителей Стоунхеджа.
   В комнате произрастали бледные цветы и висели любопытные картины.
   Прямо под крышей помещалось нечто вроде галереи, где стояла кровать,  а
также находилась ванная, в которую, как обнадежила Фенчерч, вполне мог  бы
втиснуться человек среднего роста -  правда,  предварительно  смазав  тело
мылом.
   - Да и то, - прибавила она, - если это человек  терпеливый,  и  чистота
ему важнее шишек и царапин. Вот. Такие дела.
   - Такие дела.
   На миг их взгляды скрестились.
   Этот миг тянулся долго, очень долго.  Столь  долго,  что  уже  начинало
казаться, будто время остановилось.
   Для Артура, который впадал в  стеснительность,  как  только  оказывался
наедине с кем угодно - хоть с кофеваркой, - это  был  миг  откровения.  Он
вдруг ощутил то, что чувствует забитый, рожденный в зоопарке зверь,  когда
в одно  прекрасное  утро  просыпается  и  видит,  как  дверь  клетки  тихо
отворяется  и  перед  ним  до  самого  восходящего   солнца   простирается
серо-розовая саванна, полная новых для слуха утренних звуков.
   Артур всматривался в изумленное лицо Фенчерч, в ее  глаза,  улыбающиеся
его удивлению и своему собственному - тоже, и  гадал,  что  это  за  новые
звуки.
   Он не понимал, что у жизни есть  голос,  голос,  говорящий  с  тобой  и
отвечающий на все вопросы, которыми  ты  неустанно  ее  бомбардируешь.  Он
никогда даже не подозревал, что этот голос есть, не выделял его  тембра  в
шуме действительности - пока она не  сказала  ему  сейчас  того,  чего  не
говорила никогда. Она сказала: "Да".
   Наконец Фенчерч, тихо покачав головой, опустила глаза.
   - Я знаю, - сказала она. И прибавила: - Я запомню, что вы из тех людей,
которым достаточно две минуты подержать в  руках  простой  листок  бумаги,
чтобы он превратился в выигрышный лотерейный билет.
   Она отвернулась.
   - Пойдемте погуляем, - быстро сказала Фенчерч. -  В  Гайд-парк.  Сейчас
переоденусь во что-нибудь менее приличное.
   На ней было довольно строгое темное платье, висящее, как мешок, что  ей
совсем не шло.
   - Я надеваю  его  специально  для  моего  преподавателя  виолончели,  -
пояснила Фенчерч. - Очень милый старикан, но мне иногда  кажется,  что  от
всего этого пиликанья ему  в  голову  приходят  не  самые  благопристойные
мысли. Я спущусь через минуту. - Легко взбежав по ступенькам  на  галерею,
она крикнула Артуру: - Бутылку поставьте в холодильник, на потом.
   Когда Артур ставил бутылку шампанского в ячейку на двери  холодильника,
он увидел, что рядом стоит точно такая же.
   Он подошел к окну и выглянул на улицу. Повернулся и  стал  разглядывать
пластинки. Услышал,  как  наверху  зашелестело  и  упало  на  пол  платье.
Напомнил себе свое жизненное кредо. Очень твердо приказал себе как минимум
в данный момент ни в коем случае не отрывать взора от корешков  пластинок;
он прочитает названия, будет кивать с понимающим видом; если  понадобится,
пересчитает эти чертовы пластинки одну за другой. И все это,  не  поднимая
головы.
   Этот план увенчался полнейшим, позорным неуспехом.
   Фенчерч взглянула на  Артура  сверху  вниз  с  таким  видом,  будто  не
заметила, что  на  нее  смотрят.  Потом  неожиданно  встряхнула  волосами,
накинула на себя легкое  платье  без  рукавов  и  стремительно  исчезла  в
ванной.
   Мгновение спустя Фенчерч вновь появилась; сияющая, в широкополой шляпе,
она с удивительной легкостью сбежала по лестнице. У  нее  была  необычная,
танцующая походка. Она увидела, что  Артур  обратил  на  это  внимание,  и
чуть-чуть склонила голову набок.
   - Нравится? - спросила Фенчерч.
   - Просто потрясающе, - без обиняков  ответил  Артур,  ничуть  не  кривя
душой.
   - Гм-м-м, - проговорила Фенчерч, как  будто  Артур  не  ответил  на  ее
вопрос.
   Она закрыла верхнюю  парадную  дверь,  которая  все  это  время  стояла
нараспашку, и обвела комнату взглядом, чтобы убедиться, что все в  порядке
и можно ненадолго  оставить  дом  наедине  с  самим  собой.  Артур  вертел
головой,  глядя  туда,  куда  смотрит  Фенчерч,  но  стоило  ему  на   миг
отвернуться, как она что-то достала из ящика стола и сунула  в  висящую  у
нее на плече холщовую сумку.
   Артур вновь перевел взгляд на Фенчерч:
   - Готовы?
   - Вы знаете, что у меня не все  в  норме?  -  спросила  она  с  немного
смущенной улыбкой.
   Ее прямота застала Артура врасплох.
   - Ну-у, - протянул он, - я кое-что слышал...
   - Интересно, что вы обо мне слышали, - сказала  она.  -  Если  из  того
источника, о котором я думаю, то совсем  не  про  то.  Рассел  просто  все
выдумывает - ведь то, что на самом деле, ему совершенно не по зубам.
   Артур занервничал.
   - А что на самом деле? - спросил он. - Вы можете мне сказать?
   - Не волнуйтесь, - сказала Фенчерч,  -  ничего  страшного.  Просто  это
необычно. Очень-очень необычно.
   Она коснулась руки Артура, затем подошла поближе  и  быстро  поцеловала
его.
   - Мне жутко интересно, сможете ли вы за сегодняшний  вечер  определить,
что со мной такое, - проговорила она.
   Артур почувствовал, что, если бы в эту секунду кто-нибудь похлопал  его
по плечу, он  бы  зазвенел  таким  же  полнозвучным,  долгим,  раскатистым
звоном, как его серый аквариум, когда  по  нему  щелкают  ногтем  большого
пальца.





   Форду Префекту окончательно осточертело просыпаться от звуков стрельбы.
   Разбуженный в очередной раз.  Форд  выскользнул  из  ремонтного  шлюза,
который он приспособил под спальню, устлав его  полотенцами  и  выведя  из
строя часть находящегося поблизости грохочущего оборудования. Спустился по
трапу и уныло поплелся по коридору.
   В  коридорах  царил   сумрак,   от   которого   немедленно   начиналась
клаустрофобия.  Светильники  каждую  минуту  то  тускнели,  то  мигали   -
электроэнергия беспорядочно металась по кораблю, от  чего  переборки  дико
тряслись, а голоса механизмов вдруг срывались на загробный вой.
   Но Форда тревожило совсем не это.
   Он остановился и прижался к стене, потому что мимо по темному  коридору
с противным визгом  пролетело  что-то  похожее  на  маленькую  серебристую
электродрель.
   Но Форда тревожили совсем не летучие дрели.
   Он мрачно распахнул дверь отсека и вышел в  коридор  пошире  -  правда,
такой же сумрачный.
   Корабль завалился на бок. Это случалось часто  -  правда,  не  с  таким
размахом, как сейчас. Мимо со страшным грохотом протопал  небольшой  отряд
роботов.
   Но Форда тревожило совсем не это.
   Из  одного  конца  коридора  валил  едкий  дым,  и  Форд  направился  в
противоположную сторону.
   Миновал ряд мониторов, заделанных в стены и прикрытых листами прочного,
но все-таки сильно поцарапанного плексигласа.
   На одном  из  экранов  ужасающе-зеленая,  покрытая  чешуей  рептилия  с
огромным  пылом  разорялась  насчет  Единой  Голосо-Передаточной   Системы
Голосования. Одобряет она эту систему  или  нет,  оставалось  неясным,  но
накал чувств был налицо. Форд выключил звук.
   Его тревожило совсем другое.
   Он подошел к следующему  монитору.  Показывали  рекламу  зубной  пасты,
которая одна только способна сделать человека свободным.  Рекламный  ролик
сопровождался отвратительной, ум-ца-цакающей музыкой, но не это беспокоило
Форда.
   Форд подошел к третьему монитору, на  который  передавалось  трехмерное
изображение  внешней  обшивки  громадного   серебристого   ксаксисианского
корабля. Крупным планом.
   Прямо на глазах у Форда из черной тени какой-то  луны  вырвалась  целая
тысяча  жестоковооруженных  беспилотных  звездоминоносцев  с  Зирзлы.  Они
промчались темными молниями по ослепительному диску звезды Ксаксис,  и  из
всех сопел, дул, иллюминаторов  корабля  на  них  обрушилось  убийственное
пламя дьявольской, непостижимой силы.
   Ага! Вот в чем дело!
   Форд с досадой  покачал  головой  и  потер  глаза.  После  чего  грузно
плюхнулся  на  искалеченное  тело  тускло-серебристого  робота,   которое,
очевидно, еще недавно дымилось, а теперь  остыло  настолько,  что  на  нем
можно было сидеть.
   Зевнув, Форд выудил из саквояжа  свой  "Путеводитель".  Включил  экран,
лениво просмотрел несколько глав третьего уровня, а потом - еще парочку  с
четвертого. Он искал хорошее лекарство от бессонницы. Нашел главу  "ОТДЫХ"
и решил, что это-то и есть самое оно. Нашел "ОТДЫХ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ СИЛ" и
уже собрался искать дальше, как  вдруг  его  осенила  более  перспективная
мысль. Он перевел взгляд на монитор. С каждой секундой  битва  становилась
все яростнее. Шум стоял оглушительный. С каждой новой порцией отправленной
по назначению или  полученной  взамен  адской  энергии  корабль  испуганно
вздрагивал, кренился и стонал.
   Форд опять заглянул в "Путеводитель" и отыскал несколько отвечающих его
замыслам географических пунктов.  Нежданно  рассмеялся  и  вновь  принялся
рыться в саквояже.
   Достал небольшой модуль разгрузки памяти, смахнул с него пыль и  крошки
печенья, подключил к гнезду интерфейса на задней панели "Путеводителя".
   Когда модуль поглотил все необходимые сведения,  Форд  отключил  его  и
слегка подбросил на ладони. После  чего  сунул  "Путеводитель"  обратно  в
саквояж, самодовольно  ухмыльнулся  и  отправился  на  поиски  баз  данных
бортового компьютера.





   - Летними вечерами, особенно в парках, солнце заставляют  спускаться  к
горизонту для того, чтобы оно эффективнее высвечивало,  как  колыхаются  у
девушек груди, - серьезно вещал голос. - Готов отдать голову на отсечение,
что это так.
   Проходившие мимо оратора Артур и Фенчерч  захихикали.  Фенчерч  на  миг
теснее прижалась к Артуру.
   - Я также убежден, - уверял сидящий в шезлонге близ  Серпантина  [узкое
искусственное озеро в Гайд-парке] рыжий кудрявый юноша с длинным костлявым
носом,  -  что  если  довод  проработан  досконально,  то  он   совершенно
естественно и логично вытекает из всех аспектов...
   Речь рыжего юноши была обращена к его  тощему  темноволосому  приятелю,
который развалился в соседнем шезлонге  и  предавался  грустным  мыслям  о
своих прыщах.
   -  ...которые  взял  за  основу  своей  теории  Дарвин.  Это  абсолютно
несомненно. Это безупречно верно. И к тому же, - добавил  он,  -  мне  эта
идея очень нравится.
   Юноша резко обернулся и сквозь очки скосил глаза на Фенчерч. Артур увел
ее, трепещущую от беззвучного смеха.
   - Следующая попытка, - сказала Фенчерч, отсмеявшись. - Старт!
   - Ладно, - сказал Артур. - Локоть. Левый локоть. Левый локоть у тебя не
такой, как надо.
   - Опять холодно, - проговорила она, - совсем холодно. Ты на  совершенно
ложном пути.
   Летнее солнце садилось за деревьями,  как...  нет,  лучше  сказать  без
обиняков. Гайд-парк потрясающе красив. В  нем  потрясающе  прекрасно  все,
кроме мусора в понедельник утром. Даже утки - и те потрясающие. Побывать в
Гайд-парке летним вечером и не почувствовать его очарования  может  только
тот, кто проедет по нему в машине "скорой помощи",  с  закрытым  простыней
лицом.
   В этот парк люди специально ходят, чтобы вытворять всякие невообразимые
вещи. Артур и Фенчерч увидели мужчину в шортах, который играл под  деревом
на волынке. Вдруг он прекратил игру, чтобы прогнать  супругов-американцев,
которые робко пытались положить в футляр от волынки несколько монет.
   - Не надо! - вскричал волынщик. - Уходите! Я только репетирую.
   И решительно  заиграл  вновь,  но  даже  производимый  им  шум  не  мог
испортить настроение Артуру и Фенчерч.
   Артур обнял девушку за талию, и его руки медленно скользнули вниз.
   - Не думаю, что здесь что-то не в  порядке,  -  через  некоторое  время
произнес Артур. - Кажется, задик у тебя такой, как надо.
   - Да, - согласилась Фенчерч, - задик у меня абсолютно такой, как надо.
   Они целовались так долго, что волынщик  в  конце  концов  спрятался  за
дерево.
   - Я расскажу тебе одну историю, - сказал Артур.
   - Хорошо.
   Они нашли клочок травы,  относительно  не  занятый  лежащими  буквально
вповалку парочками, сели и стали смотреть на потрясающих уток и  воду  под
потрясающими утками, которая зыбилась, освещенная низкими лучами солнца.
   - Историю, - прижимая к себе руку Артура, повторила Фенчерч.
   - Чтобы ты представляла себе, какие со  мной  происходят  истории.  Это
истинная правда.
   -  Знаешь,  иногда  люди  рассказывают  истории,   которые   будто   бы
приключились с лучшей подругой жены их двоюродного брата, но на самом деле
эти истории, вероятно, чистой воды вранье.
   -  Ну,  это  почти  такая  же   история,   только   она   произошла   в
действительности, и я знаю, что она произошла в  действительности,  потому
что она произошла со мной.
   - Как история с лотерейным билетом.
   Артур усмехнулся.
   - Да. Я спешил на поезд, - продолжал он. - Приехал на вокзал...
   - Я тебе рассказывала, - перебила  его  Фенчерч,  -  что  случилось  на
вокзале с моими родителями?
   - Да, - ответил Артур.
   - Это просто проверка.
   Артур взглянул на часы.
   - Наверно, пора возвращаться, - проговорил он.
   - Расскажи мне эту историю, - твердо сказала Фенчерч. - Ты  приехал  на
вокзал.
   - Я приехал на двадцать минут раньше. Я перепугал, когда отходит поезд.
А может быть, - прибавил он после секундного раздумья, -  Британская  сеть
железных  дорог  перепутала,  когда  отходит  поезд!  Раньше  мне  это  не
приходило в голову.
   - Давай дальше, - засмеялась Фенчерч.
   - Итак, я купил газету с кроссвордом и пошел в буфет выпить чашку кофе.
   - Ты разгадываешь кроссворды?
   - Да.
   - В какой газете?
   - Обычно в "Гардиан".
   - Мне кажется, в "Гардиан" слишком заумные. Я предпочитаю  "Таймс".  Ты
его разгадал?
   - Что?
   - Кроссворд в "Гардиан"?
   - Я даже не успел взглянуть на него, - сказал Артур. - Я пошел в буфет,
чтобы взять кофе.
   - Ну хорошо, бери кофе.
   - Я и взял, - подтвердил Артур. - Я также купил печенье.
   - Какое?
   - "К чаю".
   - Неплохо.
   - Мне оно тоже нравится. Взял все  это,  отошел  от  стойки  и  сел  за
столик. И не спрашивай меня, какой был столик,  потому  что  это  было  не
вчера и я уже забыл. Кажется, круглый.
   - Хорошо.
   - Значит, расположение такое. Я сижу за столом.  Слева  газета.  Справа
чашка кофе, посреди стола пачка печенья.
   - Прямо-таки вижу ее своими глазами.
   - Чего или, вернее, кого ты не видишь,  потому  что  я  еще  о  нем  не
упомянул, так это типа, который тоже сидит за столом, - сказал Артур. - Он
сидит напротив меня.
   - Как он выглядит?
   - В высшей степени обыкновенно. Портфель. Деловой костюм. Судя  по  его
виду, он был неспособен сделать что-то странное.
   - Ага. Я таких знаю. Ну и что он сделал?
   - Он сделал  вот  что:  перегнулся  через  стол,  взял  пачку  печенья,
разорвал, вытащил одно и...
   - Что?
   - Съел.
   - Что?
   - Он его съел.
   Фенчерч в изумлении смотрела на Артура.
   - Как же ты поступил?
   - При данных обстоятельствах я поступил  так,  как  поступил  бы  любой
англичанин, у которого в жилах кровь, а не вода. Я был вынужден посмотреть
на это сквозь пальцы, - ответил Артур.
   - Что? Почему?
   - Ну, мы ведь к таким ситуациям не подготовлены. Я  порылся  у  себя  в
душе и обнаружил, что ни воспитание, ни личный опыт, ни  даже  первобытные
инстинкты не подсказывают мне, как я должен поступить, если некто, сидящий
прямо передо мной, тихо-мирно крадет у меня одно печенье.
   - Но ты мог... - Фенчерч подумала. - Знаешь, я тоже не уверена, что  бы
я сделала. Ну и что дальше?
   - Я в негодовании уставился в кроссворд,  -  сказал  Артур.  -  Не  мог
отгадать ни одного слова, глотнул кофе - он был слишком горячий,  так  что
делать было нечего. Я взял себя в руки. Потом взял печенье, очень стараясь
не  заметить,  что  пачка  каким-то  чудодейственным   образом   оказалась
вскрытой...
   - Значит, ты не сдаешься и занимаешь твердую позицию.
   - Я борюсь по-своему. Я съедаю печенье. Я ем его очень  медленно,  так,
чтобы бросалось в глаза и он видел, что я делаю. Когда  я  ем  печенье,  -
сказал Артур, - я ем его, как надо.
   - И что он сделал?
   - Взял еще одно. Честно, так и было. Он взял еще одно  печенье  и  съел
его. Чистая правда. Как то, что мы сидим на земле.
   Фенчерч заерзала в каком-то непонятном смущении.
   - Сложность состояла в том, - продолжал Артур, - что  в  первый  раз  я
промолчал, а во второй начать разговор было еще труднее. Ну что  я  должен
был  сказать?  "Извините  меня...  я  не  мог  не  заметить,  э-э..."   Не
получается. И я сделал вид, что не замечаю, пожалуй, еще старательнее, чем
раньше.
   - Ну знаешь...
   - Я снова вперил глаза в кроссворд и по-прежнему не  мог  сдвинуться  с
места, но при этом частично проявил  ту  силу  британского  духа,  которую
Генрих V выказал в день Святого Криспина... [25 октября 1415 года (в  день
Святого Криспина) Генрих V разбил французские войска в битве при Азенкуре]
   - И что дальше?
   - Я вновь пошел напролом. Я взял второе печенье, - сказал Артур. - И на
секунду мы встретились взглядом.
   - Вот так?
   - Да, то есть нет, не совсем так. Но наши взгляды скрестились. Всего на
секунду. И тут же мы оба отвернулись. Но я  тебя  уверяю,  что  в  воздухе
пробежала  искра.  Над  нашим  столиком  образовался  очаг  напряженности.
Примерно в это самое время.
   - Еще бы.
   - Так мы съели всю пачку. Он, я, он, я...
   - Всю пачку?
   - Ну в ней было всего восемь штук, но в те  минуты  мне  казалось,  что
прошла целая жизнь. Наверно, гладиаторам на арене и то было легче.
   - Гладиаторы сражались на солнцепеке, - сказала  Фенчерч.  -  Физически
они страдали больше.
   - Тем не менее. Ну ладно.  Когда  останки  погубленной  пачки  валялись
между нами, этот тип, сделав свое гнусное дело, наконец поднялся  и  ушел.
Разумеется, я вздохнул с облегчением. До моего поезда оставалось несколько
минут, и я допил кофе, встал, взял газету, и под ней...
   - Ну же?
   - Лежала моя пачка печенья.
   - Что? - переспросила Фенчерч. - Что-о?
   От изумления она раскрыла рот и с хохотом откинулась  на  траву.  Потом
снова села.
   - Ах ты мой глупенький, - выкрикнула  она  сквозь  смех,  -  ну  просто
караул, совсем ничего не смыслишь.
   Она толкнула Артура, опрокинув его на спину,  прижалась  к  его  груди,
поцеловала и откатилась в сторону. Артура поразило, какая она легкая.
   - Теперь ты расскажи какую-нибудь историю.
   - Я думала, - низким, хрипловатым голосом проговорила Фенчерч, - что ты
очень хочешь вернуться в дом.
   - Не к спеху, - беззаботно сказал Артур. - Я хочу, чтобы ты  рассказала
историю.
   Фенчерч перевела взгляд на озеро и немного подумала.
   - Хорошо, - согласилась она, - только это совсем короткая история. И не
такая смешная, как твоя, но... Ну ладно.
   Она опустила глаза. Артур чувствовал,  что  опять  наступило  особенное
мгновение. Казалось, даже воздух  вокруг  них  застыл  в  ожидании.  Артур
взмолился, чтобы воздух куда-нибудь убрался и занялся своими делами.
   - Когда я была маленькая... - заговорила Фенчерч. - Истории вроде  этой
всегда  так  начинаются:  "Когда  я  была  маленькая..."  Ну  ладно.   Это
вступление - такой традиционный штамп. Когда девушка вдруг говорит: "Когда
я была маленькая..." - это значит, что сейчас она  начнет  изливать  душу.
Сейчас будет это вступление.  Когда  я  была  маленькая,  в  изножье  моей
кровати висела картинка... Ну как тебе моя история?
   - Мне она нравится. Я думаю, она развивается в правильном  направлении.
Ты сразу же ввернула мотив спальни. Можно подробнее поговорить о картинке.
   - Считается, что дети любят такие картинки, - сказала Фенчерч, - но это
только так считается. Знаешь,  такие,  где  трогательные  зверюшки  делают
что-то очень трогательное.
   - Да. Меня тоже от них тошнило. Кролики в жилетиках.
   - Точно. Эти кролики сидели на плоту в компании крыс  и  сов.  Кажется,
там еще был северный олень.
   - На плоту.
   - И еще на плоту сидел мальчик.
   - С кроликами в жилетиках, совами и северным оленем.
   - Именно так. Мальчик, похожий на веселого оборванного цыганенка.
   - Фу ты!
   - Признаться честно, эта картинка разрывала мне  сердце.  Перед  плотом
плыла выдра, и по ночам я глаз  не  могла  сомкнуть,  потому  что  за  нее
переживала: ведь  ей  приходилось  тянуть  плот  со  всеми  этими  гадкими
животными, которым вообще нечего было делать на плоту, и у выдры был такой
тоненький хвостик, и я думала, как  ей,  должно  быть,  больно  все  время
тянуть плот. Это-то меня и мучило.  Не  сильно,  так,  подспудно,  но  все
время.
   И вот однажды, а ты учти, что я год за годом каждый вечер  смотрела  на
эту картинку, я вдруг заметила на плоту парус. Раньше  я  его  никогда  не
видела. С выдрой было все в порядке, она просто плыла рядом с плотом -  за
компанию.
   Фенчерч пожала плечами.
   - Хорошая история? - спросила она.
   - Конец слабоват, - ответил Артур, - в таких случаях слушатели  кричат:
"Ну и что?" Все шло прекрасно,  но  для  положительного  отзыва  требуется
финальная кода.
   Фенчерч рассмеялась и села, обхватив колени руками.
   - Это было просто озарение: годы почти  бессознательных  мучений  вдруг
развеялись как дым. Словно гора  с  плеч.  Словно  черно-белый  кадр  стал
цветным. Словно сухую палку вдруг кто-то вздумал полить - и она  расцвела.
Ну, ракурс вдруг меняется, и тебе словно говорят: "Брось волноваться,  мир
прекрасен и совершенен. И жить вообще-то очень  легко".  Ты,  может  быть,
думаешь, я так говорю, потому что я сегодня днем такое пережила, да?
   - Ну, я... - произнес Артур. Его хладнокровие внезапно пошло ко дну.
   - Да, так оно и есть, - сказала Фенчерч. - Да,  именно  это  я  днем  и
почувствовала. Но понимаешь, я  такое  ощущала  и  раньше,  даже  сильнее.
Необычайно сильно. Наверно, я такой человек... -  проговорила  она,  глядя
вдаль, - у меня ни с того ни с сего бывают удивительные озарения.
   Артур вконец растерялся. У него почти что отнялся язык, и  он  счел  за
лучшее пока им даже не пользоваться.
   -  Это  было  очень  стра-а-анно,  -  сказала  Фенчерч   с   интонацией
какого-нибудь египетского военачальника, который увидел, что  в  ответ  на
взмах Моисеева посоха Красное море повело себя несколько необычно. - Очень
странно, - повторила она, - потому что еще задолго до этого во  мне  зрело
удивительное чувство, будто я должна дать жизнь чему-то  новому.  Нет,  на
самом деле это было не так,  скорее,  мне  казалось,  будто  я  постепенно
соединяюсь с чем-то иным, все мое тело, клетка за клеткой.  Нет,  даже  не
так - словно бы вся Земля хотела через меня...
   - Число "сорок два" тебе ни о чем не говорит? - тихо спросил Артур.
   - Что? Нет, ты, собственно, к чему это? - воскликнула Фенчерч.
   - Да так, пришло в голову... - пробормотал Артур.
   - Артур, я не шучу, для меня это все совершенно реально и очень важно.
   - Я лично тоже не шучу, - заявил Артур.  -  Правда,  не  поручусь,  что
этого не делает Вселенная.
   - В каком смысле?
   - Расскажи мне все, от начала до  конца,  -  попросил  Артур.  -  И  не
беспокойся, если тебе что кажется странным.  Поверь  мне,  ты  говоришь  с
человеком, который повидал много чего странного, - прибавил он. - Я не про
историю с печеньем говорю - отнюдь.
   Фенчерч кивнула, видимо, поверив Артуру. Внезапно схватила его за руку.
   - Когда пришло это озарение, все казалось таким простым, - сказала она.
- Умопомрачительно простым. Раз, два и готово.
   - И в чем твое озарение заключалось? - спокойно спросил Артур.
   - Понимаешь,  -  проговорила  она,  -  теперь  я  этого  не  знаю.  Оно
улетучилось бесследно.  Когда  я  стараюсь  вспомнить,  у  меня  в  голове
мелькают какие-то обрывки, а когда стараюсь очень сильно, то вспоминаю про
чашку с чаем и немедленно теряю сознание.
   - Это как?
   - Ну, как и в твоей истории,  самое  интересное  произошло  в  кафе,  -
пояснила Фенчерч. - Я сидела и пила чай. Это было как раз после того,  как
я много дней ощущала, будто во мне что-то растет, меня с чем-то соединяют.
Кажется, я что-то тихо напевала. В здании напротив шел какой-то ремонт,  я
смотрела поверх чашки в окно и все видела.  Мне  всегда  ужасно  нравилось
смотреть, как люди работают. И внезапно у  меня  в  голове  возникло  ОНО.
Послание неизвестно откуда. Оно было совсем  простое.  И  всему  на  свете
придавало смысл. Я выпрямилась и подумала: "Ого! Ну, значит, теперь-то все
в порядке". Я так удивилась, что чуть не уронила чашку. Нет, кажется, я ее
все-таки уронила. Я понятно говорю?
   - До чашки все было замечательно.
   Фенчерч встряхнула  головой,  потом  еще  раз,  будто  пытаясь  навести
порядок в мыслях. Собственно, она и впрямь пыталась это сделать.
   - Вот и я говорю, - сказала она. - До чашки все замечательно. И тут мне
показалось, я совершенно явственно увидела, что весь мир взорвался.
   - Что-о?
   -  Я  знаю,  это,  конечно,  глупо,  и  все  говорят,  что   это   была
галлюцинация, но если это была галлюцинация, значит, я вижу галлюцинации в
стереокино на широком экране, и озвучены  они  в  системе  Долби-стерео  с
шестнадцатью дорожками. И пожалуй, мне надо сдавать свое сознание напрокат
людям, которым наскучили триллеры с акулами. Ощущение было  такое,  словно
земля буквально разверзлась у меня под ногами, и... и...
   Фенчерч  ласково  погладила  траву,  будто  прося  у  нее  утешения,  и
замялась, словно вдруг решила сказать совсем не то, что собиралась.
   - И я очнулась. В больнице. И видимо, с тех пор  крыша  у  меня  так  и
шатается - то съедет, то перестанет. Так что я как-то побаиваюсь внезапных
удивительных озарений, которые гласят, что все  будет  хорошо,  -  сказала
она.
   И подняла взгляд на Артура.
   Артура уже давно перестали тревожить странные несообразности, связанные
с его возвращением на родную планету; вернее,  он  упрятал  их  в  сегмент
своего мозга, украшенный пометкой: "Обдумать! Срочно!" "Вот эта планета, -
говорил он себе. - Не важно, как так получилось, но вот она, эта  планета,
и она существует. И я существую вместе  с  ней".  Но  сейчас  у  него  все
поплыло перед глазами - как в тот вечер,  в  машине,  когда  брат  Фенчерч
рассказал  ему  дурацкую  историю  про  агента  ЦРУ  в  бассейне.  Поплыло
французское  посольство.  Поплыли  деревья.  Поплыло   озеро,   что   было
совершенно естественно и не внушало  никаких  опасений,  поскольку  в  эту
самую минуту на него приводнился серый гусь. Гуси  отдыхали,  наслаждались
жизнью и знать не знали никаких там Великих Ответов, к которым надо  найти
Великие Вопросы.
   - Так или  иначе,  -  улыбаясь  широко  распахнутыми  глазами,  сказала
Фенчерч  неожиданно  веселым  голосом,  -   некая   моя   часть   немножко
ненормальная, и ты должен определить какая. Пойдем домой.
   Артур покачал головой.
   - Что случилось? - спросила она.
   Артур покачал головой не в знак несогласия с ее предложением (он  нашел
это предложение просто замечательным, да что там - грандиозным), а по  той
причине, что в эту минуту пытался отделаться от назойливого  предчувствия,
что Вселенная с ним шутки шутит - в самый неожиданный  миг  с  диким  воем
выскакивает на него из-за угла.
   - Я просто стараюсь расставить все точки над "i", - сказал Артур. -  Ты
сказала, что почувствовала, будто Земля на самом деле... взорвалась.
   - Да, даже больше чем почувствовала.
   - А все говорят, что это галлюцинация? - нерешительно спросил Артур.
   - Да, но, Артур, это чушь. Люди  думают,  что  если  сказать:  "Ну  это
галлюцинация" - все необъяснимое сразу объяснится и само себя разложит  по
полочкам. "Галлюцинация" - это просто слово. Оно ничего не  объясняет.  Не
объясняет, почему исчезли дельфины.
   - Не объясняет, - сказал Артур. - Не объясняет, - задумчиво  сказал  он
еще раз. - Не объясняет, - еще более задумчиво повторил  он.  -  Что-о?  -
переспросил он наконец.
   - Оно не объясняет, почему исчезли дельфины.
   - Не объясняет, - сказал Артур. - Понятно. Каких дельфинов ты имеешь  в
виду?
   - Что значит, каких? Я имею в виду всех дельфинов. Они исчезли.
   Она положила руку ему на колено, и он понял, почему чувствует  какое-то
покалывание в области позвоночника - вовсе не потому, что Фенчерч  ласково
гладит его по спине.  Нет,  это  были  проклятые  мурашки,  которые  часто
начинали ползать у него по коже, как только кто-то пытался что-нибудь  ему
втолковать.
   - Дельфины?
   - Да.
   - Все дельфины исчезли? - спросил Артур.
   - Да.
   - Дельфины? Ты говоришь, что все дельфины исчезли? Ты именно это имеешь
в виду? - повторил Артур, стараясь выяснить все окончательно.
   - Артур, ты что с луны свалился? Все дельфины исчезли в тот самый день,
когда я...
   Фенчерч пристально уставилась в его испуганные глаза.
   - Что?..
   - Дельфинов больше нет. Они все исчезли. Пропали.
   Фенчерч не отрывала глаз от его лица.
   - Ты правда не знал?
   Испуганное выражение лица Артура говорило о том, что правда.
   - Куда они делись? - спросил он.
   - Никто не знает. Это и значит "исчезли". -  Фенчерч  умолкла.  -  Один
человек говорит, что знает, куда они пропали,  но  он  вроде  бы  живет  в
Калифорнии да к тому же сумасшедший, - добавила она. -  Я  все  думаю  его
навестить, потому что, кажется, только он поможет разгадать, что такое  со
мной стряслось.
   Пожав плечами, Фенчерч посмотрела на Артура долгим спокойным  взглядом.
И положила ладонь на его щеку.
   - Я хотела бы знать, где ты был, - проговорила она. - Наверно, с  тобой
тоже произошло что-то ужасное. Вот почему мы потянулись друг к другу.
   Фенчерч окинула взглядом парк, где уже воцарились сумерки.
   - Ну, теперь тебе есть кому все рассказать.
   Артур медленно и тяжело вздохнул.
   - Это очень длинная история, - сказал он.
   Фенчерч прижалась к его груди и подтянула к себе холщовую сумку:
   - Твоя история как-то связана вот с этой штукой?
   Предмет,  который  она  вытащила  из  сумки,  повидал  виды  в  дальних
странствиях; его выбрасывали в  доисторические  реки,  его  палило  жаркое
солнце пустынь Какрафуна, его  засыпали  мраморные  пески,  что  обрамляют
исходящие горячим паром океаны Сантрагинуса-5, его морозили  льды  системы
Беты Яглана, его использовали вместо сиденья,  им  перебрасывались,  будто
мячом, на звездолетах, его царапали, над ним всячески издевались. Предвидя
плачевную судьбу, ожидающую этот предмет, его мудрые  создатели  заключили
его в футляр из мегастойкого пластика, на который  была  нанесена  крупная
доброжелательная надпись: "НЕ ПАНИКУЙ!"
   - Где ты это нашла? - спросил  пораженный  Артур,  чуть  ли  не  вырвав
пресловутый предмет у нее из рук.
   - Я так и думала, что это твое. Я  нашла  его  в  тот  вечер  в  машине
Рассела. Ты его  выронил.  Скажи,  пожалуйста,  ты  во  всех  этих  местах
побывал?
   Артур вынул "Путеводитель "Автостопом по Галактике" из футляра. На  вид
это был точь-в-точь маленький, плоский, гибкий компьютер класса  "лэптоп".
Артур защелкал клавишами, и наконец на экране высветился текст.
   - Далеко не во всех, - ответил он на вопрос Фенчерч.
   - Мы можем туда полететь?
   - Что? Нет, - резко сказал Артур,  но  потом  смягчился.  -  Ты  правда
хочешь? - спросил он, изо всех сил надеясь, что она ответит: "Нет".
   Он превзошел сам себя в великодушии,  удержавшись  от  вопроса-обманки:
"Ты ведь не хочешь никуда лететь, правда?",  на  который  в  любом  случае
можно ответить только: "Нет".
   - Да, - ответила Фенчерч. - Я хочу выяснить, что это было за  послание,
то, которое я забыла, и откуда оно  пришло.  Потому  что  я  не  думаю,  -
прибавила она, поднявшись и окинув взглядом  сумрачный  парк,  -  что  его
отправитель здесь. Я даже не уверена, -  добавила  она,  обняв  Артура,  -
можно ли это место назвать "здесь".





   Как было уже неоднократно и совершенно резонно отмечено,  "Путеводитель
"Автостопом по Галактике" - это поразительная книга, способная перевернуть
всю вашу  жизнь.  Как  можно  заключить  по  ее  заглавию,  это  вообще-то
классический путеводитель. Вся беда, или, вернее,  одна  из  бед,  ибо  их
много, и значительная часть этих бед уже создала огромный объем работы для
всех судебных учреждений  по  всей  Галактике,  завалив  их  гражданскими,
коммерческими и уголовными  делами,  причем  особенно  досталось  наиболее
коррумпированным учреждениям, вот в чем.
   Предыдущее предложение - вовсе не бессмыслица. Беда совсем не в этом.
   Вся беда вот в чем:
   _В переменах_.
   Прочитайте еще раз с самого начала и поймете.
   Галактика склонна к  стремительным  переменам.  Говоря  начистоту,  это
огромное  такое  пространство,  каждый   уголок   которого   не   остается
неизменным, а постоянно меняется. Отсюда  вы  можете  заключить,  что  это
настоящий  кошмар  для  честного  и  добросовестного  редактора,   усердно
хлопочущего  о  том,  чтобы  вышеуказанная   содержательная,   отягощенная
множеством подробностей электронная книга поспевала за  всеми  изменениями
условий  и  обстоятельств,  которые  Галактика   ежедневно,   ежечасно   и
ежеминутно обрушивает  на  его  голову.  Успокойтесь  -  вы  ошиблись.  Вы
ошиблись, ибо не ведаете, что нынешний редактор "Путеводителя" -  так  же,
как и все предыдущие - не имеет ни малейшего представления о  смысле  слов
"честный", "добросовестный" и "усердный". Что до кошмаров, то, с его точки
зрения, это жидкость, которую принято пить через соломинку.
   Для  решения  вопроса  об  обновлении  глав,   распространяемых   через
субэфирную сеть, ключевым моментом является  одно  -  увлекательно  ли  их
читать.
   Возьмем,  к  примеру,  случай  с  Брекиндой  что  на   Фоте   Аваларса,
прославленной  в  мифах  и  легендах,  а  также  в   омерзительно   нудных
мини-сериалах как родина  крылатых,  ослепительно  прекрасных  чародеев  -
Огненных Драконов Фуолорниса.
   В стародавние времена, задолго до пришествия Сорса из Брагадокса, когда
Фрагилий пел, а Саксахина Квенелюксская носила царский венец, когда воздух
был сладок и ночи нежны, но всем как-то удавалось  сохранить  (по  крайней
мере так они утверждали, но совершенно не ясно, как  они  смели  подумать,
будто кто-то хоть чуточку поверит их нелепым россказням, ведь  воздух  был
сладок, и ночи нежны, и все такое)... удавалось  сохранить  девственность,
вот в эти стародавние времена в Брекинде что на Фоте  Аваларса  достаточно
было  бросить  камешек,  чтобы  задеть  с  полдесятка  Огненных   Драконов
Фуолорниса.
   Другое дело, что бросать в них камешки совершенно не стоило.
   Нельзя сказать, что Огненные Драконы  не  были  ласковыми  животными  -
очень даже были. Они были ласковы до ужаса,  и  эта  ужасающая  ласковость
часто оборачивалась бедой: ведь так легко ранить  возлюбленного,  особенно
если ты Огненный Дракон Фуолорниса и  пасть  твоя,  изрыгающая  пламя  под
стать ракетному двигателю, зубаста, как железная изгородь в парке.  Другая
беда приходила, когда с тоски или от скуки  они  часто  ранили  и  опаляли
чужих возлюбленных. Прибавьте сюда относительно небольшое число  безумцев,
которые и в самом деле бросались камешками в кого попало, и получится, что
огромное количество жителей Брекинды что на Фоте Аваларса получало  тяжкие
раны и ожоги от драконов.
   Думаете, эти люди роптали? Нет, они не роптали.
   Может, они оплакивали свою судьбу? Нет.
   Огненные Драконы Фуолорниса почитались в землях Брекинды  что  на  Фоте
Аваларса за неукротимую красоту, благородный дух и привычку кусать  людей,
которые их не почитали.
   За что же им оказывали почитание?
   Ответ прост.
   Все дело в интимной жизни.
   Неизвестно почему,  зрелище  громадных  огнедышащих  драконов-чародеев,
летящих на бреющем полете в опасно сладком воздухе лунных,  опасно  нежных
ночей, невероятно возбуждает чувства.
   Почему это  так,  одурманенный  любовью  народ  Брекинды  что  на  Фоте
Аваларса не смог бы вам объяснить, хоть и  не  переставал  обсуждать  этот
вопрос с тех пор, как возник и стал стабильным сам феномен. Заключался  он
в том, что, едва над  вечерним  горизонтом  воспаряла  стая  в  полдесятка
шелкокрылых, кожистотелых Огненных Драконов  Фуолорниса,  половина  народа
Брекинды  устремлялась  в  леса  с  другой  половиной,  проводила  шумную,
бессонную ночь, а с  первыми  лучами  солнца  возвращалась,  счастливая  и
улыбчивая.   Не   переставая   трогательно   утверждать,   что   сохранила
девственность - ну разве что несколько раскраснелась и вспотела.
   Феромоны, считали одни ученые.
   Воздействие звука, заявляли другие.
   Местность всегда кишела учеными, которые стремились дойти до самой сути
проблемы и тратили на это уйму времени.
   Неудивительно, что живое и увлекательное описание жизни этой планеты на
страницах  "Путеводителя"   приобрело   невероятную   популярность   среди
путешественников,   которые   руководствуются   его   советами   в   своих
странствиях. Вот  почему  данную  главку  так  и  не  изъяли,  предоставив
туристам  будущего  самолично  узнавать,  что   сегодняшняя,   современная
Брекинда - район мегаполиса-государства Аваларс - это  всего  лишь  череда
бетонных баров со стриптизом и ресторанчиков, где потчуют гамбургерами под
названием "Дракон".





   Ночь в Айлингтоне была нежна. Воздух был сладок.
   Разумеется, Огненные Драконы Фуолорниса над переулком  не  кружили,  но
если б они туда и залетели, то с чистой совестью могли бы пойти перекусить
в ближайшее кафе, ибо жители переулка в них не нуждались.
   А в случае чего Драконы могли бы, не отрываясь от "Американской горячей
пиццы", прислать  записку  с  советом  поставить  на  проигрыватель  "Дайр
Огрейте" - эта группа справится с их делом ничуть не хуже.
   - Нет, - сказала Фенчерч, - не сейчас.
   Артур поставил на  проигрыватель  "Дайр  Стрейтс".  Фенчерч  распахнула
верхнюю, парадную дверь, чтобы впустить побольше сладкого, нежного ночного
воздуха. Они сидели на  мягких  подушках  рядом  с  откупоренной  бутылкой
шампанского.
   - Нет, - повторила Фенчерч, - сначала угадай, что у меня  не  в  норме,
какая часть тела. Но мне кажется, - очень-очень-очень тихо добавила она, -
что мы можем начать с того места, где сейчас твоя рука.
   Артур спросил:
   - А в каком направлении ее вести?
   - Сейчас вниз, - ответила Фенчерч.
   Рука Артура двинулась с места.
   - Вниз - это вообще-то в противоположном направлении.
   - Ах да.
   У Марка Нопфлера есть чудесный дар - заставлять  гитару  марки  "Шектер
кастом стратокастер" петь и завывать, точно ангелы в субботнюю ночь, когда
они утомились всю неделю хорошо себя вести и желают крепкого пива. Правда,
сейчас это замечание, строго говоря, неуместно, поскольку до  этого  места
пластинка еще не докрутилась, но к тому  моменту,  когда  она  докрутится,
закрутится вместе с ней уже столько всякого разного... К тому же летописец
не намерен сидеть здесь с хронометражным листом и  секундомером,  так  что
лучше упомянуть об этом теперь, пока  ход  событий  еще  не  ускорился  до
невозможности.
   - Итак, мы подходим к коленке, - сказал Артур. - Левая коленка  у  тебя
определенно не в норме.
   - Левая коленка у меня абсолютно здоровая, - ответила Фенчерч.
   - В самом деле.
   - Знаешь что...
   - Что?
   - Гм... ты все правильно делаешь. Давай дальше.
   - Значит, у тебя что-то со ступнями...
   Она улыбнулась сквозь сумрак и уклончиво пожала плечами. Во  Вселенной,
а точнее, на Зете Прутивнобендзы, через две планеты от  болотистой  родины
матрассов,  живут  диванные  подушки,   которым   доставляет   несказанное
удовольствие, когда о них трутся плечами,  особенно  в  жесте,  выражающем
уклонение от ответа, так как в этом случае  плечи  двигаются  в  волнующем
ритме. Жаль, что тут этих подушек не было. Ну что ж, такова жизнь.
   Артур положил к  себе  на  колени  левую  ногу  Фенчерч  и  внимательно
осмотрел ступню. В голову ему лезла всякая ерунда про  то,  как  шевелится
платье Фенчерч, обнажая ноги, и он никак не мог сосредоточиться.
   - Честно говоря, - сказал Артур, - я не знаю, что искать.
   - Когда найдешь, поймешь, - отозвалась Фенчерч. - Обязательно  поймешь.
- В ее голосе звучало легкое лукавство. - Это не та нога.
   Все больше недоумевая, Артур поставил  на  пол  левую  ногу  Фенчерч  и
повернулся, чтобы взять правую. Фенчерч  подалась  вперед,  обняла  его  и
поцеловала, потому что пластинка докрутилась до такого места, когда  (если
вы знаете эту пластинку) невозможно этого не сделать.
   Затем Фенчерч протянула Артуру правую ногу.
   Артур погладил пятку, ощупал лодыжку, пальцы.  И  не  обнаружил  ничего
необычного.
   Фенчерч, следившая за ним с задорным огоньком в  глазах,  засмеялась  и
помотала головой.
   - Не останавливайся, - сказала она, - но сейчас это не та нога.
   Артур опять остановился и, насупившись, посмотрел  на  ее  левую  ногу,
стоящую на полу.
   - Не останавливайся.
   Артур погладил ее правую пятку, ощупал лодыжку  и  пальцы,  после  чего
произнес:
   - Ты имеешь в виду, это как-то связано с тем, которую ногу я держу?..
   Фенчерч снова так пожала плечами, что простая диванная подушка  с  Зеты
Прутивнобендзы задохнулась бы от радости.
   Артур наморщил лоб.
   - Подними меня, - тихо проговорила Фенчерч.
   Артур поставил на пол ее правую ногу и встал. Фенчерч  тоже.  Он  обнял
ее, поднял над полом, и они поцеловались еще раз. Прошло какое-то время, и
она сказала:
   - Теперь поставь меня.
   Озадаченный, Артур так и сделал.
   - Ну?
   Она взглянула на него почти вызывающе.
   - Ну, что у меня со ступнями? - спросила она.
   Артур все еще не понимал. Он сел на пол, потом встал на  четвереньки  и
поглядел на ее ступни, так сказать, в их естественной  среде  обитания.  И
только внимательно присмотревшись, заметил нечто странное.  Опершись  лбом
об пол, он вытаращил глаза. Повисла долгая пауза. Потом Артур тяжело сел.
   - Да, - сказал он, - я вижу, почему твои ступни  не  в  норме.  Они  не
касаются земли.
   - И что... и что ты думаешь?..
   Артур быстро поднял взгляд на Фенчерч и  увидел,  что  ее  глаза  вдруг
потемнели  от  какого-то  ужасного  предчувствия.  Она   кусала   губы   и
вздрагивала.
   - Что... - запинаясь, произнесла она. - Ты?..
   Она тряхнула головой, и ее волосы упали на глаза,  налитые  безутешными
слезами страха.
   Артур мгновенно поднялся на ноги, обнял Фенчерч и поцеловал.
   - Наверно, ты вполне можешь сделать, как я, - сказал он и  вышел  через
верхнюю, парадную дверь.
   Игла проигрывателя добралась до лучшего места всей пластинки.





   Битва   при   Ксаксисе   разгорелась   вовсю.   Огромный    серебристый
ксаксисианский звездолет, напрягая последние силы, сокрушил  и  обратил  в
прах сотни свирепых жестоковооруженных миноносцев с Зирзлы.
   Досталось  и  местной  луне  -  сверкающие  силовые  пушки,   способные
разорвать своими выстрелами  саму  материю,  буквально  растерзали  ее  на
части.
   Оставшиеся корабли Зирзлы, несмотря на свое жестокое  вооружение,  были
беззащитны перед разрушительной мощью  ксаксисианского  корабля  и  теперь
искали убежища за стаей осколков, которая только что была луной, как вдруг
ксаксисианский корабль прекратил погоню, объявил, что желает  передохнуть,
и покинул поле боя.
   Все присутствующие на миг остолбенели от нового, неимоверного ужаса,  а
корабль тем временем был таков.
   Имея в своем распоряжении громадную энергию, корабль стремительно,  без
малейших усилий, а главное, тихо и  интеллигентно  мчался  по  бесконечным
трассам   нашего   иррационального,   где   вогнутого,   где    выпуклого,
пространства.
   Форд  Префект  спал  среди  полотенец  в  своей   грязной,   зловонной,
переделанной из ремонтного шлюза каюте и грезил о любимых краях.  В  одном
из снов ему привиделся Нью-Йорк.
   В этом сне он гулял поздно вечером по Ист-Сайду,  вдоль  реки,  которую
наконец-то загадили до такой степени, что  в  ней  теперь  самопроизвольно
зарождались новые формы жизни. Не успев зародиться,  они  высовывались  из
воды и поднимали шум, требуя социального обеспечения и избирательных прав.
   Одно из этих существ, как раз проплывавшее мимо, помахало  Форду.  Форд
помахал в ответ.
   Существо выбросилось на сушу и взобралось вверх по берегу.
   - Привет, - сказало оно, - меня только что создали. Я полный неофит  во
Вселенной. Не поможете ли каким-нибудь советом?
   - Фу-ты ну-ты! - в легком замешательстве проговорил Форд.  -  Думаю,  я
смогу указать вам местоположение кой-каких баров.
   - А как насчет любви и счастья? Я ощущаю глубокую потребность  во  всем
этом, - сказало существо, размахивая щупальцами. - Есть какие-нибудь идеи?
   -  Эти  потребности  вы  можете  удовлетворить  на  Седьмой  авеню,   -
проговорил Форд.
   - Я нутром чувствую, что  мне  нужно  быть  красивым,  -  не  унималось
существо. - Я красивый?
   - Похоже, у вас что на уме, то и на языке.
   - Что толку ходить вокруг да около? Я красивый?
   Теперь существо,  булькая  и  распузыриваясь,  растеклось  кругом.  Чем
вызвало интерес стоящего неподалеку пьяницы.
   - Вы моей точкой зрения интересуетесь? - уточнил Форд. - Тогда нет.  Но
послушайте, - немного погодя  прибавил  он,  -  большинство  людей  вполне
обходятся своей внешностью. Там у вас найдутся другие вроде вас?
   - Спроси, че полегче, браток, - сказало существо, - как я уже  отметил,
я только что появился на свет. Я совершенно не знаком с жизнью. Какая она?
   Наконец-то речь зашла о предмете, который Форд считал просто-таки своей
специальностью.
   - Жизнь, - сказал он, - это грейпфрут.
   - Э-э, как это?
   - Ну, снаружи оранжево-желтая и  с  пупырышками,  а  внутри  влажная  и
скользкая. Внутри также есть косточки. Да, есть люди, которые съедают  его
половину на завтрак.
   - Могу я поговорить с кем-нибудь еще?
   - Думаю, да, - ответил Форд. - Поговорите с полицейским.
   Уткнувшись в подушку. Форд Префект заворочался и повернулся  на  другой
бок. Это был не самый любимый его сон, поскольку в нем  не  присутствовала
Эксцентрика  Гамбитус,  троегрудая  путана  с  Эротикона-6,  которая  была
главной героиней многих снов Форда. Но какой-никакой, а все-таки  это  был
сон. Ему все-таки удалось заснуть.





   К счастью, в переулке дул сильный ветер; к счастью,  потому  что  Артур
давненько не практиковался в полетах. По крайней мере  сознательно.  Хотя,
как известно, сознательно не очень-то полетаешь.
   Потеряв равновесие, Артур вошел было в пике, чуть не сломал  челюсть  о
ступеньку  у  двери  и  закувыркался  в  воздухе,   настолько   изумленный
собственной глупостью, что совсем позабыл о перспективе падения на  землю,
а потому и не упал.
   "Здорово, - думал Артур. - Если только получится".
   Земля угрожающе зависла у него над головой.
   Он старался не думать о земле: какая она удивительно громадная,  и  как
ему будет больно, если она перестанет висеть на месте и вдруг свалится ему
на голову. Вместо этого он заставил себя подумать о  чем-нибудь  приятном,
например о лемурах, и это было  правильно,  потому  что  в  ту  минуту  он
напрочь запамятовал, кто такие лемуры: то ли животные, которые  огромными,
величественными стадами несутся по прериям, или как их там зовут, а может,
те, кто несется по прериям, называются тризоны, поэтому,  чтобы  думать  о
лемурах  как  о  чем-то  приятном,  надо  было  проникнуться   старомодным
благожелательным отношением ко всему на  свете.  И  все  это  занимало  ум
Артура, в то время как  его  тело  пыталось  приспособиться  к  отсутствию
опоры.
   По переулку пролетела обертка от шоколадки "Марс".
   После недолгих сомнений и нерешительности она в конце концов позволила,
чтобы ветер загнал ее в промежуток между  Артуром  и  землей,  где  она  и
зависла.
   - Артур...
   Земля все еще угрожающе висела у Артура над головой, и он подумал, что,
наверное, пришло время это исправить, скажем, попятиться от нее, что он  и
сделал. Медленно. Очень, очень медленно.
   Медленно, очень-очень медленно пятясь от земли, Артур зажмурил глаза  -
осторожно, чтобы ничего себе не вывихнуть.
   Ощущение, что его глаза зажмурились, пронизало все его тело. Когда  это
ощущение достигло пяток - так что теперь все тело Артура  знало,  что  его
глаза зажмурены, и вовсе этого не пугалось,  -  он  медленно,  очень-очень
медленно развернул тело в одну сторону, а ум в другую.
   Теперь земля ему больше не страшна.
   Он почувствовал, как атмосфера вокруг него становится все чище, как его
весело обвевает ветерок, ничуть не смущенный его присутствием на высоте, и
медленно, очень-очень медленно, будто  очнувшись  от  глубокого,  крепкого
сна, Артур открыл глаза.
   Конечно, он летал и раньше, на Крикките он летал столько,  что  обалдел
от птичьих разговоров, но тут - совсем другое дело.
   Здесь,  на  родной  планете,  он  летал  спокойно,  интеллигентно,  без
малейшего трепета, который обычно возникает при пребывании в воздухе.
   Внизу на расстоянии десяти  -  пятнадцати  футов  простиралась  твердая
асфальтовая мостовая, а в нескольких ярдах правее светились желтые  фонари
Верхней улицы.
   Переулок, по счастью, не был освещен, так как  фонари,  которые  должны
были гореть всю ночь, включались по  какому-то  хитрому  расписанию  сразу
после полудня и гасли, как только наступал вечер.  Таким  образом,  Артура
надежно защищало плотное одеяло тьмы.
   Медленно, очень-очень медленно он поднял голову и посмотрел на Фенчерч,
чей силуэт вырисовывался в дверном проеме второго этажа. Она стояла затаив
дыхание, в молчаливом изумлении.
   Ее лицо было в нескольких дюймах от Артура.
   - Я хотела  тебя  спросить:  что  ты  делаешь?  -  проговорила  Фенчерч
взволнованным шепотом. - Но потом поняла, что и так видно, что ты делаешь.
Ты летаешь. Так что, - после  недолгого  удивленного  молчания  продолжала
она, - глупо было бы спрашивать.
   Артур спросил:
   - Ты так можешь?
   - Нет.
   - Хочешь попробовать?
   Фенчерч закусила губу и покачала головой, но не для того чтобы  сказать
"нет", а просто от замешательства. Она дрожала как осиновый лист.
   - Это очень просто, главное, не знать, как это делается,  -  уговаривал
ее Артур. - Вот что важно. Надо не знать, как это у тебя получается.
   Чтобы показать, как это легко, Артур  пронесся  по  переулку,  эффектно
подпрыгнул, упал на спину и, покачиваясь, как банкнота на ветру,  вернулся
к Фенчерч.
   - Спроси меня, как я это сделал.
   - Как... ты это сделал?
   - Не имею понятия. Ни малейшего.
   Она недоуменно пожала плечами:
   - И как я могу?..
   Артур спустился еще немного и протянул ей руку.
   - Я хочу, чтобы ты попробовала, - сказал он, - встань  на  мою  ладонь.
Только одной ногой.
   - Что?
   - Попробуй.
   Фенчерч  волновалась,  колебалась,  напоминала  себе,  что  сейчас  она
поставит ногу на ладонь человека, который летает перед ней в воздухе...  И
поставила.
   - Теперь другую.
   - Что?
   - Перенеси вес с другой ноги на эту.
   - Я не могу.
   - Попробуй.
   - Вот так?
   - Вот так.
   Фенчерч волновалась, колебалась, напоминала  себе,  что...  И  тут  она
перестала напоминать себе, что именно делает, поскольку больше  не  хотела
этого знать.
   Она не сводила глаз с желобов на крыше ветхого склада напротив, которые
раздражали ее уже долгое время, потому что  собирались  отвалиться,  и  ей
было интересно, планирует ли кто-нибудь им помешать,  или  ей  надо  самой
кому-нибудь об этом сказать, и она уже не  думала  о  том,  что  стоит  на
ладонях человека, который ни на чем не стоит.
   - Теперь, - сказал Артур, - перенеси вес с левой ноги на правую.
   Фенчерч подумала, что склад принадлежит ковровой фабрике, а ее  контора
помещается за углом, затем перенесла вес с левой ноги на  правую  и  снова
подумала, что надо зайти в контору и сказать насчет кровельных желобов.
   - Теперь, - сказал Артур, - перенеси вес с правой.
   - Я не могу.
   - Попробуй.
   Фенчерч раньше никогда не видела желоба в таком ракурсе,  и  теперь  ей
показалось, что в нем, кроме пыли и грязи, есть еще и птичье гнездо.  Если
слегка наклониться вперед и сделать  так,  чтобы  правая  нога  ничего  не
весила, наверное, гнездо можно будет разглядеть получше.
   Артур с тревогой увидел, как кто-то пытается украсть велосипед Фенчерч.
Артуру не хотелось затевать спор, особенно в такую минуту, и он  надеялся,
что вор будет действовать тихо, не поднимая глаз.
   У похитителя  был  цепкий,  бегающий  взгляд  человека,  который  имеет
обыкновение воровать велосипеды в переулках  у  людей,  которые  не  имеют
обыкновения парить в воздухе в нескольких футах от  мостовой.  Привычка  к
неизменности такого положения дел позволяла ему трудиться без  напряжения,
но решительно и сосредоточенно, и,  обнаружив,  что  велосипед  неоспоримо
прикреплен обручами из  вольфрамовой  проволоки  к  намертво  впаянному  в
цемент железному столбику, вор бесстрастно согнул в "восьмерку" оба колеса
и пошел своей дорогой.
   Артур наконец-то решился перевести дух.
   - Смотри, какую яичную скорлупку я для тебя нашла, - прошептала ему  на
ухо Фенчерч.





   У тех, кто постоянно следит за подвигами Артура Дента, уже должно  было
сложиться представление о его характере и  манерах.  Однако  оно,  хотя  и
несет в себе чистую правду и ничего, кроме правды, несколько неполно и  не
отражает всей правды во всей красоте и цельности.
   Это  объясняется  вполне  очевидными   причинами:   редактура,   отбор,
необходимость  разбавлять  важное  занимательным,   опуская   все   нудные
подробности.
   Например, такие: "Артур Дент отправился спать. Он поднялся по  лестнице
на пятнадцать ступенек, открыл дверь, вошел в комнату, снял туфли,  носки,
снял, один за другим, все остальные предметы одежды и оставил их аккуратно
скомканной горкой на полу. Он надел синюю в полоску пижаму. Вымыл  лицо  и
руки, почистил зубы, пошел в уборную, понял, что опять все сделал не в том
порядке, снова вымыл руки и лег в  постель.  Пятнадцать  минут  он  читал,
причем десять из них ушло у него на то, чтобы сообразить, на  каком  месте
он остановился вчера вечером, затем выключил свет  и  через  минуту-другую
заснул.
   Было темно. Целый час он лежал на левом боку.
   После этого он с минуту беспокойно ворочался во  сне  и  повернулся  на
правый бок. Потом в течение часа его ресницы время от времени  подрагивали
во сне, и он слегка почесывал нос, хотя прошло еще добрых  двадцать  минут
прежде, чем он снова перевернулся на левый бок. Так он коротал ночь.
   В четыре он встал и снова пошел в уборную. Он открыл дверь  уборной..."
и т.д.
   Это трепотня. Это не способствует развитию действия.  Это  годится  для
обстоятельных толстых романов, которые в большом количестве  выбрасываются
на американский рынок, но ничего не дают ни уму, ни сердцу. Короче говоря,
это никому не интересно.
   Но, помимо описаний чистки зубов и поисков чистых носков, были  опущены
и другие подробности. И вот они-то и вызывают порой у читателей нездоровый
интерес.
   Им любопытно: что там было у Артура и Триллиан и чем дело кончилось?
   На это может быть только один ответ: не ваше собачье дело.
   А как Артур проводил время по ночам на планете Криккит? Ведь даже  если
на планете не водятся Огненные  Драконы  Фуолорниса  и  нет  группы  "Дайр
Стрейтс", это же не значит, что по ночам все смирно сидят и читают книжки.
   Или  взять  более  конкретный  пример.  Чем  кончился  тот   вечер   на
доисторической Земле, когда после заседания комитета Артур сидел на склоне
холма и наблюдал восход луны над  тускло  тлеющими  деревьями  в  обществе
красивой девушки по имени  Мелла,  которая  незадолго  до  того  бежала  с
планеты Голгафрингем,  где  работала  в  художественном  отделе  рекламной
компании и каждое утро созерцала сотню почти одинаковых  фотографий  уныло
освещенных тюбиков зубной пасты? Что было потом? Что произошло у Артура  с
Меллой  после?  На  это  может  быть  только  один  ответ:  потом   книжка
закончилась.
   В следующей книге действие возобновилось пять  лет  спустя,  и  слишком
многое, считают некоторые, отдано на усмотрение читателя.
   "Кто он, этот Артур Дент, - мужчина или амеба?" -  доносится  ропот  из
отдаленных  пределов  Галактики.  Недавно  даже  было   найдено   послание
подобного содержания,  прибывшее  вместе  с  загадочной  ракетой,  которая
прилетела из глубокого космоса,  предположительно,  из  другой  Галактики,
расположенной на таком расстояний,  что  страшно  подумать.  "Неужели  его
ничто не интересует, кроме чая и  высоких  материй?  Неужели  у  него  нет
порывов? Неужели он  не  знает  страстей?  Неужели  он  никогда,  попросту
говоря, ни с кем не трахался?"
   Тот, кто хочет это узнать, пусть читает дальше.  Кто  не  хочет,  может
пролистать книжку до самой последней главы, которая неплохо написана - и к
тому же в ней появится Марвин.





   Когда они с Фенчерч  поднимались  ввысь,  Артур  Дент  на  миг  впал  в
злорадство и позволил себе выразить  надежду,  что  его  друзьям  (которые
всегда находили его милым, но скучным, а в последнее время - странным,  но
скучным) сейчас, должно быть, очень весело в баре. Но тут же надолго забыл
о своих друзьях.
   Они с Фенчерч поднимались ввысь, описывая медленные спирали друг вокруг
друга - так по осени опадают с кленов семена-крылатки. Только  наши  герои
двигались не к земле, а к небу.
   Когда они с Фенчерч  поднимались  ввысь,  их  души  пели  от  восторга,
сознавая, что либо  их  тела  делают  нечто  совершенно  по  всем  статьям
невозможное, либо физика основательно отстала от жизни.
   Физика покачала головой и, отвернувшись, сосредоточилась на том,  чтобы
машины шли по Юстон-роуд в направлении Западной  эстакады,  чтобы  уличные
фонари горели и чтобы чизбургер, уроненный  кем  угодно  на  Бейкер-стрит,
непременно плюхнулся на землю.
   Под ними сияли гирлянды лампочек, стремительно уменьшаясь  до  размеров
мелкого бисера, - то был Лондон. "Это Лондон", - все время напоминал  себе
Артур. "Это не флуоресцентная трава полей захолустного Криккита -  Криккит
затерялся где-то среди этих блеклых веснушек, что испещрили небо у них над
головой, - это Лондон". И  гирлянды  лампочек  качались  и  вертелись,  то
вертелись, то раскачивались.
   - Попробуй сделать пике, - обратился Артур к Фенчерч.
   - Что?
   Ее голос слышался очень четко, но  словно  бы  издалека,  с  того  края
широченной  пустоты.  Она   говорила   с   взволнованным   придыханием   и
недоверчивым удивлением. И все это соединялось в ее голосе: ясном,  тихом,
далеком, недоверчивом, удивленном, взволнованном.
   - Мы летим... - сказала Фенчерч.
   - Это пустяки, - отозвался Артур, - не думай об этом. Попробуй  сделать
пике.
   - Пике...
   Она ухватилась за руку Артура, но через  секунду  вдруг  обрела  вес  и
стала остолбенело падать, отчаянно цепляясь за пустоту.
   Физика покосилась на Артура, и, объятый ужасом, он тоже камнем  полетел
вниз. Голова у него закружилась, его тошнило, все тело  кричало  -  только
голос от ужаса умолк.
   Они падали, потому что это был Лондон,  а  в  Лондоне  такие  штуки  не
проходят.
   Артур не мог подхватить Фенчерч, потому что это был  Лондон,  и  совсем
неподалеку, строго говоря, в семистах пятидесяти  шести  милях  отсюда,  в
городе Пизе  Галилей  экспериментально  доказал,  что  два  падающих  тела
стремятся вниз  с  совершенно  одинаковым  ускорением,  независимо  от  их
относительного веса.
   Они падали.
   Во время этого головокружительного, тошнотворного падения Артур  понял,
что если  он  собирается  парить  в  небе  и  при  этом  твердо  верить  в
компетентность итальянцев в области физики (а те  даже  обычную  башню  не
могут построить так, чтобы та не клонилась набок), то им с Фенчерч  грозит
смертельная опасность. А потому сразу же стал падать быстрее девушки.
   Артур на лету поймал Фенчерч и крепко схватил ее за плечи.
   Получилось.
   Прекрасно. Теперь они падали вместе,  и  все  это  было  очень  мило  и
романтично, но не решало основную проблему, которая заключалась в том, что
они падали и земля не ждала, пока Артур покажет еще какой-нибудь фокус,  а
надвигалась на них со скоростью курьерского поезда.
   Артур не мог подняться вместе с Фенчерч, и ему было нечем удержать  ее.
Он думал только о том, что они, очевидно, разобьются насмерть, и  если  он
хочет, чтобы произошло  что-нибудь  менее  очевидное,  то  должен  сделать
что-то уж совсем не очевидное. И тут он почувствовал себя как рыба в воде.
   Он выпустил из рук плечи Фенчерч, оттолкнул ее, и, когда она  повернула
к нему застывшее от ужаса лицо с раскрытым  от  изумления  ртом,  мизинцем
поддел  ее  мизинец,  потянул  ее  вверх,  и  сам,  поднимаясь,   неуклюже
перевернулся в воздухе.
   - Черт! - пыхтя и задыхаясь, проговорила сидящая  на  воздухе  Фенчерч.
Когда она пришла в себя, ночной полет был возобновлен.
   Чуть-чуть не долетев до облаков, они остановились и начали разбираться,
куда их, собственно, занесло. Правда, на землю следовало  смотреть  только
мельком, свысока, так сказать.
   Фенчерч  отважно  попробовала  сделать  пике  и  обнаружила,  что  если
правильно определить свое положение  относительно  направления  ветра,  то
получалось совершенно замечательно, даже с небольшим пируэтом  в  конце  и
нырком вниз, от которого у нее задралось платье. На этом месте  читателям,
которых больше интересуют  похождения  Марвина  и  Форда  Префекта,  лучше
перейти к следующим главам, потому что терпение  Артура  истощилось  и  он
помог ей снять платье.
   Платье скользнуло вниз, умчалось, подгоняемое ветром, вдаль, постепенно
превратилось в точечку и наконец исчезло из глаз, чтобы  утром  вследствие
целого комплекса трудноописуемых причин взорвать мирную жизнь некой  семьи
из Онслоу [город в Австралии, штат Западная Австралия], которая обнаружила
его на своей бельевой веревке.
   Молча обнявшись, Артур и Фенчерч плыли по ветру ввысь и в конце  концов
оказались среди туманных духов влаги,  которые  в  виде  пушистых  хлопьев
облепляют крылья самолетов. Вы видите  этих  духов,  но  не  ощущаете  их,
потому что сидите в  теплом,  душном  салоне  и  смотрите  на  них  сквозь
исцарапанное плексигласовое окошко, а  чужой  ребенок  терпеливо  пытается
пролить вам за пазуху горячее молоко.
   Артур и Фенчерч чувствовали этих духов на ощупь: клочковатые, легкие  и
холодные, они вились вокруг, очень холодные, очень легкие.  Даже  Фенчерч,
защищенная теперь от стихий лишь двумя  полосочками  ткани  от  "Маркса  и
Спенсера", понимала, что с  победой  над  гравитацией  обычный  холод  или
недостаточная плотность атмосферы уйдут сами собой.
   Фенчерч встала окутанная облачной дымкой, и Артур очень-очень  медленно
снял с нее две полосочки ткани от "Маркса и  Спенсера",  поскольку  только
так и можно делать, когда летишь и руки заняты другим делом, и эти кусочки
ткани утром тоже учинили переполох: верхний - в Айлсуорте, а  нижний  -  в
Ричмонде.
   Артур и Фенчерч долго не покидали облако,  потому  что  оно  находилось
очень высоко, а  когда  они  наконец  вынырнули  из  него,  все  промокшие
(Фенчерч плавно кружилась,  точно  играющая  с  приливной  волной  морская
звезда), то обнаружили, что только над облаками луна светит в полную силу.
   Все вокруг пронизано смутным, нет, смуглым светом. Здесь есть свои горы
- пусть непохожие на земные, но все равно горы в  белых,  как  арктический
снег, шапках.
   Вынырнув  на  высочайшем  пике  кучевого  облака,   Артур   и   Фенчерч
неторопливо соскользнули по его  склону.  Теперь  Фенчерч  помогла  Артуру
снять одежду. Все одежки, одна  за  другой,  удивленно  кружась,  полетели
вниз, в клубящуюся белизну.
   Фенчерч целовала Артура, целовала его  шею,  грудь,  и  вскоре  парочка
заскользила дальше, медленно поворачиваясь и напоминая безмолвную букву Т.
От этого зрелища даже Огненный Дракон Фуолорниса  (если  бы  он,  наевшись
пиццы, пролетал мимо) захлопал бы крыльями и слегка кашлянул.
   Однако в облаках нет Огненных Драконов Фуолорниса, да и не может  быть,
так как они, подобно динозаврам,  птице  додо  и  исполинскому  друббитому
винтвоку, обитавшему на Большой Перепонке в созвездии Птицапа, прискорбным
образом вымерли, и Вселенная навсегда их лишилась. Чего нельзя  сказать  о
"Боингах-747", которые сохранились в избытке.
   "Боинг-747" возник в вышеприведенном перечне только по той причине, что
несколько мгновений спустя ворвался в жизнь Артура и Фенчерч.
   "Боинг-747"  -  это  просто  громада.  Ужас  какая  громада.  Когда  он
появляется в небе, это всегда  заметно.  Воздух  дает  стрекача,  и  волна
ревущего ветра отбрасывает вас в сторону, если только вы настолько  глупы,
что занимаетесь поблизости тем же, чем Артур и  Фенчерч,  как  бабочки  во
время бомбежки.
   Но   на   этот   раз   после   панического   пике   Артур   и   Фенчерч
перегруппировались, и оглушительный рев  двигателей  вселил  в  их  головы
свежую, совершенно замечательную идею.


   Миссис  Э.Капельсен,  пожилая  дама  из  Бостона,   штат   Массачусетс,
чувствовала, что жизнь ее подходит к концу. Она многое повидала  на  своем
веку, кое-что ее озадачивало, но сейчас она  с  некоторым  неудовольствием
ощущала, что почти все ей наскучило. Все было очень приятно, но, возможно,
чересчур предсказуемо.
   Она со вздохом подняла  маленькую  пластиковую  занавеску,  закрывающую
иллюминатор, и посмотрела на крыло самолета.
   Сначала она хотела позвать  стюардессу,  но  потом  решила:  нет,  черт
возьми, ни за что, этот спектакль для нее, миссис  Э.Капельсен,  и  только
для нее.
   К тому времени как двое пришельцев из мира непредсказуемого  наконец-то
соскользнули с крыла и завертелись в  воздушном  потоке,  она  значительно
приободрилась.
   С огромным облегчением она подумала, что практически все, что она знала
раньше, не соответствует действительности.


   Утром Артур и Фенчерч проспали допоздна у нее в  переулке  невзирая  на
постоянные стоны реставрируемой мебели.
   Вечером они проделали все заново, только в этот раз прихватив  с  собой
два плейера "Сони".





   - Все это очень хорошо, - через несколько дней сказала Фенчерч. - Но  я
должна знать, что со мной произошло. Понимаешь, между нами  есть  разница.
Ты что-то потерял, а потом нашел, а я нашла, а потом  потеряла.  Мне  надо
снова это найти.
   Днем Фенчерч  была  занята,  и  Артур  решил  устроить  для  себя  день
телефонных звонков.
   Мюррей Бост Хенсен работал журналистом в одной из газет, что печатаются
крупным шрифтом на страницах  маленького  формата.  Я  был  бы  очень  рад
отметить, что эта работа не отразилась на нем дурно, но, к  сожалению,  не
могу покривить душой. Однако Артур все равно ему позвонил, так как то  был
единственный газетчик среди его знакомых.
   - Артур, чайник ты мой старый, дружок ты мой  ржаной,  как  клево  тебя
слышать. А говорили, ты улетел в космос или что-то в этом роде.
   Мюррей разговаривал на собственном языке,  самолично  изобретенном  для
собственных надобностей. Больше никто на свете на нем изъясняться не мог -
более того, никто даже не мог понять,  что  хочет  сказать  Мюррей.  Слова
здесь ничего не значили. А те, которые все-таки  что-то  значили,  успешно
тонули в потоке бессмыслицы, так что слушатель их просто  не  замечал.  Но
когда слушатель наконец понимал, какие из слов хоть что-то значат,  беседа
часто принимала неприятный оборот.
   - Что? - переспросил Артур.
   - Слухи ходят, мой слоновый бивень, старая ты кочерыжка,  слухи  ходят.
Не исключаю, что все это  туфта,  но,  возможно,  в  итоге  придется  тебя
интервьюнуть.
   - Мне нечего сказать. Это был обыкновенный треп в пивнушке.
   - На том и стоим, дорогой ты мой рыбий глаз, на том и стоим. К тому  же
он отлично вяжется с другими сюжетами недели; если хочешь, даже можешь все
отрицать. Извини, у меня что-то вывалилось из уха.
   Последовало недолгое затишье, в  финале  которого  Мюррей  Бост  Хенсен
снова объявился на другом конце провода. На сей раз в его голосе слышалось
неподдельное потрясение.
   - Просто вспомнил, какой вчера был странный вечер, - сказал он.  -  Тем
не менее, старик, не знаю,  липа  это  или  вовсе  дуб,  но  как  ты  себя
чувствуешь в связи с тем, что прокатился на комете Галлея?
   - Я не катался на комете Галлея, - ответил Артур с подавленным вздохом.
   - Прекрасно. Как ты себя чувствуешь в связи с тем, что не прокатился на
комете Галлея?
   - Вполне спокойно, Мюррей.
   Воцарилась тишина - Мюррей записывал ответ.
   - Вполне достаточно, Артур, вполне достаточно для меня, Этель,  мира  и
его окрестностей. Вяжется с общей шизовой атмосферой  текущей  недели.  Мы
думаем сделать шапку "Семь чудиков на неделе". Здорово, а?
   - Очень хорошо.
   - Звучит, да? Сначала у нас тут рассказ о человеке, на которого  всегда
льет дождь.
   - Что-о?
   - Сущая правда, разрази меня гром. У  него  все  записано  в  маленькой
черной записной книжке и проверено на всех человеческих  и  нечеловеческих
уровнях. В Гидрометеоцентре все  оборзели  и  опуделели,  со  всего  света
слетаются чудные гномики в белых халатах со своими  линейками,  ящиками  и
каплемерами. Артур, этот человек уникум, феномен. Я сказал бы даже, что он
чудо природы всего западного мира. Мы  называем  его  Бог  Дождя.  Здорово
придумано, а?
   - Я, кажется, с ним знаком.
   - Звучит! Что ты сказал?
   - Я, кажется, с ним знаком. Он все время жалуется, да?
   - Невероятно! Ты знаком с Богом Дождя?
   - Если это тот же самый парень. Я  посоветовал  ему  перестать  ныть  и
показать кому-нибудь его записную книжку.
   Мюррей Бост Хенсен ошеломленно притих на другом конце провода.
   - Ты сделал его миллионером. Без дураков - ты его настоящим миллионером
сделал. Слушай, ты знаешь, какие бабки платит ему турагентство  только  за
то, чтобы он не ездил в этом году в Малагу? Я не говорю о проекте орошения
Сахары и всякой такой фигне;  перед  этим  парнем  открывается  совершенно
новая карьера, даже если он просто не будет ездить в  определенные  места.
Артур,  этот  человек  превращается  в  чудовище.  Может,  даже   придется
присвоить ему титул победителя нашей викторины.  Послушай,  Артур,  может,
понадобится сделать статью о тебе: "Человек, который сделал  Бога  Дождя".
Звучит, да?
   - Неплохо, но...
   - Может, придется тебя сфотографировать под дождем из садового  шланга,
но все будет нормально. Ты где находишься?
   - Э-э, в Айлингтоне. Послушай, Мюррей...
   - В Айлингтоне!
   - Да...
   - Ну, а как тебе главная сенсация недели? Тут уж точно чудеса в решете.
Про летающих людей слышал?
   - Нет.
   - Надо же!  Нет,  это  же  самый  горный  шизняк!  Натуральные  тапочки
всмятку. Местные весь день трезвонят и  рассказывают  о  парочке,  которая
летает по  ночам.  Наши  ребята  всю  ночь  припухали  в  лаборатории  над
фотороботами. Да врешь ты все - не мог ты не слышать!
   - Нет, я не слышал.
   - Артур, где ж ты был? Ах да, в космосе, у меня есть твое интервью. Так
то несколько месяцев назад. Послушай, старый ты мой башмачина, всю  неделю
каждую ночь как раз в твоем районе эта парочка летает по небу и выделывает
всякие штуки. Так ты что, ничего не знаешь?
   - Нет.
   -  Артур,  друженька  ты  моя,  с  тобой  разговаривать  -  полурайское
удовольствие, но мне надо идти. Я пришлю парня с камерой  и  шлангом.  Дай
мне свой адрес, я записываю.
   - Послушай, Мюррей, я позвонил, чтобы задать тебе один вопрос.
   - У меня полно работы.
   - Я только хочу узнать насчет дельфинов.
   - Это не вопрос. Прошлогодняя новость. Забудь о них. Они исчезли.
   - Но это важно.
   - Слушай, никто не возьмется за эту  тему.  Понимаешь,  нельзя  сделать
статью о том, чего нет. По  крайней  мере  у  нас.  Попробуй  позвонить  в
воскресные газеты. Может, через пару лет где-нибудь в августе они  дозреют
состряпать что-то вроде "Что же все-таки случилось с дельфинами". А сейчас
что?  "Дельфинов  нет  как  нет"?  "Дельфины  продолжают   отсутствовать"?
"Дельфины - жизнь без них"? Артур, сюжеты смертны. Они протягивают  ножки,
бьются в судорогах и  вскоре  возносятся  к  Великому  Небесному  Золотому
Штекеру, архитравчик ты мой.
   - Мюррей, мне не интересно, получится ли из этого статья. Я просто хочу
выяснить, как мне связаться с тем типом из  Калифорнии,  который  говорит,
что знает, куда они делись. Я думал, ты сможешь помочь.





   - Люди начинают болтать, - сказала Фенчерч вечером после того, как  они
водворили на место виолончель.
   - И не только болтать, - ответил Артур, - но и печатать крупным  жирным
шрифтом под списком победителей викторины.
   И он показал ей длинные узкие книжечки - это были билеты на самолет.
   - Артур! - воскликнула Фенчерч, повиснув у него на шее. - Значит,  тебе
удалось с ним поговорить?
   - Сегодня я звонил до упаду. Абсолютно во  все  отделы  абсолютно  всех
газет на Флит-стрит. И все-таки выпытал его телефон.
   - По тебе видно, что ты трудился вовсю. Ты весь в поту, бедняжка.
   - Это не пот, - устало сказал Артур. - Сейчас сюда приходил фотограф. Я
не соглашался, но... ладно, замнем, важно, что я поговорил.
   - С ним самим?
   - С его женой. Она сказала, что он сейчас не в себе и не может  подойти
к телефону и чтобы я перезвонил позже.
   Артур тяжело опустился на стул, понял, что ему чего-то  не  хватает,  и
пошел к холодильнику.
   - Хочешь пить?
   - Просто умираю. Когда профессор  окидывает  меня  взглядом  с  ног  до
головы и говорит: "Да, милая, сегодня немножко поиграем Чайковского", -  я
всегда знаю, что мне придется туго.
   - Я перезвонил, - продолжал Артур, - и она сказала, что он находится на
расстоянии трех целых двух десятых световых лет  от  телефона  и  чтобы  я
перезвонил.
   - Ну и?
   - Я перезвонил. Она сказала, что положение  улучшается.  Теперь  он  на
расстоянии всего двух целых шести десятых световых лет от телефона, но все
равно докричаться трудно.
   - Как ты думаешь, - с сомнением в голосе проговорила Фенчерч, -  может,
лучше поговорить с кем-нибудь еще?
   - Худшее впереди, - отозвался Артур. - Я говорил с  сотрудником  одного
научного журнала. Он лично знаком с нашим сумасшедшим и говорит, что  Джон
Уотсон мало того что сам  во  все  верит,  так  еще  и  готов  представить
неоспоримые доказательства правильности самой дурацкой из теорий,  которые
в моде на данной неделе.  Эти  доказательства  он  обычно  записывает  под
диктовку от ангелов с золотыми бородками, зелеными крылышками и в обуви от
"Доктора Шолля". Знаешь, такие сандалии на деревянной подошве? А тем,  кто
сомневается в истинности  его  видений,  он  гордо  показывает  эти  самые
сандалии, и больше от него ничего не добьешься.
   - Я не думала, что все настолько плохо, - тихо произнесла Фенчерч, вяло
теребя билеты.
   - Я снова перезвонил миссис Уотсон, - продолжал  Артур.  -  Кстати,  ее
зовут - тебе это может быть интересно - так вот, ее зовут Фата-Моргана.
   - Понятно.
   - Рад, что тебе понятно. Я думал, ты ничему не поверишь, и на этот  раз
записал наш разговор на магнитофон.
   Отойдя к магнитофону, Артур долго пыхтел над ним и  вертел  все  ручки,
потому  что  этот  магнитофон,   настоятельно   рекомендованный   журналом
Ассоциации потребителей, включается только в тот  момент,  когда  владелец
уже дошел до ручки - до самой важной то есть.
   - Вот, готово, - сказал в итоге Артур, утирая со лба пот.
   Голос, совершивший путешествие  к  геостационарному  спутнику  Земли  и
обратно, был слабым и хрипловатым, но пугающе спокойным.
   - Вероятно, мне следовало вам объяснить, - говорил  голос  Фата-Морганы
Уотсон, - что телефон стоит в комнате, в которую он  никогда  не  заходит.
Понимаете, это Психушка. Медведь Здравоумный не любит заходить в Психушку,
а потому сюда и не заходит. Мне кажется, вы должны это знать, чтобы зря не
звонить. Если вы хотите с ним встретиться, это можно сделать очень  легко.
Нужно просто зайти к нам. Он принимает людей только за пределами Психушки.
   Послышался крайне недоуменный голос Артура:
   - Простите, я не понимаю. Где находится Психушка?
   - Где находится Психушка? - это уже снова  Фата-Моргана  Уотсон.  -  Вы
когда-нибудь читали инструкцию на пакетике с зубочистками?
   Голос Артура на пленке признался, что никогда.
   - Возможно, вы захотите это сделать.  Возможно,  вы  увидите,  что  это
кое-что проясняет. Возможно, эта  инструкция  укажет  вам,  где  находится
Психушка. Благодарю вас.
   Раздались короткие гудки. Артур выключил магнитофон.
   - Ну, наверно, это можно  считать  приглашением,  -  сказал  он,  пожав
плечами. - Парень из научного журнала дал мне адрес.
   Фенчерч еще раз бросила на Артура задумчивый, печальный взгляд и  снова
посмотрела на билеты.
   - Ты думаешь, ехать стоит? - спросила она.
   - Ну, - произнес Артур, - все, с кем я говорил, сходятся на  том,  что,
хотя он и совершенно чокнутый, он действительно знает о  дельфинах  больше
всех на свете.





   "Важное сообщение. Рейс 121  отправляется  в  Лос-Анджелес.  Если  ваши
планы на сегодня не включают посещение Лос-Анджелеса, сейчас  самое  время
выйти из самолета".





   В Лос-Анджелесе они наняли  машину  в  одном  агентстве,  которое  дает
напрокат машины, выброшенные владельцами на свалку.
   - На поворотах с ней трудновато, - сказал  тип,  прятавший  свои  черты
лица за солнцезащитными очками, и вручил им ключи. - Иногда я бы советовал
просто выйти и поймать попутную машину.
   На ночь они остановились в гостинице  на  бульваре  Сансет,  о  которой
кто-то сказал им, что там они будут приятно удивлены.
   - Там все либо англичане, либо чудаки, либо и то, и другое. У них  есть
бассейн, где можно увидеть английских рок-звезд, позирующих для фотографов
с газетами "Язык", "Истина" и "Логика" в руках.
   Так оно и оказалось. В гостинице жила одна рок-звезда, и именно это она
и делала.
   Механик в гараже был невысокого мнения о машине Артура и Фенчерч, и это
было хорошо, так как они и сами были о ней невысокого мнения, так что  все
оказались единомышленниками.
   Поздно вечером они проехались через Голливуд-Хиллз по Малхоллэнд-роуд и
сделали несколько остановок - первую,  чтобы  поглазеть  на  раскинувшееся
поблизости  ослепительное   море   блуждающих   огоньков   под   названием
"Лос-Анджелес",  а  вторую,  чтобы  поглазеть  на  раскинувшееся  напротив
ослепительное   море   блуждающих   огоньков   под    названием    "долина
Сан-Фернандо". Однако ослепление затронуло лишь глаза, но не души,  и  они
уехали, странно разочарованные зрелищем. Огни были хороши, но огни  должны
что-нибудь освещать, а город, который освещало  наиболее  живописное  море
огней, не произвел на Артура и Фенчерч большого впечатления.
   Они спали тревожно и проснулись после полудня - в самый жаркий час.
   Они выехали к Санта-Монике, чтобы впервые узреть своими  глазами  Тихий
океан, за созерцанием которого Медведь Здравоумный проводил  целые  дни  и
почти целые ночи.
   - Однажды мои знакомые подслушали разговор двух старушек, которые вроде
нас впервые в жизни оказались на этом побережье и увидели Тихий  океан,  -
проговорила Фенчерч. - Они долго молчали, а  потом  одна  сказала  другой:
"Знаешь, а я-то думала, что он гораздо больше".
   Настроение Артура и Фенчерч здорово  поправила  прогулка  по  берегу  в
Малибу, где они  с  любопытством  наблюдали,  как  миллионеры,  живущие  в
шикарных хибарках, следят друг за другом, чтобы  определить,  кто  из  них
быстрее богатеет.
   Настроение стало еще  лучше,  когда  солнце  начало  сползать  вниз  по
западной части неба, и, к тому времени как они вернулись  к  своей  старой
колымаге и покатили в сторону заката (интересно, каким  дуракам  пришло  в
голову строить город Лос-Анджелес так, чтобы он загораживал опускающееся к
горизонту солнце?), Артур и Фенчерч вдруг почувствовали себя удивительно и
необъяснимо  счастливыми  и  даже  не  обращали  внимания   на   то,   что
старый-престарый радиоприемник в салоне принимает только две станции, да и
то обе звучат одновременно. Ну и что, обе передавали хороший рок-н-ролл.
   - Я знаю, что он  нам  поможет,  -  категорически  заявила  Фенчерч.  -
Повтори, как к нему надо обращаться, чтоб ему понравилось?
   - Медведь Здравоумный.
   - Я знаю, что он нам поможет.
   Артур сомневался, будет ли от Медведя Здравоумного  какой-нибудь  толк,
но надеялся, что будет, а еще  больше  надеялся,  что  потерянное  Фенчерч
можно вновь обрести на этой Земле, даже если эта Земля не настоящая.
   Он надеялся, как надеялся пламенно и неустанно со  времен  того  самого
разговора на берегах Серпантина, что ему не придется припоминать  то,  что
он так решительно и бесповоротно похоронил в дальнем углу памяти  -  чтобы
душу не бередило.


   В  Санта-Барбаре  они  остановились  у  рыбного  ресторанчика,  который
помещался в чем-то вроде переоборудованного склада.
   Фенчерч съела барабульку обыкновенную и сказала, что  она  замечательно
вкусна.
   Артур съел кусок жареной меч-рыбы  и  сказал,  что  чаша  его  терпения
переполнена.
   Он схватил за руку проходившую мимо официантку и нагрубил ей.
   - Черт возьми, почему у вас такая чертовски вкусная рыба? - рявкнул он.
   - Простите, пожалуйста,  моего  друга,  -  сказала  Фенчерч  напуганной
официантке. - Кажется, у него наконец-то выпал счастливый день в жизни.





   Если  взять  пару  Дэвидов  Боуи  [Дэвид  Боуи  (р.1947)  -  английский
рок-певец и композитор; образец худощавости (поговаривают, носит на  талии
золотую цепочку, чтобы не толстеть)] и поставить  одного  Дэвида  Боуи  на
другого Дэвида Боуи, а затем приделать еще по одному Дэвиду Боуи к  кистям
рук верхнего из первых двух Дэвидов Боуи и нарядить это существо в грязный
купальный халат, получится  образ,  великолепно  отражающий  не  то  чтобы
реальную внешность Джона Уотсона,  но  общее  впечатление  от  этой  самой
внешности.
   Он был высокий и нескладный.
   Когда он сидел в шезлонге и таращился на Тихий океан (уже не с безумной
пытливостью в очах, а просто с тихим,  как  омут,  унынием),  было  трудно
определить, где кончается шезлонг  и  начинается  тело  Джона  Уотсона,  и
страшно было положить руку на его  предплечье:  казалось,  все  сооружение
может неожиданно рухнуть и с треском отхватить вам палец.
   Но улыбка у него была просто замечательная. В ней как будто слилось все
самое плохое, что может сделать человеку жизнь, но когда он, глядя на вас,
на короткое время превращал все эти неприятности в совершенно  невероятный
сплав, лицо его преображалось,  и  в  вашей  душе  раздавался  голос:  "Уж
теперь-то все будет хорошо".
   Когда он говорил с вами, хотелось то и дело говорить ему:  "Спасибо"  -
именно за эту улыбку.
   - Да, - вещал Медведь Здравоумный, - они навещают меня. Они  сидят  вот
здесь. Они сидят на этом самом месте, где сейчас сидите вы.
   Он рассказывал об ангелах с золотыми бородками, зелеными крылышками и в
сандалиях от "Доктора Шолля".
   - Они едят гамбургеры - говорят, что там, откуда они прилетают, их нет.
Очень любят снег. Это совершенно удивительные существа - очень тонко судят
о самых разных вещах.
   - Да? - произнес Артур. - Неужели? Так, э-э...  Когда  это  происходит?
Когда они прилетают?
   Артур  тоже  пялился  на  Тихий  океан.  Вдоль  кромки  берега  сновала
маленькая птица-перевозчик, у которой были свои трудности: она искала пищу
в мокром песке, от которого только  что  отхлынула  волна,  но  не  хотела
замочить  лапки.  Поэтому  она   вышагивала   странной   походкой,   точно
швейцарская заводная игрушка.
   Фенчерч сидела, лениво рисуя пальцем на песке всякие узоры.
   - Как правило, в конце недели, -  ответил  Медведь  Здравоумный,  -  на
маленьких детских самокатах. Это великие машины.
   И улыбнулся.
   - Ясно, - сказал Артур. - Ясно.
   Фенчерч  слегка  кашлянула,  чтобы  привлечь  его  внимание,  и   Артур
обернулся к ней. Палочкой она нацарапала рисунок на песке: они с Артуром в
облаках. На миг Артур подумал, что она  хочет  вывести  его  из  состояния
апатии, но потом он понял, что она его упрекает. "Кто мы такие, -  как  бы
говорила Фенчерч, - чтобы называть его сумасшедшим?"
   Конечно, дом у Джона Уотсона был необычный,  и,  поскольку  дом  -  это
первое, что  увидели  Фенчерч  с  Артуром,  интересно  будет  узнать,  как
выглядел этот дом.
   А был он вот какой:
   _Весь шиворот-навыворот_.
   Шиворот-навыворот  в   буквальном   смысле   этого   слова.   Настолько
шиворот-навыворот, что Артуру и Фенчерч пришлось  припарковать  машину  на
ковре.
   Вдоль всей внешней стены, которая была оклеена уместными в  гостиной  -
причем, кстати сказать, в обставленной со вкусом  гостиной,  -  узорчатыми
розовыми  обоями,  размещались  книжные  полки,  а  также   два   странных
полукруглых стола на трех ножках. Столы стояли таким образом, будто  стена
только что рассекла их пополам. Кроме того, на стене висели картины,  явно
подобранные для того, чтобы успокаивать нервы.
   Но поразительнее всего была крыша.
   Крученая, как раковина, она могла бы пригрезиться Морису К.Эшеру [Морис
Корнелиус Эшер (1898-1972) - голландский художник-график;  мастер  гравюр,
основанных на эффекте "обмана зрения"],  если  бы  он  любил  покутить  по
ночам. (Впрочем, не будем отвлекаться на дискуссии об образе  жизни  этого
художника, хотя при взгляде на  его  работы,  особенно  на  ту  гравюру  с
множеством неудобных ступенек, поневоле  напрашивается  мысль...)  Короче,
такую крышу можно придумать  только  после  попойки,  потому  что  изящные
светильники, которые должны были свисать с потолка, топырились  к  небесам
снаружи.
   Непонятно.
   Табличка на передней двери приглашала: "Добро пожаловать наружу",  -  и
Артур с Фенчерч, обмирая от страха, зашли.
   Как и следовало ожидать, оказалось, что "внутри" - это как раз  и  есть
"снаружи".  Неоштукатуренная  кирпичная  кладка,  добротно  расшитые  швы,
добротные кровельные желоба, садовая  дорожка,  пара  невысоких  деревьев,
несколько комнат.
   Внутренние стены тянулись вниз, замысловато  складывались  и,  наконец,
расходились, точно обнимая Тихий океан.  Казалось,  будто  это  оптический
обман - окажись тут Морис К.Эшер, он долго ломал бы голову над тем, как же
это сделано.
   - Привет! - сказал Джон Уотсон, Медведь Здравоумный.
   "Вот и хорошо, - подумали  Артур  и  Фенчерч.  -  "Привет"  -  словечко
привычное".
   - Привет, - ответили они хором, и некоторое время  беседа  сводилась  к
взаимным улыбкам.
   По неизвестным причинам Медведь Здравоумный довольно долго увиливал  от
разговора о дельфинах - при малейшей попытке упомянуть о них  напускал  на
себя странно отрешенный вид и говорил: "Я забыл..." Зато  он  с  гордостью
показал Артуру и Фенчерч достопримечательности своего жилища.
   - Мне это доставляет своеобразное удовольствие, - объяснял Джон Уотсон,
- а вреда никому никакого не приносит:  в  крайнем  случае  знающий  оптик
может все исправить.
   Этот человек нравился Артуру и Фенчерч. Он был искренним и  обаятельным
и умел посмеяться над собой, не дожидаясь, чтобы это сделали другие.
   - Ваша жена, -  сказал  Артур,  озираясь  по  сторонам,  -  говорила  о
каких-то зубочистках.
   Вид у Артура был затравленный, как будто  он  беспокоился,  что  миссис
Уотсон вдруг выпрыгнет из-за двери и опять скажет про зубочистки.
   Медведь Здравоумный засмеялся. То  был  веселый,  непринужденный  смех,
привычный его хозяину, как какие-нибудь разношенные домашние тапочки.
   - Ах да, - сказал он, - это связано с днем,  когда  я  понял,  что  мир
окончательно свихнулся. Тогда-то я и построил Психушку, чтобы заключить  в
нее этот бедный мир в надежде, что он поправится.
   На этом месте Артур снова слегка заволновался.
   -  Здесь  мы  находимся  за  пределами  Психушки,  -   сказал   Медведь
Здравоумный. Он опять указал на кирпичные стены  и  кровельные  желоба.  -
Пройдите в эту дверь... - он повернулся  в  сторону  первой  двери,  через
которую вошли  Артур  и  Фенчерч,  -  ...и  вы  окажетесь  в  Психушке.  Я
постарался украсить  ее,  чтобы  больные  не  грустили,  но,  в  сущности,
предпринять почти ничего нельзя. Я сам теперь никогда туда не вхожу.  Если
мне хочется туда пойти, а это бывает редко, я просто смотрю на висящую  на
двери дощечку и ухожу.
   - На эту дощечку? - с некоторым недоумением спросила Фенчерч, показывая
на голубую пластинку с какими-то инструкциями.
   - Да. Эти слова вообще-то и сделали меня  отшельником.  Я  стал  таким,
каков я сейчас. Озарение пришло совершенно внезапно. Я увидел их и  понял,
что я должен делать.
   На пластинке было написано:
   "Держите зубочистку ближе к середине. Смочите заостренный конец слюной.
Вставьте между зубами, тупой конец держите рядом с  десной.  Остатки  пищи
вынимайте нежными движениями внутрь и наружу".
   - Я решил, - продолжал Медведь Здравоумный, - что если эта  цивилизация
настолько нелепа, что нуждается в подробной инструкции к зубочисткам, то я
не могу жить в ее рамках и оставаться нормальным.
   Он опять уставился на Тихий океан, словно вызывая его на бой, но океан,
мирно раскинувшись под солнцем, играл с птицей-перевозчиком.
   - И  если  вам  интересно  знать,  а  мне  кажется,  что  интересно,  я
совершенно нормален. Поэтому я и называю себя Медведем Здравоумным,  чтобы
люди не сомневались. Медведем меня в детстве звала мама, потому что я  был
неуклюжий и все опрокидывал, а здравоумный я на самом деле - потому что  я
нахожусь в здравом уме и не собираюсь меняться, - прибавил он с той  самой
улыбкой, от которой собеседник внезапно чувствовал, что все будет  хорошо.
- Может, пойдем на пляж и побеседуем?
   Они пошли на пляж, и там Медведь Здравоумный  заговорил  об  ангелах  с
золотыми бородками, зелеными крылышками и в сандалиях от "Доктора Шолля".
   - О дельфинах... - мягко, с надеждой в голосе проговорила Фенчерч.
   - Я могу показать вам сандалии, - сказал Медведь Здравоумный.
   - Интересно, вы знаете...
   - Хотите, я покажу вам сандалии? - спросил Медведь Здравоумный. - Они у
меня есть. Пойду принесу их. Их  производит  компания  "Доктор  Шолль",  и
ангелы говорят, что эта обувь больше всего подходит для той  местности,  в
которой они работают.  Они  говорят,  что  держат  концессионный  киоск  в
соответствии с посланием. Когда я говорю: "Я не знаю, что  это  такое",  -
они отвечают: "Конечно, не знаете" - и смеются.  Ну,  я  все-таки  принесу
сандалии.
   Он ушел внутрь или наружу - в зависимости от того, как на это смотреть,
а Артур и Фенчерч удивленно и немного разочарованно  переглянулись,  потом
пожали плечами и лениво стали рисовать фигурки на песке.
   - Как сегодня твои ножки? - тихо спросил Артур.
   - Хорошо. На песке у меня нет таких странных ощущений. И в  воде  тоже.
Вода их прекрасно обволакивает. Думаю, это не наша планета.
   Фенчерч пожала плечами.
   - Как ты думаешь, что он имел в виду под посланием? - спросила она.
   - Не знаю, - ответил Артур, хотя его постоянно изводило воспоминание  о
человеке по имени Прак, который все время поднимал его на смех.
   Медведь вернулся, неся в руках предмет,  сильно  поразивший  Артура.  Я
имею в виду не сандалии  -  ангельские  сандалии  оказались  обыкновенными
босоножками на деревянной подошве.
   - Я думал, вы хотите посмотреть, какую обувь  носят  ангелы,  -  сказал
Медведь Здравоумный. - Просто из любопытства. Между прочим,  я  ничего  не
пытаюсь доказать. Я ученый и знаю, что такое доказательства. Но я  называю
себя  детским  прозвищем,  чтобы  напомнить  себе,   что   ученый   должен
уподобиться ребенку. Если  он  что-то  видит,  он  должен  честно  в  этом
признаться, независимо от того, ожидал он это  увидеть  или  нет.  Сначала
наблюдение, затем анализ и, наконец, испытание.  Но  наблюдение  -  прежде
всего. Иначе вы будете замечать лишь то, что ожидаете увидеть. Большинство
ученых забывают это правило. Позже я покажу вам  нечто  для  подтверждения
своих слов. Итак, вторая  причина,  по  которой  я  называю  себя  Медведь
Здравоумный, заключается в том, что меня считают  дураком.  Это  позволяет
мне, когда я что-то вижу, честно говорить,  что  именно  я  вижу.  Ученому
нельзя обижаться на то, что его считают дураком. Так или иначе,  я  думал,
что вам интересно на это посмотреть.
   "Это"  и  был  предмет,  так  поразивший  Артура,  потому  что  Медведь
Здравоумный  держал  в  руках  удивительный  серебристо-серый   стеклянный
аквариум. Очевидно, он был точной  копией  того,  что  стоял  у  Артура  в
спальне.
   Секунд тридцать остолбеневший Артур пытался сурово  спросить:  "Где  вы
это взяли?", - но язык его не слушался.
   Наконец момент наступил, но Артур упустил его на тысячную долю секунды.
   - Где вы это взяли? - сурово спросила Фенчерч.
   Артур сурово повернулся к Фенчерч и остолбенело проговорил:
   - Что? Ты раньше видела такой сосуд?
   - Да, - ответила Фенчерч. - У меня такой есть. Или по крайней мере был.
Рассел стащил его у меня, чтобы хранить в нем мячи для гольфа. Я не  знаю,
откуда взялся этот сосуд. Помню только, как рассердилась на Рассела, когда
он его спер. А у тебя тоже есть?
   - Да, он...
   Артур и Фенчерч вдруг заметили, что Медведь Здравоумный резко переводит
взгляд с одного из них на другого и обратно, остолбенело пытаясь  вставить
слово.
   - У вас тоже есть такой? - спросил он их обоих.
   - Да, - хором ответили они.
   Медведь Здравоумный долго смотрел то на Артура, то на Фенчерч, а  потом
поднял  аквариум  вверх,  подставляя  его  знойным  лучам  калифорнийского
солнца.
   На солнце сосуд запел, зазвенел от яркого света, отбросил на песок и на
людей сияющую, радужную тень. Медведь  Здравоумный  повернул  сосуд.  И  в
искусно гравированном узоре явственно проступили слова: "Всего хорошего, и
спасибо за рыбу!".
   - Вы знаете, что это такое? - вполголоса спросил Медведь.
   Изумленные  Артур  и   Фенчерч   медленно   помотали   головами.   Игра
ослепительного света и тени в сером стекле заворожила их души.
   - Это  прощальный  подарок  дельфинов,  -  глухо  и  спокойно  произнес
Медведь, - дельфинов, которых я любил,  и  изучал,  и  кормил  рыбой  и  с
которыми плавал и даже пытался выучить их язык.  Эту  задачу  они  сделали
почти невыполнимой, хотя теперь я понимаю, что сами они могли с  легкостью
общаться на нашем языке, если считали это необходимым.
   Медленно-медленно растягивая губы в улыбке, он покачал  головой  и  еще
раз взглянул на Фенчерч, а потом на Артура.
   - А вы... - обратился Медведь Здравоумный к Артуру, - что вы сделали со
своим? Можно мне узнать?
   - Э-э, я держу в нем рыбку, - слегка смутившись,  ответил  Артур.  -  У
меня оказалась рыбка, и  я  думал,  что  с  ней  делать,  а  тут  как  раз
подвернулся этот аквариум.
   Артур замолчал.
   - Вы больше ничего с ним не делали?  Нет,  а  то  бы  вы  запомнили,  -
проговорил Медведь Здравоумный.  И  снова  покачал  головой.  -  Моя  жена
хранила в нашем зародышевые зерна пшеницы, - с совершенно новой интонацией
продолжал Медведь, - до вчерашнего вечера...
   - А что случилось вчера вечером? - спросил Артур срывающимся голосом.
   - Зародышевые зерна кончились, - ровным голосом произнес Медведь. - Моя
жена как раз уехала пополнить запасы, - добавил он.
   И на миг словно бы ушел в себя.
   - А что было  потом?  -  срывающимся,  совсем  как  у  Артура,  голосом
спросила Фенчерч.
   - Я вымыл его,  -  ответил  Медведь.  -  Я  мыл  его  очень  тщательно,
очень-очень  тщательно,  стер  все   следы   зародышей   пшеницы,   потом,
мало-помалу внимательно поворачивая сосуд, медленно вытер  его  тканью  из
стопроцентного хлопка. Потом поднес к уху. Вы... вы подносили свой к уху?
   Артур и Фенчерч опять помотали головами - медленно, не говоря ни слова.
   - Возможно, вам стоит это сделать, - сказал Медведь Здравоумный.





   Низкий рокот океана.
   Шум волн, разбивающихся  о  те  далекие  берега,  куда  даже  мысль  не
долетает.
   Немые раскаты грома в морских пучинах.
   И сквозь этот шум  -  взывающие  голоса,  то  ли  голоса,  то  ли  так,
переливчатые трели, не речь - речушка, полуозвученное журчание мыслей.
   Приветствия,  волны  приветствий,  прихлынут  -  и  уносятся  назад,  в
невнятицу, слова бьются о преграду и рассыпаются веерами брызг.
   Прибой скорби у берегов Земли.
   Волны радости - где? Планета, которую неописуемым  образом  обнаружили,
на которую неописуемым образом попали, неописуемо влажная, песнь воды.
   Затем множество голосов, шумно объясняющих, что несчастье  неотвратимо,
планете предначертано  погибнуть  от  чужих  рук,  всплеск  беспомощности,
приступ отчаяния, смертельный обвал, и снова голоса бьются о преграду.
   А потом проблеск надежды - в складках времени отыскана  уцелевшая  тень
Земли, ушедшие под воду просторы,  растяжение  параллелей,  мощный  рывок,
энергетический вихрь, выброс и расщепление  энергии,  полет.  Новая  Земля
встала на место старой, дельфины исчезли.
   И тут странный, как гром с ясного неба,  одинокий  голос,  произносящий
совершенно отчетливо:
   "Этот  аквариум  подарен   вам   активистами   Кампании   за   спасение
человечества. Прощайте".
   И наконец звуковой след длинных, тяжелых,  изящных  серых  тел  -  тихо
посмеиваясь, удаляются они к неведомым, неизмеримым глубинам.





   Ту ночь Артур  и  Фенчерч  провели  Снаружи  Психушки,  а  телепередачи
смотрели через окно - телевизор стоял Внутри.
   - Я хотел бы, чтобы вы посмотрели на одного моего  старого  коллегу,  -
сказал Медведь Здравоумный, когда начался повтор выпуска новостей. - Он  в
командировке в вашей стране, проводит расследование. Просто  посмотрите  и
послушайте.
   То был репортаж с пресс-конференции.


   - К сожалению, в настоящее время я не могу высказать своего суждения по
поводу прозвища Бог Дождя. С нашей точки зрения,  он  является  образчиком
СПМФ - Спонтанного Паракаузального Метеорологического Феномена.
   - Вы можете объяснить, что это значит?
   - Не вполне уверен в своих силах. Скажу  прямо.  Если  мы  обнаруживаем
нечто нам непонятное, то предпочитаем давать подобным  явлениям  названия,
которые либо нам самим непонятны, либо труднопроизносимы. То есть если  мы
позволим вам именовать его Богом Дождя, это будет означать, что вы  знаете
то, чего мы не знаем, а такого, уж извините, мы допустить не можем.
   Нет, сначала нам надо назвать это явление так, чтобы  стало  ясно,  что
оно наше, а не ваше; затем мы ищем разные способы доказать:  "Это  не  то,
чем вы его считаете, а то, чем мы его считаем".
   И если выяснится, что вы правы, вы все равно будете  не  правы,  потому
что  мы  просто  назовем  его,  э-э,   "Сверхнормальным"   -   отнюдь   не
"паранормальным" или "сверхъестественным", ибо в значение этих слов вы уже
проникли - а "Сверхнормальным инкрементным стимулятором  осадков".  Может,
чтобы подстраховаться, еще куда-нибудь впихнем "квази". Бог Дождя!  Ха,  в
жизни не слышал такой чепухи! Признаюсь честно: в отпуск я с  этим  парнем
не поеду. Благодарю,  на  сегодня  все.  Напоследок  хочу  только  сказать
"Привет!" Медведю, если он сейчас смотрит телевизор.





   Когда они возвращались назад самолетом, соседка  Артура  и  Фенчерч  по
салону все время странно на них поглядывала.
   Они тихо разговаривали между собой.
   - Я так ничего и не выяснила, -  сказала  Фенчерч.  -  Я  чувствую:  ты
что-то знаешь, а мне не говоришь.
   Артур со вздохом вытащил из кармана клочок бумаги.
   - У тебя есть карандаш? - спросил он.
   Фенчерч, порывшись в карманах, нашла искомый предмет.
   - Что ты делаешь, милый? - спросила она после  того,  как  Артур  минут
двадцать с гаком морщил лоб,  грыз  карандаш,  чертил  какие-то  каракули,
что-то зачеркивал, опять писал, снова грыз карандаш и при этом недовольно,
но тихо ворчал.
   - Пытаюсь вспомнить один адрес.
   - Твоя жизнь была бы куда легче, если б ты  купил  алфавитную  записную
книжку, - сказала Фенчерч.
   Наконец Артур передал Фенчерч листок:
   - Тебе на сохранение.
   Фенчерч взглянула на листок. Среди каракулей  и  зачеркнутых  каракулей
выделялись слова:  "Квентульско-Кважарные  Горы.  Севорбэупстрия.  Планета
Прелюмтарн. Солнце Зарсс. Галакт. Сектор Кью-Кью-Семь-Дробь-Джи-Гамма".
   - И что же там находится?
   - Видимо, Финальное Послание Бога сотворенному им миру.
   - Это уже что-то, - протянула Фенчерч. - А как мы туда доберемся?
   - Ты действительно...
   - Да, - твердо ответила Фенчерч, -  я  действительно  хочу  узнать  это
Послание.
   Артур  отвернулся  к  исцарапанному  плексигласовому   иллюминатору   и
уставился в пустоту небес.
   - Извините, - вдруг сказала та самая женщина, которая весь  рейс  время
от времени странно на них поглядывала,  -  надеюсь,  вы  не  сочтете  меня
бестактной. Во время  этих  дальних  перелетов  такая  скука,  что  просто
перекинуться словечком - уже огромная радость. Меня зовут Энид  Капельсен,
я из Бостона. Скажите, вы часто летаете?





   Они поехали домой к Артуру,  в  Уэст-Кантри,  запихнули  в  сумку  пару
полотенец и другое барахло, потом сели и стали коротать время так, как это
делают все вольные странники, путешествующие по Галактике автостопом.
   Они стали ждать попутную летающую тарелку.
   - Один мой приятель вот так вот прождал пятнадцать лет, - сказал  Артур
однажды вечером, когда они,  по  своему  обыкновению,  сидели  и  смотрели
несчастными глазами в небо.
   - Какой приятель?
   - Его зовут Форд Префект.
   Тут в голове Артура мелькнула мысль, которой он от себя никак не ожидал
- учитывая все пережитое.
   Ему вдруг захотелось узнать, где сейчас Форд Префект.
   И по странному совпадению на следующий  день  в  газете  появились  два
сообщения: одно об удивительном происшествии с летающей тарелкой, а второе
- о ряде непотребных дебошей в пивных.
   А еще  через  день  явился  смурной  с  перепоя  Форд  Префект  и  стал
жаловаться, что Артур хамски не подходит к телефону.
   Вид у Форда был крайне больной. Он выглядел  так,  словно  только  что,
пятясь задом, прополз под живой изгородью -  в  тот  самый  момент,  когда
живая изгородь, пятясь задом, уползала внутрь  комбайна.  Шаткой  походкой
войдя  в  гостиную  Артура,  Форд  энергичным  взмахом  руки  отверг   всю
предложенную помощь, что было с его стороны не совсем резонно -  от  этого
широкого жеста он  окончательно  потерял  равновесие,  и  Артуру  пришлось
эвакуировать его на диван.
   - Спасибо, - сказал Форд, -  большое  спасибо.  Ты  представляешь...  -
прибавил он и заснул на три часа. -  ...себе,  -  продолжил  он,  внезапно
проснувшись, - как трудно дозвониться в Великобританию с  Плеяд?  Я  вижу,
что ты не представляешь, так я  тебе  расскажу  за  очень  большой  чашкой
черного кофе, которую ты уже думаешь мне приготовить.
   И, покачиваясь, он поплелся за Артуром на кухню.
   - Дуры-телефонистки все спрашивали, откуда я звоню. Я им  отвечаю:  "Из
Летчуэрта" [город в Англии, в графстве  Хартфордшир],  а  они:  "Не  может
быть, не может быть, там же другой телефонный узел". Что ты делаешь?
   - Варю тебе черный кофе.
   - Ох!
   Казалось, Форд был неизвестно чем разочарован. Он  с  потерянным  видом
оглядел помещение.
   - Что это такое? - спросил он.
   - Рисовые хлопья.
   - А это?
   - Паприка.
   - Ясно, - мрачно сказал Форд и положил  коробочки  на  место,  одну  на
другую, но сооружение рухнуло. Тогда он  положил  их  наоборот  -  верхнюю
вниз, а нижнюю сверху, и фокус удался.
   - Организм утомлен сверхдальним перелетом, - пояснил Форд. -  О  чем  я
говорил?
   - О том, что ты звонил не из Летчуэрта.
   - Да. Я этой даме так и сказал: "Хрен с ним, с Летчуэртом, говорю, если
он  вам  не  нравится.  Я   звоню   с   торгово-разведывательного   судна,
принадлежащего Кибернетической корпорации  Сириуса,  которое  в  настоящее
время движется со субсветовой скоростью от звезды  к  звезде;  эти  звезды
известны на вашей планете, хотя не знаю, известны ли они вам, милая дама".
Я назвал ее "милой дамой", - объяснил Форд Префект, - потому что не хотел,
чтобы  она  приняла  близко  к  сердцу  мой  намек.  Ну,  намек,  что  она
невежественная идиотка...
   - Тонко, - сказал Артур Дент.
   - Вот именно, - сказал Форд, - тонко.
   Он нахмурился.
   -  Сверхдальние  перелеты  очень  плохо   отражаются   на   придаточных
предложениях, - проговорил Форд.  -  Тебе  придется  снова  помочь  мне  и
напомнить, о чем я говорил.
   - "...от звезды к звезде, - процитировал Артур, - эти  звезды  известны
на вашей планете, хотя не знаю, известны  ли  они  вам,  милая  дама,  под
названиями..."
   - Эпсилон и Зета Плеяд, - с победным видом закончил Форд. - Потрясающий
разговор, да?
   - Выпей кофейку.
   - Спасибо, не хочу. "И вот почему я вас беспокою, - сказал  я,  -  хотя
мог бы звонить  напрямую,  поскольку,  смею  вас  уверить,  что  здесь,  в
созвездии Плеяд, есть весьма  сложное  телекоммуникационное  оборудование:
дело в том, что этот хренов пилот этого хренова корабля требует,  чтобы  я
звонил за счет моего абонента. Как вам это нравится?"
   - И как ей это понравилось?
   - Не знаю. К тому времени она повесила трубку, -  сказал  Форд.  -  Вот
так-то! Как ты думаешь, что я сделал потом? - свирепо спросил он.
   - Не имею понятия, Форд, - ответил Артур.
   - Жаль, - сказал Форд, - я надеялся, что ты мне напомнишь. Понимаешь, я
тебе как на духу скажу  -  терпеть  не  могу  этих  типов.  Они  настоящие
паразиты космоса, носятся по божьей бесконечности и всем  навязывают  свои
дрянные машинки, а эти машинки никогда не работают, а  если  работают,  то
такое творят, что не понадобится ни  одному  здравомыслящему  человеку.  А
главное, - добавил он,  кровожадно  скрипя  зубами,  -  все  время  пищат:
"Задание выполнено", дескать!
   Это  была  чистая  правда.  Данная  точка  зрения  вполне   заслуживала
уважения. Ее разделяли все трезвомыслящие люди - собственно,  общественное
мнение давно уже признавало  трезвомыслящими  только  тех  людей,  которые
придерживались данной точки зрения.
   В минуты  просветления  -  очень  редкие,  что  неудивительно  при  его
нынешнем объеме в пять миллионов девятьсот семьдесят  пять  тысяч  пятьсот
девять страниц - "Путеводитель"  отзывается  о  продукции  Кибернетической
корпорации  Сириуса  следующим  образом:  "Покупатель  может  не  заметить
совершенную  бесполезность  этих  товаров,  охваченный  чувством  гордости
оттого, что вообще заставил работать хоть одну из этих штуковин.
   Иными  словами  -  и  это  неизменный  принцип,  на   котором   основан
всегалактический  успех  всей   корпорации,   -   фундаментальные   изъяны
конструкции ее товаров камуфлируются их внешними изъянами".
   - И этот тип, - напыщенно произнес Форд, - отправился  в  полет,  чтобы
продать еще несколько куч хлама! Командирован на пять лет с целью поиска и
освоения  новых,   неизведанных   планет,   а   также   продажи   новейших
музпротезоматов для ресторанов, лифтов и шкафов со встроенными  барами!  А
если на этих планетах еще нет ресторанов, лифтов и шкафов  со  встроенными
барами,  в  его  задачи  входило   искусственно   ускорить   развитие   их
цивилизаций, чтобы все эти чертовы блага побыстрее там появились! Где  мой
кофе?
   - Я его вылил.
   - Свари еще. Теперь я вспомнил, что я сделал потом. Я спас цивилизацию,
и она развивается своим чередом. Или типа того - точно не помню.
   Он  решительно  заковылял  обратно   в   гостиную   и   продолжал   там
разговаривать сам с собой, спотыкаясь, опрокидывая мебель, а порой истошно
попискивая: "Бип-бип!".
   Через несколько минут Артур, отыскав среди всех выражений  своего  лица
самое безмятежное, последовал за Фордом.
   Форд был ошеломлен.
   - Где ты был? - потребовал он отчета.
   - Варил кофе, - все еще с самым  безмятежным  выражением  лица  ответил
Артур.
   Он уже давно понял, что благополучно пребывать в обществе Форда  можно,
лишь если иметь в запасе целый набор  безмятежных  выражений  лица  и  все
время переодевать их.
   - Ты пропустил самое интересное место! - бушевал Форд. -  Ты  пропустил
то место, когда я накинулся на этого типа! Сейчас, - проговорил  он,  -  я
накинусь на этого типа и вытрясу из него душу!
   Он, как безумный, прыгнул на стул и сломал его.
   - В прошлый раз получилось лучше, - угрюмо сказал Форд  и  вяло  махнул
рукой в сторону другого сломанного стула,  который  еще  раньше  аккуратно
положил на обеденный стол.
   - Понятно, - безмятежным взглядом окидывая  сложенные  обломки,  сказал
Артур, - а, э-э, зачем все эти кубики льда?
   - Что? - заорал Форд. - Что? Это ты тоже  пропустил?  Это  аппарат  для
поддержания жизни при низких температурах!  Я  этого  типа  в  холодильник
засунул. Другого выхода у меня не было, верно ведь?
   - Возможно, - безмятежным голосом произнес Артур.
   - Не трогай! - завопил Форд.
   Артур как раз собирался поставить на место телефон, который по какой-то
загадочной  причине  лежал  на  столе  (трубка  валялась  рядом),   но   с
безмятежным видом остановился.
   - Хорошо, - успокаиваясь, сказал Форд, - теперь возьми трубку.
   Артур приложил трубку к уху.
   - Говорят время, - сказал он.
   - Бип, бип, бип, - проговорил Форд, - вот  что  разносится  по  кораблю
этого типа, в то время как  он  спит  в  холодильнике,  а  судно  медленно
облетает малоизвестный спутник планеты Сезефрас Магна. Этому типу сообщают
точное лондонское время.
   - Понятно, - повторил Артур и решил, что настало время  задать  главный
вопрос. - А зачем? - безмятежно спросил он.
   -  Если  немного  повезет,  счет  с  телефонной  станции  разорит  этих
ублюдков, - ответил Форд.
   Обливаясь потом, он бросился на диван.
   - Все-таки эффектное прибытие, как ты думаешь? - промолвил он.





   Летающая тарелка, на которой прибыл Форд Префект, потрясла мир.
   На сей раз сомнений быть не могло - инопланетный корабль оказался самый
что ни на есть настоящий. Не ошибка, не галлюцинация. Не чета  всяким  там
дохлым дэрэушникам в бассейнах.
   Теперь было кристально ясно - мы действительно не  одни  во  Вселенной.
Яснее некуда.
   Тарелка  приземлилась  с  удивительным  пренебрежением  ко  всему,  что
находилось внизу, сокрушив целый район с  самой  дорогой  недвижимостью  в
мире, включая универмаг "Харродз" [один из самых дорогих  и  фешенебельных
универсальных магазинов Лондона].
   Тарелка была огромная - говорят, почти полтора километра в диаметре,  -
тускло-серебристого цвета, израненная, опаленная и исцарапанная в жестоких
космических битвах с врагами, происходивших в лучах неведомых человечеству
солнц.
   Открылся люк, с треском проутюжив продовольственный  отдел  "Харродза",
смяв "Харви Николз"  [название  двух  больших  лондонских  универмагов]  и
опрокинув башню отеля "Шератон". Истошно взвыла истязаемая архитектура.
   После  долгого  душераздирающего  грохота  и   скрежета   агонизирующих
механизмов из люка вышел громадный серебристый  робот  в  тридцать  метров
ростом.
   Спустившись по трапу, он поднял руку.
   - Я пришел с миром, - сказал он, наскрежетавшись вволю, - отведите меня
к своему Ящеру.
   Разумеется, Форд Префект мог все объяснить - что и сделал, пока  они  с
Артуром смотрели по телевизору беспрерывные, совершенно  безумные  выпуски
новостей. С экрана только и твердили, что о миллиардах фунтов,  в  которые
оценивался причиненный ущерб, да о столь же непомерном количестве жертв  -
и так без конца, без начала, потому что робот стоял себе на том  же  месте
и, слегка пошатываясь, верещал: "Ошибка системы, ошибка системы..."
   -  Понимаешь,  он   прилетел   из   очень   древнего   демократического
государства...
   - В смысле - с планеты ящеров?
   - Нет, - ответил Форд; за это время он наконец-то позволил напоить себя
кофе, что привело его рассудок в более-менее рабочее состояние, -  все  не
так просто. Все не так примитивно. На этой планете народ  -  это  люди.  А
правители - ящеры. Люди ненавидят ящеров, ящеры правят людьми.
   - Похоже, я ослышался, - прервал его Артур, - ты вроде бы сказал, что у
них демократия?
   - Сказал, - подтвердил Форд. - Это и есть демократия.
   - Тогда почему люди не избавятся от ящеров? -  спросил  Артур,  хотя  и
боялся показаться круглым идиотом.
   - Да просто в голову не приходит, - пояснил Форд. - У  них  есть  право
голоса, и они думают, что правительство, которое они  избрали,  более  или
менее отвечает их требованиям.
   - Значит, они по доброй воле голосуют за ящеров?
   - Ну да, - сказал Форд, пожав плечами, - естественно.
   - Но, - начал Артур, вновь пытаясь взять быка за рога, - почему?
   - Потому что, если они не будут голосовать за  ящера,  к  власти  может
пролезть не тот ящер, - ответил Форд. - У тебя есть джин?
   - Что?
   - Я спрашиваю, джин у тебя есть? - с внезапной настойчивостью  повторил
Форд.
   - Сейчас посмотрю. Расскажи мне поподробнее про ящеров.
   Форд снова пожал плечами.
   - Некоторые люди говорят, что власть ящеров - величайшее  достижение  в
истории планеты, - сказал он. - Разумеется,  эти  люди  неправы,  в  корне
неправы, но сторонники таких мнений всегда находятся.
   - Но это ужасно, - проговорил Артур.
   - Слушай, приятель, - сказал Форд, - если бы  каждый  раз,  когда  одна
точка во Вселенной, уставясь в другую точку, говорит: "Это  ужасно!",  мне
платили по альтаирскому доллару, я бы не сидел здесь, как лимон в ожидании
джина. Но мне не платят, и я сижу. А скажи-ка лучше, с  чего  это  у  тебя
такая рожа безмятежная и глаза светятся? Влюбился, что ли?
   Артур ответил утвердительно - причем с безмятежной рожей.
   - И она знает, где стоит джин? Так может, ты меня с ней познакомишь?
   Случай для знакомства тут же представился  -  вошла  Фенчерч  с  пачкой
купленных в поселке газет. Увидев на столе останки стула, а  на  диване  -
останки уроженца Бетельгейзе, она изумленно застыла в дверях.
   - Где джин? - спросил Форд. И тут же повернулся к Артуру: - Кстати, что
там с Триллиан?
   - Э-э, это Фенчерч, - смущенно проговорил Артур. -  С  Триллиан  ничего
такого, ты наверняка с ней виделся позже меня.
   - Ах да, - сказал Форд, - она куда-то укатила с Зафодом.  У  них  вроде
какие-то младенцы.  По  крайней  мере,  -  добавил  он  задумчиво,  -  мне
показалось, что это младенцы. Знаешь, Зафод здорово остепенился.
   - Серьезно? - спросил Артур, суетясь вокруг Фенчерч  и  отбирая  у  нее
покупки.
   - Ага, - ответил Форд, - теперь как минимум одна из  его  голов  иногда
бывает разумнее удолбанной птицы эму.
   - Артур, кто это? - спросила Фенчерч.
   - Форд Префект, - ответил Артур. - Я, кажется, как-то упоминал о нем.





   Три дня и три ночи гигантский серебристый робот, слегка покачиваясь,  в
крайнем  изумлении  стоял  на  развалинах  Найтсбриджа  [престижный  район
лондонского  Вест-Энда,  известен  дорогими  ювелирными   и   антикварными
магазинами] и пытался решить, что ему делать.
   К  нему  на  аудиенцию  являлись  правительственные   делегации;   орды
журналистов умными голосами спрашивали друг у друга в прямом эфире, что  о
нем можно сказать; эскадрильи  трогательных  истребителей-бомбардировщиков
пытались его атаковать,  но  вот  ящеры  почему-то  не  появлялись.  Робот
медленно крутил головой, пристально вглядываясь в горизонт.
   Ночью он выглядел  совершенно  впечатляюще,  подсвеченный  прожекторами
телевизионщиков,  которые  круглосуточно  вели  репортаж  о  том,  что  он
круглосуточно делает - хотя он не делал ровным счетом ничего.
   Он думал, думал, думал и в конце концов додумался.
   Придется выслать на разведку роботов-помощников.
   Надо было бы подумать об этом раньше, но проблемы замучили.
   И вот в один прекрасный день из люка вылетела с жутким  лязгом  грозная
железная  туча,  состоящая  из  крохотных  роботов.  Они  разлетелись   по
окрестностям и принялись как сумасшедшие  бросаться  на  одни  предметы  и
защищать другие.
   Наконец один из них нашел зоомагазин с пресмыкающимися и  тотчас  начал
столь рьяно защищать его во имя демократии, что  от  квартала  практически
ничего не осталась.
   Перелом наступил, когда отборный отряд этих летучих визгунов  обнаружил
зоосад в Риджентс-парке, а точнее, его террариум.
   Предыдущие ошибки в зоомагазине мало чему научили роботов,  и  летающие
сверла и лобзики притащили к ногам серебристого исполина  несколько  игуан
побольше и пожирнее, чтобы он вел с ними переговоры на высшем уровне.
   В конце концов робот объявил всему миру, что, несмотря на  всесторонний
откровенный обмен мнениями  по  широкому  кругу  вопросов,  переговоры  на
высшем уровне потерпели неудачу, ящеры  удалились,  а  сам  он  где-нибудь
несколько дней отдохнет. По ряду причин для этого был избран Борнмут.
   Наблюдавший за всем этим по телевизору Форд Префект  кивнул,  подавился
смехом и опрокинул еще одну кружку пива.
   Приготовления к отъезду начались немедленно.
   Весь день и всю ночь летающие  инструменты  зудели,  пилили,  сверлили,
паяли. А утром умопомрачительная гигантская  платформа  на  колесиках,  на
которой стоял робот, покатилась на запад одновременно по нескольким шоссе.
   Она двигалась неторопливо - этакая карнавальная повозка, сопровождаемая
жужжащими роботами-слугами, вертолетами и фургонами службы  новостей;  она
бороздила землю, пока наконец не прибыла в  Борнмут,  где  робот  медленно
высвободился из объятий своего транспортного средства, отправился на  пляж
и пролежал там десять дней.
   Сами понимаете, это было самое захватывающее  событие  за  всю  историю
Борнмута.
   Целыми днями люди толпились  вдоль  границы  отгороженного  охраняемого
участка, который был выделен роботу для отдыха,  и  старались  разглядеть,
что он делает.
   А он не делал ровным счетом ничего. Лежал на пляже, вот и все.  Ничком,
неуклюже распростершись на песке.
   И вот однажды поздно ночью местному журналисту удалось то,  что  доселе
не удавалось ни одному человеку на свете, а именно: он имел  короткий,  но
вразумительный разговор с охраняющим границу роботом-помощником.
   Это был настоящий прорыв.
   - Мне кажется, здесь  есть  сюжет,  -  доверительно  сказал  журналист,
попыхивая сигаретой у сетчатого стального забора, - но не хватает местного
колорита. Здесь небольшой список вопросов, - продолжал он, нервно роясь во
внутреннем кармане куртки, - возможно, вы попросите его, как  вы  его  там
называете, чтобы он быстро просмотрел их.
   Маленький буравчик с трещоткой ответил, что постарается, и улетел.
   Ответа не последовало.
   Однако любопытно,  что  вопросы  на  листе  бумаги  почти  совпадали  с
вопросами, которые проносились по мощным электрическим цепям  поврежденной
в битвах памяти робота. Вот эти вопросы:
   "Как вам нравится быть роботом?"
   "Как вы себя чувствуете после прибытия из космоса?" и
   "Как вам нравится Борнмут?"
   Назавтра рано утром роботы-помощники начали грузить  повозку,  и  через
несколько дней стало  очевидно,  что  огромный  робот  собирается  улететь
навсегда.
   - Но сможете ли вы провести нас на борт? - спросила Фенчерч Форда.
   Форд раздраженно взглянул на часы.
   - Мне надо успеть сделать важное дело! - воскликнул он.





   Толпы людей устремлялись к громадному серебристому звездолету,  пытаясь
подобраться  к  нему  как  можно  ближе.  Но  это  было  сложно,  так  как
непосредственные подступы, огороженные сеткой, охраняли крошечные  летучие
роботы-помощники.  Вокруг  кольцом  выстроились  солдаты,   которые   были
бессильны прорвать цепь роботов,  но  страшно  злились,  когда  кто-то  из
зрителей пытался прорвать их собственные ряды.  Солдат,  в  свою  очередь,
окружал полицейский кордон, хотя  оставалось  неясным,  кого  тут  полиция
охраняет - зрителей от армии или армию от зрителей, а может,  обеспечивает
дипломатическую  неприкосновенность   корабля-великана,   чтобы   его   не
оштрафовали за  стоянку  в  неположенном  месте.  Зеваки  немало  об  этом
спорили.
   Потом роботы начали снимать  внутреннее  ограждение.  Солдаты  неуклюже
зашевелились, не  зная,  как  отнестись  к  тому,  что  охраняемый  объект
собирается тихо-мирно подняться в воздух и упорхнуть.
   Гигантский робот вразвалку взобрался на борт звездолета в  час  дня,  а
теперь пошел уже шестой час вечера, а его  не  было  видно.  Правда,  было
слышно: из глубин корабля  доносился  скрежет  и  грохот,  целая  симфония
неполадок. Но чувство напряженного ожидания в  толпе  только  нарастало  -
люди напряженно ждали разочарования. Этот необыкновенный,  чудесный  робот
ворвался в их жизнь, а сейчас он улетит. Без них.
   Два  человека  ощущали  это  сильнее  всех.  Артур  и  Фенчерч   нервно
вглядывались в толпу,  но  ни  Форда  Префекта,  ни  малейших  следов  его
пребывания не обнаруживалось.
   - Он надежный человек? - спросила Фенчерч срывающимся голосом.
   - Он надежный человек? - повторил Артур. И деланно рассмеялся. -  Океан
мелкий? - задал он риторический вопрос. - Солнце холодное?
   На борт погрузили последние детали платформы. Несколько секций  забора,
сложенные у трапа, ждали своей очереди. Солдаты,  стоявшие  вокруг  трапа,
многозначительно  посуровели.  Медвежьи  голоса  вовсю   отдавали   разные
приказы, проводились срочные совещания, но никто ничего не мог поделать.
   Без  всякой  надежды,  не  имея  четкого   плана,   Артур   и   Фенчерч
проталкивались вперед сквозь толпу,  но,  поскольку  толпа  тоже  пыталась
протолкнуться вперед, у них ничего не получалось.
   Еще несколько минут, и вокруг корабля ничего не осталось. Забор - и тот
оказался на борту. Пара летающих  лобзиков  и  ватерпас  в  последний  раз
облетели площадку и, поскрежетав на прощание, скрылись в огромном люке.
   Прошло несколько секунд.
   Звуки, свидетельствующие о неразберихе на корабле, сменились другими, и
громадный стальной  трап  медленно,  тяжело  вылез  из  продовольственного
отдела "Харродза" и пополз вверх.  Все  это  сопровождалось  воплем  тысяч
возбужденных, распаленных людей, на которых никто не обращал внимания.
   - Погодите!
   Это  гаркнул  мегафон   из   такси,   которое,   взвизгнув   тормозами,
остановилось рядом с взбудораженной толпой.
   - Произошло крупное  научное  вторжение!  -  взревел  мегафон.  -  Нет,
достижение, - поправился он.
   Дверь такси распахнулась, и из него выскочил человечек в белом пиджаке,
уроженец окрестностей Бетельгейзе.
   - Подождите! - опять крикнул он и стал размахивать коротенькой  толстой
черной палочкой с лампочками.
   Лампочки  замигали,  трап  перестал  подниматься,  а  затем   послушный
сигналам "Электронного пальца" (половина инженеров-электронщиков Галактики
неустанно работает над новыми способами глушения этих сигналов, в то время
как другая половина  неустанно  работает  над  новыми  способами  глушения
глушилок) начал медленно опускаться на прежнее место.
   Форд Префект схватил с сиденья такси мегафон и заорал толпе:
   -  Посторонитесь,  пожалуйста,  посторонитесь,  это   крупное   научное
достижение. Вы и вы, принесите из такси оборудование.
   Ткнув пальцем в кого попало, он совершенно случайно попал  в  Артура  и
Фенчерч. Они протиснулись назад к Форду и засуетились около такси.
   -  Хорошо,  попрошу  вас  расчистить  проход   для   важного   научного
оборудования, - надрывался Форд. - Сохраняйте спокойствие. Тут не  на  что
смотреть,  все  находится  под  контролем.  Это  просто  крупное   научное
достижение.   Сохраняйте   спокойствие.   Важное   научное   оборудование.
Освободите проход.
   Толпа, жаждущая нового зрелища, обрадованная, что прощание  с  надеждой
переносится на более поздний срок, с энтузиазмом подалась назад  и  начала
расступаться.
   Артура  слегка  удивили  надписи   на   коробках   с   важным   научным
оборудованием.
   - Заверни их в свой плащ, - прошептал он, передавая коробки Фенчерч.
   И торопливо принялся вытаскивать из машины тележку, какими пользуются в
универсамах. Со звоном она встала на землю. Артур с  Фенчерч  загрузили  в
тележку коробки.
   - Освободите, пожалуйста,  проход,  -  еще  раз  крикнул  Форд.  -  Все
находится под надлежащим научным контролем.
   - Он сказал, что вы заплатите, - обратился к Артуру шофер.
   Артур выудил из кармана несколько банкнот.
   Издали донесся вой полицейских сирен.
   - Давайте шевелитесь, - взревел Форд, - тогда все останутся целы.
   Артур и Фенчерч проталкивались к трапу,  толкая  по  булыжной  мостовой
дребезжащую тележку. Толпа вновь смыкалась за ними.
   - Все в порядке, - продолжал вопить Форд. - Не на что смотреть, все уже
закончилось. А если честно, ничего и не было.
   - Просим освободить дорогу, - загрохотал сзади полицейский  мегафон,  -
произошло ограбление, освободите дорогу.
   - Достижение, - перекрикивая полицию, заорал Форд. - Произошло  научное
достижение!
   - Полиция! Освободите дорогу!
   - Научное оборудование! Освободите дорогу!
   - Полиция! Пропустите!
   - Музыка! - завопил Форд и, вытащив из  карманов  полдесятка  плейеров,
бросил их в толпу.
   Несколько секунд вызванной этим полной неразберихи позволили  Артуру  и
Фенчерч подкатить тележку к трапу и поднять ее на первую ступеньку.
   -  Держитесь  крепче,  -  тихо  произнес   Форд   и   отпустил   кнопку
"Электронного пальца".
   Огромный трап, дрожа у них под ногами, мало-помалу пополз вверх.
   - Хорошо, ребятки, - сказал Форд, когда толпа начала расходиться, и они
нетвердой походкой  забрались  по  качающемуся  трапу  внутрь  корабля,  -
кажется, мы пробились.





   Артуру Денту окончательно осточертело просыпаться от звуков стрельбы.
   Осторожно, опасаясь нарушить неглубокий сон Фенчерч, Артур  выскользнул
из ремонтного шлюза, который они приспособили под  спальню,  спустился  по
трапу и уныло поплелся по коридору.
   В  коридорах  царил   сумрак,   от   которого   немедленно   начиналась
клаустрофобия. Светильники гнусно жужжали.
   Но Артура тревожило совсем не это.
   Он остановился и прижался к стене, потому что мимо по темному  коридору
с противным визгом пролетела электродрель, периодически звонко ударяясь  о
стены, точно очумевшая пчела.
   Но Артура тревожили совсем не летучие дрели.
   Он мрачно распахнул дверь отсека и вышел в  коридор  пошире  -  правда,
такой же сумрачный. Из одного конца коридора  валил  едкий  дым,  так  что
Артур направился в противоположную сторону.
   Подошел к монитору, заделанному в стену и прикрытому  листом  прочного,
но все-таки сильно поцарапанного плексигласа.
   -  Сделай,  пожалуйста,  потише,  -  попросил  Артур  Форда   Префекта,
сидевшего на корточках посреди отвратительного нагромождения пустых  банок
из-под пива и видеотехники,  которую  он  изъял  из  витрины  магазина  на
Тоттнем-Корт-роуд [улица в центральной части Лондона, известная магазинами
аудио- и видеоаппаратуры], предварительно запустив в эту витрину небольшим
камешком.
   - Ш-ш-ш! - зашипел Форд, не отрывая от экрана блестящих, безумных глаз.
Он смотрел "Великолепную семерку".
   - Чуточку потише, - настаивал Артур.
   - Нет! - крикнул Форд. - Сейчас будет самое классное место! Послушай, я
наконец-то во всем  разобрался.  Уровни  напряжения!  Строчная  развертка!
Наконец-то все ясно, а теперь давай смотри, а то прозеваешь!
   Со вздохом на устах и звоном в голове Артур сел рядом с Фордом  и  стал
смотреть "классное место". А также внимать гиканью и  воплям  Форда,  всем
этим "Давай-давай!", со всей безмятежностью, на какую был способен.
   - Форд, - проговорил Артур, когда "Великолепная семерка" закончилась  и
Форд стал искать в куче кассет "Касабланку" [знаменитый фильм М.Кертица  с
Х.Богартом и И.Бергман в главных ролях  (США,  1943);  такая  же  классика
военно-приключенческого жанра с элементами  мелодрамы,  как  наши  "Подвиг
разведчика" и "Два бойца"; цитаты из фильма стали крылатыми],  -  как  так
получается, что...
   - Это гениальный фильм, - сказал Форд. - За ним я вернулся на Землю. Ты
можешь себе представить - я  так  и  не  посмотрел  его  целиком?!  Всегда
пропускал конец. Вечером, накануне того дня, когда  приперлись  вогоны,  я
посмотрел половину. Когда вогоны все взорвали, я подумал,  что  не  судьба
мне его увидеть. А что там все-таки случилось с Землей?
   - Жизнь взяла свое, - ответил Артур и взял непочатую банку пива.
   - А, опять, - сказал Форд, - я вообще-то так  и  думал.  Я  предпочитаю
кино, - прибавил он, когда на экране замелькали огни бара Рика. - Как  так
получается, что?
   - В смысле?
   - Ты начал говорить и сказал: "Как так получается, что..."
   - Как так получается, что Землю ты ругаешь на чем свет стоит, а  сам...
ладно, не важно, давай лучше смотреть кино.
   - Вот именно, - согласился Форд.





   Нам осталось досказать совсем немного.
   За районом Галактики, который, пока не  были  открыты  лежащие  за  ним
Серовязные Вотчины  Саксахины,  звался  Бескрайним  Светопольем  Фланукса,
лежат Серовязные Вотчины Саксахины.
   В Серовязных Вотчинах Саксахины находится звезда Зарсс, вокруг  которой
вращается планета Прелюмтарн. На этой планете есть страна  Севорбэупстрия.
В эту-то страну и прибыли после утомительного путешествия Артур и Фенчерч.
   Артур и Фенчерч добрались до Великой Рыжей Равнины,  что  упирается  на
юге в Квентульско-Кважарные Горы. Если верить предсмертным словам Прака, в
этих горах, на одной из вершин, их  ожидало  начертанное  тридцатифутовыми
огненными буквами Финальное Послание Бога сотворенному им миру.
   Если Артур правильно запомнил, Прак говорил, что на  страже  этих  мест
стоит Ладжестический Вантрамоллюс Лобба. Так оно и оказалось. Вантрамоллюс
был малорослым человечком в странной шляпе. Он  продал  Артуру  и  Фенчерч
билеты.
   - Пожалуйста, держитесь левой стороны, - сказал он, -  держитесь  левой
стороны, - повторил он и укатил вперед на детском самокате.
   Артур и Фенчерч поняли,  что  они  не  первые,  кто  идет  этим  путем:
тропинка, огибающая слева Великую Равнину, была проторена множеством  ног,
а на каждом шагу стояли киоски. В одном из  них  Артур  и  Фенчерч  купили
коробку помадки, которую сварили в печи, находящейся в горной пещере.  Эту
печь нагревали огненные буквы Финального  Послания  Бога  сотворенному  им
миру. В другом киоске Артур и Фенчерч купили несколько  видовых  открыток.
Послание было замазано краской - как  пояснялось  на  обороте,  "чтобы  не
испортить Большой Сюрприз!".
   - Вы знаете содержание Послания? - спросили Артур и Фенчерч у маленькой
сухонькой старушки киоскерши.
   - О да, - весело пропищала она, - о да!
   И помахала им рукой.
   Примерно через каждые двадцать миль у тропы высились  каменные  дома  с
душевыми и туалетами, но идти было тяжело: высокое солнце  палило  Великую
Рыжую Равнину так, что почва плавилась и таяла.
   - Нельзя ли взять напрокат детский самокат? - спросил Артур в одном  из
больших киосков. - Такой, как у Ладжестического Вантра... Вантра... ну как
бишь его?
   - Самокаты не для верующих, - ответила миниатюрная  дама  -  продавщица
мороженого.
   - Вот и хорошо, - сказала фенчерч, -  мы  не  очень  верующие.  Мы  так
просто, любопытные.
   - Тогда сейчас же поворачивайте назад, - свирепо произнесла миниатюрная
дама, а когда Артур и Фенчерч стали возражать, продала им  две  панамки  с
надписью  "Финальное  Послание"  и  фотографию,  на  которой  они,   тесно
обнявшись, стояли на Великой Рыжей Равнине.
   В тени киоска Артур и Фенчерч  выпили  по  стакану  газировки  и  вновь
побрели, солнцем палимы.
   - У  нас  кончается  солнцезащитный  крем,  -  объявила  Фенчерч  через
несколько километров. - Ну как, пойдем до следующего киоска или вернемся к
предыдущему? Он ближе, но придется делать двойной путь.
   Они посмотрели  вперед  -  на  далекое  черное  пятнышко,  мерцающее  в
солнечной дымке, а потом оглянулись назад. И решили идти вперед.
   Тут они обнаружили, что не только не  являются  первопроходцами,  но  и
сейчас не одиноки на этом пути.
   Впереди, спотыкаясь, прихрамывая, пригибаясь к земле, черепашьим  шагом
тащилась неуклюжая, приземистая фигура.
   Существо двигалось так медленно, что скоро Артур и Фенчерч догнали его.
Тело у него было металлическое - все искореженное, в царапинах и вмятинах.
   Когда Артур и Фенчерч приблизились, существо тяжело вздохнуло и осело в
горячую, сухую пыль.
   - Столько лет, - стонало существо, - ох,  сколько  же  лет.  И  сколько
боли, сколько боли. И сколько времени длится  эта  боль,  ох,  сколько  же
времени. Что-то одно я бы выдержал -  либо  интенсивность  боли,  либо  ее
долготу. Но то и другое вместе - это уже чересчур. А, привет, опять вы  на
моем пути.
   - Марвин? - вымолвил Артур, присев на корточки рядом с роботом.  -  Это
ты?
   - Да, вы всегда были мастером задавать архиинтеллектуальные вопросы,  -
простонал престарелый робот.
   - Что это за штука? - тревожно прошептала  Фенчерч,  усевшись  рядом  с
Артуром и схватив его за руку.
   - Можно сказать, старый друг, - сказал Артур. - Я...
   -  Друг...  -   душераздирающе   проскрипел   робот.   Слово   осталось
недосказанным, перейдя в скрежет, и  изо  рта  Марвина  посыпались  хлопья
ржавчины. - Вы должны меня извинить: я пытаюсь вспомнить, что  значит  это
слово. Знаете, блоки памяти у меня уже не те, и каждое слово,  которого  я
не слышу в течение  нескольких  миллионов  лет,  переносится  в  резервную
память.
   В  помятой  голове  робота  что-то  слегка  щелкнуло,  как   будто   от
умственного напряжения.
   - Гм-м, - протянул он, - какое странное понятие.
   Он еще немного подумал.
   - Нет, - наконец сказал он, - никогда не встречал ничего  подобного.  К
сожалению, ничего не могу поделать.
   Марвин трогательно почесал  пыльное  колено  и  попытался  повернуться,
опираясь на изуродованные локти.
   - Возможно, вы хотите, чтобы я  сослужил  вам  последнюю  службу,  -  с
глухим скрежетом проговорил Марвин.  -  Может,  поднять  бумажку?  Или  вы
хотите, чтобы я открыл дверь? - продолжал он.
   Голова Марвина со скрежетом повернулась на ржавой шее. Он  сделал  вид,
будто изучает далекий горизонт.
   - В настоящее время поблизости, кажется, нет никаких дверей, -  заметил
он, - но бьюсь об заклад, если подождать достаточно долго, хоть одну дверь
поставят. И тогда... - медленно прошамкал он, поворачивая голову  обратно,
чтобы видеть Артура, - я смогу ее для вас открыть. Вы же знаете, мне ждать
не привыкать.
   - Артур, - сурово прошептала ему в самое ухо Фенчерч, - ты мне  никогда
о нем не рассказывал. Что ты сделал этому несчастному существу?
   - Ничего, - грустно сказал Артур, - он всегда такой...
   - Ха! - буркнул Марвин. - Ха! - повторил он. - Что вы знаете о  понятии
"всегда"? Вы говорите слово "всегда" мне - это мне-то, тому, кто, выполняя
дурацкие поручения всяких там представителей органической жизни, постоянно
путешествует во времени. В результате этого я ныне  в  тридцать  семь  раз
старше Вселенной. Выбирайте слова хоть с мало-мальским уважением...  -  он
кашлянул, - ...и тактом. - Дребезжа, он откашлялся и продолжал: -  Бросьте
меня, идите вперед и бросьте меня  страдать  на  этой  дороге.  Мое  время
наконец-то почти истекло. Путь пройден. Я надеюсь, - проговорил  он,  вяло
грозя им сломанным пальцем, - прийти к финишу последним. Со стороны судьбы
это будет только справедливо. Вот я, мозг масштабов...
   Несмотря на вялые протесты и ругань Марвина, Артур  и  Фенчерч  подняли
его с земли. Металл так раскалился, что они чуть  не  обожгли  пальцы,  но
робот оказался удивительно легким. Он безвольно повис у них на руках.
   Неся Марвина, Артур и Фенчерч зашагали дальше  по  тропе,  что  огибает
слева Великую Рыжую Равнину и приводит к полукружию  Квентульско-Кважарных
Гор.
   Артур пытался объясниться с Фенчерч из-за Марвина, но  робот  не  давал
ему рта раскрыть, то и дело испуская горестные кибернетические стенания.
   Артур и Фенчерч хотели было  купить  в  одном  из  киосков  запчасти  и
успокоительное масло, но Марвин все это отверг.
   - Я и так весь из запасных частей, - ныл он.
   - Оставьте меня в покое, - скулил он.
   - Каждую часть мне меняли раз пятьдесят, - сокрушался он, - кроме...  -
На миг у него,  казалось,  наступило  просветление.  Напрягая  память,  он
замотал головой. - Вы помните, как вы со  мной  познакомились?  -  наконец
спросил он Артура. - Я получил тогда  задание  на  развитие  интеллекта  -
проводить вас в рубку. Я вам сказал, что у меня ужасно ноют  все  диоды  в
левом боку. И я просил их заменить, но никто так и не соблаговолил.
   Он надолго затих. Артур и Фенчерч тащили его за  руки  и  за  ноги  под
палящим солнцем, которое едва двигалось по небу,  не  говоря  уже  о  том,
чтобы клониться к горизонту.
   - Посмотрим, сможете ли вы угадать, какие части мне никогда не  меняли,
- сказал Марвин, посчитав, что тишина  становится  тягостной.  -  Давайте,
дерзните. Ой, - прибавил он, - ой-ойой-ой-ой!
   Наконец они подошли к последнему киоску, положили Марвина  на  землю  и
устроились на отдых в тени. Фенчерч купила Расселу  запонки  -  запонки  с
маленькими блестящими камешками, которые собирают в  Квентульско-Кважарных
Горах прямо под огненными буквами, составляющими Финальное  Послание  Бога
сотворенному им миру.
   Артур просмотрел  стоящие  на  маленькой  полке  тоненькие  брошюрки  с
философскими толкованиями смысла Послания.
   - Готова? - спросил он Фенчерч, и она кивнула.
   Они подняли Марвина.


   Они обошли вокруг Квентульско-Кважарных Гор и  увидели  огненные  буквы
Послания. На вершине огромного утеса, что тянулся к небесам прямо напротив
стены с Посланием,  помещалась  небольшая  смотровая  площадка  с  хорошим
обзором. К ней вела железнодорожная колея.  На  площадке  стоял  маленький
телескоп, в который за плату можно было увидеть буквы во всех деталях,  но
никто им не пользовался, потому что буквы пылали  божественно-ярко  и  при
детальном рассмотрении могли  серьезно  повредить  сетчатку  и  зрительный
нерв.
   Артур и Фенчерч в изумлении взирали на Финальное Послание Бога. Их души
медленно наполнялись невыразимым ощущением покоя и полного, окончательного
просветления.
   Фенчерч вздохнула.
   - Да, - сказала она, - это оно.
   Они созерцали Послание минут десять. И вдруг  сообразили,  что  Марвин,
которого они держали за руки и за ноги, чем-то  недоволен.  Робот  не  мог
поднять  голову  и  прочитать  Послание.  Они  помогли  ему,  но  он  стал
жаловаться, что его зрительные контуры почти вышли из строя.
   Артур и Фенчерч нашли монетку и поднесли Марвина к телескопу. Он стонал
и оскорблял их, но они помогли ему  увидеть  все  буквы  одну  за  другой.
Первая буква была "П", вторая "Р", затем "О", "С", "И",  "М".  Дальше  шел
пропуск. За ним следовала буква "И", затем "З", потом "В" и "И".
   Марвин передохнул.
   Через несколько минут они продолжили, и он увидел: "Н", "И", "Т", "Ь".
   Следующие два слова были "НАС" и "ЗА". Последнее слово было длинное, и,
прежде чем приступить к нему, Марвину надо было снова отдохнуть.
   Оно начиналось с "Б", затем "Е" и "С". Следом шли "П" и "О",  а  дальше
"К" и опять "О".
   После еще одного перерыва  Марвин  собрался  с  силами  для  последнего
броска.
   Он прочитал "И", "С", "Т",  "В"  и,  наконец,  заключительное  "О".  И,
обмякнув, повис на руках Артура и Фенчерч.
   - Кажется, мне это нравится, -  задребезжал  голос  из  ржавой  грудной
клетки.
   Лампочки в его глазах потухли - на сей раз навсегда.
   К счастью, поблизости стояла палатка, где парни с  зелеными  крылышками
давали напрокат детские самокаты.





   Одним из величайших благодетелей всего живого на свете был  человек,  у
которого никогда не получалось  сосредоточиться  на  деле,  которым  он  в
данный момент занимался.
   Блестящий ум?
   Конечно.
   Один из самых выдающихся инженеров-генетиков своего  и  всех  остальных
поколений, включая те, чьи генетические коды он самолично разработал?
   Несомненно.
   Вся  беда  была  в  том,  что  он  слишком   интересовался   тем,   чем
интересоваться не следует. То есть, может, и следует - увещевали его, - но
только сейчас для этого совсем не время.
   Да и нрав у него был  крутой  -  отчасти  из-за  того,  что  ему  вечно
указывали на несвоевременность его интересов.
   Итак, когда его планете стали  угрожать  ужасные  пришельцы  с  далекой
звезды,  которые  находились  еще  на  большом   расстоянии,   но   быстро
приближались, правители  народа  посадили  его,  Бларта  Верзенвальда  III
(именем "Бларт Верзенвальд III" он был обязан... - к существу вопроса  это
не имеет отношения, но история интересная, потому что... ну, ладно, такое,
значит, у него было имя, а интересную историю  этого  имени  мы  расскажем
попозже),  в  общем,   ему,   Бларту   Верзенвальду   III,   дали   наказ:
"Сосредоточься!" - и посадили его под  домашний  арест  с  поручением  как
можно  скорее  вывести  породу  супервоинов-фанатиков,  чтобы  те  оказали
достойный отпор грозным захватчикам.
   И вот он сидел у окна и смотрел на летнюю лужайку и работал, и работал,
и  работал,  но  неизбежно  чуточку  отвлекался  и,  к  тому  времени  как
захватчики находились уже почти  на  орбите,  вывел  замечательную  породу
супермух, которые могли без посторонней помощи сообразить,  каким  образом
вылететь в открытую половину полуоткрытого окна, а также  изобрел  детскую
компьютерную игру. Торжества по поводу этих выдающихся достижений  обещали
быть недолгими, так как беда надвигалась и вражеские корабли уже  садились
на планету. Но к всеобщему удивлению, грозные захватчики, которые, подобно
большинству воинственных  народов,  воевали  лишь  потому,  что  не  могли
справиться с делами у себя дома, были до глубины души поражены гениальными
открытиями  Верзенвальда  и,  присоединившись  к  всеобщим  поздравлениям,
тотчас же изъявили  готовность  подписать  ряд  широкомасштабных  торговых
соглашений и учредить программу  культурных  обменов.  И  в  поразительном
противоречии с известными из опыта  Галактики  последствиями  такого  рода
заявлений обе заинтересованные стороны жили с тех пор долго и счастливо.
   У этой истории явно  была  какая-то  мораль,  но  увы  -  летописец  ее
запамятовал.

Last-modified: Fri, 26 Jan 2001 22:22:13 GMT

Оцените этот текст: