 уже  не
отпустит никого.
   Њазепа не заставил повторЯть себе  этого  известиЯ  и  через  несколько
часов вошел сам к  Љочубею  с  веселым,  довольным  лицом  и  объЯвил  ему
торжественно:
   - …ду!
   Џосле обеденной поры Њазепа распрощалсЯ сердечно с Љочубеем и Љулей и в
сопровождении казаков из своей компании выехал из —игирина.
   “же вечерело, когда путешественники прибыли к бывшему ‘убботову гетмана
Ѓогдана. ’еперь здесь была только пустынЯ с  бесследными  развалинами.  Ќе
подымалсЯ уже голубенькими струйками дым к безоблачному  небу;  не  слышно
было ни песен возвращающихсЯ  с  полЯ  косарей,  ни  девичьего  смеха,  ни
громких возгласов пастухов, ни блеЯньЯ и мычаньЯ стад. ‚ балках и долинах,
окружавших ‘убботов, где  ютились  прежде  хутора  и  поселки  подсусидков
Ѓогдана, было теперь тихо, безмолвно и мрачно, как в могиле; все склоны их
покрывали  сплошные  зеленые  рощи,  среди  зелени  которых  кой-где   еще
виднелись сохранившиесЯ трубы хат. Њазепа въехал в бывший поселок Ѓогдана,
и тут его поразила еще больше мрачнаЯ, глухаЯ пустота. “лицы уже не  было:
среди двух сплошных стен дико разросшихсЯ садов взвивалась какаЯ-то  узкаЯ
просека, покрытаЯ кустарником и высокою  травой.  ’о  там,  то  сЯм  среди
дивной зеленой заросли показывались или безобразно торчащие, словно голени
скелета, дымари хат, или обросшие какими-то ползучими растениЯми,  вросшие
в землю ворота; самих дворов уже нельзЯ было распознать, -  всюду  тЯнулсЯ
один  буйно  разросшийсЯ  молодой  вишнЯк,  перепутанный  с   лободой   да
полынью...
   ‚от что-то  зашелестело,  и  на  дорогу  наперерез  путникам  выскочила
молодаЯ, прелестнаЯ лисичка. Џосмотревши с изумлением на нежданных гостей,
она круто повернула и юркнула в  противоположную  сторону.  €з-под  кустов
шарахнулась стаЯ каких-то больших птиц.
   - ѓосподи, Ѓоже наш! - произнес тихо за спиной Њазепы один из  казаков,
- "селитьбы" людские жилищем дикому зверю стали!
   - Ђ давно ли так  "розплюндрувалы"  эти  хутора?  -  обратилсЯ  к  нему
Њазепа.
   - ѓай, гай, пане ротмистре,  -  отвечал  казак,  -  только  за  гетмана
Ѓогдана люд Ѓожий мирно и жил здесь, а потом,  как  пошли  "шарпаныны"  да
"завирюхы", да все на этот несчастный ‘убботов.  ‘колько  раз  были  здесь
татаре, были и Ћпара, и  „розденко  -  все  скарбов  гетманских  искали...
’ерпел, терпел несчастный люд, да и стал  переходить  понемногу  на  левый
берег, а все, что осталось, положил на месте зверюка —арнецкий, за то ему,
видно, и Ѓог собачью смерть послал: ни одного человека, ни малой дытыны  в
живых не оставил. ѓоворЯт, тут целый год ни  проехать,  ни  пройти  нельзЯ
было от одного смрада непогребенных тел...
   Њежду тем путники выехали уже из заброшенной деревни  и  поехали  вдоль
реки ’Ясмин, извивавшейсЯ у подножий какой-то возвышенности, покрытой, как
шапкой, зеленой кудрЯвою рощей.
   ‚от  показались  издали  развалины  одного  млына,  другого...  Џутники
перебрались через остатки плотины, обогнули возвышенность  и  вдруг  перед
ними  открылсЯ  обширный,  опустевший  двор,  на  котором  одиноко  стоЯли
высокие, белые развалины какого-то большого каменного дома; крыши  на  нем
уже не было, только несколько обвалившихсЯ зубцами стен с широко  зиЯющими
оконными  и  дверными  отверстиЯми  подымались  вверх,  словно  взываЯ   к
божественной справедливости.
   Ќи ворот, ни башен, ни окружающей усадьбу стены уже не было: деревЯнные
постройки, видимо, все  сгорели,  а  безобразные  пепелища  их  давно  уже
покрыла густаЯ, зеленаЯ трава и  лопухи...  ’олько  дальше  еще  виднелось
какое-то более или менее сохранившеесЯ здание, даже  с  признаками  крыши,
вероЯтно, комора.
   Љазаки  молча  остановили  коней  и  словно  онемели  при   виде   этих
величественных и грустных развалин.
   - "‚от оно, ‘убботово, жилище славного  гетмана,  -  думал  Њазепа,  не
отрываЯ глаз от запустевшего двора. - ‘колько раз ходил он здесь  по  этим
светлицам, обдумываЯ свои думы, сколько пережил  здесь  радостей.  ‘колько
бурь и тревог. Ђ где сам гетман, где  его  славные  замыслы?  Ћстанки  его
враны разметали, а великие замыслы потоптали друзьЯ!  Sic  transit  gloria
mundi!" - покачал он грустно головой.
   „олго  смотрел  так  на  руины  Њазепа,  и  в   сердце   его   начинала
прокрадыватьсЯ незаметно тЯжелаЯ тоска.
   Ќаконец, его заставил очнутьсЯ голос одного из казаков.
   - Ђ где же, пане ротмистре, останавливатьсЯ будем?
   - „а вот, хоть бы там, в тех руинах: там и огонь можно будет развести.
   - ќ, нет, там не годитсЯ, - произнес таинственно  казак,  говорЯт,  что
дух гетманов блуждает по руинам. ‹учше там, под горой.
   Њазепа согласилсЯ. Љазаки  отъехали  к  указанному  месту,  расседлали,
стреножили коней и принЯлись за ужин, а  Њазепа,  забросивши  через  плечо
ружье, отправилсЯ осмотреть развалины.
   ‚зойдЯ на небольшой подъем, он очутилсЯ в бывшем дворе гетмана Ѓогдана.
‚се покрывал теперь густой бурьЯн, лопух и репейник да  низкорослые  кусты
дикого крыжовника. Ќога Њазепы спотыкалась то об обросшее мохом бревно, то
о камень, закрытый травой.
   ‘олнце уже село, сквозь зиЯющие оконные  дыры  стен  чуть  просвечивало
розовое, бледное небо. Љругом было тихо, так тихо,  что  даже  становилось
страшно... €з-за противоположной стороны выплывал полный месЯц.  ‚се  было
здесь мрачно, печально, как на кладбище... ’ихое  меланхолическое  чувство
охватило душу Њазепы: и в  бледном  румЯнце  уже  потухавшего  заката  ему
почувствовалось что-то грустное и  в  самом  теплом,  неподвижно  повисшем
воздухе, казалось, веЯла какаЯ-то безмолвнаЯ печаль.
   ‡адумчиво шел он по двору. …му казалось, что целый рой  вспугнутых  его
приходом теней окружает его тесной толпой. Љак живой,  вставал  перед  ним
образ покойного гетмана... его убитого сына... жены, в  глаза  ему  словно
заглЯдывали отовсюду славные, уже почившие герои, когда-то  жившие  здесь:
—арнота, ѓанджа, Њорозенко, Љривонос.
   ’ак дошел он до самого  дома  и  по  уцелевшим  еще  каменным  ступенЯм
поднЯлсЯ на высокое крыльцо и вошел в развалины. Џола уже не  было  нигде,
так что с крыльца надо было спрыгнуть вовнутрь. € здесь также,  как  и  по
двору, всюду росла высокаЯ трава, чуть ли не  жито,  с  торчащими  изредка
подсолнухами.  Њазепа  пошел  по  бывшим  покоЯм  гетмана,   кое-где   еще
разделенным остатками стен.
   ‚от что-то зашелестело у его ног и мимо него, блеснув на  месЯце  своей
металлической спинкой, мелькнула длиннаЯ змеЯ. –елаЯ семьЯ зеленых Ящериц,
вспугнутаЯ его поЯвлением, юркнула под  большой  камень...  ‚верху  что-то
захлопало: Њазепа поднЯл голову и увидел большого  филина,  глЯдевшего  на
него сверху круглыми, блестЯщими  глазами.  …му  сделалось  как-то  не  по
себе... Ћн прошел дом и остановилсЯ на противоположной стороне, выходившей
когда-то в сад; теперь это был уже не  сад,  а  сплошной  лес,  заглохший,
засоренный поломанными ветвЯми,  опускавшийсЯ  волнистыми  уступами  вниз.
Њазепа остановилсЯ и задумалсЯ.
   Џричудливое воображение все вызывало перед ним образы покойной старины,
ему казалось, что в глубине этой зеленой чащи уже мелькают какие-то  белые
тени, вот-вот и эта безмолвнаЯ руина оживет сразу, раздастсЯ зычный  голос
Ѓогдана, зашумЯт трубы, заржут кони, засиЯет огнЯми весь дом.
   Ќо кругом все было тихо,  безмолвно  и  грустно.  ‚друг  до  его  слуха
донессЯ Явственно чей-то глубокий и тЯжелый вздох.
   Њазепа вздрогнул с головы до ног, сердце его замерло.
   - Ќет, нет! Ћбман слуха, игра воображениЯ! -  подумал  он  про  себЯ  и
насторожилсЯ. Џрошла минута, другаЯ, он начал уже успокаиватьсЯ, как вдруг
вздох повторилсЯ и на этот раз уже совершенно Явственно и недалеко.
   Њазепе сделалось жутко. …му вспомнились невольно слова  казака  о  тени
Ѓогдана, и он почувствовал, как волосы начинают слегка шевелитьсЯ  на  его
голове.
   Љругом было безмолвно, сквозь дыры окон вливались целым столбом  лунные
лучи, остальнаЯ же часть развалин тонула в таинственном полумраке.  ’еперь
Њазепе послышались отовсюду тысЯчи странных  неуловимых  звуков...  ‘ердце
его забилось с мучительной быстротой..
   Ћднако желание узнать истину превозмогло в нем чувство  страха.  Њазепа
прошептал про себЯ наскоро молитву, ощупал на себе оружие и начал  тихо  и
неслышно приближатьсЯ к тому месту, откуда неслись вздохи.
   Ћн остановилсЯ  у  другого  крыльца,  выходившего  в  сторону  сада  и,
взобравшись на оконную нишу, с изумлением заметил не тень, не  привидение,
а  высокого  статного  казака  в  дорогой  одежде,  сидевшего  к  нему   в
полоборота. ‹окти его опирались в колени,  а  руки  охватывали  склоненную
голову. ‚сЯ поза казака была полна глубокого горЯ и отчаЯниЯ.
   Њазепа хотел уйти, но  ноги  его  словно  приросли  к  месту.  ‡атаивши
дыхание, он замер у стены.
   - Љто бы это мог быть?  €ли  это  дух  бесплотный  принЯл  человеческий
образ, или это плод моего воображениЯ, или это дьЯвол хочет ввести менЯ  в
какой-нибудь  ужасный  обман?  -  думал  он,  с  трудом  сдерживаЯ  биение
взволнованного сердца; но нет, фигура была так жизненна, что  трудно  было
сомневатьсЯ в том, что это был живой человек.
   Ќо вот раздалсЯ снова тихий, вздох, и затем  Њазепа  Явственно  услыхал
два слова, произнесенные казаком с невыразимой тоской:
   - Ћх, ѓанно... ѓанно!..
   ѓолос показалсЯ Њазепе знакомым. "Ѓогун!" - мелькнуло у него в  голове;
в  это  времЯ  казак  отнЯл  руки  от  лица,  поднЯл  голову,   и   Њазепа
действительно увидел освещенное лунным сиЯньем лицо Ѓогуна, но теперь  оно
не было сумрачно и угрюмо, -  выражение  глубокой  тоски  лежало  на  нем.
Њазепе даже показалось, что на глазах Ѓогуна блеснуло  что-то  сверкающее,
влажное.
   …му стало как-то неловко, словно он нарочно открыл и  подсмотрел  тайну
Ѓогуна; чувство глубокого уважениЯ к чужому горю охватило его,  и  так  же
тихо и осторожно, как он вошел в будынок, он постаралсЯ и выйти из него.
   ЏолнаЯ луна уже обливала своим сиЯнием и рощу, и развалины, и  одичалый
двор.
   Њазепа шел тихо, охваченный сам какой-то безотчетной грустью. ‚друг ему
показалось, что в стене коморы, стоЯвшей в отдалении, мелькнул красноватый
огонек.
   - —то это, пригрезилось мне или нет? - протер он себе рукой  глаза,  но
нет, огонек действительно  виднелсЯ;  при  зеленоватом  лунном  сиЯнии  он
казалсЯ Яркой красной звездочкой. ќто Явление очень заинтересовало Њазепу;
он повернулсЯ и направилсЯ к полуразвалившемусЯ  зданию.  ЏодойдЯ  к  нему
ближе, Њазепа заметил действительно небольшое окошечко, затЯнутое пузырем,
откуда и выходил красноватый свет, а возле - небольшую  дверь,  за  дверью
раздавалсЯ звук чьих-то тихих голосов.
   Њазепа решилсЯ войти и, подойдЯ к двери, тихо постучал в нее. ’отчас же
разговор утих, послышалсЯ звук шагов, кто-то  подошел  к  двери,  и  тихий
шамкающий голос спросил:
   - ќто вы, пане полковнику?
   - Ќет, человече добрый, это Я, - отвечал Њазепа, -  ротмистр  надворной
команды гетмана „орошенко, €ван Њазепа, ищу ночлега.
   Љакой-то подавленный крик раздалсЯ за дверью, что-то с шумом  упало  на
пол, огонь в окошке погас.
   Њазепа хотел снова постучать в двери, но в это времЯ  за  ним  раздалсЯ
громкий голос:
   - Љто ты, человече, и зачем пришел сюда?
   Њазепа повернулсЯ, перед ним стоЯл Ѓогун; они стоЯли  теперь  так,  что
луна освещала лицо Њазепы, оставлЯЯ Ѓогуна в тени.
   - ќто Я, пане полковнику, €ван Њазепа, - произнес он и, видЯ недоумение
Ѓогуна, прибавил, - разве пан полковник не узнает менЯ?
   Ѓогун действительно, казалось, не узнавал его.
   - ’ы? - переспросил он. - Ќо каким  же  образом  ты  поЯвилсЯ?  —то  ты
делаешь здесь?
   Њазепа объЯснил ему, что едет домой, остановилсЯ с казаками  под  горой
на ночлег, а сам пошел осмотреть руины и, заметивши свет в окошке, подошел
сюда.
   - Ђ, вот оно что! - произнес Ѓогун. - Ќу, если  уж  тебЯ  привела  сюда
долЯ, так заходи и посмотри, как теперь у нас на “краине люд Ѓожий  живет,
- и, обратившись к кому-то, скрывавшемусЯ за дверЯми, он произнес  громко:
- Ћткрывай, открывай, Љожушок, это свой человек.


   XXIX

   Џрошло минуты две, пока за дверЯми послышалсЯ шум отодвигаемого засова;
наконец дверь отворилась и на пороге показалсЯ худой, седобородый  старик,
державший в руках горЯщую лучину,  за  ним  стоЯла  такаЯ  же  сгорбленнаЯ
старуха. Ќа припечке горела лучина, и красный свет  ее  освещал  их  и  их
убогое жилище.
   Ћни были одеты в  какое-то  жалкие,  рваные  лохмотьЯ;  голова  старухи
беспрерывно вздрагивала; полубезумное, забитое выражение их лиц и  красных
слезЯщихсЯ глаз красноречиво говорило о том ужасе и нищете, в которых жили
они. ЌесмотрЯ на слова Ѓогуна, они дрожали от страха, прижимаЯсь к  стене,
и с ужасом посматривали на Њазепу.
   - Ќе бойтесь, не бойтесь, бидолахи, - ободрил их еще раз Ѓогун.  -  ќто
свой, не ограбит и не убьет.
   ‚след за Ѓогуном в хату вошел и Њазепа: все  здесь  было  так  нищенски
бедно, так жалко, и самый вид обитателей жилища так  напоминал  загнанных,
истерзанных зверей, что  Њазепа  почувствовал  невольно,  как  сердце  его
сжалось беспредельной тоской.
   ‘тарик и старуха все  еще  стоЯли  у  стены,  боЯзливо  посматриваЯ  на
Њазепу.
   - Ќу, садись за стол, - предложил ему Ѓогун.
   Њазепа оглЯнулсЯ  и  увидел  грубый,  сбитый  из  досок  стол,  на  нем
деревЯнную миску с какой-то горЯчей похлебкой и черные лепешки.
   - ‚от чем питаютсЯ теперь люди, - указал Ѓогун Њазепе  на  эти  черные,
как землЯ, лепешки, - а ведь при Ѓогдане он самый богатый хозЯин  во  всем
хуторе был.
   - Ћх, гетмане, батьку наш! - простонал тихо старик, - за него только  и
жили мы...
   - ‚се, все пропало,  пане  полковнику,  -  зашамкала  старуха,  -  двое
сыночков и пЯть дочек было  у  нас,  тешились  ими,  растили...  Љак  умер
гетман... ну и пошла бурЯ... лЯхи... тата-ре... „розденко... Ћпара...  Ox,
ox, вырезали, "выстыналы" весь народ... дочек моих на наших глазах погнали
в полон татаре... а сынов... ой Ѓоженьку... Ѓоженьку!  Џосадил  на  "пали"
—арнецкий... а нас... нас... - старуха еще сильней затрЯсла головой и тихо
заплакала.
   ‚ убогой хате водворилось грустное молчание.
   - „а, - произнес, наконец, мрачно Ѓогун, - со всех хуторов только  этих
пара и осталась; жаль, видно,  свои  руины  покидать,  да  и  то,  смотри,
ютЯтсЯ, как звери  дикие,  в  трущобах,  боЯтсЯ  хлеб  посеЯть,  чтобы  не
приметил татарин, или свой брат бунтарь, и  не  открыл  их  убежища...  по
ночам только из нор своих выходЯт и на всю округу нет кроме них  ни  одной
человеческой души. ‚от как мы выбили из-под лЯдской неволи бедный народ! -
усмехнулсЯ он горько. - Ћх! Ћх! …сли б встал теперь гетман, да глЯнул,  да
посмотрел на свой край веселый, свою степь широкую...  -  Ѓогун  замолчал,
махнул руками и склонил на них свою буйную, поседевшую голову.
   ‚ хате стало снова тихо, слышно было только, как всхлипывала баба тихим
дребезжащим голосом.
   Ќаконец Ѓогун поднЯл голову и заговорил снова, обращаЯсь к Њазепе.
   - ‚от ты говорил не раз, что в делах державных нельзЯ рубить так прЯмо,
как саблей на поле, а надо входить на все обстоЯтельства; мне же думаетсЯ,
что если б Ѓогдан послушалсЯ нас  и  всех  казаков,  да  ударил  бы  после
‡боровской победы прЯмо на Џольшу, освободил  бы  Њазуров,  да  выгнал  бы
навсегда шлЯхту из “краины и дал бы  волю  приписыватьсЯ  в  казаки  всему
поспольству - не было б всего того лиха, которое повстало теперь, - взглЯд
его упал на сгорбленную фигуру  старика,  потонувшую  в  тени,  и  горькаЯ
усмешка выступила на лице Ѓогуна; он грустно покачал  головой  и  произнес
тихо, - а ведь были богатыри! Њожно было из них таких казаков набрать, что
струсонул бы и –арьград, а теперь листьЯ повЯвшие, оторванные от дерева  и
забитые ветром! Ћх, отспевали мы скоро свою  песню,  Њазепо!  ’еперь  ваша
дорога, вас просветил уже больше ѓосподь... ‘тарайтесь и бдите, может  вам
удастсЯ довести родину до того тихого берега, до  которого  не  довели  ее
мы...
   - …зус-ЊариЯ! €ли Я "недобачаю", или наЯву мне, старому, снитсЯ? „а нет
же - паныч наш... паныч! -  шамкал  дрожащим,  радостным  голосом  дрЯхлый
старик, в гайдуцком с гербами нарЯде, всматриваЯсь  в  молодого  шлЯхтича,
бодро  сидевшего  на  легком  золотистом  коне.  ‘огнувши   красиво   шею,
похрапываЯ  расширенными,  розовыми  ноздрЯми,  аргамак  подходил  тихо  к
высокому "ганку" зажиточного, шлЯхетского "будынка", а всадник с особенным
вниманием рассматривал и старый, покосившийсЯ дом, и пекарню, и комору,  и
стайню,  и  двор,  заросший  целым  гаем  молодых   кленов   и   осокоров,
останавливаЯсь трогательно взором на каждом уголке, на каждом дереве, даже
на гнезде аиста, примостившегосЯ на  высокой  гонтовой  крыше;  аист  был,
видимо, тоже изумлен приездом нежданного гостЯ  и,  стоЯ  на  одной  ноге,
посылал ему какое-то радостное трескучее приветствие.
   ‡а молодым шлЯхтичем ехало  с  полсотни  охранной  команды;  но  казаки
остановились  почтительно  у  ворот,  возле  "брамы",  ожидаЯ   дальнейших
распорЯжений.
   - „а бей менЯ сила ЃожьЯ, коли не он, не наш сокол Ясный, -  засуетилсЯ
старик еще больше, приставлЯЯ козырьком руки к глазам, - что ж это Я,  пес
старый, стою?.. ќй, ноги, поворачивайтесь живее... ведь экое счастье к нам
привалило. …й-ей не знаю, куда и бежать, -  к  старой  ли  пане-господарке
нашей, либо... - болтал он  от  радости,  ковылЯЯ  вниз  по  ступенькам  с
широкого крыльца. - Ћй, Ѓоже! Ћн же - он! ЊоЯ  "дытына"...  выпестованнаЯ,
выхоленнаЯ! џсновельможный €ване,  паноченьку  мой!  -  как-то  всхлипывал
белый, как лунь, дед, хватаЯсь рукой за стремЯ и отираЯ другой слезившиесЯ
глаза, прикрытые совсем широкими нависшими седыми бровЯми; по  извилистым,
глубоким бороздам его щек сочились слезы; но все  лицо  лучилось  сиЯющей,
радостной улыбкой...
   - Џан  ‚ицент,  "опикун"  мой!..  ‹юбый  дЯдька!  -  вскрикнул  молодой
шлЯхтич, умиленный до глубины души этой встречей  и,  соскочивши  с  конЯ,
начал горЯчо обнимать растерЯвшегосЯ вконец от такой ласки старого  слугу.
- „а как же Я рад, что тебЯ вижу на ногах, мой  любый!  ‚от  встреча,  так
встреча, уж радостней и не ждал, - говорил порывисто он, целуЯ  старика  в
голову, а последний все старалсЯ поймать его руку, и только всхлипывал...
   - “же мы не "сподивалысь" и живым видеть нашего  Ясного  пана...  такой
слух прошел. ѓосподи... Ђ вот у Ѓога - все готово!.. „а стой  же,  Я  хоть
поглЯжу на своего  коханого  пана...  ‚ырос,  вырос  и  поздоровел!..  Љак
молодой дубочек, ровненький да крепенький, а с лица хоть воды  напейсЯ,  -
болтал обрадованный старик, поворачиваЯ своего бывшего воспитанника во все
стороны, - еще краше стал... „али-Ѓуг, правда! Ђ  нам  было  этот  •аненко
таких страстей наговорил, не доведи ѓосподи!
   - •аненко? —то-то его не помню...
   - •аненко, •аненко, полковник, - закивал утвердительно. старик головой,
- такой показной из себЯ, "голинный", налЯкал только Ясновельможную пани.
   - Њою маму? - переспросил живо приехавший гость.
   - ’ак, пане, Ясновельможную паню Њазепину.
   - Ђ как же она, моЯ родненькаЯ, поживает? ‡дорова ли?
   - •вала Ѓогу, хвала Ќебесному Џану,  лучше  теперь  вельможной:  уже  с
постели встает; а то было прихватило - и ноги, и руки отнЯлись,  и  как-то
словно была не при себе... „а что и дивного? Ћдин ведь у  нее  сынок,  как
одно солнце на небе, и утеха одна, и слава одна!.. Љак она, наша  "ненька"
радовалась было, что король жаловал сынка ее, Ясновельможного пана! Џисьма
мне его мосци читала... ’ак тешилась!.. Ђ тут вдруг такое... Ќу,  так  вот
она все насчет пана ”альбовского заговаривалась, чтобы  наездом  ехать  на
него, - да куда ж было про такое и думать... непорушне лежала...
   - ЃеднаЯ мама, сколько она настрадалась, - перебил тронутым,  печальным
голосом болтавшего слугу наш знакомый Њазепа, проведЯ рукой по белому  лбу
и подавив вздох, - да Я лежал тоже на смертном одре, и  если  бы  не  одна
семьЯ... ќх, да что об этом толковать, и вспомнишь,  так  словно  снег  за
спину посыпетсЯ... Ђ что это все у вас опустилось? € "дах" перекосилсЯ,  и
вон тот угол словно в землю ушел, и сторожеваЯ  башнЯ  как  будто  на  ров
накренилась, да и вал во многих местах пообсыпалсЯ?
   Ћни стоЯли на высоком крыльце, откуда виднелсЯ  весь  двор,  окруженный
овальной каменной стеной с бойницами; к внутренней  стороне,  ее  лепились
разные пристройки, и жилые помещениЯ длЯ надворной  челЯди  и  команды,  и
холодные, длЯ разных складов, и  конюшни,  и  сараи,  и  погреба,  и  даже
кузницы. ‚ъезд в каменную ограду защищен был  высокой  сторожевой  башней,
крепкой "брамой"  и  подъемным  мостом;  на  двух  противоположных  концах
каменного овала стоЯло еще по башне, но меньших размеров.
   ‚сЯ эта крепостца, окруженнаЯ за каменной стенной еще землЯным валом  и
глубоким  рвом,   помещалась   на   вершине   довольно   высокого   холма,
господствовавшего над  всей  окрестностью.  ‡а  старым  господским  домом,
носившим название замка, подымалсЯ старый,  тенистый  сад,  а  впереди,  у
подножьЯ холма, тЯнулось длинной дугой, по высокому берегу речки  Љаменки,
село  Њазепинцы;  внизу  берега  расстилалсЯ  уже  широким  размахом  луг,
блиставший  изумрудной,  сочной  зеленью,  с  вьющейсЯ  среди  "оситнЯгов"
голубой лентой.
   - „а кто же бы здесь заботилсЯ, - развел руками старик, - настоЯщего-то
хозЯина не было, а без хозЯина ведь и скотина плачет... ‘тараЯ пани все на
своего Ясновельможного сынка, на вашу милость,  "сподивалась"  -  приедет,
мол, славный мой сокол и все на  свой  "густ"  обновит,  а  нам,  говорит,
старым, и этого хватит на век...
   - „а, постарело все.. а многое поднЯлось, разрослось и вошло в  силу...
вот  эти  деревьЯ  кустами  были,  прутиками,  за  которыми  бывало  и  не
спрЯчешьсЯ, - а теперь чуть не лес... Џравда, и Я тут давно не был.
   - ‹ет семь, а то и больше, - вздохнул дед, - как покойный  пан  "дидыч"
наш померли...
   - Њного воды утекло... Ќу, извести маму, чтобы сразу не потревожить,  -
да, вот и забыл: гукни, чтоб мою команду разместили, да чтоб  и  конЯм,  и
людЯм было всего вволю.
   - ‡араз, вельможный пане, Я сам сбегаю, а то кому  тут  прикажешь?  Ћни
уже и отвыкли знать, что то есть панскаЯ  волЯ...  џ  одним  духом...  Џан
пусть отправитсЯ в свой покой и отдохнет, там все так стоит, как  и  было,
пальцем никто ничего не тронул, бей менЯ  сила  ЃожьЯ!  Ђ  Я  одной  ногой
здесь, а другой там... без менЯ  никто  ничего  не  сделает,  без  старого
‚ицента, без его ока -  никто!  Ђ  еЯ  мосць,  стара  пани,  еще  почивать
изволит, так Я вмиг! -  зачастил  он,  вслед  за  своей  болтливой  речью,
ногами, спотыкаЯсь о ступени и сильно жестикулируЯ.
   Њазепа улыбнулсЯ, глЯдЯ на этого суетившегосЯ, дрЯхлого старца, на  его
добродушное, знакомое, родное лицо, и почувствовал,  как  в  тайниках  его
сердца шевельнулось что-то давнее - Ясное, как лазурь  среди  прорвавшихсЯ
туч, и кроткое, как свет теплЯщейсЯ лампады... Њазепа не пошел в  комнаты,
а стоЯл все, не отводЯ глаз от этой зеленеющей  шири,  принЯвшей  снова  в
свои мЯгкие объЯтиЯ дорогого, заблудившегосЯ по жизненным стезЯм гостЯ: он
глЯдел вдаль, где берег, постепенно возвышаЯсь, вырастал уже в целую  гору
с обрывами, покрытую синевшим лесом, как шапкой; внизу ее запруженнаЯ река
разливалась озером, и, словно зеркало,  сверкала  серебристой  гладью.  Ќо
Њазепа глЯдел и ничего этого не видел, погружаЯсь в воспоминаниЯ  детства;
он только  чувствовал,  как  со  дна  души  его  выплывали  давно  забытые
впечатлениЯ, как сердце трогательно ныло и как в тумане увлажненных слезою
очей вставали воскресающие картины и реЯли милые  образы  исчезнувших  уже
лиц. ‘ловно вот сейчас стоит он хлопчиком на этом самом  высоком  крыльце,
еще, новом, и смотрит через амбразуру сторожевой башни на роскошную  даль,
и хочетсЯ так ему вырватьсЯ из этих "мурив", из этой тюрьмы  на  волю,  на
широкий луг; но за браму выходить запрещено строго-настрого; все  говорЯт,
что сейчас же тут и убьют: этот страх смерти  и  нападениЯ  от  неведомого
врага царит в семье, заставлЯет  ее  запиратьсЯ  в  своем  замке  и  вести
затворническую жизнь... € чувство одиночества да тоски, знакомое,  давнее,
прокралось и теперь  ему  в  сердце.  ‚от  он  с  сестрой  своей,  бледной
девочкой, старшей  его  несколькими  годами,  сидит,  притаившись,  или  в
полутемной светлице, или летом в саду, либо в закоулке, под высоким муром;
они передают друг другу рассказы и  догадки,  как  должно  быть  за  муром
хорошо, да просторно, а особенно вон там, где озеро блестит,  где  за  ним
"млыны" шумЯт и вода пенитсЯ... Ћни сговариваютсЯ даже  убежать,  но  отца
боЯтсЯ: он такой суровый, да  мрачный,  большею  частью  ходит  все  один,
осматривает муры, гарматы, гаковницы и по ночам не спит... €  припомнилось
ему, как он раз ночью проснулсЯ и увидел своего  отца:  тот  тихо  молилсЯ
перед ђаспЯтием,  озаренный  лампадой,  а  потом,  когда  отец  повернулсЯ
перекрестить его, то лицо его показалось таким бледным, как  у  месЯца,  а
глаза его были полны слез. Њаленькому €вану тогда стало жаль своего  отца,
и он хотел было броситьсЯ к нему на шею, но туг вошла мама,  еще  молодаЯ,
важнаЯ, красиваЯ и, поцеловавши в голову своего мужа, заметила строго: "Ќе
унывай,  друже  мой,  ты  убил  христопродавца  ‡еленского  поделом,   как
изменника нашей веры и родины, а тебЯ  приговорили  к  смертной  казни,  к
"баниции", по кривде; так одно из двух: или Я поеду хлопотать у  королЯ  о
снЯтии приговора, или бросим это гнездо и уйдем хоть за  пороги!"  €  его,
молодого хлопчика, так поразил этот разговор, что он целую ночь  продрожал
под одеЯлом. …му все представлЯлись какие-то страшные пороги,  за  которые
нужно было прЯтатьсЯ от христопродавца-разбойника...  Љонечно,  на  другой
день все было передано сестре под строжайшим секретом и с  того  днЯ  они,
дети, поборов страх, начали с нежностью ласкатьсЯ к отцу, а вскоре и  мать
выехала из Њазепинцев.


   XXX

   Ђ потом со ‘тепаном они удрали за мур к речке, -  продолжал  вспоминать
Њазепа свое  далекое  детство,  -  кажетсЯ,  вон  за  теми  вербами  нашли
душегубку и с удочками поплыли вниз по  реке  к  озеру,  рыбу  ловить,  да
посмотреть "млыны". Њазепе и теперь стало  жутко,  когда  он  вспомнил,  с
каким страхом и безумным восторгом сидел он в лодке,  как  она  скользила,
колеблЯсь, по узким извилинам речки, как очерет и осока  шептались,  киваЯ
на них укоризненно своими метелками, как ласточки вились над  ними,  а  то
"кыгикалы" чайки, почти касаЯсь лодки крылом, словно желали выдать  врагам
беглецов; но ‘тепа смело и ловко правил челном,  и  тростник  с  "гайками"
убегал далеко назад... Ђ он, паныч, все робко осматривалсЯ, сердце у  него
трепетало тревожно, но  глазенки  ловили  новые  красоты  развертывавшихсЯ
картин и загорались новым восторгом, заглушавшим чувство страха... € вдруг
перед ними открылось озеро - широкое, широкое,..  сразу  показалось  даже,
что и берегов ему нет, только посредине зеленел остров... Љ нему-то  ‘тепа
и погнал душегубку, чтобы  поскорее  скрытьсЯ  от  чьего-либо  любопытного
глаза и, спрЯтавшись в лознЯке, половить рыбу. Љогда он выскочил на берег,
то радости его не было границ; он прыгал от  опьЯнЯющего  удовольствиЯ  по
кустарникам, по каменьЯм, наслаждаЯсь удачею задуманного бегства и азартом
риска... Ћн, помнитсЯ, даже не  обращал  вниманиЯ,  как  ‘тепа  выхватывал
ловко удочкой линей и карасей, а перебегал лишь с одного места на  другое,
да любовалсЯ ширью воды, и вдруг, о ужас!
   - Ћн увидел, что не привЯзанный челнок оторвалсЯ  и  плыл  от  острова,
приближаЯсь уже к противоположному  берегу.  ‘тепа  хотел  было  броситьсЯ
вплавь за  ним  или  угодить  в  омут,  но  €вась  удержал  его  от  этого
безрассудства: тогда только им  представилсЯ  весь  ужас  их  положениЯ...
Џаныч, впрочем, поклЯлсЯ взЯть вину на себЯ и не выдать  товарища,  -  они
вместе уже учились грамоте у дьЯчка... –елый день, помнитсЯ,  провели  они
на острове в томительном ожидании; только к вечеру их разыскала  погонЯ  и
доставила к разгневанному отцу еле живых...
   -  „а,  этого  не  забуду  до  смерти,  -  прошептал  Њазепа  и  словно
почувствовал вновь, как оцепенел  тогда  он  от  страшного  холода,  когда
глЯнул на бледное, вздрагивавшее нервно лицо своего отца.
   - ќто ты, шельма, подбиваешь паныча не слушатьсЯ батька? - сказал  отец
спокойным, ледЯным голосом и, обратившись к слугам, прибавил повелительно,
- розог!
   ‘тепан повалилсЯ в ноги, бормоча какие-то оправданиЯ, а паныч  дрожащим
голосом осмелилсЯ попросить:
   - Џрости ему, тато, он не виноват... это Я подбил...
   - Ђ! ’ы? - бросил отец в  сторону  сына  свирепый  взглЯд,  -  ну,  так
полюбуйсЯ, как его будут пороть, и "карайсЯ".
   - ’ато! - вскрикнул со слезами €вась, - за что же он через менЯ  должен
страдать? Њало того, что дьЯк его, вместо менЯ, ставит на горох на колени,
так теперь еще через менЯ станут бить?.. “ж коли бить, так менЯ первого...
   Ћтец улыбнулсЯ как будто от удовольствиЯ,  но  произнес  тем  не  менее
холодно:
   - „а, ты прав, ты зачинщик. Ќо  он  тоже  виноват,  так  как  осмелилсЯ
нарушить мой строгий приказ, - а потому всыпать обоим: хлопца растЯните на
земле, а длЯ паныча принесите коврик.
   € экзекуциЯ совершилась бы непременно, если бы не прибежала  сестра,  и
если бы не заступилсЯ за паныча и хлопца старый ‚ицент, - да, он  и  тогда
был уже старым, - и вымолил им прощение.
   - Ђх, как это было давно и как врезалось  в  душу,  -  проговорил  тихо
Њазепа, проведЯ рукой по влажным глазам, - и отчего это  все  так  дорого?
’огда ведь казалсЯ этот большой замок тюрьмой...  „а,  но  в  этой  тюрьме
текла светлаЯ юность, - и ее-то, бесповоротную, жаль! Ђ потом? Џотом  и  в
этой тюрьме стало светлее...
   € ему припомнилось, как возвратилась мать с  радостным  известием,  как
отец бросилсЯ обнимать ее, как стал целовать. их, детей, и дурачитьсЯ даже
с ними. ‘ейчас же опущен был  в  "брами"  мост  и  всЯ  семьЯ  в  колымаге
отправилась в мазепинскую церковь молитьсЯ, а потом свЯщенник и причт были
приглашены в замок, и там уже пировали все - и паны, и попы, и команда,  и
слуги целый день и целую ночь. ‚ колокола звонили, из гармат палили.
   ‘ того днЯ жизнь их совсем  изменилась:  стали  выезжать  к  соседЯм  в
пышные замки, стали  соседи  и  разные  магнаты  их  навещать;  проснулись
большие светлицы от шума, вздрогнули стены от громких виватов, раздалась в
зале даже песнЯ под звуки торбана, гуслей; но длЯ  него,  паныча,  недолго
тЯнулись эти праздничные, веселые дни. ‚скоре отец  его  отвез  в  Љиев  и
определил в братскую бурсу.
   ‚ бурсе ему показалось сначала дико и нелюдимо,  несмотрЯ  на  стоЯвший
немолчно там гам, несмотрЯ на крики и драку,  заканчивавшуюсЯ  обыкновенно
суровой расправой отца ректора. ’ут-то он и почувствовал впервые настоЯщую
тоску по родном гнездышке, по семье, и хотЯ потом свыксЯ  с  товарищами  и
даже стал общим любимцем, но это не ослабило его тоски по  Њазепинцам:  не
было ему большей радости в мире, как увидеть старого  ‚ицента  у  братской
"брамы"; последний сам или с вельможной пани приезжал раз в год и привозил
разные дары отцу ректору и отцу эконому за доглЯд паныча и за  отпуск  его
на каникулы... ‰ они садились все вместе в обширную буду, а если с мамой -
в рыдван; €вась обнимал в восторге своего дЯдьку и расспрашивал обо  всем,
что делалось без него дома, о сестре, о ‘тепе, о  кучере  и  о  собаках...
‚ицент ему докладывал и сообщал среди мелочей и о  важных  вещах:  о  том,
например, что король подарил отцу еще новое село Ѓудище, а потом  ’рилисы;
но эти села мало занимали ритора: ему отраднее  было  узнать,  что  хлопцы
нашли  много  выводков,  что  в  лесу  расплодились   волки,   что   Ќайда
ощенилась... „а, Њазепинцы ему казались раем  и  лучшего  блаженства,  как
тогда на каникулах, не переживал уже он никогда в  жизни...  Џравда,  были
потом испытаны им и опьЯнЯющие восторги, и жгучие наслаждениЯ,  но  в  них
всегда сказывались отрава и едкаЯ горечь, а в тех  детских  радостЯх  было
все так светло, так безмЯтежно?
   Њать нежно ласкала своего любимчика €васЯ, отец гордилсЯ его  успехами;
все соседи завидовали и сулили ему большие успехи при дворе; находились  и
такие, что советовали отцу, длЯ  прочности  карьеры  сына,  отдать  его  в
иезуитскую коллегию и приобщить к латинству.
   ’акие советы, впрочем, возмущали страшно отца;  он,  будучи  вспыльчив,
обрывал сразу советчика: "Џроше  пана,  такого  мне  не  говорить  нигды":
Њазепы не были "перевертнЯмы", зрадниками, и  не  будут!..  ‚  коллегию  в
‚аршаву Я сына отдам, повезу его и за  границу  учитьсЯ,  пусть  он  будет
ученее и умнее их всех; но пусть всю эту  науку  принесет  он  на  корысть
своей родине, своему народу".
   Ђ мать, бывало, при этом позовет €васЯ к себе, побелеет, как полотно, и
проговорит строгим голосом, указываЯ на  образ:  "‚от  перед  этой  свЯтой
иконой, сыну, клЯнусь, что, как Я тебЯ ни люблю, а если ты изменишь своему
народу и родной вере, то задушу тебЯ вот этими руками, задушу насмерть, не
побоюсь и греха".
   € эти слова отца и матери врезываютсЯ  ему  глубоко  в  душу  и  звучат
громко в коллегии иезуитской,  среди  польской  и  латинской  речи,  и  за
границей среди всЯких чудес и диковин.
   Ђ потом он при пышном дворе, обласкан королем, но душно ему, молодому и
полному сил, среди улиц ‚аршавы, среди раззолоченных  королевских  покоев,
среди разрЯженной и кичливой  шлЯхты.  ‚се  на  него  смотрЯт  свысока,  с
презрением даже, подчеркиваЯ на каждом шагу, что он выскочка  из  холопов,
схизмат, и что такому вовек не сравнитьсЯ со  шлЯхтой;  это  оскорблЯет  и
бесит королевского секретарЯ, и он, в свою очередь, начинает ненавидеть  и
презирать эту глупую "пыху" глупого панства: ему еще дороже кажутсЯ родные
хлопы и честные  казаки,  ему  чудЯтсЯ  чаще  звуки  своих  песен  и  Ярче
выступают картины родимой стороны...
   € вот, несмотрЯ на покровительство  королЯ,  несмотрЯ  на  лестные  длЯ
королевского секретарЯ поручениЯ, он Ясно видит, что карьеры длЯ  русского
шлЯхтича  среди  польской  -  нет  и  не  будет;  и   эта   безнадежность,
безвыходность положениЯ гнетет с каждым днем больше и больше его душу...
   - „а, это тЯжкое было времЯ, -  вздохнул  Њазепа,  -  хорошо,  что  оно
прошло безвозвратно... ежедневные уколы  самолюбиЯ,  сети  интриг,  тысЯчи
сплетен, клевет -  и  нужно  было  напрЯгать  постоЯнно  ум,  оглЯдыватьсЯ
ежеминутно, быть готовым в каждое мгновение отпарировать  заносимый  сзади
удар... € длЯ чего  тратилась  та  энергиЯ?  „лЯ  удержаниЯ  бессильных  и
бесполезных симпатий королЯ, власть которого падала ежедневно... Ћ, как он
рвалсЯ на “краину! ’ам, на родине, бурлила и кипела ключом жизнь,  там,  в
этой кипени, одаренные, сильные люди могли сразу всплыть наверх,  а  здесь
они должны лишь пресмыкатьсЯ бесцельно, злобствовать на  кичливую  шлЯхту,
которой казаки уже сбили рога... Ђ эта историЯ с Џасеком... - Ћ,  негодЯй!
- вскрикнул Њазепа. - ’ы отказалсЯ посчитатьсЯ за  оскорбление  в  честном
бою, ты отказалсЯ скрестить саблю со мной, как с неравным, ну, так Я найду
тебЯ и сравнЯю со псом!..
   - ‚се уже, Ясновельможный пане, устроил! - выкрикнул  в  это  мгновение
запыхавшийсЯ ‚ицент  и  заставил  вздрогнуть  Њазепу:  последний  до  того
погрузилсЯ в свои воспоминаниЯ, что не слыхал даже тЯжелых  шагов  его.  -
‚се уже устроил,  -  повторил  старый  слуга,  -  а  теперь  пойдем  и  до
Ясновельможной пани...
   Њазепа вошел вслед за ‚ицентом в обширные полутемный сени, а  оттуда  в
светлую уже переднюю; его так и обдало сразу знакомым запахом,  в  котором
слышались и смирна,  и  можжевельник,  и  Яблоки,  с  преобладающим  тоном
затхлости да гнили.  Ќа  гостЯ,  впрочем,  этот  тЯжелый  воздух  произвел
видимо, приЯтное впечатление, и он,  сбросив  на  руки  ‚ицент  та  керею,
спросил почему-то у него:
   - Ђ у мамы все та ж прислуга?
   - Љлюшница ЏалагеЯ жива: сгорбилась больше, но еще "дыбае", а  покоевку
”ррсю выдали замуж в Ѓудвици, а  другую,  ѓорпынку,  отдали  в  ”роловский
монастырь с Љулыной учитьсЯ  "гафту",  а  теперь  возле  вельможной  пании
ухаживает черничка...
   Њазепа вошел в светлицу. ќто была довольно обширнаЯ комната  о  четырех
окнах, выходивших в сад и заслоненных ветвЯми дерев; теперь сквозь  густую
листву пробивались лучи  солнца  и  наполнЯли  светлицу  приЯтным  зеленым
светом. Ћбстановка в ней была та же, что и прежде: посреди  комнаты  стоЯл
дубовый стол на вычурных ножках, изображавших драконов,  покрытый  цветным
"обрусом"; вокруг стола размещались в строгом порЯдке  стульЯ  с  высокими
прЯмыми дубовыми спинками,  украшенные  резными  гербами.  “  стен  стоЯли
низкие диваны, напоминавшие скорее широкие "ослоны",  прикрытые  тафтЯными
матрасиками; один угол светлицы уставлен был иконами с висЯчей перед  ними
большой  лампадой,  другой  -  занимал  шкаф  со   стеклЯнными   дверцами,
наполненный дорогой металлической посудой. ’акой же дубовый шкаф помещалсЯ
и  в  противоположном  углу,  а  в  четвертом  -  возвышалась   громоздкаЯ
изразцоваЯ печь. Ќа глухой, против окон, стене висел роскошный  ковер,  на
котором прикреплены были накрест два бунчука, в знак  того,  что  покойный
владелец этого замка был бунчуковым товарищем; две боковые стены  украшены
были портретами дородных шлЯхтичей и пань, в  "кораблыках"  и  "намитках",
изображавших представителей рода Њазеп  -  Љолединских.  Џол  был  вымощен
дубовыми досками, натиравшимисЯ оливой, вследствие  чего  они  пропитались
особого рода политурой, блестевшей как зеркало и отражавшей даже предметы.
—истота в светлице была безукоризненнаЯ, сверкающаЯ...
   ‚ицент прошел на цыпочках в другой покой, а Њазепа остановилсЯ у стола;
послышалсЯ ему еще легкий скрип следующей двери и потом все смолкло...
   ЋхватившаЯ  тишина  погрузила  его   снова   в   какое-то   элегическое
настроение,  словно  отлетели  от  него  в  это  мгновение   все   тревоги
волнующейсЯ там, где-то далеко, жизни и заменились сладким дыханием  покоЯ
и сна; даже мысли его ни на чем не фиксировались, а поплыли  лениво  -  от
”роловского монастырЯ к аллеЯм тенистого сада, от аллей к темной  светлице
с таким именно запахом, а потом  вдруг  перенеслись  молнией  в  степь,  в
небольшую хату,  полутемную,  пахнувшую  любистком  и  мЯтою...  ’ишина  и
блаженное,  полусознательное  состоЯние,  бесшумные  тени...   наклоненнаЯ
головка  дивного  ангела  с  чарующим,  как  мечта,  взором,  -  и  Њазепа
почувствовал легкий укор, сжавший его сердце до боли...
   ‚друг в третьей комнате послышалсЯ  легкий  крик,  суетливый  говор,  и
через  минуту  поЯвилсЯ  в  дверЯх  ‚ицент  и,  распахнув   их,   произнес
торжественно:
   - Џожалуйте!
   Њазепа вошел  в  совершенно  светлую  комнату,  названную  "середньою";
сквозные окна ее выходили с одной стороны на открытую  полЯну  сада,  а  с
другой - во двор; широко врывались в них справа солнечные лучи и  ложились
сверкающими пЯтнами на полу... “ стен ее  был  прилажен  сплошной  широкий
диван, вдоль него симметрично стоЯли маленькие, низенькие  столики,  вроде
табуреток. Њазепа прошел эту "середню" торопливо на  цыпочках  и  вошел  в
следующую комнату, из которой доносилсЯ радостный шепот молитвы.
   ‘о света здесь показалось ему совершенно темно,  и  он  остановилсЯ  на
минуту у дверей, чтобы  присмотретьсЯ,  где  стоЯла  дубоваЯ,  широкаЯ,  с
высокими спинками кровать его матери.
   - ‘юда, ко мне, "дытына" моЯ роднаЯ! - понессЯ ему  навстречу  довольно
громкий, взволнованный голос.
   - Њамо, "ненько" моЯ! - вскрикнул порывисто  Њазепа  и,  бросившись  на
колени перед кроватью, стал осыпать поцелуЯми руки матери.
   - Љо мне, сюда... дай твою умную и буйную голову, вот так,  поцелуемсЯ,
дорогой мой, любимый, - ласкала она его и обнимала, -  уж  такаЯ  радость,
такаЯ!.. ‚ладычице, прибежище всех скорбЯщих!  ’ы  укрыла  покровом  ‘воим
моего единого сына и Я  отдам  на  служение  ’ебе  свое  сердце!..  ‘естра
‹икериЯ, - обратилась она к стоЯвшей у кровати монахине,  -  отдерни  хоть
немного "фиранку", дай мне разглЯдеть моего сокола, да и оставь нас...


   XXXI

   ЊонахинЯ исполнила приказание ее мосци и  вышла  бесшумно  из  спальни.
‘вет ворвалсЯ в окно через синий "серпанок",  натЯнутый  на  раму,  и  лег
каким-то голубоватым оттенком  везде.  Џри  таком  освещении  лицо  матери
показалось Њазепе особенно бледным, безжизненным и страшно против прежнего
исхудавшим, но  не  постаревшим:  глаза  ее  и  теперь  сверкали  огнем  и
энергией, а в голосе, тоне  и  жестах  сказывалась  и  сила  характера,  и
какое-то покорЯющее величие.
   - Ќет, не  изменилсЯ,  такой  же  хороший,  такой  же  "кpaсунчык"  мой
ненаглЯдный, €вашко мой любый, - заговорила растроганным голосом  больнаЯ,
рассматриваЯ пристально своего давно невиданного сына. -  ’олько  вот  меж
бровей поЯвились морщины, да глаза  стали  задумчивыми,  утратили  прежнюю
веселость... Ћх, натерпелось уже видно мое порожденье напасти, испробовало
годЯ... - € она поцеловала снова в голову сына.
   - ќх, не бережешь ты себЯ, а дратуешь все из-за "прымхы" свою долю. ‚от
видишь ли, твое несчастье, этот "непоквитованный" еще "гвалт",  -  свалило
менЯ... видно, дрЯхлеть уже стала... а потому до сих  пор  и  не  в  силах
отомстить врагу... это страшнаЯ мука, она-то менЯ и держит в постели...
   -  Њамо,  голуб