рошевшаЯ и  успокоеннаЯ,  ласково
улыбнулась ему.
     - Љонечно, нет...  џ  боюсь  только,  что  назад  будет  холодно  ехать
ночью... Ќадо было раньше выезжать, Я говорила...
     ‚ечер все выше и выше поднималсЯ со дна долин. “же только одна  вершина
горела красным и желтым пламенем заходЯщего солнца. Ќо и она скоро  потухла,
и синие сумерки  неслышно  всползли  на  горы.  ‚  дальних  туманах  утонули
засыпающие плоскогорьЯ. “грюмо, как тысЯчелетние морщины, сдвинулись овраги,
и туман клубами выполз из них.  ’очно  холодные  духи  вечера  вышли  водить
хороводы на ровных вершинах. Џроехали татарскую деревню, где неистово  лаЯли
собаки и бежали за экипажем чумазые ребЯтишки, похожие на  глупых  чертенЯт.
Џотом опЯть выехали  на  лесную  дорогу,  и  тогда,  когда  уже  всем  стало
казатьсЯ,  что  лучше  было  бы  не  ездить,  показалсЯ  маленький  хуторок,
прилепившийсЯ на скате обрыва, как гнездо. ‡алаЯла  собака,  и  издали  было
видно, как бежала она навстречу через голый, поломанный виноградник, мелькаЯ
белым комочком.
     - ‹еда! ‹еда! - закричал доктор. - Ќе узнала? €си!
     ‘обака подбежала ближе, недоверчиво помахала хвостом  и  тЯвкнула  раза
два, но уже просительно, точно извинЯЯсь, что не может припомнить знакомых.
     Џока вылезали из экипажа и разминали затекшие ноги,  было  весело.  ‚се
были  довольны,  что  наконец  приехали.  „октор  подшучивал   над   молодым
человеком, сидевшим на козлах, рЯдом с кучером.
     - Ќе по своей дороге пошли, Ќиколай Џавлович: вам бы выездным  быть,  а
вы в певцы...
     Џисатель грохотал громовым басом. Ќо молодой человек, длинный и  худой,
не отрываЯсь, все еще глЯдел на плоскогорьЯ, точно старалсЯ понЯть тайну  их
унылой и однообразной красоты.
     Ћт домика шла к ним маленькаЯ, согнутаЯ женщина, с белыми волосами и  в
грЯзненьком  капотце.  Ћна,  видимо,  тоже  не  узнавала  гостей  и  наудачу
улыбалась смущенно приветливой улыбкой.
     - ‡дравствуйте, ‹идиЯ Џавловна, - закричал веселый доктор. - Ђ мы к вам
в гости.
     - Ђх, это вы, доктор. Ђ Я было и не узнала... давно не видались...  ‚от
будет рад „митрий Ђркадьевич...
     - Ђ он дома?
     - Ћн тут недалеко, сейчас придет. ’ам у нас овцы пчельник поломали, так
он все там возитсЯ... Ћн сейчас... Џожалуйте, пожалуйте... - говорила  ‹идиЯ
Џавловна, и с ее лица все не сходила робкаЯ, заискивающаЯ улыбка.
     ‚ маленьких комнатах  дачи  было  неуютно  и  темно.  €  почему-то  все
почувствовали себЯ неловко, словно силой  ворвались,  незваные,  непрошеные.
†ена доктора села на окно и  задумалась,  писатель  принЯлсЯ  набивать  свою
трубку. Њолодой человек, длинный как жердь, ходил по  комнате  и  в  сумраке
старалсЯ рассмотреть картинки и фотографии на стенах. ’олько веселый  доктор
не унывал. Ћн  вызвалсЯ  пойти  за  Џеровским.  Њолодой  человек  немедленно
увЯзалсЯ за ним.
     Ћни прошли унылый виноградник, осмотрели пчельник, дошли до проволочной
изгороди, за которой уже скатывалсЯ вниз зеленый косогор, но никого не  было
видно. ‹еса, темные и мрачные, одни стоЯли над долиной.
     - “нылое место, - сказал долговЯзый молодой человек, -  как  они  могут
тут жить.
     - ’ак и живут, - неопределенно ответил доктор  и  закричал  громким,  и
резким голосом: - „митрий Ђркадьевич! ѓоп, гоп!
     Ќикто не отозвалсЯ. ѓоры молча и угрюмо смотрели сверху. ’ишина  ползла
из оврага. ‘тало жутко, как будто они на огромном кладбище  звали  человека,
который давно умер.
     - „мит-рий Ђркадь-е-евич! - опЯть закричал доктор.
     - Ђу! - неожиданно отозвалсЯ чей-то голос, и над  краем  оврага,  точно
из-под земли, показалсЯ Џеровский,  в  больших  сапогах  и  в  старом  рыжем
пиджаке, наброшенном на Џлечи.
     Ћн подошел быстро, видимо взволнованный неожиданным поЯвлением людей. €
пока  подходил,  доктор  и  долговЯзый  молодой  человек,  которому  дорогой
рассказали  историю  Џеровского,  рассматривали  его,  как  свободные   люди
рассматривают вечного каторжника. ‘ любопытством и состраданием.
     ‡а эти два года он очень постарел  и  опустилсЯ.  ‚  большой  бороде  и
по-прежнему буйно кудлатых волосах показалась седина. ‹ицо еще резче  прошли
морщины. ’олько глаза смотрели, как раньше, остро и немного дико.
     ’рудно было понЯть, обрадовалсЯ ли Џеровский гостЯм, но встретил он  их
радушно и равнодушно. ’олько когда веселый доктор, знакомЯ с ним долговЯзого
молодого человека, сказал:
     "ќто ваш коллега, певец!.." - ‚ глазах Џеровского мелькнула искорка. Ћн
ласково заговорил с новым знакомым, стал расспрашивать, где он училсЯ, и так
как оказалось, что они занимались у одного и того же старого профессора,  то
разговор их стал оживленным, полным воспоминаний и имен.
     Ќа даче зажгли лампы, на столе заблестел кипЯщий самовар, стало уютнее.
„аже показалось, что здесь должно быть очень весело и приЯтно жить.
     ‚о времЯ чаЯ разговор все вертелсЯ вокруг музыки, живописи, литературы.
€ писателЯ поразило, что Џеровский ничуть не отстал, знал  все  новое,  всем
интересовалсЯ, во взглЯдах был так же искренен и широк.
     "“дивительный человек, - с грустью подумал писатель. -  „ругой  на  его
месте деревом стал бы... а он- на... ‚идно,  правда,  что  дух  человеческий
развиваетсЯ совершенно свободно, несмотрЯ ни на какие обстоЯтельства..."
     € в голове писателЯ родилсЯ план рассказа на эту тему.
     Џосле чаЯ веселый доктор стал  упрашивать  Џеровского  петь.  Џочему-то
всем казалось, что Џеровский должен отказатьсЯ, что просьба  эта  будет  ему
неприЯтна, как напоминание. Ќо Џеровский согласилсЯ  очень  охотно,  даже  с
видом польщенным. ќто была  новаЯ  черточка  в  нем,  которую  с  неприЯтным
чувством сейчас же подметил писатель.
     ‹идиЯ Џавловна села  за  старенькое,  полурасстроенное  пианино.  ѓости
уселись по стенам, и Џеровский запел.
     Џел он как  будто  по-прежнему  хорошо,  только  немного  было  странно
смотреть на дикого, в больших сапогах и с  всклокоченной  полуседой  бородой
человека, который, старательно раскрываЯ рот и дирижируЯ  себе  рукой,  поет
бравурные  блестЯщие   арии,   напоминавшие   огромный   освещенный   театр,
декольтированных дам, мундиры, звуки оркестра и Ярусы лож.
     € еще немножко было смешно, когда после каждого номера, ‹идиЯ Џавловна,
потираЯ ручки и блестЯ покрасневшим от наслаждениЯ  лицом,  подбегала  то  к
одному, то к другому и спрашивала:
     - Ќе правда ли, хорошо?.. Џравда?
     - „а... - принужденно соглашались гости, но им нравилось все  меньше  и
меньше.
     ‘лишком кричал Џеровский, слишком старалсЯ,  чересчур  предупредительно
пел все новое и новое.
     „олговЯзый молодой человек смотрел в стакан, жена доктора преувеличенно
хвалила, Явно, чтобы доставить удовольствие, писатель  стал  угрюм,  веселый
доктор скучал.
     Ќо Џеровский ничего этого не замечал. Љончив одну вещь,  он  сейчас  же
искал новую в куче нот, наваленных  на  пианино.  ‹идиЯ  Џавловна  садилась,
озабоченно расправлЯла платье, а потом подбегала спрашивать:
     - Ќе правда ли, хорошо?
     € писателю почему-то представилось, как по вечерам, когда все замолкает
кругом, горит лампа, поет он,  и  она  восторгаетсЯ,  хвалит,  говорит,  что
равного голоса нет в мире,  а  он  верит,  оживленно  размахивает  руками  и
неискренно спорит:
     - Ќу, ты льстишь мне... •отЯ эта  вещь  действительно  выходит  у  менЯ
недурно, Я сам чувствую... Љ  своему  пению  Я  могу  относитьсЯ  совершенно
беспристрастно.
     € писателю становилось все больше и больше не по себе.
     †ена доктора смотрела на Џеровского, на его большую  бороду,  седину  в
волосах, старательно раскрывающийсЯ  рот  и  уже  не  хвалила.  …й  хотелось
плакать. Ѓог знает, о чем.
     "‘транно, - думал веселый доктор, - прежде его можно было  слушать  всю
ночь, а теперь... как будто и довольно бы".
     Ќаконец он не выдержал и стал  просить  спеть  и  долговЯзого  молодого
человека.
     Џеровский как будто удивилсЯ  этому,  но  сейчас  же  сделал  любезное,
интересующеесЯ лицо и присоединилсЯ к просьбам доктора.
     - Љонечно, спойте, - говорил он, точно милостиво разрешал.
     - Ќет, право... Я  давно  не  пел...  пусть  лучше  „митрий  Ђркадьевич
споет... ‚от вы знаете ђебикова: "‘лишком много цветов"?..
     ‚ голосе его звучало что-то странное, точно он боЯлсЯ чего-то.
     Ќо веселый доктор не отставал:
     - “ж эти мне артисты, вечно заставлЯют просить... - говорил он.
     ’огда долговЯзый молодой человек встал.
     - Ќу, пожалуй... ’олько одно что-нибудь...
     Ћн неловко подошел к  пианино,  долго  выбирал  и  наконец  положил  на
подставку тоненькую тетрадку. ‹идиЯ Џавловна села и опЯть долго  расправлЯла
платье. Њолодой певец стал позади ее стула, выпрЯмилсЯ, стал как будто  выше
на голову и запел.
     ‡вучно и торжественно наполнил комнату его могучий прекрасный голос,  и
даже легкомысленный доктор понЯл, почему он так упорно отказывалсЯ петь: ему
было жаль Џеровского, этого конченого человека, который только  и  жил  тем,
что считал себЯ великим артистом, могущим и только не хотЯщим потрЯсти мир.
     ѓрубым и бедным казалсЯ голос Џеровского в сравнении  с  этим  глубоким
голосом, в котором властно звучала та подымающаЯ  душу  и  сжимающаЯ  сердце
красота, котораЯ даетсЯ только великою любовью к своему таланту, бесконечным
трудом, не останавливающимсЯ ни перед чем,  всю  душу  вкладывающим  в  одно
неутолимое стремление.
     € когда он кончил, долго молчали и с  удивлением,  с  тайным  уважением
смотрели на этого бледного долговЯзого  молодого  человека,  который  смирно
отошел к своему стакану и сел, не подымаЯ глаз.
     Џросили петь еще,  говорили  с  ним  нежно,  осторожно,  точно  боЯлись
спугнуть что-то прекрасное,  нарушить  свое  впечатление  простыми,  пошлыми
словами. Ќо молодой человек упорно отказалсЯ и стал пить  чай.  Ћ  Џеровском
как-то все забыли, и когда  он  заговорил,  всех  поразил  его  растерЯнный,
странный вид и тон. Ћн хвалил пение, но похвалы его неприЯтно резали слух.
     - Ћчень, очень хорошо... - говорил он. - ‚еликолепно... ’олько напрасно
вы даете такой открытый звук в заключительной фразе... ‡десь  надо  было  бы
больше блеска, знаете... Ќо голос у вас прекрасный... ‚идно, что вы еще мало
учились, конечно, но все-таки... очень хорошо.
     †алкое, маленькое чувство засквозило в этих  раздерганных,  неожиданных
переходах от похвал к замечаниЯм. ‚се молчали и слушали, но никто не смотрел
на него. Џисатель угрюмо набивал трубку, жена доктора виновато улыбалась,  и
ей опЯть хотелось плакать. ’олько доктор неожиданно рассердилсЯ и ввЯзалсЯ в
спор:
     - Ќу что вы говорите, „митрий Ђркадьевич... Џо-моему, это прекрасно,  и
больше ничего... ѓлаза Џеровского беспокойно забегали.
     - џ ничего не говорю... ѓолос, конечно, прекрасный... џ  только  думаю,
что следовало дать больше блеска... ‚ы сами согласны со мной?
     - „а... может быть... - опускаЯ глаза, сказал молодой человек
     - Ќет, в самом деле?.. ‚ы сами так думаете?.. „а? џ прав ведь?..
     ѓолос Џеровского прыгал, глаза  беспокойно  бегали.  Ѓыло  и  жалко,  и
досадно, и противно  слушать  его.  €  большой  писатель,  не  вмешиваЯсь  в
разговор, хмуро подумал:
     "Ѓоже, Ѓоже, как он изменилсЯ... Ђ ведь прежде как он радовалсЯ,  когда
видел талант... как носилсЯ с каким-нибудь открытием... ѓде это все? ќто  не
он, это дрЯнь какаЯ-то... мелкаЯ, завистливаЯ дрЯнь... ’ьфу, какаЯ гадость!"
- думал он, прислушиваЯсь к неестественному голосу Џеровского.
     Ђ  Џеровский  все  силилсЯ  что-то  доказать,  в  чем-то   оправдатьсЯ,
волновалсЯ и, видимо, страдал. Ћн сам чувствовал, что им владеет  простаЯ  и
дрЯннаЯ зависть, и боЯлсЯ, чтобы его не понЯли. Ћттого он усиленно  старалсЯ
доказать, что говорит совершенно беспристрастно, что певец  сам  согласен  с
ним, и они  прекрасно  понимают  друг  друга.  …му  никто  не  верил,  и  он
чувствовал это, с ужасом видел, что с каждым  словом  все  больше  и  больше
выдает себЯ, и металсЯ из стороны в сторону, как загнанный волк.
     Ђ жена доктора смотрела на него, и ей хотелось плакать.
     ’олько маленькаЯ ‹идиЯ Џавловна ничего не замечала. Ћна потирала ручки,
суетилась и старалась отвлечь внимание от  певца  на  то,  что  ей  казалось
несравненно интереснее, на Џеровского. Ћна вмешалась в разговор и совершенно
некстати сказала:
     - “ „митриЯ Ђркадьевича эта вещь выходит тоже превосходно...  Љогда  он
пел ее в концерте, было четыре биса...
     „олговЯзый певец,  выбрав  минуту,  встал  и  пошел  опЯть  бродить  по
комнатам, рассматриваЯ картинки на стенах. “ одного этюда маслЯными красками
он долго стоЯл в глубоком внимании.  Њаленький  кусочек  холста  весь  горел
мЯгким, радостным весенним солнцем. ’аЯл снег дрожащей  голубоватой  дымкой.
’оненькие березки блестели наивно и чисто, как невеста. џрко голубел  клочок
весеннего неба.
     - —ей это этюд? - спросил он, когда ‹идиЯ Џавловна подошла к нему.
     - ќто  одной  барышни...  поклонницы  „митриЯ  Ђркадьевича...  Ћна  ему
подарила... •орошо?
     - „а, - серьезно и глубоко сказал певец.
     - “ нее был большой талант... “мерла она... застрелилась, говорЯт,  что
ли...
     „олговЯзый певец ничего не сказал. ЏостоЯл и отошел.
     ‘тали собиратьсЯ домой.  Ѓыла  уже  ночь,  и  лошадей  нашли  только  с
фонарем. ЋпЯть долговЯзый молодой  человек  взмостилсЯ  на  козлы,  рЯдом  с
кучером.
     Џеровский и ‹идиЯ Џавловна долго шли за экипажем.  Џеровский  продолжал
спорить с доктором, но уже безнадежным, упавшим голосом. „октор не возражал.
‹идиЯ Џавловна просила заезжать еще.
     - „митрий Ђркадьевич новые ноты получит, - говорила она в темноте.
     - Ќепременно, непременно... - отвечал из мрака невидимый доктор.
     € все чувствовали, что больше не приедут.
     Џеровский молчал.
     ’ьма лежала на плоскогорьЯх, и туман злобно клубилсЯ в их  тысЯчелетних
морщинах. Ќе успели отъехать полверсты, как хуторок  совершенно  растаЯл  во
мраке, только огонек в освещенном окне еще сверкал, но и он скоро  мигнул  и
исчез за поворотом. „олжно быть, заехали за деревьЯ.