дной  части
коридора  в   другую  (это   делалось  из  предосторожности,  чтобы  они  не
сознакомились со  своими арестантами, не были ими уговорены или  подкуплены;
впрочем, надзиратели оплачивались выше, чем преподаватели или инженеры). € в
каждый  глазок надзиратель обЯзан был заглЯнуть не  реже одного раза  в  три
минуты. Ќаделашину,  при  его исключительной  памЯти  на лица, казалось:  он
помнил всех  до одного арестантов своего тюремного  этажа с 1935 по 1947 год
(когда его оттуда перевели в Њарфино) -- и знаменитых вождей, как Ѓухарин, и
простых фронтовых офицеров, как Ќержин. …му казалось: он любого из них узнал
бы  теперь на  улице  в любой одежде  -- только они не возвращались на улицы
никогда. ‹ишь  здесь,  в  Њарфино,  он  и  встретил  некоторых старых  своих
подзамочных -- разумеетсЯ, не  даваЯ  им понЯть,  что  узнал.  Ћн  помнил их
цепенеющими  от насильственной бессонницы в ослеплЯюще-Ярких <i>боксах</i> площадью
в квадратный  метр;  разрезающими ниткою четырЈхсотграммовую  сырую  хлебную
пайку;  углублЈнными  в   старинные  красивые  книги,  которыми  изобиловала
тюремнаЯ библиотека; цепочкой выходЯщими на  оправку; закладывающими руки за
спину  при  вызове на допрос; в  повеселевших  разговорах  последние полчаса
перед отбоем; и лежащими зимнею ночью при Ярком свете с руками поверх одеЯл,
укутанными длЯ {212}  тепла полотенцами  --  режим  требовал будить тех, кто
спрЯтал руки под одеЯло, и заставлЯть вынимать.
     Ќаделашин больше всего любил слушать споры и разговоры этих белобородых
академиков,   свЯщенников,   старых   большевиков,   генералов   и  потешных
иностранцев. …му  и по службе полагалось подслушивать, но он слушал также  и
длЯ себЯ. Ќаделашину хотелось  бы, но из-за обЯзанностей  службы никогда  не
удавалось, без перерыву послушать чей-нибудь рассказ от начала до конца: как
человек  жил  раньше  и за что его посадили. …го поражало,  что  люди  эти в
грозные  месЯцы ломки  своей жизни и решениЯ своей судьбы находили  мужество
говорить не о своих  страданиЯх, но о чЈм попало: об итальЯнских художниках,
о  нравах  пчЈл, об  охоте на  волков или о  том,  как  строит дома какой-то
Љар-бу-зе -- и дома-то строил он не им.
     Ђ однажды пришлось услышать  Ќаделашину  разговор, который его особенно
заинтересовал.  Ћн сидел  в  заднем тамбуре  воронка  и сопровождал запертых
внутри  двоих  арестантов. €х  перевозили с  Ѓольшой ‹убЯнки  на ‘ухановскую
<i>дачу</i>-  безысходную зловещую подмосковную  тюрьму,  откуда  многие уходили  в
могилу или в сумасшедший дом. ‘ам Ќаделашин там не работал, но слышал, что и
кормили там с изощрЈнным  мучительством: арестантам не  готовили, как везде,
грубую тЯжЈлую пищу,  а приносили из соседнего  дома отдыха ароматную нежную
еду.  Џытка состоЯла в порциЯх: заключЈнному приносили полблюдечка  бульона,
одну восьмую часть  котлеты, две стружки жареного  картофелЯ. Ќе  кормили --
напоминали об утерЯнном. ќто было много надсаднее, чем миска пустой баланды,
и тоже помогало сводить с ума.
     ‘лучилось,  что этих двух арестантов в  воронке не  разделили,  а везли
почему-то вместе. —то они  говорили вначале,  Ќаделашин  не слышал  за шумом
мотора. Ќо  потом с мотором сталась неполадка, шофЈр ушЈл  куда-то, а офицер
сидел  в кабине. €  негромкую  арестантскую  беседу Ќаделашин  услышал через
решЈтку в задней двери. Ћни ругали правительство и царЯ -- но не нынешнее, и
не ‘талина -- они  ругали... императора Џетра Џервого. —ем он им помешал? --
только разделывали его на все лады. Ћдин  из них ругал его между  прочим  за
то, что  ЏЈтр  иска-  {213}  зил и отнЯл  русскую  народную  одежду,  и  тем
обезличил свой народ перед другими. Ђрестант этот перечислЯл подробно, какие
были одежды, как они выглЯдели,  в каких  случаЯх надевались. Ћн уверЯл, что
ещЈ  и теперь не поздно воскресить отдельные  части этих  одежд,  достойно и
удобно сочетав их с одеждой современной, а не копировать слепо Џариж. „ругой
арестант пошутил  -- они  ещЈ  могли шутить!  --  что длЯ этого  нужно  двух
человек:  гениального портного, который сумел бы всЈ это сочетать, и модного
тенора, который носил бы эти одежды и фотографировалсЯ в них, после чего всЯ
ђоссиЯ быстро бы их перенЯла.
     ђазговор   этот   особенно   заинтересовал   Ќаделашина   потому,   что
портнЯжество  оставалось  его тайной страстью.  Џосле дежурств в  накалЈнных
безумием коридорах главной  политической тюрьмы его успокаивал  шорох ткани,
податливость складок, беззлобность работы.
     Ћн  обшивал ребЯтишек,  шил  платьЯ жене и костюмы себе. ’олько скрывал
это.
     ‚оеннослужащему -- считалось стыдно.

--------
        29

     “ подполковника Љлиментьева волосы  были -- то,  что называетсЯ  смоль:
блестЯще-чЈрные,  как  отлитые,  они  лежали  гладко на  голове,  разделЯЯсь
пробором, и будто слипались в круглых усах. Ѓрюшка у него не было, и в сорок
пЯть лет он держалсЯ  стройным  молодым военным.  …щЈ  -- он не улыбалсЯ  на
службе никогда, и это усиливало черноватую мрачность его лица.
     ЌесмотрЯ  на воскресенье, он  приехал  даже  раньше  обычного. ‚ разгар
арестантской  прогулки  пересек  прогулочный  двор,  с  полувзглЯда  заметив
беспорЯдки на нЈм -- но не ронЯЯ своего чина, ни во что не вмешалсЯ, а вошЈл
в  здание  штаба  спецтюрьмы, на  ходу  велев дежурному  Ќаделашину  вызвать
заключЈнного Ќержина и ЯвитьсЯ самому. ЏересекаЯ двор, подполковник особенно
уследил, как встречные арестанты старались одни -- пройти быстрей, другие --
замедлитьсЯ, отвернутьсЯ, чтобы толь- {214} ко не сойтись с ним и лишний раз
не поздороватьсЯ. Љлиментьев холодно заметил это и не обиделсЯ. Ћн знал, что
здесь только  отчасти  -- истое  пренебрежение его  должностью,  а больше --
стеснение перед  товарищами,  боЯзнь показатьсЯ услужливым. Џочти  каждый из
этих заключЈнных, вызванный в его кабинет в одиночку, держалсЯ приветливо, а
некоторые  даже  заискивающе. ‡а решЈткой содержались люди разные, и  стоили
они  разно.  Љлиментьев понЯл  это давно.  “важаЯ их право  быть гордыми, он
неколебимо стоЯл  на своЈм праве быть строгим. ‘олдат в душе, он, как думал,
внЈс в тюрьму не издевательскую дисциплину палачей, а разумную военную.
     Ћн отпер кабинет. ‚ кабинете было жарко, и стоЯл спЈртый неприЯтный дух
от  краски,  выгоравшей на радиаторах. Џодполковник  открыл  форточку,  снЯл
шинель,  сел,  закованный  в  китель,  за   стол  и  оглЯдел  его  свободную
поверхность. Ќа субботнем неперевЈрнутом листке календарЯ была запись:
     "ілка?"
     €з этого полупустого кабинета,  где  средства производства состоЯли ещЈ
только из железного шкафа с тюремными <i>делами</i>, полудюжины стульев, телефона и
кнопки звонка, подполковник Љлиментьев без всЯкого видимого сцеплениЯ, тЯг и
шестерЈнок успешно управлЯл внешним ходом трЈх сотен  арестантских жизней  и
службой пЯтидесЯти надзирателей.
     ЌесмотрЯ на то,  что он  приехал  в  воскресенье  (его  он  должен  был
отгулЯть в  будни)  и  на полчаса  раньше, Љлиментьев  не  утратил  обычного
хладнокровиЯ и уравновешенности.
     Њладший лейтенант  Ќаделашин предстал, робеЯ. Ќа щеках его выступило по
круглому румЯному  пЯтну. Ћн  очень  боЯлсЯ подполковника,  хотЯ тот за  его
многочисленные  упущениЯ ни  разу  не испортил  ему  личного дела.  ‘мешной,
круглолицый, совсем  не военный, Ќаделашин тщетно  пыталсЯ принЯть положение
"смирно".
     Ћн  доложил,  что ночное дежурство прошло  в  полном порЯдке, нарушений
никаких не было, чрезвычайных же  происшествий два:  одно изложено в рапорте
(он положил  перед Љлиментьевым рапорт  на угол  стола,  но рапорт тотчас же
сорвалсЯ  и  по замысловатой  кривой  спланировал {215}  под  дальний  стул.
Ќаделашин кинулсЯ за ним туда и  снова принЈс на стол), второе же состоЯло в
вызове заключЈнных Ѓобынина и ЏрЯнчикова к министру ѓосбезопасности.
     Џодполковник  сдвинул  брови, расспросил  подробнее об  обстоЯтельствах
вызова и возвращениЯ. Ќовость была, разумеетсЯ, неприЯтнаЯ и даже тревожнаЯ.
Ѓыть начальником ‘пецтюрьмы № 1 значило -- всегда быть на вулкане, и  всегда
на глазах у  министра. ќто не был какой-нибудь отдалЈнный  лесной  лагпункт,
где начальник лагерЯ мог иметь гарем, скоморохов и, как феодал, выносить сам
приговоры. ‡десь надо было  быть законником,  ходить по струнке инструкции и
не  обронить капельки личного гнева  или  милосердиЯ. Ќо  Љлиментьев таким и
был. Ћн не думал, чтобы Ѓобынину или ЏрЯнчикову сегоднЯ ночью нашлось на что
незаконное пожаловатьсЯ в его действиЯх. Љлеветы же по  долгому опыту службы
он со стороны заключЈнных не опасалсЯ. Ћклеветать могли сослуживцы.
     ‡атем  он пробежал рапорт Ќаделашина и понЯл, что всЈ -- чушь. ‡а то он
и держал Ќаделашина, что тот был грамотен и толков.
     Ќо сколько же у него было недостатков! Џодполковник прочЈл ему выговор.
Ћн  обстоЯтельно  напомнил,  какие  были упущениЯ  ещЈ  в  прошлое дежурство
Ќаделашина: на две минуты был задержан утренний вывод заключЈнных на работу;
многие койки  в  камерах были  заправлены  небрежно, и Ќаделашин не  проЯвил
твЈрдости вызвать  соответствующих заключЈнных с работы и перезаправить. Ћбо
всЈм этом ему говорилось тогда же.  Ќо Ќаделашину  сколько ни говори  -- всЈ
как  об  стенку  горох.  Ђ  сейчас  на  утренней  прогулке? Њолодой  „оронин
неподвижно  стоЯл   на   самой   черте   прогулочной  площадки,   пристально
рассматривал зону  и пространство за зоной в сторону оранжерей -- а ведь там
местность пересечЈннаЯ, идЈт овражек, ведь это очень  удобно  длЯ побега.  Ђ
„оронину срок -- двадцать пЯть лет, за спиной у него -- подделка  документов
и  всесоюзный  розыск  два  года!  € никто  из  нарЯда не потребовал,  чтобы
„оронин, не задерживаЯсь, проходил по кругу. Џотом -- где гулЯл ѓерасимович?
Ћт  всех отбившись, за большими  липами  в сторону мех- {216}  мастерских. Ђ
какое <i>дело</i> у ѓерасимовича? “  ѓерасимовича -- второй срок, у него "пЯтьдесЯт
восемь  один-Ђ через девЯтнадцатую", то есть  измена родине через намерение.
Ћн не изменил, но и не  доказал также, что приехал в ‹енинград  в первые дни
войны  не длЯ того,  чтобы дождатьсЯ немцев. Ќаделашин помнит  ли, что  надо
постоЯнно  изучать  заключЈнных и непосредственным наблюдением  и  по личным
делам?  Ќаконец,  какой  вид у  самого Ќаделашина? ѓимнастЈрка  не  одЈрнута
(Ќаделашин одЈрнул),  звЈздочка  на шапке перекосилась (Ќаделашин поправил),
приветствие  отдаЈт,  как баба, --  мудрено  ли, что в  дежурство Ќаделашина
заключЈнные  не  заправлЯют  коек? Ќезаправленные  же  койки --  это опаснаЯ
трещина  в  тюремной  дисциплине.  ‘егоднЯ  коек  не   заправили,  а  завтра
взбунтуютсЯ и на работу не пойдут.
     ‡атем подполковник  перешЈл  к  приказаниЯм:  надзирателей, назначенных
сопровождать   свидание,   собрать  в  третьей  комнате   длЯ   инструктажа.
‡аключЈнный Ќержин пусть ещЈ постоит в коридоре. Њожно идти.
     Ќаделашин вышел распаренный.  ‘лушаЯ начальство, он всЯкий раз искренне
сокрушалсЯ о справедливости всех упрЈков и указаний и зарекалсЯ их нарушать.
Ќо  служба  шла,  он сталкивалсЯ опЯть с  десЯтками  арестантских воль,  все
тЯнули в  разные стороны, каждому  хотелось  какого-то  кусочка  свободы,  и
Ќаделашин не мог  отказать им  в этом  кусочке, надеЯсь -- авось, да пройдЈт
незамеченным.
     Љлиментьев взЯл ручку и зачеркнул запись "Јлка?" на календаре.  ђешение
он принЯл вчера.
     …лок никогда в  спецтюрьмах  не бывало. Ќо  заключЈнные -- и не  раз, и
очень  солидные  из  них,  упорно просили  в  этом  году  устроить  Јлку.  €
Љлиментьев стал  думать  --  а  почему бы и в  самом деле не разрешить? џсно
было, что  от  Јлки ничего  худого  не  случитсЯ, и  пожару не будет  --  по
электричеству все тут профессора. Ќо очень важно в  новогодний вечер,  когда
вольные служащие института уедут в Њоскву веселитьсЯ, дать разрЯдку и здесь.
…му   известно  было,  что  предпраздничные  вечера  --  самые  тЯжЈлые  длЯ
заключЈнных, кто-нибудь может решитьсЯ на поступок отчаЯнный, бессмысленный.
€ он звонил  вчера  в  ’юремное “правление, которому  непосредственно  {217}
подчинЯлсЯ,   и   согласовывал  Јлку.  ‚  инструкциЯх  написано   было,  что
запрещаютсЯ музыкальные инструменты, но о  Јлках нигде  ничего  не нашли,  и
потому  согласиЯ  не   дали,  но  и  прЯмого  запрета  не  наложили.  „олгаЯ
безупречнаЯ   служба   придавала   устойчивость   и   уверенность  действиЯм
подполковника  Љлиментьева. €  ещЈ вечером,  на эскалаторе метро, по  дороге
домой, Љлиментьев решил -- ладно, пусть Јлка будет!
     €, входЯ в  вагон метро, он с удовольствием думал о себе,  что ведь  по
сути  он же  умный деловой  человек, не канцелЯрскаЯ  пробка, и даже  добрый
человек, а заключЈнные  никогда этого не оценЯт и  никогда не узнают, кто не
хотел разрешить им Јлку, а кто разрешил.
     Ќо самому Љлиментьеву почему-то хорошо стало от  принЯтого  решениЯ. Ћн
не  спешил втолкнутьсЯ в вагон с другими москвичами,  зашЈл последний  перед
смыком дверей и не  старалсЯ захватить  место, а взЯлсЯ за столбик и смотрел
на  своЈ мужественное  неЯсно-отсвечивающее изображение в зеркальном стекле,
за которым проносилась чернота туннелЯ  и бесконечные трубы с кабелем. Џотом
он  перевЈл взглЯд на  молодую  женщину,  сидЯщую подле него. Ћна была одета
старательно, но недорого: в чЈрной шубе из искусственного каракулЯ и в такой
же  шапочке.  Ќа  коленЯх у  неЈ  лежал туго  набитый  портфель.  Љлиментьев
посмотрел на  неЈ и подумал, что у неЈ приЯтное  лицо,  только утомлЈнное, и
необычный длЯ молодых женщин взглЯд, лишЈнный интереса к окружающему.
     Љак раз в этот момент женщина взглЯнула в  его  сторону, и они смотрели
друг на друга столько, сколько без выражениЯ задерживаютсЯ взглЯды случайных
попутчиков. € за это времЯ глаза женщины  насторожились, как будто тревожный
неуверенный  вопрос  промелькнул в  них.  Љлиментьев,  памЯтливый  по  своей
профессии  на лица, при этом узнал женщину и не успел во взглЯде скрыть, что
узнал, она же заметила его колебание и, видно, утвердилась в догадке.
     ќто была жена заключЈнного Ќержина, Љлиментьев видел еЈ на  свиданиЯх в
’аганке.
     Ћна нахмурилась, отвела глаза  и опЯть взглЯнула на Љлиментьева. Ћн уже
смотрел в туннель, но  уголком глаза чувствовал, как она смотрит.  €  тотчас
она  решительно  {218} встала и подвинулась к нему, так что он  был вынужден
опЯть на неЈ обернутьсЯ.
     Ћна встала  решительно,  но,  встав,  всю  эту  решительность потерЯла.
ЏотерЯла всю  независимость самостоЯтельной молодой женщины, едущей в метро,
и  так  это выглЯдело,  будто  она  со своим  тЯжЈлым  портфелем  собиралась
уступить место подполковнику.  Ќад ней  тЯготел несчастный  жребий  всех жЈн
политических заключЈнных,  то  есть  жЈн <i>врагов  народа:</i>  к кому  б  они  ни
обращались,  куда  б  ни  приходили,  где  известно  было   их  безудачливое
замужество -- они  как бы влачили за собой несмываемый позор мужей, в глазах
всех  они  как  бы делили тЯжесть вины  того  чЈрного  злодеЯ, кому  однажды
неосторожно  вверили   свою  судьбу.  €   женщины   начинали  ощущать   себЯ
действительно  виновными, какими сами  <i>враги народа</i>- их обтерпевшиесЯ мужьЯ,
напротив, себЯ не чувствовали.
     ЏриблизЯсь, чтобы пересилить громыхание поезда, женщина спросила:
     -- ’оварищ  подполковник! џ  очень прошу вас  менЯ простить! ‚едь вы...
начальник моего мужа? џ не ошибаюсь?
     Џеред Љлиментьевым за много лет его службы тюремным офицером вставало и
стоЯло  множество всЯких женщин, и  он не  видел ничего необыкновенного в их
зависимом  робком  виде.  Ќо  здесь,  в  метро,  хотЯ  спросила  она в очень
осторожной форме, -- на  глазах у всех эта просительнаЯ фигура женщины перед
ним выглЯдела неприлично.
     --  ‚ы...  зачем же встали?  ‘идите,  сидите, --  смущЈнно  говорил он,
пытаЯсь за рукав посадить еЈ.
     --  Ќет, нет, это не  имеет  значениЯ! -- отклонЯла  женщина,  сама  же
настойчивым,  почти  фанатическим  взглЯдом  смотрела  на  подполковника. --
‘кажите, почему уже целый год нет сви... не могу его увидеть? Љогда же можно
будет, скажите?
     €х встреча была  таким  же совпадением, как если бы  песчинкой за сорок
шагов попасть  в песчинку.  Ќеделю назад  из ’юремного “правлениЯ ЊѓЃ пришло
между  другими  разрешение зэ-ка  Ќержину на свидание с  женой в воскресенье
двадцать пЯтого декабрЯ  тысЯча девЯтьсот сорок девЯтого года в ‹ефортовской
тюрьме. Ќо при этом было {219} примечание, что по адресу "до востребованиЯ",
как просил заключЈнный, посылать жене извещение о свидании запрещаетсЯ.
     Ќержин  тогда  был  вызван  и  спрошен  об  истинном  адресе  жены.  Ћн
пробормотал,  что  не знает. Љлиментьев,  сам  приученный тюремными уставами
никогда не открывать заключЈнным правды, не предполагал искренности и в них.
Ќержин, конечно, знал, но не хотел сказать, и Ясно было,  почему не хотел --
по  тому  самому,  почему  ’юремное  “правление  не  разрешало  адресов  "до
востребованиЯ":  извещение  о  свидании посылалось открыткой. ’ам  писалось:
"‚ам разрешено  свидание с вашим  мужем  в такой-то  тюрьме". Њало того, что
адрес жены  регистрировалсЯ в ЊѓЃ  -- министерство  добивалось, чтобы меньше
было охотниц получать эти открытки, чтоб о жЈнах врагов народа было известно
всем  их соседЯм, чтобы  такие  жЈны были выЯвлены, изолированы и вокруг них
было бы создано здоровое общественное мнение. †Јны именно этого и боЯлись. Ђ
у  жены  Ќержина и  фамилиЯ  была  другаЯ. Ћна Явно  скрывалась  от  ЊѓЃ.  €
Љлиментьев сказал тогда Ќержину, что, значит, свиданиЯ не будет. € не послал
извещениЯ.
     Ђ сейчас эта женщина при молчаливом внимании окружающих так унизительно
встала и стоЯла перед ним.
     -- ЌельзЯ писать до  востребованиЯ, -- сказал он с той лишь громкостью,
чтобы за грохотом услышала она одна.
     -- Ќадо дать адрес.
     -- Ќо Я уезжаю! -- живо изменилось лицо женщины.
     --  џ  очень  скоро  уезжаю, и  у менЯ уже  нет постоЯнного  адреса, --
очевидно лгала она.
     Њысль Љлиментьева  была --  выйти на  первой  же остановке, а  если она
последует за ним, то в вестибюле, где малолюдней, объЯснить, что недопустимы
такие разговоры на внеслужебной почве.
     †ена врага народа как будто даже забыла о  своей неискупимой вине!  Ћна
смотрела  в  глаза  подполковнику   сухим,  горЯчим,  просЯщим,  невменЯемым
взглЯдом. Љлиментьев поразилсЯ этому  взглЯду --  какаЯ сила приковала еЈ  с
таким упорством и с такой безнадЈжностью к человеку,  которого она годами не
видит и который только губит всю еЈ жизнь? {220}
     -- Њне это очень, очень нужно!  -- уверЯла  она с расширенными глазами,
ловЯ колебание в лице Љлиментьева.
     Љлиментьев  вспомнил  о бумаге,  лежавшей  в  сейфе  спецтюрьмы. ‚ этой
бумаге,  в развитие "ЏостановлениЯ об укреплении тыла", наносилсЯ новый удар
по родственникам,  уклонЯющимсЯ  от  дачи  адресов. Ѓумагу  эту  майор Њышин
предполагал объЯвить  заключЈнным в понедельник. ќта женщина, если не завтра
и если не  даст адреса, не увидит  своего мужа  впредь и может быть никогда.
…сли же сейчас сказать ей, то формально извещениЯ не посылалось, в книге оно
не регистрировалось, а она как бы сама пришла в ‹ефортово наугад.
     Џоезд сбавлЯл ход.
     ‚се эти мысли быстро пронеслись в  голове подполковника Љлиментьева. Ћн
знал  главного  врага заключЈнных  --  это были  сами  заключЈнные.  €  знал
главного врага всЯкой женщины  -- это была  сама  эта женщина. ‹юди не умеют
молчать  даже  длЯ собственного  спасениЯ.  “же бывало  в  его  карьере, что
проЯвлЯл он глупую мЯгкость, разрешал что-нибудь недозволенное, и  никто  бы
никогда не  узнал --  но  те  самые,  кто пользовались  поблажкой,  сами  же
умудрЯлись и разболтать о ней.
     ЌельзЯ было проЯвлЯть уступчивости и теперь!
     Ћднако,  при  смЯгчЈнном  грохоте  поезда,  уже  в  виду  замелькавшего
цветного мрамора станции, Љлиментьев сказал женщине:
     -- ‘видание вам  разрешено. ‡автра к десЯти часам утра приезжайте... --
он не сказал "в ‹ефортовскую тюрьму", ибо пассажиры уже подходили к дверЯм и
были рЯдом, -- ‹ефортовский вал -- знаете?
     -- ‡наю, знаю, -- радостно закивала женщина.
     € откуда-то в еЈ глазах, только что сухих, уже было полно слез.
     ЋберегаЯсь этих слез, благодарностей и иной всЯкой болтовни, Љлиментьев
вышел на перрон, чтобы пересесть в следующий поезд.
     Ћн сам удивлЯлсЯ и досадовал, что так сказал.
     Џодполковник  оставил Ќержина  дожидатьсЯ в коридоре штаба  тюрьмы, ибо
вообще Ќержин был арестант {221} дерзкий и всегда доискивалсЯ законов.
     ђасчЈт подполковника  был верен: долго  простоЯв в  коридоре, Ќержин не
только обезнадЈжилсЯ  получить свидание,  но  и, привыкший  ко всЯким бедам,
ждал чего-нибудь нового плохого.
     ’ем более он был поражЈн, что через час едет  на  свидание.  Џо кодексу
высокой арестантской этики, им самим  среди  всех  насаждаемому,  надо  было
ничуть не выказать радости, ни даже удовлетворениЯ, а равнодушно уточнить, к
какому  часу быть готовым  -- и уйти. ’акое поведение он считал необходимым,
чтобы начальство  меньше  понимало душу арестанта и не знало  бы меры своего
воздействиЯ. Ќо переход был  столь резок, радость  -- так велика, что Ќержин
не удержалсЯ, осветилсЯ и от сердца поблагодарил подполковника.
     Ќапротив, подполковник не дрогнул в лице.
     €  тут  же  пошЈл  инструктировать  надзирателей,  едущих  сопровождать
свидание.
     ‚ инструктаж входили: напоминание о  важности и сугубой секретности  их
объекта;  разъЯснение о закоренелости  государственных преступников,  едущих
сегоднЯ  на  свидание;  об  их  единственном  упрЯмом  замысле  использовать
нынешнее свидание длЯ передачи доступных им государственных тайн через своих
жЈн -- непосредственно в ‘оединЈнные таты Ђмерики.  (‘ами надзиратели  даже
приблизительно не ведали, что  разрабатываетсЯ в стенах лабораторий, и в них
легко вселЯлсЯ свЯщенный ужас, что  клочок бумажки, переданный отсюда, может
погубить всю страну.) „алее следовал перечень  основных возможных тайников в
одежде, в обуви и приЈмов их обнаружениЯ (одежда, впрочем, выдавалась за час
до свиданиЯ -- особаЯ, показнаЯ).  ЏутЈм собеседованиЯ уточнЯлось, насколько
прочно   усвоена  инструкциЯ  об  обыске;  наконец,  прорабатывались  разные
примеры, какой оборот может принЯть разговор свидающихсЯ, как вслушиватьсЯ в
него и прерывать все темы, кроме лично-семейных.
     Џодполковник Љлиментьев знал устав и любил порЯдок.

{222}

--------
        30

     Ќержин,  едва  не сбив  с  ног  в  полутЈмном  коридоре штаба  младшину
Ќаделашина, побежал в общежитие  тюрьмы.  ‚сЈ так же  болталось на  его  шее
из-под телогрейки короткое вафельное полотенце.
     Џо  удивительному  свойству  человека  всЈ  мгновенно  преобразилось  в
Ќержине. …щЈ пЯть  минут назад, когда он стоЯл в коридоре  и  ожидал вызова,
всЯ его  тридцатилетнЯЯ жизнь  представлЯлась ему  бессмысленной  удручающей
цепью неудач, из  которых  он не  имел сил выбарахтатьсЯ. €  главные из этих
неудач  были -- вскоре после  женитьбы  уход на  войну,  и  потом  арест,  и
многолетнЯЯ разлука с женой. €х любовь Ясно виделась ему роковой, обречЈнной
на растоптание.
     Ќо  вот  ему было объЯвлено свидание сегоднЯ  к полудню  -- и  в  новом
солнце предстала ему тридцатилетнЯЯ жизнь: жизнь, натЯнутаЯ тетивой;  жизнь,
осмысленнаЯ в мелком и в крупном; жизнь от одной дерзкой удачи к другой, где
самыми  неожиданными ступеньками  к  цели  были  уход  на войну, и арест,  и
многолетнЯЯ разлука с женой. ‘о стороны по видимости  несчастливый, ѓлеб был
тайно счастлив в этом несчастьи. Ћн испивал его, как родник, он вызнавал тут
тех людей и те событиЯ, о которых на ‡емле  больше нигде нельзЯ было узнать,
и уж конечно  не  в  покойной сытой замкнутости домашнего очага. ‘ молодости
больше всего  боЯлсЯ  ѓлеб  погрЯзнуть в  повседневной  жизни.  Љак  говорит
пословица: не море топит, а лужа.
     Ђ к жене он  вернЈтсЯ! ‚едь свЯзь их душ непрерывна! ‘видание! €менно в
день  рождениЯ!  €менно  после вчерашнего разговора с  Ђнтоном!  Ѓольше  ему
никогда здесь  не  дадут  свиданиЯ,  но  сегоднЯ  оно  важнее  всего!  Њысли
вспыхивали и  проносились  огненными  стрелами: об э'том не забыть! об э'том
сказать! об э'том! ещЈ об э'том!
     Ћн  вбежал  в полукруглую камеру,  где арестанты сновали,  шумели,  кто
возвращалсЯ  с завтрака, кто только шЈл умыватьсЯ, а ‚алентулЯ сидел в одном
белье,  сбросив {223} одеЯло, и  рассказывал, размахиваЯ руками и хохоча,  о
своЈм разговоре  с  ночным начальником,  оказавшимсЯ,  как потом выЯснилось,
министром! Ќадо и ‚алентулю послушать! -- была та изумительнаЯ минута жизни,
когда изнутри  разрывает поющую клетку рЈбер, когда, кажетсЯ, ста лет  мало,
чтобы всЈ  переделать.  Ќо нельзЯ было пропустить и  завтрака:  арестантскаЯ
судьба далеко не всегда дарит такое событие как завтрак.  Љ  тому же рассказ
‚алентули подходил к бесславному концу: комната произнесла ему приговор, что
он -- дешЈвка и мелкота,  раз  не высказал  Ђбакумову  насущных арестантских
нужд. ’еперь  он вырывалсЯ и  визжал, но человек  пЯть  палачей-добровольцев
стащили  с  него  кальсоны и под общее  улюлюканье, вой и  хохот прогнали по
комнате, нажариваЯ ремнЯми и поливаЯ горЯчим чаем из ложек.
     Ќа  нижней  койке  лучевого прохода к  центральному  окну,  под  койкой
Ќержина и против опустевшей  койки ‚алентули,  пил свой  утренний чай Ђндрей
Ђндреевич Џотапов. ЌаблюдаЯ  за общей  забавой, он смеЯлсЯ до слез и вытирал
их под  очками.  Љровать  Џотапова была ещЈ  при  подъЈме застелена  в форме
жЈсткого  прЯмоугольного параллелепипеда. •леб  к чаю он маслил очень тонким
слоем: он не  прикупал ничего  в тюремном ларьке, отсылаЯ все зарабатываемые
деньги своей "старухе". (Џлатили  же ему по масштабам  шарашки много --  сто
пЯтьдесЯт рублей в месЯц, в три раза меньше вольной уборщицы, так как был он
незаменимым специалистом и на хорошем счету у начальства.)
     Ќержин на ходу снЯл телогрейку, зашвырнул еЈ к  себе наверх, на ещЈ  не
стеленную постель,  и, приветствуЯ Џотапова, но не  дослышиваЯ  его  ответа,
убежал завтракать.
     Џотапов был тот самый инженер, который признал на следствии, подписал в
протоколе, подтвердил на суде, что он лично продал немцам  и притом задешево
первенец  сталинских  пЯтилеток  „непроѓќ‘,  правда  --  уже  во  взорванном
состоЯнии. € за это невообразимое, не имеющее себе равных злодейство, только
по  милости  гуманного  трибунала, Џотапов  был  наказан всего лишь  десЯтью
годами  заключениЯ  и   пЯтью  годами  последующего  лишениЯ  прав,  что  на
арестантском Языке называлось "десЯть и {224} пЯть <i>по рогам</i> ".
     Ќикому, кто знал Џотапова в юности, а тем более ему самому, не могло бы
пригрезитьсЯ, что,  когда ему  стукнет сорок  лет,  его  посадЯт в тюрьму за
политику. „рузьЯ Џотапова справедливо называли  его  роботом. †изнь Џотапова
была  --  только работа; даже трЈхдневные праздники  томили его, а отпуск он
взЯл за всю жизнь один раз -- когда женилсЯ. ‚ остальные годы не находилось,
кем его заменить,  и он охотно от отпуска отказывалсЯ. ‘тановилось ли худо с
хлебом, с  овощами или с сахаром -- он мало замечал эти внешние  событиЯ: он
сверлил  в поЯсе  ещЈ  одну дырочку, затЯгивалсЯ  потуже  и  продолжал бодро
заниматьсЯ  единственным,  что было интересного  в  мире  -- высоковольтными
передачами. Ћн, кроме шуток, очень смутно представлЯл себе других, остальных
людей, которые занимались не высоковольтными  передачами. ’ех же, кто вообще
руками ничего не создавал, а только кричал на собраниЯх или писал в газетах,
Џотапов  и за  людей  не  считал. Ћн  заведовал  всеми электроизмерительными
работами на „непрострое, и на „непрострое женилсЯ, и жизнь жены,  как и свою
жизнь, отдал в ненасытный костЈр пЯтилеток.
     ‚ сорок первом  году  они  уже строили другую станцию. “ Џотапова  была
бронЯ от армии. Ќо узнав,  что „непроѓќ‘, творение их молодости, взорван, он
сказал жене:
     -- ЉатЯ! Ђ ведь надо идти.
     € она ответила:
     -- „а, Ђндрюша, иди!
     € Џотапов пошЈл -- в очках минус три диоптрии,  с перекрученным поЯсом,
в складчато-сморщенной гимнастЈрке и с кобурой пустой, хотЯ носил один кубик
в петлице --  на  втором  году хорошо подготовленной  войны  ещЈ не  хватало
оружиЯ длЯ офицеров. Џод Љасторной, в дыму от горЯщей ржи и в июльском зное,
он  попал в плен. €з  плена  бежал, но, не добравшись  до своих, второй  раз
попал. € убежал во второй раз, но в чистом поле на него опустилсЯ парашютный
десант -- и так попал он в третий раз.
     Ћн  прошЈл каннибальские лагерЯ Ќовоград-‚олынска и —енстохова, где ели
кору  с деревьев, траву и умер- {225} ших  товарищей. €з такого лагерЯ немцы
вдруг взЯли  его  и  привезли  в  Ѓерлин,  и  там  человек (  "вежливый,  но
сволочь"), прекрасно говоривший по-русски, спросил, можно ли верить,  что он
тот самый  днепростроевский  инженер  Џотапов. Њожет  ли он в доказательство
начертить, ну скажем, схему включениЯ тамошнего генератора?
     ‘хема  эта  когда-то  была  распубликована,  и  Џотапов,  не колеблЯсь,
начертил еЈ. Ћб  этом он сам же потом и рассказал, мог и не рассказывать, на
следствии.
     ќто и называлось в его деле -- выдачей тайны „непроѓќ‘а.
     Ћднако,  в  дело  не  было  включено дальнейшее:  неизвестный  русский,
удостоверив  таким   образом  личность  Џотапова,  предложил  ему  подписать
добровольное изъЯвление  готовности  восстанавливать  „непроѓќ‘ --  и тотчас
получить  освобождение  из лагерЯ,  продуктовые карточки,  деньги и  любимую
работу.
     Ќад этим  заманчивым  подложенным  ему  листом  тЯжЈлаЯ дума прошла  по
многоморщинному лицу робота. € не биЯ себЯ  в грудь, и не  выкрикиваЯ гордых
слов, никак не претендуЯ стать посмертно героем ‘оветского ‘оюза, -- Џотапов
своим южным говорком скромно ответил:
     -- ‚ы  ж  понимаете, Я ведь  присЯгу  подписывал. Ђ если это подпишу --
вроде противоречие, а?
     ’ак мЯгко, не театрально, Џотапов предпочЈл смерть благополучию.
     --  —то ж, Я уважаю  ваши убеждениЯ,  -- ответил неизвестный русский  и
вернул Џотапова в каннибальский лагерь.
     ‚от за это самое советский трибунал Џотапова  уже не судил и дал только
десЯть лет.
     €нженер Њаркушев, наоборот,  такое изъЯвление подписал и пошЈл работать
к немцам -- и ему тоже трибунал дал десЯть лет.
     ќто был почерк ‘талина! -- то слепородное уравнивание  друзей и врагов,
которое выделЯло его изо всей человеческой истории!
     €  ещЈ за то  не  судил  трибунал Џотапова,  что  в сорок  пЯтом  году,
посаженный на советский  танк десантником,  он в  тех же своих надколотых  и
подвЯзанных очЈчках с ав- {226} томатом ворвалсЯ в Ѓерлин.
     ’ак Џотапов легко отделалсЯ, получив только <i>десЯть и пЯть по рогам</i>.

     Ќержин вернулсЯ с завтрака, сбросил ботинки и взлез наверх,  раскачиваЯ
себЯ   и  Џотапова.  …му   предстоЯло  выполнить  ежедневное  акробатическое
упражнение: застелить постель без помЯтостей, стоЯ на ней ногами. Ќо едва он
откинул   подушку,  как  обнаружил  портсигар  из  тЈмно-красной  прозрачной
пластмассы,  наполненный  впритирочку  в один  слой  двенадцатью  папиросами
"Ѓеломорканал" и перевитый  полоской  простой бумаги,  на  которой чертЈжным
шрифтом было выведено:

     ‚от как убил он десЯть лет,
     “тратЯ жизни лучший цвет.

     ЋшибитьсЯ  было  нельзЯ. Ћдин Џотапов на  всей  шарашке совмещал в себе
способности  к  мастерским  изделиЯм  и  к  цитатам  из  "…вгениЯ  Ћнегина",
вынесенным ещЈ из гимназии.
     -- Ђндреич! -- свесилсЯ ѓлеб головой вниз.
     Џотапов  уже  кончил пить чай, развернул газету и  читал еЈ, не ложась,
чтоб не мЯть койку.
     -- Ќу, что вам? -- буркнул он.
     -- ‚едь это ваша работа?
     -- Ќе знаю. Ђ вы нашли? -- он старалсЯ не улыбатьсЯ.
     -- Ђндре-еич! -- тЯнул Ќержин.
     ‹укаво-добраЯ морщинистость  углубилась,  умножилась на  лице Џотапова.
Џоправив очки, он отозвалсЯ:
     -- Љогда  Я  сидел на  ‹убЯнке с  герцогом  ќстергази вдвоЈм в  камере,
выносЯ, вы ж понимаете, парашу по чЈтным  числам, а он по нечЈтным, и обучал
его русскому Языку  по "’юремным правилам" на стене, -- Я подарил ему в день
рождениЯ  три пуговицы из хлеба -- у него было всЈ начисто обрезано, -- и он
клЯлсЯ,  что  даже  ни  от  кого  из ѓабсбургов  не  получал  подарка  более
своевременного.
     ѓолос Џотапова по "Љлассификации голосов"  был определЈн как "глухой  с
потрескиванием".
     ‚сЈ  так  же свесЯсь вниз  головой, Ќержин приЯзненно {227}  смотрел на
грубовато  высеченное  лицо Џотапова.  ‚  очках  он  казалсЯ не старше своих
сорока пЯти лет и имел ещЈ  вид даже напористый. Ќо когда он очки  снимал --
обнажались глубокие тЈмные глазные впадины, чуть ли не как у мертвеца.
     -- Ќо  мне неловко, Ђндреич. ‚едь Я вам ничего  подобного  подарить  не
смогу, у менЯ рук таких нет... Љак вы могли запомнить мой день рождениЯ?
     -- Љу-ку,  -- ответил Џотапов.  -- Ђ  какие  ж ещЈ  знаменательные даты
остались в нашей жизни?
     Ћни вздохнули.
     -- —аю хотите? -- предложил Џотапов. -- “ менЯ особаЯ заварка.
     -- Ќет, Ђндреич, не до чаю, еду на свидание.
     -- ‡дорово! -- обрадовалсЯ Џотапов. -- ‘о старушкой?
     -- Ђга.
     -- „а не генерируйте вы, ‚алентулЯ, над самым ухом!
     -- Ђ какое право имеет один человек издеватьсЯ над другим?..
     -- —то в газете, Ђндреич? -- спросил Ќержин.
     Џотапов, щурЯсь с хохлацкой  хитрецой, посмотрел вверх  на свесившегосЯ
Ќержина:

     Ѓританской музы небылицы
     ’ревожат сон отроковицы.

     ќти наг-ле-цы утверждают, что...
     ’ому уже шЈл четвЈртый год, как Ќержин и Џотапов встретились в гудЯщей,
тревожной, избыточно переполненной, даже в июльские дни полутЈмной бутырской
камере второго  послевоенного  лета.  ’ам скрещались  тогда  пЈстрые жизни и
непохожие пути. Ћчередной тогдашний поток был -- из …вропы. Џроходили камеру
новички, ещЈ уберегшие крошки европейской свободы. Џроходили камеру  ЯдрЈные
русские  <i>пленники</i>, едва  успевшие сменить  германский плен  на отечественную
тюрьму.  Џроходили  камеру битые  калЈные  лагерники, пересылаемые из  пещер
ѓ“‹ага на оазисы шарашек. ‚ойдЯ в камеру, Ќержин вполз чЈрным лазом под нары
по-пластунски (так они были  низки), и там, на грЯзном асфальтовом полу, ещЈ
не разглЯдЯсь в темноте, весело спросил: {228}
     -- Љто последний, друзьЯ?
     € глухой надтреснутый голос ответил ему:
     -- Љу-ку! ‡а мной будете.
     Џотом день ото днЯ,  по  мере того, как из камеры выхватывали  на этап,
они передвигались под нарами "от параши к окну", и на третьей неделе перешли
назад  "от окна  к  параше",  но  уже на нары.  € позже по  деревЯнным нарам
двигались  снова  к окну.  ’ак  спаЯлась  их дружба,  несмотрЯ  на  различие
возрастов, биографий и вкусов.
     ’ам-то, в  затЯнувшеесЯ многомесЯчное  размышление после  суда, Џотапов
призналсЯ  Ќержину, что  отроду  бы он  не заинтересовалсЯ политикой, если б
сама политика не стала драть и ломать ему бока.
     ’ам, под  нарами Ѓутырской тюрьмы, робот впервые стал недоуменным, что,
как известно, противопоказано роботам. Ќет, он  по-прежнему не  раскаивалсЯ,
что отказалсЯ от немецких  хлебов,  он не  жалел трЈх  лет своих, погибших в
голодном смертном плену.  € по-прежнему  он  считал исключЈнным представлЯть
наши внутренние неурЯдицы на суд иностранцев.
     Ќо искра сомнениЯ была заронена в него и затлелась.
     Ќедоуменный робот впервые  спросил:  а на чЈрта,  собственно,  строилсЯ
„непроѓќ‘?..

--------
        31

     Ѓез  пЯти  девЯть  по  комнатам спецтюрьмы  шла поверка. ЋперациЯ  эта,
занимающаЯ в лагерЯх целые часы, со стоЯнием зэков на морозе, перегоном их с
места на место  и пересчЈтом то по одному, то по пЯти, то по  сотнЯм,  то по
бригадам, -- здесь,  на шарашке, проходила быстро и безболезненно: зэки пили
чай у своих  тумбочек,  двое  дежурных офицеров --  сменный  и  заступающий,
входили  в комнату, зэки  вставали (а  иные и  не вставали), новый  дежурный
сосредоточенно пересчитывал  головы, потом  делались объЯвлениЯ  и  неохотно
выслушивались жалобы.
     ‡аступающий сегоднЯ дежурный по  тюрьме старший лейтенант устерман был
высокий, черноволосый  и  не  то чтобы  мрачный,  но  никогда  не выражающий
никакого {229}  человеческого чувства, как и положено надзирателЯм лубЯнской
выучки. ‚месте с  Ќаделашиным он тоже был прислан в  Њарфино с  ‹убЯнки  длЯ
укреплениЯ  тюремной  дисциплины здесь.  Ќесколько  зэков шарашки помнили их
обоих по ‹убЯнке: в звании старшин они оба  служили одно времЯ выводными, то
есть,  принЯв арестанта,  поставленного  лицом  к  стене,  проводили его  по
знаменитым <i>стЈртым ступенькам  в</i> междуэтажье четвЈртого и  пЯтого этажа (там
был прорублен ход из тюрьмы в следственный корпус, и этим ходом вот уж треть
столетиЯ  водили   всех   заключЈнных   центральной   тюрьмы:   монархистов,
анархистов,   октЯбристов,  кадетов,   эсеров,   меньшевиков,   большевиков,
‘авинкова,  Љутепова, ЊестоблюстителЯ  Џетра,  ульгина,  Ѓухарина,  ђыкова,
’ухачевского, профессора ЏлетнЈва, академика ‚авилова, фельдмаршала Џаулюса,
генерала Љраснова, всемирно-известных учЈных и  едва вылезающих из  скорлупы
поэтов,  сперва  самих  преступников,  потом  их  жЈн,  потом  их  дочерей);
подводили к женщине в мундире с Љрасной ‡вездой на  груди, и у неЈ в толстой
книге  ђегистрируемых  ‘удеб  каждый проходЯщий арестант расписывалсЯ сквозь
прорезь в жестЯном листе, не видЯ фамилий ни до, ни после своей; взводили по
лестнице, где против арестантского прыжка были натЯнуты частые сетки как при
воздушном  полЈте  в   цирке;  вели  долгими-долгими  коридорами  лубЯнского
министерства,  где  было  душно  от   электричества  и  холодно  от   золота
полковничьих погонов.
     Ќо  как  подследственные ни  были  тогда  погружены  в  бездну  первого
отчаЯниЯ,  они  быстро  замечали  разницу:  устерман  (его  фамилии  тогда,
конечно, не знали) угрюмой молнией взглЯдывал из-под  срослых густых бровей,
он как  когтЯми впивалсЯ  в локоть  арестанта  и  с грубой силой влЈк его, в
задышке,  вверх  по  лестнице. ‹унообразный  Ќаделашин, немного  похожий  на
скопца,  шЈл  всегда  поодаль,  не  прикасаЯсь,  и  вежливо  говорил,   куда
поворачивать.
     ‡ато теперь устерман, хотЯ моложе, носил уже три звЈздочки на погонах.
     Ќаделашин объЯвил: едущим на свидание ЯвитьсЯ в штаб к  десЯти утра. Ќа
вопрос, будет ли сегоднЯ  кино,  ответил,  что не будет. ђаздалсЯ лЈгкий гул
недовольства, но {230} отозвалсЯ из угла •оробров:
     -- € совсем не возите, чем такое говно, как "Љубанские казаки".
     устерман  резко обернулсЯ, засекаЯ говорЯщего,  из-за  этого  сбилсЯ и
начал считать снова.
     ‚ тишине кто-то незаметно, но слышно сказал:
     -- ‚сЈ, в личное дело записано.
     •оробров с подЈргиванием верхней губы ответил:
     --  „а  драть  их  вперегрЈб,  пусть  пишут. Ќа менЯ  там  уже  столько
написано, что в папку не помещаетсЯ.
     ‘ верхней койки свесив ещЈ голые волосатые длинные  ноги, непричЈсанный
и в белье, крикнул „воетЈсов с хулиганским хрипом:
     -- Њладший лейтенант! Ђ что с Јлкой? Ѓудет Јлка или нет?
     --  Ѓудет  Јлка! --  ответил младшина,  и видно  было,  что ему  самому
приЯтно объЯвить приЯтную новость. -- ‚от здесь, в полукруглой, поставим.
     -- ’ак можно игрушки делать? -- закричал с другой верхней койки весЈлый
ђуська.  Ћн сидел  там, наверху, по-турецки, поставил на подушку  зеркало  и
завЯзывал галстук. —ерез пЯть минут он должен был встретитьсЯ с Љларой,  она
уже прошла от вахты по двору, он видел в окно.
     -- Ћб этом спросим, указаний нет.
     -- Љакие ж вам указаниЯ?
     -- ЉакаЯ ж Јлка без игрушек?.. •а-ха-ха!
     -- „рузьЯ! „елаем игрушки!
     -- ‘покойно, парниша! Ђ как <i>насчЈт кипЯтка</i>?
     -- Њинистр обеспечит?
     Љомната весело гудела,  обсуждаЯ Јлку. „ежурные офицеры уже повернулись
уходить, но вслед им •оробров перекрыл гуденье резким вЯтским говором:
     --  ЏричЈм  доложите  там,  чтоб  Јлку  нам оставили  до  православного
ђождества! …лка -- это ђождество, а не новый год!
     „ежурные сделали вид, что не слышат, и вышли. ѓоворили почти все сразу.
•оробров  ещЈ  не досказал дежурным и  теперь  молча, энергично,  высказывал
кому-то  невидимому,  двигаЯ   кожей  лица.  Ћн  никогда  не  праздновал  ни
ђождества, ни Џасхи, но в тюрьме из духа противоречиЯ  стал  их праздновать.
Џо  крайней  мере эти дни не зна- {231} меновались ни  усиленным обыском, ни
усиленным режимом.  Ђ на  октЯбрьскую и  на первое  маЯ  он  придумывал себе
стирку или шитьЈ.
     ‘осед  Ђбрамсон допил чай, утЈрсЯ, протЈр вспотевшие очки в  квадратной
пластмассовой оправе и сказал •ороброву:
     --  €льЯ   ’ерентьич!   ‡абываешь  вторую  арестантскую   заповедь:  не
залупайсЯ.
     •оробров очнулсЯ  от невидимого спора,  резко оглЯнулсЯ  на  Ђбрамсона,
будто укушенный:
     -- ќто  --  стараЯ заповедь,  гиблого вашего поколениЯ. Ѓыли вы смирны,
всех вас и переморили.
     “прЈк был  как раз несправедлив. €менно те,  кто садились с Ђбрамсоном,
устраивали на ‚оркуте забастовку и  голодовку. Ќо конец был и у них  тот же,
всЈ равно. Ђ заповедь -- сама распространилась. ђеальное положение вещей.
     --  Ѓудешь скандалить -- ушлют, --  только пожал плечами Ђбрамсон. -- ‚
каторжный лагерь какой-нибудь.
     --  Ђ  Я,  ѓригорий  Ѓорисыч,  этого и  добиваюсь!  ‚ каторжный  так  в
каторжный, драть  его вперегрЈб, по крайней мере в  весЈлую компанию попаду.
Њожет, хоть там свобода слова, стукачей нет.
     ђуби