дной,  потому  что  сам  вынЯнчил  ее ради
непонЯтного интереса, обреченную  пойти в расход. ќту инвалидку командиру со
временем тоже не могли  простить,  стала и она бельмом на глазу  -  корми ее
лучше остальных  овчарок,  это  служивых-то,  и  не  посмей чем  обидеть или
обделить.  ‘мирЯйсЯ перед  ней, будто она  хозЯйка в роте.  Ћвчарка ковылЯла
подле ѓнушина,  стелилась за ним черной хромучей тенью,  и было чувство, что
глЯдит на строй солдат  как надсмотрщица - зло липнет глазками, ловит каждый
звук.  ѓнушин  примечал  эту  ее  повадку,   и   втайне   любовалсЯ,   какой
непререкаемый порЯдок наводит овчарка, как если б это он сам внушал солдатам
почтительный страх.
     „олговЯзый, высушенный степными  солнцами до песочного желтушного цвета
лица,  такого  страха сам  по себе он, однако, не  внушал.  …сли  б не стало
обрыдлым даже  видеть  ротного  командира,  то  можно было б на каждом  шагу
смеЯтьсЯ, глЯдЯ на  эту  неуклюжую, при всей  худобе, фигуру с рожками серых
пыльных  волос,  что  облеплЯли  жилистый  сухой  череп  будто  б  перьЯ,  и
выбивались наружу из-под фуражки как из драной подушки. ‚ид его  был нелепым
еще и потому, что ходил ѓнушин неопрЯтный, не знал женской заботы  да ухода.
„ругой офицер в женой отутюженной рубашке как в легкой тонкой простынке. Ђ у
ѓнушина всЯ одежда, даже армейскаЯ, походила на шитую из  свинца - так тЯжко
она на нем висла, давила, парила до седьмого пота.
     ѓнушин,  чудилось,  отвык  от  людей.   …динственный  человек,  который
оказалсЯ у него в приближенье да понимал его с полуслова, бывший надзиратель
по  фамилии €ванчук, тоже  походил на овчарку, только был, пожалуй,  глупей.
ЌадзираЯ в лагере над зеками, €ванчук давно  прославилсЯ среди многих  своей
жестокостью, но сходило  ему  до поры с  рук. Љончилось  тем, что  он  забил
насмерть заключенного  в штрафном изолЯторе. €ванчук там дежурил, и совершаЯ
обход,  был  пьЯн.  Ћн ходил  ночью  и дубасил по  железным  дверкам,  лишаЯ
штрафников сна, потому что самому не спалось. Ђ зеки- то терпели, не подаваЯ
голоса, что его еще крепче  обидело. Ћн тогда  вывел первого попавшегосЯ - и
принЯлсЯ в свое удовольствие лупить. Ќо зек попалсЯ такой, что  назло ему не
проронил ни стона. Ћгорчившись, что силу  его не уважают, €ванчук и  шибанул
штрафника  головой  о  бетонную  стену, так что треснул череп у  того, будто
арбуз. „ело это наспех замЯли. €ванчук наутро  накарЯбал, как ему приказали,
что заключенный во  времЯ его дежурства совершил самоубийство путем разбитиЯ
головы. ‚кладываЯ в ломку арестантских костей всю душу, €ванчук не знал меры
- с зеками торговать да  у зеков воровать. €ванчук же был дураком, у него не
хватало умениЯ продать в лагере за рубль то, чему на воле цена была копейка.
Ћн не обчищал, а  вырывал  с мЯсом, чуть не убиваЯ за копейку людей.  ‚от он
стоит,  сопит в ноздри, выпучивает  бесцветные пузыри глаз, и  сам начальник
лагерЯ рЯдом с ним забоЯлсЯ, а точно  затвердил, что он есть начальник,  что
его нельзЯ пальцем тронуть; а не хлопнет ли без разбору, дурак?
     €ванчук переходил  в роту так, точно со двора  во  двор  свели на  цепи
быка. ѓде служить, ему не было разницы, а ѓнушину и сделалось с ним покойно,
хорошо.   ‘   первых  дней   €ванчук  слушалсЯ   своего  нового   начальника
беспрекословно  и  даже силилсЯ  ему  угодить, усердствовал,  чуЯ по-бычьему
дыхлом, что от этого человека зависит теперь его судьба. Ћни вместе выпивали
в   канцелЯрии,  когда  наступало  времЯ   после   отбоЯ,   при  том  ѓнушин
воодушевлЯлсЯ и  орал целые речи, а €ванчук уважительно утихал, делаЯ важное
лицо, которому командир и вверЯл свою душу, будто иконке.
     Љомандир жил в пристройке  длЯ офицеров,  тут же, в  расположении роты,
занимаЯ  отдельную  квартиру  на  втором  этаже  кирпичного  флигелЯ. ѓнушин
находил не  раз, что из квартиры пропадали понемногу продукты, сигареты. €ли
исчезали  с  буфета  копившиесЯ  от получки медЯки.  „олго  он  заблуждалсЯ,
морочил сам себе голову и не пыталсЯ вникнуть в эту тайну поглубже. ‡амок не
имел следов взлома. €счезало столько, будто б  залетели, поклевали со  стола
птички, но птиц и не водилось в здешней степи. Ћднажды он додумалсЯ, защемил
форткой и дверью две невидимые длЯ чужих глаз нитки и таким способом наконец
обнаружил, что лазЯт в те  сутки, когда  он  отсутствует в  карауле, и лазЯт
через окно.  ‚оровали, и ѓнушин это  понЯл,  солдаты, свободные в  сутки его
дежурств от  караула, кто-то из второго взвода.  Џропажа  по штучке  сигарет
была едва заметной, но мысль, что его  дурачили молодые нагловатые пареньки,
была ѓнушину нестерпимой. Ћни наткнулись на захлопнутую форточку, и в тот же
раз справились  с крючком, снова пролезли  в комнату. ’огда, уходЯ на сутки,
стал запирать в комнате овчарку, но уже не выдержал сам - она выла и гадила.
‚оротЯсь из караула,  он звал дневального  солдата убрать в комнате дерьмо и
ссанину. „ощатые мытые полы вонЯли до ночи этой сыростью, так что мучительно
было засыпать. Џока командир терпел это  унижение, все чувства его оказались
в роте на виду. Љто воровали, однако, не образумились, и как только он убрал
овчарку за  порог  -  снова в  комнату кто-то  наведалсЯ,  пошебуршил в  ней
крысой.
     ѓнушин смог сознатьсЯ  только €ванчуку.  “слыхав, что у хозЯина  воруют
солдаты, €ванчук даже пережил потрЯсение, точно б  и у него оказалось что-то
украдено. ЏокрылсЯ свирепыми  пЯтнами, набычилсЯ  и не  в  силах был  такого
понЯть. ЏьЯненькому командиру хватило духу, чтобы растолковать €ванчуку  всю
эту  затЯнувшуюсЯ почти  на  месЯц историю. €ванчук высказалсЯ  единственный
раз, и слова  его уже приговорили солдат: "Ђ вы  переживаете, переживаете за
них как за детей родных, а они вам срут. Ќе-ет, этих Я крыс передавлю. Ѓудут
эти сигареты жрать, а если не полезет - утрамбую".
     Џосле  отбоЯ €ванчук принЯлсЯ  за работу. Љазарма улеглась  и  отмерла.
’олько в ротной канцелЯрии горел свет. ’ам ждал торжественно ѓнушин, не знаЯ
еще, какой подарок ему готовит бывший  вертухай. Ќачалось  тихо. €ванчук без
шума поднЯл  одного  бывалого солдата, сказал одетьсЯ  и повел за собой,  но
только перешагнули они порог канцелЯрии -  как  оглушил по голове. ‘олдат от
неожиданности  даже не  смог  вскрикнуть,  скорчилсЯ.  Џокуда  мучила его  и
корчила боль, €ванчук запер не спеша дверь, сжал таинственно в кулаке у того
на глазах блестЯщий ключик - и снова молча ударил. ѓнушин пересилил в первую
минуту волнение и накричал уже с какой-то обидой  на  ничего не  понимающего
солдатика,  припертого  ударами к стенке: "—то,  страшно  cтало? Cтрашно без
дружков?!" ќтот выкрик ободрил €ванчука и будто б  развеселил. …му пришло на
ум погасить в канцелЯрии свет, так что осталась гореть только лампа на столе
командира. Џомещение  окунулось в нежный полумрак и  тишь.  ‹ампа  вспыхнула
Ярче,  горЯчей.  €ванчук  наставил  раскаленное  это  око  на  затравленного
паренька и весело приказал: "ђрра-вЯйсь, крыса, смираа! Ќе  моргать! ѓлЯдеть
сюда! Љто ворует у товарища командира? ’ы или  кто?  Љакие  их имена?" Ђ тот
долго упиралсЯ и не выдавал своих, покуда не прошло  часа, а то  и больше, и
он  изнемог,  понимаЯ, что эти двое никуда не спешат  и ничего  не боЯтсЯ. ‘
него лилась на грудь кровь. €ванчук  после каждого удара утирал теперь  руку
полотенцем, а потом заматывал  в него кулак и бил как в боксерской перчатке,
что понравилось ему даже больше, чем на живую. Ќа живую стало ему тЯгомотно,
а  так, набалдашником из  полотенца  -  будто б отдыхал. Ѓольшой мужиковатый
солдат уже стоЯл перед ними на коленЯх,  просЯ пощады, уже сжевал безропотно
сигареты,  которыми набил  ему  €ванчук "на халЯву"  полный рот, уже рыдал и
плакалсЯ,  когда тот их "утрамбовывал" - и наконец созналсЯ, назвал, издыхаЯ
от страха,  какую-то  нерусскую  фамилию.  "Ќу, во, молодцом,  рожу умой,  и
пойдем-найдем эту крысу" - довольно заулыбалсЯ €ванчук.
     Ћн взЯл фонарь и  кликнул длЯ важности овчарку, котораЯ с некоторых пор
слушалась его как самого командира, разве не ластЯсь и  отчего-то не любЯ. ‚
казарме  €ванчук  ходил  по  рЯдам коек, высвечиваЯ из  темноты усталые лица
спЯщих.  ‡а  ним плелсЯ солдат, и опознал  скоро он чью-то  рожу, по которой
полоснул свет  фонарЯ:  "ќто он..."  €ванчук  постоЯл молчаливо  над спЯщим,
подумал.  ‘казал дожидавшемусЯ солдату шепотком: "Џшел в койку... Ђ товарищу
начальнику что поперек сделаешь - убью живым". Џодождав, когда этот улЯжетсЯ
и  сделаетсЯ  тихо,  €ванчук  толкнул  развалившегосЯ  на  койке  нерусского
солдатика  в бок.  ’от  что-то зло забурчал, отчего €ванчук легонько шлепнул
его по щеке и задрожал гремучим из души голосом: "’ихо, черножопый, тихо..."
‘олдат  привстал и  застыл, кривЯсь от  слепЯщего лучика,  бьющего  в упор в
глаза. "Ќачальник звал, есть  дело до тебЯ.  Ќу,  чо лежишь? џ  чо, не  Ясно
сказал?"  “збек  пугливо вскочил на ноги,  потЯнулсЯ за сапогами...  "Ѓрось,
неча  полы грЯзнить, щас  вернешьсЯ..."  - позвал за  собой  €ванчук и снова
молчаливо, торжественно сопроводил подсудимого  до  канцелЯрии, где творилсЯ
уже глубокой ночью этот суд.
     Џо  маслЯной стене  канцелЯрии тащилсЯ бурый след  и на полу  плавали в
полутьме болотные  пЯтна.  ѓнушин  снова  разволновалсЯ,  отчего напЯлил  на
голову фуражку и сидел за столом как  истукан. Ђ  €ванчук перемалывал у него
на глазах  солдата за  солдатом. Ѓыло неожиданным  длЯ  него ударом, что  их
оказалось так много - не  один и не два выродка, а череда  новых разных лиц.
Ќикому  из  них  он  не  сделал плохого. Ђ они  сговорились  и  обкрадывали,
залазили  такими  вот ночами в его дом. "’ы у кого копейку воровал, крыса? Ђ
ты на  сигареты  заработал?  Џокурить захотелось,  а чо, товарищ командир те
отец родной? —о ты по карманам лазил, падлюка? Џадлюка! Љрыса!" - зубрил без
умолку  €ванчук,  так  что начинало железно  скрежетать  в ушах.  Љаждого он
доводил,  даже  стойких  поначалу, до неуемного  утробного плача, каким орут
голодные младенцы. ѓнушин  вскрикивал  и останавливал  €ванчука, отпускаЯ  с
последним  словом  из  канцелЯрии   наказанных  солдат,  которые  так  и  не
постигали, что мучились всего-то за  десЯток ворованных сигарет. ‚о времЯ же
суда все они вымаливали у ѓнушина прощениЯ, но тогда-то он и зажигалсЯ пылко
речью,  которую  полнила  ожесточеннаЯ  боль,  даже  выжимала у него  самого
мучительные  слезы  из  жалких собачьих  глазок.  "Ђ  если  Я  тебЯ вдарю  -
простишь?"  € стоило солдату  промычать что-то  молЯщее, как ѓнушин не хотел
этого слышать  и вспыхивал: "Ђ ну-ка, всыпь ему по мордасам,  €ванчук!  —то,
прощаешь? ’ы слыхал, €ванчук?! ‚сыпь-ка ему еще... Ћн простит!"
     —ерез  канцелЯрию  за ночь  прошло  с  дюжину  солдат.  ‘уд,  казалось,
выдохсЯ, но вместо  сна и отдыха  ѓнушин  вдруг захотел увидеть, потребовал,
приказал доставить ему "этого вшивого студента". €ванчук никогда еще не имел
дел  со студентами,  ничего  про  них не  знал, а  потому почувствовал  себЯ
обманутым, как  если б  нагрузили  ненужной  опасной  работой. "„а  чо  его,
тормозного этого, возни  тока..." "Љто ты такой? —то  ты  понимаешь?"  -  не
желаЯ  слушать,  вспыхнул  истерзанный командир,  так что  бывшему  вертухаю
против  воли  пришлось умолкнуть и  шагать снова в  казарму,  на солдатскую,
обрыдлую за ночь половину.
     ѓнушин успел задремать и уже с тЯгостью разглЯдел перед собой студента,
съежилсЯ как от холода. "’ак это вы, товарищ солдат, жаловались военврачу...
Њогу  вам  сказать, что  Я не  люблю жалобщиков, и  это...  всю вашу  вшивую
интеллигенцию".  ’ерпеть студента до  смерти ему опротивело,  был это  самый
бесполезный, но и вредный солдат -  чужеродный, непонЯтный,  таЯщий  в  себе
что-то Ядовитое, будто б жало. "’ак это что же, товарищ, вы лучше остальных?
ЃелаЯ  кость? “м нашей эпохи? - привЯзалсЯ к нему занудно ѓнушин, употреблЯЯ
самые  нарЯдные слова, какие роились теперь, как на празднике, в гулкой  его
башке.  -  Њы,  выходит,  тут  все  недостойные вас? „а вы, вы... " Љомандир
задохнулсЯ от слов. "„ай ему, €ванчук, чтоб не молчал! Ќет, погоди... Ќет, Я
ему еще скажу...  Ђ ты,  студент, чего морду воротишь... ’ы  вот  мне скажи,
почему  брезгуешь?  ‚се  вы,  студенты,  горазды  писать,  учить...  Ќапишет
красиво,  а  сам такой  жизнью  брезгует. ‚ы там  в Њоскве уму  набираетесь,
учитесь, понимаете, что к чему. Ќо вы эту правду не говорите, не-ет! ’ы вот,
студент, даже  не попал  долг выполнЯть, а сердце уже испортилось, заболело,
даже  так  тебе не нравитсЯ,  когда умирать за  родину  не надо. Ђ почему? Ђ
потому что рЯдом с простыми. џ тебе и не нравлюсь, от нас  тебе и тошно так,
от жизни нашей. Ќо Я вот тебЯ  и спрашиваю тогда, гада, задаю Ясный  вопрос,
раз  ты выучилсЯ и умный  такой  - почему же Я так  живу, что  и  жить-то не
хочетсЯ?! Ђ тебе вот хочетсЯ, жить-то?!"
     ‚ то мгновение студент  задушевно проговорил, что он занималсЯ не этим,
а  химией. €ванчук  развалилсЯ  на стуле поодаль,  дремал, и не  разу его не
тронул. ‘лова пугали студента отчего-то покрепче кулаков, так что можно было
уже и не бить. "•имик?  •имичишь, значит? - растрогалсЯ от  его жалкого вида
ѓнушин  и  произнес -  Ђ если ты  химичишь,  то добейсЯ, чтоб  людЯм,  людЯм
сделать легче, а не себе там в Њоскве. ‚от везде в мире студенты высказывают
свое мнение. џ  в газетах читал - заживо себЯ там жгут. Ќу, а  вы чего там в
Њоскве? „а вы только начните... Ђ мы уж за вами! ‚от тогда мы скажем - нате,
берите наши жизни, дорогуши, пользуйтесь!  Ќо вы ж  всем  довольны.  —то вам
наша жизнь? Љто мы вам?! ЏьЯнь, рвань, дрЯнь..."
     ‘тудент  порывисто,  хрипло задышал от смЯтениЯ, думаЯ,  что теперь  из
него  уж точно пустЯт кровь. Ќо  с пьЯной, тЯжелой тоской ѓнушин разуверилсЯ
вдруг и в  студенте,  как если бы хотел ошибитьсЯ, но только подтвердил свою
правоту.  Ћн застыдилсЯ  сказанных  слов,  бестолково умолк, встал и покинул
ничего не  говорЯ канцелЯрию. „ремавшаЯ в углу овчарка что-то почуЯла  через
минуту, поднЯлась как по команде и согнутой усталой тенью ушла по его следу.
     €ванчук уселсЯ сам на опустевшее место  за  столом  -  а в  ту ночь  он
дежурил по роте  - и важно отдал команду сделать мокрую уборку в канцелЯрии.
‘тудент ожил и потащилсЯ на двор за водой. Џотом бесшумно вприсЯдку танцевал
карликом на полах, смываЯ в полумраке  с досок кровь, хлюпаЯ трЯпкой. ‚ода в
полном до краев ведре побурела, когда  отжимал он  трЯпку. "€ди воду сменЯй,
падло... " - буркнул сонливо €ванчук и сморилсЯ, не уследил, когда студент с
ведром изчез и больше не возвращалсЯ.
     ‚  промозглой  казарме ко  времени  побудки  никто  и не  спал,  только
притворЯлись.  Љак ни остерегалсЯ €ванчук,  но  он разбудил  солдатню  своей
возней  еще ночью. Ќо  никто не подал  вида, что разбудили.  „олгую ночь всЯ
казарма
     прислушивалась к тому, как  вертухай поднимал шепотом с коек людей, как
они уходили, а вслед за ними новые и  новые, и как возвращались. Ќе понимали
- кого, зачем, но помалкивали, слыша доносЯщиесЯ из канцелЯрии глухие крики.
“ возвратившихсЯ не спрашивали, что с ними делалось. Ђ они быстрей прЯтались
в койках и сами притворЯлись спЯщими. ‘ побудкой все как ни в чем  не бывало
повскакивали с  коек,  а  дюжина  человек, покрытаЯ  подтеками  и  синЯками,
озирались друг на дружку и зло молчали. € день началсЯ как обычный.
     Њосквич  задушилсЯ  на половой  трЯпке, висел под створом ворот, как за
перегородкой. €з  казармы его по ту сторону, по степную, не могли увидеть. Ђ
разглЯдели, когда рассвело, с лагерных вышек, откуда был виден вздернутый на
воротах полуголый  призрак человека. ‘обралась  толпа солдат, которые бежать
должны были на  зарЯдку. Џервый поЯвившийсЯ  офицер  - с  гладко выбритыми и
обветренными по дороге  на  службу  щеками  - послал будить командира  роты,
ѓнушина,  и  застрЯл  в  толпе,  взираЯ  вместе  со  всеми шагов  с  пЯти на
самоубийцу. ’акого никто  никогда  в  своей  жизни не  видел, и  хоть  стало
страшно, все  с замиранием глазели  как на чудо на босые закоченевшие ноги -
что не достают  до земли, делаЯ мертвое тело москвича невесомым, призрачным.
Ћ  самоубийце  переговаривались.  ‚споминали,  кто  последний  видел  его  в
казарме, и кто-то  наконец сболтнул, что под утро  €ванчук  тЯгал москвича в
канцелЯрию, после  всех  в  эту  непокойную  ночь. Ћфицер,  молодой взводный
лейтенант,  обратилсЯ  в  слух  и  взЯл длЯ себЯ на заметку  проболтавшегосЯ
солдата,  смекнув и  по вспухшим битым  лицам многих, что происходило в роте
этой ночью  небывалое и что замешан здесь со своим  вертухаем  не  иначе сам
ѓнушин,  а значит и  маменькин сынок  вешалсЯ под утро на половой трЯпке  не
просто так сдуру. Џодле  лежало сваленное  на бок ведро.  “ставившись на это
опрокинутое пустое ведро, лейтенант обнаружил, что глЯдит на подмерзшую алую
лужицу, что  вытекла  из него,  размером  с чайное  блюдце.  Ќаходка  объЯла
молодого лейтенанта прохладным трепетом; он только  и думал,  что  обнаружил
следы крови  и что уж навернЯка - следы  преступлениЯ,  в котором  ротный их
командир. ‹ейтенанта так влекло к  этой лужице,  что не удержалсЯ и наступил
зачем-то сапогом. ЂлаЯ льдистаЯ корка хрустнула  вафлей. Ќа этот  звук никто
не  обратил  вниманиЯ.  Ћн растерЯлсЯ  от сделанного и больше не  подходил к
ведру, держалсЯ от этого предмета в отдалении, подглЯдываЯ за происходЯщим.
     ѓнушин слышал за спиной  праздные шепотки солдат и храбрилсЯ, говорЯ по
сторонам, когда вытаскивали студента из  петли  и спускали неуклюжее тело на
землю: "ЏовесилсЯ, и хрен с ним, места хватает - схороним". Ќо спрЯтавшись в
ротной канцелЯрии без конца  вспоминал студента, что умолЯл его  этой ночью,
будто б просилсЯ  на волю; " —то же ты жить не захотел, зачем же  ты так-то,
парень,  кто ж тебе смерти желал...  ќх ты, студент, кто ж тебЯ знал, что ты
как бабочка на тот свет упорхнешь..."
     Љ мертвому студенту ѓнушин больше ничего не  чувствовал и  забыл о  нем
плохое.  Ќо к оставшимсЯ живым людЯм, а потому и к себе, испытал в одночасье
тоскливое презрение.  Ќадо было доложить в полк, и он сделал это через силу,
когда  подумал,  что  собралсЯ  с  мыслЯми  и  готов.  ‘лова  его  оказались
неповоротливы, черствы и он будто б отрешилсЯ от жизни, знаЯ, но скрываЯ всю
правду. ѓнушин дал себЯ клевать да терзать, и доклад о самоубийстве солдата,
к тому ж москвича, волок самого ротного командира по начальству как труп. ‡а
этого жителЯ Њосквы, за студента, из него выгрызали теперь и душу, и дрЯнные
его потроха,  но обретали неожиданно сытый довольный покой, делаЯ  из него и
теперь что было угодно -  хоть глину,  хоть навоз. Љогда разговор  с ним был
окончен,  ѓнушин блуждал  уже в полупамЯти. ‹ицо его  ни  с  того ни  с чего
покрылось  меленькой  занозистой  сыпью,  а  потом  что  ни час  безмолвного
командира  раздувало,  будто  рос  на  глазах  багровый безликий гриб.  ’руп
москвича  к  вечеру  увезли  куда-то  санитарной  машиной. Ђ  у  ѓнушина  из
занозистых  ранок  по  всему  телу  к  вечеру стала  сочитьсЯ  гнилаЯ кровь.
”ельдшер  из  лагерной больнички  отказалсЯ его лечить и опасливо пЯтилсЯ от
увиденного, боЯсь и сам неведомой  этой заразы.  ѓнушину  он сказал, что это
может быть и гангрена и что ехать надо в санчасть, где есть серьезные врачи,
а то весь сгорит как в топке.
     €  он отправилсЯ своим ходом, на ночь глЯдЯ, без вещей.  ђаспухшие руки
не  влезли в шинель.  Ќакинутую  на плечи  офицерскую гладкую шинелку сдирал
своим лезвием ледЯной ветер. Cледом увЯзалась овчарка, одичало ступаЯ по той
взмыленной грЯзью дороге, что уводила на станцию и была ей новой, неведомой.
„алеко уйдЯ от жилых мест и людей, ѓнушин застрЯл на полпути посреди степной
пустоши,  где  черно  светили  свинцовые  облака  и   стекленела  под  небом
осколчатаЯ грЯзь.  ‘илы  не  имеЯ и  духа отогнать  от  себЯ упрЯмую  хромую
собаку, котораЯ  только тем  и  привыкла жить, что повсюду за ним ходила, он
снова намучилсЯ до слез. Љогда остановилсЯ - и она замерла в ожидании. Љогда
стал кричать  и как  мог  угрожал  -  виновато  пЯтилась, уворачиваЯ  от его
взглЯда  сникшую от  горЯ башку. Џнул сапогом. Ћна пронзительно  взвизгнула,
откатилась. Ќо с  дрожью, почти на  брюхе, снова  приползла. "Ќу, чего тебЯ,
сука,  убивать?!  -  заорал истошно  ѓнушин -  ‚от, убью,  слышишь,  расколю
башку... Ќу,  чего  делаешь-то? Ќу,  куда  нам  двоим? Људа?!" Ћн  заплакал,
отвернулсЯ прочь и двинулсЯ один по пустой промозглой  дороге. Ћвчарка ждала
и терпела, будто хозЯин отдал команду не сходить  с  места. ђезкие очертаниЯ
его долговЯзой растрепанной фигурки спустЯ несколько минут болотно поглотила
темнота. ’огда она сильно, призывно залаЯла.  Ќичего не услыхала в ответ - и
кинулась навстречу холодному сырому безмолвию.

     ‚ роте было много радостных и довольных, а многие уверовали, что отныне
он здесь не заЯвитсЯ командиром. ѓнушин же всего через недельку возвратилсЯ.
‚месте с ним встречали овчарку, хоть тоже забыли поминать, когда уковылЯла в
ночь за  командиром и не отыскивалась  на  другой  день. ѓнушин  был коротко
острижен,  как после вшей. ’ак, по форме,  в санчасти корнали всех,  и  даже
офицеров,  кто  попадал  туда неопрЯтным  и заросшим.  …го рука покоилась на
повЯзке, похожаЯ в одеревенелой грЯзной корке бинта на  березовое полено. Ћн
ступал по земле осторожно, точно боЯлсЯ ее потревожить, а вела его в казарму
грузнаЯ староватаЯ женщина, с узелком в  руке. Ћвчарка держалась у ее подола
и преданно  задираЯ  башку  то  и дело  чего-то  по-щеньЯчьи  ждала  от  нее
взглЯдом.
     ’ак  в роте поЯвилась ЊариЯ, которую ѓнушин  всем назвал  своей  женой.
‹ицо скуластое, плотное, но без жестокого выражениЯ, а доброе, как у коровы.
Џод глазами мешки, щеки синюшные, как  изрезанные запойными жилками. €з всех
вещей добротным на ней оказалось только новенькое свеженькое  толстое пальто
- не  иначе, купленное  командиром  в  подарок. †енщина  слушалась  ѓнушина,
трепетала  и  молодела,  стоило  ему  заговорить.   ‘реди  людей  он  с  ней
разговаривать стеснЯлсЯ. ‚ тот день он ни с кем и не поговорил. Ћни укрылись
в его комнате. ‚ыходЯ разок за пайком  длЯ командира, ЊариЯ заискивала перед
угрюмо   глЯдЯщими  на  нее  встречными  офицерами,  приветливо   и   охотно
знакомилась с солдатами,  хотЯ чувствовалось, что в казарме ей неловко - тут
каждый  годилсЯ в сыновьЯ. "Ќичего, что  Я к  вам подселилась, ребЯтки? …сли
что  кому пошить,  постирать,  говорите  мне,  Я  сделаю,  -  пугала  солдат
заискивающаЯ и перед ними некрасиваЯ женщина. - ’ак это  - каша,  гречневаЯ?
‘анЯ,  ой, извинЯюсь - товарищ капитан слаб еще, ему  бы в коечку. Ћй, какаЯ
каша! Ќичего, если Я и ‘анечке, ой, извинЯюсь - товарищу командиру наложу? џ
тихаЯ, Я вам не помешаю. ђебЯточки, а Ђлександр  €ванович хороший человек? -
ей ничего не отвечали, дичились - Ќу  Я пошла, ребЯтки? џ черпачок наложила,
а вам еще много осталось!"
     Џлатье на ней было ветхое,  серое, как паутина. ‘тарушечье. ‚ следующие
дни она  носила поверх этого  белую парадную рубаху командира, что делало ее
похожей на повариху.  ѓнушин, верно,  боЯлсЯ, что  жене  о  нем порасскажут;
боЯлсЯ и того, чтобы сама не  сболтнула чего-то -  и поэтому сторожил цепко,
ревниво каждый ее шаг.  Ђ казарма ночами томилась, не спала. ‚ыходЯ утром из
укромной  комнатки за пайкой,  ЊариЯ прЯтала глаза, смущаЯсь  молодых ребЯт.
‘ам  командир,  отрешенный  и  слабый  после госпиталЯ, чувствовал,  что это
затишье чем-то  грозит. ’айну,  чудилось, знал  €ванчук: женщина так боЯлась
бывшего надзирателЯ, что обходила его совсем прЯча глаза, совсем убито. Ђ он
ловил минутку и не при ѓнушине цеплЯлсЯ к ней да шептал как знакомой - шипел
что-то злое в самые  уши. Љвартирку  украшала теперь чистота. €  убиралась в
ней сама женщина.  €ногда было  слышно, как  ѓнушин называл ее Њашей. Ћднако
неожиданно доносились  и крики. ђаз или  два в  неделю командир  с  овчаркой
уходил на зону в  караул, а Њарию запирал одну в квартире,  куда наведывалсЯ
ближе к ночи. Џриносил  из караула поесть горЯчего, супца  или каши, а потом
совершали они прогулку  на сон грЯдущий  и при  свете луны прохаживались под
ручку по степной дороге от роты  до зоны. Ќапивались степным воздухом, будто
чайком,  и  о чем-то подолгу  разговаривали,  отводили душу. ѓнушин провожал
жену в квартиру, а сам возвращалсЯ на  дежурство в караул,  где все спали  и
стерегла его прихода, не спала, только вернаЯ хромаЯ овчарка.
     ђазрушили в один день  эту тайну лагерные надзиратели, когда  кто-то из
замызганной  их братии обратил наконец внимание, что за женщина прижилась по
соседству, стала у них под боком офицершей. Њужички эти неожиданно заЯвились
в роту, чтобы своими глазами увидать жену ѓнушина. Ќавеселе встали под окном
и кричали, звали ее выглЯнуть. €х вера, что  они знакомые с женой командира,
была  сильной  да  злой.  ’ак  что зЯбли  под  глухим  безответным  окном  и
прокурили, дымком пустили по ветру побольше часу, жалеЯ с места этого просто
так  уходить,  вспоминаЯ по кругу Њарию.  ђассказы эти  незаметно  собрали и
толпу  солдат.  Ќаговорившись  всласть,   довольные   собой,   мужики  сыто,
тЯжеловато  ушли,  а  солдат  как  голодать  оставили  под  окнами.  Ћни  не
расходились, знаЯ, что  ЊариЯ, хоть  и не  выглЯнула,  прЯчетсЯ  в квартире.
Љогда  вертухаи  ушли,  она  не  выдержала,  распахнула  окно. Љто дождалсЯ,
отчего-то  весело  загудели.  ЃелаЯ офицерскаЯ рубаха на ней колыхалась  как
разорваннаЯ. €з-под  разинутого ворота торчало голое  плечо. ‚олосы казались
жирными, маслЯнистыми, путались и липли к багровому расплывшемусЯ  лицу. "Ќе
верьте им, ребЯтки! - всполошено, будто из огнЯ,  кричала  она сверху, -  Ќе
верьте!"  Cолдаты стали  стихать и уже  растерЯнно прЯтали глаза, не  выносЯ
глЯдеть, как она полыхала в бесцветном просвете окна.
     Ќо вертухаи повадились захаживать  что ни день под окошко - материли ее
криком,  зазывали-мучили,  махаЯ   с  земли  поллитровкой:  "‚ыпей  с  нами,
офицерша!  Њашка,  сука,  вона куда попрЯталась от нас, а ну давай,  подруга
боеваЯ, вылазь!" ‚оротЯсь со службы, ѓнушин застал женку уже в злых  кипучих
слезах  и она выла, не в силах терпеть  больше своих мучений, чтобы отпустил
или дал  выпить.  ѓнушин ходил  просить у  надзирателей не  отнимать Њарию -
забыть,  что она  есть.  Ћднако  мужички  разохотились и погнали  с  хохотом
командира: "—его  ж ты, жлоб офицерский,  используешь бабу, а  стакана ей не
нальешь!  Ћна  за  водку, за водку  -  ты  испробуй!  “х,  как любить будет!
“-у-ух!" Џосле  этого позора он всего боЯлсЯ, вздрагивал от каждого  шума  и
отныне  выпускал Њарию  наружу  только  по  нужде,  сопровождаЯ  ее  угрюмо,
молчаливо  до отхожего места и  конвоируЯ  обратно,  в  опостылую ей строгой
краской стен квартиру. Њужички  заЯвлЯлись хозЯевами и солдаты собирались за
их спинами толпой да глазели с  хохотом на бесплатный этот цирк. Ђ на другой
раз  изловчились  -  к  запертой в  квартире  Њарии пролез  по  карнизу ради
всеобщего весельЯ ловкий и цепкий, как  обезьЯна, нерусский солдат и передал
через окно бутылку. ‚стретила  она  командира добраЯ, слюнЯваЯ, плачущаЯ  от
любви к нему и покоЯ - а командир с порога кинулсЯ ее топтать да бить. Љогда
ЯростнаЯ эта обида за  себЯ схлынула, ѓнушин  увидал  избитую  женщину как с
высоты и так растрогалсЯ виноватым изможденным ее видом, что вцепилсЯ теперь
уж  в нее с  объЯтьЯми и,  не помнЯ  себЯ от прЯмодушной  этой пронзительной
боли,  целовал  избитое в кровь лицо. "‘таканчик бы мне, хоть капельку, хоть
на донышке...  - всхлипывала  она с просЯщей жалобой. - Ќадо мне, вот только
стаканчик, а с завтра умру -  не попрошу! Љак есть до завтра!" € в тот день,
по  стаканчику,  думаЯ,  что  стаканчиком излечит  под своим приглЯдом,  как
доктор,  тоскливую  беспробудную  болезнь, ѓнушин напилсЯ  с Њарией водки, и
пьЯнаЯ  их  гулЯнка  не давала никому  в офицерской пристройке сна. Ђ  когда
очнулсЯ  командир  под утро, то комната была пустой. —то-то  толкнуло  его в
казарму - и там ее увидал. ‘нова  пьЯнаЯ, в чем  мать родила, она  улыбалась
ему  слюнЯво  с  солдатской  взмокшей  койки,  приговариваЯ  как  полоумнаЯ:
"•орошие вы мои ребЯтушки... •орошие вы мои..."
     ѓнушин, весь дрожа, прокричал  что-то непонЯтное, лающее, и бросилсЯ от
нее прочь. ‡аперсЯ наглухо в  квартире,  так что стало  его  не видно  и  не
слышно. Ќенужную уж солдатне Њарию подобрали вертухаи. ЋбрЯдили, запрЯтали в
частном одном домишке, а ночью утащили в свою  конуру, на зону,  распродаваЯ
до утра знакомым  ворам.  ‘менЯЯсь, уволокли  ее от чужих  глаз  подальше за
собой в городишко,  где  гулЯли  уже сами  на  те деньги, что она добыла.  Ђ
командир, когда сошло с него и потЯнуло снова в казарму, не проронил о Њарии
ни звука. ’олько щурЯсь,  как от  Яркого солнца,  обходЯ с новыми безвинными
лицами   солдат,  прицеливаЯсь,   все   с   кривлЯньем  бормотал:   "•ороши,
ребЯтушки... ђебЯтушки,  хороши..." € потом, крадучись, уединЯсь в сторонке,
следовал  повсюду  за  ними, выгуливал солдат.  Љазалось, это  обходил  свои
владениЯ злой дух. Ћни боЯлись ѓнушина насмерть. Ђ командир боЯлсЯ солдат. €
тоже насмерть. ‡атишье сделало  воздух  трескучим, морозным, злым. Љазалось,
что встала  без движениЯ  сама  землЯ, точно  ее, как платформу  на  пологих
путЯх,  подперли  чугунным сапогом.  Ќо свершилось  буднично, как  никто  не
ожидал.  ѓнушин  сидел сутки в карауле,  вышел  - и на глаза ему попались те
самые  мужички. Ћни тоже сменЯлись и  топтались у лагерной  вахты, дожидаЯсь
своих.  —ерез минуту он уже  кинулсЯ в их  гущу  и  успел только раз ударить
первого, кто попалсЯ под руку. Cолдаты остались стоЯть в стороне. Ќо в драку
неожиданно  ворвалась  хромаЯ командирскаЯ овчарка и в  одном броске впилась
кому-то  в  мЯсо. ђаздалсЯ  страшно  то ли  вопль, то ли  вой. Њужички стали
заваливатьсЯ  от  нее  бочком и  пЯтитьсЯ. Ћвчарка склонЯла морду,  и как-то
из-под низу на них рычала, грозно надвигалась, взметаЯ вдруг пасть в оскале,
нападаЯ бесстрашно на  всю толпу. Ћт бешеных  бросков ее  боЯзливо отбегали,
покуда  не  окружили. “дар  сапога сбил  ее, настиг на отчаЯнном прыжке -  и
тогда попала под сапоги, как под жернова. „рака отЯжелела, увЯзла в нещадной
ругани. Џинали,  озвереваЯ,  падшего  долговЯзого командира, мстили  уже  за
овчарку, за мгновенный  свой  испуг. Ќаконец  взиравший на  это  со  стороны
солдат  €ванчук уломал  старых дружков  бросить его,  не  добивать.  Њужички
дрожали  меленько, с  трудом  унимаЯ  дух, и расходились;  одного,  которого
порвала овчарка,  пришлось  им подобрать и  понести.  ѓнушина так и оставили
валЯтьсЯ  в  грЯзи на площадке  у  вахты,  помогать  ему и маратьсЯ никто не
хотел.
     Ћн  растормошилсЯ  и  дотащилсЯ  сам,  спасаЯ  не  себЯ,  а смолоченную
сапогами собаку. Ћвчарка пожила еще до  утра. ѓнушин то плакал, то  смеЯлсЯ,
приговариваЯ:  "’руженица моЯ. Ћдна ты знаешь, чего делать. Ћдна ты, умница,
делом занЯта." - и укачивал на руках. Ќо на следующее утро он уж не смеЯлсЯ,
как блаженный.  Ћн  подходил к  овчарке,  котораЯ  больше не радовалась  его
приходу как выслуженной награде. ’Ягостно оглЯдывал -  и снова ходил повсюду
неслышно, крадучись.  Џосле завтрака  он вернулсЯ к  ней с  миской.  Ћвчарка
лежала  смирно  на  боку.  ѓнушин  поставил  перед  миску  солдатского супа.
Џогладил строгую  гладкую морду, и тогда-то увидал, склонившись над ней, что
из пасти вывалилсЯ, как флажок мертвый, алый Язык.

     ’о,  что  сотворилось  в   считанный  месЯц  с  ѓнушиным,   еще   долго
приписывалось его хитрости, его  же  подлости как человека. Љомандир с того,
как спровадили овчарку хромую его на тот свет, не мог слышать собачьего лаЯ.
‘тоило гаркнуть где-то лагерному псу, как ѓнушин сгибалсЯ, приседал, затыкал
уши  - и не двигалсЯ. Ќад  ним  даже стали потешатьсЯ, нарочно, раздразниваЯ
псов: швырнут в самую их ватагу жратвы, а они до издыханиЯ лаютсЯ, грызутсЯ.
‡наЯ, что ѓнушин не жилец, от него все ждали избавитьсЯ как от командира. Ќо
его  не понизили, не перевели в  другое место, а  подрубили на корню. ‚есть,
что уволили из войск, не застала  ѓнушина врасплох, но даже не  поранила. Ћн
собрал вещички в чемодан. € пропал. ‡апомнилсЯ же он  в последний раз таким,
каким все его знали и всегда: стойко молчаливо выслушивал что-то  от  нового
командира,  молодого,  годЯщегосЯ  ему   в  сыновьЯ  лейтенанта,   а  глаза,
немигающие, стеклЯнистые, глЯдели голодно вникуда.


        Ѓеглый €ван

     ‘  полуднЯ солдат знал, что  совершили они с майором преступление;  что
никому они  в этот раз не помогли, да и в  другие разы, когда ездили будто б
длЯ дела, - неизвестно, что это были за дела. ‘  самого  утра майор почти не
разговаривал с  ним, был  напрЯженным, хмурым. Ѓуркнул, что  надо  забросить
груз, "помочь одному  хорошему  человеку",  но  утаил, какому  и что  ж было
затарено в продолговатом, будто гробик,  защитного цвета оружейном Ящике. Ќа
пропускном пункте их, как обычно, часовые не проверили. Ќо Ящик  ненароком и
был  укрыт майором от чужих  глаз;  не иначе  - от глаз  часовых. Ћн  сказал
солдату  рулить в пригородный  район, но не  по  трассе, а  через долину, по
старой,  рассыпавшейсЯ  в  прах  дороге. ‚  покинутом  пустынном  месте,  на
подъезде к  большому  тамошнему  селенью,  ждала подальше от обочины  чернаЯ
богатаЯ запыленнаЯ машина. Њайор грубо, нервно  приказал тормозить, с минуту
отсиделсЯ, оглЯделсЯ, и пошагал  разговаривать с вышедшими навстречу людьми.
Ћни сошлись,  не здороваЯсь. ђазговор их длилсЯ  минут пЯть, после чего двое
нерусских  парней влезли  гориллами в  командирский "газик"  и, не глЯдЯ  на
солдата,  выволокли  наружу  тЯжелый,  подъемный  только  длЯ  двоих   Ящик,
схороненный на заднем сидении под бушлатами. Њайор зЯбко наблюдал за ними со
стороны, будто  плыла  тЯжелогруженнаЯ  баржа, и когда они  бесшумно  прошли
мимо, пошагал и сам в машину; спокойный, умиротворенный, сказал поворачивать
обратно - домой, в гарнизон.
     Ћн  уже  не  поверил тому  хмурому серьезному виду разведчика, с  каким
майор  глЯдел в  даль  дороги. —то  в  Ящике  -  автоматы,  солдат  нечаЯнно
обнаружил сам.  Џрошло с  месЯц, как он раскопал на  чердаке  особого отдела
этот  Ящик, но скрыл свою находку: смолчал по привычке, понимаЯ, что майор и
хранил зачем-то его на чердаке. Љлючом от чердака, забытым майором однажды в
отделе со всей свЯзкой, он завладел без всЯкой  подлой мысли. Ќа чердаке, до
того  как майор отчего-то навесил там замок, солдат прЯтал нехитрое, нажитое
в гарнизоне добришко. ‘амодельный нож, ложку  с котелком, брюки и рубаху длЯ
гражданки - обноски, может,  и сворованные в городе тем ушлым медбратом, что
сменЯл их ему на сухпай.
     Ћ находке спустЯ времЯ легко позабыл - странный Ящик всплыл утром этого
нового днЯ, будто б утопленник - но сегоднЯ он уже отчаЯнно не  понимал; кто
и  когда смог затащить Ящик на чердак мимо его глаз, а потом также незаметно
спустить  к  утру на нижний этаж, изготовить  к отправке; почему увозили они
Ящик с оружием из гарнизона так скрытно, как  если  б воровали; откуда и длЯ
чего  получил  майор  такой приказ?  ‚ымуштрованный самим же майором,  он  в
приказе видел  такую  крепость и  такой непререкаемый закон, что,  казалось,
стоит  хоть  на  шажок  отступить,  cделать  что-то  самовольно,  как тотчас
обрушитсЯ жизнь. ЋткроетсЯ  неодолимое, гнетущее - вонЯющаЯ парашой болотнаЯ
толща времени. ’ьма.
     ‘уд, тюрьма,  лагерЯ, этапы - были длЯ него чем-то навроде того  света.
Ћн их повидал со стороны, когда снарЯжал особый отдел в ту преисподнюю таких
же солдат, но осужденных,  проклЯтых. …му и тогда  было чудно, когда вели их
под  конвоем,  что  они еще  живые.  ЊатерЯтсЯ,  дышут,  хотЯт жрать,  молЯт
конвоиров о куреве. ‘ полсотни таких  конвоировал он на отправку, но ни разу
так  и  не  повидал, как хоть один из них  выходит на свободу, возвращаетсЯ,
обретает облик человеческий, жизнь... Ќо майор был его начальником и главным
в жизни-то человеком, которому служил он даже не как солдат, а как раб.


     ѓод тому  назад он призвалсЯ на службу, да угодил так далеко от родины,
что свои места в глубинке уже только  мерещились. Ќеизвестно за какие грехи,
оказалсЯ он служить в пропащей на азиатском отшибе бригаде, что  под охраной
десЯтка вечно  пьЯных  офицеров  тЯнула никому не нужную нитку дороги.  € не
рота   и   не   служба  называлась   "командировкой",   туда   командировали
отбракованных солдат длЯ этих каторжных безрассудных работ, стоЯщих намертво
в планах у начальников, может, тоже им спущенных сверху. †или в голой степи,
в  палатках,  питаЯсь  плесенью да  гнилью,  и  самые  живучие добывали себе
консервы.  „орогу прокладывали  по метру в  день;  верно,  списывали на  нее
где-то   немалые  деньги,  воровали  стройматериал,  так  что   работать   в
командировке  было уж почти нечем да и некому. € солдатнЯ, обреченнаЯ на эти
работы, и  офицеры оказались  сцепленными одной участью.  €з  обреченности и
порЯдки в бригаде завелись особые, каких не бывает даже у зверьЯ.
     ‚ бригаде возрадовались новобранцу, как если бы  женщине - полнотелому,
белокожему  - когда  его привезли к ним. ‘амые живучие из солдатни, те,  кто
правил всей  этой  полуголодной  диковатой  толпой,  отобрали  его к себе  в
палатку и посулили в день по банке тушенки да свободу от работ. •отели с ним
договоритьсЯ по-доброму, жалеЯ поуродовать. Ћн и не  знал, что так бывает, и
не понимал, чего от него хотЯт, рождаЯ у них  радостный клацкающих гогот. ‡а
это простодушие его не тронули в первый день, но  на другой затеЯли драку. Ђ
он был крепок, отбилсЯ, так что стали  боЯтьсЯ нападать на него даже оравой.
Ћн ложилсЯ  на нарах в чем работал, в сапогах и в бушлате, и не смыкал глаз,
что  ни ночь готовилсЯ  к драке, сжимаЯ на груди  заточенный  железный штырь
арматуры.  ЏонадеЯлсЯ  на свои силы, а их у человека есть  про  запас только
чтобы выжить - из пут вырватьсЯ.
     Ћт  многодневной  бессонницы  он послеп,  ослабел,  и  однажды  потерЯл
сознание.  „лЯ  верности  оглоушив,  тело перенесли в палатку  поукромней  и
делали, что хотели. ЋчнулсЯ он от ледЯного холода. ѓолый, с банкой тушенки в
окостенелой руке.  ’олком ничего не помнил.  ‘обрал вокруг, будто б наскреб,
клочки  трЯпьЯ, что содрали с него.  ЋбрЯдилсЯ  в те  клочьЯ. Џередохнул.  €
пошагал - убивать, сам синюшный весь да неживой. ѓромил в беспамЯтстве всех,
кто попадал под руку. Џотом  очутилсЯ в  руках  штык-нож.  ЃросилсЯ  наружу.
Џобежал по дощатым мосткам вдоль палаток. ЋпомнилсЯ уже в одиночестве, когда
все  куда-то  пропали  и в палаточном  лагере только  гулЯл ветер.  ‚алЯлись
кругом бездвижные безоружные тела в лужах крови. € все руки его были  вЯзки,
черны  той холодеющей чужой кровью, похожей на смолу. Ќачальник  бригады был
пьЯн. Ћн долго  тормошил его, мычащего, что  малое дитЯ, чтобы  сдать себЯ в
его власть, под арест. „аже тогда он не подумал бежать,  а  хотел почему- то
суда. Ќо ходить в одиночестве на  свободе, пугаЯ одним своим видом, пришлось
ему  еще долгих  три днЯ.  ‘только  надо было  времени,  чтобы  добратьсЯ на
командировку следователю и конвою из гарнизона.
     Џриехал  сам  начальник разведки - майор особого отдела,  как было ему,
верно,  тошновато ездить; в  такую глушь,  на грузовике с  отрЯдом спецроты,
наводить  порЯдки в разложившейсЯ бригаде. ‘олдат, что устроил резню, был  в
мыслЯх майора неживей трупа. Ћн ехал, чтобы  забрать походЯ этот труп, как и
трупы двух безвестных - зарезанных в бригаде. Љомандировка была проказой длЯ
всего  боевого соединениЯ. Ќо  происходЯщее  в  ней  надо  было терпеть, как
нельзЯ было прекратить прокладывать дорогу-призрак и расформировать бригаду.
†елаЯ того или нет,  майор должен был  скрыть следы  происшедшего, смолоть в
меленький порошок все тамошнее зло и пустить по ветру.
     Џод штык нож попали двое из калмыков. —тоб схоронить без шума чабанских
этих детишек, долго думать было не надо. Ќародец такой, что не посмеют там у
них вЯкнуть.  ђоднЯ их и по-русски  не прочитает.  •оть без голов  закатай в
цинкачи.  Њайор организовал.  Ќагнал солдатни,  нахлестал  по  мордам, чтобы
пробудились  от спЯчки, и вот уж сготовил ловкую ложь:  что те двое калмыков
не  соблюдали  технику  безопасности.  ‡адавило  их на  работах,  несчастный
случай, не там стоЯли, да и все.
     ‘олдатика - что  был и жертвой, и убийцей  - майор  застал,  показалось
ему, невменЯемым. „ругой в его шкуре забилсЯ бы  в уголок, света бы дневного
боЯлсЯ. Ђ этот орал  от  бешенства,  если надо было на вопросы  отвечать,  и
затихал только тогда, когда  майор прекращал допытыватьсЯ, кто ж это его  да
как.   Њайор  злилсЯ,  но   вынужден  был  уже  доверительно  убеждать,  что
случившеесЯ нужно накрепко позабыть. "Ќу, жалко  мне тебЯ сажать... ’ы ж  не
виноват.  Ќе  виноват!  ‡ачем тебе это  нужно,  чего ты  за  этих черномазых
цеплЯешьсЯ? Ќу, не посадим,  но ведь  и ты останешьсЯ  на свободе.  Ђ что мы
докажем, если сЯдешь вместе с ними? Џогибнешь, затравЯт тебЯ. Ђ они выживут,
их сто раз выкупЯт. Ђ у тебЯ чего, отец и мать миллионеры? ’ы о них подумай,
длЯ таких, каким тебЯ сделали - тюрьма, сынок, это как лютаЯ смерть, всех-то
ножичком не пырнешь!"
     ‘олдат  не  понимал, чего  от  него хотЯт, какую  предлагают сделку,  и
поначалу  только  трЯс удивленно головой, отнекиваЯсь. Џораженный  неприЯтно
тем,  как долго пришлось  с ним возитьсЯ, майор в конце концов достиг  своей
цели