 менЯ.
   - ђусские - большие, широкоплечие и светлые, - сказал он.
   џ  удивилсЯ.  ‚  Џариже  много  русских,  неужели  они   все   большие,
широкоплечие и светлые? ‘тарик ничего на это не ответил и спросил, какой Я
русский, старый или новый, - очевидно, эмигрант или советский?  Њой  ответ
он попросил подтвердить доказательством.  џ  вынул  рубль.  Ћн  долго  его
рассматривал, потом вернул - в €талии его  ни  за  что  не  отдали  бы,  а
попросили бы еще расписатьсЯ на нем.
   ‚друг без всЯкой логической  свЯзи  с  предыдущим  старик  заговорил  о
Ќаполеоне. Љакой это был император, какой полководец! ’олько  одну  ошибку
он совершил - поздно начал свой русский поход. Ќадо  было  начинать  не  в
июне, а по крайней мере в апреле или в мае. ’ут же он, правда, оговорилсЯ,
что к русским относитсЯ хорошо, что они неплохие солдаты - он видел  их  в
первую войну - молодцы, красавцы! - что  у  него  есть  приЯтель  русский,
истопник, очень порЯдочный человек.
   €з дальнейшего выЯснилось, что старик  служит  в  „оме  инвалидов,  где
погребен Ќаполеон, то ли гардеробщиком, то ли в охране (говорил он быстро,
и Я не все понимал, но  слово  "garde"  -  охрана,  стража,  караул  -  он
повторил несколько раз), и тут мне стало Ясно, что  все  интересы  старика
сводЯтсЯ в основном к тому, что  имеет  какое-либо  отношение  к  великому
императору (иначе он Ќаполеона не называл). Ќа пальце у него был  перстень
с буквой "N", на часах брелок с буквой "N", и даже  крохотные  запонки  на
воротничке были украшены малюсенькой буквой "N".  Љогда  мы  заговорили  о
днЯх оккупации, он сказал, что немцев не любит, но многое  им  прощает  за
то,  что  они  перевезли  в  „ом  инвалидов  прах  ђимского  королЯ,  сына
Ќаполеона.
   Џотом старик вдруг обиделсЯ и замолчал,  узнав,  что  Я  не  поклонилсЯ
праху великого императора и врЯд ли успею это  сделать.  ‘идел,  попыхиваЯ
трубкой, не глЯдЯ на менЯ, потом,  по-видимому,  ему  это  надоело,  и  он
ворчливо спросил, знаю ли Я, у стен какого древнего сооружениЯ сижу. € тут
же рассказал историю ‘ен-†ермен-де-Џрэ.
   „альнейшему  разговору  помешала  его  жена.  ’олстаЯ,   оживленнаЯ   и
сердитаЯ, значительно моложе его, она как-то  неожиданно  поЯвилась  перед
нашей скамейкой и сразу стала  в  чем-то  упрекать  его.  ‘тарик  виновато
смотрел на нее снизу вверх, потом встал и,  несколько  сконфуженный  своим
слабым сопротивлением, попрощалсЯ со мной,  успев  сообщить  жене,  что  Я
"симпатичный молодой человек из Њосквы,  к  сожалению,  не  интересующийсЯ
историей ”ранции". †ену это нисколько не тронуло, она решительно взЯла его
под руку  и,  продолжаЯ  отчитывать,  повела  к  выходу.  ‘тарик  на  ходу
обернулсЯ, посмотрел на менЯ и беспомощно развел руками:  "—то  поделаешь.
’акова жизнь..."


   Љ сожалению, кроме этого старика и трех "ажанов", в Џариже  мне  больше
ни с кем не удалось поговорить, если не считать приказчиков  и  таможенных
чиновников.  ‚прочем,  вру  -  с  одной  парижанкой   Я   довольно   долго
разговаривал. Њы сидели с ней в кабинете  нашего  посла,  у  великолепного
высокого окна, выходЯщего в небольшой  уютный  садик.  Ћна  пришивала  мне
оторвавшийсЯ карман на пиджаке, а  Я  слушал  ее  приЯтную  не  так  часто
встречающуюсЯ теперь, сохранившуюсЯ только у стариков московскую речь.
   - Ќу что ж, живу... “борщицей работаю.  ‚торой  год  уже.  €  никак  не
привыкну. ѓород большой, красивый, очень даже красивый, вы же  видели.  „а
больно уж суетливый. ‘уетливее,  чем  Њосква.  Ђ  может,  та  суета  своЯ,
привычнаЯ... Ђ может, просто по детЯм скучаю...
   € она повела обычный и всегда чем-то трогающий рассказ матери  о  своих
детЯх, привычно и ловко орудуЯ иглой ("а теперь и пуговицы укрепим..."), и
от всего этого сразу стало как-то тепло и уютно в этом громадном  кабинете
с  торжественной  мебелью,  в  котором  сидели  когда-то  чрезвычайные   и
полномочные министры ђоссийской империи, а теперь, пока не пришел еще  наш
посол, тетЯ Њаша, оторвавшись от пылесоса "ђакета", пришивала мне карман.
   …й нравилсЯ Џариж. € парижане нравились. Ђ думала она все о Њоскве.  "€
суета там своЯ, привычнаЯ". Љстати, эта черта  свойственна  всем  русским,
живущим за границей. Ќаши корреспонденты в €талии,  с  которыми  Я  провел
довольно много времени, с улыбкой слушаЯ мои  излиЯниЯ  по  поводу  красот
ђима, ”лоренции, ‚енеции, говорили:
   - Њы, брат, тоже первые два-три месЯца вот так вот бегали высунув Язык.
Ђх, музеи! Ђх, руины! Ђх, траттории! Ђх, дороги!  Ђ  вот  поживи  здесь  с
наше, года три-четыре, так поймешь, что значит длЯ тебЯ ‘ивцев ‚ражек  или
какаЯ-нибудь твоЯ  киевскаЯ,  идущаЯ  в  гору  улица.  €ной  раз  даже  по
милиционеру соскучишьсЯ...
   € все это говорили русские, которые знали, что через месЯц,  два,  три,
шесть,  максимум  год  они  вернутсЯ  домой  на  свои  ‘ивцевы  ‚ражки   и
Ќиколо-Џесковские. Ђ что говорить о тех, кто никогда уже  не  вернетсЯ  на
родину?
   џ много видел таких. ђазных, очень разных. ‚ ђавенне рЯдом со  мной  за
столом сидела девушка, специально приехавшаЯ за  сто  километров  повидать
землЯка  с  “краины.  Џопала  она  в  €талию  во  времЯ  войны.  ‘ама   из
„непропетровска. ‚споминала родные  места,  плакала  и  просила,  чтобы  Я
обЯзательно прислал ей шевченковский "Љобзарь". "‚ы не представлЯете,  что
это длЯ менЯ значит, нет, вы не можете этого понЯть".
   ‚о  ”лоренции  старушка,  библиотекарша  общества  "€талиЯ   -   ‘‘‘ђ",
энергичнаЯ  и  подвижнаЯ,  с  жаром  рассказывала,  как  расширЯетсЯ  круг
читателей советской литературы, а вечером ("нет, Я не хочу  вина,  Я  хочу
русской,  настоЯщей  русской  водки!")   тоже   расчувствовалась   и   все
вспоминала, расспрашивала, расспрашивала, расспрашивала.
   €рина  €вановна  „оллар,   преподавательница   русской   литературы   в
‚енецианском университете, не плакала. ‚ €талии она очутилась  совсем  еще
маленькой  девочкой;  ђоссию  почти  не  помнила,  но   все   русское   ей
по-настоЯщему дорого.
   џ сидел среди ее студентов в маленькой университетской аудитории, и как
же приЯтно было слушать все, что говорили  и  расспрашивали  о  русской  и
советской литературе все эти молодые венецианцы и венецианки,  из  которых
многие приезжают на лекции за десЯтки километров.
   ‚се они мечтали попасть на фестиваль. ‘обрали деньги и теперь  ждали  -
разрешат университетские  власти  или  нет?  Ќесколько  месЯцев  спустЯ  Я
получил от €рины €вановны открытку: "…дем на фестиваль!" Љак жаль,  что  Я
не был тогда в Њоскве...
   ЏриЯтно сейчас вспомнить и о ћрии Љрайском, вдвоем с которым мы бродили
по безмолвным улицам Џомпеи и пили вино в уютном домике нашего каприйского
гида ‚инченцо ‚ердолива, и о „жордже ”олиато, показывавшем  нам  ”лоренцию
(кстати, он тоже побывал на фестивале), и о  старом  флорентийском  враче,
трогательно приглашавшем нас к себе домой, чтобы показать нам,  как  чисто
по-русски обставлена у него квартира, словом, о всех тех, длЯ  кого  слово
"ђоссиЯ" обозначало пусть далекую, пусть даже чем-то чуждую,  но  все-таки
родину.
   Ќо были и другие.
   Ѓыл немолодой  уже  содержатель  одного  из  флорентийских  ресторанов,
который подсел к нам и с грустью заговорил о том, что в ђоссию ему никогда
уже не вернутьсЯ.
   - „а и стоит ли? Њы теперь уже не нужны друг другу. Ќи  Я  ей,  ни  она
мне. Ћтвыкли друг от друга. ‘кучать, конечно, скучаю, но возвращатьсЯ... €
не примут, и делать мне у вас теперь нечего. ‡десь у менЯ  семьЯ,  никаких
особых планов на жизнь Я уже не строю, к €талии привык, хоть  не  все  мне
здесь по душе. - Ћн вздохнул, потер ладонЯми лицо. - Џриходите  завтра,  Я
вам что-нибудь русское сделаю - борщ со сметаной, блины...
   Ђ в маленьком городке €вреа, недалеко от  ’урина,  на  фабрике  пишущих
машинок Ћливетти (о ней речь будет особаЯ) нас  сопровождала  немолодаЯ  и
очень словоохотливаЯ дама, имЯ и отчество которой Я сейчас забыл.  ”абрика
сама  по  себе,  конечно,  очень  интересна,  но   дама   восторгалась   и
захлебывалась с таким усердием,  что  мы,  слушаЯ  ее,  невольно  начинали
подвергать сомнению все, что она говорила. ђабочие,  мол,  и  массу  денег
зарабатывают, и каждый свою машину имеет, а если не машину, то мотороллер,
и квартиры у них отдельные ("вот и у менЯ две комнаты, кухнЯ, ваннаЯ, а  в
Њоскве, Я видела, все еще по углам жмутсЯ..."), и рабочаЯ  столоваЯ  здесь
лучшаЯ в €талии, и сам Ћливетти такой бессребреник, всем раздает деньги, а
сам в стареньком пальтишке ходит.
   ‚о всем этом, возможно, и была долЯ истины - не знаю, проверить то, что
нам говорили, мы не могли, а фабрика, со  стороны  действительно  поражает
своим благоустройством  и  рациональностью,  -  но  когда  обо  всем  этом
говоритсЯ с таким неумеренным восторгом, невольно закрадываетсЯ сомнение.
   Џопутно о нас самих. Ќе напоминаем ли мы иногда эту самую  даму,  когда
показываем  иностранцам  свои  достопримечательности?   Њне   вспоминаетсЯ
скорбный взглЯд итальЯнского писателЯ Љарло  ‹еви,  когда  три  года  тому
назад в Љиеве Я спросил его, как ему понравилось Њосковское метро.
   - ѓосподи, и вы об этом? - сказал  он  с  укоризной.  -  Ќет  человека,
который  не  задал  бы  мне  этого  вопроса.  „аже  в  €талии...  ‚  вашем
посольстве, в ђиме, Я спросил молодого человека, выдававшего мне  визу,  -
кстати, неглупого, начитанного, - что самое  интересное  он  порекомендует
посмотреть мне в Њоскве. Ћн  подумал-подумал,  наморщил  брови  и  сказал:
"Њетро!" - то же, что Я уже раз двадцать слышал от русских. €, может быть,
именно поэтому Я в  нем  не  был.  Ђ  ведь,  вероЯтно,  оно  действительно
хорошее...
   Џосле оливеттиевской дамы Я понЯл, что у Љарло ‹еви были основаниЯ  так
говорить.
   Ќо это к слову. ‚озвращаюсь к тому, с  чего  начал,  -  к  "другим".  ‘
наиболее Ярко  выраженной  категорией  этих  лиц  (хотЯ  далеко  не  самой
многочисленной) Я  столкнулсЯ  в  одном  из  римских  ресторанов,  носЯщем
название "Ѓиблиотека", очевидно, потому, что  бутылки  с  вином  стоЯт  на
полках вдоль всех стен от земли до потолка. Ќас было шестеро: мы  с  ‹ьвом
Њихайловичем и четверо наших корреспондентов. Ќа  правах  старых,  опытных
римлЯн  они  угощали  нас  изысканными  итальЯнскими  блюдами  и   винами,
наперебой расспрашивали, что нового дома, в Њоскве, в  ‹енинграде,  Љиеве.
Џотом откуда-то поЯвилсЯ фотограф,  щелкнул  аппаратом  и  через  двадцать
минут принес наши изображениЯ, наклеенные уже на паспарту.  Ћдним  словом,
все шло гладко и мирно. € только под самый конец мы обратили  внимание  на
соседний столик. ’ам сидела женщина и еще двое: один постарше, другой  лет
двадцати, совсем мальчишка. Њальчишка был бледен  и  пьЯн.  “ставившись  в
пространство, не глЯдЯ ни на нас, ни на своих собутыльников, он  не  очень
громко, но достаточно, чтобы мы расслышали, произносил слова:
   - Џродали  ђоссию...  ‡агадили,  запаскудили.  Љровью  залили.  ‚еликие
преобразователи человечества. Џо заграницам теперь разъезжают.  “чить  нас
хотЯт. Ђ ђоссиЯ с голоду дохнет. Џродали ее... - € так далее, и так далее.
   ‘удЯ по  глазам  и  сжатым  кулакам  моих  друзей,  всЯ  историЯ  могла
закончитьсЯ  в  полицейском  участке.  Ќо  благоразумие  взЯло  верх.   Њы
расплатились и ушли. ‚ гардеробе опЯть столкнулись с  этой  тройкой.  џвно
пытаЯсь затеЯть ссору, старший из них, проходЯ мимо нас, кинул:
   - Ќе понравилось? Ђ? ‘трусили?
   ‚ ответ ему с достаточной Ясностью было сказано, что его ожидает,  если
он сейчас же не скроетсЯ. Ќас было шестеро, их трое, вернее  двое.  Ѓольше
мы их не видели.
   Љто они? —ем занимаютсЯ? Ќе встречались ли мы с ними (с мальчишкой нет,
а с тем, постарше) где-нибудь на полЯх Ћтечественной войны? Ќе было ли  на
нем тогда серо-зеленого мундира?
   Ќемало русских разбросано сейчас по земному шару.  ‚  €талии,  ”ранции,
ћжной Ђфрике, Ђвстралии... ‘колько среди них мечтает о "Љобзаре",  сколько
среди них обманутых, хотЯщих и боЯщихсЯ вернутьсЯ домой, но сколько  среди
них и ненавидЯщих. €х меньшинство, но они есть.
   —ем же они живут?
   Њне трудно судить об этом: кроме той тройки в  римском  ресторане,  мне
больше ни с кем не пришлось встречатьсЯ. ђазве что с "ђусской  мыслью",  с
которой столкнулсЯ  в  Џариже.  ‘уществует  эта  газета  уже  десЯть  лет,
редактирует ее некий ‘ерж ‚одов. џ с интересом полистал  ее.  ‘  интересом
потому, что, во-первых, никогда  до  сих  пор  не  читал  белоэмигрантских
газет, во-вторых, просто потому, что захотелось узнать, чем  же  живут  ее
издатели и читатели.
   € оказалось - ничем. Ќенавистью? Ќо одной ненавистью  не  проживешь.  Ђ
кроме нее, ничего нет. Џустота, безысходность, отсутствие цели, хотЯ о ней
и говорЯт и пишут. Ќо верЯт ли в нее?
   ’рудно без улыбки,  например,  читать  о  том,  как  какой-то  господин
Ѓолдырев,  деЯтель  Ќационально-трудового  союза,  обещает  произвести   в
‘оветской ђоссии переворот, если у него будет сто миллионов долларов.  Ќад
этим смеетсЯ даже Ђ.†ерби, сотрудник  "ђусского  слова",  статью  которого
"Ќесколько слов по поводу Љонгресса за права и свободу ђоссии" Я прочел  в
номере газеты за 23 апрелЯ 1957  года.  џ  не  знаю,  кто  такой  Ђ.†ерби,
приславший в "ђусскую мысль" свою статью из Ќью-‰орка, но, прочитав ее,  Я
окончательно понЯл всю трагическую и смешную  безысходность  существующего
еще до сих пор "белоэмигрантского движениЯ".  …сть  еще  какие-то  партии,
союзы, объединениЯ, движениЯ, институты, ассоциации, комитеты, общества  -
галлиполийцев,  кубанцев,  витЯзей,  алексеевцев,   русских   комбатантов,
русской православной молодежи и т.д. и т.п., есть  собраниЯ,  конференции,
балы, матине, the-dancant'ы (чай с танцами), съезды, конгрессы. Ќет только
одного - цели. –ели, в которую бы верили.
   "Њое отрицательное отношение к созываемому  в  ѓааге  на  25-27  апрелЯ
"Љонгрессу за права и свободу ђоссии", - пишет автор  статьи,  -  ЯвлЯетсЯ
последствием  печального  опыта  с   несколькими   съездами   эмигрантских
организаций, созывавшимисЯ за последние десЯть лет. Ќичего, кроме  склоки,
из этих попыток, начатых  с  самыми  лучшими  намерениЯми,  не  вышло".  €
дальше: "‹ично  мне  не  известен  ни  один  человек  из  передовых  слоев
эмиграции, не только  левых,  но  просто  прогрессивных,  кто  признал  бы
целесообразность собиратьсЯ  в  настоЯщее  времЯ  и  обсуждать  нечто,  не
поддающеесЯ обсуждению".
   Љартина более или менее ЯснаЯ. ЋстаютсЯ только матине и the-dancant'ы в
ђусском доме. Ћб открытии одного из них, в Ѓрюсселе, сообщаетсЯ в  том  же
номере газеты:
   "„ом сверкает чистотой, на стенах красуютсЯ царские портреты и портреты
вождей „обровольческой и Ћсвободительной армий, знамена, гербы,  девизы...
€меетсЯ  зал  длЯ  конференций,  салон  длЯ   бриджа,   русский   бильЯрд,
библиотека, читальнЯ".
   ‚от  и  нашлось,  где  посидеть,  побеседовать,  повспоминать  прошлое,
полистать  свеженькие  журналы.  Ќу  хотЯ  бы  этот,  о  выходе   которого
сообщаетсЯ все в том же номере:

   "‚ышел из печати N 24 журнала "‚Ћ…ЌЌЂџ Ѓ›‹њ".
   €здание Ћбщекадетского объединениЯ под редакцией Ђ.Ђ.ѓеринга.
   ‚ номере: „.Ђ. "„ень в Њорском корпусе (посвЯщаетсЯ выпуску 1915  г.)";
‚л.’ретьЯков. "Џервые добровольцы на Љубани и кубанцы  в  первом  походе";
‚.Љаминский.   "Џроизводство    в    офицеры";    ‹.ЃелЯев.    "Ћфицерские
гимнастические фехтовальные курсы в Љиеве  и  1-Я  ђоссийскаЯ  олимпиада";
Ђнатолий Њарков. "ѓвардейскаЯ юнкерскаЯ школа"; ‚.Ѓогуславский, "75 лет  с
поступлениЯ в ‚оронежскую военную гимназию", и т.д. и т.д.

   …сть еще о чем вспомнить, сидЯ под портретами вождей „обровольческой  и
Ћсвободительной (читай - власовской) армий!
   Ќу, а тем, кто помоложе,  кому  нечего  вспоминать?  —ем  им  занЯтьсЯ?
ЋказываетсЯ, кроме бриджа и бильЯрда, есть еще и ипподром. ‚ том же номере
газеты некто Ќ.Ќелидов дает дельные советы, как там вести себЯ,  чтобы  не
оказатьсЯ в проигрыше.

   "…сли у вас попросЯт прикурить в промежутке между скачками, не играйте:
о выигрыше не может быть и речи. …сли вас все времЯ толкают -  проиграете.
“ронили деньги - наступите на  них:  выиграете.  …сли  вместо  кассы,  где
покупают билеты, по ошибке встанете  у  кассы,  где  получают,  -  выигрыш
обеспечен. ќто приметы французских  игроков.  Ћ  русских  приметах  напишу
после".

   Ќу, а если никуда не хочетсЯ идти,  хочетсЯ  сидеть  дома?  €  на  этот
случай газета дает совет в своем отделе "Ќа досуге":

   ЏЂ‘њџЌ‘ "ЉЋЊ…’Ђ"
   ‚озьмите колоду в 52 карты и расположите  ее  в  8  вертикальных  рЯдов
следующим образом: в первых 4 рЯдах по 6 карт, из коих 5 закрытых,  а  6-Я
открытаЯ, а в последующих 4 рЯдах - по 7 карт открытых. ЏасьЯнс состоит  в
том, что..."

   € дальше шестьдесЯт строк объЯснениЯ,  как  скоротать  времЯ,  если  не
хочетсЯ ни на съезд, ни в библиотеку, ни на ипподром.
   Ќо это еще не все. ѓазета дает ответы  на  более  существенные  вопросы
устами сотрудницы "†енского уголка", всезнающей Ќатали. Ћна все знает,  на
все может ответить: и сколько стоит билет на самолет  до  ‹ондона,  и  где
находитсЯ Ѓаньер-де-Ѓигорн и дорого ли там лечение,  и  что  делать  Њарии
€вановне (Њозель), пЯтнадцатилетний сын которой в ее  отсутствие  приходит
домой завтракать, но слишком мал, чтобы самому себе приготовить завтрак, и
слишком велик, чтобы оставатьсЯ одному с прислугой, которой уже семнадцать
лет.

   "“ менЯ есть подруга француженка, - спрашивает у Ќатали Џетр  €ванович,
- и у нас вечно недоразумениЯ.  ‘ейчас  обиделась,  что  Я  не  сделал  ей
подарка на Џасху. ‘ами знаете, времена тЯжелые, - Я ей это сказал.  Ђ  она
мне: "‚едешь себЯ, как будто ты мой законный  муж".  —то  это  она  хотела
сказать, уважаемаЯ Ќатали?"

   € Ќатали отвечает. Ќа все отвечает. ‚от это газета!
   Џусто, безысходно, бесконечно тоскливо. ѓде выход? Љто ответит?

   "ЊЂ‹…ЌњЉ€… ЋЃљџ‚‹…Ќ€џ
   LES PETITES ANNONCES
   џсновидЯщаЯ  ЉЂ‹њ.  Ћтвеч.  на  задуман,   вопросы,   угад.   имена   и
предсказываю будущее. 3-7 час. 70 bis, Av. Clichy, 1-er etage".


   ЏЯтнадцать лет тому назад закончились  бои  в  ‘талинграде.  ‚  течение
нескольких часов, даже минут, мы оказались  вдруг  тыловиками.  ”ронт  был
далеко, где-то на  „ону.  Ќа  пушки  натЯгивали  чехлы.  €з  пистолетов  и
автоматов расстреливались последние патроны. ‚се небо  было  в  ракетах  с
утра до поздней ночи. Ђ потом пили.
   ‚ перерыве между концом боев и началом  празднованиЯ  Я  отправилсЯ  на
’ракторный завод. ‚есь сентЯбрь Я просидел на нем -  с  23  августа  до  3
октЯбрЯ. Њы должны были взорвать его. ‚ цехах под  машинами  лежали  мешки
аммонала. Ћт мешков шли провода в щели - убежища. ‚ щелЯх мы жили. ’ам  же
были и маленькие  рубильники,  которые  надо  было  включить,  как  только
получим сигнал. Ќо сигнал так и  не  дали.  ‚  последних  числах  сентЯбрЯ
пришел приказ - взрывчатку из цехов убрать и  закопать  поглубже.  Њы  это
сделали и ушли на левый берег. ‚скоре немцы захватили ’ракторный.
   Џрошло четыре месЯца. € вот в первый же мирный день, вернее даже час, Я
отправилсЯ на ’ракторный, чтобы показать, где зарыта взрывчатка.  Џотом  Я
долго бродил по разрушенному заводу, зашел в ’ќ– (вместо нас ее  разрушили
немецкие бомбардировщики), разыскал щель, в которой, не раздеваЯсь, прожил
сорок два днЯ,  -  в  нее  попал  снарЯд,  и  она  превратилась  просто  в
засыпанную снегом Яму. Џотом пошел в свою часть.
   Ќе доходЯ километра три-четыре до  нашего  штабного  оврага,  Я  догнал
небольшую группу пленных, которую вел  командир  роты  третьего  батальона
‘трельцов.
   Њы пошли вместе. Ќемцев  было  человек  восемь.  ‘умрачные,  замерзшие,
закутанные  в  одеЯла,  с  громадными  рюкзаками  за  плечами  (немцы   не
расставались ни с чем, что в силах были поднЯть), они шли молча, не  глЯдЯ
по сторонам. ’олько один был без рюкзака - маленький, весь  посиневший,  с
густой черной щетиной, доходившей ему почти до глаз.
   - ѓоворит, что француз, - сказал ‘трельцов. - ђугает фрицев на чем свет
стоит.
   "куру спасает", - подумал Я и задал ему несколько  вопросов.  ќто  был
первый в моей сознательной жизни француз, если  не  считать  мсье  Љартье,
преподавателЯ курсов иностранных Языков, на  которых  Я  когда-то  недолго
училсЯ.
   ”ранцуз оказалсЯ эльзасцем из города Њюлуз. €мЯ его Я сейчас забыл.  „о
войны работал спортивным обозревателем в местной, а затем в  страсбургской
газете. ’ам, в ‘трасбурге, у него семьЯ: отец, жена  и  двое  мальчиков  -
‘елестэн и Њорис.
   - Њориц? - не выдержал и съЯзвил Я.
   - Ќет, Њорис! - Ћн даже обиделсЯ. - “дарение на "и". Њорис.  €  говорЯт
они  у  менЯ  оба  по-французски.  „ома  только  по-французски.  ‘таршему,
‘елестэну, - десЯть, Њорису - шесть...
   Њы шли по разъезженной  танками  и  машинами  дороге.  Љругом  в  снегу
валЯлись подбитые немецкие пушки, обломки  самолетов,  ветер  гнал  вороха
немецкой штабной писанины (в те дни ‘талинград буквально утопал в ней),  а
он, маленький, в надвинутой на уши пилотке,  с  трудом  двигаЯ  замерзшими
губами, рассказывал о  своем  отце,  кавалере  ордена  Џочетного  ‹егиона,
полученного за ‚ерден, о матери-парижанке ("она умерла еще  до  войны,  и,
может,  это  даже  хорошо,  она  не   увидела   менЯ   в   этом   позорном
обмундировании"), о своей жене, родом из ‹отарингии ("у менЯ  сейчас  руки
замерзли, а то показал бы вам ее фотографию"), опЯть о своих детЯх,  потом
вообще о французах - какие они всегда  веселые,  остроумные,  неунывающие,
как ценЯт они свою свободу.
   Ќедели через две Я опЯть встретилсЯ с ним. Ћн  шел  с  большой  партией
пленных, которых уводили за ‚олгу. “видев менЯ, он помахал рукой и  что-то
крикнул. Њне послышалось что-то вроде: "„о встречи в Џариже!.."
   ’огда, в сорок третьем году, на берегу замерзшей ‚олги,  пожелание  это
звучало по меньшей мере смешно. Ќо вот случилось так, что через пЯтнадцать
лет Я  действительно  попал  в  Џариж.  ќльзасца  своего  Я,  конечно,  не
встретил, но, глЯдЯ на парижан, невольно вспомнил  его  слова  о  веселых,
неунывающих французах. Љак ни  странно,  мне  они  такими  не  показались.
‘уждение очень общее и поверхностное, но и в  метро,  и  на  улицах,  и  в
магазинах  они  не  производили  на  менЯ   впечатлениЯ   людей   веселых,
неунывающих. Ћсобенно в метро. ‘идЯт молчаливые,  сосредоточенно  глЯдЯщие
перед собой или уткнувшиесЯ в газету, усталые, невеселые люди.
   Њне говорили потом, что французы, мол, после  войны  очень  изменились.
‘тали угрюмее, замкнутее, сидЯт больше по домам. ’ак ли это? Ќе  знаю.  Ќа
Њонмартре, например, мне удалось все-таки  увидеть  веселых  парижан.  ќто
были толстые немолодые люди в расстегнутых рубашках, с увлечением катавшие
какие-то шары - французскаЯ игра, смысл которой Я не  совсем  понЯл.  „ело
происходило на маленькой уютной площади у входа в кафе.  Љакие-то  туристы
фотографировали играющих, но те не обращали  на  них  вниманиЯ  и,  весело
перекрикиваЯсь, катали свои шары. џ тоже постоЯл, посмотрел, потом свернул
в переулочек и тут обнаружил другую категорию людей, которые  тоже  ни  на
кого не обращали вниманиЯ. Ћни сидели за мольбертами и все рисовали одно и
то же - Яйцевидный  купол  ‘акрэ-Љер,  господствующий  над  всеми  крышами
Њонмартра. Ћдни делали его голубым, другие желтым, фиолетовым, а маленький
сухонький старичок с профилем и волосами ‹иста, в длинной блузе с бантом -
таких Я видел только  на  картинках,  -  изображал  его  розовым  на  фоне
белесого неба, хотЯ на самом деле  купол  был  как  раз  белесым,  а  небо
розовым.
   Ќо не это менЯ удивило, “дивило то, что такие же точно  пейзажи  именно
этого купола и именно с этого места висели в большом количестве чуть ли не
во всех магазинах, торгующих сувенирами, открытками и  картинами.  Ќеужели
этого количества не хватает, нужно его пополнЯть? € тут у  менЯ  мелькнула
нехорошаЯ  мысль:  а  что,  если  старичок  с   бантом   и   его   коллеги
просто-напросто необходимый аксессуар, без которого  Њонмартр  не  был  бы
Њонмартром? Ќу что это за Њонмартр, без художников!  Џотом  мне  говорили,
что это так, мол, и есть - все они живут за счет туристских компаний,  кто
ж этого не знает? Ђ веселые толстЯки с шарами? Њожет, они тоже... Ќо  нет,
это уже слишком. „а и про художников, по-моему,  тоже  все  придумано.  Ќе
хочетсЯ этому верить, хотЯ, в общем, и непонЯтно, зачем  все-таки  столько
сакрэ-керов.
   Ќа той же маленькой уютной площади, где катали шары, увидал Я и  других
художников - разновидность наших, вырезывающих из черной бумаги профили  в
парках и фойе кинотеатров. Ќо эти не вырезывали, эти просто рисовали. Ћдин
из них, молодой, рослый парень, судЯ по  всему  -  по  клетчатой  навыпуск
рубахе с засученными рукавами, по шкиперской русой бородке, котораЯ сейчас
в моде у парижской богемы, - должен был быть заЯдлым абстракционистом.  Ќо
это течение, по-видимому, не в большей чести у рЯдовых заказчиков.  Џарень
самым честным образом, с растушевочкой, с бликами в глазах, очень быстро и
ловко рисовал маленькую девочку, сидевшую перед ним на стуле и  мучительно
старавшуюсЯ не засмеЯтьсЯ. ђодители  одобрительно  кивали  головами  -  им
нравилось.
   ’ут же рЯдом другой художник, тоже молодой (не студенты  ли  они?),  но
менее эффектный, без бородки, писал сразу двоих - жениха  и  невесту.  Ћна
была в подвенечном платье с флердоранжем, он - молодой офицер в  кокетливо
сдвинутом набок берете. „рузьЯ их, молодые  люди  в  таких  же  беретах  и
девицы с распущенными, точно непричесанными  волосами,  усиленно  помогали
художнику советами, но, в общем, были довольны его работой. Ќа  приколотом
к дощечке листе ватмана под разноцветными мелками быстро возникали розовые
и очень  привлекательные  молодожены,  может  быть  даже  несколько  более
привлекательные, чем на самом деле.
   Џотом всЯ компаниЯ, а вслед за нею и Я отправились к  ‘акрэ-Љер  и  там
несколько раз сфотографировались на широкой лестнице, идущей к собору. ’ут
же, на лестнице, фотографировалось еще несколько пар. Џочему их  было  так
много, не знаю. Ћдну из групп - папу, маму, жениха, невесту и  мальчика  с
голыми коленками -  удостоилсЯ  чести  снЯть  и  Я.  Њне  дали  аппарат  и
попросили запечатлеть всех пЯтерых вместе, но так, чтобы попали и собор, и
коннаЯ  статуЯ,  и,  главное,  высоченнаЯ  колокольнЯ,  котораЯ  никак  не
вмещалась в кадр. Ќе знаю, что у менЯ получилось,  но  в  благодарность  Я
заслужил прелестную улыбку невесты и веточку флердоранжа.  ‚след  за  этим
все пЯтеро степенно проследовали в собор.
   ‘обор ‘вЯщенного сердца - ‘акрэ-Љер  -  самое,  пожалуй,  некрасивое  и
непарижское сооружение во всем  Џариже.  џ  не  видел  церкви  ‘ен-”рон  и
Џеригэ, формы которой вдохновили творцов ‘акрэ-Љер, но эта многокупольнаЯ,
пышнаЯ, непонЯтно в каком стиле сделаннаЯ  громада,  строившаЯсЯ  тридцать
четыре года (1876-1910), кажетсЯ  каким-то  посторонним,  инородным  телом
среди  монмартрских  улочек,  переулочков  и   лестниц.   ’олько   низкий,
благородный звон "‘авоЯра", самого большого в мире колокола, плывущий  над
крышами Њонмартра, несколько  искупает  громоздкость  и  пышную  эклектику
архитектуры.
   Ќо место, на котором стоит собор, - лучшего не найти. Џристроившись  на
парапете, окружающем небольшую площадь перед  собором,  Я  долго  сидел  и
смотрел на погружающийсЯ в вечерние сумерки громадный город.  Ѓыть  может,
вид, открывающийсЯ на ”лоренцию  с  ЏьЯццале  Њикеланджело,  или  всемирно
известный ландшафт Ќеаполитанского залива с пинией и ‚езувием сами по себе
красивее. ‚озможно, это и так, но в этой красоте есть какаЯ-то открыточнаЯ
законченность, самой природой  придуманнаЯ  композициЯ.  ‡десь  же  просто
город: крыши, крыши, крыши, и первые огоньки в окнах, и светЯщиесЯ изнутри
перекрытиЯ вокзалов - правее ‘ен-‹азар, левее ѓар дю Ќор и ѓар де л'ќст, -
а дальше купола, колокольни, совсем розоваЯ сейчас лента ‘ены и все та  же
ќйфелева башнЯ, которую  так  ненавидел  Њопассан  и  котораЯ  так  прочно
овладела силуэтом Џарижа.
   џ сидел на каменных перилах и думал о том,  что  за  те  три  с  чем-то
десЯтка часов, которые Я в нем пробыл, Я увидел максимум того,  что  можно
было увидеть, Я обегал десЯтки улиц, площадей и парков, ноги у менЯ болели
так,  как  не  болели  с  лета  сорок  второго  года,  когда   приходилось
проделывать по сорок - пЯтьдесЯт километров в сутки, и все-таки  Я  города
совсем не знаю. џ видел дома, но что за их фасадами скрываетсЯ, Я не знаю.
џ  фотографировал  папу,  маму,  жениха,  невесту  и  мальчика  с   голыми
коленками, но кто они такие, о чем они думают, - Я не  знаю.  …динственный
парижанин, с которым по сути Я поговорил, рассказывал мне о  Ќаполеоне,  а
ведь он, вероЯтно, мог и кое о чем другом порассказать. џ  покупал  книги,
открытки, билеты в метро, маленькие сувениры, но кто те люди, которые  мне
их продавали, где они живут, как  живут,  что  делают  после  шести  часов
вечера, какие газеты читают и читают ли вообще, а если читают,  то  почему
именно эти, а не те, - ничего этого Я не  знал.  џ  всего  лишь  несколько
минут постоЯл над тем парнем в клетчатой рубашке, со шкиперской  бородкой,
а мне хотелось бы с ним посидеть в каком-нибудь бистро до двух часов  ночи
и задать ему тысЯчу вопросов и ответить на две тысЯчи его.
   ’рое "ажанов" с набережной ‘ены мило мне улыбались и передавали  привет
Њоскве. Ђ год спустЯ эти же "ажаны",  возможно,  разгонЯли  на  …лисейских
полЯх демонстрации, шедшие с лозунгами "„а  здравствует  ђеспублика!",  и,
может быть, били даже дубинкой по голове того  самого  парнЯ  в  курточке,
который стоЯл в почетном карауле у могилы Ќеизвестного  солдата.  Ђ  может
быть - уж больно разнородным по составу было французское ‘опротивление,  -
может быть, этот самый парень в майские дни 1958 года сам  кричал  у  стен
Ѓурбонского дворца: "Њинистров в ‘ену!" ‚се может быть...
   Џариж... Џарижане... џ видел их, но Я не знаю их.  Ђ  как  хотелось  бы
знать. € не только знать, но  и  подружитьсЯ  с  ними,  теми,  чьи  предки
защищали ‚еликую французскую  революцию  и  Џарижскую  коммуну,  кто  сами
выходЯт на улицу с "Њарсельезой" на устах, когда  свободе  ”ранции  грозит
опасность. € тогда Я понЯл бы, что настоЯщие  парижане  совсем  не  такие,
какими Я видел их в метро. Ћни другие - веселые и неунывающие,  любЯщие  и
ненавидЯщие, поющие, танцующие и заразительно смеющиесЯ, но умеющие, кроме
того, и боротьсЯ, и дратьсЯ, и отстаивать свои права, кто бы и  под  какой
бы маской на них не посЯгал,  одним  словом,  такие,  какими  описывал  их
маленький эльзасец в ‘талинграде, какие они есть, какими они не  могут  не
быть.


   ’ретьего апрелЯ в половине четвертого мы прибыли в ђим, а  в  пЯть  был
уже прием, или, как  он  был  назван  в  газетах,  "коктейль",  устроенный
обществом "€талиЯ - ‘‘‘ђ". ’ак началась наша  жизнь  делегатов,  жизнь,  в
которой завтраки,  обеды  и  ужины  ЯвлЯютсЯ,  пожалуй,  самой  тЯжелой  и
трудоемкой частью и без того перегруженного расписаниЯ.
   - Ќу что ж, пойдем позавтракаем, - с этих  слов  обычно  начиналсЯ  наш
день.
   ‚ час, оказываетсЯ, надо уже обедать. €тальЯнцы обедают в  час,  и  тут
уже ничего не поделаешь - надо идти. Ћбед продолжительный,  обЯзательно  с
вином - после него, кроме сна, трудно о  чем-либо  другом  мечтать.  Ќо  о
каком сне можно  говорить,  когда  в  четыре  нас  ждут  там-то,  в  шесть
конференциЯ, потом визит к тому-то и  конечно  же  небольшой  ужин,  а  до
четырех надо успеть побывать в галерее “ффици, или в  Ќациональном  музее,
или во „ворце „ожей, или в ‚атикане, или... ‘ловом, какой  сон  в  €талии?
‘пали по четыре-пЯть часов, и то обидно было.
   ‡а двадцать три днЯ Я побывал в семи городах - в ђиме, ’урине,  Њилане,
‚енеции, ђавенне, ”лоренции и Ќеаполе,  -  и  только  в  Ќеаполе  не  было
никаких "мероприЯтий". € во всех семи - музеи, галереи, выставки,  церкви,
руины,  замки,  дворцы,   театры,   гробницы,   памЯтники.   Ћдин   только
поверхностный осмотр  не  оставил  бы  ни  минуты  времени  длЯ  чего-либо
другого. Ђ мы, собственно говорЯ, и приехали длЯ этого  "другого":  как  в
старину говорилось, "людей посмотреть и себЯ показать", а  на  современном
Языке - длЯ налаживаниЯ контактов.
   €  тут-то  хочетсЯ  сказать  о  том,  что   особенно   затруднЯло   это
налаживание. Ќезнание Языков - вот в чем  наш  грех.  ‘редний  итальЯнский
интеллигент, кроме своего родного, обЯзательно знает или французский,  или
немецкий, или английский, а то  и  все  три.  ‚  любом  ресторане,  музее,
гостинице, на почте, в поезде тебЯ всегда поймут, если  ты  заговоришь  на
одном из этих Языков.  €талиЯ  -  страна  туристов  (двенадцать  миллионов
туристов в год, оставлЯющих соответственное количество  долларов)  -  этим
многое объЯснЯетсЯ. ‚озможно, это не лучший стимул  длЯ  изучениЯ  Языков,
но, что там ни говори, важен результат. Ђ мы, в большинстве своем, немы  и
глухи. Њы прикованы к переводчику. Њы не можем читать газеты. Њы бродим по
улицам, сидим в тратториЯх и остериЯх и не  понимаем,  о  чем  вокруг  нас
говорЯт, чему радуютсЯ, смеютсЯ, чем возмущаютсЯ. Ђ это, может быть, самое
интересное: сидеть вот так вот, в углу за столиком, и слушать,  наблюдать,
а потом и самому взЯтьсЯ затеЯть какой-нибудь спор - итальЯнцы любЯт  это,
моментально подхватЯт.
   ‚сего этого Я был лишен. Ќа конференциЯх Я говорил под  переводчика.  Ђ
как  это  нарушает  непосредственную  свЯзь  со  слушателЯми!  ‚   простом
разговоре пропадает окраска речи, смысл интонации - перевод, как бы он  ни
был хорош, все-таки только подстрочник.
   €тальЯнцы со свойственной им восторженностью и деликатностью  говорили:
"Ћ! ‘иньор прекрасно объЯснЯетсЯ по-французски". Ќо, простите, что это  за
разговор,  когда,  пытаЯсь,  например,  высказать  свою  точку  зрениЯ  на
современную итальЯнскую архитектуру, Я с трудом, мучительно подбираЯ слова
и морща лоб,  выжимал  наконец  из  себЯ:  "‚окзал,  стадион,  аэропорт  -
хорошо... „ом, где люди живут, хорошо и не хорошо... Ћдин  другой  похожи,
скучно..." ‚ дальнейшем Я попытаюсь написать  об  архитектуре  так,  чтобы
читателю стало понЯтно, что Я хотел этим сказать, но тогда  мне  хотелось,
чтобы менЯ понЯли мои собеседники, а получалось черт  знает  что,  детский
лепет.
   ‚торой наш грех. Њы почти не знаем современной итальЯнской культуры (да
и только  ли  итальЯнской?).  Њы  говорим  о  „анте,  Џетрарке,  Ѓоккаччо,
‹еонардо да ‚инчи, Њикеланджело,  а  нас  спрашивают  о  Љоррадо  Ђльваро,
—езаре Џавезе, “мберто ‘аба, ќлио ‚итторини, ќудженно Њонтале. “вы, мы  их
не знаем. ‘ Њоравиа, ‹еви, Џратолини мы познакомились каких-нибудь два-три
года тому назад, а ведь это крупнейшие писатели  с  европейскими  именами,
печатающиесЯ много  лет.  Ќас  спрашивают,  какого  мы  мнениЯ  о  романах
”олкнера, ‘аган, - мы  разводим  руками.  Џомню,  как  неловко  нам  было,
советским писателЯм, когда в ‹енинграде, года полтора тому назад, Ђльберто
Њоравиа спросил нас что-то  о  Љафке.  Њы  переглЯнулись,  мы  никогда  не
слыхали этой фамилии. ‚озможно, на ‡ападе этому  писателю  придают  больше
значениЯ, чем он заслуживает (говорю "возможно", так как до сих пор его не
читал, - опЯть же Язык!), но слыхать-то о нем все-таки не мешало бы -  его
книги переведены чуть ли не на все Языки мира.
   € третье, о чем Я уже вскользь упоминал:  не  надо  глотать  аршин,  он
мешает двигатьсЯ и говорить, надо быть самим собой. Њы советские  люди,  к
нам присматриваютсЯ, стараютсЯ нас понЯть, раскусить, и вот тут-то  мы  не
всегда находим правильную линию. ‘ одной стороны, мы начинаем расхваливать
все свое, с другой - так же неумеренно подлаживаемсЯ под обычаи и привычки
той страны, в которую попали. Ќи того, ни другого не  надо  -  это  только
мешает. Ќе надо всем и каждому говорить, что у нас лучшее  в  мире  метро,
что  ‘талинград  был  переломным  моментом  в  разгроме  гитлеризма,   что
ќйзенштейн  "Ѓроненосцем   "Џотемкиным"   сделал   переворот   в   мировой
кинематографии, что многие писатели ‡апада  учились  у  ‹ьва  ’олстого,  а
режиссеры  у  ‘таниславского,  -  все  это  известно,  и  повторение  этих
несомненных  истин  вызывает  только  улыбки.   Ќе   надо   думать,   что,
покритиковав картины,  например,  Ђлександра  ѓерасимова  или  архитектуру
нового Љрещатика, мы наносим удар своей родине, ронЯем ее достоинство.  Њы
вовсе не обЯзаны краснеть за это, как и за то, что на  нас  не  перлоноваЯ
рубашка, а простаЯ бумажнаЯ, ботинки не узконосые, а  тупые:  что  ж,  они
носЯт такие, а мы - такие...
   € еще одно: часто мы удручаем своей серьезностью (ах, как мы ее любим!)
и забываем, что шуткой можно иногда куда скорее приобрести друга,  а  если
надо, то и отбрить недоброжелателЯ.


   Џервый итальЯнец, с которым  Я  познакомилсЯ,  был  опЯть-таки,  как  и
француз, военнопленный - веселый, быстроглазый сицилиец „жулиано. Ћн попал
к нам под Ћдессой, сразу как-то  прижилсЯ  к  батальону,  сначала  помогал
повару, затем  ходил  даже  в  разведку,  сменив  петушиные  перьЯ  своего
головного убора на нашу прозаическую пилотку, и  вообще  стал  батальонным
любимцем.
   ‘о вторым итальЯнцем Я познакомилсЯ через десЯть  лет.  ќто  был  Љарло
‹еви - писатель и художник, книги которого "•ристос остановилсЯ в ќболи" и
"‘лова - камни" широко известны теперь советскому читателю. ‚ 1955 году он
приезжал в Љиев, и мы долго  бродили  с  ним  по  надднепровским  садам  и
паркам. ‚ернувшись в €талию, он  написал  книгу  о  своем  путешествии  по
‘оветскому ‘оюзу, -  она  выдержала  пЯть  изданий  и  много  сделала  длЯ
ознакомлениЯ широких итальЯнских кругов с нашей страной.
   Ћба они - „жулиано и ‹еви - совсем не были похожи друг на друга. Ћдин -
сын палермского шапочника,  двадцатилетний  разбитной  парень,  покорЯвший
своим голосом (впрочем, не только голосом) девушек тех сел, где мы стоЯли.
„ругой - человек уже немолодой, прославившийсЯ своими книгами и  картинами
в …вропе и далеко за океаном. Љороче,  люди  они  были  разные.  Ќо  обоих
объединЯло  одно  качество,  вернее,   три:   радушие,   приветливость   и
доброжелательность - качества, присущие, как Я потом  увидел,  большинству
встречавшихсЯ мне итальЯнцев.
   „жулиано в сорок пЯтом году отправили на родину. ЏрощаЯсь,  он  записал
чуть ли не десЯток адресов, но ни  одного  письма  Я  от  него  так  и  не
получил. ‚ утешение себе, объЯснЯю это его врожденной ненавистью к перу  и
бумаге. Љ сожалению, во времЯ нашей поездки  по  €талии  мы  не  попали  в
Џалермо, на родину „жулиано, и Я не увидел ни его, ни его красавицы  жены,
ни маленького бамбино Џьетро, о которых  он  столько  нам  рассказывал.  Ђ
жаль, очень хотелось бы их повидать...
   ‘ Љарло ‹еви встретитьсЯ оказалось куда проще. Ћн  был  одним  из  двух
знакомых мне людей на том самом "коктейле", на который мы попали в  первый
же час своего пребываниЯ в ђиме. ‚торым был „жованни Џирелли, знакомый мне
еще по Љиеву, куда он приезжал в составе делегации сторонников  мира,  сын
знаменитого каучукового королЯ и составитель нашумевшей в свое времЯ книги
"Џисьма приговоренных к смерти", предисловие к которой написал ’омас Њанн.
   Љак гостеприимный хозЯин, ‹еви водил нас по залу и знакомил  с  людьми,
чьи имена давно уже стали известны нам  по  литературе  и  кинофильмам:  с
„анило  „ольчи,  ныне  лауреатом  ‹енинской  премии   мира,   триестинским
архитектором, переехавшим в ‘ицилию, чтобы жить и работать среди  крестьЯн
и  рыбаков  многострадального  острова,  с  ђенато  ѓуттузо  (его  картины
выставлЯлись  в  Њоскве  и  ‹енинграде),  с  —езаре  „заваттини,   автором
покоривших  весь  мир  фильмов  "ђим  в  одиннадцать  часов",  "Џохитители
велосипедов", с ќдуарде де ”илиппо, которого  Я  совсем  недавно  и  с  не
меньшим интересом вторично смотрел в "Ќеаполе  -  городе  миллионеров",  с
Ђльберто Њоравиа, автором широко известных у  нас  "ђимских  рассказов"  и
великолепного романа "—очара", и многими другими, чьи  руки  приЯтно  было
пожать.
   Џотом мы ездили с ‹еви на его машине по городу,  побывали  в  маленьком
кафе, где когда-то сиживали ѓоголь и Ђлександр €ванов (их  портреты  висЯт
там до сих пор), и закончили день - иначе в €талии нельзЯ  -  в  одном  из
ресторанов на площади Ќавонна. ‹еви знакомил нас с  итальЯнской  кухней  и
учил, как надо справлЯтьсЯ со спагетти, ловко наворачиваЯ  эти  бесконечно
длинные макароны на вилку и не менее ловко отправлЯЯ их в рот.
   ‚прочем, с настоЯщей итальЯнской кухней мы познакомились несколько дней
спустЯ,  побывав  в  гостЯх  у  ‹инуччи  ‘аба,  дочери  знаменитого,  ныне
покойного, итальЯнского поэта “мберто ‘аба. џ не помню точно, чем нас  там
угощали, помню только, что все было очень вкусно - ‹инучча  ‘аба  славитсЯ
своими изысканными обедами. Ќо вечер, проведенный  у  нее,  запомнилсЯ  не
столько кушаньЯми, которые там подавали, сколько тем, что было после того,
как мы с ними покончили.
   ЌебольшаЯ заметка, написаннаЯ гостеприимной хозЯйкой и опубликованнаЯ в
газете "Џунто", начиналась так:
   "- ђусские приглашены на обед? - спросила менЯ  моЯ  кухарка,  и  в  ее
глазах поЯвилсЯ страх.
   - ‘егоднЯ у вас действительно будут русские? - спросила привратница,  и
ее глаза загорелись фанатическим блеском".
   Ћчевидно, этот интерес  испытывали  не  только  кухарка  и  привратница
синьоры ‘аба, так как к концу обеда в маленькой уютной квартирке на шестом
этаже трудно было повернутьсЯ, столько поЯвилось там гостей.
   ‘реди