щет он в стране далекой?
     —то кинул он в краю родном!

     Ќаскоро сделав обеими руками знак удивлениЯ  и  вопроса,  он  продолжал
торопЯсь сказать как можно больше, пока его не остановили:

     €грают волны, ветер свищет,
     € мачта гнетсЯ и скрипит...
     “вы, он счастиЯ не ищет
     € не от счастиЯ бежит!

     ЏетЯ торопливо показал жестом "увы", но  преподаватель  успел  замахать
руками:
     - •ватит.
     - џ сейчас кончу, там еще чуть-чуть, - простонал мальчик. -

     Џод ним струЯ светлей лазури...

     - •ватит, хватит. €ди домой.
     - Ђ еще больше ничего не надо? џ еще знаю  "Љак  ныне  сбираетсЯ...  ",
стихотворение Ђ. ‘. Џушкина.
     - Ќичего больше не надо. Њожешь сказать родителЯм, что ты принЯт. ‚от и
все.
     ЏетЯ был ошеломлен. Ћн минуты две стоЯл посредине класса, не знаЯ,  что
же теперь делать.
     Љазалось совершенно невероЯтным, что это страшное и загадочное событие,
к которому он с трепетом готовилсЯ все лето, уже совершилось.
     Ќаконец мальчик неловко шаркнул ногой, споткнулсЯ и бросилсЯ из класса.
Ќо через секунду как  очумелый  вбежал  назад  и  спросил  прерывающимсЯ  от
волнениЯ голосом:
     - ѓимназическую фуражку уже можно покупать?
     - Њожно, можно. ‘тупай.
     ЏетЯ ворвалсЯ в приемную, где на золоченом стуле  под  гипсовым  бюстом
‹омоносова сидела тетЯ в летней шлЯпе с вуалью и в длинных перчатках.
     Ћн кричал так громко, что его, несомненно, слышали на улице извозчики.
     - ’етЯ! €дем скорее! Ћни сказали, что уже надо  покупать  гимназическую
фуражку!


        29 Ђ‹…Љ‘ЂЌ„ђЋ‚‘Љ€‰ “—Ђ‘’ЋЉ

     Ђх, какое это было блаженство - покупать фуражку!
     ‘начала ее долго примеривали, потом торговались, потом  выбирали  герб,
эту изЯщнейшую серебрЯную вещицу. Ћна состоЯла из  двух  скрещенных  колючих
веточек с "Ћ. 5. ѓ. " между ними - вензелем Ћдесской пЯтой гимназии.
     ѓерб выбрали самый большой и самый дешевый, за пЯтнадцать копеек.
     Џриказчик проткнул шилом две дырки в твердом околыше  синей  касторовой
фуражки и вставил в них герб, отогнув с внутренней стороны латунные лапки.
     „ома фуражка с гербом вызвала общий восторг. ‚се норовили потрогать ее.
Ќо ЏетЯ не давал. ‹юбоватьсЯ - пожалуйста, любуйтесь, а руками не хватать!
     Џапа, „унЯ, Џавлик - все наперебой спрашивали:  "‘колько  стоит?",  как
будто в этом было дело.
     ЏетЯ горЯчо отвечал всем:
     - ђуб сорок пЯть фуражка и пЯтнадцать герб, да это  что?  ‚от  если  бы
видели, как Я выдержал экзамен, вы б тогда знали!
     ѓлЯдЯ на фуражку, Џавлик завистливо косил глаза и сопел, каждую  минуту
готовый зареветь.
     ‡атем ЏетЯ побежал показывать фуражку вниз, в лавочку, Ќюсе Љогану.
     ЌюсЯ Љоган опЯть гостил на лимане. Ќаказание!
     ‡ато чрезвычайно  заинтересовалсЯ  новой  фуражкой  отец  Ќюси,  старик
Љоган, лавочник, по прозвищу "Ѓорис - семейство крыс".
     Ќадев очки, он долго рассматривал фуражку со всех сторон, цокаЯ  Языком
- "ц-ц-ц", и наконец задал вопрос:
     - ‘колько стоит?
     Ћбегав всех знакомых в доме,  ЏетЯ  отправилсЯ  на  полЯнку  и  показал
фуражку солдатам. ‘олдаты тоже спросили, сколько  стоит.  Ѓольше  показывать
было некому, а не прошло еще и половины днЯ!
     ЏетЯ был в отчаЯнии.
     ‚друг он увидел ѓаврика, шедшего под забором  родильного  приюта.  ЏетЯ
бросилсЯ к приЯтелю, оглашаЯ воздух криками и размахиваЯ фуражкой.
     Ќо - боже мой! - что сделалось с ѓавриком?  …го  маленькие  глаза  были
обведены коричневыми кругами. Ћни тусклой злобой блестели на худом,  немытом
лице. ђубаха была  изодрана.  Ћдно  ухо,  лилово-красное,  распухшее,  сразу
бросалось в глаза, пугаЯ своим страшным неправдоподобием.
     "“х, как Я ловко выдержал экзамен!" -  хотел  было  крикнуть  ЏетЯ,  но
слова эти застрЯли у него в горле.
     Ћн прошептал:
     - Ћй! ‘ кем ты дралсЯ? Љто тебЯ побил?
     ѓаврик угрюмо усмехнулсЯ, опускаЯ глаза.
     - Ђ ну покажь, - сказал он вместо ответа и протЯнул руку к  фуражке.  -
‘колько стоит?
     •отЯ давать фуражку в чужие руки было мучительно, все же ЏетЯ - правда,
с болью в сердце - позволил ѓаврику потрогать обновку.
     - ’олько ты не попорти!
     - Ќе дрейфь.
     Њальчики уселись под кустиком возле  помойки  и  принЯлись  всесторонне
рассматривать фуражку.
     ѓаврик тотчас открыл в ней множество тайн и возможностей, ускользнувших
от глаз Џети.
     ‚о-первых,  обнаружилось,  что  вынимаетсЯ   тонкий   стальной   обруч,
распирающий дно. Ћбруч был оклеен  заржавленной  бумагой  и,  вытащенный  из
фуражки, представлЯл самостоЯтельную ценность.
     €з него ничего не стоило наломать массу маленьких  стальных  пластинок,
годных хотЯ бы  длЯ  того,  чтобы  класть  на  рельсы  под  дачный  поезд  -
интересно, что с ними сделаетсЯ!
     ‚о-вторых, была  чернаЯ  сатиноваЯ  подкладка  с  напечатанной  золотом
прописью: "Ѓр. ѓуральник". …сли ее немножко отодрать, за нее  можно  прЯтать
различные мелкие вещи - ни за что никто не найдет!
     ‚-третьих, кожаный козырек, покрытый снаружи черным лаком, можно  легко
сделать более блестЯщим, если хорошенько натереть зелеными стручками дерева,
носЯщего среди мальчиков название "лаковое".
     —то касаетсЯ герба, то его немедленно надо подогнуть  по  моде  и  даже
слегка подрезать веточки.
     Њальчики тут же с жаром принЯлись за дело и работали до тех  пор,  пока
не извлекли из фуражки все удовольствиЯ, какие в ней заключались.
     ќто немного развлекло ѓаврика.
     Ќо, когда фуражка окончательно потерЯла  человеческий  вид  и  надоела,
ѓаврик снова стал угрюм.
     - ‘лышь, Џетька, вынеси кусок хлеба и два куска  сахару,  -  сказал  он
вдруг с напускной грубостью. - Ћтнесу деду.
     - Људа?
     - ‚ участок.
     ЏетЯ смотрел на  приЯтелЯ  широко  раскрытыми,  ничего  не  понимающими
глазами.
     ѓаврик сумрачно усмехнулсЯ и сплюнул под ноги:
     - Ќу, чего смотришь?  Ќе  понимаешь,  чи  шо?  Њаленький?  Ќашего  деда
вчерась забрали в участок. Ќадо нести передачу.
     ЏетЯ продолжал ничего не понимать.
     Ћн слышал, что в участок забирают пьЯниц, буЯнов, воров, босЯков. Ќо  -
дедушку ѓаврика? ќто было выше его пониманиЯ.
     ЏетЯ прекрасно знал старика: мальчик часто приходил к ѓаврику в  гости,
на берег.
     ‘колько раз дедушка брал его вместе с ѓавриком в  море  ловить  бычков!
‘колько раз он угощал его своим особенным, душистым  и  придымленным,  чаем,
всегда извинЯЯсь, что "только нема сахару"! ‘колько раз  он  налаживал  Џете
грузило и учил, как надо привЯзывать лесу!..
     Ђ какие смешные украинские поговорки были у него  припасены  на  всЯкий
случай жизни, какое множество историй из  времен  турецкой  кампании,  какую
уйму солдатских анекдотов он знал!
     Ѓывало, сидит сам, как турок, подвернув под  себЯ  ноги,  штопает  сеть
специально  вырезанной  деревЯнной  иглой  и  рассказывает  и  рассказывает.
†ивотики  можно  надорвать.  €  про  то,  как  солдат  топор  варил,  и  про
бомбардира, попавшего в рай, и про денщика, так  ловко  обманувшего  пьЯного
офицера...
     ‚ жизни не встречал ЏетЯ такого любезного, гостеприимного хозЯина.  ‘ам
рассказывает охотно, но и других слушает с удовольствием, с радостью.
     Ќачнет ЏетЯ, бывало, что-нибудь  рассказывать,  увлечетсЯ,  размахаетсЯ
руками, завретсЯ до того, что уши вЯнут, а дедушка ничего - сидит и серьезно
кивает головой:
     "Ђ что вы себе думаете, очень даже просто могло случитьсЯ!"
     € такого человека забрали в участок! ЌевероЯтно!
     - „а за что же, за что?
     - Ђ вот за то самое!
     ѓаврик вздохнул  солидно,  как  взрослый,  немного  помолчал  и  вдруг,
прислонившись плечом к другу, таинственно шепнул:
     - ‘лухай...
     € он рассказал Џете, что случилось ночью. Љонечно, он рассказал не все.
Ћн ни словом не упомЯнул ни о  матросе,  ни  о  ’ерентии.  €з  его  рассказа
выходило, что ночью  к  ним  в  хибарку  прибежали  каких-то  трое,  которые
спрЯтались от городовых. Ћстальное  в  точности  соответствовало  тому,  что
было.
     - ’ут этот самый дракон ка-ак пошел мне накручивать ухи!
     - џ б ему так  наддал,  так  наддал!..  -  возбужденно  закричал  ЏетЯ,
сверкаЯ глазами. - Ћн бы у менЯ тогда хорошенько узнал!..
     - ‡аткнись, - угрюмо  сказал  ѓаврик  и,  крепко  взЯвшись  за  козырек
Џетиной фуражки, насунул ее Џете до половины лица, так что оттопырились уши.
     Џроделавши это, ѓаврик  продолжал  свой  рассказ.  ЏетЯ  слушал  его  с
ужасом.
     - Љто ж были эти? - спросил он, когда ѓаврик кончил. - ѓрабители?
     - ‡ачем? џ ж тебе говорю кто: простые люди, комитетчики.
     ЏетЯ не понЯл:
     - Љакие?
     - Ќу, с тобой разговаривать - житного хлеба сперва накушатьсЯ. џ ж тебе
говорю - комитетчики. ‡начит, с комитету.
     ѓаврик совсем близко наклонилсЯ к Џете и прошептал  ему  в  самый  рот,
дыша луком:
     - Љоторые делают забастовки. €з партии. —уешь?
     - ’ак зачем же дедушку били и отвезли в участок?
     ѓаврик с презрением усмехнулсЯ:
     - џ ему сто, а он мне двести. ‡а то, что он их ховал.  ѓолова!  ЊенЯ  б
тоже забрали, только не имеют права: Я маленький. ‡наешь, сколько полагаетсЯ
сидеть там, кто ховает? Ћго! ’олько, чуешь...
     ѓаврик еще больше понизил голос и прошептал совсем еле слышно, озираЯсь
по сторонам:
     - ’олько, чуешь, он не просидит больше как одну неделю.  ’е  все  скоро
пойдут по Ћдессе участки разбивать. „раконов до  одного  покидают  в  —ерное
море... —тоб Я не видел счастьЯ! ‘вЯтой истинный крест!
     ѓаврик опЯть сплюнул под  ноги  и  уже  совсем  другим,  деловым  тоном
сказал:
     - ’ак вынесешь?
     ЏетЯ помчалсЯ домой и через две минуты вернулсЯ с шестью кусками сахара
в кармане и половиной ситного хлеба за пазухой матроски.
     - •ватит, - сказал ѓаврик, посчитав сахар и взвесив на ладони  хлеб.  -
Џойдешь со мной в участок?
     •отЯ участок был  недалеко,  но,  разумеетсЯ,  ходить  туда  безусловно
запрещалось. Џете же,  как  назло,  до  такой  степени  захотелось  вдруг  в
участок, что невозможно описать. ‚ душе  мальчика  снова  началась  жестокаЯ
борьба с совестью, и борьба эта продолжалась всю дорогу,  вплоть  до  самого
участка.
     Љогда же совесть в конце концов победила, то уже было поздно:  мальчики
пришли к участку.
     ‚се понЯтиЯ и вещи в присутствии ѓаврика тотчас терЯли  свою  привычную
оболочку и обнаруживали множество качеств, до сих пор  скрытых  от  Џети,  -
Ѓлижние Њельницы из печального селениЯ вдов и сирот превращались  в  рабочую
слободку с лиловыми петушками в палисадниках; городовой становилсЯ драконом;
в фуражке оказывалсЯ стальной обруч.
     € вот теперь - участок.
     —ем был он до сих пор в Џетином представлении?  Ћсновательным  казенным
зданием  на  углу  ђишельевской  и  Ќоворыбной,  против   Џантелеймоновского
подворьЯ. ‘колько раз мимо него проезжал ЏетЯ на конке!..
     ѓлавное в этом здании была высокаЯ четырехугольнаЯ каланча с  маленьким
пожарным наверху. „ень и ночь, озираЯ сверху город, ходил человек в овчинной
шубе по балкончику вокруг мачты с перекладиной. Њачта эта всегда  напоминала
Џете весы или трапецию. Ќа ней постоЯнно висело  несколько  черных  зловещих
шариков, числом своим показываЯ, в какой части города пожар.  ѓород  же  был
так велик, что непременно где-нибудь горело.
     “ подножиЯ каланчи  находилось  депо  одесской  пожарной  команды.  Ћно
состоЯло из рЯда громадных кованых ворот.  €ногда  оттуда,  при  раздирающих
криках труб, вырывались одна за другой четверки бешеных лошадей в Яблоках, с
развевающимисЯ белоснежными гривами и хвостами.
     Љрасный пожарный обоз, зловещий и  вместе  с  тем  как  бы  игрушечный,
проносилсЯ по мостовой, сопровождаемый беспрерывным набатом  и  оставлЯЯ  за
собой в воздухе оранжевые Языки  пламени,  оторвавшиесЯ  от  факелов.  Ћгонь
отражалсЯ в медных касках. Џризнак беды вставал над беспечным городом. Љроме
этого, ничем замечательным в глазах Џети не отличалсЯ участок.
     Ќо стоило только ѓаврику приблизитьсЯ к нему - и он оборотилсЯ, как  от
прикосновениЯ волшебной палочки, узким переулком, куда  выходили  решетчатые
окна арестного дома.
     “часток оказалсЯ просто тюрьмой.
     - Џостой здесь, - сказал ѓаврик.
     Ћн перебежал сырую мостовую и незаметно юркнул мимо городового в ворота
участка. Љак видно, и здесь ѓаврик был свой человек.
     ЏетЯ  осталсЯ  один  в  небольшой  толпе  против  участка.   ќто   были
родственники. Ћни переговаривались через улицу с арестованными.
     ЏетЯ никак не предполагал, что в участке может "сидеть" столько  людей.
€х было не меньше сотни.
     ‚прочем, они отнюдь не сидели. Ћдни стоЯли на подоконниках, держась  за
решетки открытых окон; другие выглЯдывали из-за них,  махаЯ  руками;  третьи
подпрыгивали, стараЯсь через головы и плечи увидеть улицу.
     Љ удивлению Џети, здесь не  было  ни  воров,  ни  пьЯных,  ни  босЯков.
Ќаоборот: обыкновенные, простые, вполне приличные люди, из числа тех,  каких
можно  было  каждый  день  встретить  возле   вокзала,   на   ‹анжероне,   в
Ђлександровском парке, на  конке...  Ѓыло  даже  несколько  студентов.  Ћдин
привлек особое внимание черной кавказской  буркой  поверх  белого  кителЯ  с
золотыми пуговицами. Џриложив ладони к своим худым щекам, он кричал  кому-то
в толпе оглушительным гортанным голосом:
     - Џередайте, пожалуйста, в  землЯчество,  что  сегоднЯ  ночью  товарища
‹ордкипанидзе, Љрасикова и Ѓуревого вызвали из камеры  с  вещами.  ЏовторЯю:
‹ордкипанидзе, Љрасикова и Ѓуревого! ‘егоднЯ ночью! Ћрганизуйте общественный
протест! Џривет товарищам!
     —еловек  в  пиджаке  и  косоворотке  с  расстегнутым  воротом,   чем-то
напоминавший ’ерентиЯ, кричал из другого окна:
     - Џущай ‘ережа пойдет в контору за моей получкой!
     ђаздавались голоса, перебивавшие друг друга:
     - Ќе доверЯйтесь Ђфанасьеву! ‘лышь, Ђфанасьеву не доверЯйтесь!
     - Љолька сидит в Ѓульварном!
     - “ Џавел €ваныча в Ящике, за шкафом!
     - ‘амое позднее - в среду!
     ђодственники тоже кричали, поднимаЯ над головой кошелки и  детей.  Ћдна
женщина держала на руках девочку с такими же точно сережками,  как  у  Њоти.
Ћна кричала:
     - ‡а нас не беспокойсЯ! Ќас люди не оставлЯют!  Њы  имеем  что  кушать.
‘мотри, какаЯ наша ‚ерочка здоровенькаЯ!
     €ногда к толпе подходил  городовой,  держась  обеими  руками  за  ножны
шашки.
     - ѓоспода, вас честью просЯт не  останавливатьсЯ  напротив  окон  и  не
вступать с задержанными в разговоры.
     Ќо тотчас из  окон  раздавались  оглушительные  свистки,  невообразимаЯ
брань, рев.  ‚  городового  летели  арбузные  корки,  кукурузные  кочерыжки,
огурцы.
     - „ракон!
     - ”араон!
     - €ди бей Японцев!
     € городовой с шашкой под  мышкой  неторопливо  возвращалсЯ  к  воротам,
делаЯ вид, что ничего особенного не произошло.
     Ќет, положительно, на свете все было вовсе не так благополучно, как это
могло показатьсЯ с первого взглЯда.
     ѓаврик возвратилсЯ сумрачный, злой.
     - Ќу что, видел дедушку?
     ѓаврик не ответил ни слова. Њальчики пошли назад. ‚озле вокзала  ѓаврик
остановилсЯ.
     - Ћни его каждый день бьют, - глухо сказал он, вытираЯ  драным  рукавом
щеки. - “видимсЯ.
     € ѓаврик пошел прочь.
     - Људа?
     - Ќа Ѓлижние Њельницы.
     —ерез Љуликово поле ЏетЯ побрел домой. ‚етер гнал тучи  сухой,  скучной
пыли.
     Ќа душе у мальчика было так  тЯжело,  что  даже  сплющеннаЯ  гильза  от
винтовочного патрона, которую он нашел по дороге,  нисколько  не  обрадовала
его.


        30 ‚ Џђ€ѓЋ’Ћ‚€’…‹њЌЋЊ

     Ќаступила осень.
     ЏетЯ уже ходил в гимназию. €з большого загорелого мальчика  с  длинными
ногами в фильдекосовых чулках он, надев  форму,  превратилсЯ  в  маленького,
выстриженного под нуль, лопоухого приготовишку,  на  гимназическом  Языке  -
"мартыхана".
     „линные суконные брюки и  форменнаЯ  курточка,  купленные  за  тридцать
шесть рублей в конфекционе готового  платьЯ  ‹андесмана,  сидели  мешковато,
очень неудобно.
     ѓрубый воротник натирал  нежную  шею,  привыкшую  к  свободному  вырезу
матроски.
     „аже поЯс,  настоЯщий  гимназический  поЯс  с  мельхиоровой  блЯхой,  о
котором больше всего после фуражки мечтал ЏетЯ, не оправдал ожиданий. Ћн все
времЯ лез под мышки, блЯха съезжала  набок,  Языком  висел  свободный  конец
ремнЯ.
     Ќе придаваЯ фигуре ничего мужественного -  на  что  сильно  рассчитывал
мальчик, - поЯс оказалсЯ лишь  постоЯнным  источником  унизительных  хлопот,
вызывавших неуместные насмешки взрослых.
     Ќо зато сколько неожиданной радости  принесла  Џете  покупка  тетрадей,
учебников, письменных принадлежностей!
     Љак не похож оказалсЯ серьезный, тихий книжный магазин на  другие,  уже
известные мальчику легкомысленные, вздорные магазины ђишельевской улицы  или
Џассажа! Џожалуй, он даже был серьезней аптеки, во  всЯком  случае  -  много
интеллигентней.
     “же одна его узкаЯ, скромнаЯ вывеска

        ЋЃђЂ‡Ћ‚ЂЌ€…

внушала чувство глубочайшего уважениЯ.
     Ѓыл  темный  осенний  вечер,  когда   ЏетЯ   отправилсЯ   с   папой   в
"Ћбразование".
     ќто  было  сонное  царство   книжных   корешков,   зеленовато,   как-то
по-университетски освещенных газовыми  рожками  и  увенчанных  раскрашенными
головами представителей четырех человеческих рас: красной, желтой, черной  и
белой.
     Џервые три головы  в  точности  соответствовали  названию  своей  расы.
€ндеец был действительно совершенно красный. Љитаец  -  желтый,  как  лимон.
Ќегр - чернее смолы. € лишь длЯ  представителЯ  белой,  господствующей  расы
сделали послабление: он был не  белый,  но  нежно-розовый,  с  гофрированной
русой бородкой.  ЏетЯ,  как  очарованный,  рассматривал  голубые  глобусы  с
медными меридианами, черные карты звездного неба, страшные и  вместе  с  тем
поразительно Яркие анатомические таблицы.
     ‚сЯ мудрость ‚селенной,  сосредоточеннаЯ  в  этом  магазине,  казалось,
проникала в поры покупателЯ. Џо крайней мере,  ЏетЯ,  возвращаЯсь  на  конке
домой, уже  чувствовал  себЯ  необыкновенно  образованным.  Ђ  между  тем  в
магазине пробыли не более десЯти  минут  и  купили  всего  пЯть  книжек,  из
которых самаЯ толстаЯ стоила сорок две копейки.
     Џотом был куплен настоЯщий ранец из  телЯчьей  кожи  шерстью  наружу  и
маленькаЯ корзиночка длЯ завтраков.
     ‡атем выбрали прекраснейший пенал с переводной картинкой  на  выдвижной
лакированной крышке. ’угаЯ крышка  скрипела,  как  деревЯннаЯ  писанка.  ‚се
отделениЯ пенала ЏетЯ с большим вкусом и старанием наполнил предназначенными
длЯ них предметами, особенно заботЯсь,  чтоб  ни  одно  не  пустовало.  Ѓыли
положены разных сортов перышки: синие с тремЯ дырочками, "коссодо", "рондо",
"номер  восемьдесЯт  шесть",  "Џушкин"  -  с  курчавой  головой  знаменитого
писателЯ - и множество других.
     ‡атем - резинка со слоном, липка, растушевка, два карандаша:  один  длЯ
писаниЯ, другой длЯ рисованиЯ,  перламутровый  перочинный  ножичек,  дорогаЯ
ручка за двадцать копеек, разноцветные облатки, кнопки, булавки, картинки.
     € все это совершенно новенькое, лаковое, упоительно пахучее -  все  эти
маленькие, изЯщные орудиЯ прилежаниЯ!
     ‚есь вечер ЏетЯ усердно обертывал учебники и тетради специальной  синей
бумагой, скреплЯЯ ее облатками. Ћн приклеивал к  углу  промокашек  кружевные
картинки. ‹акированные букеты и ангелы крепко прижимали  шелковые  ленточки.
‚се тетради были аккуратно надписаны:

     ’…’ђЂ„њ ученика приготовительного класса Ћ. 5. ѓ.
     Џетра Ѓачей
     ЏетЯ едва дождалсЯ утра. Ќа дворе было еще почти темно, а  дома  горела
утреннЯЯ  лампа,  когда  мальчик  побежал  в  гимназию,  с  ног  до   головы
снарЯженный, как на войну.
     “ж теперь-то ни одна наука не устоит против Џети! ’ри недели мальчик  с
неслыханным терпением - в гимназии и  дома  -  занималсЯ  улучшением  своего
научного хозЯйства. Ћн то и  дело  переклеивал  картинки,  заново  обертывал
учебники, менЯл в пенале перьЯ, добиваЯсь наибольшей красоты и совершенства.
     € когда тетЯ, бывало, скажет:
     - ’ы бы лучше уроки учил...
     ЏетЯ с отчаЯнием стонал:
     - Ћй, тетЯ, ну что вы говорите разные глупости! Љак  же  Я  могу  учить
уроки, когда у менЯ еще ничего не готово?
     ‘ловом, все шло прекрасно.
     Ћдно только омрачало радость ученьЯ: Џетю еще ни разу не вызывали, и ни
одной отметки еще не стоЯло в его записной тетради. Џочти у всех мальчиков в
классе были отметки, а у Џети не было.
     Љаждую субботу он с грустью  приносил  свою  пустую  записную  тетрадь,
роскошно обернутую  в  розовую  бумагу,  оклеенную  золотыми  и  серебрЯными
звездами, орденами, украшенную разноцветными закладками. Ќо  вот  однажды  в
субботу ЏетЯ, не раздеваЯсь,  вбежал  в  столовую,  сиЯющий,  взволнованный,
красный от счастьЯ. Ћн размахивал нарЯдной записной тетрадью, крича  на  всю
квартиру:
     - ’етЯ!  Џавка!  „унЯ!  €дите  сюда  скорее!  ‘мотрите,  мне  поставили
отметки! Ђх, как жалко, что папа на уроках!
     €, торжественно швырнув тетрадь на стол, мальчик с  гордой  скромностью
отошел в сторону, как бы не желаЯ мешать созерцанию отметок.
     - Ђ ну-ка, ну-ка! - воскликнула тетЯ, вбегаЯ  с  выкройкой  в  руках  в
столовую. - Џокажи свои отметки.
     Ћна взЯла со стола тетрадь и быстро пробежала ее глазами.
     - ‡акон божий - два, русский - два, арифметика - два, внимание - три  и
прилежание - три, - с удивлением сказала тетЯ, укоризненно качаЯ головой.  -
Ќе понимаю, чего же ты радуешьсЯ? ‘плошные двойки!
     ЏетЯ с досады даже топнул ногой.
     - ‚от так Я и знал! - закричал он, чуть не плача от обиды.  -  Љак  вы,
тетЯ, не понимаете? ‚ажно, что отметки! Џонимаете: от-мет-ки! Ђ вы этого  не
хотите понЯть... ’ак всегда!..
     € ЏетЯ, сердито схватив знаменитую тетрадь, помчалсЯ во двор показывать
отметки мальчикам.
     Ќа этом закончилсЯ первый, праздничный период Џетиного ученьЯ.  ‡а  ним
наступили суровые будни, скучнаЯ пора зубрежки.
     ѓаврик больше не поЯвлЯлсЯ, и ЏетЯ его  почти  забыл,  всецело  занЯтый
гимназией.
     „о поры до времени забыл о Џетином существовании и ѓаврик.
     ’еперь он жил на Ѓлижних Њельницах, у ’ерентиЯ.
     „едушку все еще не выпускали. Ћн сидел то в Ђлександровском участке, то
в охранке, куда его часто возили ночью на извозчике. Ќо, как  видно,  старик
умел держать Язык за зубами, так как ’ерентиЯ до сих пор не трогали.
     Људа девалсЯ матрос,  ѓаврик  в  точности  не  знал.  ђасспрашивать  же
’ерентиЯ он не считал нужным. ‚прочем, по  некоторым  признакам  можно  было
заключить, что матрос в безопасности и находитсЯ где-то поблизости.
     Њало ли было на Ѓлижних Њельницах трущоб и закоулков, где  человек  мог
сгинуть, пропасть, исчезнуть? € мало ли было  таких  сгинувших  до  поры  до
времени людей в районе Ѓлижних Њельниц?
     Ќе в правилах ѓаврика было совать нос в чужие дела. “ него и своих  дел
оказалось достаточно.
     ’ерентию с семьей приходилось туго. †елезнаЯ дорога бастовала почти все
времЯ. ’ерентий пробавлЯлсЯ мелкой слесарной работой, которую брал  на  дом.
Ќо, во-первых, работы было мало, а  во-вторых,  много  времени  отнимали  те
неотложные дела, о которых в семье принЯто было говорить только намеками.
     ’ерентий как бы вовсе не принадлежал себе. ‘лучалось, за  ним  ЯвлЯлись
ночью, и он, не говорЯ ни слова, одевалсЯ и уходил, иногда на целые сутки.
     ЏостоЯнно в доме сидели какие-то приезжие, которым надо  было  готовить
кулеш, кипЯтить в чайнике воду. ‚  сенЯх  не  выводилась  осеннЯЯ  грЯзь,  в
комнате столбом стоЯл махорочный дым.
     “ мальчика не хватало совести сесть на шею семейному брату, приходилось
кормитьсЯ самому. Ќе маленький! Ќадо было тоже  носить  передачи  дедушке  в
участок. Љонечно, без дедушки о рыбной ловле нечего  было  и  думать.  „а  и
погода пошла плохаЯ - через день шторм.
     ѓаврик сходил на берег, перетащил лодку к соседЯм и  запер  хибарку  на
замок.
     ’еперь он целыми днЯми бродил по городу в старых чоботах ’ерентиЯ,  ища
себе пропитаниЯ. Љонечно, выгоднее всего было просить милостыню.  Ќо  ѓаврик
скорее согласилсЯ  бы  сдохнуть,  чем  протЯнуть  руку  прохожему.  ‚сЯ  его
рыбацкаЯ кровь закипала при одной мысли об этом.
     Ќет! Ћн привык добывать хлеб  трудом.  Ћн  носил  кухаркам  корзинки  с
привоза до самого дома за две  копейки.  Ћн  помогал  грузчикам  на  станции
Ћдесса-’оварнаЯ. „лЯ извозчиков, которые, под угрозой штрафа, не имели права
отлучатьсЯ от лошади, он бегал в монопольку за шкаликом водки.
     …сли же работы все-таки не находилось, а есть хоте лось, он отправлЯлсЯ
в кладбищенскую церковь и дожи  далсЯ  покойника,  чтобы  получить  в  шапку
горсть колева, этого  погребального  блюда,  состоЯщего  из  вареного  риса,
засыпанного сахарной пудрой и выложенного лиловыми мармеладками.
     ђаздавать на похоронах колево - такой был одесский обычай. ќтим  обычно
широко пользовались кладбищенские нищие. Ќекоторые из  них  нагуливали  себе
довольно толстые морды. Ќо так как колево ели не  только  нищие,  но  и  все
присутствующие на похоронах, то  ѓаврик  не  считал  длЯ  себЯ  унизительным
пользоватьсЯ столь удобным обычаем. ’ем более, что  попадавшиесЯ  мармеладки
можно было снести детЯм ’ерентиЯ в виде гостинца, без которого ѓаврик считал
неудобным ЯвлЯтьсЯ ночевать.
     €ногда ’ерентий посылал его отнести  какой-нибудь  сверток  по  адресу,
который непременно надо  было  выучить  наизусть  и  ни  в  коем  случае  не
записывать на бумажку. ѓаврику очень  нравились  эту  поручениЯ,  несомненно
имевшие какую-то свЯзь с теми делами, которыми постоЯнно был занЯт ’ерентий.
     ‘верток - чаще всего это были  бумаги  -  ѓаврик  засовывал  глубоко  в
карман и сверху приглаживал, чтобы не торчало. Ћн знал: "в случае чего" надо
говорить, что сверток нашел.  Ћтыскав  человека,  надо  обЯзательно  сначала
сказать:  "‡дравствуйте,  дЯдЯ,  вам  кланЯетсЯ  ‘офьЯ  €вановна".   —еловек
ответит: "Љак здоровье ‘офьи €вановны?" € только тогда можно отдать сверток,
но не раньше! Ћчень часто человек, получаЯ сверток,  давал  целый  гривенник
"на конку".
     “х, как жутко и весело было идти по такому поручению!
     Ќаконец, ѓаврик добывал деньги игрой в ушки. ќта игра только что  вошла
в моду. …ю увлекались не только  дети,  но  и  взрослые.  “шками  назывались
форменные пуговицы различных ведомств, со вбитыми внутрь петельками.
     ‚ общих чертах игра состоЯла в том, что игроки ставили чашечки  ушек  в
кон, а затем по очереди били по ним  специальной  ушкой-битой,  стараЯсь  их
перевернуть орлом вверх. ЉаждаЯ перевернутаЯ таким  образом  ушка  считалась
выигранной.
     €гра в ушки не была труднее или интереснее других уличных игр, но в ней
заключалась особаЯ, дьЯвольскаЯ прелесть: ушки стоили денег. €х всегда можно
было купить и продать. Ћни котировались по особому курсу на уличной бирже.
     ѓаврик блестЯще играл в ушки. “ него был твердый, сильный удар и  очень
меткий глаз. ‚ короткое времЯ он приобрел славу чемпиона. …го мешочек всегда
был наполнен превосходными, дорогими  ушками.  Љогда  его  дела  становились
особенно скверными, он продавал часть своего запаса.
     Ќо его мешочек никогда не пустовал. Ќа другой же день ѓаврик  выигрывал
еще больше ушек, чем продал накануне.
     ’аким образом, то, что длЯ других было развлечением, длЯ мальчика стало
чем-то  вроде  выгодной  профессии.   Ќичего   не   поделаешь,   приходилось
выкручиватьсЯ!


        31 џ™€Љ ЌЂ ‹Ђ”…’…

     Ќадвигались событиЯ. Љазалось, что они надвигаютсЯ страшно медленно.  ‚
действительности они приближались с чудовищной быстротой курьерского поезда.
     Љак хорошо было знакомо ѓаврику, жителю Ѓлижних  Њельниц,  это  чувство
ожиданиЯ летЯщего поезда!
     Џоезд еще где-то очень далеко, его еще не видно и не слышно, но длинное
дилиньканье повестки  на  станции  Ћдесса-’оварнаЯ  уже  дает  знать  о  его
приближении. Џуть свободен. ‘емафор открыт. ђельсы  блестЯщи  и  неподвижны.
‚округ полнаЯ тишина. Ќо все уже знают, что поезд идет  и  никакаЯ  сила  не
может его остановить.
     Њедленно опускаетсЯ на переезде шлагбаум. Њальчики торопЯтсЯ взобратьсЯ
на станционный забор. ‘таи птиц в тревоге снимаютсЯ с деревьев и кружат  над
водокачкой. Ћни с высоты уже, наверно, видЯт поезд.
     €здалека доноситсЯ еле слышный рожок стрелочника.
     € вот, совершенно незаметно, к тишине примешиваетсЯ  слабый  шум.  „аже
нет. ќто еще не шум. ќто как бы предчувствие шума, тончайшаЯ дрожь  рельсов,
наполнЯющихсЯ неощутимым звуком. Ќо тем не менее это - дрожь,  это  -  звук,
это - шум.
     ’еперь он уже Ясно слышен:  медленные  выдохи  пара,  каждый  следующий
Явственнее предыдущего.
     € все-таки еще не веритсЯ, что через минуту пролетит курьерский. Ќо вот
вдруг впереди неожиданно обнаруживаетсЯ паровоз,  охваченный  облаком  пара.
ЉажетсЯ, что он стоит неподвижно в конце аллеи зеленых насаждений.
     „а, несомненно, он остановилсЯ. Ќо тогда почему  же  он  так  чудовищно
увеличиваетсЯ с каждым мигом?  Ћднако  уже  нет  времени  ответить  на  этот
вопрос.
     ЋтбрасываЯ  в  стороны  шары  пара,  проноситсЯ   курьерский,   обдаваЯ
головокружительным  вихрем  колес,  окон,  площадок,   бандажей,   тамбуров,
буферов...
     ЃродЯ целыми днЯми по городу, ѓаврик не мог не чувствовать  приближениЯ
событий. Ћни еще были где-то в пути - может быть, на полдороге между Ћдессой
и ‘анкт-Џетербургом, - но к тишине  ожиданиЯ  уже  примешивалсЯ  не  столько
слышимый, сколько угадываемый шум неотвратимого движениЯ.
     Џо улицам, качаЯсь  на  новеньких  костылЯх,  ходили  обросшие  бородой
раненые в черных косматых  маньчжурских  папахах  и  в  накинутых  на  плечи
шинелЯх с георгиевскими крестами.
     Џриезжавшие из –ентральной ђоссии мастеровые приносили слухи о всеобщей
стачке.  ‚  толпах  возле  участков  говорили  о  насилии.  ‚  толпах  возле
университета и высших женских курсов говорили  о  свободе.  ‚  толпах  возле
завода ѓена говорили о вооруженном восстании.
     Ћднажды в конце сентЯбрЯ в порт пришел большой белый  пароход  с  телом
генерала Љондратенко, убитого в Џорт-Ђртуре.
     Џочти год странствовал громадный, шестидесЯтипудовый Ящик со  свинцовым
гробом по чужим землЯм и морЯм, пока наконец не добралсЯ до родины.
     ‡десь, в порту, его поставили на лафет  и  повезли  по  широким  аллеЯм
одесских улиц на вокзал.
     ѓаврик  видел  мрачную,  торжественную  процессию,  освещенную   бедным
сентЯбрьским солнцем: погребальные ризы свЯщенников, кавалерию, городовых  в
белых перчатках, креповые банты на газовых уличных фонарЯх.
     Њортусы в черных  треуголках,  обшитых  серебрЯным  галуном,  несли  на
палках стеклЯнные фонари с бледными Языками свечей, еле видными при  дневном
свете.
     Ѓеспрерывно,  но  страшно  медленно  играли  оркестры  военной  музыки,
смешиваЯсь с хором архиерейских певчих.
     Ќестерпимо высокие, почти воющие, но вместе с  тем  удручающе  стройные
детские голоса возносились вверх, дрожа под  сводами  вЯлых  акаций.  ‘лабое
солнце сквозило в сиреневом дыму  ладана.  €  медленно-медленно  двигалсЯ  к
вокзалу посредине  оцепленной  войсками  Џушкинской  улицы  лафет  с  высоко
поставленным громадным черным Ящиком, заваленным венками  и  лентами.  Љогда
процессиЯ поравнЯлась с вокзальным сквером,  на  чугунной  решетке  поЯвилсЯ
студент. Ћн взмахнул над заросшей головой студенческой фуражкой с выгоревшим
добела голубым околышем и закричал:
     - ’оварищи!
     ‚ этой громадной толпе безмолвного народа его  голос  показалсЯ  совсем
слабым, еле слышным. Ќо слово, которое он выкрикнул, - "товарищи" - было так
невероЯтно, непривычно, вызывающе, что  его  услышали  все,  и  все  головы,
сколько их было, повернулись к  маленькой  фигурке,  повисшей  на  массивной
ограде сквера.
     - ’оварищи! Џомните о Џорт-Ђртуре, помните о –усиме! Џомните о кровавых
днЯх „евЯтого ЯнварЯ! –арь и его опричники  довели  ђоссию  до  неслыханного
позора, до неслыханного разорениЯ и нищеты! Ќо великий русский народ живет и
будет жить! „олой самодержавие!
     ѓородовые уже стаскивали студента. Ќо он, цеплЯЯсь ногами за  ограду  и
размахиваЯ фуражкой, кричал быстро, исступленно, во что бы то ни стало желаЯ
окончить речь:
     - „олой самодержавие! „а здравствует свобода! „а здравствует ре...
     ѓаврик видел, как его стащили и, держа за руки, повели.
     Џогребальный звон плыл над городом. Џощелкивали подковы конницы. ѓроб с
телом генерала Љондратенко поставили в траурный  вагон  санкт-петербургского
поезда. ‚ последний раз грЯнули оркестры.
     - Ќа-а-а! кра-а-а! ул!
     Џоезд тронулсЯ.
     ’раурный вагон медленно проплыл за светлой оградой вытЯнутых в  струнку
штыков, уносЯ черный Ящик с крестом на верхней крышке, мимо Ћдессы-’оварной,
мимо  предместий,  усыпанных  толпами  неподвижных  людей,  мимо  молчаливых
станций и полустанков - через всю ђоссию  на  север,  в  Џетербург.  Џризрак
проигранной войны двигалсЯ по ђоссии вместе с этим печальным поездом.
     Џете в эти несколько дней казалось, что в их доме  -  покойник.  •одили
тихо. ѓоворили мало. “ тети на  туалете  лежал  скомканный  носовой  платок.
‘разу после обеда отец молча накрывал лампу зеленым абажуром  и  до  поздней
ночи исправлЯл тетрадки, то и дело ронЯЯ пенсне и  протираЯ  его  подкладкой
сюртука.
     ЏетЯ притих. Ћн рисовал  в  специальной  "рисовальной  тетради"  вместо
заданных шаров и конусов бой под ’юренченом и остроносый крейсер "ђетвизан",
окруженный фонтанами взрывающихсЯ Японских мин. ’олько неутомимый Џавлик  то
и дело запрЯгал Људлатку в перевернутый стул  и,  неистово  дуЯ  в  крашеную
жестЯную трубу, возил по коридору "похороны Љондратенко".
     Ћднажды, ложась спать, ЏетЯ услышал из столовой голоса папы и тети.
     - Ќевозможно, невозможно жить, - говорила тетЯ в нос, как будто  у  нее
был насморк.
     Ђ мальчик прекрасно знал, что она здорова.
     ЏетЯ стал слушать.
     - Ѓуквально нечем дышать, - продолжала тетЯ  со  слезами  в  голосе.  -
Ќеужели вы этого не  чувствуете,  ‚асилий  Џетрович?  Њне  бы  на  их  месте
совестно было людЯм в глаза смотреть, а они - боже мой! - как будто  бы  это
так  и  надо.  €ду  по  ”ранцузскому  бульвару  и  глазам  своим  не   верю.
‚еликолепнейший выезд, рысаки в серых Яблоках, ландо, на козлах кучер-солдат
в белых перчатках, шум, гром, блеск... „ве дамы в белых косынках с  красными
крестами, в бархатных собольих ротондах, на  пальцах  вот  такие  брильЯнты,
лорнеты, брови  намазаны,  глаза  блестЯт  от  белладонны,  и  напротив  два
шикарных адъютанта с зеркальными саблЯми, с папиросами в белых зубах. •охот,
веселье...  €,  как  бы  вы  думали,  кто?  Њадам  Љаульбарс  с  дочерью   и
поклонниками катит в Ђркадию, в то времЯ  когда  ђоссиЯ  буквально  истекает
кровью и слезами! Ќу, что вы скажете? Ќет, вы только подумайте -  вот  такие
брильЯнты! Ђ, позвольте  спросить,  откуда?  Ќаворовали,  награбили,  набили
карманы... Ћх, до чего же Я ненавижу всю эту - простите менЯ за  резкость  -
сволочь! ’ри четверти страны голодает... ‚ымирают целые уезды... џ больше не
могу, не в состоЯнии, поймите же это!
     ЏетЯ услышал горЯчие всхлипываниЯ.
     - ђади бога, ’атьЯна €вановна... Ќо что же делать? —то делать?
     - Ђх, почем Я знаю, что делать! Џротестовать, требовать, кричать,  идти
на улицу...
     - “молЯю вас... џ понимаю... Ќо скажите, что мы можем?
     - —то мы можем? - вдруг воскликнула тетЯ высоким и чистым голосом. - Њы
все можем, все! …сли только захотим и не побоимсЯ. Њы можем мерзавцу сказать
в глаза, что он мерзавец, вору - что он вор, трусу - что  он  трус...  Ђ  мы
вместо этого сидим дома и молчим! Ѓоже мой, боже мой, страшно  подумать,  до
чего  дошла  несчастнаЯ  ђоссиЯ!  Ѓездарные  генералы,  бездарные  министры,
бездарный царь...
     - ђади бога, ’атьЯна €вановна, услышат дети!
     - € прекрасно, если услышат. Џусть знают, в  какой  стране  они  живут.
Џотом нам же скажут спасибо. Џусть знают, что у них царь - дурак и  пьЯница,
кроме того еще и битый бамбуковой палкой по голове. ‚ыродок! Ђ  лучшие  люди
страны, самые честные, самые образованные, самые умные, гниют по тюрьмам, по
каторгам...
     Ћтец осторожно прошел в детскую - посмотрел,  спЯт  ли  мальчики.  ЏетЯ
закрыл глаза и стал дышать глубоко  и  ровно,  делаЯ  вид,  что  спит.  Ћтец
наклонилсЯ к нему, поцеловал дрожащими губами в щеку и  вышел  на  цыпочках,
плотно притворив за собой дверь.
     Ќо долго еще из столовой доносились голоса.
     ЏетЯ не спал. Џо потолку взад и вперед двигались полосы ночного  света.
™елкали подковы. ’ихонько дрожали стекла. € мальчику казалось, что это  мимо
окон все времЯ  ездит  взад  и  вперед  сверкающее  ландо  мадам  Љаульбарс,
наворовавшей в казне (казна имела вид кованого Ящика на  колесах)  множество
денег и брильЯнтов.


        32 ’“ЊЂЌ

     ‚  этот  вечер  Џете  открылось  много  такого,  о  чем  он  раньше  не
подозревал.
     ђаньше  существовали  понЯтиЯ,  до  такой   степени   общеизвестные   и
непреложные, что о них никогда даже и не приходилось думать.
     Ќапример - ђоссиЯ. Ѓыло всегда совершенно Ясно и непреложно, что ђоссиЯ
- самаЯ лучшаЯ, самаЯ сильнаЯ и самаЯ красиваЯ  страна  в  мире.  €наче  как
можно было бы объЯснить, что они живут в ђоссии?
     ‡атем папа. Џапа - самый умный,  самый  добрый,  самый  мужественный  и
образованный человек на свете.
     ‡атем царь. Ћ царе нечего и говорить. –арь - это  царь.  ‘амый  мудрый,
самый могущественный, самый богатый. €наче чем можно было бы объЯснить,  что
ђоссиЯ принадлежит именно ему, а не какому-нибудь другому царю  или  королю,
например французскому?
     Ќу и, конечно, бог,  о  котором  уже  совсем  нечего  говорить,  -  все
понЯтно.
     € вдруг что же оказалось? Ћказалось,  что  ђоссиЯ  -  несчастнаЯ,  что,
кроме папы, есть еще какие-то самые лучшие люди, которые гниют на  каторгах,
что царь - дурак и пьЯница, да еще и  битый  бамбуковой  палкой  по  голове.
Љроме того, министры - бездарные, генералы - бездарные, и,  оказываетсЯ,  не
ђоссиЯ побила џпонию, в чем не было до сих пор ни малейших сомнений,  а  как
раз џпониЯ - ђоссию.
     € самое главное - что об этом говорили папа и тетЯ. ‚прочем, кое о  чем
уже догадывалсЯ и сам ЏетЯ.
     ‚ участке сидели приличные,  трезвые  люди,  даже  такой  замечательный
старик, как дедушка ѓаврика,  которого,  кроме  того,  еще  и  били.  Њатрос
прыгнул с парохода. ‘олдаты остановили дилижанс.  ‚  порту  стоЯли  часовые.
ѓорела эстакада. ‘ броненосца стрелЯли по городу.
     Ќет, было  совершенно  Ясно,  что  жизнь  -  вовсе  не  такаЯ  веселаЯ,
приЯтнаЯ, беззаботнаЯ вещь, какой казалась еще совсем-совсем недавно.
     Џете ужасно хотелось спросить тетю, как это и кто бил  царЯ  по  голове
палкой. ѓлавное, почему именно  бамбуковой?  Ќо  мальчик  понимал  уже,  что
существуют вещи, о которых лучше ничего не говорить, а молчать,  делаЯ  вид,
будто  ничего  не  знаешь.  ’ем  более  что  тетЯ  продолжала  быть  той  же
приветливой, насмешливой, деловитой тетей, какой была  и  раньше,  ничем  не
показывала своих чувств, так откровенно выраженных лишь один раз вечером.
     “же шел октЯбрь.
     Ђкации почти осыпались. ‚ море ревели штормы.
     ‚ставали и одевались при свете лампы.
     Џо неделЯм над городом стоЯл туман. ‹юди и деревьЯ были  нарисованы  на
нем, как на матовом стекле.
     ‹ампы, потушенные в девЯть часов утра, зажигались снова в пЯть  вечера.
Њоросил дождь. €ногда он переставал. ‚етер  уносил  туман.  ’огда  рЯбиноваЯ
зарЯ долго горела на чистом, как лед, небе, за  вокзалом,  за  привозом,  за
костылЯми заборов, за голыми прутьЯми деревьев, густо  закиданных  вороньими
гнездами, большими и черными, как маньчжурские папахи.
     ђуки сильно зЯбли  без  перчаток.  ‡емлЯ  становилась  тугой.  ‘трашнаЯ
пустота и прозрачность стоЯли над чердаками.  ‚  эти  недолгие  часы  тишина
стоЯла от неба до земли. ѓород был отрезан от Љуликова  полЯ  ее  прозрачной
стеной. Ћн бесконечно отдалЯлсЯ со всеми своими тревожными слухами, тайнами,
ожиданиЯми событий. Ћн виднелсЯ четко, почти резко и вместе  с  тем  страшно
далеко, как в обратную сторону биноклЯ.
     Ќо портилась погода, небо  темнело,  с  морЯ  надвигалсЯ  непроницаемый
туман. ‚ двух шагах ничего не было видно. Ќаступал  страшный  слепой  вечер,
потом - ночь.
     ‘ морЯ дул прохватывающий ветер. €з порта доносилсЯ  темный,  вселЯющий
ужас  голос  сирены.  Ћн  начиналсЯ  с  низких,  басовых  нот  и   вдруг   с
головокружительной   быстротой    взвивалсЯ    хроматической    гаммой    до
пронзительного, но мЯгкого воЯ нечеловеческой высоты и мрачности. Љак  будто
вырывалсЯ с леденЯщим воем смертоносный снарЯд и уносилсЯ во мрак непогоды.
     ‚ такие вечера Џете было даже  страшно  подойти  к  окну  и,  приоткрыв
ставни, посмотреть на улицу.
     Ќа всем громадном и диком пространстве Љуликова полЯ не было  видно  ни
зги. ’уманнаЯ тьма плотно соединЯла его с городом.  ’айны  делались  общими.
Љазалось, они незаметно распространЯютсЯ от  фонарЯ  к  фонарю,  задушенному
туманом.
     ‘кользили тени редких прохожих. €ногда в  темноте  слышалсЯ  длинный  и
слабый полицейский свисток. “  штаба  стоЯл  усиленный  караул.  ђаздавались
грубые шаги проходЯщего патрулЯ.
     ‡а каждым углом  мог  кто-то  прЯтатьсЯ,  каждую  минуту  могло  что-то
случитьсЯ - непредвиденное и ужасное.
     € действительно, однажды случилось.
     —асов около десЯти вечера в столовую вбежала, не снимаЯ  платка,  „унЯ,
ходившаЯ в лавочку за кероси