ми  в  плен  и ставший  любимцем  советских
военнопленных, отсылаетсЯ  подпольным комитетом  коммунистов-военнопленных в
лагерь  уничтожениЯ,  поскольку он, майор  …ршов,  "из кулацкой  семьи".  Ќе
побрезговали  советские  комиссары  и  генералы  использовать в своих  целЯх
Ћсвенцим.
     ђоман ‚асилиЯ ѓроссмана многогранен, как  сама жизнь. ‡а его  героЯми -
всЯ страна.  Љромешный ад  ‘талинграда  ("‘талинградскаЯ опупеЯ", -  говорит
солдат),  эвакуациЯ,  пьЯнство генералитета  и черствый солдатский сухарь, -
тему  социального размежеваниЯ  народа, начатую еще в  первой,  изданной при
‘талине,  части,  он  продолжает  неумолимо:   "...Ѓуксир  потихоньку  тЯнул
баржу... …хавшим на празднование секретарЯм и членам  бюро  наскучило стоЯть
на ветру, и они вновь сели  в  машины. Љрасноармейцы смотрели на  них сквозь
стекла,  как  на  тепловодных рыб в аквариуме".  „лЯ этих "тепловодных  рыб"
человеческие жизни - ничто. "ѓде пьют, там и  льют",  - как говорит комиссар
ѓетманов, заранее оправдываЯ ненужные потери.
     ѓроссман описывает и нищету военных  лет, и сытую  жизнь академического
института, в  котором начинаютсЯ генениЯ на теорию ќйнштейна, и ужин ќйхмана
- в газовой камере, подготовленной к действию, и лубЯнские камеры, где сидЯт
и  невинные  жертвы,  и  вчерашние  доносчики,   и  снова  и  снова  -  ужас
истребительной  войны, которую столь впечатлЯюще  мог передать лишь человек,
мерзший  в  окопах,  глотавший  пыль  сталинградских  руин,  из-под  которых
откапывали горожан (жителей ‘талинграда н е о  п о в е  с  т и л и о прорыве
немцев  и  неминуемой  бомбежке), сам слышавший  хриплую брань вечно пьЯного
генерала  —уйкова,  скорого  на  расправу...  €  все,   о  чем  говоритсЯ  в
многоплановой сталинградской дилогии ‚асилиЯ ѓроссмана, пронизывает грозоваЯ
тема свободы, самаЯ запретнаЯ в ‘оветской ђоссии тема:  не только  писать  о
ней, но и шепнуть ближнему было порой равносильно самоубийству.
     ’ем  не менее ѓроссман завершает  и  предлагает в  печать  свою  книгу,
"двуцветность"  которой  становитсЯ  условной  уже настолько,  что,  скажем,
высказываниЯ  советского   генерала  Ќеудобнова,  работавшего  с  ЃериЯ,   и
гитлеровского  жандарма •альба из штаба генерала Џаулюса  воспринимаютсЯ как
дружескаЯ  перекличка  единомышленников.  "’еперь  особенно  видна  мудрость
партии". - —ьи это слова? ’оварища Ќеудобнова? Џартайгеноссе •альба? "Њы без
колебаний удалЯли из народного тела не только зараженные  куски, но и с виду
здоровые части, которые в трудных обстоЯтельствах могли загнить".  ‘равнениЯ
можно продолжать  без конца. Ћдна  и  та же лексика и  в  гитлеровском,  и в
советском стане: "Њудрость партии...", "Џартийный товарищ..."
     Ђ душа?! Ѓог мой, как манипулировали словами  "душа" и "сердце" по  обе
стороны фронта!
     "...ЌемецкаЯ душа и  есть главнаЯ правда, смысл мира". Љ этому приходит
Џитер Ѓах, ставший горЯчим поклонником  ѓитлера. Љомиссар ѓетманов  в те  же
дни  и  часы  подымает   тост   "за  русское  сердце"  своего  командира   и
"сигнализирует"  насчет  калмыка  Ѓасангова: "Ќациональный  признак, знаешь,
большое дело. ЋпределЯющее значение будет иметь...".
     ‚торит ему начальник штаба генерал Ќеудобнов, старый чекист:
     - ‚ наше времЯ большевик, прежде всего - русский патриот.
     Џолковника  Ќовикова,  командира танкового  корпуса, слова Ќеудобнова и
ѓетманова раздражали:  он  "выстрадал  свое  русское  чувство в тЯжелые  дни
войны,  а  Ќеудобнов, казалось,  заимствовал  его из какой-то  канцелЯрии, в
которую Ќовиков не был вхож".
     Ќо, как  правило, он  не перечил, полковник  Ќовиков,  когда речь шла о
политической благонадежности,  "русском  сердце",  душе. ‡десь он скисал,  и
"деловые  качества  людей  вдруг   переставали  казатьсЯ  важными".  ‚асилий
ѓроссман говорит о причине этого с прЯмотой исчерпывающей: "ЌароднаЯ  война,
достигнув  своего высшего пафоса во времЯ  сталинградской  обороны, именно в
этот  сталинградский  период дала  возможность ‘талину открыто декларировать
идеологию государственного национализма".
     ‚сесторонне и обстоЯтельно развиваетсЯ эта тема, в частности, устами...
гитлеровского  следователЯ ‹исса. ќтот прием  позволЯет ѓроссману оставатьсЯ
внутренне свободным, свободным предельно...
     - Љогда  мы  смотрим  в  лицо  друг  другу,  -  говорит  эсэсовец  ‹исс
военнопленному  Њостовскому,  старому  большевику, соратнику  ‹енина,  -  мы
смотрим не только на ненавистное лицо, мы смотрим в зеркало... Ќаша победа -
это ваша  победа. Џонимаете? Ђ если победите  вы, то мы и  погибнем, и будем
жить в вашей победе.
     ‚начале  слова   ‹исса  казались  Њостовскому  бредом.   "ЋшеломлЯющие,
неожиданные, страшные и нелепые слова".
     "Ќо было,  - продолжает автор,  -  нечто еще более гадкое, опасное, чем
слова... Ѓыло то, что иногда то робко, то зло шевелилось, скреблось в душе и
мозгу Њостовского. ќто  были  гадкие и грЯзные сомнениЯ, которые  Њостовский
находил не в чужих словах, а в своей душе".
     Ђ ‹исс продолжает все более убедительно: "...Џропасти нет. …е выдумали.
Њы - форма  единой сущности - партийного государства...  Ќационализм  - душа
эпохи! ‘оциализм в одной стране  - высшее выражение национализма". "Ќа земле
есть  два  великих  революционера.  ‘талин  и  наш  вождь.  €х  волЯ  родила
национальный социализм государства".
     ќсэсовец ‹исс называет Њостовского учителем: "‚ы лично знали ‹енина. Ћн
создал  партию нового  типа. Ћн понЯл, что  только партиЯ  и  вождь выражают
импульс нации,  и  покончил учредительное  собрание...  Ќо ѓитлер не  только
ученик, он гений! ‚аше очищение партии в тридцать седьмом году ‘талин увидел
в нашем очищении от ђема..."
     € ‹исс завершает: "“читель... вы всегда будете учить нас и всегда у нас
учитьсЯ. Ѓудем думать вместе".
     Џри этих словах в душе  ленинца Њостовского творитсЯ ад. Ћн ощущает все
Явственнее, что его давние сомнениЯ в неизменной правоте партии "может быть,
не  были  знаком  слабости,  бессилиЯ,   грЯзной  раздвоенности,  усталости,
невериЯ.  Њожет быть, в них-то  и  есть зерно  революционной  правды? ‚  них
динамит свободы!".
     Њостовский понимает:  чтобы "оттолкнуть  ‹исса,  его скользкие, липучие
пальцы",  нужно  отказатьсЯ  от того,  чем жил  всю  жизнь, осудить  то, что
защищал  и оправдывал.  "Ќо  нет,  нет, еще  больше, -  мысленно  восклицает
Њостовский с пугающей его самого страстью. - Ќе осудить, а всей силой  души,
всей  революционной  страстью ненавидеть  лагерЯ, ‹убЯнку,  кровавого …жова,
џгоду, ЃериЯ!  Ќо мало,  - ‘талина, его диктатуру! Ќо нет, нет,  еще больше!
Ќадо осудить ‹енина! Љрай пропасти!".
     Њожно спорить -  выражает ли ‹исс взглЯды самого  ѓроссмана? ‘праведлив
ли   автор,  придумавший  страшноватый  длЯ  советского  писателЯ   прием  -
коричневым судить красное? Њожет быть,  ѓроссман осталсЯ вместе с Њостовским
- на краю пропасти? ‘ ‹ениным.
     Њожно спорить, но -  не нужно. ќто Ясно и по книге "†изнь  и судьба", в
которой  ‚асилий ѓроссман не жалует  сектантскую - от  Ђввакума  до ‹енина -
человечность, приносЯщую человека в жертву. ќто стало Ясно еще в 1946  году,
когда поЯвилась его пьеса "…сли верить пифагорейцам", в которой  говорилось,
что народ, любой народ - это квашнЯ. ‚  нем может поднЯтьсЯ вверх то доброе,
то злобное, отвратительное. Ќа страх врагам. € - на руку пастырЯм...
     Ђ  теперь существует  также  и  последнЯЯ книга ‚асилиЯ  ѓроссмана "‚се
течет..." ("Џосев", 1970), не оставлЯющаЯ никаких  сомнений насчет того, как
писатель относитсЯ к идеологическим пастырЯм, иначе  говорЯ, осталсЯ он  "на
краю пропасти" или нет.
     "...‹енин не разрушил, а закрепил свЯзь русского развитиЯ с несвободой,
с  крепостью".  "‘талин казнил ближайших друзей и соратников ‹енина  потому,
что  они, каждый  по-своему, мешали осуществитьсЯ тому главному, в  чем была
сокровеннаЯ суть ‹енина".
     "‘интез  несвободы  с  социализмом"  -  вот  уроки ‹енина и  ленинизма,
усвоенные и Њуссолини, и ѓитлером.
     ‚асилиЯ ѓроссмана, как  видим, не страшили никакие пропасти, он пыталсЯ
говорить о жажде  свободы еще в сталинские годы, в первой части своей эпопеи
("‡а правое дело"); он знал, что будет наказан за свой "глоток свободы", как
был наказан  в  "†изни и  судьбе"  любимый  его герой  -  полковник Ќовиков,
освободитель ‘талинграда.
     Џожалуй,  именно  его  судьба бросает  самый Яркий и страшный отсвет на
судьбу самого ѓроссмана. Ќо,  прежде всего,  с каким  ощущением  живет  этот
герой, командир танкового корпуса?
     "‚ойна выдвинула  его на  высокую  командную  должность. Ќо, оказалось,
хозЯином он не  сделалсЯ.  Џо-прежнему он подчинЯлсЯ силе, которую постоЯнно
чувствовал, но не мог понЯть.
     „ва  человека,   оказавшиесЯ  в  его   подчинении,  не   имевшие  права
командовать, были выразителЯми  этой силы...". Ќовиков  неизменно чувствовал
свою  "слабость  и  робость"  в  разговоре  с   ѓетмановым   и  Ќеудобновым,
сталинскими соглЯдатаЯми, ждущими своего часа. € они дождались...
     Љомандир корпуса ослушалсЯ  ‘талина.  €  только поэтому выполнил боевую
задачу  малой  кровью,  сберег  людей и  технику.  ќта  поразительнаЯ  сцена
занимает   лишь   несколько  страниц,   становЯсь   ключевой   во   взрывной
гроссмановской теме свободы.
     "‘талин волновалсЯ. ‚ этот час будущаЯ сила государства сливалась с его
волей...
     …го соединили с …ременко.
     - Ќу, что там у тебЯ, - не здороваЯсь, спросил ‘талин. - Џошли танки?
     …ременко, услыша раздраженный голос ‘талина, быстро потушил папиросу.
     - Ќет, товарищ ‘талин... ’анки в прорыв еще не вошли".
     ЌачинаетсЯ нервический перезвон командующих:
     "- ...Ќемедленно  пустить  танки!  -  резко  сказал  …ременко  генералу
’олбухину".
     ’олбухин звонит Ќовикову в изумлении и страхе:
     "- ‚ы, что,  товарищ полковник, шутите?  Џочему Я слышу  артиллерийскую
стрельбу? ‚ыполнЯйте приказ!.."
     Ћднако   еще  не  все  огневые  точки  противника  подавлены,  танкисты
неминуемо  нарвутсЯ  на  огонь  и  смерть,  и  Ќовиков  не  дает  приказа  о
наступлении. Џросит поработать артиллеристов. Џушки взревели  с новой силой.
’анки - стоЯт.
     ‚осемь минут своей жизни  Ќовиков  вел себЯ, как  подсказывали  ему его
опыт и совесть.
     Љогда  корпус прорвалсЯ в  тылы противника почти без  потерь, "ѓетманов
обнЯл  Ќовикова,   оглЯнулсЯ  на  стоЯвших  рЯдом  командиров,  на  шоферов,
вестовых,  радистов, шифровальщиков, всхлипнул,  громко, чтобы все  слышали,
сказал:
     - ‘пасибо тебе, Џетр Џавлович, русское советское спасибо... низкий тебе
поклон...".
     Ђ ночью  зашел  к  начальнику  штаба  Ќеудобнову, товарищу по партии, и
подал  рапорт-донос -  о  том,  что "командир  корпуса самолично задержал на
восемь минут начало решающей операции величайщего значениЯ...".
     Џобеда -  победой,  но самого победителЯ  срочно  отзывают в Њоскву,  и
неизвестно, вернетсЯ ли он, ослушавшийсЯ ‘талина, на свой командирский пост.
     Ћн  заплатит за эти минуты свободы,  за  каждую  ее секунду. Љак и  сам
‚асилий  ѓроссман,  автор  романа  "†изнь  и судьба",  имЯ  которого  отныне
неразрывно свЯзано с историей ђоссии.
     =========================================


     Copyright (c) Gregory SVIRSKY</B></B>