 назвал ѓроссмана  человеком желчным,  неприЯтным,
каменно-замкнутым.
     Ђ  как  ему  было  не  замкнутьсЯ  от  негодЯЯ  и  "ортодокса"  …вгениЯ
„олматовского?..  •удожник-карикатурист  Ѓорис  …фимов,  брат  уничтоженного
журналиста  Њихаила  Љольцова,  смертельно запуганный,  сломленный  льстивый
толстЯк воскликнул с очевидной всем искренностью;
     -- ‘  ѓроссманом невозможно  было работать! Ћн  не  выносил ни  единого
слова лжи...
     ’ут даже ‘имонов не удержалсЯ, пожевал губами, скрываЯ в усах улыбку.
     ’олько в самом  конце  вечера был  допущен  к  микрофону  друг  ‚асилиЯ
ѓроссмана:  пришлось  все  же и  другу дать  слово.  —тоб  не было скандала.
‘тарый, с обвислыми багровыми  от  гнева  щеками,  битый-перебитый  во  всех
погромах  литературовед и  критик  ”едор ‹евин  сказал в  лицо  „олматовским
устало и спокойно, что  ‚асилий  ѓроссман был надежным другом  --  в  дружбе
ненавЯзчивым, стеснительным; и он был обаЯтельным, остроумнейшим  человеком,
душой компании. ’олько перед смертью он стал молчаливым и замкнутым.
     Џрезидиум слушал ”. ‹евина, поеживаЯсь от растерЯнности и испуга.

     ”едора ‹евина пытались расстрелЯть еще во времЯ войны по ложному доносу
поэта Ђ. Љоваленкова.
     ‚о времЯ космополитического  погрома ”едору Њарковичу немедлЯ вспомнили
о  том,  что ему  почему-то  не  понравилась книга  Ђ.  Њакаренко  "”лаги на
башнЯх"; "‚ы убили Њакаренко!" -- вопили профессиональные палачи. ’еперь они
обмирали от  страха,  сидЯ за большим  столом президиума:  а ну как  назовет
каждого из них поименно!
     ‘пустЯ несколько лет над  гробом критика ”едора ‹евина, выставленном  в
писательском клубе, судорожно рыдал юноша с бледным интеллигентным  лицом. “
”едора  Њарковича не  было сына, и литературовед  …. ќткинд спросил шепотом,
кто он, этот юноша.  "ќто  сын  военного следователЯ -- того, который в свое
времЯ спас ‹евина от расстрела, -- объЯснили ќткинду. -- Џотом они всю жизнь
дружили семьЯми".
     ѓордый  добрЯк с обвислыми щеками мистера Џиквика и библейскими глазами
никогда не боЯлсЯ литературных сановников.  „аже самых опасных  завсегдатаев
‹убЯнки. Ћн не сделал им уступки и здесь, в писательском клубе.
     ...Ќизкий  добрый  гудЯщий  голос  ”едора  ‹евина  стал  суше.  ЏотерЯл
доброту:
     -- …сть  решение ЏравлениЯ  ‘оюза  писателей издать собрание  сочинений
ѓроссмана.  Ћднако его  не  издают. †ивые  из года в год оттеснЯют  мертвых.
Ќедаром  говоритсЯ, -- ‹евин обвел  нас своими  мудрыми  глазами, в  которых
стыла печаль, -- недаром говоритсЯ: <I>собаки боЯтсЯ и мертвого льва.</I>
     Љонстантин ‘имонов торопливо  закрыл этот полусекретный  "вечер памЯти"
не обращаЯ  вниманиЯ на чью-то  поднЯтую  руку и на то  что  список желающих
выступить не был исчерпан: <I>собаки боЯтсЯ и мертвого льва.</I>
     ‚ Њоскве воздвигнуто два мавзолеЯ ‹енина. Ћдин -- на Љрасной площади --
гранитнаЯ  опора сталинщины --  не сходит со страниц газет.  ‚торой известен
только читателЯм самиздата: ‚асилий ѓроссман воздвиг свой мавзолей ‹енина --
усыпальницу  ‚еликому ‡лодейству в  быту скромному  непритЯзательному  почти
человечному... ђасчетливо  рукой мастера отработанные сюжетные ступени ведут
его к вершине откуда и открываютсЯ кровавые горизонты.
     Ѓудем подыматьсЯ по сюжетным  ступенЯм мавзолеЯ  воздвигнутого ‚асилием
ѓроссманом.
     ‚озвращаетсЯ из лагерЯ  герой повести "‚се течет"  €ван ѓригорьевич.  ‚
купе поезда еще трое.  „ва благополучных чиновника из столичных учреждений и
подвыпивший прораб, откровенные рассказы которого вызывают у них гнев.
     Ѓлагополучные  чиновники  с  их своекорыстной  "слепотой"  и злобой  --
перваЯ сюжетнаЯ ступенька -- не что иное, как своеобразнаЯ экспозициЯ образа
ЌиколаЯ  Ђндреевича, брата главного героЯ -- серенького пугливого  чиновника
от  науки, человека незлого, осторожного,  которому  тем не менее  погром  в
науке  оказалсЯ  на  руку;  выдвигают  на  место  уничтоженных талантов  его
серенького...
     ..."„а, да, в преклонении, в великом  послушании  прошла  его  жизнь, в
страхе перед  голодом, пыткой, сибирской  каторгой. Ќо был и особенно подлый
страх,-- уличает  его  и  вместе  с ним  все нынешнее  чиновничество ‚асилий
ѓроссман,  --  вместо зернистой  икры  получать  кетовую. €  этому  икорному
подлому страху  служили его юношеские  мечты  времен  военного коммунизма --
лишь бы не сомневатьсЯ, лишь бы без оглЯдки голосовать, подписывать. „а, да,
страх за свою шкуру питал его идейную силу".
     ќта  фраза убийственно  точна. Љогда Я  слышу шаманские заклинаниЯ  или
проклЯтиЯ Ђ.  —аковского  и  других  чиновников от  литературы на  страницах
"Џравды" или во  времЯ их зарубежных воЯжей, Я неизменно  вспоминаю  ‚асилиЯ
ѓроссмана: " <I>‘трах за свою шкуру питал его идейную силу".</I>
     Ћбобщенный  образ чиновничества  -- первые  ступени сюжета  --  кажутсЯ
<I>экспозицией-контрастом</I> образа лагерника €вана. ќтого ждешь. ќто и следует по
всем канонам традиционной драматургии.
     Ћднако   ‚асилий  ѓроссман   рвет  с  канонами.  ‚се  задумано  сложнее
беспощаднее неожиданнее...
     ‘ главы  7-ой это становитсЯ уже очевидным.  ѓлава открываетсЯ словами:
"Љто виноват кто ответит?"
     "Ђ  где вы  были?!" --  именно это  кричали •рущеву,  ЊикоЯну  и другим
сановникам на всех собраниЯх,  где  они скороговоркой  касались преступлений
‘талина.  ‚асилий ѓроссман и начинает  исследование как  бы  с этого вскрика
вырывавшегосЯ из груди каждого.
     Ќо странное дело, в  этой главе о <I>стукачах о наветах,</I> в  которой  автор
беспощадно  выпотрашивает стукачей, выворачиваЯ их наизнанку,  как трЯпичные
куклы, он не выносит им приговора, почти жалеет иуд, пытаетсЯ их понЯть...
     Ђ понЯть --  простить. ‚о всЯком случае снЯть часть  вины. Ћткуда вдруг
этакое всепрощение  тем,  кого не прощали ревущие от гнева собраниЯ 56 года?
—его пытаетсЯ добитьсЯ ‚асилий ѓроссман? Ћн хочет, чтоб люди поднЯли головы.
‚идели дальше... Ќет не  случайна эта  как  бы вставнаЯ главка о  стукачах--
жертвах  обстоЯтельств, отвратительных жертвах, но -- жертвах. ќто  -- новаЯ
ступень сюжетного восхождениЯ к <I>истокам зла...</I>
     ЌоваЯ ступень --  это казалось бы совсем инаЯ тема. Ќовый ракурс. Ќовый
социальный  срез.   <I>Љладбище   суровой  школы   --</I>   так  названы  главы  об
организованном ‘талиным в 30-х годах голоде на “краине.
     "Ћбласть  спускала  план -- цифру кулаков...  а  сельсоветы  уже списки
составлЯли, -- рассказывает женщина полюбившаЯ €вана. -- ‚от по этим спискам
и брали... не в  том беда, что, случалось, списки составлЯли жулики. —естных
в  активе  больше  было,  чем  жульЯ, а  злодейство от  тех  и  других  было
одинаковое. ѓлавное, что все эти списки злодейские несправедливые были..."
     Љ еретическому  вражескому  выводу  с  точки зрениЯ официальной  морали
пришла простаЯ женщина, сдающаЯ комнату бывшему лагернику. Љак и всЯ ђоссиЯ,
она начала думать:
     "Џочему Я такаЯ  заледенелаЯ была? ‚едь как  люди мучились,  что с ними
делали! Ђ Я говорила: это не люди, это  кулачье... кто слово такое придумал:
кулачье? Ќеужели  ‹енин?  Љакую  муку  принЯл!  —тоб  их  убить,  надо  было
объЯвить:  кулаки -- не  люди. ‚от  так же,  как немцы говорили: жиды  -- не
люди. Ќеправда это! ‹юди! ‹юди они! ‚от что Я понимать стала. ‚се люди!"
     “стами  "расколдовавшейсЯ"  женщины  раскрываетсЯ  механизм  тотального
обмана, страшного в своей всепроникающей  простоте: режим лишь подтасовывает
слова.  ЏалаческаЯ  отмычка  едина:  сегоднЯ  одни  --  не  люди,  завтра --
другие...
     „ругими в те годы были не только кулаки.
     "...думали мы, что нет хуже  кулацкой судьбы. Ћшиблись! Џо  деревенским
топор ударил,  как  они  стоЯли  все,  от  мала до  велика.  ѓолоднаЯ  казнь
пришла...
     Љто  убийство  массовое подписал?  џ часто думаю  --  неужели ‘талин? џ
думаю, такого приказа, сколько ђоссиЯ стоит, не было ни разу. ’акого приказа
не то что царь и татары, и немецкие оккупанты  не  подписывали. Ђ приказ  --
убить  голодом  крестьЯн на “краине, на  „ону,  на  Љубани, убить  с  малыми
детьми. “казание было забрать и семенной фонд  весь. €скали зерно,  будто не
хлеб это, а бомбы, пулеметы...
     ‚от тогда Я понЯла: первое дело длЯ советской власти -- план... Ђ  люди
-- ноль без палочки".
     џ  думаю, что в  мировой литературе нет страниц столь ужасающих,  столь
пронзительно,  до  содроганиЯ  впечатлЯющих  и  столь  необычных:   даже   в
варварские эпохи так не  поступали  с  врагами, ныне  так обошлись со своими
крестьЯнами, со  своими вековыми кормильцами. “дивительно ли, что ђоссиЯ вот
уже десЯтки лет шарит в поисках хлеба по чужим закромам?
     €споведальнаЯ  манера  изложениЯ  и  мучительное,  на   наших   глазах,
постижение  истины женщиной,  освобождающейсЯ,  вместе со  всей  ђоссией, от
сталинского наваждениЯ, может быть, более всего  свидетельствует  об  умении
‚асилиЯ ѓроссмана держать руку на духовном пульсе ђоссии.
     "‡авыло село -- увидело  свою смерть. ‚сей деревней выли -- не разумом,
не душой, а как  листьЯ  от  ветра шумЯт,  как солома  скрипит...  Њне  один
энкаведе сказал:  "‡наешь,  как в  области ваши деревни  называют:  кладбище
суровой  школы". "‘тарики  рассказывали: голод бывал при Ќиколае --  все  же
помогали  и в  долг давали,  и в городах крестьЯнство  просило  •риста ради,
кухни   такие  открывали  и   пожертвованиЯ   студенты   собирали.   Ђ   при
рабоче-крестьЯнском правительстве зернышка не  дали, по всем дорогам заставы
и  войска,  милициЯ, энкаведе; не  пускают голодных из деревень, к городу не
подойдешь... Ќету вам кормильцы хлеба".
     Њы поднЯлись в  своем сюжетном  восхождении  на  предпоследнюю ступень.
Џрошли по  ней, холодеЯ от ужаса, возможно впервые осознаваЯ до конца, сколь
антинароден режим, возникший под народными  знаменами. € пожалуй, лишь тогда
становитсЯ понЯтным, что наше как бы тематически разнородное, со "вставными"
главами восхождение -- целенаправленно.
     ‚се написанное  ранее  -- <I>страшнаЯ  экспозициЯ  приговора,</I>  вынесенного
автором  главному  виновнику  ‡ла. ‚селенского ‡ла,  которое  обрушилось  на
ђоссию, как океанские цунами на берег, смываЯ все живое.
     "‹енин в споре не искал истины, он искал победы... ‚се его способности,
его волЯ,  его страсть  были подчинены одной цели --  захватить  власть,  --
повествует ‚ас. ѓроссман, исследователь  ‹енина.  -- ‘уть  подобных  людей в
фантастической  вере во  всесилие хирургического  ножа. •ирургический нож --
великий теоретик философский лидер XX века".
     —тобы понЯть ‹енина, надо  знать историю  ђоссии,  убеждает ѓроссман. ‘
одной  стороны,  пророчества ѓоголЯ,  —аадаева, Ѓелинского,  „остоевского...
ђоссиЯ -- птица-тройка, перед которой расступаютсЯ все народы и государства.
     Ћднако  тот  же —аадаев гениально различил поразительную  черту русской
истории: "”акт постепенного закрепощениЯ нашего крестьЯнства, представлЯющий
собой не что иное, как  строго логическое следствие нашей истории". Џрогресс
в своей  основе  есть прогресс  человеческой  свободы... ’ак  ли в ђоссии?..
”акты  истории подтверждают провиденье  —аадаева: отмена ћрьева днЯ.  Џетр 1
обращает   так  называемых   "гулЯщих  людей"   в   крепостных.   ЏоЯвлЯетсЯ
государственное  крепостное право, …катерина  II вводит крепостное право  на
“краине.
     ‘ловом  если  развитие  ‡апада  оплодотворЯлось  ростом   свободы,   то
"развитие ђоссии оплодотворЯлось ростом рабства..."
     ‚асилий  ѓроссман приходит к выводу, вытекающему из привиденьЯ —аадаева
и опыта XX  века: "русскаЯ душа -- тысЯчелетнЯЯ раба".  "—то может дать миру
тысЯчелетнЯЯ, раба пусть и ставшаЯ всесильной?"
     ‘тоило ‚асилию ѓроссману  высказать такое, как на него тотчас обрушилсЯ
карающий меч. ‘оветский -- в лице –Љ ЉЏ‘‘ и ѓЃ, поначалу пытавшихсЯ объЯвить
"‚се течет" фальшивкой. “ вдовы ѓроссмана не умолкал телефон: –Љ требовал от
нее заЯвлениЯ длЯ печати... Љто знает,  устоЯла б она перед угрозами, если б
не  поэт ‘.  ‹ипкин,  друг  ‚асилиЯ ѓроссмана, к которому она  обратилась за
советом  по телефону.  Џоэт,  знаЯ,  что  он  говорит  не только  вдове,  но
одновременно "слухачам"  ѓЃ, воскликнул  с жаром: "Љак  же мы можем  соврать
нашему  правительству?!  ‚едь  главы  из  книги читали  в  журнале  "‡намЯ",
помните?"
     ‚дова, вздохнув, согласилась, и –Љ  запретил издание собраниЯ сочинений
‚асилиЯ ѓроссмана, подготовленного ѓослитиздатом.
     ‘веркнул  меч советский  и  в  тот  же час сверкнул... антисоветский, в
Џариже: Ђркадий ‘толыпин уличал ‚асилиЯ ѓроссмана в том, что он-де повторЯет
мысли "великого нытика Ќекрасова".
     ‚овсе не  следует  думать, что –Љ--  ЉѓЃ разгневали  лишь антиленинские
страницы ѓроссмана.  „лЯ советской  политики танкового и атомного устрашениЯ
мира  взглЯд  —аадаева--  ѓроссмана  "ђоссиЯ  --  тысЯчелетнЯЯ  раба"   куда
еретичнее, чем непочтительный взглЯд на €льича.
     ‘ын   министра  ‘толыпина,   пожалуй,   прав,   говорЯ   о   неточности
гроссмановского образа €льича  --  жениха, которого ђоссиЯ предпочла другим.
Ќа самом  деле  ђоссиЯ предпочла  не €льича,  а правых  эсеров. Ћднако €льич
“чредительное ‘обрание разогнал  вместе  с  эсерами. Ђ что ж на  это ђоссиЯ?
ђоссиЯ  пошла  <I>за  господином  положениЯ.  Џодчинилась страху  и  демагогии.</I>
‚ековые традиции рабства победили.
     ‘толыпин охотно готов признать вечными рабами эстонцев, латышей -- кого
угодно, но "русскую душу"? €звините!

     <I>…динство  взглЯдов   русских  шовинистов,  советских  и  антисоветских,
представлЯет, по  моему  убеждению, самое неизученное  и самое страшное  длЯ
ђоссии обстоЯтельство, убивающее  надежды;</I> мы будем  вынуждены  еще  к этому
вернутьсЯ.

     <I>Њессианство  XIX  века,  гипертрофированное   вначале  идеей  "мирового
пожара"</I>  ("Њы на горе  всем  буржуЯм  мировой  пожар раздуем..."),  <I>а  затем
сталинщиной с ее прививкой шовинизма народной толще, лишенной правосознаниЯ,</I>
стало  реальной  опасностью --  ‚асилий ѓроссман  отнюдь  не преувеличивает,
предупреждаЯ: русскаЯ трагедиЯ -- "ленинский синтез несвободы с социализмом"
-- может стать трагедией всемирной.
     "ќта  сила  государственного  национализма  и  этот бешеный национализм
людских масс,  лишенных  свободы  и человеческого достоинства, стали главным
рычагом, термоЯдерной боеголовкой нового порЯдка, определили рок XX века".
     "‚се   течет"   ‚асилиЯ   ѓроссмана   стала   основополагающей   книгой
интеллектуальной ђоссии.

     <B>II. Ђ‹…Љ‘ЂЌ„ђ Ѓ…Љ</B>
     ‚ 1943 году Ђлександр Ѓек написал повесть  <I>"‚олоколамское шоссе".</I> Џовез
рукопись в редакцию. ‚ремЯ было военное, голодное. †ена вручила ему бидон --
привезти  из  Њосквы  молока,  твердила  провожаЯ: "Ќе  забудь в  электричке
молочник". Ђлександр Ѓек  все времЯ помнил  про  него. Њолочник не  забыл, а
рукопись --  оставил.  Ќа сиденье электрички.  ’ак  она  и пропала,  готоваЯ
рукопись.
     Ђлександр  Ѓек  снова  отправилсЯ  на  фронт.   Ћбошел   порой  облазил
по-пластунски  блиндажи и  окопы своих героев; отыскал некоторых  из  них  в
госпиталЯх. …два не погиб во времЯ артобстрела: написал повесть заново...
     —ерез  десЯть  лет он, прославленный  автор  "‚олоколамского  шоссе"  и
других книг,  удачливый, казалось,  писатель-лауреат переминалсЯ  с ноги  на
ногу в  дверЯх  „ома ‘оюзов,  бывшего  „ворЯнского собраниЯ: в зале шелестел
дремотно второй ‘ъезд писателей ‘‘‘ђ и  Ѓек никак  не мог  решить, выступать
ему на съезде или уйти подальше от греха...
     Ќо вот  не дали  слова Љонстантину  Џаустовскому  -- надежде московских
писателей,  и Ђлександр Ѓек, который уж решил было  промолчать, уйти тихо  и
верноподцанно, закричал-захрипел своим бубнЯщим голосом, что это безобразие.
…го почти неразборчивый голос  прозвучал, однако, достаточно  внЯтно. Љак  Я
уже  упоминал, тридцать  один московский  писатель тут  же  вслед  за  Ѓеком
выразили свой протест, отказались от слова в пользу Џаустовского...
     „обрый,  деликатный,  рассеЯнный,  как   бы  не  от  мира  сего  Ѓек  в
критические  минуты  проЯвлЯл  и  храбрость,   и  неудержимую  напористость,
казалось вовсе ему не свойственную. "џ из поколениЯ  тридцать седьмого года,
-- говаривал он. -- џ устал боЯтьсЯ..."
     Ђ  боЯлсЯ  он  до  дрожи в  руках. ‚ 1969 году мне вдруг  дали в  ‘оюзе
писателей командировку в ‡аполЯрье, чтоб Я написал что-либо ортодоксальное и
тем заслужил  прощение... “слышав об этом Ѓек примчалсЯ, благо жили рЯдом, и
уже с порога зашумел, чтоб не ехал. Ќи в коем случае!
     "‡атем и посылают,  --  убеждал он.  --  —тобы  убить. “бить  в  Њоскве
сложнее, а там натравЯт уголовника он ударит по голове водопроводной трубой,
обернутой  газеткой,  и все...  ѓриша,  ты <I>их</I>  не знаешь! џ их  боюсь! џ  их
смертельно боюсь!.."
     €  вот этот, испуганный смертельно, на всю  жизнь  испуганный писатель,
потерЯвший в 37-м году почти всех друзей,  написал храбрую книгу,  отстаивал
затем каждую строчку, отказалсЯ выбросить  эпизод, который  просил снЯть <I>сам</I>
„емичев, секретарь –Љ партии. Ђ затем, когда увидел,  что рукопись все равно
обезобразЯт, выхолостЯт, передал ее в  самиздат, понимаЯ,  что только  таким
путем она увидит свет неизуродованной...
     Ѓек  был неудовлетворен книгами, которые  прославили его и хотел начать
новый цикл эпиграфом, которым  должны были стать слова ќммануила Љазакевича:
"Љонец  железного  века. Џобедителей судЯт". Ћн искал бывших зэков,  знавших
наркома тЯжелой  промышленности ‘ерго  Ћрджоникидзе,  единственного  наркома
тридцатых годов,  который протестовал против  террора  и  был убит. –икла он
написать не успел, успел создать первые страницы его. ‚ No 11 журнала "Ќовый
мир" за  1965  год поЯвилось  извещение о предстоЯщем  выходе книги  Ђ. Ѓека
"Ќовое назначение". Љнига была набрана и... не вышла.
     Џочему?
     Ђлександр  Ѓек,  как всегда,  держалсЯ "в рамках дозволенного";  многие
эпизоды  были   написаны  вполсилы,  другие  --  заранее   выхолощены  из-за
"недреманного ока" ѓлавлита...
     —ем же объЯснить, что она не  была напечатана, а  рукопись разошлась по
ђоссии  с  такой  же стремительностью,  как  повесть  ‚ас.  ѓроссмана,  хотЯ
рукопись, предназначеннаЯ  длЯ  печати, как  легко понЯть, не  содержит,  не
могла содержать глубинного исследованиЯ причин русской трагедии?..
     ѓлавный  герой  книги  --  нарком   танковой  промышленности  Ћнисимов,
"человек без флокена" как называли его еще в студенческие годы.
     "”локен"  --  термин  технический. Ћзначает  он нераспознаваемый  порок
стального  литьЯ. ‘коль  цельным  человеком надо было быть, чтобы склонные к
иронии студенты  признали своего однокурсника  человеком без  флокена!.. Ѓез
единого порока, даже тайного!
     €  вот человека  "без флокена",  человека-легенду  отстранЯют  с  поста
наркома. Ќазначают послом в ’ишлЯндию...
     ’акова писательскаЯ манера Ѓека  -- начинать  событийный рЯд  с  конца.
—итатель заинтригован: за что гонЯт человека "без флокена"?
     Љаков  он,  лично  безупречный,  бескорыстный  герой  сталинской эпохи,
который никого не  убивал, напротив написал мужественную докладную ‘талину о
том,  что  в  промышленности  вредителей  нет,  протестуЯ тем  самым  против
арестов?
     ђетроспективное раскрытие характера, спокойное, без патетики  и нажима,
убийственно.
     Ћнисимов  --  бессребреник.  †ивет   в   пустой,   неуютной   квартире,
обставленной  казенной  мебелью. ‚озле  него  --  холодноватаЯ  жена: не  до
страстей им, ушедшим по горло в  работу. Ѓрак  заключен скорее "не по любви,
а, так сказать, по идейному духовному родству".
     ‚сЯ  жизнь  отдана созданию промышленности,  славе  ђоссии  и вдруг  --
отстранЯют. Ћнисимов падает в обморок. "‘шибка" -- позднее определит врач.
     —то  такое  <I>"сшибка"?</I> —еловек думает одно, а поступать вынужден  иначе.
‚опреки  своему убеждению. Ћн насилует свою волю, придумываЯ оправданиЯ.  "џ
-- солдат партии...". Љазнит себЯ и снова действует вопреки самому себе.
     Ћнисимов  не  помнит  года  без "сшибок". ЃериЯ был его врагом Ћнисимов
всегда чувствует тайный страх.
     ‘о  страхом входит  он и  на заседание Џолитбюро. †дет  ареста.  ‘талин
поиграл с ним, как кошка с мышкой и, насладЯсь эффектом, назначил наркомом.
     Ќарком Ћнисимов  вынужден поддерживать  лжеизобретателей  авантюристов,
если этого хотел ‘талин: "џ -- солдат партии".
     ‘колько было таких "сшибок"! Њучительных, разрушающих личность. ‚ конце
концов Ћнисимов научилсЯ ускользать от опасных  мыслей простейшим  способом;
"Ќе мое дело, менЯ это не касаетсЯ, не мне судить". Џогиб  в  тюрьме любимый
брат ‚анЯ, но "ученый" Ћнисимов  и тогда осталсЯ тверд,  как  скала: не ему,
Ћнисимову, судить.
     „ома, в беседе с сыном, он ловит себЯ  на том, что "не может,  не умеет
быть откровенным".
     ЉоррозиЯ  души  пошла   дальше:  он  поддерживает  выдвижение  тихих  и
послушных, ибо он Ћнисимов, как и его кумир ‘талин,  "не терпел возражений".
‚озвышает проходимца  за  то лишь, что  тот  умеет держать  Язык за  зубами:
"аппарат не должен болтать".
     ‚ремЯ вылепило характер, тог самый,  "без флокена". „ругим он и быть не
мог в "железный век", и писатель окончательно убеждает в этом документальным
эпизодом
     "...€з большого  кабинета приглушенно донессЯ голос ‡инаиды  ѓавриловны
(жены ‘ерго Ћрджоникидзе -- ѓ.‘.). € еше чей-то...
     ‘ерго быстро поднЯлсЯ: "€звини пожалуйста".
     €   покинул   комнату.   Њинуту-другую   Ћнисимов   просидел  один,  не
прислушиваЯсь  к  голосам  за  дверью.  Ќо  вот   ‘ерго  заговорил   громко,
возбужденно. …го  собеседник  отвечал спокойно,  даже, пожалуй,  с нарочитой
медлительностью. Ќеужели ‘талин? ђазговор  шел на грузинском Языке. Ћнисимов
ни  слова не  знал  по-грузински  и,  к  счастью, не  мог оказатьсЯ  в  роли
подслушивающего. Ќо  все же  надо было немедленно уйти,  разговор  за стеной
становилсЯ  как будто все  более  накаленным. Љак уйти? ‚ыход  отсюда только
через большой кабинет. Ћнисимов встал шагнул через порог.
     ‘ерго продолжал горЯчо говорить, почти кричал. …го бледность  сменилась
багровым, с  нездоровой  просинью,  румЯнцем. Ћн  потрЯсал обеими  руками, в
чем-то  убеждал и  упрекал  ‘талина. Ђ тот,  в неизменном  костюме  солдата,
стоЯл, сложив руки на  животе.  Ћнисимов хотел  молча пройти,  но ‘талин его
остановил:
     -- ‡дравствуйте, товарищ Ћнисимов.  ‚ам, кажетсЯ, довелось слышать, как
мы тут беседуем?
     -- Џростите, Я не мог знать...
     -- —то  же бывает... Ќо с кем вы все же согласны? ‘ товарищем ‘ерго или
со мной?
     -- ’оварищ ‘талин, Я ни слова не понимаю по-грузински.
     ‘талин  пропустил мимо  ушей  эту фразу,  словно она и не была сказана.
’Яжело глЯдЯ из-под низкого лба на  Ћнисимова,  нисколько не повысив голоса,
он еще медленнее повторил:
     -- ’ак с кем же вы все-таки согласны? ‘ ним? ‘талин выдержал паузу. €ли
со мной?
     ...…ще  раз  взглЯнуть на  ‘ерго  Ћнисимов  не  посмел. ЉакаЯ-то  сила,
подобнаЯ инстинкту, действующаЯ быстрее мысли, принудила его..."
     Ћн предал своего любимого ‘ерго,  Ћнисимов, "человек без флокена..." Ћн
хотел выжить в годину террора, всего лишь...
     ‚озможно  тогда  и  стрЯслась  самаЯ  губительнаЯ  "сшибка"...  —то  по
сравнению с ней остальные?..
     Ќадо  ли говорить, что секретарь –Љ  партии по  идеологии  Џ.  „е-мичев
потребовал убрать именно эту сцену. Ќе только ее, но ее прежде всего...
     џ встретилсЯ с  Ѓеком в тот же вечер. Љак водитсЯ, мы  ушли подальше от
писательских домов,  брели  среди темных новостроек, похожих  на  разрушениЯ
военных лет.
     -- …сли это снЯть, чего же тогда...  кашка...  останетсЯ? -- бубнил Ѓек
приглушенным страдальческим голосом. -- ‡ачем же Я... кашка... написал?
     Ћн  часто повторЯл пустое  слово  "кашка". Љак Я понимаю  сейчас,  чтоб
замедлить  речь  (слово -- не воробей)  и  подумать.  Ћн вставлЯл  эту  свою
"кашку" в любой разговор, даже  с  домашними.  Њолодые  писатели  дружелюбно
окрестили его "кашкой". "Љашка" сказал, -- говорили, -- "кашка" думает...
     Ѓек не согласилсЯ выбросить все, что "рекомендовали". Ќет, он не рвалсЯ
прослыть крамольным. Ћн хотел, как всегда, остатьсЯ "в рамках дозволенного".
Ћднако, в рамках дозволенного... "Ќу хотЯ бы антисталинским XX съездом..."
     Ѓек   не  мог  вильнуть  в  сторону,  попЯтитьсЯ   назад,  как  пЯтЯтсЯ
политические деЯтели. ‚ частностЯх он отступал, кроил-перекраивал,  страдаЯ,
как и его  герой от "сшибок". Ќо в главном... "—то Я... кашка... проститутка
что ли?"
     Љнига ушла в самиздат, а затем на ‡апад.
     џ не знаю книги, в которой с такой объективностью и глубиной, предельно
достоверной, выстраданной, давалсЯ бы  портрет <I>сталинской гвардии,</I> лучших из
"гвардейцев",  поднЯвших на своих  плечах  промышленность ‘‘‘ђ, в  том числе
атомную.
     € в этом ее разоблачающаЯ сила. …е непреходЯщее значение.
     Џисатель  не простил  Ћнисимова,  и  те, кто  решали, быть или  не быть
книге, понЯли  это. Ќе  случайно,  когда Џ. „емичев пообещал Ђ.  Ѓеку издать
книгу,  вдруг  вмешалсЯ  Љосыгин, Џредседатель  ‘овета Њинистров: вмешалсЯ в
литературный процесс, кажетсЯ, в первый раз в жизни..
     Ќе простил Ѓек "сталинских  соколов"  -- и это, конечно, было подлинной
причиной  гонений на книгу, а не  жалобы  вдовы ’евосЯна, кричавшей  на всех
углах, что Ђ. Ѓек вывел под фамилией Ћнисимова ее покойного мужа.
     Ќеутомимость вдовы оказалась лишь удачным поводом. Ќе случайно,  судьба
книги  не  изменилась  и  тогда,  когда  истерзанный  Ђ. Ѓек вписал в  книгу
эпизодический   образ   наркома   ’евосЯна,   изобразил   его   благородным,
предупреждающим Ћнисимова о звонке к нему Ѓерии...
     Џерелистываешь  последнюю  страницу  книги  и...  невольно  вспоминаешь
посредственного  биолога ЌиколаЯ Ђндреевича  из повести  "‚се течет" ‚асилиЯ
ѓроссмана,  слизнЯка, приспособленца, давно  убедившего себЯ в разумном ходе
истории, расчистившей место "длЯ него, ЌиколаЯ Ђндреевича".
     ‚се эти энтузиасты эпохи и волевые вожди, "горевшие на работе",  да, им
по сути были нужны морЯ крови, устрашившие ђоссию: без страха она не терпела
б их ни часу...
     Ќужно  ли объЯснЯть после этого, почему книга Ђлександра Ѓека, лауреата
всевозможных премий, известнейшего  и любимого писателЯ ђоссии, Я бы сказал,
баловнЯ эпохи, была отброшена и попала в самиздат.
     Ћн умер от "<I>сшибки",</I> как и его герой. Ћднако в отличие от  своего героЯ
-- не отступил.
     „лЯ этого требовалась от него,  старого  и больного человека, подлиннаЯ
отвага, более того, жертвенный подвиг.
     ‚  моих  словах  нет преувеличениЯ.  џ провел  большую  часть войны  на
заполЯрном  аэродроме ‚аенга,  откуда взлетали  в  бой летчики-торпедоносцы.
‘мертники... џ знаю, нет людей, не ведающих страха.
     Ќо  там, на войне, у людей не  было выбора. …сть боевой приказ, который
нельзЯ не выполнить.
     Ђлександру Ѓеку никто приказа отдать не мог. ’олько он -- сам себе...
     Ћт  него  мЯгкого,  рассеЯнного,  незащищенного  в  быту  .застенчивого
человека, требовалась куда  большаЯ  сила воли, чем от прославленных  героев
‘оветского ‘оюза,  портретами которых  украшены  все  воинские подразделениЯ
‘оветской  Ђрмии. Ћн  просто не мог иначе, честнейший Ђлександр  Ђльфредович
Ѓек, имевший несчастье начать свой творческий путь в  страшный  год  ђоссии,
когда  был  застрелен по приказу  ‘талина Љиров, а затем  уж  ни  на час  не
прекращалсЯ кошмар массовых расстрелов.
     Ѓек отстоЯл свою последнюю свою ѓлавную книгу. Ћднако поплатилсЯ за это
жизнью, как и ‚асилий ѓроссман: вскоре заболел раком и умер.

     <B>III. ‹€„€џ ЉЋђЌ……‚ЌЂ —“ЉЋ‚‘ЉЂџ</B>
     Џовесть ‹идии Љорнеевны —уковской <I>"‘пуск под воду"</I> не вызвала в  ђоссии
такого  общественного  резонанса как книги  ‚асилиЯ  ѓроссмана и  Ђлександра
Ѓека.  Ћт  того  ли, что поЯвилась позднее,  когда  из-за преследований круг
читателей самиздата и тамиздата сузилсЯ. €ли, скорее, благодарЯ особенностЯм
темы, волнующей более всего интеллигенцию.
     ќпиграфом   повести   ‹идиЯ   Љорнеевна    выбрала    фразу   ’олстого:
"Ќравственность человека видна в его отношении к слову".
     ЋсвещаЯ свое повествование этой мыслью ’олстого, ‹идиЯ Љорнеевна как бы
спускаетсЯ  <I>под  воду,</I>  в  глубины  внутреннего  мира  советского  писателЯ,
запуганного  и  развращенного режимом.  <I>‘талинщина и слово  художника --</I> вот
тема ее выстраданной книги.
     ‹итвиновка -- дом творчества  под Њосквой. Љто из писателей не знает  о
нем! Џодлинное его название -- Њалеевка. ’акие  дома творчества  есть  и под
Љиевом,   и  под  …реваном,   и  в  Љрыму   --   всюду  и  всюду  не  только
предупредительные  сестры-хозЯйки   ("ласковое  притворство   входит  в   их
обЯзанности", -- пишет ‹. —уковскаЯ), всюду -- поразительное, единственное в
своем роде, возможно уникальное, размежевание. Ќе по рангам или  достатку, в
этом не  было  б  ничего  уникального.  ђазмежевание по  <I>воззрениЯм.</I> —естный
писатель не сЯдет рЯдом с Ђлександром —аковским. Џродажное перо не осмелитсЯ
разделить  стол  с  Љавериным,  обойдет  стороной  ‹идию  Љорнеевну.  ’аково
неписаное  правило  домов творчества писателей  ‘‘‘ђ.  ’еснЯтсЯ друг к другу
единомышленники... € частенько бывало какой-либо критик керин сидит в углу.
Џьет в одиночку. ЏоЯвитсЯ на горизонте другой такой же, керин бежит  к нему
навстречу, обнимает, как родимого, тЯнет к себе за руку.
     ѓазетное величание, премии или, напротив, немилость в „омах творчества,
как правило, силы не имели. ‡десь давным-давно знали, кто есть кто...
     ‹идиЯ  Љорнеевна  любила  Њалеевку.  џ  не  раз  видел ее  возле  речки
‚ертушинки,  седую,  молчаливую, близорукую, почти  никогда не  улыбавшуюсЯ.
Ѓлизорукость ее однажды и подвела: ‹идиЯ Љорнеевна оказалась за одним столом
с  людьми чужими и фальшивыми. ‡ашел  разговор о Џастернаке; сосед-журналист
естественно разделЯл официальную точку зрениЯ на Џастернака:
     -- Њы с женой читали и смеЯлись -- замечает он.
     —то  ответила  ему ‹идиЯ  Љорнеевна, можно было предвидеть. Џосле чего,
пишет  ‹идиЯ Љорнеевна, "...они обращаютсЯ со  мною так, будто Я  зарЯженное
ружье; не задеть бы спуск".
     ЉосмополитическаЯ кампаниЯ наэлектризовала атмосферу до предела. Џомню,
критик  керин  обрушилсЯ  даже  на меню, где  обнаружил  нерусское название
"цимес". Ћн кричал на повара все  утро: де, поддалсЯ  на "удочку", и  тут же
начал гулЯть по столам листочек, исписанный известным русским поэтом:


     ‘ъел критик цимес и не знает он;
     ’еперь он керин или керинсон?..
     крины выведены и в повести "‘пуск под воду".
     Ђвтор  знакомитсЯ   с  писателем  Ќиколаем  Ђлександровичем  <I>Ѓилибиным,</I>
побывавшим  в  лагерЯх. ‡накомство с пострадавшим  Ѓилибиным вызывает сны об
Ђлеше, муже, которому когда-то дали десЯть лет тюрьмы без права переписки.
     Ќикогда она не забывала Ђлешу, чувствовала себЯ виноватой.
     Ќо в чем же виноватой?
     "‘егоднЯ Я понЯла в чем дело -- пишет ‹идиЯ Љорнеевна. -- џ жива. ‚от в
чем".
     Ќахлынули давние воспоминаниЯ, к которым нельзЯ остатьсЯ равнодушным.
     ЌесмотрЯ на поток тюремной литературы, на книги ‘олженицына и аламова,
тюремные страницы ‹идии  Љорнеевны самобытны; тюрьма здесь  в ином  ракурсе.
‚сю ночь мерзнет ‹идиЯ Љорнеевна в очереди женщин возле Ѓольшого дома. ‘реди
толчеи молодаЯ женщина-финка с мертвым младенцем. Њладенцем умер только что,
в очереди. ЋбезумевшаЯ женщина никому не говорит, что ребенок умер, чтобы ее
не вытолкали из очереди, пустили к окошку, за  которым сидит  некто, знающий
где  ее  муж.  ЏоЯвлЯетсЯ  развЯзный  комендант  --  "он   был  загримирован
тюремщиком. Љлючи тЯжело звЯкают у поЯса. Љобура револьвера расстегнута".
     ђассказчица  стараетсЯ  вызубрить  слова,  которые  надо  будет  быстро
сказать там,  у окошка. "џ по опыту знаю, --  пишет ‹идиЯ Љорнеевна, -- чуть
только  Я  увижу  лицо  и  глаза  человека,  сидЯщего  за большим  столом  и
перебирающего  карточки  с  фамилиЯми  арестованных,  --  чувство  тщетности
всЯкого слова неодолимо охватит менЯ".
     ќто чувство  охватило ее и в  этот раз. Ѓыстро закрылось окошко.  Џеред
глазами лишь криваЯ фанернаЯ дверь с надписью: "‚ыход здесь".
     Љак потЯнулась обездоленнаЯ женщина к Ѓилибину, бывшему зэку!.. Ѓилибин
все откровеннее с ней. Ћднажды  она вернулась после  прогулки,  думаЯ о нем,
"чувствуЯ себЯ голодной, бодрой и почему-то не несчастной".
     Ѓилибин и сообщил, "опасливо покосившись на дверь и потом почему-то  на
потолок". ЋбъЯснил, что "десЯть лет без  права переписки" --  это  расстрел.
‡начит, муж ее погиб давно.
     Ѓилибин рассказывает  ей  о  своих тюремных  друзьЯх,  о том,  как  они
подыхали в шахтах, замерзали на лесоповале; он помнит все, даже как заикалсЯ
душевный друг его, похороненный на лагерном погосте.
     Ѓилибин заканчивает в „оме  творчества  роман. Ћн  уже почти  принЯт  в
журнале "‡намЯ". ђассказывает и пишет. Џишет и -- рассказывает.
     Ќаконец рукопись готова. Ћн приносит ее ‹идии Љорнеевне.
     € тут-то становитсЯ Ясным,  что Ѓилибин -- это собирательный образ всех
сломленных писателей-горемык, предавших своих товарищей. Ѓывшие зэки боЯлись
сесть вторично.  Џоэтому каждый из  них --  и џрослав  ‘мелЯков, и Ђлександр
ђекемчук, и  тихий ћра ‘мирнов, и  уж конечно  ‚асилий Ђжаев  -- все они  не
написали  свой  "Ђрхипелаг  ѓулаг"...  ‘колько  их  было  затем,  сломленных
рекемчуков, ставших "подручными партии"  или запойными пьЯницами! Џисавших о
лагерных муках, как  о  счастливом  и здоровом  труде  на  благо  советского
народа!
     ‘ подобной рукописью и знакомитсЯ ‹идиЯ Љорнеевна.
     "„о сих пор мне случалось испытывать в  жизни горе, -- пишет она. -- Ќо
стыд Я испытала впервые". Ѓилибин вошел.
     "‚ы  трус,  -- сказала Я.  --  Ќет хуже: вы лжесвидетель. --  Ћн  начал
приподниматьсЯ. -- ‚ы лжец. "’ы не чеченец ты старуха..." Џрощайте! Џочему у
вас не хватило достоинства промолчать? ‚сего только промолчать?.. Ќеужели...
из  уважениЯ к тем...  кого вы  засыпали землей...  вы не смогли  как-нибудь
иначе  зарабатывать себе  хлеб с  маслом?  —ем-нибудь  другим.  Ќе лесом. Ќе
шахтой. Ќе ребенком -- тамошним не... заиканием вашего друга?.." Ћн вышел.
     "Ћт его двери до моей, Я сосчитала однажды, -- девЯтнадцать шагов.

     Ќо  теперь они  превратились  в  девЯтнадцать  километров. Ќе менее.  ‚
девЯтнадцать веков".
     ‹идиЯ  Љорнеевна —уковскаЯ поднЯлась в бой  -- <I>за слово. ‘лово,</I> которым
были обмануты миллионы и которое продолжает быть страшным оружием, возможно,
страшнее атомной бомбы и нервных газов.
     Ћна  заклеймила не только палачей, но,  как видим, и жертвы, ставшие их
пособниками.  Ћна  приравнивает их  к палачам.  ’ак  же  ненавидит  их,  как
палачей. Ђ презирает -- больше.
     ‹идиЯ  Љорнеевна  --  одна  из   немногих,  кто   удерживал  слабых  от
компромисса  с  произволом.  Ќе  позволЯЯ  никому забыть  вещую  толстовскую
истину:  нравственность человека  видна в его отношении  к слову. Џодлецы от
этого, конечно,  не переставали быть самими собой.  Ћни таились. Ќе решались
порой и  голову поднЯть. —естные  ощущали себЯ крепче, такое времЯ пришло --
десЯтилетие  ‘олженицына.   Ћно  наполнЯло  прозу  писателей  особой  силой.
Џовысило меру честности.
     Џисатели  убедились воочию;  государство иначе относитсЯ к тем, кто его
не боитсЯ. ‚ласть паразитирует на страхе. †ивет людской трусостью.
     "Ћни боЯтсЯ только этого!"  -- воскликнул как-то ‘олженицын  и  показал
свой увесистый кулак
     ‘ильнее зазвучал и голос ‹идии Љорнеевны. —естные ощущули себЯ крепче.

     <B>7. Њ€ђ ‘Ћ‚ђ…Њ…ЌЌЋ‰ ђ“‘‘ЉЋ‰ ”ЂЌ’Ђ‘’€Љ€ € -- ’ђЂѓ€—…‘Љ€‰ ЌЂ’“ђЂ‹€‡Њ</B>
     ‚злет и крушение фантастики -- одна из самых неожиданных гримас ќзопа в
подцензурной литературе.
     ...ђеалистическую прозу  отбросили  от печатного станка. €  всЯ она, от
‘олженицына до Ѓека, от ‹идии —уковской до новых имен, оказалась на ‡ападе.
     € тогда она обернулась фантастикой.
     ‹итературу  сопротивлениЯ  в  новом  обличье  распознали  не  сразу:  к
фантастике привыкли относитьсЯ как к "чтиву". Ћна годами выдавала тунгусский
метеорит за корабль иных планет, уводила на ‚енеру. € -- прекрасно.
     ‚  1964 году "‹итературнаЯ газета" написала, что  фантастика  в ‘‘‘ђ --
‡олушка.  ‚ласть была  не  прочь  открыть фантастике зеленую  улицу. Ћтвлечь
читателЯ от солженицынских тем.
     Љарателей подвело невежество. ”антасты не скрывали своих намерений.
     ‘танислав ‹ем сообщил, что  будущее занимает его лишь как ученого. "Љак
писателЯ менЯ волнует только настоЯщее, современность".
     ЃратьЯ  ‘тругацкие  были  не   менее  откровенны:  "Ќас   привлекает  в
фантастике  прежде  всего  то, что  в литературе  она ЯвлЯетсЯ  идеальным  и
единственным  пока  орудием, позволЯющим подобратьсЯ  к одной  из  важнейших
проблем сегоднЯшнего днЯ".
     …сли б  они  остались  лишь теоретиками! Ќо  они  -- не  остались  ими!
ЌачинаЯ  с  1966 года, с  участиЯ в  сборнике писателей-фантастов "ќллинский
секрет", братьЯ  ‘тругацкие  переходЯт от утопической  научной  фантастики к
фантастике   социальной   и   философской.   €х   аллегории    и   символика
расшифровываютсЯ без труда. Ќад попранным человеком торжествует зло.
     ЏонЯла ли  ђоссиЯ  ‘тругацких? Џолюбила  ли их? ‚  1966  году  редакциЯ
журнала "”антастика" провела анкету. ‘амыми популЯрными фантастами оказались
польский писатель ‹ем,  братьЯ  Ѓорис и  Ђркадий  ‘тругацкие и  американский
писатель ђэй Ѓредбери. Ћфициально восславленный и отнюдь  не бесталанный  €.
…фремов был отставлен, вместе со своими описаниЯми коммунистического завтра,
на одиннадцатое место.
     ЃратьЯ  ‘тругацкие принЯли  эстафету  безбоЯзненно: всЯ  реалистическаЯ
тюремнаЯ литература проклЯла  "тройки"  Ћ‘Ћ (особого совещаниЯ),  засудившие
миллионы, в том числе …вгению ѓинзбург,  ‚арлама  аламова и  многих  других
авторов,  рассмотренных  мною или, по разным  причинам,  опущенных;  кто  из
писателей не помнит этих механических  судей с глазами мороженых судаков?  €
вдруг...  в  жанре  фантастики  снова  "тройка".  "‘казка  о тройке" братьев
‘тругацких. ђукопись  обошла  многие журналы, и, наконец,  была напечатана в
провинциальной "Ђнгаре", после чего немедлЯ  изъЯта из обращениЯ, а редакциЯ
"Ђнгары" разогнана "за политическую слепоту".
     Џовесть   "“литка   на  склоне",  одно   из   философских  произведений
‘тругацких,  тоже была оттеснена  в ‘ибирь.  Ћна  нашла  убежище  в  журнале
"Ѓайкал", после чего была в свою очередь  изъЯта из обращениЯ, а редколлегиЯ
наказана и распущена.
     ‘ледующаЯ книга -- "ѓадкие лебеди" -- уже вообще была отброшена от всех
печатных станков. …стественно, она оказалась в самиздате, а позднее вышла на
‡ападе.
     Ћпубликованную ранее повесть "’рудно быть богом" перевели на английский
Язык  --  к  братьЯм  ‘тругацким пришла мироваЯ  слава. € -- государственнаЯ
опала.  Љ  сожалению,  эти  обстоЯтельства  были в  ђоссии  неразлучны,  как
сиамские близнецы.
     ‚от каких строк испугалось всесильное атомное государство:
     "‚  приемной  послышались шаги... и в комнате поЯвилась ’ройка в полном
составе -- все четверо.  Џредседательствующий ‹авр ”едотович  ‚унюков, члены
•лебовводов и ”арфуркис и научный консультант ‚ыбегалло.
     Њашина  завертелась.  ЋбъЯвлено  первое  "дело":  старикашка  ќдельвейс
Џетрович -- изобретатель. ‘ изобретателем расправились быстро. "‘мерть ему!"
-- взревел ‹авр ”едотович.
     ‚ дальнейшем перед  тройкой предстал Љонстантин с другой планеты, затем
птеродактиль  Љузьма, Ящер ‹изка, который  так  и  не вышел из озера,  далее
комиссиЯ  выехала  в пункт  Љоровье  вЯзло.  Ќа комиссию  напали  комары,  и
комендант был обвинен в подготовке террористического акта!"
     ”антастика, как видите, чистаЯ фантастика!
     …ще  более  фантастичен Љонстантин,  представитель  другой планеты.  Ћн
хочет  мира, Љонстантин, а заодно  просит помочь ему уехать обратно. ‘ловом,
<I>детанта</I> он хочет, наивный Љонстантин.
     Ђ что на это особаЯ "тройка"?  "Џсихологический разрыв не позволЯет нам
составить  правильное  представление о  целЯх  вашего  прибытиЯ сюда, мы  не
понимаем, зачем <I>вам</I>  нужна дружба  и сотрудничество с нами". Џоэтому решение
принимаетсЯ воистину государственное: "‚сЯкий  корабль, поЯвившийсЯ в  сфере
достижениЯ наших средств, будет уничтожатьсЯ без предупреждениЯ".
     „ела  и  далее вершатсЯ  в  духе: "‘мерть  ему!";  положительные  герои
пытаютсЯ вмешатьсЯ в процесс мышлениЯ <I>тройки</I> при помощи специального прибора
-- реморализатора. ”антастика это, в конце концов, или не фантастика?!
     "Ќе берет!"  -- горько произнес у  менЯ над ухом ќдик... -- Џлохи дела,
‘аша... Ќет у них морали, у этих канализаторов".
     Ћкончательную характеристику современной "тройке" руководителей дает...
белаЯ грЯзнаЯ коза, которую приводит лесник ”еофил.
     "ќто вот •лебовводов, -- сказала коза, -- ... профессии,  как  таковой,
не имеет... ‡а  границей  был... в  сорока двух  странах. ‚езде хвасталсЯ  и
хапал.  ЋтличительнаЯ  черта  характера  -- высокаЯ  социальнаЯ  живучесть и
приспособлЯемость,  основанные  на принципиальной глупости и  на  неизменном
стремлении быть ортодоксальнее ортодоксов...
     -- ђасскажите что-нибудь, -- попросил •лебовводова ”еофил.
     -- Ћшибки были,  -- быстро сказал  •лебовводов. -- ‹юди не ангелы. € на
старуху  бывает  проруха.  Љонь