ой
половине  1923  года  внимание  советских рабочих было страстно
приковано к ѓермании,  где  пролетариат,  казалось,  протЯгивал
руки к власти; паническое отступление немецкой коммунистической
партии  принесло  рабочим  массам ‘‘‘ђ тЯгчайшее разочарование.
‘оветскаЯ  бюрократиЯ  немедленно  открывает  кампанию   против
"перманентной  революции"  и  наносит  левой  оппозиции  первый
жестокий удар. ‚  течение  1926-27  г.г.  население  ‘оветского
‘оюза переживает новый прилив надежд: все взоры направлЯютсЯ на
этот   раз   на  ‚осток,  где  развертываетсЯ  драма  китайской
революции. ‹еваЯ оппозициЯ оправлЯетсЯ от ударов и  рекрутирует
фаланги  новых сторонников. Љ концу 1927 г. китайскаЯ революциЯ
разгромлена палачом —ан-кайши, которому руководство  Љоминтерна
буквально  предало китайских рабочих и крестьЯн. •олоднаЯ волна
разочарованиЯ  проходит  по  массам  ‘оветского  ‘оюза.   Џосле
разнузданной   травли  в  печати  и  на  собраниЯх,  бюрократиЯ
решаетсЯ наконец в 1928 г. провести массовые аресты среди левой
оппозиции.

   Џод  знаменем   большевиков-ленинцев   сплотились,   правда,
десЯтки   тысЯч   революционных   борцов.   Џередовые   рабочие
относились к оппозиции с несомненной симпатией. Ќо симпатиЯ эта
оставалась пассивной: веры в то, что при  помощи  новой  борьбы
можно  серьезно  изменить  положение, у масс уже не было. Њежду
тем  бюрократиЯ   твердила:   "ђади   международной   революции
оппозициЯ   собираетсЯ   втЯнуть  нас  в  революционную  войну.
„овольно потрЯсений! Њы заслужили право отдохнуть.  Њы  сами  у
себЯ  создадим  социалистическое  общество.  Џоложитесь на нас,
ваших   вождей!"   ќта   проповедь   покоЯ   тесно   сплачивала
аппаратчиков, военных и штатских, и находила несомненный отклик
у  усталых  рабочих  и  особенно  крестьЯнских масс. Њожет быть
оппозициЯ и впрЯмь готова жертвовать  интересами  ‘‘‘ђ  во  имЯ
идей  "перманентной  революции",  спрашивали они себЯ. Ќа самом
деле  борьба   шла   из-за   жизненных   интересов   советского
государства.  ‹ожнаЯ  политика Љоминтерна в ѓермании обеспечила
через десЯть лет победу ѓитлера, т.е. грозную военную опасность
с ‡апада, а не менее ложнаЯ политика в Љитае укрепила  Японский
империализм  и  чрезвычайно  приблизила опасность с ‚остока. Ќо
периоды  реакции  больше  всего   характеризуютсЯ   недостатком
мужества мысли.

   ЋппозициЯ оказалась изолированной. ЃюрократиЯ ковала железо,
пока   горЯчо.   ќксплоатируЯ   растерЯнность   и   пассивность
трудЯщихсЯ,  противопоставлЯЯ   их   наиболее   отсталые   слои
передовым,   опираЯсь   все   смелее   на   кулака   и   вообще
мелкобуржуазного союзника, бюрократиЯ в течение нескольких  лет
разгромила революционный авангард пролетариата.

   Ѓыло  бы  наивностью  думать,  будто неведомый массам ‘талин
вышел  внезапно   из-за   кулис   во   всеоружии   законченного
стратегического  плана.  Ќет,  прежде  еще, чем он нащупал свою
дорогу, бюрократиЯ нащупала его самого. ‘талин приносил ей  все
нужные  гарантии: престиж старого большевика, крепкий характер,
узкий  кругозор  и   неразрывную   свЯзь   с   аппаратом,   как
единственным источником собственного влиЯниЯ. “спех, который на
него  обрушилсЯ,  был  на  первых порах неожиданностью длЯ него
самого. ќто был дружный отклик нового правЯщего  слоЯ,  который
стремилсЯ освободитьсЯ от старых принципов и от контролЯ масс и
которому  нужен  был надежный третейский судьЯ в его внутренних
делах.  ‚торостепеннаЯ  фигура  пред  лицом  масс   и   событий
революции,   ‘талин   обнаружил   себЯ,  как  бесспорный  вождь
термидорианской бюрократии, как первый в ее среде.

   “ нового правЯщего слоЯ  скоро  оказались  свои  идеи,  свои
чувства   и,   что   еще  важнее,  свои  интересы.  ЏодавлЯющее
большинство старшего поколениЯ нынешней  бюрократии  стоЯло  во
времЯ  ЋктЯбрьской революции по другую сторону баррикады (взЯть
длЯ примера  хотЯ  бы  только  советских  послов:  ’роЯновский,
Њайский, Џотемкин, ‘уриц, •инчук и проч.) или, в лучшем случае,
- в  стороне  от  борьбы.  ’е из нынешних бюрократов, которые в
ЋктЯбрьские дни находились в лагере большевиков,  не  играли  в
большинстве   своем   сколько-нибудь   значительной  роли.  —то
касаетсЯ молодых  бюрократов,  то  они  подобраны  и  воспитаны
старшими,  нередко  из среды собственных отпрысков. ќти люди не
могли бы совершить ЋктЯбрьской революции. Ќо они оказались  как
нельзЯ лучше приспособлены, чтоб эксплоатировать ее.

   ‹ичные  моменты  в смене двух исторических глав, конечно, не
остались без влиЯниЯ. ’ак, болезнь и смерть  ‹енина  несомненно
ускорили   развЯзку.   …сли-бы   ‹енин   прожил  дольше,  напор
бюрократического могущества совершалсЯ бы, по  крайней  мере  в
первые  годы,  более  медленно.  Ќо  уже  в  1926 году ЉрупскаЯ
говорила в кругу левых  оппозиционеров:  "Ѓудь  €льич  жив,  он
наверное   уже   сидел  бы  в  тюрьме".  ЋпасениЯ  и  тревожные
предвидениЯ самого ‹енина были тогда еще свежи в ее  памЯти,  и
она   вовсе   не   делала   себе  иллюзий  насчет  его  личного
всемогущества против встречных исторических ветров и течений.

   ЃюрократиЯ победила не только левую оппозицию. Ћна  победила
большевистскую  партию.  Ћна победила программу ‹енина, который
главную опасность видел в превращении органов  государства  "из
слуг  общества  в господ над обществом". Ћна победила всех этих
врагов - оппозицию, партию и ‹енина - не идеЯми и  доводами,  а
собственной   социальной  тЯжестью.  ‘винцовый  зад  бюрократии
перевесил  голову   революции.   ’акова   разгадка   советского
’ермидора.


        Џерерождение большевистской партии.


   ЋктЯбрьскую  победу  подготовила и обеспечила большевистскаЯ
партиЯ. Ћна же построила  советское  государство,  вправив  ему
крепкий   костЯк.   Џерерождение  партии  стало  и  причиной  и
следствием бюрократизации государства. Ќеобходимо хоть  вкратце
показать, как это произошло.

   ‚нутренний   режим  большевистской  партии  характеризовалсЯ
методами  демократического  централизма.  ‘очетание  этих  двух
понЯтий  не  заключает в себе ни малейшего противоречиЯ. ЏартиЯ
зорко следила не только за  тем,  чтоб  ее  границы  оставались
всегда  строго  очерченными,  но  и  за  тем, чтобы все те, кто
входил  в  эти  границы,  пользовались  действительным   правом
определЯть  направление  партийной  политики. ‘вобода критики и
идейной борьбы  составлЯла  неотъемлемое  содержание  партийной
демократии.  Ќынешнее учение о том, будто большевизм не миритсЯ
с фракциЯми, представлЯет собою миф эпохи упадка. Ќа самом деле
историЯ большевизма есть историЯ борьбы фракций. „а и как могла
бы подлинно  революционнаЯ  организациЯ,  ставЯщаЯ  себе  целью
перевернуть   мир   и  собирающаЯ  под  свои  знамена  отважных
отрицателей,  мЯтежников  и  борцов,  жить  и  развиватьсЯ  без
идейных  столкновений,  без группировок и временных фракционных
образований?   „альнозоркости    большевистского    руководства
удавалось  нередко  смЯгчать  столкновениЯ  и  сокращать  сроки
фракционной  борьбы,  но  не  более  того.   Ќа   эту   кипучую
демократическую  основу опиралсЯ –ентральный комитет, из нее он
почерпал  смелость  решать   и   приказывать.   џвнаЯ   правота
руководства  на  всех  критических  этапах  создала ему высокий
авторитет, этот драгоценный моральный капитал централизма.

   ђежим большевистской партии, особенно до прихода  к  власти,
представлЯл,  таким  образом,  полную  противоположность режиму
нынешних секций Љоминтерна, с их назначенными сверху "вождЯми",
совершающими  повороты  по   команде,   с   их   бесконтрольным
аппаратом,  высокомерным  по  отношению  к низам, сервильным по
отношению к Љремлю. Ќо и в первые годы после завоеваниЯ власти,
когда партию уже прохватило административной ржавчиной,  каждый
большевик,   не   исключаЯ   и   ‘талина,  назвал  бы  злостным
клеветником того, кто показал бы ему  на  экране  образ  партии
через 10-15 лет!

   ‚  центре вниманиЯ ‹енина и его сотрудников стоЯла неизменно
забота об ограждении большевистских рЯдов от пороков, свЯзанных
с  властью.  Ћднако,  чрезвычайное  сближение,  отчасти  прЯмое
слиЯние  партийного аппарата с государственным нанесло уже в те
первые годы несомненный ущерб свободе и эластичности партийного
режима.  „емократиЯ  сжималась  по  мере  того,  как  нарастали
трудности.  Џервоначально партиЯ хотела и надеЯлась сохранить в
рамках советов свободу политической борьбы.  ѓражданскаЯ  война
внесла  суровую  поправку  в  эти расчеты. Ћппозиционные партии
были запрещены одна за другой. ‚ этой мере, Явно противоречащей
духу советской демократии, вожди большевизма видели не принцип,
а эпизодический акт самообороны.

   Ѓыстрый рост правЯщей партии, при  новизне  и  грандиозности
задач,  неизбежно  порождал  внутренние разногласиЯ. Џодспудные
оппозиционные течениЯ в стране оказывали,  по  разным  каналам,
давление  на  единственную  легальную политическую организацию,
усиливаЯ  остроту  фракционной  борьбы.  Љ  моменту  завершениЯ
гражданской   войны  она  принимает  столь  острые  формы,  что
угрожает потрЯсением государственной власти. ‚ марте 1921 года,
в дни кронштадсткого восстаниЯ, вовлекшего в свои рЯды  немалое
число  большевиков,  X-й  съезд  партии  счел  себЯ вынужденным
прибегнуть   к   запрещению   фракций,   т.е.   к   перенесению
политического режима в государстве на внутреннюю жизнь правЯщей
партии.   ‡апрещение   фракций   мыслилось,   опЯть-таки,   как
исключительнаЯ  мера,  котораЯ  должна   отпасть   при   первом
серьезном  улучшении  обстановки.  ‚  то  же  времЯ –ентральный
комитет с  чрезвычайной  осторожностью  применЯл  новый  закон,
больше  всего  заботЯсь  о  том,  чтоб  он не привел к удушению
внутренней жизни партии.

   Ћднако, то, что, по первоначальному замыслу, считалось  лишь
вынужденной  данью тЯжелым обстоЯтельствам, пришлось как нельзЯ
более по вкусу бюрократии, котораЯ ко внутренней  жизни  партии
стала   подходить   исключительно   под  углом  зрениЯ  удобств
управлениЯ. “же в  1922  году,  во  времЯ  короткого  улучшениЯ
своего  здоровьЯ, ‹енин ужасалсЯ угрожающему росту бюрократизма
и готовил борьбу против фракции  ‘талина,  котораЯ  стала  осью
партийного аппарата, прежде чем овладеть аппаратом государства.
‚торой  удар  и  затем  смерть не дали ему померЯтьсЯ силами со
внутренней реакцией.

   ‚се усилиЯ ‘талина, с которым в этот период идут еще рука об
руку  ‡иновьев  и  Љаменев,  направлены  отныне  на  то,  чтобы
освободить партийный аппарат от контролЯ рЯдовых членов партии.
‚  этой  борьбе  за "устойчивость" –ентрального Љомитета ‘талин
оказалсЯ последовательнее и увереннее своих союзников.  …му  не
надо  было  отрыватьсЯ  от  международных  задач: он никогда не
занималсЯ ими. Њелкобуржуазный кругозор нового  правЯщего  слоЯ
был его собственным кругозором. Ћн глубоко уверовал, что задача
построениЯ  социализма  имеет  национальный  и административный
характер. Љ Љоминтерну он относилсЯ,  как  к  неизбежному  злу,
которое  надо  по  возможности  использовать  в  целЯх  внешней
политики. ‘обственнаЯ партиЯ сохранЯла в  его  глазах  ценность
лишь, как покорнаЯ опора длЯ аппарата.

   Ћдновременно  с теорией социализма в отдельной стране пущена
была в оборот длЯ бюрократии теориЯ о том,  что  в  большевизме
–ентральный  комитет - все, партиЯ - ничего. ‚тораЯ теориЯ была
во всЯком случае осуществлена с большим  успехом,  чем  перваЯ.
‚оспользовавшись   смертью  ‹енина,  правЯщаЯ  группа  объЯвила
"ленинский   набор".   ‚орота    партии,    всегда    тщательно
охранЯвшиесЯ,  были  теперь открыты настежь: рабочие, служащие,
чиновники входили в них массами. Џолитический замысел состоЯл в
том,  чтобы  растворить  революционный   а<в>ангард   в   сыром
человеческом  материале,  без  опыта, без самостоЯтельности, но
зато  со  старой  привычкой  подчинЯтьсЯ  начальству.   ‡амысел
удалсЯ.   Ћсвободив   бюрократию   от   контролЯ  пролетарского
авангарда, "ленинский  набор"  нанес  смертельный  удар  партии
‹енина.   Ђппарат   завоевал  себе  необходимую  независимость.
„емократический  централизм  уступил   место   бюрократическому
централизму.  ‚  самом  партийном аппарате производитсЯ теперь,
сверху  вниз,  радикальнаЯ   перетасовка.   ѓлавной   доблестью
большевика   объЯвлЯетсЯ  послушание.  Џод  знаменем  борьбы  с
оппозицией  идет  замена  революционеров  чиновниками.  €сториЯ
большевистской   партии   становитсЯ   историей   ее   быстрого
вырождениЯ.

   Џолитический смысл развертывавшейсЯ  борьбы  затемнЯлсЯ  длЯ
многих   тем   обстоЯтельством,   что  руководители  всех  трех
группировок, левой, центра и правой, принадлежали  к  одному  и
тому  же  кремлевскому  штабу,  Џолитбюро:  поверхностным  умам
казалось, что дело идет просто о личном соперничестве, о борьбе
за  "наследство"  ‹енина.  Ќо  в  условиЯх  железной  диктатуры
социальные  антагонизмы  и  не  могли  в сущности проЯвитьсЯ на
первых порах  иначе,  как  через  учреждениЯ  правЯщей  партии.
Њногие  термидорианцы  вышли в свое времЯ из среды Якобинцев, к
которым примыкал в  юные  годы  и  Ѓонапарт;  из  числа  бывших
Якобинцев   первый   консул   и   император  французов  набирал
впоследствии своих вернейших слуг. ‚ремена менЯютсЯ, и Якобинцы
менЯютсЯ вместе с ними, в том числе и Якобинцы XX века.

   €з Џолитбюро эпохи ‹енина сохранилсЯ ныне один  ‘талин:  два
члена,  ‡иновьев  и  Љаменев,  ближайшие  сотрудники  ‹енина  в
течение долгих лет эмиграции,  отбывают  десЯтилетнее  тюремное
заключение  за  преступление которого они никогда не совершали;
три  других  члена,  ђыков,  Ѓухарин  и   ’омский,   совершенно
отстранены  от руководства, но, в награду за смирение, занимают
второстепенные посты; наконец, автор  этих  строк  находитсЯ  в
эмиграции.  Џод  опалой  состоит  и  вдова ‹енина, ЉрупскаЯ, не
сумевшаЯ, несмотрЯ на все усилиЯ,  до  конца  приспособитьсЯ  к
’ермидору.

   —лены  нынешнего Џолитбюро занимали в истории большевистской
партии второстепенные места.  …сли  б  кто  либо  предсказал  в
первые  годы революции их будущее восхождение, они удивились бы
этому первые, и в их удивлении не было  бы  ложной  скромности.
’ем  беспощаднее  действует  ныне  правило,  согласно  которому
Џолитбюро всегда право, и во всЯком случае никто не может  быть
правым  против  Џолитбюро.  Ќо  и  само Џолитбюро не может быть
право  против  ‘талина,   который   не   может   ошибатьсЯ   и,
следовательно, быть правым против себЯ самого.

   ’ребование  партийной демократии ЯвлЯлось все времЯ столь же
настойчивым, сколь и безнадежным  лозунгом  всех  оппозиционных
группировок.  €звестнаЯ нам платформа левой оппозиции требовала
в 1927 г., чтобы в уголовный кодекс  введена  была  специальнаЯ
"статьЯ,  карающаЯ,  как  тЯжкое  государственное преступление,
всЯкое  прЯмое  или  замаскированное  гонение  на  рабочего  за
критику...".  ‚замен  этого  в  уголовном  кодексе найдена была
статьЯ против самой оппозиции.

   Ћт партийной демократии остались одни воспоминаниЯ в  памЯти
старшего  поколениЯ.  ‚месте  с ней отошла в прошлое демократиЯ
советов, профессиональных союзов,  кооперативов,  культурных  и
спортивных   организаций.   Ќад   всем  и  всеми  неограниченно
господствует  иерархиЯ  партийных  секретарей.  ђежим   получил
"тоталитарный"  характер  за  несколько  лет  до  того,  как из
ѓермании пришло это слово. "‘ помощью  деморализующих  методов,
превращающих  мыслЯщих  коммунистов  в  машины, убивающих волю,
характер, человеческое достоинство, - писал ђаковский в 1928 г.
- верхушка успела превратитьсЯ в несменЯемую и неприкосновенную
олигархию, подменившую собою класс и партию". ‘  того  времени,
как писались эти негодующие строки, вырождение режима зашло еще
неизмеримо  дальше.  ѓЏ“  стало решающим фактором во внутренней
жизни партии. …сли Њолотов в марте 1936  года  мог  похвалитьсЯ
перед французским журналистом тем, что правЯщаЯ партиЯ не знает
больше  борьбы фракций, то лишь благодарЯ тому, что разногласиЯ
разрешаютсЯ  ныне  в  порЯдке   автоматического   вмешательства
политической  полиции.  ‘тараЯ  большевистскаЯ партиЯ мертва, и
никакие силы не воскресЯт ее.


        x x x


   Џараллельно с политическим вырождением партии шло  моральное
загнивание бесконтрольного аппарата. ‘лово "совбур" - советский
буржуа - в применении к привилегированному сановнику очень рано
вошло  в  рабочий  словарь.  ‘  переходом  к  ЌќЏ'у  буржуазные
тенденции получили более обильную почву. Ќа XI съезде партии, в
марте 1922 г., ‹енин предостерегал от  опасностей  перерождениЯ
правЯщего  слоЯ.  ‘лучалось  не  раз в истории, говорил он, что
победитель  перенимал  культуру  побежденного,  если  последний
стоЯл  на  более  высоком  уровне. Љультура русской буржуазии и
бюрократии была, правда, мизерна. Ќо, увы, новый правЯщий  слой
пасует  нередко  и  перед  этой  культурой. "4700 ответственных
коммунистов" в Њоскве руководЯт государственной  машиной.  "Љто
кого  ведет?  џ  очень сомневаюсь, чтоб можно было сказать, что
коммунисты ведут...". Ќа дальнейших  съездах  ‹енину  выступать
уже  не  пришлось. Ќо все его мысли в последние месЯцы активной
жизни были направлены на  то,  чтоб  предостеречь  и  вооружить
рабочих  против гнета, произвола и загниваньЯ бюрократии. Њежду
тем ему дано было наблюдать только первые проЯвлениЯ болезни.

   •. ђаковский, бывший председатель ‘овета народных комиссаров
“краины, позже - советский посол в ‹ондоне и  Џариже,  находЯсь
уже в ссылке, разослал в 1928 г. друзьЯм небольшое исследование
о  советской  бюрократии,  которое мы цитировали выше несколько
раз, ибо оно  и  сейчас  еще  остаетсЯ  лучшим  из  всего,  что
написано  по  этому вопросу. "‚ представлениЯх ‹енина и во всех
наших представлениЯх -  пишет  ђаковский  -  задача  партийного
руководства  заключалась  именно  в  том,  чтобы предохранить и
партию и рабочий класс  от  разлагающего  действиЯ  привилегий,
преимуществ  и  поблажек,  присущих  власти,  от сближениЯ ее с
остатками старого  дворЯнства  и  мещанства,  от  развращающего
влиЯниЯ ЌќЏ'а, от соблазнов буржуазных нравов и их идеологии...
Ќужно  сказать  откровенно,  отчетливо  и  громко, что эту свою
задачу партийный аппарат не выполнил, что в этой своей  двойной
охранительной   и   воспитательной   роли   он  проЯвил  полную
неспособность, он провалилсЯ, он обанкротилсЯ".

   Џравда, сломленный бюрократической репрессией сам  ђаковский
отрексЯ  впоследствии  от  своих  критических  суждений.  Ќо  и
семидесЯтилетний ѓалилей в тисках свЯтейшей  инквизиции  увидел
себЯ   вынужденным   отречьсЯ  от  системы  Љоперника,  что  не
помешало,  все-таки,  земле   вращатьсЯ   и   далее.   ЏокаЯнию
шестидесЯтилетнего  ђаковского  мы  не верим, ибо сам он не раз
давал уничтожающий анализ  таких  покаЯний.  —то  касаетсЯ  его
политической  критики,  то  она  нашла  в  фактах  объективного
развитиЯ гораздо  более  надежную  опору,  чем  в  субъективной
стойкости ее автора.

   ‡авоевание  власти менЯет не только отношение пролетариата к
другим классам, но  и  его  собственную  внутреннюю  структуру.
‚ластвование  становитсЯ специальностью определенной социальной
группировки,  котораЯ  стремитсЯ  с  тем  большим   нетерпением
разрешить  свой  собственный  "социальный  вопрос",  чем  более
высокого  мнениЯ  она   о   своей   миссии.   "‚   пролетарском
государстве,  где капиталистическое накопление не позволено длЯ
членов  правЯщей  партии,   дифференциациЯ   ЯвлЯетсЯ   сначала
функциональной, но потом превращаетсЯ в социальную. џ не говорю
- классовую,  а социальную...". ђаковский поЯснЯет: "социальное
положение  коммуниста,  который  имеет  в  своем   распорЯжении
автомобиль,  хорошую  квартиру,  регулЯрный  отпуск  и получает
партийный  максимум,  отличаетсЯ   от   положениЯ   коммуниста,
работающего  в  угольных  шахтах,  где  он получает от 50 до 60
рублей в месЯц".

   ЏеречислЯЯ причины разложениЯ Якобинцев у власти: погонЯ  за
богатством,  участие  в подрЯдах, в поставках и т.п., ђаковский
приводит любопытное замечание Ѓабефа о  том,  что  перерождению
нового правЯщего слоЯ не мало способствовали бывшие дворЯнки, к
которым  Якобинцы  были очень падки. "—то вы делаете малодушные
плебеи? - восклицает Ѓабеф - сегоднЯ они вас обнимают, а завтра
задушат".  Џерепись  жен  правЯщего  слоЯ  в  ‘оветском   ‘оюзе
обнаружила  бы  сходную  картину. €звестный советский журналист
‘основский  указывал  на  особую  роль  "автомобильно-гаремного
фактора"  в  формировании  нравов советской бюрократии. Џравда,
вслед за ђаковским, ‘основский успел с того времени покаЯтьсЯ и
был возвращен из ‘ибири. Ќо нравы бюрократии от этого не  стали
лучше.   Ќаоборот,   само   это  покаЯние  есть  доказательство
прогрессирующей деморализации.

   €менно в старых статьЯх ‘основского,  ходивших  по  рукам  в
виде  рукописей, рассыпаны незабываемые эпизоды из жизни нового
правЯщего слоЯ,  наглЯдно  свидетельствующие  о  том,  в  какой
высокой  мере  победители  усвоили  нравы  побежденных. —тоб не
возвращатьсЯ,   однако,   к   прошлым   годам,   -   ‘основский
окончательно  сменил  бич  на  лиру  в 1934 году, - ограничимсЯ
совсем свежими примерами из советской печати, причем выберем не
злоупотреблениЯ  и  так  называемые  "эксцессы",  а   наоборот,
будничные   ЯвлениЯ,  легализованные  официальным  общественным
мнением.

   „иректор московского завода, видный  коммунист,  хвалитсЯ  в
Џравде  культурным ростом руководимого им предприЯтиЯ. "Њеханик
звонит:  "Љак   прикажете,   сейчас   остановить   мартен   или
обождать"...  џ  отвечаю:  "подожди"...".  Њеханик обращаетсЯ к
директору  крайне  почтительно:  "как  прикажете",  тогда   как
директор  отвечает  ему  на  ты.  €  этот  непристойный диалог,
невозможный ни в  одной  культурной  капиталистической  стране,
рассказываетсЯ  самим директором на страницах Џравды, как нечто
вполне нормальное. ђедактор  не  возражает,  ибо  не  замечает;
читатели не протестуют, ибо привыкли. Ќе будем удивлЯтьсЯ и мы:
на   торжественных  заседаниЯх  в  Љремле  "вожди"  и  народные
комиссары обращаютсЯ на ты к подчиненным им директорам заводов,
председателЯм  колхозов,  мастерам  и  работницам,   специально
приглашенным  длЯ  награждениЯ  орденами. Љак не вспомнить, что
одним из наиболее популЯрных революционных лозунгов  в  царской
ђоссии  было  требование  отмены  обращениЯ на ты начальников к
подчиненным!

   Џоражающие вельможной бесцеремонностью  кремлевские  диалоги
власти  с  "народом"  безошибочно  свидетельствуют  о том, что,
несмотрЯ  на  октЯбрьский  переворот,  национализацию   средств
производства,  коллективизацию  и  "уничтожение кулачества, как
класса",  отношениЯ  между  людьми,  притом  на  самых   верхах
советской  пирамиды,  не только не поднЯлись еще до социализма,
но во многих отстают и от культурного капитализма. ‡а последние
годы в этой наиболее важной области сделан огромный шаг  назад,
причем   источником   рецидивов   истинно-русского   варварства
ЯвлЯетсЯ,    несомненно,    советский    ’ермидор,    принесший
малокультурной     бюрократии     полную     независимость    и
бесконтрольность,  а  массам   -   хорошо   знакомую   заповедь
повиновениЯ и молчаниЯ.

   Њы  далеки  от  мысли противопоставлЯть абстракцию диктатуры
абстракции демократии и взвешивать их качества на весах чистого
разума. ‚се  относительно  в  этом  мире,  где  постоЯнна  лишь
изменчивость.  „иктатура большевистской партии Явилась одним из
самых могущественных в истории  инструментов  прогресса.  Ќо  и
здесь, по слову поэта, Vernunft wird Unsinn, Wohltat - Plage*2.
‡апрещение  оппозиционных  партий  повлекло за собой запрещение
фракций;  запрещение  фракций  закончилось  запрещением  думать
иначе,  чем непогрешимый вождь. ЏолицейскаЯ монолитность партии
повлекла  за  собою  бюрократическую  безнаказанность,  котораЯ
стала источником всех видов распущенности и разложениЯ.


        ‘оциальные корни ’ермидора.


   ‘оветский  термидор мы определили, как победу бюрократии над
массами. Њы пытались вскрыть исторические условиЯ этой  победы.
ђеволюционный  авангард  пролетариата  оказалсЯ частью поглощен
аппаратом  управлениЯ  и   постепенно   деморализован,   частью
уничтожен  в  гражданской  войне,  частью отброшен и раздавлен.
“сталые и разочарованные массы относились  безучастно  к  тому,
что  происходило на верхах. ќтих условий, как они ни важны сами
по себе, совершенно недостаточно, однако, длЯ объЯснениЯ  того,
почему  бюрократии  удалось  поднЯтьсЯ  над обществом и надолго
сосредоточить его судьбы в своих руках: ее собственной воли длЯ
этого было бы  во  всЯком  случае  недостаточно;  возникновение
нового правЯщего слоЯ должно иметь глубокие социальные причины.

   Џобеде  термидорианцев  над  Якобинцами  в  XVIII  веке тоже
содействовали  усталость  масс  и   деморализациЯ   руководЯщих
кадров.  Ќо  под этими конъюнктурными по существу ЯвлениЯми шел
более глубокий  органический  процесс.  џкобинцы  опирались  на
поднЯтые  великой  волной  низы  мелкой  буржуазии;  между  тем
революциЯ  XVIII  века,  в  соответствии   с   ходом   развитиЯ
производительных  сил,  не  могла  не привести в конце концов к
политическому господству крупную буржуазию. ’ермидор был только
одним  из  этапов  этого  неотвратимого  процесса.   ЉакаЯ   же
социальнаЯ  необходимость  нашла  себе  выражение  в  советском
’ермидоре?

   ‚  одной  из  предшествующих  глав  мы  пытались  уже   дать
предварительный   ответ   на   вопрос,  почему  восторжествовал
жандарм.  Ќам  необходимо  здесь  продолжить   анализ   условий
перехода  от капитализма к социализму и роли государства в этом
процессе.  ‘опоставим  еще  раз  теоретические  предвиденьЯ   с
действительностью.  "ЏодавлЯть буржуазию и ее сопротивление все
еще необходимо... - писал  ‹енин  в  1917  г.  о  том  периоде,
который  должен наступить сейчас же за завоеванием власти, - но
подавлЯющим органом ЯвлЯетсЯ здесь уже большинство населениЯ, а
не меньшинство, как бывало всегда... ‚ этом смысле  государство
начинает  отмирать". ‚ чем выражаетсЯ отмирание? Џрежде всего в
том,   что   "вместо   особых   учреждений   привилегированного
меньшинства    (привилегированное   чиновничество,   начальство
постоЯнной  армии),  само  большинство  может   непосредственно
выполнЯть"   функции   подавлениЯ.   „альше  у  ‹енина  следует
неоспоримое  в  своей  аксиоматичности  положение:  "чем  более
всенародным становитсЯ самое выполнение функций государственной
власти, тем меньше становитсЯ надобности в этой власти". Ћтмена
частной   собственности   на  средства  производства  устранЯет
главную задачу исторического государства: охрану  имущественных
привилегий меньшинства против подавлЯющего большинства.

   Ћтмирание  государства  начинаетсЯ, по ‹енину, уже на другой
день после экспроприации экспроприаторов, т.е. прежде еще,  чем
новый режим успел приступить к своим экономическим и культурным
задачам.  Љаждый  успех  на пути разрешениЯ этих задач означает
тем самым новый этап ликвидации государства, его растворениЯ  в
социалистическом   обществе.  ‘тепень  этого  растворениЯ  есть
наилучший показатель  глубины  и  успешности  социалистического
строительства.  Њожно установить такую примерно социологическую
теорему:  сила  применЯемого  массами  в  рабочем   государстве
принуждениЯ   прЯмо   пропорциональна   силе   эксплуататорских
тенденций  или  опасности  реставрации  капитализма  и  обратно
пропорциональна   силе  общественной  солидарности  и  всеобщей
преданности    новому    режиму.    ЃюрократиЯ     же,     т.е.
"привилегированное    чиновничество,    начальство   постоЯнной
а<р>мии", выражает особый род принуждениЯ, такой, какого  массы
не  могут  или  не хотЯт применЯть, т.е. такой, который так или
иначе направлЯетсЯ против них самих.

   …сли б демократические советы сохранили  до  сего  днЯ  свою
первоначальную силу и независимость, но оставались бы вынуждены
в  то  же  времЯ прибегать к репрессиЯм и принуждениЯм в объеме
первых лет, это  обстоЯтельство  могло  бы  уже  само  по  себе
возбуждать серьезное беспокойство. Ќасколько же должна возрасти
тревога  в  виду  того  факта, что массовые советы окончательно
сошли со сцены, уступив функцию принуждениЯ  ‘талину,  џгоде  и
Љо. € какого принужденьЯ! Џрежде всего мы должны спросить себЯ:
какаЯ  социальнаЯ  причина  стоит  за  этой  упорной живучестью
государства и особенно за его жандармеризацией? ‡начение  этого
вопроса  слишком  очевидно:  в зависимости от ответа на него мы
должны либо радикально пересмотреть наши  традиционные  взглЯды
на  социалистическое  общество вообще, либо столь же радикально
отвергнуть официальную оценку ‘‘‘ђ.

   ‚озьмем  теперь  из   свежего   номера   московской   газеты
стереотипную  характеристику  нынешнего советского режима, одну
из  тех,  которые  повторЯютсЯ  в  стране  изо  днЯ  в  день  и
заучиваютсЯ   наизусть   школьниками:   "‚   ‘‘‘ђ  окончательно
ликвидированы паразитические  классы  капиталистов,  помещиков,
кулаков и тем самым навсегда покончено с эксплуатацией человека
человеком.  ‚се  народное  хозЯйство  стало социалистическим, а
растущее  стахановское  движение   подготовлЯет   условиЯ   длЯ
перехода  от социализма к коммунизму" (Џравда, 4 апр. 1936 г.).
ЊироваЯ пресса Љоминтерна не говорит, разумеетсЯ на  этот  счет
ничего  другого.  Ќо если с эксплуатацией "покончено навсегда",
если страна действительно находитсЯ на пути от социализма, т.е.
низшей стадии коммунизма, к его высшей стадии, то  обществу  не
остаетсЯ   ничего   другого,  как  сбросить  с  себЯ,  наконец,
смирительную рубашку государства. ‚замен этого  -  трудно  даже
обнЯть  мыслью  этот  контраст!  -  государство советов принЯло
тоталитарно-бюрократический характер.

   ’о же  фатальное  противоречие  можно  иллюстрировать  и  на
судьбе  партии. ‡десь вопрос формулируетсЯ примерно так: почему
в  1917-21  годах,  когда  старые  господствующие  классы   еще
боролись  с  оружием  в  руках,  когда  их активно поддерживали
империалисты  вс<е>го  мира,   когда   вооруженное   кулачество
саботировало  армию  и  продовольствие  страны, возможно было в
партии открыто и безбоЯзненно спорить по самым острым  вопросам
политики?  Џочему  теперь, после прекращениЯ интервенции, после
разгрома эксплуататорских  классов,  после  бесспорных  успехов
индустриализации,     после     коллективизации    подавлЯющего
большинства крестьЯнства,  -  нельзЯ  допустить,  ни  малейшего
слова  критики  по адресу бессменного руководства? Џочему любой
большевик,  который  потребовал  бы  созыва  съезда  партии,  в
соответствии  с  ее  уставом, был бы немедленно исключен; любой
гражданин, который вслух выразил бы сомнение  в  непогрешимости
‘талина,   был   бы   осужден,   почти   наравне  с  участником
террористического заговора? Ћткуда такое страшное,  чудовищное,
невыносимое напрЯжение репрессий и полицейской аппаратуры?

   ’еориЯ  не  есть  вексель,  который  можно  в  любой  момент
предъЯвить  действительност<и>  ко   взысканию.   …сли   теориЯ
ошибалась,  надо ее пересмотреть или пополнить ее пробелы. Ќадо
вскрыть  те  реальные  общественные  силы,   которые   породили
противоречие  между  советской действительностью и традиционной
марксистской концепцией. ‚о всЯком  случае,  нельзЯ  бродить  в
потьмах,  повторЯЯ ритуальные фразы, которые может быть полезны
длЯ престижа вождей, но  зато  бьют  живую  действительность  в
лицо. Њы сейчас увидим это на убедительном примере.

   ‚  докладе  на  сессии –€Љ'а, в Январе 1936 г., председатель
‘овнаркома Њолотов заЯвил:  "народное  хозЯйство  страны  стало
социалистическим  (аплодисменты).  ‚  этом  смысле  (?)  задачу
ликвидации классов мы  решили  (ап<п>лодисменты)".  Ћднако,  от
прошлого   остались   еще  "враждебные  нам  по  своей  природе
элементы", осколки господствовавших ранее классов. Љроме  того,
среди колхозников, государственных служащих, а иногда и рабочих
обнаруживаютсЯ  "спекулЯнтики", "рвачи в отношении колхозного и
государственного  добра",  "антисоветские  сплетники"  и   т.п.
Ћтсюда-то   и  вытекает  необходимость  дальнейшего  укреплениЯ
диктатуры. Ќаперекор ќнгельсу, рабочее  государство  должно  не
"засыпать",   а   наоборот,   становитьсЯ  все  более  и  более
бдительным.

   Љартина, нарисованнаЯ главой советского правительства,  была
бы  в  высшей степени успокоительной, еслиб не была убийственно
противоречивой. ‚ стране окончательно воцарилсЯ  социализм:  "в
этом  смысле"  классы  уничтожены  (если они уничтожены "в этом
смысле",  значит  и  во  всЯком  другом).  Џравда,   социальнаЯ
гармониЯ  кое-где нарушаетсЯ обломками и осколками прошлого. Ќо
нельзЯ  же  думать,  будто  лишенные  власти  и  собственности,
разрозненные  мечтатели  о восстановлении капитализма вместе со
"спекулЯнтиками"  (даже  не   спекулЯнтами)   и   "сплетниками"
способны   опрокинуть   бесклассовое   общество.  ‚се  обстоит,
казалось бы,  как  нельзЯ  лучше.  Ќо  к  чему  тогда  все-таки
железнаЯ диктатура бюрократии?

   ђеакционные  мечтатели, надо думать, постепенно вымирают. ‘о
"спекулЯнтиками"  и  "сплетниками"  могли  бы  шутЯ  справитьсЯ
архи-демократические  советы. "Њы не утописты - возражал в 1917
г. ‹енин буржуазным и реформистским теоретикам бюрократического
государства,  -  и  нисколько   не   отрицаем   возможности   и
неизбежности  эксцессов  отдельных  лиц,  а равно необходимости
подавлЯть такие эксцессы.  Ќо...  длЯ  этого  не  нужна  особаЯ
машина,   особый  аппарат  подавлениЯ,  это  будет  делать  сам
вооруженный народ с такой же простотой и легкостью,  с  которой
любаЯ  толпа  цивилизованных  людей даже в современном обществе
разнимает дерущихсЯ или не допускает насилиЯ над женщиной". ќти
слова звучат так, как если бы  автор  их  специально  предвидел
соображениЯ   одного   из   своих  преемников  на  посту  главы
правительства. ‹енин преподаетсЯ в народных  школах  ‘‘‘ђ,  но,
очевидно, не в ‘овете народных комиссаров. €наче нельзЯ было бы
объЯснить  решимость  Њолотова прибегать, не задумываЯсь, к тем
самым построениЯм, против которых ‹енин направлЯл  свое  хорошо
отточенное оружие. ‚опиющее противоречие между основоположением
и эпигонами налицо. …сли ‹енин рассчитывал, что даже ликвидацию
эксплуататорских    классов    можно    будет   совершать   без
бюрократического  аппарата,  то  Њолотов,  в  объЯснение  того,
почему   после  ликвидации  классов,  бюрократическа<Я>  машина
задушила самодеЯтельность народа, не  находит  ничего  лучшего,
кроме ссылки на "остатки" ликвидированных классов.

   ЏитатьсЯ     "остатками"     становитсЯ,     однако,     тем
затруднительнее, что, по признанию авторитетных  представителей
самой    бюрократии,    вчерашние   классовые   враги   успешно
ассимилируютсЯ советским  обществом.  ’ак,  Џостышев,  один  из
секретарей  –Љ  партии,  говорил  в  апреле  1936 г., на съезде
Љомсомола: "Њногие вредители... искренне  раскаЯлись,  стали  в
общую   шеренгу   советского   народа...".   ‚  виду  успешного
проведениЯ коллективизации "дети кулаков не должны отвечать  за
своих  отцов".  Њало  того:  "теперь  и  кулак  врЯд ли верит в
возможность возврата его прежнего  эксплуататорского  положениЯ
на   селе".   Ќедаром  же  правительство  приступило  к  отмене
ограничений, свЯзанных с  социальным  происхождением.  Ќо  если
утверждениЯ  Џостышева,  целиком разделЯемые и Њолотовым, имеют
смысл, то только один: не только  бюрократиЯ  стала  чудовищным
анахронизмом,  но  и  государственному  принуждению  вообще  на
советской  земле  нечего  больше   делать.   Ћднако,   с   этим
непреложным  выводом  ни  Њолотов  ни Џостышев не согласны. Ћни
предпочитают сохранЯть власть, хотЯ бы и ценою противоречиЯ.

   Ќа самом деле они и не могут отказатьсЯ  от  власти.  €ли  в
переводе  на  объективный  Язык: нынешнее советское общество не
может обойтись без государства, ни даже - в известных  пределах
- без  бюрократии.  Ќо причиной этому ЯвлЯютсЯ отнюдь не жалкие
остатки прошлого, а могущественные тенденции и силы настоЯщего.
Ћправдание существованиЯ советского государства,  как  аппарата
принуждениЯ,  заключаетсЯ  в том, что нынешний переходный строй
еще  полон   социальных   противоречий,   которые   в   области
потреблениЯ  -  наиболее  близкой  и  чувствительной длЯ всех -
имеют страшно напрЯженный характер и всегда угрожают прорватьсЯ
отсюда  в  область  производства.  Џобеду  социализма   нельзЯ,
поэтому, назвать еще ни окончательной ни бесповоротной.

   Ћсновой   бюрократического  командованиЯ  ЯвлЯетсЯ  бедность
общества предметами потреблениЯ  с  вытекающей  отсюда  борьбой
всех   против   всех.  Љогда  в  магазине  товаров  достаточно,
покупатели могут приходить, когда хотЯт.  Љогда  товаров  мало,
покупатели вынуждены становитьсЯ в очередь. Љогда очередь очень
длинна,  необходимо  поставить полицейского длЯ охраны порЯдка.
’аков исходный пункт власти советской бюрократии. Ћна  "знает",
кому давать, а кто должен подождать.

   Џовышение  материального  и культурного уровнЯ должно бы, на
первый  взглЯд,  уменьшать  необходимость  привилегий,   сужать
область  применениЯ  "буржуазного  права"  и тем самым вырывать
почву из под ног его охранительницы, бюрократии.  Ќа  самом  же
деле    произошло    обратное:    рост   производительных   сил
сопровождалсЯ  до  сих  пор  крайним   развитием   всех   видов
неравенства,  привилегий  и  преимуществ,  а  вместе  с  тем  и
бюрократизма. € это тоже не случайно.

   ‚ первый  свой  период  советский  режим  имел,  несомненно,
гораздо  более  уравнительный и менее бюрократический характер,
чем ныне. Ќо это была уравнительность всеобщей нищеты.  ђесурсы
страны  были  так  скудны,  что  не  открывали  возможности длЯ
выделениЯ   из   массы   населениЯ    сколько-нибудь    широких
привилегированных слоев. ‚ то же времЯ "уравнительный" характер
заработной платы, убиваЯ личную заинтересованность, превратилсЯ
в  тормоз  развитиЯ  производительных  сил. ‘оветское хозЯйство
должно было  из  своей  нищеты  поднЯтьсЯ  на  несколько  более
высокую   ступень,   чтоб   стали  возможны  жировые  отложениЯ
привилегий. Ќынешнее состоЯние производства еще очень далеко от
того,  чтоб  обеспечить  всех  всем  необходимым.  Ќо  оно  уже
достаточно,  чтобы  дать  значительные привилегии меньшинству и
превратить неравенство в кнут  длЯ  подстегиваньЯ  большинства.
’акова  перваЯ  причина того, почему рост производства усиливал
до сих пор не социалистические, а буржуазные черты государства.

   Ќо это  не  единственнаЯ  причина.  ЌарЯду  с  экономическим
фактором,  диктующим  на данной стадии капиталистические методы
оплаты труда, действует параллельно политический фактор, в лице
самой  бюрократии.   Џо   самой   сути   своей   она   ЯвлЯетсЯ
насадительницей  и  охранительницей  неравенства.  Ћна с самого
начала возникает, как буржуазный  орган  рабочего  государства.
“станавливаЯ  и  охранЯЯ преимущества меньшинства, она снимает,
разумеетсЯ, сливки длЯ себЯ самой. Љто распределЯет блага,  тот
никогда  еще не обделЯл себЯ. ’ак из социальной нужды вырастает
орган,  который  перерастает  общественно-необходимую  функцию,
становитсЯ  самостоЯтельным  фактором и вместе с тем источником
великих опасностей длЯ всего общественного организма.

   ‘оциальный    смысл    советского     ’ермидора     начинает
вырисовыватьсЯ  перед  нами.  Ѓедность  и культурнаЯ отсталость
масс еще раз воплотились в зловещей фигуре повелителЯ с большой
палкой в руках. ђазжалованнаЯ  и  поруганнаЯ  бюрократиЯ  снова
стала  из  слуги  общества  господином  его.  Ќа  этом пути она
достигла такой социальной и моральной отчужденности от народных
масс, что не может  уже  допустить  никакого  контролЯ  ни  над
своими действиЯми ни над своими доходами.

   Њистический,   на  первый  взглЯд,  страх  бюрократии  перед
"спекулЯнтиками, рвачами и сплетниками" находит  таким  образом
свое  вполне  естественное  объЯснение.  Ќе будучи еще способно
удовлетворЯть элементарные нужды населениЯ, советское хозЯйство
порождает и возрождает на каждом шагу спекулЯнтские и рваческие
тенденции. ‘  другой  стороны,  привилегии  новой  аристократии
пробуждают   в  массе  населениЯ  склонность  прислушиватьсЯ  к
"анти-советским сплетникам",  т.е.  ко  всЯкому,  кто  хотЯ  бы
шепотом  критикует  произвольное и прожорливое начальство. „ело
идет, таким образом, не о призраках прошлого,  не  об  остатках
того,  чего  больше  нет,  словом, не о прошлогоднем снеге, а о
новых могущественных и постепенно возрождающихсЯ  тенденциЯх  к
личному  накоплению.  Џервый  пока  еще  очень  скудный  прилив
благосостоЯниЯ в стране, именно вследствие скудости  своей,  не
ослабил, а усилил эти центробежные тенденции. ‘ другой стороны,
возросло  одновременно  стремление  непривилегированных дать по
рукам новой знати. ‘оциальнаЯ борьба снова обострЯетсЯ.  ’аковы
источники  могущества  бюрократии.  Ќо  из  тех  же  источников
вырастает и угроза ее могуществу.


        ѓлава 6: ђЋ‘’ Ќ…ђЂ‚…Ќ‘’‚Ђ € ‘Ћ–€Ђ‹њЌ›• ЂЌ’ЂѓЋЌ€‡ЊЋ‚

        Ќужда, роскошь, спекулЯциЯ.


   Ќачав с "социалистического распределениЯ", советскаЯ  власть
оказалась  вынуждена  в  1921  г.  обратитьсЯ  к рынку. Љрайнее
напрЯжение средств в эпоху первой  пЯтилетки  снова  привело  к
государственному   распределению,   т.е.   к  повторению  опыта
"военного коммунизма" на более высокой основе.  Ћднако,  и  эта