†ан Џоль ‘артр. ‘тена

Ћцените этот текст:
†ан Џоль ‘артр. ‘тена

Ќас втолкнули в просторную белую комнату. Џо глазам
резанул Яркий свет, Я зажмурилсЯ. —ерез мгновение Я увидел
стол, за ним четырех субъектов в штатском, листающих какие-то
бумаги. Џрочие арестанты теснились в отдалении. Њы пересекли
комнату и присоединились к ним. Њногих Я знал, остальные были,
по-видимому, иностранцы. Џередо мной стоЯли два круглоголовых
похожих друг на друга блондина, Я подумал: наверно, французы.
’от, что пониже, то и дело подтЯгивал брюки -- Явно нервничал.
‚се это тЯнулось уже около трех часов, Я совершенно
отупел, в голове звенело. Ќо в комнате было тепло, и Я
чувствовал себЯ вполне сносно: целые сутки мы трЯслись от
холода. Љонвойные подводили арестантов поодиночке к столу.
—етыре типа в штатском спрашивали у каждого фамилию и
профессию. „альше они в основном не шли, но иногда задавали
вопрос: "“частвовал в краже боеприпасов?" или: "ѓде был и что
делал десЯтого утром?" Ћтветов они даже не слушали или делали
вид, что не слушают, молчали, глЯдЯ в пространство, потом
начинали писать. “ ’ома спросили, действительно ли он служил в
интернациональной бригаде. ЋтпиратьсЯ было бессмысленно -- они
уже изъЯли документы из его куртки. “ •уана не спросили ничего,
но как только он назвал свое имЯ, торопливо принЯлись что-то
записывать.
-- ‚ы же знаете, -- сказал •уан, -- это мой брат •озе --
анархист. Ќо его тут нет. Ђ Я политикой не занимаюсь и ни в
какой партии не состою.
Ћни молча продолжали писать. •уан не унималсЯ:
-- џ ни в чем не виноват. Ќе хочу расплачиватьсЯ за
других. -- ѓубы его дрожали. Љонвойный приказал ему замолчать и
отвел в сторону. Ќастала моЯ очередь.
-- ‚аше имЯ Џабло €ббиета?
џ сказал, что да. ‘убъект заглЯнул в бумаги и спросил:
-- ѓде скрываетсЯ ђамон ѓрис?
-- Ќе знаю.
-- ‚ы прЯтали его у себЯ с шестого по девЯтнадцатое.
-- ќто не так.
Ћни стали что-то записывать, потом конвойные вывели менЯ
из комнаты. ‚ коридоре между двумЯ охранниками стоЯли ’ом и
•уан. Ќас повели. ’ом спросил у одного из конвоиров:
-- Ђ дальше что?
-- ‚ каком смысле? -- отозвалсЯ тот.
-- —то это было -- допрос или суд?
-- ‘уд.
-- џсно. € что с нами будет?
Љонвойный сухо ответил:
-- Џриговор вам сообщат в камере.
’о, что они называли камерой, на самом деле было
больничным подвалом. ’ам было дьЯвольски холодно и вовсю гулЯли
сквознЯки. Ќочь напролет зубы стучали от стужи, днем было
ничуть не лучше. Џредыдущие пЯть дней Я провел в карцере одного
архиепископства -- что-то вроде одиночки, каменный мешок времен
средневековьЯ. Ђрестованных была такаЯ прорва, что их совали
куда придетсЯ. џ не сожалел об этом чулане: там Я не коченел от
стужи, был один, а это порЯдком выматывает. ‚ подвале у менЯ по
крайней мере была компаниЯ. Џравда, •уан почти не раскрывал
рта: он страшно трусил, да и был слишком молод, ему нечего было
рассказывать. ‡ато ’ом любил поговорить и к тому же знал
испанский отменно.
‚ подвале были скамьЯ и четыре циновки. Љогда за нами
закрылась дверь, мы уселись и несколько минут молчали. ‡атем
’ом сказал:
-- Ќу все. ’еперь нам крышка.
-- ЌавернЯка, -- согласилсЯ Я. -- Ќо малыша-то они,
надеюсь, не тронут.
-- •оть брат его и боевик, сам-то он ни при чем.
џ взглЯнул на •уана: казалось, он нас не слышит. ’ом
продолжал:
-- ‡наешь, что они вытворЯют в ‘арагосе? “кладывают людей
на мостовую и утюжат их грузовиками. Ќам один марокканец
рассказывал, дезертир. „а еще говорЯт, что таким образом они
экономЯт боеприпасы.
-- Ђ как же с экономией бензина?
’ом менЯ раздражал: к чему он все это рассказывает?
-- Ђ офицеры прогуливаютсЯ вдоль обочины, руки в карманах,
сигаретки в зубах. „умаешь, они сразу приканчивают этих
бедолаг? —ерта с два! ’е криком кричат часами. Њарокканец
говорил, что сначала он и вскрикнуть-то не мог от боли.
-- “верен, что тут они этого делать не станут, -- сказал
Я, -- чего-чего, а боеприпасов у них хватает.
‘вет проникал в подвал через четыре отдушины и круглое
отверстие в потолке слева, выходЯщее прЯмо в небо. ќто был люк,
через который раньше сбрасывали в подвал уголь. Љак раз под ним
на полу громоздилась куча мелкого углЯ. ‚идимо, он
предназначалсЯ длЯ и топлениЯ лазарета, потом началась война,
больных эвакуировали, а уголь так и осталсЯ. ‹юк, наверно,
забыли захлопнуть, и сверху временами накрапывал дождь.
‚незапно ’ом затрЯссЯ:
-- ЏроклЯтье! -- пробормотал он. -- ЊенЯ всего колотит.
ќтого еще не хватало!
Ћн встал и начал разминатьсЯ. Џри каждом движении рубашка
приоткрывала его белую мохнатую грудь. Џотом он растЯнулсЯ на
спине, поднЯл ноги и стал делать ножницы: Я видел, как
подрагивает его толстый зад. ‚ообще-то ’ом был крепыш и
все-таки жирноват. џ невольно представил, как пули и штыки
легко, как в масло, входЯт в эту массивную и нежную плоть. Ѓудь
он худощав, Я бы, вероЯтно, об этом не подумал. џ не озЯб и все
же не чувствовал ни рук, ни ног. ‚ременами возникало ощущение
какой-то пропажи, и Я озиралсЯ, разыскиваЯ свою куртку, хотЯ
тут же вспоминал, что мне ее не вернули. ќто менЯ огорчило. Ћни
забрали нашу одежду и выдали полотнЯные штаны, в которых
здешние больные ходили в самый разгар лета. ’ом поднЯлсЯ с пола
и уселсЯ напротив.
-- Ќу что, согрелсЯ?
-- Ќет, черт побери. ’олько запыхалсЯ.
Ћколо восьми часов в камеру вошли комендант и два
фалангиста. “ коменданта в руках был список. Ћн спросил у
охранника:
-- ”амилии этих трех?
’от ответил:
-- ‘тейнбок, €ббиета, Њирбаль.
Љомендант надел очки и поглЯдел в список.
-- ‘тейнбок... ‘тейнбок... Ђга, вот он. ‚ы приговорены к
расстрелу. Џриговор будет приведен в исполнение завтра утром.
Ћн поглЯдел в список еще раз:
-- Ћба других тоже.
-- Ќо это невозможно, -- пролепетал •уан. -- ќто ошибка.
Љомендант удивленно взглЯнул на него:
-- ”амилиЯ?
-- •уан Њирбаль.
-- ‚се правильно. ђасстрел.
-- Ќо Я же ничего не сделал, -- настаивал •уан.
Љомендант пожал плечами и повернулсЯ к нам:
-- ‚ы баски?
-- Ќет.
Љомендант был Явно не в духе.
-- Ќо мне сказали, что тут трое басков. Ѓудто мне больше
делать нечего, кроме как их разыскивать. ‘вЯщенник вам,
конечно, не нужен?
Њы промолчали. Љомендант сказал:
-- ‘ейчас к вам придет врач, бельгиец. Ћн побудет с вами
до утра.
Љозырнув, он вышел.
-- Ќу, что Я тебе говорил, -- сказал ’ом. -- Ќе
поскупились.
-- ќто уж точно -- ответил Я. -- Ќо мальчика-то за что?
Џодонки!
џ сказал это из чувства справедливости, хотЯ, по правде
говорЯ, паренек не вызывал у менЯ ни малейшей симпатии. “ него
было слишком тонкое лицо, и страх смерти исковеркал его черты
до неузнаваемости. …ще три днЯ назад это был хрупкий мальчуган
-- такой мог бы и понравитьсЯ, но сейчас он казалсЯ старой
развалиной, и Я подумал, что, если б даже его отпустили, он
таким бы и осталсЯ на всю жизнь. ‚ообще-то мальчишку следовало
пожалеть, но жалость внушала мне отвращение, да и парень был
мне почти противен.
•уан не проронил больше ни слова, он сделалсЯ
землисто-серым: серыми стали руки, лицо. Ћн снова сел и
уставилсЯ округлившимисЯ глазами в пол. ’ом был добрЯк, он
попыталсЯ взЯть мальчика за руку, но тот Яростно вырвалсЯ, лицо
его исказила гримаса.
-- Ћставь его, -- сказал Я ’ому. -- ’ы же видишь, он
сейчас разреветсЯ.
’ом послушалсЯ с неохотой: ему хотелось как-то приласкать
парнишку -- это отвлекло бы его от мыслей о собственной участи.
ЊенЯ раздражали оба. ђаньше Я никогда не думал о смерти -- не
было случаЯ, но теперь мне ничего не оставалось, как задуматьсЯ
о том, что менЯ ожидает.
-- Џослушай, -- спросил ’ом, -- ты хоть кого-нибудь из них
ухлопал?
џ промолчал. ’ом принЯлсЯ расписывать, как он подстрелил с
начала августа шестерых. Ћн определенно не отдавал себе отчета
в сложившемсЯ положении, и Я прекрасно видел, что он этого не
хочет. „а и сам Я покуда толком не осознавал случившегосЯ,
однако Я уже думал о том, больно ли умирать, и чувствовал, как
град жгучих пуль проходит сквозь мое тело. € все же эти
ощущениЯ Явно не касались сути. Ќо тут Я мог не волноватьсЯ:
длЯ ее уЯснениЯ впереди была целаЯ ночь. € вдруг ’ом замолчал.
џ искоса взглЯнул на него и увидел, что и он посерел. Ћн был
жалок, и Я подумал: "Ќу вот, начинаетсЯ!" Ђ ночь подступала,
тусклый свет сочилсЯ сквозь отдушины, через люк, растекалсЯ на
куче угольной пыли, застывал бесформенными пЯтнами на полу. Ќад
люком Я заприметил звезду: ночь была морозной и Ясной.
„верь отворилась, в подвал вошли два охранника. ‡а ними --
белокурый человек в бельгийской военной форме. Џоздоровавшись с
нами, он произнес:
-- џ врач. ‚ этих прискорбных обстоЯтельствах Я побуду с
вами.
ѓолос у него был приЯтный, интеллигентный. џ спросил у
него:
-- Ђ собственно, зачем?
-- џ весь к вашим услугам. Џостараюсь сделать все от менЯ
зависЯщее, чтобы облегчить вам последние часы.
-- Ќо почему вы пришли к нам? ‚ госпитале полно других.
-- ЊенЯ послали именно сюда, -- ответил он неопределенно.
€ тут же торопливо добавил: -- •отите покурить? “ менЯ есть
сигареты и даже сигары. -- Ћн протЯнул нам английские сигареты
и гаванские сигары, мы отказались. џ пристально посмотрел на
него, он Явно смутилсЯ. џ сказал ему:
-- ‚ы Явились сюда отнюдь не из милосердиЯ. џ вас узнал. ‚
тот день, когда менЯ взЯли, Я видел вас во дворе казармы. ‚ы
были с фалангистами.
џ собиралсЯ выложить ему все, но, к своему удивлению, не
стал этого делать: бельгиец внезапно перестал менЯ
интересовать. ђаньше если уж Я к кому-нибудь цеплЯлсЯ, то не
оставлЯл его в покое так просто. Ђ тут желание говорить
бесследно исчезло. џ поджал плечами и отвел глаза. —ерез
несколько минут поднЯл голову и увидел, что бельгиец с
любопытством наблюдает за мной. Ћхранники уселись на циновки.
„олговЯзый Џедро не знал, куда себЯ деть от скуки, другой то и
дело вертел головой, чтобы не уснуть.
-- Џринести лампу? -- неожиданно спросил Џедро.
Ѓельгиец кивнул головой, и Я подумал, что интеллигентности
в нем не больше, чем в деревЯнном чурбане, но на злодеЯ он
похож все-таки не был. ‚зглЯнув в его холодные голубые глаза, Я
решил, что он подличает от недостатка воображениЯ. Џедро вышел
и вскоре вернулсЯ с керосиновой лампой и поставил ее на край
скамьи. Ћна светила скудно, но все же это было лучше, чем
ничего. Ќакануне мы сидели в потемках. џ долго вглЯдывалсЯ в
световой круг на потолке. ‚глЯдывалсЯ как завороженный. ‚друг
все это исчезло, круг света погас. џ очнулсЯ и вздрогнул, как
под невыносимо тЯжелой ношей. Ќет, это был не страх, не мысль о
смерти. ќтому просто не было названиЯ. ‘кулы мои горели, череп
раскалывалсЯ от боли.
џ поежилсЯ и взглЯнул на своих товарищей. ’ом сидел,
упрЯтав лицо в ладони, Я видел только его белый тучный
загривок. Њаленькому •уану становилось все хуже: рот его был
полуоткрыт, ноздри вздрагивали. Ѓельгиец подошел и положил ему
руку на плечо: казалось, он хотел мальчугана подбодрить, но
глаза его оставались такими же ледЯными. …го рука украдкой
скользнула вниз и замерла у кисти. •уан не шевельнулсЯ.
Ѓельгиец сжал ему запЯстье тремЯ пальцами, вид у него был
отрешенный, но при этом он слегка отступил, чтобы повернутьсЯ
ко мне спиной. џ подалсЯ вперед и увидел, что он вынул часы и,
не отпускаЯ руки, с минуту глЯдел на них. Џотом он отстранилсЯ,
и рука •уана безвольно упала. Ѓельгиец прислонилсЯ к стене,
затем, как если бы он вспомнил о чем-то важном, вынул блокнот и
что-то в нем записал. "‘волочь! -- в бешенстве подумал Я. --
Џусть только попробует щупать у менЯ пульс, Я ему тут же харю
разворочу". Ћн так и не подошел ко мне, но когда Я поднЯл
голову, то поймал на себе его взглЯд. џ не отвел глаз. Љаким-то
безынтонационным голосом он сказал мне:
-- ‚ы не находите, что тут прохладно?
…му и в самом деле было зЯбко: физиономиЯ его стала
фиолетовой.
-- Ќет, мне не холодно, -- ответил Я.
Ќо он не сводил с менЯ своего жесткого взглЯда. € вдруг Я
понЯл, в чем дело. џ провел рукой по лицу: его покрывала
испарина. ‚ этом промозглом подвале, в самый разгар зимы, на
ледЯных сквознЯках Я буквально истекал потом. џ потрогал
волосы: они были совершенно мокрые. џ почувствовал, что рубашку
мою хоть выжимай, она плотно прилипла к телу. ‚от уже не меньше
часа менЯ заливало потом, а Я этого не замечал. ‡ато
скотина-бельгиец все прекрасно видел. Ћн наблюдал, как капли
стекают по моему лицу, и навернЯка думал: вот свидетельство
страха, и страха почти патологического. Ћн чувствовал себЯ
нормальным человеком и гордилсЯ, что ему сейчас холодно, как
всЯкому нормальному человеку. Њне захотелось подойти и дать ему
в морду. Ќо при первом же движении мой стыд и Ярость исчезли, и
Я в полном равнодушии опустилсЯ на скамью. џ ограничилсЯ тем,
что снова вынул платок и стал вытирать им шею. ’еперь Я
Явственно ощущал, как пот стекает с волос, и это было
неприЯтно. ‚прочем, вскоре Я перестал утиратьсЯ: платок промок
насквозь, а пот все не иссЯкал. Њокрым был даже зад, и штаны
мои прилипали к скамейке. € вдруг заговорил маленький •уан:
-- ‚ы врач?
-- ‚рач, -- ответил бельгиец.
-- ‘кажите... а это больно и... долго?
-- Ђх, это... когда... Ќет, довольно быстро, -- ответил
бельгиец отеческим тоном. “ него был вид доктора, который
успокаивает своего платного пациента.
-- Ќо Я слышал... мне говорили... что иногда... с первого
залпа не выходит.
Ѓельгиец покачал головой:
-- ’ак бывает, если первый залп не поражает жизненно
важных органов.
-- € тогда перезарЯжают ружьЯ и целЯтсЯ снова?
Ћн помедлил и добавил охрипшим голосом:
--- € на это нужно времЯ?
…го терзал страх перед физическим страданием: в его
возрасте это естественно. џ же о подобных вещах не думал и
обливалсЯ потом вовсе не из страха перед болью. џ встал и
направилсЯ к угольной куче. ’ом вздрогнул и взглЯнул на менЯ с
ненавистью: мои башмаки скрипели, это раздражало. џ подумал:
неужели мое лицо стало таким же серым?
Ќебо было великолепно, свет не проникал в мой угол, стоило
мне взглЯнуть вверх, как Я увидел созвездие Ѓольшой Њедведицы.
Ќо теперь все было по-другому: раньше, когда Я сидел в карцере
архиепископства, Я мог видеть клочок неба в любую минуту, и
каждый раз оно пробуждало во мне различные воспоминаниЯ. “тром,
когда небеса были пронзительно-голубыми и невесомыми, Я
представлЯл атлантические плЯжи. ‚ полдень, когда солнце было в
зените, мне вспоминалсЯ севильский бар, где Я когда-то попивал
мансанилью, закусываЯ анчоусами и оливками. Џосле полуднЯ,
когда Я оказывалсЯ в тени, припоминалась глубокаЯ тень,
покрывающаЯ половину арены, в то времЯ как другаЯ половина была
залита солнцем; и мне грустно было видеть таким способом землю,
отраженную в крохотном клочке неба. Ќо теперь Я глЯдел в небо
так, как хотел: оно не вызывало в памЯти решительно ничего. Њне
это больше нравилось. џ вернулсЯ на место и сел рЯдом с ’омом.
Џомолчали.
—ерез некоторое времЯ он вполголоса заговорил. Њолчать он
просто не мог: только произносЯ слова вслух, он осознавал себЯ.
Џо-видимому, он обращалсЯ ко мне, хотЯ и смотрел куда-то в
сторону. Ћн, несомненно, боЯлсЯ увидеть менЯ таким, каким Я
стал -- потным и пепельно-серым: теперь мы были похожи друг на
друга, и каждый из нас стал длЯ другого зеркалом. Ћн смотрел на
бельгийца, на живого.
-- ’ы в состоЯнии это понЯть? -- спросил он. -- џ нет.
џ тоже заговорил вполголоса. € тоже поглЯдел на бельгийца.
-- Ћ чем ты?
-- Ћ том, что вскоре с нами произойдет такое, что не
поддаетсЯ пониманию. -- џ почувствовал, что от ’ома странно
пахнет. ЉажетсЯ, Я стал ощущать запахи острее, чем обычно. џ
съЯзвил:
-- Ќичего, скоро поймешь.
Ќо он продолжал в том же духе:
-- Ќет, это непостижимо. џ хочу сохранить мужество до
конца, но Я должен по крайней мере знать... ‡начит, так, скоро
нас выведут во двор. ќти гады выстроЯтсЯ против нас. Љак
по-твоему, сколько их будет?
-- Ќе знаю, может, пЯть, а может, восемь. Ќе больше.
-- ‹адно. Џусть восемь. €м крикнут: "Ќа прицел!" -- и Я
увижу восемь винтовок, направленных на менЯ. Њне захочетсЯ
отступить к стене, Я прислонюсь к ней спиной, изо всех сил
попытаюсь в нее втиснутьсЯ, а она будет отталкивать менЯ, как в
каком-то ночном кошмаре. ‚се это Я могу представить. € знал бы
ты, до чего Ярко!
-- ‡наю, -- ответил Я. -- џ представлЯю это не хуже тебЯ.
-- ќто, наверно, чертовски больно. ‚едь они метЯт в глаза
и рот, чтобы изуродовать лицо, -- голос его стал злобным. -- џ
ощущаю свои раны, вот уже час, как у менЯ болит голова, болит
шеЯ. € это не настоЯщаЯ боль, а хуже: это боль, которую Я
почувствую завтра утром. Ђ что будет потом?
џ прекрасно понимал, что он хочет сказать, но мне не
хотелось, чтобы он об этом догадалсЯ. џ ощущал такую же боль во
всем теле, Я носил ее в себе, как маленькие рубцы и шрамы. џ не
мог к ним привыкнуть, но так же, как он, не придавал им особого
значениЯ.
-- Џотом? -- сказал Я сурово. -- Џотом тебЯ будут жрать
черви.
„альше он говорил как бы с самим собой, но при этом не
сводил глаз с бельгийца. ’от, казалось, ничего не слышал. џ
понимал, почему он здесь: наши мысли его не интересовали: он
пришел наблюдать за нашими телами, еще полными жизни, но уже
агонизирующими.
-- ќто как в ночном кошмаре, -- продолжал ’ом. --
ЏытаешьсЯ о чем-то думать, и тебе кажетсЯ, что у тебЯ выходит,
что еще минута -- и ты что-то поймешь, а потом все это
ускользает, испарЯетсЯ, исчезает. џ говорю себе: "Џотом? Џотом
ничего не будет". Ќо Я не понимаю, что это значит. Џорой мне
кажетсЯ, что Я почти понЯл... но тут все снова ускользает, и Я
начинаю думать о боли, о пулЯх, о залпе. џ материалист, могу
тебе в этом поклЯстьсЯ, и, поверь, Я в своем уме и все же
что-то у менЯ не сходитсЯ. џ вижу свой труп: это не так уж
трудно, но вижу его все-таки џ, и глаза, взирающие на этот
труп, ЊЋ€ глаза. џ пытаюсь убедить себЯ в том, что больше
ничего не увижу и не услышу, а жизнь будет продолжатьсЯ -- длЯ
других. Ќо мы не созданы длЯ подобных мыслей. ‡наешь, мне уже
случалось бодрствовать ночи напролет, ожидаЯ чего-то. Ќо то,
что нас ожидает, Џабло, совсем другое. Ћно наваливаетсЯ сзади,
и быть к этому готовым попросту невозможно.
-- ‡аткнись, -- сказал Я ему. -- Њожет, позвать к тебе
исповедника?
Ћн промолчал. џ уже заметил, что он любит пророчествовать,
называть менЯ по имени и говорить глухим голосом. ‚сего этого Я
не выносил, но что поделаешь: ирландцы все таковы. Њне
показалось, что от него разит мочой. Џо правде говорЯ, Я не
испытывал к ’ому особой симпатии и не собиралсЯ менЯть своего
отношениЯ только потому, что нам предстоЯло умереть вместе, --
мне этого было недостаточно. џ знал людей, с которыми все было
бы иначе. Љ примеру, ђамона ѓриса. Ќо рЯдом с •уаном и ’омом Я
чувствовал себЯ одиноким. ‚прочем, менЯ это устраивало: будь
тут ђамон, Я бы, вероЯтно, раскис. Ђ так Я был тверд и
рассчитывал остатьсЯ таким до конца. ’ом продолжал рассеЯнно
жевать слова. Ѓыло совершенно очевидно: он говорил только длЯ
того, чтобы помешать себе думать. ’еперь от него несло мочой,
как от старого простатика. Ќо вообще-то Я был с ним вполне
согласен, все, что он сказал, навернЯка мог бы сказать и Я:
умирать противоестественно. ‘ той минуты, как Я понЯл, что мне
предстоит умереть, все вокруг стало мне казатьсЯ
противоестественным: и гора угольной крошки, и скамьЯ, и
паскуднаЯ рожа Џедро. ’ем не менее Я не хотел об этом думать,
хотЯ прекрасно понимал, что всю эту ночь мы будем думать об
одном и том же, вместе дрожать и вместе истекать потом. џ
искоса взглЯнул на него, и впервые он показалсЯ мне странным:
лицо его было отмечено смертью. ѓордость моЯ была уЯзвлена:
двадцать четыре часа Я провел рЯдом с ’омом, Я его слушал, Я с
ним говорил и все это времЯ был уверен, что мы с ним совершенно
разные люди. Ђ теперь мы стали похожи друг на друга, как
близнецы, и только потому, что нам предстоЯло вместе подохнуть.
’ом взЯл менЯ за руку и сказал, глЯдЯ куда-то мимо:
-- џ спрашиваю себЯ, Џабло... Я спрашиваю себЯ ежеминутно:
неужели мы исчезнем бесследно?
џ высвободил руку и сказал ему:
-- ЏоглЯди себе под ноги, свиньЯ.
“ ног его была лужа, капли стекали по штанине.
-- —то это? -- пробормотал он растерЯнно.
-- ’ы напустил в штаны, -- ответил Я.
-- ‚ранье! -- прокричал он в бешенстве. -- ‚ранье! џ
ничего не чувствую.
Џодошел бельгиец, лицемерно изображаЯ сочувствие.
-- ‚ам плохо?
’ом не ответил. Ѓельгиец молча смотрел на лужу.
-- Ќе знаю, как это вышло, -- голос ’ома стал Яростным. --
Ќо Я не боюсь. ЉлЯнусь чем угодно, не боюсь!
Ѓельгиец молчал. ’ом встал и отправилсЯ мочитьсЯ в угол.
Џотом он вернулсЯ, застегиваЯ ширинку, снова сел на скамью и
больше не проронил ни звука. Ѓельгиец принЯлсЯ за свои записи.
Њы смотрели на него. ‚се трое. ‚едь он был живой! “ него
были жесты живого, заботы живого: он дрожал от холода в этом
подвале, как и подобает живому, его откормленное тело
повиновалось ему беспрекословно. Њы же почти не чувствовали
наших тел, а если и чувствовали, то не так, как он. Њне
захотелось пощупать свои штаны ниже ширинки, но Я не решалсЯ
это сделать. џ смотрел на бельгийца, хозЯина своих мышц, прочно
стоЯщего на своих гибких ногах, на человека, которому ничто не
мешает думать о завтрашнем дне. Њы были по другую сторону --
три обескровленных призрака, мы глЯдели на него и высасывали
его кровь, как вампиры. ’ут он подошел к маленькому •уану.
’рудно сказать, отчего ему вздумалось погладить мальчика по
голове; возможно, из каких-то профессиональных соображений, а
может, в нем проснулась инстинктивнаЯ жалость. …сли так, то это
случилось единственный раз за ночь. Ћн потрепал •уана по голове
и шее, мальчик не противилсЯ, не сводЯ с него глаз, но внезапно
схватил его руку и уставилсЯ на нее с диким видом. Ћн зажал
руку бельгийца между ладонЯми, и в этом зрелище не было ничего
забавного: пара серых щипцов, а между ними холенаЯ розоватаЯ
рука. џ сразу понЯл, что должно произойти, и ’ом, очевидно,
тоже, но бельгиец видел в этом лишь порыв благодарности и
продолжал отечески улыбатьсЯ: € вдруг мальчик поднес эту пухлую
розовую руку к губам и попыталсЯ укусить ее. Ѓельгиец резко
вырвал руку и, споткнувшись, отскочил к стене. ‘ минуту он
глЯдел на нас глазами, полными ужаса: наконец-то до него дошло,
что мы не такие люди, как он. џ расхохоталсЯ, один из
охранников так и подскочил от неожиданности. „ругой продолжал
спать, через полузакрытые веки поблескивали белки. џ чувствовал
себЯ усталым и перевозбужденным. Њне больше не хотелось думать
о том, что произойдет на рассвете, не хотелось думать о смерти.
‚се равно ее нельзЯ было соотнести ни с чем, а слова были пусты
и ничего не значили. Ќо как только Я попыталсЯ думать о чем-то
стороннем, Я отчетливо увидел нацеленные на менЯ ружейные дула.
Ќе менее двадцати раз Я мысленно пережил свой расстрел, а один
раз мне даже почудилось, что это происходит наЯву: видимо, Я
слегка прикорнул. ЊенЯ тащили к стене, Я отбивалсЯ и молил о
пощаде. ’ут Я разом проснулсЯ и взглЯнул на бельгийца: Я
испугалсЯ, что мог во сне закричать. Ќо бельгиец спокойно
поглаживал свои усики, он Явно ничего не заметил. …сли бы Я
захотел, то мог бы малость вздремнуть: Я не смыкал глаз двое
суток и был на пределе. Ќо мне не хотелось терЯть два часа
жизни: они растолкают менЯ на рассвете, выведут обалдевшего от
сна во двор и прихлопнут так быстро, что Я не успею даже
пикнуть. ќтого Я не хотел, Я не хотел, чтоб менЯ прикончили как
животное, сначала Я должен уЯснить, в чем суть. € потом -- Я
боЯлсЯ кошмаров. џ встал, прошелсЯ взад-вперед, чтобы
переменить мысли, попыталсЯ припомнить прошлое. € тут менЯ
беспорЯдочно обступили воспоминаниЯ. Ћни были всЯкие: и хорошие
и дурные. ‚о всЯком случае такими они мне казались „Ћ. Њне
припомнились разные случаи, промелькнули знакомые лица. џ снова
увидел лицо молоденького новильеро, которого вскинул на рога
бык во времЯ воскресной Ярмарки в ‚аленсии, Я увидел лицо
одного из своих дЯдюшек, лицо ђамона ѓриса. џ вспомнил, как три
месЯца шаталсЯ без работы в двадцать шестом году, как буквально
подыхал с голоду. џ вспомнил скамейку в ѓранаде, на которой
однажды переночевал: три днЯ у менЯ не было ни крохи во рту, Я
бесилсЯ, Я не хотел умирать. Џрипомнив все это, Я улыбнулсЯ. ‘
какой ненасытной жадностью охотилсЯ Я за счастьем, за
женщинами, за свободой. Љ чему? џ хотел быть освободителем
€спании, преклонЯлсЯ перед Џи-и-Њаргалем, Я примкнул к
анархистам, выступал на митингах; все это Я принимал всерьез,
как будто смерти не существовало. ‚ эти минуты у менЯ было
такое ощущение, как будто всЯ моЯ жизнь была передо мной как на
ладони, и Я подумал: какаЯ гнуснаЯ ложь! ЊоЯ жизнь не стоила ни
гроша, ибо она была заранее обречена. џ спрашивал себЯ: как Я
мог слонЯтьсЯ по улицам, волочитьсЯ за женщинами, если б Я
только мог предположить, что сгину подобным образом, Я не
шевельнул бы и мизинцем. ’еперь жизнь была закрыта, завЯзана,
как мешок, но все в ней было не закончено, не завершено. џ уже
готов был сказать: и все же это была прекраснаЯ жизнь. Ќо как
можно оценивать набросок, черновик -- ведь Я ничего не понЯл, Я
выписывал векселЯ под залог вечности. џ ни о чем не сокрушалсЯ,
хотЯ было множество вещей, о которых Я мог бы пожалеть: к
примеру, мансанильЯ или купанье в крохотной бухточке неподалеку
от Љадиса, но смерть лишила все это былого очарованиЯ.
‚незапно бельгийцу пришла в голову блестЯщаЯ мысль.
-- „рузьЯ мои, -- сказал он, -- Я готов взЯть на себЯ
обЯзательство -- если, конечно, военнаЯ администрациЯ будет не
против -- передать несколько слов людЯм, которые вам дороги...
’ом пробурчал:
-- “ менЯ никого нет.
џ промолчал. ’ом выждал мгновение, потом с любопытством
спросил:
-- Љак, ты ничего не хочешь передать Љонче?
-- Ќет.
џ не выносил подобных разговоров. Ќо тут, кроме себЯ, мне
некого было винить: Я говорил ему о Љонче накануне, хотЯ обЯзан
был сдержатьсЯ. џ пробыл с ней год. …ще вчера Я положил бы руку
под топор ради пЯтиминутного свиданиЯ с ней. Џотому-то Я и
заговорил о ней с ’омом: это было сильнее менЯ. Ќо сейчас Я уже
не хотел ее видеть, мне было бы нечего ей сказать. џ не хотел
бы даже обнЯть ее: мое тело внушало мне отвращение, потому что
оно было землисто-серым и липким, и Я не уверен, что такое же
отвращение мне не внушило бы и ее тело. “знав о моей смерти,
Љонча заплачет, на несколько месЯцев она утратит вкус к жизни.
€ все же умереть должен именно џ. џ вспомнил ее прекрасные
нежные глаза: когда она смотрела на менЯ, что-то переходило от
нее ко мне. Ќо с этим было покончено: если бы она взглЯнула на
менЯ теперь, ее взглЯд осталсЯ бы при ней, до менЯ он бы просто
не дошел. џ был одинок.
’ом тоже был одинок, но совсем по-другому. Ћн присел на
корточки и с какой-то удивленной полуулыбкой стал разглЯдывать
скамью. Ћн прикоснулсЯ к ней рукой так осторожно, как будто
боЯлсЯ что-то разрушить, потом отдернул руку и вздрогнул. Ќа
месте ’ома Я не стал бы развлекатьсЯ разглЯдыванием скамьи,
скорее всего это была все та же ирландскаЯ комедиЯ. Ќо Я тоже
заметил, что предметы стали выглЯдеть как-то странно: они были
более размытыми, менее плотными, чем обычно. ‘тоило мне
посмотреть на скамью, на лампу, на кучу угольной крошки, как
становилось Ясно: менЯ не будет. ђазумеетсЯ, Я не мог четко
представить свою смерть, но Я видел ее повсюду, особенно в
вещах, в их стремлении отдалитьсЯ от менЯ и держатьсЯ на
расстоЯнии -- они это делали неприметно, тишком, как люди,
говорЯщие шепотом у постели умирающего. € Я понимал, что ’ом
только что нащупал на скамье ‘‚Ћћ смерть. …сли бы в ту минуту
мне даже объЯвили, что менЯ не убьют и Я могу преспокойно
отправитьсЯ восвоЯси, это не нарушило бы моего безразличиЯ: ты
утратил надежду на бессмертие, какаЯ разница, сколько тебе
осталось ждать -- несколько часов или несколько лет. ’еперь
менЯ ничто не привлекало, ничто не нарушало моего спокойствиЯ.
Ќо это было ужасное спокойствие, и виной тому было мое тело:
глаза мои видели, уши слышали, но это был не Я -- тело мое
одиноко дрожало и обливалось потом, Я больше не узнавал его.
Ћно было уже не мое, а чье-то, и мне приходилось его ощупывать,
чтобы узнать, чем оно стало. ‚ременами Я его все же ощущал:
менЯ охватывало такое чувство, будто Я куда-то соскальзываю,
падаю, как пикирующий самолет, Я чувствовал как бешено
колотитсЯ мое сердце. ќто менЯ отнюдь не утешало: все, что было
свЯзано с жизнью моего тела, казалось мне каким-то липким,
мерзким, двусмысленным. Ќо в основном оно вело себЯ смирно, и Я
ощущал только странную тЯжесть, как будто к груди моей
прижалась какаЯ-то страннаЯ гадина, мне казалось, что менЯ
обвивает гигантский червЯк. џ пощупал штаны и убедилсЯ, что они
сырые: Я так и не понЯл, пот это или моча, но на всЯкий случай
помочилсЯ на угольную кучу.
Ѓельгиец вынул из кармана часы и взглЯнул на них. Ћн
сказал:
-- Џоловина четвертого.
‘волочь, он сделал это специально! ’ом так и подпрыгнул --
мы как-то забыли, что времЯ идет: ночь обволакивала нас своим
зыбким сумраком, и Я никак не мог вспомнить, когда она
началась.
Њаленький •уан начал голосить. Ћн заламывал руки и кричал:
-- џ не хочу умирать, не хочу умирать!
ЏростираЯ руки, он бегом пересек подвал, рухнул на циновку
и зарыдал. ’ом взглЯнул на него помутневшими глазами:
чувствовалось, что у него нет ни малейшего желаниЯ утешать. „а
это было и ни к чему; хотЯ мальчик шумел больше нас, его
страдание было менее тЯжким. Ћн вел себЯ как больной, который
спасаетсЯ от смертельной болезни лихорадкой. ‘ нами было куда
хуже.
Ћн плакал, Я видел, как ему было жалко себЯ, а о самой
смерти он, в сущности, не думал. Ќа мгновение, на одно короткое
мгновение мне показалось, что Я заплачу тоже, и тоже от жалости
к себе. Ќо случилось обратное: Я взглЯнул на мальчика, увидел
его худые вздрагивающие плечи и почувствовал, что стал
бесчеловечным -- Я был уже не в состоЯнии пожалеть ни себЯ, ни
другого. џ сказал себе: ты должен умереть достойно.
’ом поднЯлсЯ, стал как раз под открытым люком и начал
всматриватьсЯ в светлеющее небо. џ же продолжал твердить:
умереть достойно, умереть достойно -- больше Я ни о чем не
думал. Ќо с того момента, как бельгиец напомнил нам о времени,
Я невольно ощущал, как оно течет, течет и утекает каплЯ за
каплей. Ѓыло еще темно, когда ’ом сказал:
-- ’ы слышишь?
-- „а.
‘о двора доносились звуки шагов.
-- Љакого черта они там шатаютсЯ! ‚едь не станут же они
расстреливать нас в потемках.
—ерез минуту все стихло. џ сказал ’ому:
-- ‘ветает.
Џедро, позевываЯ, поднЯлсЯ, задул лампу и обернулсЯ к
своему приЯтелю:
-- Џродрог как собака.
Џодвал погрузилсЯ в сероватый полумрак. Њы услышал
отдаленные выстрелы.
-- ЌачинаетсЯ, -- сказал Я ’ому. -- Џо-моему, они это
делают на заднем дворе.
’ом попросил у бельгийца сигарету. џ воздержалсЯ: не
хотелось ни курева, ни спиртного. ‘ этой минуты они стрелЯли
беспрерывно.
-- ЏонЯл? -- сказал ’ом.
Ћн хотел что-то добавить, но замолк и посмотрел на дверь.
„верь отворилась, и вошел лейтенант с четырьмЯ солдатами. ’ом
выронил сигарету.
-- ‘тейнбок?
’ом не ответил. Џедро кивнул в его сторону.
-- •уан Њирбаль?
-- ’от, что на циновке.
-- ‚стать! -- выкрикнул лейтенант.
•уан не шелохнулсЯ. „вое солдат схватили его под мышки и
поставили на ноги. Ќо как только они его отпустили, •уан снова
упал. ‘олдаты стоЯли в нерешительности.
-- ќто уже не первый в таком виде, -- сказал лейтенант. --
ЏридетсЯ его нести, ничего, все будет в порЯдке.
Ћн повернулсЯ к ’ому:
-- ‚ыходи.
’ом вышел, два солдата по бокам. „ва других взЯли •уана за
плечи и лодыжки и вышли вслед за ними. •уан был в сознании,
глаза широко раскрыты, по щекам текли слезы. Љогда Я шагнул к
двери, лейтенант остановил менЯ:
-- ќто вы -- €ббиета?
-- „а.
-- ЏридетсЯ подождать. ‡а вами скоро придут.
Ћн вышел. Ѓельгиец и два охранника последовали за ним. џ
осталсЯ один. Њне было неЯсно, что происходит, Я предпочел бы,
чтоб они покончили со всем этим сразу. „о менЯ доносились
залпы, промежутки между ними были почти одинаковы. € каждый раз
Я вздрагивал. •отелось выть и рвать на себе волосы. Ќо Я
стиснул зубы и сунул руки в карманы: надо держатьсЯ. —ерез час
за мной пришли и провели на первый этаж в маленькую комнату,
где пахло сигарами и было так душно, что Я едва не задохсЯ. „ва
офицера покуривали, развалЯсь в креслах, на коленЯх у них были
разложены бумаги.
-- ’воЯ фамилиЯ €ббиета?
-- „а.
-- ѓде скрываетсЯ ђамон ѓрис?
-- Ќе знаю.
’от, что менЯ спрашивал, был толстенький коротышка. ѓлаза
его жестко всматривались в менЯ из-под очков. Ћн сказал:
-- Џодойди.
џ подошел. Ћн поднЯлсЯ и посмотрел на менЯ так свирепо,
будто хотел, чтоб Я провалилсЯ в преисподнюю, и начал
выкручивать мне руки. Ћн делал это вовсе не потому, что желал
причинить мне боль, он просто играл: ему было необходимо
ощущать себЯ властелином. Ћн приблизил свое лицо и обдавал менЯ
гнилостным дыханием. ќто продолжалось с минуту, и Я едва
удерживалсЯ от смеха. „лЯ того, чтобы испугать человека,
который сейчас умрет, нужно что-нибудь посильнее, так что тут
он сыграл довольно слабо. Џотом он резко оттолкнул менЯ и снова
сел. Ћн сказал:
-- €ли ты, или он. …сли скажешь, где он, будешь жить.
€ все же этим типам в их галстуках и сапожищах тоже
предстоЯло помереть. Џравда, позже, чем мне, но в сущности не
намного. Ћни выуживали из своих бумаг какие-то имена, они
гонЯлись за людьми, чтобы посадить их или расстрелЯть: у них
были свои взглЯды на будущее €спании и на многое другое. €х
деловитаЯ прыть коробила менЯ и казалась комичной, они
выглЯдели спЯтившими, и Я не хотел бы оказатьсЯ на их месте.
‘мехотворный толстЯк-коротышка неотрывно смотрел на менЯ,
похлопываЯ хлыстом по сапогу. ‚се его движениЯ были точно
рассчитаны: ему хотелось производить впечатление лютого зверЯ.
-- Ќу что, ты понЯл?
-- Њне неизвестно, где сейчас ѓрис, -- ответил Я. --
Њожет, в Њадриде.
„ругой офицер вЯло поднЯл руку. € эта вЯлость тоже была
рассчитанной. џ отлично видел все их загодЯ продуманные приемы
и поражалсЯ, что находЯтсЯ люди, которым все это доставлЯет
удовольствие.
-- Њы даем вам четверть часа на размышление, -- сказал он,
-- отведите его в бельевую, через четверть часа приведите
обратно. …сли будет запиратьсЯ, расстрелЯйте немедленно.
‘волочи, они знали, что делают: Я провел в ожидании ночь,
потом менЯ заставили просидеть еще час в подвале, пока
расстреливали •уана и ’ома, а теперь они намеревались запереть
менЯ в бельевой -- несомненно они подготовили эту штуку еще
вчера. Ћни решили, что нервы мои не выдержат всех этих
проволочек и Я сломаюсь. Ќо тут они дали маху. ђазумеетсЯ, Я
знал, где скрываетсЯ ѓрис. Ћн прЯталсЯ у своих двоюродных
братьев, в четырех километрах от города. ’ак же хорошо Я знал,
что не выдам его убежище, если только они не начнут менЯ пытать
(но, кажетсЯ, они об этом не помышлЯли). ‚се это было длЯ менЯ
стопроцентно Ясно, не вызывало сомнений и, в общем, нисколько
не интересовало. € все же мне хотелось понЯть, почему Я веду
себЯ так, а не иначе. Џочему Я предпочитаю сдохнуть, но не
выдать ђамона ѓриса? Џочему? ‚едь Я больше не любил ђамона. ЊоЯ
дружба к нему умерла на исходе ночи: тогда же, когда умерли моЯ
любовь к Љонче и мое желание жить. Љонечно, Я всегда его
уважал: это был человек стойкий. € все-таки вовсе не потому Я
согласилсЯ умереть вместо него: его жизнь стоила мне дороже
моей -- любаЯ жизнь не стоит ни гроша. Љогда человека толкают к
стене и палЯт по нему, пока он не издохнет: кто бы это ни был
-- Я, или ђамон ѓрис, или кто-то третий -- все в принципе
равноценно. џ прекрасно знал, что он был нужнее €спании, но
теперь мне было начхать и на €спанию, и на анархизм: ничто
больше не имело значениЯ. € все-таки Я здесь, Я могу спасти
свою шкуру, выдав ђамона ѓриса, но Я этого не делаю. Њое
ослиное упрЯмство казалось мне почти забавным. џ подумал: "Ќу
можно ли быть таким болваном!" џ даже как-то развеселилсЯ. ‡а
мной снова пришли и повели в ту же комнату. “ ног моих
прошмыгнула крыса, это менЯ тоже позабавило. џ обернулсЯ к
одному из фалангистов:
-- ѓлЯди, крыса.
Љонвойный не ответил. Ћн был мрачен, он все принимал
всерьез. Њной овладело желание расхохотатьсЯ, но Я сдержалсЯ:
побоЯлсЯ, что если начну, то не смогу остановитьсЯ. ”алангист
был усат. џ сказал ему:
-- ‘брей усы, кретин.
Њне показалось смешным, что человек допускает еще при
жизни, чтоб лицо его обрастало шерстью. Ћн лениво дал мне
пинка, Я замолчал.
-- Ќу что, -- спросил толстЯк, -- ты надумал?
џ взглЯнул на него с любопытством, как смотрЯт на
редкостное насекомое, и ответил:
-- „а, Я знаю, где он. Ћн прЯчетсЯ на кладбище. ‚ склепе
ил в домике сторожа.
Њне захотелось напоследок разыграть их. џ хотел поглЯдеть,
как они вскочат, нацепЯт свои портупеи и станут с деловым видом
сыпать приказами. Ћни действительно повскакали с мест.
-- Џошли. Њолес, возьмите пЯтнадцать человек у лейтенанта
‹опеса.
-- …сли это правда, -- сказал коротышка, -- Я сдержу свое
слово. Ќо если ты нас водишь за нос, тебе не поздоровитсЯ.
Ћни с грохотом выскочили из комнаты, а Я осталсЯ мирно
сидеть под охраной фалангистов. ‚ремЯ от времени Я ухмылЯлсЯ:
забавно было представлЯть, как они мчатсЯ во весь опор к
кладбищу. Њне казалось, что Я поступил очень остроумно. џ живо
представлЯл, как они распахивают двери склепов, приподымают
могильные камни. џ видел все это сторонним взглЯдом: упрЯмый
арестант, вздумавший корчить из себЯ героЯ, солидные усатые
фалангисты и люди в военной форме, шнырЯющие среди могил, --
поистине уморительнаЯ картина. —ерез полчаса толстЯк вернулсЯ.
џ подумал: сейчас он прикажет менЯ расстрелЯть. Ћстальные,
очевидно, остались на кладбище. Ќо офицер внимательно поглЯдел
на менЯ. Ћн вовсе не выглЯдел одураченным.
-- Ћтведите его на главный двор, к остальным, -- сказал
он. -- Џосле окончаниЯ боевых действий его судьбу решит
трибунал.
џ подумал, что не так его понЯл. џ спросил:
-- Љак, разве менЯ не расстрелЯют?
-- ‚о всЯком случае не сейчас. € потом это уже не по моей
части.
џ все еще не понимал.
-- Ќо почему?
Ћн молча передернул плечами, солдаты увели менЯ. Ќа общем
дворе толпилось около сотни арестованных: старики, дети. ‚
полном недоумении Я принЯлсЯ бродить вокруг центральной клумбы.
‚ полдень нас повели в столовую. „вое или трое пытались со мной
заговорить. Ћчевидно, мы были знакомы, но Я им не отвечал: Я
больше не понимал, где Я и что. Љ вечеру во двор втолкнули
дюжину новых арестантов. ‘реди них Я узнал булочника ѓарсиа. Ћн
крикнул мне:
-- Ђ ты везучий! ‚от уж не думал увидеть тебЯ живым.
-- Ћни приговорили менЯ к расстрелу, -- отозвалсЯ Я, -- а
потом передумали. Ќе могу понЯть почему.
-- ЊенЯ взЯли в два часа, -- сказал ѓарсиа.
-- ‡а что?
ѓарсиа политикой не занималсЯ.
-- ЏонЯтиЯ не имею, -- ответил ѓарсиа, -- они хватают
каждого, кто думает не так, как они.
Ћн понизил голос:
-- ѓрис попалсЯ.
џ вздрогнул.
-- Љогда?
-- ‘егоднЯ утром. Ћн свалЯл дурака. ‚ среду вдрызг
разругалсЯ с братцем и ушел от него. †елающих его приютить было
хоть отбавлЯй, но он никого не захотел ставить под удар. Ћн
сказал мне: "џ бы спрЯталсЯ у €ббиеты, но раз его арестовали,
спрЯчусь на кладбище".
-- Ќа кладбище?
-- „а. ЌелепаЯ затеЯ. Ђ сегоднЯ утром они туда нагрЯнули.
Ќакрыли его в домике сторожа. ѓрис отстреливалсЯ, и они его
прихлопнули.
-- Ќа кладбище!
Џеред глазами у менЯ все поплыло, Я рухнул на землю. џ
хохотал так неудержимо, что из глаз хлынули слезы.

1939

Џеревод ‹. ѓригорьЯна
Last-modified: Wed, 11 Feb 1998 13:59:44 GMT
Ћцените этот текст: