,  словно  желаЯ  облегчить  тЯжесть  машины,
котораЯ проезжала по этому плоскому, похожему на человека.
   —ерез секунду оно оказалось уже позади. ќто и был человек -  вдавленный
в лед и разъезженный в лепешку труп немца.
   € снова по обеим сторонам дороги,  уже  на  обратных  скатах  высот,  с
которых она спускалась, пошли воронки, воронки, а потом уже не воронки,  а
сплошнаЯ чернаЯ дымнаЯ полоса. € на этой полосе и  за  ней,  на  снегу,  -
бугорки трупов.
   - "Љатюши" работали! - крикнул военврач и еще немножко передвинулсЯ  по
борту  к  ’ане.  -  ‡амечаете:  ни  одной  лошади  не  валЯетсЯ?  ќто  еще
одиннадцатого числа было, а они уже всех лошадей в котел пустили.
   Ќедалеко от дороги близко друг к другу стоЯли три танка: два - орудиЯми
в ту сторону, куда шла машина, а третий - без башни. ЃашнЯ лежала в снегу,
отдельно, словно сбитаЯ с головы каска.
   - ќто уже наши, а не  ихние  -  "тридцатьчетверки".  -  ‚оенврач  сидел
теперь так близко к ’ане, что мог не кричать. - Ќе дошли, сгорели, бедные.
   € ’анЯ еще долго смотрела назад, на  эти  все  уменьшавшиесЯ  сгоревшие
"тридцатьчетверки". ‘мотрела до тех пор, пока они не скрылись из виду.
   ‚се, что она видела сегоднЯ, делилось на "наше" и "ихнее". Ќаше  -  это
была машина, на которой они неслись по дороге, и  другие  машины,  ехавшие
навстречу, и четыре трактора с длинными пушками,  ползшие  по  обочине,  и
зенитнаЯ  батареЯ  -  на  пригорке,  и  с  ревом  прошедшие  над  головами
незнакомого вида остроносые самолеты, про которые военврач сказал:  "Џошли
на штурмовку".
   "Ќаше" было живое, а "ихнее"  -  мертвое.  ЊертваЯ  проволока,  мертвые
окопы, мертвые люди в снегу, мертвые, брошенные орудиЯ и машины.
   ‘начала, когда она ехала, ей казалось, что здесь все наше только живое,
а  все  ихнее  только  мертвое.  €  когда  военврач  показал  ей  на   эти
"тридцатьчетверки", она так долго смотрела на них,  пока  не  потерЯла  из
виду, потому что это было первое наше мертвое, что  она  увидела  сегоднЯ.
“видела и подумала, что тут повсюду, кругом, наверно, очень много и нашего
тоже мертвого, как эти танки, и наших  убитых  тоже,  конечно,  много,  но
только их уже убрали, зарыли, а немцев еще никто не хоронил.
   Љонечно, это было так, и глупо было думать по-другому. € она до сих пор
думала по-другому просто потому, что впервые попала на такую войну, где мы
были сильнее немцев. —то она видела до сих пор? Ќачало войны, отступление,
окружение, немецкую технику, прущую по всем дорогам. Ќе мертвую, а  живую,
нахальную, ревущую, гремЯщую, голосЯщую чужие песни из  кузовов.  ’ехнику,
которую обходили, через которую пробивались,  которую  иногда  взрывали  -
одну машину из ста.
   Ђ потом - немецкий  тыл  и  колонны  наших  пленных.  ’акие  нестерпимо
длинные, как будто взЯли в плен всю ђоссию. €  сваленные  в  кюветы  вдоль
дорог беспомощные, заржавелые коробки наших танков и броневичков.
   € немецкие  эшелоны,  один  за  другим  идущие  к  фронту,  карательные
батальоны, охранные команды, эсэсовские  команды,  городские  комендатуры.
Ќемецкие машины и немецкие патрули на ѓауптштрассе в ‘моленске...
   „а, конечно, потом, когда ее вывезли в Њоскву  и  когда  она  лежала  в
госпитале и вышла оттуда и ехала в ’ашкент, и там, в ’ашкенте, она  знала,
читала  в  газетах,  слышала  по  радио,  что  все  переменилось,  что  мы
наступаем. Ќо все это было одно, а то, что сейчас впервые за всю войну она
испытывала сама, было совсем другое.
   …ще утром на военном аэродроме, где они садились и где кругом, по всему
громадному снежному полю, прогреваЯ  перед  взлетом  моторы,  гудели  наши
пикирующие бомбардировщики, она задохнулась от радости.
   € это чувство не оставлЯло  ее  сегоднЯ  целый  день:  и  по  дороге  с
аэродрома в штаб армии, и теперь,  когда  они  ехали.  Ћно  все  росло,  и
усиливалось, и превращалось в какую-то  счастливую  глухоту;  ей  даже  не
хотелось слушать то, что ей  объЯснЯют,  хотелось  только  своими  глазами
наглЯдетьсЯ на все это, поскорей, досыта, как голодной.
   Ђ соседи, за исключением молодого военврача, не смотрели  на  дорогу  и
говорили о своем. Ћ том, что у военнопленных навернЯка  будет  вшивость  и
придетсЯ на это дело бросить часть  банно-прачечного  отрЯда,  потому  что
людей надо мыть,  главное,  мыть.  Њыть,  стричь  и  брить.  €  что  нужно
поосторожнее с  пищей,  потому  что  люди  -  изголодавшиесЯ,  дистрофики,
непродуманным рационом можно вызвать непроходимость кишок.
   Њашина снова пошла на подъем.  ‘ъехав  левыми  колесами  на  обочину  и
тЯжело кромсаЯ снег рубчатыми шинами, она полезла вверх,  обгонЯЯ  колонну
грузовиков, над кузовами которых  торчало  что-то  большое,  завернутое  в
брезенты.
   ‘начала ’анЯ не понЯла, что это и есть  "катюши",  а  потом  понЯла  и,
поднЯвшись, стала жадно считать, сколько их.
   - ‡верь, а не машина, - сказал сзади нее  военврач,  и  она  кивнула  и
только потом понЯла, что он говорит не про "катюши", а про их  собственную
машину, котораЯ  уверенно  полезла  вверх,  обгонЯЯ  колонну.  -  ‘ила!  -
восторженно сказал военврач. - ‘оюзники через €ран их  гонЯт.  -  €  снова
повторил: - ‘ила! € не то что ихние "валлентайны".
   - Љакие "валлентайны"?
   - ’анки ихние. џ в танковом корпусе  служил,  знаю,  как  с  ними  горе
хлебают. „ерьмо - рЯдом с нашей "тридцатьчетверкой". Ћдин  снарЯд  в  него
влепЯт - и горит как свечка. Ћдним словом, прощай, родина!
   Ќо ’анЯ хотЯ и слушала, не могла  думать  о  том,  о  чем  он  говорил:
"валлентайны", "сила!", "дерьмо!". Ћна ехала и  продолжала  жадно  считать
"катюши".
   "Љатюш" было тридцать шесть. "Ќаверное, целый полк", -  подумала  ’анЯ,
когда они обогнали головную машину. € вздохнула,  вдруг  представив  себе,
как мать сейчас там, в ’ашкенте, кончает смену  и  готовитсЯ  идти  домой,
одна...
   "‘тудебеккер" свернул влево и поехал по другой дороге,  мимо  громадных
пушек. €х дула были высоко задраны в небо, и ’анЯ  сначала  подумала,  что
это зенитки, но потом сообразила, что зенитки не бывают такими  громадными
и это, наверно, артиллериЯ дальнего действиЯ.
   - ”ронт все уходит вперед. ‘коро и эти передвинутсЯ, - сказал военврач,
когда орудиЯ исчезли из виду.
   Ќо, словно чтобы возразить  ему,  сзади  раздалсЯ  такой  оглушительный
удар, что ’анЯ от неожиданности подпрыгнула и чуть  не  вывалилась.  Џотом
еще удар и еще.
   - Ќет, пока не передвигаютсЯ. Ѓьют отсюда, - сказал военврач, придержав
ее за плечо.
   Ђ орудиЯ все продолжали и продолжали бить, и снарЯды с  режущим  воздух
тЯжелым свистом проходили над головами куда-то далеко вперед.
   - Ђ разрывов не слышите? - в одну из пауз спросил военврач.
   ’анЯ прислушалась, но ничего не услыхала.
   - Ќет, не слышно, - сказал военврач, - сегоднЯ ветер на немцев.
   Њашина еще раз свернула, и впереди вдруг сразу стало видно место,  куда
они  ехали,  -  пологий  голый  холм,  окруженный  двумЯ  рЯдами   колючей
проволоки.  ‘наружи  у  проволоки  барак,  а   внутри   что-то   странное,
серо-белое, тЯнущеесЯ вдоль всей проволоки.
   € хотЯ ’анЯ уже слышала про это, еще когда ждала начсанарма, она сейчас
все равно не сразу понЯла, что это такое. ЏонЯла, только  когда  подъехали
совсем близко и машина остановилась.
   ќто были трупы, лежавшие один на другом сплошным невысоким валом.
   ‚се  вылезли  из  машины  и,  прежде  чем   двинутьсЯ   туда,   дальше,
остановились. ‘ловно всем им надо было с чем-то одним проститьсЯ и  что-то
другое начать.
   “ дороги, на обочине, рЯдом с машиной, вповалку, один на другом, лежало
несколько еще не запорошенных трупов в  немецких  шинелЯх.  "Ќаверное,  те
самые, про которых  говорили,  что  их  перебили  при  взЯтии  лагерЯ",  -
подумала ’анЯ.
   - Ќу что ж, медицина, пошли, - повернувшись к ’ане и остальным,  сказал
стоЯвший впереди ђослЯков.
   “ него были  странные,  остановившиесЯ  глаза,  а  рука  со  стиснутым,
забытым между пальцами окурком подрагивала, как в ознобе.


        29

   Џроволочные ворота возле барака были настежь распахнуты. “ ворот стоЯла
полуторка с прицепленной к ней  дымЯщейсЯ  кухней.  Ћколо  кухни  топталсЯ
солдат.
   - —то в котле? - спросил ђослЯков.
   - ‘нег по второму разу растапливаю, товарищ военврач, - доложил  повар.
- ‚ первый раз, сколько было, сахару засыпали, водой с сахаром  поили,  не
дюже сладкой, правда. Ђ теперь приказали бульонные кубики развести.  •отел
гречневый концентрат заложить - не велели.
   - Џравильно, что не велели, - сказал ђослЯков. -  ‘колько  напоили,  по
вашему расчету?
   - Џо моему расчету, человек до шестисот. Џо полкружки давали. Ќо не все
пьют... „аже воду принЯть в себЯ не могут.
   - „овели людей, - сказал ђослЯков. - Ќе ходили, не глЯдели, какие они?
   - Ђ чего ходить, мне и отсюда видать, - горестно махнул рукой повар.
   ђослЯков толкнул ногой дверь и первым вошел в барак.
   Ѓарак был невелик. ‘удЯ по нарам, охраны тут держали немного -  человек
двадцать. ‘ейчас в бараке было  только  трое  наших.  „вое  -  водитель  в
замызганном  дочерна  полушубке  и  старшина  в  шинели  -  при  поЯвлении
начальства вскочили из-за стола, положив недокуренные  самокрутки.  ’ретий
лежал на нарах плашмЯ, без шапки, свесив до полу руки.
   ‘таршина доложил о себе, что он  командир  хозвзвода  медсанбата  111-й
дивизии.
   - Ђ где командир медсанбата?
   - „окладывать уехал.
   - —то уехал - знаю. Ќе вернулсЯ еще?
   - Ќикак нет, не вернулсЯ.
   - ‚идимо, не тЯнет обратно. Ђ кого за себЯ оставил?
   - ‚оенврача •рюкина оставил, но  он  приболел.  -  ‘таршина  кивнул  на
неподвижно лежащую фигуру. - Џрипадок сделалсЯ.
   - —то он, институтка, что ли? - сердито сказал ђослЯков.
   - Љак все бараки обошли,  вернулись,  и  сразу,  можно  сказать,  целаЯ
истерика. „аже на волю  не  вышли,  прЯмо  тут  их  и  рвало.  -  ‘таршина
покосилсЯ на лужу в углу барака. - Ќе выдержали, чего увидели.
   ‹ежащаЯ на нарах фигура пошевелилась; ђослЯков подошел и потЯнул ее  за
ворот шинели.
   - ‚станьте, чего разлеглись?
   —еловек спустил ноги и сел. Ћтвороты шинели у него  были  испачканы,  и
лицо было белое, как творог, с красными пЯтнами вокруг заплаканных глаз.
   - ‚станьте и доложите! - крикнул ђослЯков.
   —еловек  в  испачканной  шинели  попыталсЯ  поднЯтьсЯ,  но  не  смог  и
плюхнулсЯ обратно на нары.
   - Ќе м-могу, - сказал он, нервно заикаЯсь. - Џ-прошу отозвать менЯ.
   - Ѓаба вы, а не военврач! - ђослЯков покосилсЯ на стоЯвшую рЯдом ’аню и
вторую женщину-врача. - „окладывайте вы, старшина, раз  у  вас  начальство
такое слабонервное. Ѓараки все обошли?
   - ’ак точно.
   - ‘колько людей, посчитали?
   - †ивых около шестисот, - сказал старшина. - ’оварищ  военврач  считал.
€х не разберешь, кто живой, кто нет - по пульсу щупали.
   - ‹адно, ведите, - вздохнул ђослЯков. €, заметив,  с  каким  сожалением
старшина посмотрел на недокуренную, лежавшую на столе самокрутку,  сказал:
- „окуривайте.
   ‘таршина поспешно сунул самокрутку в зубы и щелкнул зажигалкой.
   - Љурить, правда сказать, охота, товарищ военврач второго  ранга.  ‚есь
табак нынче искурил... - € повернулсЯ к шоферу: - Џойди мотор прогрей.
   - …сли прикажете, Я сопровожу вас, - сказал сидевший на  нарах  врач  и
поднЯлсЯ. …го заметно качнуло, и он еле устоЯл на ногах.
   - Ћставайтесь, - махнул на него рукой ђослЯков, - без вас обойдемсЯ.
   ‡а  бараком  был  второй  рЯд  проволочных  заграждений  и   еще   одни
проволочные, тоже настежь распахнутые ворота.
   ‚переди, шагах в пЯтидесЯти, виднелсЯ невысокий снежный бугор ближайшей
землЯнки; несколько таких же бугров виднелось и дальше, слева и справа.  Ђ
все пространство, почти от самых ворот и до  черневшего  в  снежном  бугре
входа в ближайшую землЯнку, было покрыто трупами. Ћни лежали не на  снегу,
а были втоптаны в него, втрамбованы, потому что по ним уже давно ходили, и
никак иначе  ходить  здесь  было  нельзЯ  -  трупы  сплошь  покрывали  все
пространство  до  самой  землЯнки.  ‹едЯные,  полуголые,  они   лежали   с
закинутыми друг на друга  руками  и  ногами,  так  что  даже  нельзЯ  было
разобрать, что кому принадлежит. € по этим трупам, уходЯ вбок, к стоЯвшему
за вторым проволочным  заграждением  еще  одному  маленькому  бараку,  шла
заметнаЯ, вдавленнаЯ тЯжестью человеческих ног тропинка.
   - ’ам у них, говорЯт, раздаточнаЯ была, пока еще пищу давали, -  кивнул
на маленький барак старшина.
   Ћн  сказал  это,  когда  они  все  вместе,  подойдЯ  к  первым  трупам,
остановились. “же понимали, что сейчас придетсЯ идти по  ним,  и  все-таки
остановились,  глазами  выбираЯ  свободное  место,  куда  бы  ступить.  Ќо
свободного места не было.
   - Џростите нас, товарищи, - глухим, не своим голосом сказал ђослЯков и,
на секунду сдернув и снова надев ушанку, первым наступил сапогом на чью-то
голую, обледеневшую спину.
   ’анЯ первые несколько шагов  еще  выбирала,  старалась  не  ступить  на
голову или на лицо. Ђ потом, не выдержав зрелища  застывших,  затоптанных,
вывернутых  мертвых  голов,  закрытых  и  открытых  мертвых  глаз,  пошла,
спотыкаЯсь, задеваЯ за что-то, боЯсь только одного - упасть! - и все времЯ
неотрывно глЯдЯ вперед, на черневшую впереди дыру землЯнки.
   Ћна шла по людЯм, шла по тому, что было раньше людьми. € каждый из  них
служил в какой-то части, и был откуда-то родом, и  писал  когда-то  письма
домой. € никто из них еще не  числилсЯ  в  списках  погибших,  и,  значит,
каждого еще ждали. Ђ они лежали здесь, вдолбленные в снег и лед,  и  никто
никогда не узнает о них - кто из них кто! Џотому что уже нет  и  не  будет
никакой возможности узнать это.
   - Ђ где ваши солдаты? - продолжаЯ идти и по-прежнему не глЯдЯ под ноги,
услышала ’анЯ голос ђослЯкова.
   - Ђ моих солдат тут нету, - ответил старшина.
   - Ќу, санитары?
   - ‚сех санитаров военврач по землЯнкам расставил.
   - ‘анитаров расставил, а сам в обморок... - ђослЯков выругалсЯ.
   Ћн первым дошел до  землЯнки  и  с  треском  рванул  завешивавший  вход
задубевший от мороза черный брезент. Ћт нервного  напрЯжениЯ  рванул  так,
что брезент сорвалсЯ вместе с доской. ђослЯков нагнулсЯ и ступил вперед, в
темноту.
   € ’анЯ, шедшаЯ вслед, тоже шагнула за ним по  загремевшему  под  ногами
брезенту.
   ‚ землЯнке сразу со света ничего  не  было  видно.  ЉажетсЯ,  она  была
большаЯ, далеко, в глубине, слабо  горел  огонь,  пахло  чем-то  дымным  и
удушливым. ‚друг кто-то тонко и длинно  застонал,  и  сразу  стало  слышно
шевеление людей, их хрипы и вздохи.
   - ‘анитар! ѓде санитар? - крикнул ђослЯков.
   - џ здесь, - раздалсЯ голос совсем рЯдом.
   - Ѓрезент обратно потом пристроите, когда уйдем, - сказал ђослЯков, - а
то ничего не видно. •олодно здесь? ‘ мороза не разберу...
   - Ќе так холодно, товарищ военврач, люди тепло надышивают.
   - ‘колько их тут? ‘читали?
   - Џосчитали, как пришли, - восемьдесЯт шесть  было.  „а  трупов  поболе
двадцати. Ћни слабые все, последние дни, говорЯт, уже и трупы  вытаскивать
не в силах. џ бы повытаскал, кабы нас на землЯнку хотЯ по двое было...
   - †ивых надо вытаскивать, - сказал ђослЯков. -  ’рупы  и  тут  полежат.
€дите передо мной, а то Я не вижу. Љак бы не наступить на кого.
   ‚се гуськом, один за другим, пошли вперед, на свет горевшего в  дальнем
конце землЯнки огонька.
   - ЃольшаЯ землЯнка, - сказал ђослЯков.
   - Ћни говорЯт, сначала поболе пЯтисот человек на землЯнку приходилось.
   - Ђ сколько землЯнок? ‘емь?
   - ‘читали - семь. Ћдна пустаЯ, то есть не пустаЯ, а все померли.  †ивых
не нашли.
   - Ќадо еще раз  проверить,  как  так  -  живых  не  нашли!  -  ђослЯков
остановилсЯ и окликнул: - Љто там сзади, ближе  к  выходу,  заворачивайте!
…ще хотЯ бы две  землЯнки  на  контроль  возьмите  -  сколько  там  людей?
Џодсчитайте - и обратно в барак.
   ’анЯ слышала, как сзади нее люди повернулись к выходу из  землЯнки,  но
сама пошла дальше за ђослЯковым. Ћни подошли совсем близко к огню,  и  она
понЯла, почему здесь так сильно пахло горелыми трЯпками. Ќа полу  землЯнки
на двух железках был пристроен котелок, а под ним  слабым  синим  огоньком
тлели обрывки ватника. ‚округ этого вонючего костерка полулежало несколько
человек. Ђ за ними темнели очертаниЯ других человеческих тел.
   ’еперь, когда ’анЯ немного привыкла к темноте и даже  смутно  различила
лица тех, кто был ближе к костру, она повернулась к выходу и увидела,  что
и сзади по обеим сторонам узкого прохода сплошь лежат люди.
   - ‡дравствуйте, - сказал ђослЯков, но никто ему не  ответил.  €  только
после молчаниЯ чей-то слабый, запавший голос спросил:
   - Љогда заберете-то?
   - —аса через два-три начнем вас вывозить отсюда, товарищи.  -  ђослЯков
наклонилсЯ и заглЯнул в котелок. - —его варите?
   - ‘нег топим, - ответил другой голос, такой же запавший  и  слабый,  но
все-таки другой.
   - Ђ разве вас не напоили?
   - …ще охота. Ѓоец, спасибо, чистого снегу принес... ‚от, топим... Ђ  то
и чистого снега не было.
   - Џочему?
   - Љругом  грЯзный,  а  дальше,  к  проволоке,  где  чистый,  охрана  не
допускала, из автоматов била.
   - ‘ейчас бульон варЯт, накормим вас еще до отправки, - обещал ђослЯков.
   € опЯть наступила пауза, словно этим людЯм, прежде чем ответить, каждый
раз надо было собиратьсЯ с силами. Ќаверное, так оно и было.
   - Ћсторожней кормите, - медленно сказал тот, кто  заговорил  первым.  -
Љроме жидкого, ничего не давайте.
   - ќто мы знаем, - сказал ђослЯков.
   - џ сам врач, потому и говорю, - снова после молчаниЯ сказал голос.
   - €з какой армии?
   -  естьдесЯт  второй,  младший  врач  естьсот   девЯносто   третьего,
стрелкового.
   - ‘колько не ели?
   - ‘ десЯтого. ЏЯтнадцать дней...
   - —етырнадцать, - сказал ђослЯков.
   - ‡начит, ошибсЯ. „умал, верно считаю.
   - Ђ до этого?
   - ‚ывезете - все расскажем.
   - Љто там еще со мной? - повернулсЯ ђослЯков.
   - џ, ЋвсЯнникова.
   - €дите к выходу. ‚се Ясно,  прохлаждатьсЯ  нечего,  вывозить  надо!  -
сказал ђослЯков. - Џо дороге на выборку посмотрите  у  нескольких  человек
состоЯние.
   ‘лушаЯ, что говорил ђослЯков  и  этот,  медленно,  с  трудными  паузами
отвечавший ему человек, ’анЯ все времЯ смотрела на лица  лежавших  у  огнЯ
людей. €зможденные,  прЯмо  по  костЯм  обтЯнутые  кожей,  до  самых  глаз
заросшие бородами, эти люди вызывали одновременно  и  чувство  жалости,  и
чувство какого-то странного отчуждениЯ. Љак будто они  были  не  такие  же
люди, как ты сама, а какие-то очень похожие и в то же времЯ  непохожие  на
людей, какие-то такие, какими не бывают люди.  €  в  силе  тоски,  которую
испытывала сейчас ’анЯ, было  и  нетерпеливое  желание  сразу  же  сделать
что-то такое, чтобы превратить всех этих людей в таких, какими должны быть
и бывают люди, и понимание того, что сделать это сразу невозможно,  а  длЯ
кого-то из них, наверно, уже поздно.
   “слышав  голос  ђослЯкова,  сказавшего  "нечего   прохлаждатьсЯ",   она
повернулась и пошла, останавливаЯсь то  около  одного,  то  около  другого
неподвижно лежавшего тела и ощупываЯ его руками. Ћдного взЯла  за  руку  и
услышала, как слабо, еле-еле бьетсЯ пульс, а потом через  несколько  шагов
ощупала еще одну руку, но рука была холоднаЯ, ледЯнаЯ. …ще одна рука, тоже
ледЯнаЯ. Ђ потом - опЯть чуть теплаЯ, живаЯ, и глубоко ввалившиесЯ  глаза,
слабо дрогнувшие от прикосновениЯ. € шеЯ, заросшаЯ густым волосом, тонкаЯ,
как у ребенка. Ђ под пальцами что-то шевелЯщеесЯ - вши!
   - ‘естрица, а сестрица...
   Џочему сказал "сестрица"? Ќе видел, а  сказал.  “слышав,  не  отпустила
руку, заставила ее задержатьсЯ там, где лежала, и спросила:
   - —то, милый?..
   Ћн ничего не ответил, только повторил:
   - ‘естрица, а сестрица...
   - —то?
   - ...а сестрица... - еще раз прошептал и замолчал.
   Ћна прошла еще несколько шагов и у самого  выхода,  на  свету,  увидела
человека в ушанке, щекой лежащего на  ватнике,  худого,  заросшего  черной
бородой, с открытым, глЯдЯщим на нее глазом. ќтот человек что-то сказал, и
она присела около него.
   - —его вы?.. Ќу, чего... -  €,  подумав,  что  сейчас  не  в  состоЯнии
сказать ничего лучше, чем это,  сказала:  -  ‘коро  покормим  вас,  бульон
дадим...
   Ќо человек  чуть  заметно  отрицательно  шевельнул  головой.  Ћн  хотел
чего-то другого.
   - Ќу, чего?
   - …сли помру, фамилию мою сообщите. ”амилию...
   - ЉакаЯ ваша фамилиЯ, скажите.
   - џ...
   Ќо сказать свою фамилию у него уже  не  осталось  сил.  Ћн  пробормотал
что-то, чего она не понЯла. ЋпЯть пробормотал, и она  опЯть  не  понЯла  и
увидела, как у него из глаза выкатилась слеза, и  удивилась,  что  у  этих
людей еще были слезы, когда казалось, у них уже ничего не было.
   - €демте, - догнал ее ђослЯков. - ‚ремЯ терЯть нельзЯ...
   Ћна вышла на воздух первой, зажмурилась от света, потом опустила глаза,
посмотрела на свою руку, по которой ползали вши, и, стрЯхиваЯ их, увидела,
как ђослЯков тоже счищает вшей с рукава шинели.
   - ’ак-то вот... - сказал ђослЯков.  -  ‚он  и  наши  тоже  идут.  -  Ћн
посмотрел в сторону соседней землЯнки и пошел назад, к воротам лагерЯ.
   € она тоже  шагнула  и  пошла  за  ним  обратно,  той  же  дорогой,  по
обледенелым трупам.
   ‘обрались прЯмо у машины.  ‘таричок,  батальонный  комиссар,  предложил
было зайти обсудить положение в бараке, но ђослЯков махнул рукой:
   - ЌельзЯ времЯ тратить. …хать надо! - € тыльной стороной  руки  сердито
забил под ушанку свой смолЯной  чуб.  -  Љартина,  думаю,  всюду  примерно
одинаковаЯ.
   - Ћдин барак - мертвый, Я лично проверила, -  сказала  женщина-врач.  -
’ам, говорЯт, раненых держали.
   - ’огда понЯтно, - сказал ђослЯков. - Ђ в остальных?
   ‚се подтвердили, что в остальных бараках еще много живых.
   - ’очнее, с признаками жизни, - сказал  тот  молодой  врач,  который  в
дороге сидел на борту рЯдом с ’аней.
   - ‡начит, на круг брать: пЯтьсот тире шестьсот, - сказал ђослЯков. -  “
всех вшивость, у  всех  не  исключены  инфекции,  у  части  -  необратимые
ЯвлениЯ. Ќачсанарм сразу, как доложили, приказал триста восьмому госпиталю
один из своих бараков освободить, но одного нам теперь не хватит...
   - Ђ Љостюковский только сегоднЯ утром за свой госпиталь радовалсЯ,  что
до бараков этих добралсЯ. Ќамерзлись в степи.
   - Ќичего, огорчим, - сказал ђослЯков. - Ќе  до  радостей.  Џоехали.  Ќа
месте тут  что-нибудь  делать  -  только  самообманом  заниматьсЯ.  ’еперь
спасение в быстроте эвакуации. „а, - обратилсЯ он к молодому военврачу,  -
позовите этого истерика, на черта он тут нужен, пусть с  нами  едет.  -  €
повернулсЯ к батальонному комиссару: - ‘тепан  Ќиканорыч,  ты  здесь  пока
останьсЯ, приглЯди, чтобы бульон роздали и чтобы никакой самодеЯтельности,
пока не вернемсЯ! Ќикаких посещений, даже с лучшими намерениЯми. ‚орота на
запор, на твою ответственность. Ћдного врача тебе оставлю... -  Ћн  сделал
паузу, видимо решаЯ: кого?
   Њожет, ’анЯ и не вызвалась бы остатьсЯ, но тот молодой врач, что ехал с
ней, ушел в барак, а полнаЯ врачиха, котораЯ докладывала, что  сама  лично
проверила мертвый  барак,  стоЯла,  закусив  дрожащую  губу,  и  казалось,
вот-вот разрыдаетсЯ.
   - ђазрешите, Я останусь? - сказала ’анЯ.
   ђослЯков посмотрел на нее.
   - •орошо, оставайтесь. - Ћн  увидел  нетвердой  походкой  вышедшего  из
барака врача и, показав на докторскую сумку, которую тот  держал  в  руке,
кивнул на ’аню: - Ћтдайте ей!
   - Ђ как же потом? Ћна же моЯ...
   - Љак потом, на медицинской комиссии разберемсЯ, - зло сказал ђослЯков.
- …сли больны, пойдете в госпиталь, а если здоровы... - Ћн  не  договорил,
но выражение его лица не обещало ничего хорошего. - Ћтдайте сумку!
   €, сам перенЯв сумку, протЯнул ее ’ане.
   - Ћказанием помощи не увлекайтесь. ќто здесь каплЯ в море. Ђ вот  чтобы
бульоном всех, кого можно, не пропустив, напоили - более важнаЯ  задача  и
более тЯжелаЯ... Џоехали! - Ћн повернулсЯ  к  лейтенанту  и  политруку  из
банно-прачечного отрЯда: - Ђ  вы  со  мной  не  поедете.  Љухню  отцепите,
полуторку с шофером забирайте - и прЯмо к себе. €  чтобы  весь  ваш  отрЯд
через  три  часа  был  у  Љостюковского.  Џолуторку  потом   верните,   не
замахорьте!
   - Ќе забудь насчет парикмахеров команду дать, -  подсказал  батальонный
комиссар.
   - „а,  уж  парикмахеров  придетсЯ  со  всей  армии  согнать,  -  сказал
ђослЯков. - ‚се волосистые части придетсЯ брить...
   - € одеЯл в машины побольше нагребите...  €  брезенты.  •олодно.  „а  и
машин сразу побольше, не только наши автобусы! Њашин много потребуетсЯ.
   - Ќичего, ‘тепан Ќиканорович, Я сразу, как приеду, Љосте позвоню, - уже
на ходу сказал ђослЯков. - ЉостЯ все даст!
   - ЉостЯ - это кто? - спросила  ’анЯ  у  батальонного  комиссара,  когда
машина отъехала.
   - —лен ‚оенного совета армии.
   €  ’анЯ  вспомнила  того  курносого,  седого,  с  маленькими   глазками
человека, которого видела сегоднЯ у ‘ерпилина.
   - ‘олдаты его так прозвали, - сказал батальонный комиссар. - ќто у  них
заслужить надо. —лена ‚оенного совета армии - и вдруг Љостей! Ћн еще  сюда
сам принесетсЯ, не утерпит, вот увидите...
   ‚одитель, сердито бурча под нос, отцеплЯл от полуторки кухню.  „вое  из
банно-прачечного топтались рЯдом, один даже помогал длЯ  скорости.  €  как
только отцепили, сели в полуторку и уехали.
   - ’етерин, давай скорей возвращайсЯ! - вдогонку крикнул повар водителю.
   - Ќе бойсЯ, - сказал батальонный комиссар, - умный  водитель  повара  с
кухней надолго не бросит. ‘коро бульон сваришь?
   - Џока вскипЯчу, да засыплю, да разойдетсЯ - минут сорок.
   - —то ж так долго у тебЯ?
   - …сли бы вода, а то снег, - сказал повар. - …го  еще  растопить  надо.
Љак вы приехали, Я только заложил, да еще добавлЯл,  набивал.  ‘ам  спешу!
“же одни нары изрубил, чтобы по-сухому горело...
   - ‡айдемте  в  барак,  несколько  минут  погреемсЯ,  -  предложил  ’ане
батальонный комиссар.
   Ћн стоЯл с поднЯтым воротником  шинели.  ‹ицо  у  него  было  иззЯбшее,
старческое, с красными прожилками. € ’анЯ подумала,  что  ему  еще  больше
лет, чем ей показалось вначале. „аже странно было видеть на фронте  такого
старого человека.
   - Ђ по-моему, нет там никакой заразы, -  сказал  батальонный  комиссар,
когда они вошли в барак. - ‚ошь есть, а заразы нет. Џросто она по  теплому
ползает, спасаетсЯ. ‘наружи в землЯнку зайдешь - вроде бы тепло, на деле -
ниже  нулЯ.  €  это,  считай,  уже  третий  месЯц...  ‚идели,   мертвых-то
пораздевали - все или на себЯ, или на топливо. Њертвым не нужно,  а  живым
нужно. џ около одного присел там, говорю: больно вшей у вас  много.  Ђ  он
говорит: "Ќе бойсЯ, доктор, тут у нас заразы  нет,  вымерзла  всЯ  зараза.
’еперь у нас тут одна болезнь - смерть. Ђ других болезней уже  нету".  ‚от
как человек сказал про свою жизнь...
   Ћн прошелсЯ по бараку, хлопаЯ себЯ то по груди, то по спине,  никак  не
мог согретьсЯ.
   - ђаз с десЯтого не ели, значит, как мы  наступление  начали,  так  они
пленных кормить перестали. Ђ до этого как кормили? Љак кормили? -  крикнул
он ’ане, словно она могла ответить на это.
   ’анЯ содрогнулась и подумала: "Ќеужели ничего невозможно было сделать с
этим раньше?" …е потрЯсла мысль, что, в то времЯ как она ехала в ’ашкент и
была в ’ашкенте и вместе со  всеми  радовалась,  что  на  немцев  началось
наступление и что они в кольце, в это  времЯ  там,  внутри  этого  кольца,
оказываетсЯ, были наши люди! Ћни там, внутри,  оставались  еще  во  власти
немцев. Ђ мы целых две недели, до сегоднЯшнего  днЯ,  ничем  не  могли  им
помочь. „а что же это такое делаетсЯ!
   - Ќеужели мы ничего не  знали  про  этот  лагерь?  -  воскликнула  она,
пораженнаЯ собственной мыслью.
   - Ћткуда же было знать. Ђ кабы знали - кому от этого легче?
   - Ќу как же, - сказала ’анЯ, - может быть, тогда что-то  сделали!  •оть
на несколько дней раньше освободили!
   Ѓатальонный комиссар пожал плечами.
   - ЌаврЯд ли. ’ут война идет -  сила  на  силу!  •очешь,  а  не  можешь!
Ѓывает, одного раненого с ничейной  тащим,  сколько  голов  сложим,  а  не
спасем. Ђ тут...
   Ћн махнул рукой. Џотом спросил:
   - Ќа войне с начала?
   - ‘ начала.
   - € Я с начала... Ѓыл и санитаром, пока званиЯ не  дали,  и  комиссаром
медсанбата...
   - Ђ кем вы до войны были? - спросила ’анЯ, понЯв из его слов,  что  раз
он начал войну солдатом, то, значит, не был раньше военным.
   - Љем до войны был? - как-то нехотЯ, словно не желаЯ вспоминать, сказал
он. - Њного кем Я был. Ќа войну пошел с ополчением. Џеред нею четыре  года
на пенсии  был,  по  болезни.  Ђ  до  этого,  -  он  снова  как-то  нехотЯ
остановилсЯ, - на Ѓамлаге служил, на строительстве, в Љ‚—...  …сть  там  в
лагерЯх такаЯ  Љ‚—  -  культурно-воспитательнаЯ  часть!  Ђ  еще  раньше  в
трудкоммунах работал, Њакаренко Ђнтона ‘еменовича, между прочим,  знал,  -
вздохнул он и замолчал.
   - Ђ сколько вам лет? - спросила ’анЯ.
   - ЏЯтьдесЯт еще не исполнилось, - сказал он и  усмехнулсЯ.  -  ‘остарил
менЯ Ѓамлаг. …сть и такие, которые не  старились,  а  менЯ  состарил...  ‚
общем, уволилсЯ по болезни...
   Ћн взглЯнул на ’аню так, словно она должна была понЯть что-то, чего  он
не договорил, но она не понЯла, а только почувствовала, что в жизни  этого
человека есть что-то непростое. €  это  непростое  стоит  за  его  словами
"уволилсЯ по болезни".
   - Џойдемте, - сказала ’анЯ.
   Ћни пробыли в бараке уже десЯть минут, и ей казалось, что стыдно дольше
задерживатьсЯ здесь. €м обоим надо было идти туда, в землЯнки. Њожет быть,
и не надо, но все равно надо.
   - Џойдем... ‘таршина там, наверное. Ќадо, чтоб санитаров  собрал  и  за
бульоном шел.
   Ћни молча прошли еще раз - в  третий  раз  -  по  трупам.  Њиновали  ту
землЯнку, в которой уже была ’анЯ, дошли до второй и остановились.
   - ‚ы сюда, что ли, зайдите, - сказал батальонный комиссар, - а Я дальше
пойду, поглЯжу.
   ‘казал и пошел дальше.
   - ‘ейчас зайду, - сказала ’анЯ.
   …й вдруг захотелось закурить. ‚сего две-три минуты постоЯть и подымить,
прежде чем заходить туда, внутрь. Ћна вытащила из кармана полушубка  пачку
"Ѓеломора". ‚ пачке оставалось три папиросы, остальные  выкурила.  ’ам,  в
’ашкенте, при матери сдерживалась, не курила, чтобы  не  расстраивать  ее.
„аже и без нее не курила, чтобы табаком не  пахло.  Ђ  в  дороге  искурила
почти всю пачку - от волнениЯ, от ожиданиЯ будущего...
   Ќа войне, конечно, не выбирают, а все-таки еще не умещалось в  сознании
все, что произошло с ней сегоднЯ за один день. €  день  еще  не  кончилсЯ!
“тром последнЯЯ посадка там, на бомбардировочном аэродроме, и  летчики,  с
которыми летела, - веселые,  здоровые...  €  другие  летчики,  которые  их
встретили и спрашивали, не привезли ли из ’ашкента Яблочек. ’оже  веселые,
здоровые, весело обещавшие, что теперь фрицам хана, делов осталось днЯ  на
три, на четыре самое большее...
   € этот лагерь, и эти люди здесь, в землЯнках.
   Ћна решила, что выкурит папиросу сразу,  в  несколько  затЯжек,  и  как
только выкурит, сейчас же пойдет. ‚се,  что  ее  волновало  еще  несколько
часов назад, там, пока она ходила и ждала начсанарма, -  мысли  о  себе  и
Ђртемьеве и о  том,  хорошо  или  плохо,  что  все  так  быстро  и  смешно
кончилось, - все отошло, провалилось, как будто всего этого никогда  и  не
было.
   ‚дали,  перед  проволокой,  темнел  вал  из  трупов,  похожий   отсюда,
издалека, на всЯкий другой невысокий вал. ’акие валы из выброшенной наверх
земли обычно тЯнутсЯ вдоль противотанковых рвов. ‘ейчас, когда уже  начало
смеркатьсЯ, можно было подумать, что это просто вал из земли  и  льда,  но
она смотрела туда и знала, что он не из земли и льда, а из людей.
   - ‘естрица, оставь бычка!
   Ћна обернулась и увидела вышедшего  из  землЯнки  санитара  -  молодое,
доброе, круглощекое живое лицо, и обрадовалась ему так, словно  за  минуту
до этого уже ничего живого, кроме нее самой, не оставалось на свете.
   - €звинЯюсь, товарищ военврач, обозналсЯ, - смутилсЯ  санитар,  заметив
выглЯдывавшие из-под полушубка петлицы со шпалами.
   - Ѓерите - ’анЯ протЯнула санитару недокуренную папиросу.
   ‘анитар затЯнулсЯ и кивнул на темневший перед проволокой вал.
   - џ у одного тут, который поживее других, про этот  штабель  спрашивал:
как, по ихнему приказу или сами склали?  Ђ  он  говорит:  не  склали!  Њы,
говорит, туда сперва за чистым снегом ходили, а  потом  многие  люди,  кто
дальше жить не хотел, просто так шли или ползком доползали,  чтобы  смерть
принЯть. “же не за снегом, а за смертью за своей  ходили!  Ђ  в  последнее
времЯ кто и хотел - не мог: сил не было. Ѓой, говорит, еще вчера с  вечера
вроде доносилсЯ, а  подползти  к  выходу,  чтоб  послушать,  уже  не  было
возможности...
   Ћн еще раз медленно глубоко затЯнулсЯ.
   - Њожет, вам обратно оставить?
   - Ќе надо, - сказала ’анЯ. - џ туда пойду.
   - ‡ачем вам туда идти, чего  вы  там  сделаете?!  -  Ћн  повернулсЯ  от
внезапного порыва ветра, и ’анЯ тоже повернулась и услышала, как вместе  с
порывом донеслись далекие звуки боЯ где-то там, в ‘талинграде.
   - Џойду, - сказала она не санитару, а самой себе.  €,  пригнув  голову,
потому что даже ей нужно было пригибать здесь голову, шагнула в землЯнку.


        30

   ’олько глубокой ночью на вторые сутки самое  тЯжелое  наконец  осталось
позади. Џоследний, четыреста восемьдесЯт третий по счету, освобожденный из
плена, пройдЯ санобработку, был уложен на чистые простыни  в  госпитальном
бараке.
   ‚ регистрационном журнале поЯвилась последнЯЯ цифра  "483",  но  против
цифр еще и теперь не всюду стоЯли фамилии. Њногих и до сих пор  бесполезно
было спрашивать.
   "Ћколо шестисот живых", - сказал  там,  в  лагере,  старшина.  Ќо  люди
умирали, пока в лагерь шли машины, умирали, когда их выносили из  землЯнок
и клали на машины, умирали, пока везли, умирали во времЯ  санобработки.  Ђ
несколько человек умерло, когда их уже  переносили  на  носилках,  чистых,
вымытых и обритых, из барака в барак.  €  некоторым  из  тех,  что  сейчас
числЯтсЯ живыми, еще предстоит умереть  в  ближайшие  дни  от  необратимых
Явлений, вызванных длительным голодом.
   —его только не навидалась и не наслушалась ’анЯ за эти  полтора  суток!
„аже спать не тЯнуло, несмотрЯ на бессонную ночь, и есть  не  хотелось,  и
казалось, никогда не захочетсЯ.
   Ѓарак, в котором шла санобработка, целые сутки был  как  адскаЯ  кухнЯ:
весь в пару, в потоках грЯзной воды, в комках падавших на  пол  спутанных,
шевелЯщихсЯ от вшей волос, в рванине сброшенной одежды.  Ћсобенно  страшно
было в первом отделении, а всего их было четыре. ‚  первом  еще  не  мыли,
только раздевали догола и щетками соскребали с тела вшей.  ‚о  дворе,  под
окнами, была вырыта большаЯ Яма,  и  в  ней  горел  мазут;  туда  охапками
таскали снЯтую одежду, а вшей все времЯ заметали с пола вениками в ведра и
из этих ведер тоже ссыпали туда, в огонь.
   ‚о втором отделении стригли, брили везде, где росли волосы, обмывали по
первому разу и опЯть вместе с волосами таскали жечь целые ведра вшей. „аже
старики санитары, воевавшие и в германскую и гражданскую, говорили, что  в
жизни такого не видели.
   ‚ третьем отделении было уже легче:  там  только  мыли  еще  раз.  Ђ  в
четвертом начиналсЯ рай: там одевали в чистое белье и клали на носилки.
   …сли не считать нескольких врачей, сестер да десЯтка парикмахеров,  всю
самую страшную работу внутри барака  делали  девушки  из  банно-прачечного
отрЯда. €х было много - пЯтьдесЯт, но работы было столько, что все  они  к
концу валились с ног от усталости.
   „евушки, девушки из банно-прачечного! ќто ваш-то отрЯд, как вы  сами  с
усмешкой рассказываете, зовут на фронте "мыльный пузырь"? ќто  про  вас-то
плетут всЯкие были  и  небылицы  отвыкшие  на  фронте  от  женского  тела,
изголодавшиесЯ мужики? € кто его знает, сколько в этом  правды  и  сколько
неправды, наверное, не без того и не без  этого.  Ќо  все  равно,  главнаЯ
правда про вас та, что не было и не могло быть на целом свете в эти  сутки
лучше людей, чем вы, и не было рук добрей и небрезгливей, чем ваши,  и  не
было стараний свЯтей и чище, чем ваши, - помочь человеку  снова  сделатьсЯ
человеком! € ни одна из вас не  дрогнула,  не  растерЯлась,  не  ушла,  не
закатилась в обморок, как тот врач-мужчина в лагере. Ќи одна!
   Ћб  этом  вечером,  когда  домывали  последних  раненых,  сказал   ’ане
ђослЯков. ‘казал, как стихи, именно этими  самыми  словами,  которых  ’анЯ
никак не ждала от него, показавшегосЯ ей поначалу человеком, зачерствевшим
на фронте. € глаза у него вдруг стали такие, каких ’анЯ не ожидала увидеть
на этом жестком, орлином казачьем лице. ѓоворил о девушках почти  стихами,
а в глазах стоЯли слезы.
   Ђ сама ’анЯ, пока была там и работала вместе с девушками,  об  этом  не
думала. Џросто видела, как они работают: быстро, бережно, без  устали.  Ќи
один из их рук не выскользнул, ни одного на пол не уронили. Ђ  уж  держали
руки такое страшное, что даже телом-то назвать нельзЯ!
   Ћна сама много раз, когда люди терЯли сознание во  времЯ  санобработки,
делала им уколы. € в пальцах до сих  пор  осталось  ощущение:  держишь  не
руку, а кость, а вокруг нее мешок из  пустой  кожи.  Ќекоторые  все  равно
умерли и  после  уколов,  и  понесли  их  не  вперед,  туда,  в  четвертое
отделение, в рай, как шутили девушки, а назад, обратно...
   Ђ теперь все, кто осталсЯ жив, и те, кто не будет жив, но пока еще жив,
лежат здесь, в госпитальном бараке, на двухэтажных нарах. € уже Явились на
смену врачи, и можно пойти в палатку, где развернули питательный пункт,  и
попить там чаю, но идти туда нет сил. Њожно и просто лечь  на  койку,  где
сейчас сидишь, - она свободнаЯ - лечь и  заснуть  до  утра.  Ќо  спать  не
хочетсЯ, а в голове вертитсЯ что-то, чему и названиЯ нет: какие-то обрывки
виденного и слышанного, так перепутанные, словно это не  мысли,  а  дикий,
страшный сон...
   Ћдин, когда его мыли, ругал  немцев  матом  за  то,  что  не  поставили
пулеметы и не расстрелЯли, вместо того чтоб морить голодом.
   - Ќу и хорошо, что не расстрелЯли, - сказала ему ’анЯ. - ‚ы теперь жить
будете.
   - Ђ может, Я жить после этого не хочу. - Ћн посмотрел на  ’аню  дикими,
злыми глазами, словно она его обидела, сказав, что он будет жить.
   Ђ другой просилсЯ на фронт, говорил:
   - Џоскорей вылечивай, доктор. џ еще их убивать пойду...  ни  одного  на
семЯ не оставлю...
   € думал, наверное, что кричит, что грозный, а сам еле-еле слышно шептал
эти слова и  умер,  когда  несли  уже  в  чистом  белье.  ‘ердце  взЯло  и
кончилось!
   Ђ еще один шептал неизвестно что:  не  то  свою  фамилию,  не  то  есть
просил. ептал так, словно навсегда разучилсЯ говорить.  Ђ  другие  только
стонали и ничего не говорили, как будто их Языка лишили. €  умирали  молча
на руках, и женщины, уже домываЯ, вдруг замечали, что моют мертвого.
   - џ потом заберу вас отсюда, - сказал ђослЯков.  -  Ѓудете  работать  у
менЯ в эвакуационном отделении.
   ’анЯ услышала и кивнула, но все равно в ту минуту это не  дошло  до  ее
сознаниЯ. ’олько теперь дошло и все равно осталось не важным.
   …ще когда пришли самые первые автобусы и грузовики  и  начали  выносить
людей из лагерЯ, как и предсказывал  батальонный  комиссар,  приехал  член
‚оенного совета ‡ахаров. Ћн зашел в землЯнку, прошел  из  конца  в  конец,
вернулсЯ, встал у  входа  и  минут  десЯть  молча  стоЯл  и  смотрел,  как
выносили. Џотом задержал проходившую мимо ’аню - оказываетсЯ, запомнил  ее
- и спросил:
   - ‘ерпилин говорил, что долго в тылу у немцев была. Ђ такое там видела?
   ’анЯ только покачала головой. ‘лышала много. Ђ  видела  под  ‘моленском
только издали, за километр, вышки да проволоку.
   - € мне еще не приходилось, - сказал ‡ахаров. - Џервый  отбитый  лагерь
за войну... ‚ойна вообще дело малопрекрасное, но все же...
   Ћн не договорил. Љ землЯнке  задним  ходом  сдавала  еще  одна  машина.
‡ахаров потЯнул за рукав ’аню, чтобы не зацепило.
   - …здим по трупам  своих  товарищей,  -  сказал  он  чугунным,  тЯжелым
голосом. - ‚зЯть бы всех фашистов - да в прорубь! ‡а ‚олгу  хотели?  Џусть
подо льдом до того берега идут! „а где там! ђазве  можно!  -  Ћн  невесело
усмехнулсЯ. - Њы отходчивые. ‘дадутсЯ - и будешь им раны перевЯзывать.
   - Ќе буду, - сказала ’анЯ.
   - Ѓудешь. Ђ Я буду тыловиков гонЯть, чтобы пленным в  котел  до  грамма
все, что положено, чтобы, не дай бог, не отощали. Ђ не обеспечат  -  шкуру
буду спускать. - ‘казал так, словно насмехалсЯ над самим собой и над  тем,
что ему придетсЯ делать. - Ђ это куда из памЯти деть? - Ћн ткнул пальцем в
сторону санитаров, вытаскивавших из землЯнки безвольно ломавшиесЯ у них на
руках тела, и покосилсЯ на ’аню: - €ди работай.
   €  она,  отходЯ,  вспомнила,  как  ђослЯков  назвал  этого  немолодого,
грузного человека Љостей!
   ‚от он какой, этот ЉостЯ!
   ђазговор был давно, вчера. Ђ сегоднЯ днем ‡ахаров  заезжал  еще  раз  и
стоЯл в бараке и смотрел, как  идет  санобработка.  Ќо  и  все,  что  было
сегоднЯ днем, тоже было давно. ‚се было давно. € сама она,  казалось,  уже
давно была здесь, на фронте.
   - ‚ы что, не спите? - оторвал ее  от  этих  мыслей  голос  батальонного
комиссара ‘тепана Ќиканоровича.
   Ћн стоЯл перед ней в проходе между нарами, и рЯдом  с  ним  еще  кто-то
высокий в ватнике и ушанке.
   - Ќе сплю, - сказала ’анЯ.
   - ђаз не спите, Я пойду по  своим  делам,  а  вы  разыщите  под  двести
семнадцатым  номером  Ѓутусова,  лейтенанта.  Љомбат  с  передовой  к  нам
приехал, - батальонный комиссар кивнул  на  с