удешь  кланЯтьсЯ,  а  Я  отвечу:  "ѓолубчик,   суд
разберет..." ‚от гроб несут  по  коридору,  а  мимо  пробегают  сторожа  с
бумагами, и никто не видит, не хочет видеть, что его  несут.  ’олько  тетЯ
„аша идет навстречу в длинном черном платке, как монашка. €дет и креститсЯ
и плачет. Ќо вот мы останавливаемсЯ, кто-то стоит у дверей, гроб  качаетсЯ
на руках и опускаетсЯ на пол. Њать кланЯетсЯ, и Я вижу снизу, как дрожат у
нее губы...
     џ опомнилсЯ, услышав свой голо. „олжно быть, у менЯ был  жар,  потому
что Я нес какую-то бессвЯзную, чепуху, ругал  себЯ  и  почему-то  мать  и,
помнитсЯ, разговаривал с €ваном €ванычем, хотЯ отлично знал, что он  давно
ушел и даже что его следы держались в поле только  два  днЯ,  а  потом  их
завалило снегом.
     Ќо Я говорил - громко и Ясно! џ говорил, Я мог бы теперь  рассказать,
что произошло в ту ночь на понтонном мосту, Я доказал бы, что нож  -  мой,
что Я потерЯл его, когда наклонЯлсЯ над убитым.  Џоздно!  Ћпоздал  на  всю
жизнь, и уже ничем нельзЯ помочь!
     Ћбхватив голову руками, Я лежал в темноте. ‚ избе было холодно,  ноги
застыли, но Я так и не встал  до  утра.  џ  решил,  что  больше  не  стану
говорить. ‡ачем? ‚се равно он умер, и Я его никогда не увижу.


        ѓлава седьмаЯ. ЊЂ’њ


     џ плохо помню ”евральскую революцию  и  до  возвращениЯ  в  город  не
понимал этого слова. Ќо  Я  помню,  что  загадочное  волнение,  непонЯтные
разговоры Я тогда свЯзал с моим ночным гостем, научившим менЯ говорить.
     Џо вечерам, насаживаЯ на палочки картошку, Я часто думал о нем, и все
таинственнее, все привлекательнее он  мне  представлЯлсЯ.  Џочему  он  так
неожиданно исчез? Ќе  простилсЯ,  не  сказал,  куда  он  идет.  Џочему  он
прЯталсЯ на чердаке? Џочему не хотел лечить старостину  Њаньку  и  даже  к
Џетровне не пошел? ѓде он теперь? ‚ернетсЯ  ли?  ЏросыпаЯсь  по  ночам,  Я
прислушивалсЯ: не стучат ли в окно? Ќе он ли?  Ќикто  не,  стучал,  только
мЯгко, с неслышным шумом падал снег на наш дом, и вдруг начинал свистеть в
трубе ветер.
     € никто не спрашивал нас о нем. Ќо Я был уверен, сам не знаю  почему,
что теперь все было бы иначе. ’еперь  ему  не  пришлось  бы  прЯтатьсЯ  на
чердаке. Џожалуй, он не отказалсЯ бы теперь познакомитьсЯ с Џетровной!
     џ не заметил, когда окончилась весна. Ќо лето началось  в  тот  день,
когда "Ќептун", свистЯ и грозно пЯтЯсь  задом,  причалил  к  пристани,  на
которой мы с мамой ждали его с утра.
     Њинька, в кепке с золотыми буквами, в синей, уже изрЯдно  потрепанной
курточке, стоЯл, как прежде, на лесенке, отважно и небрежно поглЯдываЯ  на
пассажиров. Ѓородатый  капитан-рулевой  глухо  говорил  в  трубку:  "‘топ!
‚перед!" и "‘топ! ‡адний ход!" Џалуба таинственно дрожала. Њы возвращались
в город. Њать везла нас домой - похудевшаЯ, помолодевшаЯ, в новом пальто и
новом цветном платке...
     џ часто думал зимой, как она будет поражена, услышав, что Я говорю. Ђ
она только обнЯла менЯ и засмеЯлась. Ћна стала совсем другаЯ за зиму.  ‚се
времЯ она думала о чем-то - это Я сразу узнавал по живым движеньЯм лица  -
и то расстраивалась молча, про себЯ, то улыбалась.  Џетровна  решила,  что
она сходит с ума, и, ахнув, однажды спросила ее об этом. Њать улыбнулась и
сказала, что нет.
     Њы пошли в лес драть  лыко  длЯ  Џетровны,  котораЯ  плела  лапти  на
продажу, и мать запомнилась  мне  такой,  какой  она  была  в  этот  день:
черноволосаЯ, крепкаЯ, белозубаЯ, в цветном платке,  повЯзанном  на  груди
крест на крест; она наклонЯлась, ловко срезала деревцо и,  оборвав  ветки,
надкусив комель, одним движением сдирала лыко. Ћна и менЯ хотела  научить,
но ничего не вышло, и Я только порезал палец.
     Џотом Я спрЯталсЯ в кустах и долго  сидел  задумавшись,  слушаЯ,  как
наперебой щебечут птицы, и поглЯдываЯ на мать, котораЯ уходила от менЯ все
дальше. € вдруг она запела:

                Џриехали торгаши за задние ворота.
                Љобылушку продала, белил Я себе взЯла;
                џ коровушку продала, румЯн Я себе взЯла;
                Џодойничек продала, сурьмы Я себе взЯла.

     ‘олнце  осветило  кусты,  и  она  выпрЯмилась,   раскрасневшаЯсЯ,   с
блестЯщими глазами. ’ут что-то было! Џри нас она редко вспоминала отца. Ќо
каждый раз, когда она ласково говорила со мной, Я знал, что она  думала  о
нем. ‘естру она всегда любила...
     Ќа пароходе она все думала - поднимала брови, покачивала  головой,  -
должно  быть,  спорила  с  кем-то  в  уме.  џ  тоже  думал  и  думал:  мне
представлЯлось, с какой важностью и буду  разгуливать  по  двору  и  вдруг
небрежно скажу что-нибудь, как будто всегда умел говорить. ‡аглЯдевшись на
воду, Я задремал и до смерти испугала во  сне:  мне  померещилось,  что  Я
опЯть онемел.
     - Њама, - сказал Я шепотом.
     Ћна молчала.
     - Њама! - в ужасе заорал Я.
     Ћна обернулась.
     Љаким заброшенным, каким бедным показалсЯ  мне  наш  двор,  когда  мы
вернулись! ‚ этом году никто не позаботилсЯ о стоках, и  грЯзнаЯ  вода,  в
которой  плавали  щепки,  так  и  осталась  стоЯть  под  каждым  крыльцом.
Ќизенькие амбары еще больше покосились  за  зиму,  в  заборе  образовались
такие  дыры,  через   которые   можно   было   въехать   на   телеге,   за
‘ковородниковыми была навалена гора вонючих костей, копыт и обрезков шкур.
     ‘тарик варил клей. Ћн сидел на том же табурете, в переднике, в очках,
примус стоЯл на плите, а на примусе  -  железнаЯ  шайка,  от  которой  так
страшно несло, что менЯ все времЯ тошнило, пока Я у него сидел.
     - ‚се думают, что это обыкновенный  клей,  -  сказал  он  мне,  когда
полчаса спустЯ Я запросилсЯ на свежий воздух, - а это клей  универсальный.
Ћн все берет - †елезо, стекло, даже кирпич,  если  найдетсЯ  такой  дурак,
чтобы кирпичи клеить. џ его изобрел. Њездровый клей ‘ковородникова. €  чем
он крепче вонЯет, тем крепче берет.
     Ћн недоверчиво посмотрел на менЯ поверх очков.
     - Њездровый клей ‘ковородникова, - повторил он и вздохнул. - € занЯть
бы еще у кого-нибудь семь рублей на рекламу - отбою  бы  не  было.  Њужики
берут на рынке столЯрный клей сорок копеек фунт. ќто как назвать?  ѓрабеж.
Ќу-ка, скажи что-нибудь!
     џ сказал. Ћн одобрительно кивнул головой.
     - ќх, €вана мне жаль, - сказал он.
     ’етЯ „аша была в отъезде и вернулась недели через  две.  ‚от  кого  Я
обрадовал и испугал! Њы сидели на кухне вечером. Ћна все спрашивала  менЯ,
как нам жилось в деревне, - спрашивала и сама же отвечала.
     - —то же вы, беднЯги, должно быть, скучали одни-то да  одни?  Љто  же
вам варил-то? Џетровна? Џетровна.
     - Ќет, не Џетровна, - вдруг сказал Я, - мы сами варили.
     Ќикогда не забуду, какое лицо сделалось у тети „аши, когда Я произнес
эти слова. Ћткрыв рот, она потрЯсла головой и икнула.
     - € не скучали, - добавил Я хохоча. -  ’олько  по  тебе,  тетЯ  „аша,
скучали. —то же ты к нам не приехала, а?
     Ћна обнЯла менЯ.
     - Њилый ты мой, да как же это? ‡аговорил? ‡аговорил, голубчик ты мой!
€ молчит, еще притворЯетсЯ, ах ты этакой! Ќу, рассказывай!
     € Я рассказал ей о замерзшем докторе, постучавшемсЯ в нашу избу,  как
мы прЯтали его трое суток, как он показал мне "е",  "у",  "ы"  и  заставил
сказать "ухо".
     - ’ы за него должен молитьсЯ, ‘анЯ, - серьезно сказала тетЯ  „аша.  -
Љак его зовут?
     - €ван €ваныч.
     - Њолись, каждый вечер молись!
     Ќо Я не умел и не любил молитьсЯ.


        ѓлава восьмаЯ. Џ…’њЉЂ ‘ЉЋ‚ЋђЋ„Ќ€ЉЋ‚


     ’етЯ „аша сказала, что Я  очень  переменилсЯ  с  тех  пор,  как  стал
говорить. џ и сам это  чувствовал.  Џрошлым  летом  Я  чуралсЯ  товарищей,
тЯжелое сознание  своего  недостатка  свЯзывало  менЯ.  џ  был  болезненно
застенчив, угрюм и очень печален. ’еперь этому, пожалуй, трудно поверить.
     ‡а два-три месЯца Я догнал своих сверстников.  Џетька  ‘ковородников,
которому  было  двенадцать  лет,  подружилсЯ  со  мной.  Ћн  был  длинный,
решительный, рыжий мальчик.
     Џервые в моей жизни книги Я увидел у Џетьки.  ќто  были  "ђассказы  о
действиЯх охотников в прежние войны", "ћрий Њилославский" и  "Џисьмовник",
на обложке которого был изображен усатый  молодец  в  красной  рубашке,  с
пером в руке, а над ним в голубом овале - девица.
     ‡а чтением этого "Џисьмовника" мы и подружились. —то-то  таинственное
было в этих обращениЯх: "‹юбезный друг" или  "Њилостивый  государь  Ђ.”.".
Џисьмо штурмана дальнего плаваниЯ припомнилось мне, и Я впервые сказал его
вслух.
     Њы сидели в ‘оборном саду. Џо ту сторону реки был виден  наш  двор  и
дома, очень маленькие, гораздо меньше, чем на самом  деле.  ‚от  меленькаЯ
тетЯ „аша вышла на крыльцо и села чистить рыбу. Њне казалось, что Я  вижу,
как серебристые чешуйки отскакивают и, поблескиваЯ, ложатсЯ у ее ног.  ‚от
Љарлуша, городской  сумасшедший,  который  беспрестанно  то  хмурилсЯ,  то
улыбалсЯ, прошел по тому берегу и остановилсЯ  у  наших  ворот,  -  должно
быть, заговорил с тетей „ашей.
     џ все времЯ смотрел на них, пока  читал  письмо.  Џетька  внимательно
слушал.
     - €нтересно, - сказал он. - џ это тоже знал, да забыл. Ђ потом что?
     - ‚се.
     - €нтересно, что потом с этим кораблем стало?
     Љ нему могла помощь подоспеть. ’ы читал Ќика Љартера?
     - Ќет.
     - ’ам тоже был такой случай. Ћдного миллионера бросили в  водоем.  Ћн
догадалсЯ и закрыл кран. ’огда садовник стал поливать и думает: почему  не
идет вода? € в последнюю минуту подоспела помощь. Ћн бы там  подох.  Ђ  ты
здорово наизусть говоришь. „олго учил?
     - Ќе знаю.
     - џ сейчас что-нибудь прочитаю, а ты можешь повторить?
     Ћн прочитал:

     "Ћтвет с отказом.
     Њилостливый государь ‘. Ќ.
     ‚ыраженные  ‚ами  чувства  чрезвычайно  лестны  длЯ  менЯ,   но   мне
невозможно принЯть их по причинам, которые бесполезно приводить здесь, ибо
они не касаютсЯ ‚ас:
     Џримите и проч.

     Џримечание. Ћтветы с отказом всегда пишутсЯ общими простыми  фразами.
‚ них не должно заключатьсЯ никаких посторонних идей, кроме учтивости".

     ‘лово в слово Я повторил это  письмо  вместе  с  примечанием.  Џетька
недоверчиво высморкалсЯ.
     - ‡дорово - сказал он. - Ђ это?
     € он прочитал, не останавливаЯсь, одним духом:
     "Џисьмо к нему и к ней.
     Ќачну чужими словами: "џ желала б забыть все минувшее, да с  минувшим
расстатьсЯ мне жаль: в нем и  счастье,  мгновенно  мелькнувшее,  в  нем  и
радость моЯ, и печаль". ‡наешь ли? џ нашла то,  что  дорого  ценю  в  тебе
(следует указать, что именно). ‹учше тебЯ, дороже и милее нет, ты мне  мил
был, как (следует как). ‚спомнила Я первые слезы и первый твой поцелуй  на
руке моей. ‚от уже два днЯ, как Я живу без тебЯ (следует: весело,  скучно,
хорошо или о семейных обстоЯтельствах), Џрощай, целую тебЯ".
     ‘легка запинаЯсь, Я повторил и это письмо.
     - ‡дорово! - с восхищением сказал Џетька. - ‚от так памЯть!
     Љ сожалению, мы очень редко так хорошо проводили  времЯ.  Џетька  был
занЯт: он "торговал папиросами от  китайцев"  -  так  называлось  в  нашем
городе это тЯжелое дело. Љитайцы, жившие в  Џокровской  слободе,  набивали
гильзы и нанимали мальчишек торговать. Љак  сейчас,  Я  вижу  перед  собой
одного из них, по фамилии ‹и, - маленького, черно-желтого, с необыкновенно
морщинистым лицом и довольно доброго: считалось, что "на угощенье" ‹и дает
больше других китайцев. "Ќа угощенье"  -  это  был  наш  чистый  заработок
(потом и Я стал торговать), потому  что  мы  действительно  всех  угощали:
"Љурите,  пожалуйста";  но  тот  наивный  покупатель,   который   принимал
угощение, непременно платил за него чистоганом.  ќто  были  наши  денежки.
Џапиросы были в коробках по двести пЯтьдесЯт штук  -  "Љатык",  "Ђлександр
III", и мы продавали их на вокзале, в поездах, на бульварах.
     Џриближалась осень 1917 года, но Я бы сказал неправду, если  бы  стал
уверЯть, что видел, чувствовал  или  хоть  немного  понимал  все  глубокое
значение этого времени длЯ менЯ, длЯ  всей  страны  и  длЯ  всего  земного
шара... Ќичего Я не  видел  и  ничего  не  понимал.  џ  забыл  даже  и  то
неопределенное волнение, которое испытал весною в деревне.  џ  просто  жил
день за днем, торговал папиросами и ловил раков, желтых, зеленых, серых, -
голубой так и не попалсЯ ни разу.
     Ќо всем вольностЯм скоро пришел конец.


        ѓлава девЯтаЯ. ЏЂ‹Ћ—ЉЂ, ЏЂ‹Ћ—ЉЂ, ЏЂ‹Ћ—ЉЂ, Џџ’Ђџ, „‚Ђ„–Ђ’Ђџ, ‘Ћ’Ђџ...


     Ќаверно, он бывал у нас еще до нашего возвращениЯ в город: все  знали
его  во  дворе,  и  то  неопределенно-насмешливое  отношение,  которое  он
встречал у ‘ковородниковых и тети „аши, уже сложилось. Ќо теперь  он  стал
приходить почти каждый день. €ногда он приносил  что-нибудь,  но,  честное
слово, Я не съел ни одной его сливы, ни одного стручка, ни одной карамели!
     Ћн был кудреватый, усы  -  кольцами,  с  жирным  лицом,  но  довольно
стройный. ѓустой голос его был, по-моему, очень противен.  Ћн  лечилсЯ  от
угрей, заметных на его смуглой коже. Ќо со всеми своими угрЯми и  кудрЯми,
со своим густым противным голосом он, к сожалению, нравилсЯ моей матери  -
разве иначе стал бы он бывать у нас почти ежедневно? „а, он  нравилсЯ  ей.
Џри нем она становилась совсем другаЯ, смеЯлась и  даже  начинала  так  же
длинно говорить, как и  он.  Ћднажды  Я  видел,  как  она  сидела  одна  и
улыбалась, - Я по ее лицу догадалсЯ, что она думает  о  нем.  „ругой  раз,
разговариваЯ с тетей „ашей,  она  сказала  про  кого-то:  "Ќенормальностей
сколько угодно". ќто были его слова.
     ”амилиЯ его была ’имошкин, но он почему-то называл себЯ ѓаер Љулий, -
до сих пор не знаю, что он хотел этим сказать. Џомню только, что он  любил
говорить матери, что "в жизни он бедный гаер" и что  "жизнь  швырЯла  его,
как щелку".
     Џри этом он делал значительное лицо  и  с  глупым,  задумчивым  видом
смотрел на мать.
     € этот гаер бывал теперь у  нас  каждый  вечер.  ‚от  один  из  таких
вечеров.
     ЉухоннаЯ лампа висит на стене, и вихрастаЯ тень моей головы закрывает
тетрадку, - бутылку чернил  и  руку,  котораЯ,  беспомощно  скрипЯ  пером,
двигаетсЯ по бумаге. џ сижу за столом, от стараниЯ упираЯсь Языком в щеку,
и вывожу палочки - одну, другую,  третью,  сотую,  тысЯчную.  џ  вывел  не
меньше миллиона палочек, потому что мой учитель утверждал, что,  пока  они
не будут "попиндикулЯрны", дальше двигатьсЯ ни в коем  случае  нельзЯ.  Ћн
сидит рЯдом со мной и учит менЯ, по временам снисходительно поглЯдываЯ  на
мать. Ћн учит не только как писать, но и как жить, и от  этих  бесконечных
дурацких рассуждений у менЯ начинает кружитьсЯ голова, и  палочки  выходЯт
пузатые,   хвостатые,   какие   угодно,   но   только   не   прЯмые,    не
"попиндикулЯрные".
     - Љаждому охота схватить лакомый кусок, - говорит он, - и к этому  по
природе каждый должен стремитьсЯ.  Ќо  можно  ли  подобный  кусок  назвать
обеспечивающим Явлением - это еще вопрос!
     Џалочка, палочка, палочка, пЯтаЯ, двадцатаЯ, сотаЯ...
     - џ, например, с детства попал в трудную атмосферу, и мне  отнюдь  не
удалось рассчитывать на рабочую силу моей матери. Ќаоборот, когда семейнаЯ
жизнь пришла у нас к развалу и отца,  как  обвиненного  в  краже  лошадей,
приговорили к тюремному заключению, не  кто  иной,  как  Я,  был  вынужден
добывать кусок хлеба.
     Џалочка, палочка, толстаЯ, тонкаЯ, криваЯ, пузатаЯ, пЯтаЯ, двадцатаЯ,
сотаЯ...
     - Џечально то, что, вернувшись  из  тюрьмы,  отец  стал  выпивать,  а
поскольку человек углублЯетсЯ в  пьЯнство,  постольку  разрушаетсЯ  и  его
хозЯйство. Џотом его встрела смерть, и, безусловно, скоропостижнаЯ, потому
что она Явилась следствием обдираниЯ павшей лошади.
     џ отлично знаю, что произошло потом с отцом моего учителЯ: он распух,
и "начатый делать гроб пришлось спешно переделывать, ибо фигура  покойника
до трех раз превзошла его живого по  объему".  ќта  отвратительнаЯ  смерть
однажды приснилась мне...
     Џалочка, палочка, палочка... перо скрипит, палочка, клЯкса...
     - € опустела наша родоваЯ избенка. Ќо Я отнюдь не пал духом и не  сел
на шею матери в одиннадцать лет.
     “читель смотрит на менЯ. Њне только десЯть, но Я  начинаю  беспокойно
ерзать на табурете.
     - џ поступил в ресторан, Я стал слугой и побегушкой, но перестал, как
лишний рот, отражатьсЯ на заработке моей матери.
     Ѓез сомнениЯ, именно эта  удивительнаЯ  манера  выражатьсЯ  произвела
такое сильное впечатление на мою мать. …сли бы ѓаер говорил просто; она бы
мигом догадалась,  что  это  обыкновенный  человек  -  глупый,  ленивый  и
жестокий. ‚прочем, о том, что он очень жесток, она скоро узнала.
     Ћна сидит за тем же столом и слушает его, как зачарованнаЯ. Ћна чинит
рубашки - отцовские рубашки, -  и  Я  знаю,  длЯ  кого  она  их  чинит.  ‘
предчувствием какой-то беды Я поднимаю глаза на ее бледное лицо, на черные
волосы с пробором посредине, на  тонкие  руки  -  и  возвращаюсь  к  своим
палочкам... Ћчень хочетсЯ провести хоть одну, длинную черту вдоль строчки,
вышел  бы  прекрасный  забор,   -   но   нельзЯ!   Џалочки   должны   быть
"попиндикулЯрны".
     - Њежду тем моЯ мать, - продолжал ѓаер, - стала заметно подаватьсЯ  в
сторону доброхотных подаЯний. —то же Я сделал?  ‘ознаваЯ,  что  длЯ  моего
развитиЯ это ЯвлЯетсЯ безусловным  минусом,  Я  обратилсЯ  к  моему  дЯде,
незабвенной памЯти Ќиките ‡уеву, и попросил его повлиЯть на мать...
     ‘отый  раз  Я  слышу  про  этого  незабвенной  памЯти  дЯдю,  и   мне
представлЯетсЯ, как старый жирный  человек  с  таким  же  угреватым  лицом
приезжает  на  розвальнЯх  из  деревни,  снимает  желтую  шубу  и  входит,
отрЯхиваЯ снег и крестЯсь на икону. Ћн бьет мать, а маленький  ѓаер  Љулий
стоит и спокойно смотрит, как бьют его мать.
     Џалочки, палочки... но забор уже давно нарисован, и  хотЯ  Я  отлично
знаю, что мне сейчас попадет, Я быстро рисую  над  забором  солнце,  птиц,
облака. ЏродолжаЯ говорить, ѓаер коситсЯ на  менЯ,  Я  торопливо  закрываю
солнце и птиц рукавом. Џоздно! Ћн берет в руки мою тетрадку. Ћн  поднимает
брови. џ встаю.
     - Ђ вот теперь посмотрите,  ЂксиньЯ  ”едоровна,  чем  занимаетсЯ  ваш
любезный сынок!
     € моЯ мать, котораЯ никогда не била детей, пока был жив  отец,  берет
менЯ за ухо и  стучит  моей  головой  о  стол.  Ѓывали  и  другие  вечера:
случалось, что мой будущий отчим читал вслух, - и как не похожи  были  эти
чтениЯ на наши с Џетькой  ‘ковородниковым  в  ‘оборном  саду.  ѓаер  читал
всегда одну и ту же книгу: "€з дневника артурца", с таким  стихотворением,
напечатанным на обложке:

                Ќыне полный кавалер,
                ‡ащищаЯ царЯ и отечество,
                куры своей не жалел,
                ЏЯть ран и две контузии получил,
                Ќо хорошо и врага проучил.

     € эту книгу он читал с таким назидательно-угрожающим выражением,  как
будто не кто иной, как Я, был виноват во всех бедствиЯх храброго артурца.
     “роки прекратились в тот день,  когда  ѓаер  Љулий  переехал  к  нам.
Ќакануне была отпразднована свадьба, на которую,  сказавшись  больной,  не
пришла тетЯ „аша.
     џ помню, какаЯ нарЯднаЯ сидела на свадьбе  мать.  Ћна  была  в  белой
жакетке рытого бархата - подарок жениха - и причесана, как  девушка:  косы
крест на крест вокруг  головы.  Ћна  разговаривала,  пила,  улыбалась,  но
иногда со странным выражением проводила рукой по лицу. ѓаер Љулий произнес
речь, в которой указал на свои заслуги перед  бедной  семьей,  "безусловно
шедшей  к  развалу,  поскольку  ее  бывший  глава  оставил  разрушительную
картину", и, между прочим, упомЯнул о  том,  что  он  открыл  передо  мной
"общее образование", очевидно понимаЯ под  этим  словом  "папиндикулЯрные"
палочки.
     …два ли мама слышала эту речь. Ћпустив  глаза,  она  сидела  рЯдом  с
женихом и, вдруг нахмурЯсь,  смотрела  прЯмо  перед  собой  с  растерЯнным
выражением.
     ‘тарик ‘ковородников, крепко выпив, подошел к ней и ударил по плечу.
     - ќх, ЂксиньЯ, променЯла ты...
     Ћна стала беспомощно, торопливо улыбатьсЯ.
     ЊесЯца два после свадьбы мой отчим служил на пристани в  конторе,  и,
хотЯ очень тЯжело было видеть, как он приходит и садитсЯ, развалЯсь, на то
место, где прежде сидел отец, и ест его ложкой, из его  тарелки,  все-таки
еще можно было жить, убегаЯ, отмалчиваЯсь, возвращаЯсь домой, когда он уже
спал. Ќо вскоре, за какие-то темные дела его выгнали из конторы,  и  жизнь
сразу стала невыносимой. ЌесчастнаЯ мысль  занЯтьсЯ  нашим  воспитанием  -
моим и сестры - пришла в эту туманную голову, и у менЯ не стало больше  ни
одной свободной минутки.
     ’еперь Я догадываюсь, что в юности он служил в лакеЯх - видел  же  он
где-нибудь все эти смешные и странные штуки, которым он подвергал  менЯ  и
сестру!
     Џрежде всего он потребовал, чтобы мы приходили здороватьсЯ с  ним  по
утрам, хотЯ мы спали на полу в двух шагах от его кровати. € мы  приходили.
Ќо никакие силы не могли заставить менЯ произнести: "„оброе утро, папа!"
     “тро было не доброе, и папа был не  папа.  ЌельзЯ  было  прежде  него
садитьсЯ за стол, а чтобы встать, нужно было попросить у него  позволениЯ.
Њы должны были благодарить его, хотЯ мать по прежнему стирала в  больнице,
а обед, купленный на ее и мои деньги, варила  сестра.  џ  помню  отчаЯние,
овладевшее мною, когда беднаЯ ‘анЯ встала из-за стала и, некрасиво присев,
как он ее учил, сказала в первый  раз:  "Ѓлагодарю  вас,  папа".  Љак  мне
хотелось бросить в это толстое лицо тарелку  с  недоеденной  кашей!  џ  не
сделал этого и до сих пор сожалею...
     Љак Я его ненавидел! Њне противны были его  походка,  его  храп,  его
волосы, даже его сапоги, которые с мрачной энергией он сам  чистил  каждое
утро. ЏросыпаЯсь по ночам, Я подолгу с ненавистно смотрел на  его  толстое
спЯщее лицо. Ћн не подозревал, какой опасности подвергалсЯ! џ бы убил его,
если бы не тетЯ „аша


        ѓлава десЯтаЯ. ’…’џ „ЂЂ


     џ не стал бы, пожалуй, и вспоминать это  времЯ,  но  другой  и  милый
образ встает передо мной - тетЯ „аша, которую Я тогда впервые  сознательно
оценил и полюбил.
     џ приходил к ней и молчал - она и так все знала.
     —тобы утешить менЯ, она  рассказывала  мне  историю  своей  жизни.  ‘
удивлением Я узнал, что ей нет еще  и  сорока  лет!  Ђ  мне  она  казалась
настоЯщей бабушкой, в  особенности,  когда,  надев  очки,  она  читала  по
вечерам чужие письма, занесенные  на  наш  двор  половодьем  (она  их  еще
читала).
     „вадцати пЯти лет она осталась вдовой: ее муж был убит в самом начале
русско-Японской войны.  Ќа  комоде,  накрытом  кружевной  накидкой,  между
вазами голубого витого стекла стоЯл его портрет. Ђ за портретом  хранилось
письмо, которое Я, разумеетсЯ, знал наизусть.  ЏоходнаЯ  канцелЯриЯ  26-го
‚осточно-‘ибирского стрелкового полка извещала  тетю  „ашу,  что  ее  муж,
рЯдовой ”едор Ђлександрович ”едоров, награжденный знаками отличиЯ военного
ордена 3-й и 4-й степеней, пал геройской смертью в бою с Японцами.  ѓерой!
„олго еще при этом слове мне представлЯлсЯ коротко остриженный  мужчина  с
усами и бородкой, сидЯщий на фоне снежных гор в камышовом кресле.
     Љаждый вечер тетЯ „аша читала по одному письму - это  стало  длЯ  нее
чем-то вроде обрЯда. ЋбрЯд начиналсЯ  с  того,  что  тетЯ  „аша  пробовала
угадать содержание письма по конверту, по адресу,  в  большинстве  случаев
совершенно размытому водой.
     Џотом происходило чтение -  именно  происходило,  -  неторопливое,  с
долгими вздохами, с ворчаньем, когда попадались неразборчивые слова.  ’етЯ
„аша  радовалась  чужим  радостЯм,  сочувствовала  чужим  горестЯм   одних
поругивала, других хвалила. ‚ыходило, одним словом,  что  все  эти  письма
адресованы ей. ’очно так же она читала и книги. ‘емейные и  любовные  дела
разных кнЯзей и графов, героев приложений к журналу  "ђодина",  тетЯ  „аша
разбирала так, как будто все кнЯзьЯ и графы жили на соседнем дворе.
     - Ђ барон-то ‹., - говорила она оживленно, - так Я и  знала,  что  он
бросит мадам де ‘ан-‘у. ЊилаЯ, милаЯ, а вот - на тебе! •орош, голубчик!
     Љогда, спасаЯсь от ѓаера ЉулиЯ, Я проводил  у  нее  вечера,  она  уже
дочитывала почту - оставалось не больше пЯтнадцати писем. ‘реди  них  было
одно, которое Я должен привести здесь. ’етЯ „аша не понЯла его. Ќо  мне  и
тогда казалось,  что  оно  чем-то  свЯзано  с  письмом  штурмана  дальнего
плаваниЯ...
     ‚от оно (первые строчки тетЯ „аша не могла разобрать):
     "...молю тебЯ об одном: не верь этому человеку! Њожно смело  сказать,
что всеми нашими неудачами мы  обЯзаны  только  ему.  „остаточно,  что  из
шестидесЯти собак, которых он продал нам в Ђрхангельске, большую часть еще
на Ќовой ‡емле пришлось пристрелить.  ‚от  как  дорого  обошлась  нам  эта
услуга. Ќе только Я один - всЯ экспедициЯ шлет ему проклЯтиЯ.  Њы  шли  на
риск, мы знали, что идем на риск, но мы не ждали такого удара.
     ЋстаетсЯ делать все, что в наших силах. Љак много Я мог бы рассказать
тебе о нашем путешествии! „лЯ Љатюшки хватило бы историй на целую зиму. Ќо
какой ценой приходитсЯ расплачиватьсЯ, боже  мой!  џ  не  хочу,  чтобы  ты
подумала, что наше  положение  безнадежно.  Ќо  вы  все-таки  не  особенно
ждите..."
     ’етЯ  „аша  читала  запинаЯсь,  поглЯдываЯ  на  менЯ  через  очки   с
поучительным выражением. џ слушал ее. џ не знал, что через  несколько  лет
буду мучительно вспоминать каждое слово
     Џисьмо была длинное на семи или восьми страницах - подробный  рассказ
о жизни кораблЯ, затертого льдами и медленно двигающегосЯ на  север.  ЊенЯ
особенно поразило, что лед был даже в каютах  и  каждое  утро  приходилось
вырубать его топором.
     џ мог бы рассказать своими словами о том, как, охотЯсь  на  медведей,
упал в трещину и разбилсЯ насмерть матрос
     ‘качков, о том, как все измучились,  ухаживаЯ  за  больным  механиком
’иссом.  Ќо  дословно  Я  запомнил  только  те  несколько  строк,  которые
приведены выше. ’етЯ „аша все читала, вздыхаЯ, - и словно туманнаЯ картина
представлЯлась мне: белые палатки на белом  снегу;  собаки,  тЯжело  дыша,
тащат сани;  огромный  человек,  великан  в  меховых  сапогах,  в  меховой
высоченной шапке, идет навстречу санЯм, как поп в меховой рЯсе... Ћднажды,
придЯ к тете „аше, Я застал ее в слезах. Ћна  плакала  перед  комодом,  на
котором стоЯл портрет ее мужа, героЯ русско-Японской войны.  “видев  менЯ,
она содрала с головы платок.
     - ‚от что делает со мною, кровопийца, ругатель, - сказала она  мне  с
такой злобой, что Я удивилсЯ. - ‚от как надругалсЯ! „умаете, сирота, так и
некому менЯ охранить? ЌайдетсЯ!
     - ’етЯ „аша!
     - ЌайдетсЯ! - повторила она и снова заплакала. - Ќе буду Я терпеть.
     “еду, вот тебе и всЯ стать. Џоминай, как звали!
     Ћна села на кровать, снЯла ботинок и швырнула его об пол
     - Џускай возьмут тебЯ черти! - сказала она торжественно. - € сам  ты,
старый черт, помни и знай! џ тебе не  пара.  Ќе  будет  этого  никогда,  џ
понЯл, что она ругала старика ‘ковородникова, и спросил, что он сделал. Ќо
она  только  махнула  рукой.  Њне  еще  тогда  показалось,  что  она  сама
хорошенько не знает, обидел он ее или нет. ‚о всЯком случае, он сказал  ей
что-то  особенное,  потому  что  вечером  тетЯ  „аша  надела  свой  черный
кружевной платок и пошла  к  цыганке-гадалке,  котораЯ  жила  на  соседнем
дворе. ‚ернулась она задумчиваЯ, тихаЯ и больше не ругала  ‘ковородникова;
наоборот, вдруг сказала про себЯ: "и непьющий".
     ќто странное поведение продолжалось и на следующий  день.  ’етЯ  „аша
сидела во дворе и вЯзала, когда у ворот поЯвилсЯ  незнакомый  красномордый
человек в грЯзном парусиновом пальто, в толстых сапогах. Ћсмотревшись,  он
направилсЯ к старику ‘ковородникову, варившему свой универсальный клей  на
крыльце.
     - ќто вы-с продаете дом? ‘ковородников посмотрел на  него,  потом  на
тетю „ашу.
     - џ, - отвечал он, - продаю этот  дом  и  все  имущество  по  причине
отъезда.
     ’етЯ „аша взволнованно зашептала, зашептала, вскочила,  уронив  стул,
и, как вчера, содрала с головы платок.
     - ‡емлЯ имеетсЯ?
     - €мею землю, ограниченную в пределах забора.
     ’етЯ „аша шептала все громче.
     - Ќе продаетсЯ! - вдруг закричала  она.  -  Ќе  продажный  этот  дом!
“ходите! ‘ковородников с хитрым выражением закрыл один глаз.
     - ’ы хозЯин? - вдруг быстро спросил его человек в парусиновом пальто.
     - џ.
     - ’ак что же - продаешь, нет?
     - ‚от, говорЯт - не продаетсЯ, - самодовольно сказал ‘ковородников  и
захохотал.
     Џетька был при этой сцене. Ћн стоЯл на пороге  кухни  и  презрительно
усмехалсЯ. џ ничего не понимал. Ќо вскоре все разъЯснилось.


        ѓлава одиннадцатаЯ. ђЂ‡ѓЋ‚Ћђ ‘ Џ…’њЉЋ‰


     …ще сидЯ над "попиндикулЯрными" палочками, Я задумал удрать.  Ќедаром
рисовал Я над забором солнце, птиц, облака! Џотом Я забыл эту мысль. Ќо  с
каждым днем мне все трудней становилось возвращатьсЯ домой.
     ‘ матерью Я почти не встречалсЯ.  Ћна  уходила,  когда  Я  еще  спал.
€ногда, просыпаЯсь по ночам, Я видел ее за  столом.  ЃелаЯ,  как  мел,  от
усталости, она медленно ела, и даже ѓаер немного робел,  встречаЯсь  с  ее
черными из подлобьЯ глазами.
     ‘естру Я очень любил. Ќо уж лучше бы Я и ее не любил.  џ  помню,  как
этот подлец ѓаер избил ее до полусмерти  за  то,  что  она  пролила  рюмку
постного масла. …е прогнали из-за стола, но Я тайком принес  ей  картошки.
Ћна ела ее и горько плакала и вдруг спохватилась - не потерЯла ли она свои
цветные стеклышки, когда ее били. ‘теклышки нашлись. Ћна засмеЯлась, доела
картошку и снова начала плакать...
     „олжно быть, уже приближалась осень, потому что мы с Џетькой  бродили
по ‘оборному саду и подкидывали босыми ногами листьЯ. Џетька  врал,  будто
старинный, прикрытый горкой подкоп, на котором мы сидели, ведет из сада на
тот берег реки под водой и будто Џетька один раз дошел до середины.
     - ‚сю ночь шел, - небрежно сказал Џетька. -  ’ам  скелеты  на  каждом
шагу
     ‘ горки был виден на  высоком  берегу  Џокровский  монастырь,  белый,
окруженный невысокими крытыми стенами, за ним - луга,  то  светло-зеленые,
то желтые, под ветром менЯвшие цвета, как море.
     Ќо тогда мы с Џетькой очень мало думали о красоте природы. Њы  лежали
на горке вниз животами и сосали  какие-то  горькие  корешки,  про  которые
Џетька говорил, что они сладкие.
     ЏомнитсЯ, разговор началсЯ с крыс: живут ли в подкопе  крысы?  Џетька
сказал,  что  живут,  сам  видел,  и  что  у  крыс,  как  у  пчел,  бывает
царица-матка.
     - Ћни в високосный год все передохнут, - добавил он, - а царица опЯть
наплодит. Ћна громаднаЯ, как зайчиха.
     - ‚решь!
     - ‚от те крест, -  равнодушно  сказал  Џетька.  “  нас  было  как  бы
условлено, о чем можно врать, а о чем нет. Њы  уже  и  тогда,  мальчиками,
уважали друг друга.
     - Ђ в  ’уркестане  крыс  нет,  -  задумчиво  добавил  Џетька,  -  там
тушканчики, и в степи полевые крысы. Ќо это совсем другое: они едЯт траву,
вроде кроликов. Ћн часто говорил о ’уркестане. ќто  был,  по  его  словам,
город, в котором груши, Яблоки, апельсины росли прЯмо на улицах,  так  что
можно срывать их сколько угодно и никто за это  не  всадит  тебе  в  спину
хороший зарЯд соли, как сторожа в  наших  фруктовых  садах.  ‘пЯт  там  на
коврах под открытым небом, потому что зимы не  бывает,  а  ходЯт  в  одних
халатах - ни тебе сапог, ни пальто
     - ’ам турки живут. ‚се вооруженные поголовно. Љривые шашки в серебре,
за опоЯском нож, а на груди патроны. Џоехали, а?
     џ решил, что он шутит. Ќо он не шутил. Ќемного  побледнев,  он  вдруг
отвернулсЯ от менЯ и встал,  взволнованно  глЯдЯ  на  далекий  берег,  где
знакомый старый рыбак спал над своими удочками, у самой воды  вставленными
в гальку. Њы помолчали.
     - Ђ батька? Ћтпустит?
     - ‘тану Я его спрашивать! …му теперь не до менЯ.
     - Џочему?
     - Џотому что он женитсЯ, - с презрением сказал Џетька.
     џ был поражен.
     - Ќа ком?
     - Ќа тете „аше.
     - ‚решь!
     - Ћн ей сказал, что если она за него не выйдет, он дом продаст, а сам
пойдет  по  деревнЯм  кастрюли  лудить.  Ћна  сперва  ершилась,  а   потом
согласилась. ‚люблена, что ли, - презрительно добавил Џетька и плюнул.
     џ еще не верил. ’етЯ „аша! ‡амуж! ‡а старика ‘ковородникова? Љоторого
она так ругала?
     - Ђ тебе что?
     - Ќичего! - сказал Џетька.
     Ћн насупилсЯ и заговорил о другом. „ва года  тому  назад  умерла  его
мать, и он, плача, не помнЯ себЯ, пошел со двора и забрел так далеко,  что
его насилу отыскали џ вспомнил, как его за это дразнили мальчишки.
     Њы еще немного поговорили, а потом  легли  на  спину,  раскинув  руки
крестом, и стали смотреть в небо. Џетька уверЯл, что  если  так  пролежать
минут двадцать не мигаЯ, можно днем увидеть звезды и луну. € вот мы лежали
и смотрели. Ќебо было Ясное, просторное;  где-то  высоко,  перегонЯЯ  друг
друга, быстро шли облака. ѓлаза мои налились слезами, но Я  изо  всех  сил
старалсЯ не мигать. ‹уны все не было, а про  звезды  Я  сразу  понЯл,  что
Џетька соврал.
     ѓде-то шумел мотор. Њне показалось, что это военный грузовик работает
на  пристани  (пристань  была  внизу,  под  крепостной  стеной).  Ќо   шум
приближалсЯ.
     - Ђэроплан, - сказал Џетька.
     Ћн летел, освещенный солнцем, серый,  похожий  на  красивую  крылатую
рыбу. Ћблака надвигались на него,  он  летел  против  ветра.  Ќо  с  какой
свободой, впервые поразившей менЯ, он обошел облака! ‚от  он  был  уже  за
Џокровским монастырем, чернаЯ крестообразнаЯ тень, бежала за ним по  лугам
на той стороне реки, Ћн давно исчез, а мне все казалось, что  Я  еще  вижу
вдалеке маленькие серые крыльЯ.


        ѓлава двенадцатаЯ. ѓЂ…ђ Љ“‹€‰ ‚ ЃЂ’Ђ‹њЋЌ… ‘Њ…ђ’€


     “ Џетьки был родной дЯдЯ в Њоскве, и весь наш план держалсЯ  на  этом
дЯде. „ЯдЯ работал на железной дороге - Џетька утверждал, что  машинистом,
а Я думал, что кочегаром. ‚о всЯком случае, прежде Џетька  всегда  называл
его кочегаром. ќтот машинист-кочегар служил  на  поездах,  пЯть  лет  тому
назад ходивших из Њосквы в ’ашкент. џ говорю с такой точностью - пЯть  лет
- потому, что от дЯди уже пЯть лет не было писем. Ќо Џетька  говорил,  что
это ничего не значит, потому что дЯдЯ всегда редко писал, а работает он на
тех же самых поездах, тем более что последнее письмо пришло из ‘амары.  Њы
вместе посмотрели карту, и действительно оказалось, что  ‘амара  находитсЯ
между Њосквой и ’ашкентом.
     ‘ловом, нужно было только разыскать  этого  дЯдю.  Ђдрес  его  Џетька
знал, - если бы и не знал, всегда можно по фамилии найти человека.  Ќасчет
фамилии у нас не было ни малейших сомнений: ‘ковородников - такаЯ же,  как
у Џетьки.
     ’ак представлЯлась нам втораЯ часть  пути:  дЯдЯ  должен  был  просто
отвезти нас из Њосквы в ’ашкент на паровозе. Ќо как добратьсЯ до Њосквы?
     Џетька не уговаривал менЯ. Ќо с  каменным  лицом  он  выслушивал  мои
робкие возражениЯ. Ћн не отвечал мне - ему было все Ясно. Ђ мне Ясно  было
только одно: если бы не ѓаер, Я бы никуда не ушел. € вдруг оказалось,  что
он уходит, - он уходит, а Я остаюсь.
     ќто был памЯтный день. ‚ военной форме, в новых, блестЯщих, скрипЯщих
сапогах, в фуражке набекрень, из-под которой ровной волной выходили кудри,
он ЯвилсЯ домой и положил на стол двести рублей. Џо тому времени это  были
неслыханные деньги, мать с невольной жадностью прикрыла их руками.
     Ќа менЯ и Џетьку и всех мальчишек с нашего двора поразили не  деньги,
- нет! ‘овсем другое. Ќа рукаве его форменной гимнастерки был вышит череп,
а под черепом - скрещенные кости, Ћтчим, поступил в батальон смерти.
     Ѓез сомнениЯ, мои читатели  не  помнЯт  этих  батальонов.  —еловек  с
барабаном вдруг поЯвлЯлсЯ на каком-нибудь собрании, на  гулЯнье  -  везде,
где было много народу. Ћн бил в  барабан  -  все  умолкали.  ’огда  другой
человек, большей частью офицер с таким же черепом и костЯми на рукаве, как
у моего отчима, начинал говорить. Ћт  имени  ‚ременного  правительства  он
приглашал всех в батальон смерти. Ќо  хотЯ  он  и  утверждал,  что  каждый
записавшийсЯ  получит  шестьдесЯт   рублей   в   месЯц   плюс   офицерское
обмундирование,  не  считаЯ  подъемных,  никому  не  хотелось  умирать  за
‚ременное правительство, и в батальон смерти записывались главным  образом
такие жулики, как мой отчим.
     Ќо в тот день, когда, торжественно-мрачный, он пришел домой  в  новой
форме и принес двести рублей, он никому  не  казалсЯ  жуликом.  „аже  тетЯ
„аша, котораЯ его ненавидела, вышла и неестественно поклонилась.
     ‚ечером он пригласил гостей и произнес речь.
     - ‚се эти проделываемые начальством процедуры, - сказал он,  -  имеют
назначение оградить свободу революции  от  нищих,  абсолютное  большинство
которых составлЯют евреи. Ќищие и большевики создают подлую  авантюру,  от
которой, безусловно, страдают все плоды существующего  порЯдка.  „лЯ  нас,
защитников свободы, эта трагедиЯ решаетсЯ очень просто. Њы  берем  в  свои
руки оружие, и горе тому, кто ради удовлетворениЯ личной власти  покуситсЯ
на революцию и свободу! ‘вобода стоит дорого.
     ‡адешево мы ее не отдадим! ’акова в общих  чертах  окружающаЯ  момент
обстановка!
     Њать была очень весела в  этот  вечер.  ‚  белой  бархатной  жакетке,
котораЯ очень шла ей, она с бутылкой вина обходила гостей и  после  каждой
рюмки все подливала. ЏриЯтель отчима, коротенький любезный  толстЯк,  тоже
из батальона смерти, встал и почтительно предложил выпить за ее  здоровье.
Ћн от души смеЯлсЯ, когда отчим говорил, а  теперь  стал  очень  серьезен.
‚ысоко поднЯв бокал с вином, он  чокнулсЯ  с  матерью  и  коротко  сказал:
"“ра!"
     ‚се закричали "ура". Ћна смутилась. Ќемного порозовев, она  вышла  на
середину комнаты и низко, по-старинному, поклонилась.
     - Љрасавица! - громко сказал толстЯк.
     Џотом старик ‘ковородников произнес ответную  речь.  Ћн  был  пьЯн  и
поэтому говорил с очень длинными паузами, во времЯ которых все молчали.
     - Љаждый должен понимать о смерти, - сурово сказал он.  -  ’ем  более
кое-кто только напрасно коптит небо, и ему одна дорога - в  ваш  батальон.
Ќо менЯ, например, туда калачом не заманишь. Џочему? Џотому что Я за  вашу
свободу умирать не желаю. ‚аша свобода - это торговлЯ. € ваш батальон - та
же торговлЯ. Џродажа своей будущей смерти за двести рублей.  Џозвольте,  а
если Я не умру? „еньги обратно?
     Ћн сказал еще что-то про министров-капиталистов и сел.  ‘жав  кулаки,
отчим подошел к нему.  Џлохо  кончилсЯ  бы  этот  праздник...  Ќо  толстЯк
(который от души смеЯлсЯ и над ответной речью) вскочил  и  бросилсЯ  между
ними. Џока он уговаривал отчима, ‘ковородников вышел, нарочно громко стуча
сапогами.
     Ќо праздник все-таки кончилсЯ плохо.


        ѓлава тринадцатаЯ. „Ђ‹њЌ€… ЏђЋ‚Ћ„›


     „олжно быть, шел третий час, Я  давно  спал  и  проснулсЯ  от  крика.
’абачный дым неподвижно висел над столом, все давно ушли,  отчим  спал  на
полу, раскинув руки и ноги. Љрик повторилсЯ, Я узнал  голос  тети  „аши  и
подошел к окну. ЉакаЯ-то женщина лежала на дворе, и тетЯ „аша громко  дула
ей в рот.
     - ’етЯ „аша!
     Љак будто не слыша менЯ, тетЯ „аша вскочила, зачем-то обежала наш дом
и постучала в окно.
     - ‚оды дайте! Џетр €ваныч! ’ам ЂксиньЯ лежит!
     џ открыл дверь, она вошла и стала будить отчима.
     - Џетр €ваныч! Ђх ты, господи! - Ћтчим только мычал. - ‘анЯ, нужно ее
сюда перенести, она, должно  быть,  упала  во  дворе  и  расшиблась.  Џетр
€ваныч!
     ‘ закрытыми глазами отчим сел, потом снова  лег.  ’ак  мы  его  и  не
добудились.
     ‚сю ночь мы возились с матерью, и только под утро она пришла в  себЯ.
ќто был простой обморок, но, падаЯ, она ударилась головой о камни, и мы, к
несчастью, узнали об этом лишь от доктора к  вечеру  другого  днЯ.  „октор
велел прикладывать лед. Ќо покупать лед всем показалось странным,  и  тетЯ
„аша решила вместо льда прикладывать мокрое полотенце.
     џ помню, как ‘анЯ выбегала во двор, плача, мочила полотенце в ведре и
возвращалась, вытираЯ слезы  ладонью.  Њать  лежала  спокойнаЯ,  такаЯ  же
бледнаЯ, как всегда. Ќи разу она не спросила об  отчиме,  на  другой  день
перебравшемсЯ в свой батальон, но зато нас - менЯ и сестру - не  отпускала
от себЯ ни на шаг. ’ошнота мучила ее, она поминутно  щурилась,  как  будто
старалась что-то разглЯдеть, и это почему-то очень не нравилось тете „аше.
Ћна проболела три недели и, кажетсЯ, уже начинала поправлЯтьсЯ. € вдруг на
нее "нашло".
     Ћднажды Я проснулсЯ под утро и  увидел,  что  она  сидит  в  постели,
спустив босые ноги на пол.
     - Њама!
     Ћна посмотрела на менЯ исподлобьЯ, и вдруг Я понЯл, что она  менЯ  не
видит.
     - Њама! Њама!
     ‚се с тем же внимательным, строгим выражением она  отвела  мои  руки,
когда Я хотел ее уложить... ‘ этого днЯ она перестала есть, и доктор велел
кормить ее насильно Яйцами и маслом. ќто был прекрасный совет, но у нас не
было денег, а в городе не было ни Яиц, ни масла.
     ’етЯ „аша ругала ее и плакала, а  мать  лежала  рассеЯннаЯ,  мрачнаЯ,
перекинув на грудь черные косы, и не говорила ни слова. ’олько раз,  когда
тетЯ „аша в отчаЯнии объЯвила, что она знает, почему мать  не  ест,  -  не
хочет жить, потому и не ест, - мать  пробормотала  что-то,  нахмурилась  и
отвернулась.
     Ћна стала очень ласкова со мной с тех пор, как заболела, и  даже  как
будто полюбила не меньше, чем ‘аню. —асто она подолгу смотрела на  менЯ  -
внимательно и, кажетсЯ, с каким-то удивлением. Ќикогда она не  плакала  до
болезни, а теперь - каждый день, и  Я  понимал,