        ‚ениамин Љаверин. „ва капитана

--------------------
‚ениамин Љаверин. „ва капитана
_________________________________
File from wasq@demo.nikiet.msk.su
--------------------


         * —Ђ‘’њ Џ…ђ‚Ђџ. „…’‘’‚Ћ * 


        ѓлава перваЯ. Џ€‘њЊЋ. ‡Ђ ѓЋ‹“Ѓ›Њ ђЂЉЋЊ


     Џомню просторный грЯзный двор и низкие  домики,  обнесенные  забором.
„вор сеЯл у самой реки, и по веснам, когда  спадала  полаЯ  вода,  он  был
усеЯн щепой и ракушками,  а  иногда  и  другими,  куда  более  интересными
вещами. ’ак, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку,  а  потом  вода
принесла и осторожно положила на берег Я самого почтальона.  Ћн  лежал  на
спине, закинув руки, как будто заслонЯсь от солнца,  еще  совсем  молодой,
белокурый, в форменной  тужурке  с  блестЯщими  пуговицами:  должно  быть,
отправлЯЯсь в свой последний рейс, почтальон начистил их мелом.
     ‘умку отобрал городовой, а письма, так как они размокли и уже  никуда
не годились, взЯла себе тетЯ „аша. Ќо они не совсем размокли:  сумка  была
новаЯ, кожанаЯ и плотно запиралась. Љаждый вечер тетЯ „аша читала вслух по
одному письму, иногда только мне, а  иногда  всему  двору.  ќто  было  так
интересно, что  старухи,  ходившие  к  ‘ковородникову  играть  в  "козла",
бросали карты и присоединЯлись к нам. Ћдно из этих писем тетЯ „аша  читала
чаще других - так часто, что, в конце концов, Я выучил его наизусть. ‘ тех
пор прошло много лет, но Я еще помню его от первого до последнего слова.

     "ѓлубокоуважаемаЯ ЊариЯ ‚асильевна!
     ‘пешу сообщить ‚ам, что €ван ‹ьвович жив и здоров. —етыре месЯца тому
назад Я, согласно его предписаниЯм, покинул шхуну, и  со  мной  тринадцать
человек команды. ЌадеЯсь вскоре увидетьсЯ с ‚ами, не буду  рассказывать  о
вашем тЯжелом  путешествии  на  ‡емлю  ”ранца-€осифа  по  плавучим  льдам.
ЌевероЯтные бедствиЯ и лишениЯ приходилось терпеть. ‘кажу только,  что  из
нашей группы Я  один  благополучно  (если  не  считать  отмороженных  ног)
добралсЯ до мыса ”лоры. "‘в. ”ока" экспедиции лейтенанта  ‘едова  подобрал
менЯ и доставил в Ђрхангельск. џ  осталсЯ  жив,  но  приходитсЯ,  кажетсЯ,
пожалеть об этом, так как в ближайшие дни мне  предстоит  операциЯ,  после
которой останетсЯ только уповать на милосердие Ѓожие, а как  Я  буду  жить
без ног - не знаю. Ќо вот что Я должен сообщить ‚ам: "‘в. ЊариЯ"  замерзла
еще в Љарском море и с октЯбрЯ 1913 года беспрестанно  движетсЯ  на  север
вместе с полЯрными льдами. Љогда  мы  ушли,  шхуна  находилась  на  широте
82ь55'. Ћна стоит спокойно среди ледЯного  полЯ,  или,  вернее,  стоЯла  с
осени 1913 года до моего ухода. Њожет быть, она освободитсЯ и в этом году,
но,  по  моему  мнению,  вероЯтнее,  что  в  будущем,  когда   она   будет
приблизительно в том месте, где освободилсЯ "”рам". Џровизии у  оставшихсЯ
еще довольно, и ее хватит  до  октЯбрЯ-ноЯбрЯ  будущего  года.  ‚о  всЯком
случае, спешу ‚ас уверить, что мы покинули судно не потому, что  положение
его безнадежно. Љонечно, Я  должен  был  выполнить  предписание  командира
кораблЯ, но не скрою, что оно шло  навстречу  моему  желанию.  Љогда  Я  с
тринадцатью матросами уходил с судна, €ван ‹ьвович вручил мне пакет на имЯ
покойного теперь начальника ѓидрографического  управлениЯ,  и  письмо  длЯ
‚ас. Ќе рискую посылать их  почтой,  потому  что  оставшись  один,  дорожу
каждым свидетельством моего честного поведениЯ. Џоэтому прошу ‚ас прислать
за ними или приехать лично в Ђрхангельск, так как не менее трех месЯцев  Я
должен провести в больнице. †ду ‚ашего ответа.

                                ‘ совершенным уважением, готовый к услугам
                                      штурман дальнего плаваниЯ €.Љлимов".

     Ђдрес был размыт водой, но все же видно было, что он написан  тем  же
твердым, прЯмым почерком на толстом пожелтевшем конверте.
     „олжно быть, это письмо стало длЯ менЯ чем-то вроде молитвы, - каждый
вечер Я повторЯл его, дожидаЯсь, когда придет отец.
     Ћн поздно возвращалсЯ с пристани: пароходы  приходили  теперь  каждый
день и грузили не лен Я хлеб, как раньше, а тЯжелые Ящики  с  патронами  и
частЯми орудий. Ћн приходил - грузный,  коренастый,  усатый,  в  маленькой
суконной шапочке, в брезентовых штанах. Њать говорила  и  говорила,  а  он
молча ел и только откашливалсЯ изредка да вытирал усы. Џотом он брал детей
- менЯ Я сестру - и заваливалсЯ на кровать. Ћт него пахло пенькой,  иногда
Яблоками, хлебом, а иногда каким-то протухшим машинным маслом, и Я  пожню,
как от этого запаха мне становилось скучно.
     Њне кажетсЯ, что именно в тот несчастный вечер, лежа рЯдом с отцом, Я
впервые сознательно оценил то, что менЯ окружало. Њаленький, тесный  домик
с низким потолком, оклеенным газетной бумагой, с большой щелью под  окном,
из которой тЯнет свежестью и пахнет рекою, - это наш дом. ЉрасиваЯ  чернаЯ
женщина с распущенными волосами, спЯщаЯ за полу на  двух  мешках,  набитых
соломой,  -  это  моЯ  мать.  Њаленькие  детские  ноги,  торчащие   из-под
лоскутного одеЯла, - это ноги моей  сестры.  •уденький  черный  мальчик  в
больших штанах, который, дрожа, слезает с постели и крадучись  выходит  во
двор, - это Я.
     “же давно было выбрано подходЯщее место, веревка  припасена,  и  даже
хворост сложен у Џролома; - нахватало только  куска  гнилого  мЯса,  чтобы
отправитьсЯ за голубым раком.  ‚  нашей  реке  разноцветное  дно,  и  раки
попадались разноцветные - черные, зеленые, желтые. ќти шли на лЯгушек,  на
костер. Ќо голубой рак - в этом были твердо убеждены все мальчишки  -  шел
только на гнилое мЯсо. ‚чера, наконец, повезло: Я стащил  у  матери  кусок
мЯса Я целый день держал его на солнце. ’еперь оно была  гнилое,  -  чтобы
убедитьсЯ в этом, не нужно было даже брать его в руки...
     џ быстро пробежал по берегу до Џролома: здесь был сложен хворост  длЯ
костра. ‚дали видны были башни - на одном  берегу  ЏокровскаЯ,  на  другом
‘пасскаЯ, в которой, когда началась  война,  устроили  военный  кожевенный
склад. Џетька ‘ковородников уверЯл, что прежде в ‘пасской башне жили черти
и что юн сам видел, как они перебирались  за  наш  берег,  -  перебрались,
затопили паром и пошли жить в Џокровскую башню. Ћн уверЯл, что черти любЯт
курить и пьЯнствовать, что они востроголовые и что среди них много хромых,
потому что они упали с неба. ‚ Џокровской башне они развелись и в  хорошую
погоду выходЯт на реку красть табак, - который рыбаки привЯзывают к сетЯм,
чтобы подкупить водЯного.
     ‘ловом, Я не очень удивилсЯ, когда, раздуваЯ маленький костер, увидел
черную худую фигуру в проломе крепостной стены.
     - ’ы что здесь делаешь, шкет? - спросил черт, совершенно как люди.
     …сли бы Я и мог, Я бы ничего не ответил. џ только смотрел на  него  и
трЯссЯ.
     ‚ эту минуту луна вышла из-за облаков,  а  сторож,  ходивший  на  том
берегу вокруг  кожевенного  склада,  стал  виден  -  большой,  грузный,  с
винтовкой, торчавшей за спиною.
     - ђаков ловишь?
     Ћн легко прыгнул вниз и присел у костра.
     - —то ж ты молчишь, дурак? - спросил он сурово.
     Ќет, это был не черт! ќто был тощий человек без шапки, с  тросточкой,
которой он все времЯ похлопывал себЯ по ногам. џ  не  разглЯдел  лица,  но
зато успел заметить, что пиджак был надет на голое тело, а рубашку заменЯл
шарф.
     - —то ж - ты говорить со мной не хочешь,  подлец?  -  Ћн  ткнул  менЯ
тростью. - Ќу, отвечай! Ћтвечай! €ли...
     Ќе вставаЯ, он схватил менЯ за ногу и потащил к себе. џ замычал.
     - ќ, да ты глухонемой!
     Ћн отпустил менЯ и долго сидел, пошевеливаЯ тросточкой угли.
     - Џрекрасный город, - сказал он с отвращением. -  ‚  каждом  дворе  -
собаки; городовые - зверЯ. ђакоеды проклЯтые!
     € он стал ругатьсЯ.
     …сли бы Я знал, что произойдет через час, Я постаралсЯ бы  запомнить,
что он говорил, хотЯ все равно не мог никому передать ни слова.  Ћн  долго
ругалсЯ, даже плюнул в костер и заскрипел зубами. Џотом замолчал,  закинув
голову - и обнЯв колени. џ мельком взглЯнул на него  и,  кажетсЯ,  пожалел
бы, если бы он не был такой неприЯтный.
     ‚друг человек вскочил. —ерез несколько минут он был уже на  понтонном
мосту, который недавно наводили солдаты, а потом мелькнул на том берегу  и
исчез.
     Љостер мой погас, но и без костра  Я  видел  очень  Ясно,  что  среди
раков, которых  Я  натаскал  уже  немало,  не  было  ни  одного  голубого.
Ћбыкновенные черные раки, не очень крупные, - в пивной  за  таких  платили
копейку пара.
     •олодный ветер начал тЯнуть откуда-то сзади, штаны мои раздувались, Я
стал замерзать. Џора домой! ‚ последний раз была закинута веревка с мЯсом,
когда Я увидел на жом берегу сторожа, бежавшего вниз по  склону.  ‘пасскаЯ
башнЯ стоЯла высоко над рекой,  и  от  нее  спускалсЯ  к  берегу  косогор,
усеЯнный камнЯми. Ќикого не видно было на косогоре Ярко освещенном  луной,
но сторож почему-то на ходу снЯл винтовку.
     - ‘той!
     Ћн не выстрелил, только щелкнул затвором, и в эту минуту Я увидел  на
понтонном мосту того, за кем он бежал. Џишу так осторожно  потому,  что  и
теперь еще не уверен, что это был человек, который час назад сидел у моего
костра. Ќо Я как  будто  вижу  перед  собой  эту  картину:  тихие  берега,
расширЯющиесЯ лунную дорогу прЯмо от менЯ к баржам понтонного моста  и  на
мосту две длинные тени бегущих людей.
     ‘торож бежал тЯжело и один раз даже остановилсЯ, чтобы перевести дух.
Ќо тому, кто бежал впереди, было, как видно, еще тЯжелее,  потому  что  он
вдруг присел у перил. ‘торож подбежал к нему, крЯкнул  Я  вдруг  откинулсЯ
назад, - должно быть, его ударили  снизу.  €  он  еще  висел  на  перилах,
медленно сползаЯ вниз, а убийца уже исчез за крепостной стеной.
     Ќе знаю почему, но в эту ночь никто не караулил понтонный мост: будка
была пуста, и вокруг никого, только  сторож,  лежавший  на  боку,  вытЯнув
вперед руки. ЃольшаЯ ЯловаЯ кожа валЯлась  рЯдом  с  ним,  и  он  медленно
зевал, когда, трЯсЯсь от страха, Я подошел  к  нему.  —ерез  много  лет  Я
узнал, что многие перед смертью зевают. Џотом  он  глубоко  вздохнул,  как
будто с облегчением, и все стало тихо.
     Ќе знаЯ, что делать, Я наклонилсЯ над ним, побежал к будке  -  и  вот
тут-то, а увидел, что она пуста,  и  снова  вернулсЯ  к  сторожу.  џ  даже
кричать не мог, и не только потому, что  был  тогда  немой,  а  просто  от
страха. Ќо вот с берега донеслись голоса,  и  Я  бросилсЯ  назад,  к  тому
месту, где ловил раков. Ќикогда больше  не  спалось  мне  бегать  с  такой
быстротой, даже в груди  закололо  и  остановилось  дыхание.  џ  не  успел
прикрыть травой раков Я растерЯл половину, пока добралсЯ до дому,  Ќо  тут
было не до раков!
     ‘ быстро  бьющимсЯ  сердцем  Я  бесшумно  приоткрыл  дверь.  ‚  нашей
единственной комнате было темно, все спокойно спали, никто не  заметил  ни
моего ухода, ни возвращениЯ. …ще минута, и Я лежал на прежнем месте, рЯдом
с отцом. Ќо долго еще Я не мог уснуть. “  менЯ  перед  глазами  были  этот
мост, совещенный луной, Я две длинные бегущие тени.


        ѓлава втораЯ. Ћ’…–


     „ва огорчениЯ ожидали менЯ на следующее утро.
     ‚о-первых, мать нашла раков и сварила их. ’аким образом,  пропал  мой
двугривенный, а с ним надежда на новые крючки и блесну длЯ щук. ‚о-вторых,
пропал перочинный нож. ‘обственно говорЯ, это был отцовский  нож,  но  так
как лезвие было сломано, отец подарил его мне. џ все перебрал Я дома Я  во
дворе - нож как сквозь землю провалилсЯ.
     ’ак провозилсЯ Я до  двенадцати  часов,  когда  нужно  было  идти  на
пристань - нести отцу обед.  ќто  была  моЯ  обЯзанность,  и  Я  ею  очень
гордилсЯ.
     Џристань теперь на другом берегу, а на  этом  -  бульвар,  засаженный
липами, которые так и остались любимыми деревьЯми нашего города. Ќо в  тот
день, когда Я нес отцу горшок щей в  узелке  и  картошку  на  месте  этого
бульвара стоЯли балаганы, построенные длЯ рабочих; вдоль крепостной  стены
были сложены пирамидами хлебные кули Я мешки; широкие доски  перекинуты  с
барж на берег, и грузчики с криком: "ќй,  поберегись!"  -  катили  по  нам
заваленные товарами тачки. џ помню воду у пристани в жирных  перламутровых
пЯтнах, стертые столбы, на которые взбрасывались причалы, смешанный  запах
рыбы, смолы, рогожи.
     …ще работали, когда Я пришел. ’ачка застрЯла  между  досками,  и  все
движение с борта на берег остановилось ‡адние  кричала  и  ругались,  двое
каталей  лежали  на  ломе,  стараЯсь   поднЯть   и   поставить   в   колею
соскользнувшую тачку.  Ћтец  неторопливо  обошел  их.  Ћн  что-то  сказал,
наклонилсЯ... ’аким Я запомнил его -  большим,  с  круглым  усатым  лицом,
широкоплечим, легко поднимающим тЯжело  нагруженную  тачку.  ’аким  Я  его
больше же видел.
     Ћн ел и все посматривал на менЯ  -  "что,  ‘анЯ?",  -  когда  толстый
пристав и трое городовых поЯвились на пристани. Ћдин крикнул "дЯдю" -  так
называлсЯ  староста  артели  -  и  что-то  сказал   ему.   "„ЯдЯ"   ахнул,
перекрестилсЯ, и все они направились к нам.
     - ’ы €ван ѓригорьев? - спросил пристав, закладываЯ за спину шашку.
     - џ.
     - Ѓерите его! - закричал пристав и побагровел. - Ћн арестован!
     ‚се зашумели. Ћтец встал, Я все замолчали.
     - ‡а что?
     - ’ы у менЯ поговори! ‚зЯть!
     ѓородовые подошли к отцу Я взЯли его под руки. Ћтец двинул  плечом  -
они отскочили, Я один городовой вынул шашку.
     - ‚аше благородие, как же так? - оказал отец. - ‡а что же брать женЯ?
џ не кто-нибудь, менЯ все знают.
     - Ќет, брат, тебЯ еще не знают, - возразил пристав.
     - ’ы разбойник. ‚зЯть!
     ‘нова городовые подступили к отцу.
     - ’ы, дурак, селедкой-то не махай, - тихо, сквозь  зубы  сказал  отец
тому, который вынул шашку. - ‚аше благородие, Я семейный человек,  работаю
на этой пристани двадцать лет. —то Я сделал? ‚ы скажите  всем,  чтобы  все
знали, за что менЯ берут. Ђ то ведь и  вправду  подумают  люди,  что  Я  -
разбойник!
     - Ќу, прикидывайсЯ, свЯтой! - закричал пристав. - Ќе знаю Я вас! Ќу!
     ѓородовые как будто медлили.
     - Ќу!
     - Џодождите, ваше благородие, Я сам пойду, - сказал отец. - ‘анЯ... -
он наклонилсЯ ко мне. - ‘анЯ, беги к матери, скажи ей... Ђх, да ты ведь...
     Ћн хотел сказать, что Я немой, но удержалсЯ. Ћн никогда не произносил
этого слова, как будто надеЯлсЯ,  что  Я  когда-нибудь  еще  заговорю.  Ћн
замолчал и оглЯнулсЯ
     - џ схожу с ним, €ван, - сказал староста, - ты не беспокойсЯ.
     - ‘ходи, дЯдЯ Њиша. „а вот еще... - Ћтец  вынул  три  рублЯ  и  отдал
артельному. - Џередай ей. Ќу, прощайте!
     ‚се хором ответили ему.
     Ћн погладил менЯ по голове и сказал:
     - Ќе плачь, ‘анЯ.
     Ђ Я и не знал, что плачу.
     € теперь страшно мне вспомнить, что сделалось с матерью, - когда  она
узнала, что забрали отца. Ћна не заплакала, но зато, только  "дЯдЯ"  ушел,
села на кровать и стиснув зубы, сильно ударилась головой  о  стену.  Њы  с
сестрой заревели, она  даже  не  оглЯнулась.  Ѓормоча  что-то  она  билась
головой о стену. Џотом встала, накинула платок и ушла.
     ’етЯ „аша хозЯйничала у нас целый день.  Њы  спали,  то  есть  сестра
спала, а Я лежал с открытыми глазами и думал: сперва об отце,  как  он  со
всеми прощалсЯ, потом о толстом приставе, потом о  его  маленьком  сыне  в
матроске, которого Я видел в губернаторском  саду,  потом  о  трехколесном
велосипеде, на котором каталсЯ этот мальчик, - вот бы мне такой велосипед!
- и, наконец, ни о чем, - когда  вернулась  мать.  Ћна  вошла  похудевшаЯ,
чернаЯ, и тетЯ „аша подбежала к ней...
     Ќе знаю почему, мне вдруг представилось, что отца зарубили городовые,
и несколько минут Я лежал не двигаЯсь, не помнЯ себЯ от горЯ и не слыша ни
слова. Џотом помЯл, что нет, он жив, но мать к нему не пускают.  ’ри  раза
она сказала, что он взЯт за убийство, - ночью убили сторожа  на  понтонном
мосту, - прежде чем Я догадалсЯ, что ночью - это сегоднЯ ночью, что сторож
- это тот самый сторож, что понтонный воет - тот самый понтонный мост,  на
котором он лежал, вытЯнув руки. џ вскочил, бросилсЯ  к  матери,  закричал.
Ћна обнЯла менЯ:  должно  быть,  подумала,  что  Я  испугалсЯ.  Ќо  Я  уже
"говорил"...
     …сли бы Я умы тогда говорить!
     Њне хотелось рассказать все, решительно все: и как Я тайком удрал  на
Џесчинку ловить раков, и  как  черный  человек  с  тросточкой  поЯвилсЯ  в
проломе крепостной стены, и как он ругалсЯ, скрипел зубами, а потом плюнул
в костер и  ушел.  ‘лишком  труднаЯ  задача  длЯ  восьмилетнего  мальчика,
который едва мог произнести два-три невнЯтных слова!
     - € дети-то расстроились, - вздохнув,  сказала  тетЯ  „аша,  когда  Я
замолчал и, думаЯ, что теперь все Ясно, посмотрел за мать.
     - Ќет, он что-то хочет сказать. ’ы что-нибудь знаешь, ‘анЯ?
     Ћ,  сели  бы  Я  умел  говорить!  ‘нова  принЯлсЯ   Я   рассказывать,
изображать... Њать понимала менЯ лучше всех, но на этот раз Я с  отчаЯнием
видел, что и она не понимает ни слова. …ще бы! Љак не похожа была сцена на
понтонном мосту за то, что пыталсЯ изобразить  худенький  черный  мальчик,
метавшийсЯ по комнате в одной рубашке. ’о он бросалсЯ  на  кровать,  чтобы
показать, как крепко спал отец в эту ночь, то вскакивал на стул и поднимал
крепко сложенные кулаки над недоумевающей тетей „ашей.
     Ћна перекрестила менЯ, наконец.
     - …го мальчишки побили.
     џ замотал половой.
     - Ћн рассказывает,  как  отца  арестовали,  -  сказала  мать,  -  как
городовой на него замахнулсЯ. Џравда, ‘анЯ?
     џ заплакал, уткнувшись в ее колен. Ћна отнесла менЯ на кровать,  и  Я
долго лежал, слушаЯ, как они говорЯт, и думаЯ, как бы  мне  передать  свою
необыкновенную тайну.


        ѓлава третьЯ. •‹ЋЏЋ’›


     ‚се же мне это удалось бы в конце концов, если бы наутро не  заболела
мать. Ћна у менЯ всегда была страннаЯ, но такой странной Я ее еще  никогда
не видел.
     Џрежде, когда она вдруг начинала  стоЯть  у  окна  часами  или  ночью
вскакивать и в одной рубашке сидеть у стола до утра, отец  отвозил  ее  за
несколько дней домой, в деревню, и она возвращалась  здоровой.  ’еперь  не
было отца, да, впрочем, едва ли помогла бы ей теперь эта поездка!
     ЏростоволосаЯ, босаЯ, она стоЯла в сенЯх  и  даже  не  оборачивалась,
когда кто-нибудь проходил в дом. Ћна все молчала, только изредка рассеЯнно
говорила два-три слова.
     € она как будто боЯлась менЯ.  Љогда  Я  начинал  "говорить",  она  с
болезненным выражением затыкала уши. Љак будто стараЯсь что-то припомнить,
она проводила рукой по глазам, по лбу. Ћна была такаЯ, что даже тетЯ  „аша
втихомолку крестилась, когда, в ответ за ее уговоры, мать оборачивалась  и
молча смотрела на нее исподлобьЯ черными, страшными глазами...
     Џрошло, должно быть, недели две, прежде чем она сшилась. ђассеЯнность
еще мучила ее, но понемногу она стала разговаривать,  выходить  со  двора,
работать. ’еперь все чаще повторЯлось  у  нее  слово  "хлопотать".  Џервый
сказал его старик ‘ковородников, за ним тетЯ „аша,  а  потом  уже  и  весь
двор. Ќужно хлопотать! Њне смутно казалось, что это слово чем-то свЯзано с
игрушечным магазином "ќврика"  на  ‘ергиевской  улице,  в  окнах  которого
висели хлопушки.
     Ќо вскоре Я убедилсЯ, что это совсем другое.
     ‚ этот день мать взЯла нас  с  собой  -  менЯ  и  сестру.  Њы  шли  в
"присутствие" и несли прошение. "Џрисутствие" - это было темное здание  за
Ѓазарной площадью, за высокой железной оградой.
     Њне случалось видеть несколько раз, как  чиновники  по  утрам  шли  в
присутствие.  Ќе  знаю,   откуда   поЯвилось   у   менЯ   такое   странное
представление, но Я был твердо убежден, что они там  и  оставались,  а  на
другое утро в присутствие шли уже новые чиновники, на третье  -  новые,  и
так каждый день.
     Њы с сестрой долго сидели в полутемном высоком коридоре  на  железной
скамейке. ‘торожа бегали с бумагами, хлопали двери. Џотом мать  вернулась,
схватила сестру за руку, в мы побежали. Љомната, в которую мы вошли,  была
разделена барьером, и Я не видел, с кем говорила и кому униженно кланЯлась
моЯ мать. Ќо Я услышал сухой, равнодушный голос, и  этот  голос,  к  моему
ужасу, говорил то, на что только Я один во всем мире мог  бы  основательно
ответить.
     - ѓригорьев €ван... - € послышалсЯ шорох переворачиваемых страниц.  -
‘татьЯ 1454 “ложениЯ о наказаниЯх. - Џредумышленное убийство.  —то  ж  ты,
голубушка, хочешь?
     - ‚аше благородие, - незнакомым, напрЯженным голосом сказала мать,  -
он не виноват. Ќе убивал он никогда.
     - ‘уд разберет.
     џ давно уже стоЯл на носках, закинув  голову  так  далеко,  что  она,
кажетсЯ, готова была отвалитьсЯ, но  видел  над  барьером  только  руку  с
длинными сухими пальцами, в которых медленно покачивались очки.
     - ‚аше благородие, - снова сказала мать, - Я желаю подать прощение  в
суд. ‚есь двор подписал.
     - Џрошение можешь подать, оплатив гербовой маркой в один рубль.
     - ’ут заплачено. ‚аше благородие, это не его нож нашли.
     Ќож?! џ подумал, что ослышалсЯ.
     - Ќа этот счет имеетсЯ собственное показание подсудимого.
     - Њожет, он его неделю как потерЯл...
     џ видел снизу, как у матери задрожали губы.
     - Џодобрали бы, голубушка! ‚прочем, суд разберет.
     Ѓольше Я ничего не слышал. ‚ эту минуту Я  понЯл,  почему  арестовали
отца. Ќе он, а Я потерЯл этот нож - старый  монтерский  нож  с  деревЯнной
ручкой. Ќож, который Я искал  наутро  после  убийства.  Ќож,  который  мог
выпасть из моего кармана, когда Я наклонЯлсЯ  над  сторожем  на  понтонном
мосту. Ќож, на котором  Џетька  ‘ковородников  выжег  мою  фамилию  сквозь
увеличительное стекло.
     ’еперь, вспоминаЯ об этом, Я начинаю думать, что моему  рассказу  все
равно не поверили бы чиновники, сидевшие в энском присутствии за  высокими
барьерами в полутемных залах. Ќо  тогда!  —ем  больше  Я  думал,  тем  все
тЯжелее становилось у менЯ на душе. ‡начит, по моей вине арестовали  отца,
по моей вине мы теперь голодаем. Џо моей вине было продано новое  драповое
пальто, на которое мать целый год копила, по моей вине она должна ходить в
присутствие и говорить таким незнакомым голосом и униженно кланЯтьсЯ этому
невидимому человеку с  такими  длинными,  страшными,  сухими  пальцами,  в
которых медленно покачивались очки...
     Ќикогда еще с такой силой Я не чувствовал свою немоту.


        ѓлава четвертаЯ. „…ђ…‚Ќџ


     Џоследние плоты  уже  прошли  вниз  по  реке.  Ћгоньки  в  маленьких,
медленно двигающихсЯ домиках не были видны по ночам, когда  Я  просыпалсЯ.
Џусто было на реке, пусто во дворе, пусто в доме.
     Њать стирала в больнице, уходила с утра, когда мы еще спали, а Я  шел
к ‘ковородниковым и слушал, как ругалсЯ старик.
     ‚ стальных очках, седой и косматый, он сидел в маленькой черной кухне
за низком кожаном табурете и шил сапоги. €ногда он шил сапоги, иногда плел
сети или вырезывал из осины фигурки птиц и коней на продажу. ќто ремесло -
оно называлось "точить лЯсы" - он вывез с ‚олги, откуда был родом.
     Ћн любил менЯ, - должно быть, за  то,  что  Я  был  его  единственным
собеседником, от которого он никогда не слышал ни  одного  возражениЯ.  Ћн
ругал докторов, чиновников, торговцев. Ќо с  особенной  злостью  он  ругал
попов.
     - —еловек умирает, но смеет ли  он  за  это  роптать  на  бога?  Џопы
говорЯт, что нет. Ђ Я говорю: да! —то такое ропот?
     џ не знал, что такое ропот.
     - ђопот есть недовольство. Ђ что такое недовольство?  †елать  больше,
чем тебе предназначено. Џопы говорЯт: нельзЯ. Џочему?..
     џ не знал почему.
     - Џотому, что "землЯ еси и в землю идеши".
     Ћн горько смеЯлсЯ
     - Ђ что нужно земле? Ќе больше того, что ей предназначено.
     џ сидел у него по целым днЯм. Њне все нравилось - и  как  он  говорит
совершенно непонЯтно, и как смеетсЯ с таким страшным, ржавым скрипом,  что
Я невольно засматривалсЯ на него в каком-то оцепенении.
     €так, была уже осень, и даже раки, которые за последнее  времЯ  стали
серьезным подспорьем в нашем хозЯйстве, забились в норы и не  соблазнЯлись
больше моими лЯгушками.
     Њы голодали, и мать  решила,  наконец,  отправить  менЯ  и  сестру  в
деревню.
     џ плохо помню наше путешествие, и как раз по причине  того  странного
оцепенениЯ,  о  котором  только  что   упомЯнул.   ‚   детстве   Я   часто
засматривалсЯ, заслушивалсЯ и очень многого не понимал. ‘амые простые вещи
поражали менЯ. ‘ открытым от изумлениЯ ртом Я изучал расстилающийсЯ передо
мною мир...
     ’еперь Я засмотрелсЯ на мальчишку, проверЯвшего билеты  на  пароходе.
„ве недели назад его звали Њинькой, и он играл с Џетькой ‘ковородниковым в
рюхи у нас на дворе. ђазумеетсЯ, он не узнал  менЯ.  ‚  синей  курточке  с
матросскими пуговицами, в кепи, на котором  было  вышито  "Ќептун"  -  так
называлсЯ  пароход,  -  он  стоЯл  на  лесенке,  небрежно  поглЯдываЯ   на
пассажиров. Ќичто больше не занимало менЯ - ни таинственный капитан, он же
рулевой, бородатаЯ морда которого виднелась в будке над рулем, ни  грозное
пыхтение машины. Њинька поразил менЯ, и  Я  не  сводил  с  него  глаз  всю
дорогу. "Ќептун" был знаменитый пароход, на котором Я мечтал  прокатитьсЯ.
‘колько раз мы ждали его, купаЯсь, чтобы  с  размаху  броситьсЯ  в  волны!
’еперь все пропало. Љак очарованный, Я смотрел на Њиньку до тех пор,  пока
не стемнело, до тех пор, пока бородатый капитан-рулевой не сказал глухо  в
трубку: "‘топ! ‡адний ход!" ‡абурлила под  кормой  вода,  и  матрос  ловко
поймал брошенный ему с борта канат.
     џ никогда не был в деревне, но знал, что в деревне у отца есть дом  и
при доме усадьба. “садьба! Љак Я был  разочарован,  узнав,  что  под  этим
словом скрываетсЯ  просто  маленький  заросший  огород,  посреди  которого
стоЯло несколько старых Яблонь!
     Ћтцу было восемнадцать лет, когда он получил это наследство. Ќо он не
стал жить в деревне, и с  тех  пор  дом  стоЯл  пустой.  ‘ловом,  дом  был
отцовский, и мне казалось, что он должен походить на отца,  то  есть  быть
таким же просторным и круглым. Љак Я ошибсЯ!
     ќто был маленький домик, когда-то пошатнувшийсЯ и с тех вор  стоЯвший
в наклонном положении. Љрыша у него была криваЯ, окна выбиты, нижние венцы
согнулись. ђусскаЯ печь на вид  была  хороша,  пока  мы  ее  не  затопили.
„линные черные скамейки стоЯли вдоль стен, в одном углу висела икона, и на
ее закоптелых досках чуть видно было чье-то лицо.
     Љаков бы он ни был, это был наш дом,  и  мы  развЯзали  узлы,  набили
сенники соломой, вставили стекла и стали жить.
     Ќо мать провела с нами только недели три  и  вернулась  в  город.  …е
взЯлась заменить нам бабушка Џетровна, приходившаЯсЯ теткой отцу,  а  нам,
стало быть, двоюродной бабкой. ќто была добраЯ старуха, хотЯ  к  ее  седой
бороде и усам трудно было привыкнуть. Ѓеда была только в том, что она сама
нуждалась в уходе, - и точно: мы с сестрой всю зиму присматривали за ней -
носили воду, топили печь, благо изба ее, котораЯ была немного лучше нашей,
стоЯла недалеко.
     ‚ ту зиму Я привЯзалсЯ к сестре. …й шел восьмой год.  ‚  нашей  семье
все были черные, а она - беленькаЯ,  с  вьющимисЯ  косичками,  с  голубыми
главами. Њы все молчаливые, особенно мать, а она  начинала  разговаривать,
чуть только открывала глаза. џ никогда же видел,  чтобы  она  плакала,  но
ничего не стоило ее рассмешить. ’ак же, как и менЯ, ее звали ‘аней, - менЯ
Ђлександром, ее Ђлександрой. ’етЯ „аша научила ее петь, и она пела  каждый
вечер очень длинные песни таким серьезным тончайшим голоском,  что  нельзЯ
было слушать ее без смеха.
     Ђ как ловко хозЯйничала она в свои семь лет! ‚прочем, хозЯйство  было
простое: в одном углу чердака лежала картошка, в другом - свекла, капуста,
лук и соль. ‡а хлебом мы ходили к Џетровне.
     ’ак мы жили - двое детей - в пустой избе в глухой, заваленной  снегом
деревне. Љаждое утро мы протаптывали  дорожку  к  Џетровне.  ‘трашно  было
только по вечерам:  так  тихо,  что  слышен,  кажетсЯ,  даже  мЯгкий  стук
падающего снега, и в такой тишине вдруг начинал выть в трубе ветер.


        ѓлава пЯтаЯ. „ЋЉ’Ћђ €‚ЂЌ €‚ЂЌ›—. “—“‘њ ѓЋ‚Ћђ€’њ


     € вот однажды, когда мы только что легли и только что умолкла сестра,
засыпавшаЯ всегда в ту минуту, когда она произносила  последнее  слово,  и
наступила эта печальнаЯ тишина, а потом завыл в трубе  ветер,  Я  услышал,
что стучат в окно.
     ќто был высокий  бородатый  человек  в  полушубке,  в  треухе,  такой
замерзший, что когда Я зажег лампу и впустил его в дом,  он  не  мог  даже
закрыть за собой дверь. ‡аслонив  свет  ладонью,  Я  увидел,  что  у  него
совершенно белый нос. Ћн хотел снЯть заплечный мешок, согнулсЯ и вдруг сел
на пол.
     ’аким впервые предстал передо мной этот человек,  которому  Я  обЯзан
тем, что сейчас пишу эту повесть, - замерзший до полусмерти, он  вполз  ко
мне чуть ли не на четвереньках. ЏытаЯсь положить в рот дрожащие пальцы, он
сидел на полу и  громко  дышал.  џ  стал  снимать  с  него  полушубок.  Ћн
пробормотал что то и в обмороке повалилсЯ на бок.
     Њне случилось видеть однажды, как мать лежала в обмороке и тетЯ  „аша
дула ей в рот. ’очно так же поступил и Я в этом случае. Њой гость лежал  у
теплой печки, и неизвестно, в конце концов, что помогло ему,  хотЯ  дул  Я
просто отчаЯнно, так что и у менЯ самого голова закружилась. Љак бы то  ни
было, он пришел в себЯ, сел и стал с жадностью гретьсЯ. Ќос его отошел. Ћн
даже попробовал улыбнутьсЯ, когда Я налил ему кружку горЯчей воды.
     - ‚ы здесь одни, ребЯта?
     ‘анЯ только сказала: "Ћдни", а он уже спал. ’ак быстро заснул, что  Я
испугалсЯ: не умер ли? Ќо он, как будто в ответ, захрапел.
     Џо-настоЯщему он пришел в себЯ на следующий день.
     Љогда Я проснулсЯ, он  сидел  на  лежанке  рЯдом  с  сестрой,  и  они
разговаривали. Ћна уже знала,  что  его  зовут  €ваном  €ванычем,  что  он
заблудилсЯ и что никому не нужно о нем говорить,  а  то  его  "возьмут  на
цугундер". —естно сознаюсь - до сих  пор  не  знаю  точного  смысла  этого
выражениЯ, но помню, что мы с  сестрой  сразу  понЯли,  что  нашему  гостю
грозит какаЯ-то опасность, и, не сговариваЯсь, решили, что никому и ни  за
что не скажем о нем ни слова. ђазумеетсЯ, мне легче было  промолчать,  чем
‘ане. €ван €ваныч сидел на лежанке, подложив под себЯ руки,  и  слушал,  а
она болтала. ‚се уже было рассказано: отца забрали в тюрьму,  мы  подавали
прошение, мать привезла нас и уехала в город, Я -  немой,  бабка  Џетровна
живет - второй дом от колодца, и у нее тоже есть борода, только поменьше и
седаЯ.
     - Ђх вы, мои милые, - сказал €ван €ваныч и легко соскочил с лежанки.
     “ него были светлые, глаза, а борода чернаЯ  и  гладкаЯ.  ‘перва  мне
было странно, что он делает  руками  так  много  лишних  движений;  так  и
казалось, что он сейчас возьмет себЯ  за  ухо  через  голову  или  почешет
подошву. Ќо скоро Я привык к нему. ђазговариваЯ,  он  вдруг  брал  в  руки
какую-нибудь вещь и начинал  подкидывать  ее  или  ставить  на  руку,  как
жонглер.
     ‚ первый же день он показал нам множество интересных затей. Ћн сделал
из спичек, коры и головки лука  какого-то  смешного  зверЯ,  напоминавшего
кошку, а из хлебного мЯкиша - мышку, и кошка ловила мышку и мурлыкала, как
настоЯщаЯ кошка, Ћн показывал фокусы: глотал часы, а потом вынимал  их  из
рукава; он научил нас печь  картошку  на  палочках,  -  словом,  эти  дни,
которые он провел у нас, мы с сестрой не скучали.
     - ђебЯта, а ведь Я доктор, - однажды сказал он.  -  ѓоворите,  что  у
кого болит? ‘разу вылечу.
     Њы были здоровы. Ќо он  почему-то  не  захотел  итти  к  старосте,  у
которого заболела дочка.

                Ќо в такой позиции
                џ боюсЯ, страх,
                —тобы инквизиции
                Ќе донес монах, - сказал он и засмеЯлсЯ.

     Ћт него Я впервые услышал стихи. Ћн часто говорил стихами,  даже  пел
их или бормотал, поднЯв брови и сидЯ по-турецки перед огнем.
     ‘перва ему, кажетсЯ, нравилось, что Я ни о чем не могу его  спросить,
особенно когда он по ночам просыпалсЯ от каждого скрипа шагов за  окном  и
долго лежал, опершись на локоть и прислушиваЯсь. €ли когда он прЯталсЯ  на
чердаке и сидел, пока не стемнеет, - так он провел  один  день,  помнитсЯ,
праздник …гориЯ. €ли когда он  отказалсЯ  познакомитьсЯ  с  Џетровной.  Ќо
прошло два-три днЯ, и он заинтересовалсЯ моей немотой.
     - ’ы почему не говоришь? Ќе хочешь?
     џ молча смотрел на него.
     - Ђ Я тебе скажу, что ты должен говорить.  ’ы  слышишь,  стало  быть,
должен говорить. ќто, брат, редчайший случай, коли  ты  все  слышишь  -  и
немой. Њожет, ты глухонемой?
     џ замотал головой.
     - Ќу, вот. ‡начит, заговоришь.
     Ћн вынул из заплечного мешка какие-то инструменты, пожалел, что  мало
света, хотЯ был Ясный солнечный день, и полез мне в ухо.
     - “хо вульгарис, - объЯвил он с удовольствием, - ухо обыкновенное.
     Ћн отошел в угол и сказал шепотом: "„урак".
     - ‘лышал?
     џ засмеЯлсЯ.
     - •орошо слышишь, как собака. - Ћн подмигнул  ‘ане,  котораЯ,  разинЯ
рот, смотрела на нас. - Ћтлично слышишь. —то же ты, милый, не говоришь?
     Ћн взЯл менЯ двумЯ пальцами за Язык и вытащил его так далеко,  что  Я
испугалсЯ и захрипел.
     - “ тебЯ, брат, такое горло! —истый алЯпин. Ќ-да!
     Ћн с минуту смотрел на менЯ.
     - Ќужно учитьсЯ, милый, - серьезно сказал он. - ’ы про себЯ-то можешь
что-нибудь сказать? ‚ уме?
     Ћн стукнул менЯ по лбу.
     - ‚ голове, понимаешь?
     џ промычал, что да.
     - Ќу, а вслух? ‘кажи вслух все, что ты можешь. Ќу, скажи: "да".
     џ почти ничего не мог. Ќо все-таки сказал:
     - „а.
     - Џрекрасно! …ще раз.
     џ сказал еще раз.
     - ’еперь свистни.
     џ свистнул.
     - ’еперь скажи: "у".
     џ сказал "у".
     - ‹ентЯй ты, вот что! Ќу, повторЯй за мной...
     Ћн не знал, что Я все говорил в уме. Ѓез сомнениЯ, именно  поэтому  с
такой отчетливостью запомнились мне первые годы. Ќо от моей немой речи еще
так далеко было до всех этих "е", "у", "ы", до  этих  незнакомых  движений
губ, Языка  и  горла,  в  котором  застревали  самые  простые  слова.  Њне
удавалось повторЯть за ним отдельные звуки  главным  образом  гласные,  но
соединЯть их, произносить их плавно, не "лаЯть", как он мне велел,  -  вот
была задача!
     ’олько три слова: "ухо", "мама"  и  "плита",  получились  сразу,  как
будто Я произносил их когда-то, а теперь оставалось только припомнить. ’ак
оно и было: мать рассказывала, что в два года Я  уже  начинал  говорить  и
вдруг замолчал после какой-то болезни.
     Њой учитель спал на полу, покрывшись полушубком и положив под  сенник
какую-то металлическую светлую штуку, а Я все ворочалсЯ, пил воду, садилсЯ
на постели, смотрел в замерзшее узорами окно. џ думал о том, как Я вернусь
домой, как стану говорить с матерью, с  тетей  „ашей.  џ  вспомнил  первую
минуту, когда Я понЯл, что не умею, не могу говорить:  это  было  вечером,
мать  думала,  что  Я  сплю,  и,  бледнаЯ,  прЯмаЯ,  с   черными   косами,
переброшенными на грудь, долго смотрела на менЯ. ’огда впервые пришла  мне
в голову горькаЯ мысль, отравившаЯ мои первые годы: "џ хуже  всех,  и  она
менЯ стыдитсЯ. ЏовторЯЯ "е", "у", "ы", Я не спал до утра от счастьЯ.  ‘анЯ
разбудила менЯ, когда был уже день.
     - џ к бабушке бегала, а ты все спишь,  -  сказала  она  бистро.  -  “
бабушки котенок пропал, его Њурка в котел снесла. Ђ €ван €ваныч где?
     ‘енник лежал на полу, и еще видны были примЯтые места: голова, плечи,
ноги. Ќо самого €вана €ваныча не било. Ћн подкладывал под голову заплечный
мешок - и мешка не было. Ћн покрывалсЯ полушубком - не было и полушубка.
     - €ван €ваныч!
     Њы побежали на чердак - никого.
     - ‚от те крест, он спал, пока Я к  бабушке  бегала,  Я  на  него  еще
посмотрела, вижу - спит, думаю - пока Я к бабушке сбегаю. ‘анька,  смотри!
Ќа столе стоЯла чернаЯ трубочка с двумЯ кружками на концах: один  плоский,
побольше, другой маленький и  поглубже.  Њы  вспомнили,  что  €ван  €ваныч
вынимал ее вместе с  другими  инструментами  из  заплечного  мешка,  когда
смотрел мои уши.
     ѓде же он? €ван €ваныч!..
     ‘ тех пор прошло много лет. џ летал над  Ѓеринговым,  над  Ѓаренцевым
морЯми. џ был в €спании. џ изучал побережье между ‹еной и …нисеем. € не из
суевериЯ, а из благодарности к этому человеку Я всегда вожу  с  собой  эту
черную трубочку, которую он забыл  у  нас  или,  может  быть,  оставил  на
памЯть. ‘коро Я узнал, что это  -  стетоскоп,  очень  простой  инструмент,
которым доктора выслушивают легкие и сердце. Ќо тогда он казалсЯ мне таким
же таинственным и милым, как и сам €ван €ваныч, как все, что он говорил  и
делал.
     - €ван €ваныч!
     €счез, пропал, ушел, никому не сказавшись! ѓрустный, Я вышел во  двор
и обошел вокруг дома. ‘леды! …го следы, уже  слегка  запорошенные  снегом,
шли прЯмо в поле, минуЯ дорогу, лежавшую  в  другой  стороне.  ‚се  меньше
становились они и, дойдЯ до пруда, исчезли на тропинке,  по  которой  бабы
ходили полоскать в проруби белье.


        ѓлава шестаЯ. ‘Њ…ђ’њ Ћ’–Ђ. Ќ… •Ћ—“ ѓЋ‚Ћђ€’њ


     ‚сю зиму Я училсЯ  говорить.  ‘  утра,  едва  проснувшись,  и  громко
произносил  шесть  слов,  которые  €ван  €ваныч  завещал  мне  произносить
ежедневно: "кура", "седло", "Ящик", "вьюга", "пьют", "Ђбрам". Љак это было
трудно! € как хорошо, как непохоже говорила эти слова  сестра!  Ќо  Я  был
настойчив. ’очно заклинанье, которое должно было мне помочь, Я повторЯл их
по тысЯче раз в день.  Ћни  мне  снились.  џ  представлЯл  себе  какого-то
загадочного Ђбрама, который сажает куру в Ящик или уходит из дому в  шлЯпе
и несет на плече седло. ‚ьюга, пьют!
     џзык мой не слушалсЯ, губы чуть двигались. ‘колько раз  Я  готов  был
побить ‘аню, котораЯ невольно смеЯлась надо мной. Џо ночам Я просыпалсЯ  в
тоске и чувствовал; нет, никогда Я не научусь говорить, навсегда  останусь
уродом, как однажды назвала менЯ мать. Ќо  в  эту  же  минуту  Я  пробовал
сказать и это слово: урод. џ помню, как это удалось мне наконец, и Я уснул
счастливый. €ван €ваныч велел мне  учитьсЯ  говорить,  не  двигаЯ  руками,
чтобы отстать от той привычки глухонемых, котораЯ уже довольно  прочно  во
мне укоренилась. Џоложив руки в карманы, Я глазами показывал на что-нибудь
- на окно, на печь, на ведра - и громко, по слогам произносил  это  слово.
Џочему-то ударениЯ мне не давались, Я еще и до сих пор ставлю неправильные
ударениЯ...
     „ень, когда, проснувшись, Я не сказал шести заветных слов, был  одним
из самых печальных в моей жизни. Џетровна рано разбудила нас в этот день -
уже и это было очень странно, потому что не она, а мы обычно  приходили  к
ней по утрам, топили печку, ставили чайник. Ћна  вошла,  стуча  палкой,  и
остановилась перед иконой. Ћна долго бормотала что-то и крестилась.  Џотом
окликнула сестру, велела зажечь лампу...
     —ерез много лет, взрослым человеком, Я как-то увидел в детской книжке
бабу-Ягу. ќто была та же Џетровна - бородатаЯ, сгорбленнаЯ, с  клюкою.  Ќо
Џетровна была добраЯ баба-Яга, а  в  этот  день...  в  этот  день,  тЯжело
вздыхаЯ, она сидела на лавке, и мне показалось даже, что слезы катЯтсЯ  по
ее бороде.
     - ‘лезай, ‘анька! - сказала она. - €ди ко мне.
     џ подошел.
     - ’ы уже большой, ‘анька. - Џетровна  погладила  менЯ  по  голове.  -
‚чера от матери письмо пришло, что €ван заболел.
     Ћна плакала.
     - Ћчень дюже заболел он в тюрьме. ѓолова у него распухла и ноги.
     Џишет, что не знает, жив он теперь или нет.
     € сестра заплакала.
     - —то делать, божьЯ  волЯ,  -  сказала  Џетровна.  -  ЃожьЯ  волЯ,  -
повторила она с какой-то злостью и снова поднЯла глаза на икону.
     Ћна сказала только, что отец заболел, но вечером, в церкви, Я  понЯл,
что он умер. ‚ечером Џетровна повела нас в церковь, чтобы  мы  "помолились
во здравие", как она сказала.
     Ћчень странно, но, прожив в деревне три месЯца,  Я  почти  никого  не
знал, кроме нескольких мальчишек, с которыми каталсЯ на лыжах. џ никуда не
ходил, стеснЯЯсь своей немоты. € вот теперь, в церкви, Я увидел  всю  нашу
деревню - толпу женщин и стариков, бедно одетых,  молчаливых  и  таких  же
невеселых, как мы. Ћни стоЯли в темноте, - только  спереди,  где  протЯжно
читал поп, горели свечи. Њногие вздыхали и крестились.
     "ѓосподи, помилуй", - без конца повторЯл поп. €зо рта у него шел пар,
а из кадила, которым он помахивал, - синеватый дымок. € мне казалось,  что
все, так же как и Я не молЯтсЯ, а просто смотрЯт на  этот  дымок,  как  он
поднимаетсЯ струйками, кружитсЯ и  несетсЯ  вверх,  к  синему,  замерзшему
окну. „олжно быть, Я забыл об отце. Ќо  вдруг  Џетровна  сердито  толкнула
менЯ в спину - до сих пор не знаю, за что, - и в эту минуту Я вспомнил его
и понЯл, что он умер.
     ‚се вздыхали и крестились, потому что он умер, и мы с сестрой  стоЯли
здесь, в темноте церкви, потому что он умер, и Џетровна  сердито  толкнула
менЯ, потому что он умер. Њы стоим и "молимсЯ во здравие", потому  что  он
умер.
     Џетровна взЯла сестру к себе, а Я вернулсЯ домой и  долго  сидел,  не
зажигаЯ огнЯ. —ерные тараканы,  которых  бабка  нарочно  -  на  счастье  -
принесла к нам, шуршали на холодной плите. џ ел картошку и плакал.
     “мер, и Я его никогда не увижу! ‚от его выносЯт  из  присутствиЯ,  из
той комнаты, где мы с матерью  подавали  прошение...  џ  перестал  есть  и
стиснул зубы, вспомнив этот  холодный  голос  и  руку  с  длинными  сухими
пальцами, в которой медленно качались очки. Џодожди же!  џ  тебе  отплачу!
Љогда-нибудь  ты  мне  б