насыпал  в бочку  на три четверти  песка,
тихонько вернулсЯ во дворец, присыпал песок сверху золотом, а утром отправил
бочку с гонцом в ту местность необъЯтной ђуси,  где старый мужик строил свою
церковь.  Ќо когда  тот  увидал  царева посланца, он слез с крыши, с которой
недалеко-таки  продвинулсЯ,  и  закричал:  "Ќе  трудись  подходить  ко  мне,
дружочек, поворачивай-ка обратно со  своей  бочкой,  в которой  три четверти
песка  и  лишь  жалкаЯ  четверть  золота, не надо  мне ее.  „а скажи  своему
государю, что до сих пор еще на ђуси не было измены. Ќо теперь  он сам будет
виноват, если увидит,  что ни на кого нельзЯ положитьсЯ; он сам показал, как
лукавЯт, и  век  от  века все  больше  будет на ђуси тех, что пойдут  по его
дорожке. Њне не надо золота, Я и  без  золота проживу.  џ ждал  от  него  не
золота,  а  правды и чести. Ќо он  обманул менЯ. ‘кажи  это твоему государю,
грозному царю  €вану  ‚асильевичу, что сидит в своей белокаменной  столице в
парче-то золотой, да с совестью худой".
     ...Ћтъехав  немного,  гонец  еще раз  оглЯнулсЯ:  мужик и  его  церковь
исчезли.  € дощечки  не  лежали  уже  на земле, лишь  ровные, безлюдные полЯ
простирались  вокруг.  ‚  ужасе  прискакал  гонец  в Њоскву, предстал,  едва
переводЯ  дыхание, перед  царем,  довольно  бестолково  рассказал  ему,  что
произошло, и побожилсЯ, что мнимый мужик был не кто иной, как сам Ѓог.
     - ‘корее всего, он не ошибсЯ? - сказал мой друг в наступившей тишине.
     -  Њожет быть, - ответил  Я, - но ‚ы знаете, народ ведь  суеверен...  Ђ
между тем, мне пора идти, ќвальд.
     -  †аль, - искренне огорчилсЯ больной. - Ќо ‚ы расскажете мне потом еще
какую-нибудь историю?
     - ‘ удовольствием, только при одном условии. - џ вновь подошел к окну.
     - Ђ именно? - удивилсЯ ќвальд.
     - ‚ы  должны будете  при случае  пересказывать  все соседским детЯм,  -
попросил Я.
     - Ћ, дети теперь навещают менЯ так редко. џ постаралсЯ его утешить:
     - Ћни еще придут. ‚идимо, у ‚ас в последнее времЯ просто  не было охоты
им рассказывать, а может  быть, не было - или наоборот, было слишком много -
подходЯщего  материала.  Ќо  если  знаешь  настоЯщую  историю,  думаете, она
останетсЯ в тайне? „а о ней сразу же заговорЯт повсюду, особенно дети!
     Њы попрощались, и Я ушел. Ђ дети услышали эту историю в тот же вечер.


        ЉЂЉ ‘’Ђђ›‰ ’€ЊЋ”…‰ Џ…‹, “Њ€ђЂџ

     ЉакаЯ это все-таки радость - рассказывать парализованному. Ќа  здоровых
людей нельзЯ положитьсЯ: они видЯт вещи  то с одной стороны,  то с другой, и
если с ними в течение часа идти так, чтобы они были справа, может случитьсЯ,
что они вдруг ответЯт вам слева - только потому, что им придет в голову, что
это  более  учтиво и  свидетельствует  о большей утонченности воспитаниЯ.  ‘
парализованным этого можно не опасатьсЯ. …го неподвижность делает его сродни
вещам,  с которыми он и  в  самом  деле поддерживает разнообразные сердечные
отношениЯ, в каком-то смысле делает его тоже вещью, но намного превосходЯщей
остальные - вещью, котораЯ слушает вас не только в  своем безмолвии, но и со
своими редкими тихими словами и со своими нежными трепетными чувствами.
     џ  больше всего  люблю  рассказывать  моему  другу  ќвальду. € Я  очень
обрадовалсЯ, когда он окликнул менЯ из своего неизменного окна:
     - Њне нужно ‚ас кое о чем спросить. џ тут же подошел и поздоровалсЯ.
     -  Ћткуда эта историЯ, которую  ‚ы рассказали  мне в  последний раз?  -
спросил он. - €з книги?
     -  „а,  -  ответил Я  печально, - ученые похоронили ее  там, когда  она
умерла; это  случилось совсем недавно. …ще сто лет тому назад она жила, ни о
чем,  конечно,  не подозреваЯ,  на  многих  устах.  Ќо слова, которыми  люди
говорЯт теперь, эти тЯжеловесные  слова, которые  невозможно петь невзлюбили
ее и стали  отнимать  у  нее один рот  за другим  так  что в конце концов ей
пришлось жить,  очень  скудно  и  одиноко, на  нескольких иссохшихсЯ  губах,
словно в убогой вдовьей каморке. ’ам она и скончалась, не оставив потомства,
и  была, как Я уже  сказал,  со  всеми почестЯми погребена  в книге, где уже
покоились и другие истории из ее рода.
     -  €  она  была  очень  стара,  когда  умерла?  -  осведомилсЯ  ќвальд,
подхватываЯ мой тон.
     - 400 или 500 лет, - ответил Я в соответствии с истиной, - многие из ее
родственников достигли несравненно более почтенного возраста.
     - Љак, ни разу не угодив в книгу? - удивилсЯ мой друг. џ поЯснил:
     - Ќасколько мне известно, они все времЯ переходили из уст в уста.
     - € никогда не спали?
     - Ќет, почему же, с уст певца они  иногда спускались в чье-либо сердце,
где было тепло и уютно.
     - ђазве люди были такими тихими, что  песни могли спать в их сердцах? -
ќвальд, кажетсЯ, не мог мне поверить.
     - Џо всей видимости, были. Ћ них рассказывают, что они меньше говорили,
танцевали медленно нарастающие танцы,  в  которых  было что-то  баюкающее, а
главное - они не смеЯлись громко, что то и дело слышишь сегоднЯ. несмотрЯ на
повсеместную высокую культуру.
     ќвальд хотел было спросить о чем-то еще, но передумал и улыбнулсЯ:
     - џ  все расспрашиваю да  расспрашиваю, а ведь у  ‚ас.  наверное,  есть
наготове еще какаЯ-нибудь историЯ? Ћн посмотрел на менЯ с ожиданием.
     -  €сториЯ? Ќе  знаю. џ  хотел только сказать  вот что:  эти песни были
наследственным достоЯнием  в  некоторых  семьЯх.  €х  получали  и передавали
дальше, не совсем нетронутыми, со следами ежедневного пользованиЯ, но ничуть
не  поврежденными, подобно тому, как  переходит  от отцов к сыновьЯм  стараЯ
ЃиблиЯ. ‹ишенный наследства отличалсЯ от своих полноправных братьев тем, что
он не мог петь или в лучшем случае знал лишь малую часть песен своих отцов и
дедов  и  вместе с остальными песнЯми  терЯл многое из пережитого, о котором
повествуют народу все эти  былины  и сказки. ’ак, например,  …гор ’имофеевич
женилсЯ  против  воли  своего  отца,  старого ’имофеЯ, на  молодой  красивой
девушке  и  уехал  с  нею в Љиев,  свЯтой город, в котором так  много  могил
великомучеников свЯтой  православной  церкви. …го  отец, ’имофей, который по
всей округе, куда  только  можно  доехать  за десЯть дней  пути, слыл  самым
искусным лирником,  проклЯл своего сына и  рассказывал соседЯм, как часто он
убеждалсЯ, что лучше  уж совсем  не иметь детей,  чем иметь такого.  ’ем  не
менее вскоре он совершенно онемел от горЯ. € он отправлЯл назад всех молодых
людей,   которые  толпились  вокруг   его  избы,  чтобы  стать  наследниками
бесчисленных песен,  заключенных в старике, словно в  запылившейсЯ  скрипке.
"Ћтец, батюшка  ты  наш,  дай  же нам  хоть одну  какую-нибудь  песню. Њы бы
разнесли  ее  по деревнЯм, и вечерами, когда  затихают коровы в стойлах,  ты
слышал бы ее во всех  дворах". Ќо старик, который все  времЯ сидел  на печи,
целый день лишь качал  головой.  Ћн  уже плохо слышал, и так как он не знал,
молчат ли парни, которые теперь беспрестанно прислушивались вокруг его дома,
или опЯть просЯт, то он без конца  повторЯл своей белой  трЯсущейсЯ головой:
нет, нет, нет - пока не  засыпал, и даже  еще какое-то времЯ во сне. Ћн бы с
великой радостью  выполнил просьбу парней, ему  самому было  горько, что его
немой мертвый прах лЯжет на эти песни, может быть, уже совсем скоро. Ќо если
бы он попыталсЯ  учить кого-нибудь из них, ему непременно вспомнилсЯ бы  его
…горушка, и тогда - кто знает, что бы тогда  случилось.  ‚едь никто не видел
его плачущим лишь потому, что он вообще всегда молчал. ‡а каждым  его словом
стоЯло  рыданье, и  ему  каждый  раз  приходилось очень быстро  и  осторожно
закрывать рот, чтобы оно не вырвалось вместе со словом наружу.
     ‘тарый  ’имофей  очень рано начал учить своего единственного сына …гора
некоторым песнЯм, и пЯтнадцатилетним юношей тот мог уже петь больше и лучше,
чем все взрослые парни в  деревне и окрестностЯх. Ќо старик то и дело,  чаще
всего  по  праздникам,  когда  бывал  немного  под  хмельком,  говорил  ему:
"…горушка, голубчик, Я уже научил  тебЯ петь многие песни, многие былины, да
еще сказаниЯ о свЯтых, почти на каждый день по сказанию. Ќо  ведь Я,  как ты
знаешь, самый искусный лирник в губернии, а мой отец, похоже, знал все песни
со всей ђуси, да к тому же татарские истории. ’ы еще слишком  молод, поэтому
Я еще не рассказал тебе самые прекрасные былины, в которых слова - как иконы
и ни в какое сравненье не идут с обычными словами, и ты еще не научилсЯ петь
те напевы,  которые никто, хоть казак, хоть мужик, не  может услышать  и  не
зарыдать".  ’имофей   повторЯл   это  сыну  каждое  воскресенье  и  по  всем
многочисленным  русским праздникам,  значит,  довольно часто. Џока тот после
одной  жаркой  ссоры  со стариком  не исчез  вместе с  красавицей “стинькой,
дочерью бедного пахарЯ.
     Ќа третий год после этого происшествиЯ ’имофей  захворал. Љак раз в это
времЯ собрались в  дорогу несколько из тех бесчисленных странников,  что  со
всех концов необъЯтной ђуси бредут нескончаемым потоком в Љиев. € сосед Ћсип
пришел  к больному: "џ  иду  со  странниками,  ’имофей €ваныч,  позволь  мне
напоследок обнЯть тебЯ". Ћсип не был дружен со  стариком, но, отправлЯЯсь  в
столь далекое  путешествие,  он счел  необходимым попрощатьсЯ  с ним, как  с
отцом. "џ  иногда обижал тебЯ, - всхлипнул он,  -  прости  мне, дружище, это
было во хмелю, за такое не гневаютсЯ, сан понимаешь. Ђ Я непременно помолюсь
за тебЯ, и свечу поставлю. Ќу, прощай, батюшка ’имофей €ваныч, Ѓог даст, еще
поправишьсЯ, тогда снова  споешь нам что-нибудь.  „а-да, давненько уж  ты не
пел. Ђ что это за песни были! ‚от хоть о „юке ‘тепановиче, думаешь, Я забыл?
ќх ты, глупый. …ще как  помню! Љонечно, как ты  певал... уж кто-кто, а ты-то
мог спеть, это, скажу тебе... Ѓог дал тебе это, другому он дает другое. Њне,
например..."
     ‘тарик, лежавший  на печи, с  крЯхтеньем повернулсЯ и сделал  движение,
как будто хотел  что-то  сказать. ‘ловно  бы  тихонько прозвучало имЯ …гора.
Њожет быть, он хотел передать ему весточку? Ќо  когда сосед,  обернувшись  в
дверЯх спросил: "—то, ’имофей €ваныч?"  -  тот уже опЯть лежал совсем тихо и
лишь покачивал своей белой головой. € все же - Ѓог знает,  как это случилось
-  не прошло и  года  после того, как ушел Ћсип, когда совершенно неожиданно
возвратилсЯ …гор. ‘тарик  узнал его не сразу, так  как в  избе было темно, а
старческие глаза с большой неохотой воспринимали новый чужой облик. Ќо когда
’имофей услышал голос  пришельца, он вздрогнул  и  соскочил с  печи  на свои
старые дрожащие ноги. …гор подхватил его и они сжали друг друга  в объЯтиЯх.
’имофей плакал.  Њолодой человек без конца  спрашивал: "„авно ли ты болеешь,
отец?" Љогда старик немного успокоилсЯ,  он снова забралсЯ на печь и другим,
строгим тоном спросил: "—то же твоЯ жена?" …гор, помолчав, сплюнул. "‡наешь,
Я  прогнал  ее, вместе  с дитем".  Ћн помолчал еще  немного. "Љак-то  ко мне
пришел Ћсип. - Ћсип Ќикифорович?- говорю. - „а, - отвечает, -  Я самый. ’вой
отец болен, …гор.  Ћн  больше  не может петь. ’еперь в деревне  совсем тихо,
будто она вымерла,  деревнЯ наша.  Ќе слышно топоров, пусто на улицах, никто
больше не плачет, да и длЯ смеха нет  подходЯщих причин. -  џ задумалсЯ. —то
было делать? € Я позвал мою жену. - “стинька, - говорю, - Я должен вернутьсЯ
домой,  там никто больше не поет, теперь мой черед. Ћтец-то болен. - •орошо,
- сказала “стинька. - Ќо Я не могу взЯть тебЯ с собой, - объЯснил Я ей, - ты
же знаешь, отец  не  захочет тебЯ видеть. € обратно к  тебе Я тоже  врЯд  ли
вернусь, если уж попаду  туда и  начну петь. - “стинька понЯла менЯ: —то  ж.
Ѓог  с  тобой.  ’еперь  тут  много странников, стало  быть,  много  будет  и
милостыни. Ѓог не оставит нас, …гор. - ’ак Я и ушел. Ђ теперь, отец, поведай
мне все твои песни".
     Џо  округе прошел  слух, что  …гор вернулсЯ и что старый  ’имофей снова
поет. Ќо в ту осень настолько сильный ветер носилсЯ по деревне, что никто из
проходивших мимо путников не мог  толком дознатьсЯ, действительно  ли поют в
доме ’имофеЯ или нет. € на стук дверь никогда не отворЯлась. Ћба хотели быть
одни. …гор сидел на краю печи рЯдом с лежащим отцом и то и дело наклонЯл ухо
ко рту старика; тот и в самом деле пел. …го  старческий голос, сгорбившись и
дрожа,  нес  …гору все  самые лучшие песни,  и  …гор  иногда начинал  качать
головой или свисающими с печи ногами  совсем так, будто пел  уже он сам. ’ак
шло много дней.  ’имофей  не переставал находить в своей  памЯти  новые, все
более  прекрасные  песни; часто он будил сына среди  ночи и, слабо взмахиваЯ
морщинистыми, трЯсущимисЯ руками, пел небольшую песню, потом еще одну и  еще
-   пока  не  занималось  медлительное  бледное  утро.  ‚скоре  после  самой
прекрасной песни он  умер. ‚ последние дни он часто и горько сетовал,  что в
нем осталось еще несметное множество песен и что ему уже  не хватит  времени
спеть  их  сыну.  Ћн  лежал  с  наморщенным лбом,  в  напрЯженном  тревожном
раздумье,  и его рот дрожал от нетерпеньЯ. ‚ремЯ от  времени он  садилсЯ,  с
минуту  мерно  качал головой,  шевелил  губами,  и  наконец начинал  звучать
какой-нибудь  тихий  напев; только теперь он чаще  всего пел  одни  и  те же
строфы о  „юке ‘тепановиче  -  он  их  особенно любил,  и его сыну, чтобы не
разгневать старика, приходилось  удивлЯтьсЯ и делать вид, будто он слышит их
впервые.
     Љогда  старый  ’имофей  умер, дом,  в  котором …гор  жил  теперь  один,
оставалсЯ  еще  некоторое времЯ  запертым.  Ќо  весной  …гор  ’имофеевич,  у
которого отросла  длиннаЯ борода, вышел за ворота и стал ходить по деревне и
петь. Ђ позже он пошел и по окрестным  деревнЯм, и  мужики уже говорили, что
…гор стал никак не менее искусным лирником, чем его отец ’имофей, потому что
он знал множество торжественных и героических былин и все те напевы, которые
никто, хоть казак, хоть мужик, не может услышать и не зарыдать. Ђ еще у него
был такой нежный и печальный тон, какого никто прежде не слышал ни от одного
певца. € этот тон звучал всегда  в  припеве, совершенно неожиданно и поэтому
был особенно щемЯщим. ‚о всЯком случае, так мне рассказывали.
     - ‡начит, этому тону он научилсЯ не у отца? - сказал немного погодЯ мой
друг ќвальд.
     - Ќет, - ответил Я, - откуда он пришел к нему, неизвестно.
     Љогда Я уже отошел от окна, больной крикнул мне вдогонку:
     - Њожет быть, он думал о своей жене и ребенке.  Њежду  прочим, он так и
не взЯл их к себе, когда его отец умер?
     -  Ќет,  не  думаю. ‚о  всЯком случае,  свою смерть  он встретил  потом
одиноким.


        Џ…‘Ќњ Ћ ЏђЂ‚„…
     Љогда  Я в следующий раз  проходил мимо эвальдова окна, он кивнул мне и
улыбнулсЯ:
     - ‚ы что-то пообещали детЯм?
     - Љак то есть? - удивилсЯ Я.
     - „а  вот  когда Я рассказал им историю о …горе, они стали  жаловатьсЯ,
что Ѓог в ней так и не поЯвлЯетсЯ. џ испугалсЯ:
     - Љак, историЯ без Ѓога, но также не бывает! - Џотом Я спохватилсЯ: - Ђ
ведь верно, о Ѓоге, как Я теперь вижу, моЯ историЯ и в самом  деле ничего не
говорит. Ќе могу  понЯть,  как такое  могло случитьсЯ;  мне кажетсЯ, если бы
кто-нибудь  нарочно потребовал от менЯ такую историю, Я  за всю жизнь ничего
не смог бы придумать...
     ќвальд улыбнулсЯ моей горЯчности.
     - Ќе нужно из-за этого  огорчатьсЯ, - перебил он менЯ сочувственно, - Я
так думаю, никто не может знать, есть ли в истории Ѓог, пока не дослушает ее
до конца. ‚едь  если  в  ней не хватает хотЯ бы двух слов,  пусть даже одной
только паузы после последнего слова, Ћн все еще может прийти.
     џ кивнул, и больной продолжал другим тоном:
     - Ќе знаете ли ‚ы еще чего-нибудь об этих русских певцах?
     џ помедлил:
     - Њожет быть, поговорим лучше о Ѓоге, ќвальд? Ћн покачал головой:
     -  Њне хочетсЯ  побольше узнать  об этих  необыкновенных людЯх. Ќе знаю
почему, но Я все времЯ думаю: если бы кто-нибудь из них  вошел  сюда, в  мою
комнату... - он Џовернул голову, посмотрел на дверь. Ќо  его  взглЯд  тотчас
вернулсЯ, не без некоторого замешательства,  ко мне. - •отЯ как бы это могло
быть, - поспешил он прервать свои мысли.
     - Џочему же нет, ќвальд? ‘ ‚ами может произойти многое, что  недоступно
людЯм, владеющим своими ногами, потому что  они проходЯт мимо стольких вещей
и  от стольких убегают. Ѓог  положил ‚ам,  ќвальд, быть тихим местом посреди
всей этой спешки и суеты. ђазве ‚ы не чувствуете, как бурлит все вокруг ‚ас?
„ругие  гонЯютсЯ  за  своими   днЯми,   и  если  им  вдруг  удаетсЯ  настичь
какой-нибудь из них, они уже не могут отдышатьсЯ, чтобы сказать ему  хотЯ бы
слово. ‚ы же, мой друг,  просто сидите у ‚ашего окна  и ждете, а к ожидающим
непременно  что-нибудь,  да  приходит.   “  ‚ас  совершенно  особаЯ  участь.
Џодумайте  -  даже  €верскаЯ ЃожьЯ Њатерь, что в Њоскве,  то и дело покидает
свою часовенку и в черной повозке,  запрЯженной четверкой,  едет к  тем, кто
празднует крестины или оплакивает смерть. Љ ‚ам же должно прийти все.
     - „а, - сказал ќвальд с отрешенной улыбкой, - Я не могу выйти навстречу
даже смерти. Њногие люди находЯт ее в пути.  Ћна боитсЯ входить в их  дома и
вызывает их наружу - на чужбину, на войну, на высокую башню, на шаткий мост,
в  нехоженые леса или в безумие. €ли  же, как бывает чаще  всего, отыскав ее
где-то, они приносЯт ее потом на плечах  домой, не замечаЯ этого. Џотому что
смерть ленива; если  бы люди  не  тревожили  ее без конца, кто  знает, может
быть, она бы давно уснула.
     Ѓольной на минуту задумалсЯ, потом продолжил с некоторой гордостью:
     - Ќо ко мне-то ей придетсЯ прийти, если Я ей нужен. Џрийти сюда,  в мою
маленькую светлую комнату, в которой  так долго  не вЯнут  цветы,  пройти по
этому старому ковру, мимо этого шкафа, между столом и краем кровати (все это
не так легко),  подойти к моему  милому,  старому, широкому  стулу, который,
видимо, умрет вместе со мной, потому что, можно сказать, и жил со мной. € ей
придетсЯ проделать  все  это,  как это делаетсЯ обычно: без  шума, ничего не
опрокинув, никак  не нарушаЯ привычного порЯдка,  словно в гостЯх. ЃлагодарЯ
этому моЯ комната мне как-то особенно дорога. ‚едь все разыграетсЯ здесь, на
этой тесной сцене, и  потому это  последнее событие  не  так уж сильно будет
отличатьсЯ от всех остальных, что здесь уже произошли или еще предстоЯт. Њне
всегда, еще с  детства, казалось странным, что люди говорЯт о смерти не так,
как  о других вещах, и это лишь потому, что никто еще не рассказал, что было
с ним потом. Ќо чем отличаетсЯ  умерший  от  человека,  который отказалсЯ от
времени  и уединилсЯ.  чтобы  по-настоЯщему, всерьез подумать о  чем-то, что
требует решениЯ  и  что уже давно его мучит. ‘реди  людей едва  ли вспомнишь
даже "Ћтче  наш", тем более -  какую-нибудь  скрытую свЯзь, и может быть, не
слов,  а  событий.  „лЯ  этого   нужно  куда-то  удалитьсЯ,  в  какую-нибудь
недоступную тишину, и  возможно, мертвые  -  это как раз те, что ушли, чтобы
подумать о жизни.
     Ќаступило молчание, которое Я прервал следующимисловами:
     -  Њне вспоминаетсЯ  одна  юнаЯ  девушка. Џервые  семнадцать  дет своей
безмЯтежной  жизни  она, можно  сказать,  только  смотрела.  …е  глаза  были
настолько  велики и  настолько самостоЯтельны, что  все, что они получали из
мира, они  оставлЯли себе,  а жизнь  ее  юного  тела шла независимо от  них,
питаЯсь лишь тихим  стуком  сердца и шорохом  крови. Ќо вот какое-то слишком
резкое событие разрушило эту двойную,  почти неподвижную жизнь; глаза словно
бы прорвались, и мир, что был снаружи, всей своей тЯжестью хлынул сквозь них
в темное сердце, и каждый день с такой силой обрушивалсЯ в глубокий,  словно
колодец, взглЯд,  что разбивалсЯ  в тесной  груди  вдребезги, как стекло.  €
девушка стала бледнеть  и  чахнуть, она постоЯнно уединЯлась  и  молчала,  и
наконец сама отыскала ту тишину, в которой ничто уже, по-видимому, не мешает
думать.
     - Љак она умерла? ~- спросил мой друг несколько хриплым голосом.
     - Ћна утонула. ‚ глубоком, тихом пруду; по его поверхности пошли круги;
они, медленно расширЯЯсь, прошли под белыми кувшинками, так что эти плавучие
цветы беззвучно заволновались.
     - ќто тоже  историЯ? - спросил  ќвальд, чтобы тишина после моих слов не
стала слишком сильной.
     - Ќет, - ответил Я, - это чувство.
     - Ђ можно ли его передать как-нибудь детЯм - это чувство?
     џ немного подумал:
     - Ќаверно...
     - Ђ как?
     - ‘ помощью другой истории.
     € Я начал рассказывать:
     - ќто было, когда южнаЯ ђусь сражалась за свободу.
     - Џростите, - сказал ќвальд, - как это понимать:
     может быть, народ хотел избавитьсЯ от царЯ? ќто не вЯжетсЯ с тем, что Я
думаю о ђоссии, да к тому же противоречит ‚ашим прежним рассказам. …сли так,
то  Я   предпочел  бы   не  слышать  ‚ашей   истории.  Џотому  что  Я  люблю
представление,  которое Я составил себе об этой стране и не  хочу, чтобы оно
как-нибудь пострадало. џ улыбнулсЯ и успокоил его:
     - Џольские паны  (мне надо было сказать об  этом сразу) владычествовали
на юге ђуси и в тех тихих, безлюдных степЯх, что  зовутсЯ “краиной. ќто были
жестокие владыки. €х гнет, а также алчность евреев, которые захватили в свои
руки даже ключи от церкви и только за деньги давали их православным, сделали
юношей вокруг Љиева и по всему „непру усталыми и печальными. ‘ам город Љиев,
свЯтое  место,  в  котором  ђусь  впервые  поведала  о  себе золотым сиЯнием
четырехсот куполов, все больше замыкалсЯ  в себе и терзал  себЯ бесконечными
пожарами, словно шальными мыслЯми, что  оставлЯют после себЯ лишь безбрежную
ночь. ‚ степи  народ толком  не знал, что произошло. Ќо, охваченные странной
тревогой, старцы выходили  по ночам из своих  хижин и молча  вглЯдывались  в
высокое безмолвное небо, а днем какие-то фигуры вдруг вырастали на курганах,
что  возвышаютсЯ  над  бескрайней  равниной,  как будто  ожидаЯ чего-то. ќти
курганы -  могилы древних племен - покрывают всю степь, словно  застывшие  и
уснувшие волны. € в этой земле, где могилы - как горы, люди - словно бездны.
‚ их  глубинах темно и безмолвно, а  их слова - лишь  тонкие, шаткие мостики
над  их  настоЯщей  жизнью. €ногда темные птицы  взлетают с курганов. €ногда
причудливые напевы падают  в людей и исчезают в их глубине, а птицы терЯютсЯ
в  небе. ‚се безгранично,  куда ни посмотри. „аже дома не укрывают  от  этой
безмерности; их маленькие окошки полны ею. ‹ишь в темных углах стоЯт древние
иконы, точно  Ѓожьи верстовые столбы, и свет  от  тусклых лампадок  бродит в
них,  как заблудившийсЯ  ребенок в  звездной ночи. ќти  иконы - единственнаЯ
опора, единственный надежный знак на пути, и ни одна семьЯ не обходитсЯ  без
них.  ‚  любой  момент может потребоватьсЯ та  или инаЯ:  когда, подточенный
червЯми, рушитсЯ  старый дом, когда кто-то женитсЯ и строит себе новый,  или
когда кто-то, как,  например, старый Ђбрам, желает умереть с образом ЌиколаЯ
—удотворца в руках - видимо, длЯ того, чтобы, сличаЯ с ним свЯтых в небе, не
пропустить самого почитаемого из них.
     ‚от  и Џетр Ђкимович, деревенский сапожник, тоже пишет  иконы. Љогда он
устает от одной работы, он переходит, трижды осенив себЯ крестным знаменьем,
к другой, и его шила и молотки окружает то же благочестие, что и его кисть и
краски.  Ћн  уже стар, но  держитсЯ  довольно  бодро.  Џодолгу  сгибаЯсь над
сапогами,  он  вновь распрЯмлЯетсЯ перед  картиной  и  так сохранЯет хорошую
осанку и необходимое равновесие в плечах и поЯснице. Џочти всю свою жизнь он
провел один, не вмешиваЯсь даже в хлопоты когда его жена Ђкулина рожала  ему
детей,  и  когда  они умирали или  женились. ‹ишь  на семидесЯтом году  Џетр
сблизилсЯ  с теми,  кто  еще оставалсЯ в его доме, и  чье существование  он,
казалось,  заметил только теперь. ќто  были: Ђкулина, его  жена,  незаметнаЯ
смиреннаЯ женщина, всю себЯ отдавшаЯ детЯм, стараЯ безобразнаЯ дочь и Ђлеша,
сын,  родившийсЯ  необычно поздно -  ему шел восемнадцатый  год. Џетр  хотел
научить его  иконописи, потому что видел, что скоро уже не сможет  выполнЯть
все  заказы. Ћднако от учениЯ пришлось  отказатьсЯ.  Ђлеша написал ЏресвЯтую
„еву, но его работа оказалась  так  далека  от строгого верного  образа, что
скорее  походила на портрет Њарианны,  дочери  казака  ѓолокопытенко,  стало
быть,  на что-то плотское  и греховное,  так что Џетр  поспешил, многократно
перекрестЯсь, изобразить на оскверненной доске свЯтого „митриЯ, которого он,
неизвестно почему, ставил выше всех свЯтых.
     Ђлеша тоже не пыталсЯ больше  писать. …сли отец не велел ему позолотить
нимб  на новой  иконе, то он обычно пропадал где-то в степи, никто не  знал,
где.  „омашние его не удерживали- Њать дивилась  на него и не решалась с ним
говорить, словно  он был чужой  или чиновник. ‘естра часто била его, пока он
был маленький, а теперь, когда он  вырос, стала презирать его  за то, что он
никогда  ее  не бьет.  €  во  всей деревне до  парнЯ  никому  не было  дела.
Њарианна, казачьЯ  дочь, лишь посмеЯлась  над  ним, когда  он сказал ей, что
хочет на ней женитьсЯ,  а других девушек Ђлеша и не спрашивал, согласЯтсЯ ли
они пойти за него  эамуж. € на  ‘ечь,  в  ‡апорожье,  его никогда не  брали,
лотому что он казалсЯ слишком малосильным, да пожалуй
     слишком юным. Ћднажды он убежал в ближайший монастырь, но  и монахи его
не  принЯли  -  и тогда  у  него  сталась  одна только  степь  - бескрайнЯЯ,
волнующаЯсЯ  степь. Љогда-то давно  один охотник подарил  ему старое  ружье,
одному  Ѓогу ведомо, чем оно было зарЯжено. Ђлеша всюду носил  его с  собой,
хотЯ так ни  разу из  него и  не выстрелил  -  во-первых, потому  что  берег
выстрел, а во-вторых, потому что не знал, зачем.
     Љак-то  раз тихим июньским  вечером  все сидели  за  дощатым столом, на
котором стоЯла  миска с кашей. Џетр ел, остальные смотрели на  него и ждали,
что он им оставит. ‚друг  ложка  старика замерла в воздухе,  и он,  наклонив
свое широкое тело с морщинистой головой, заглЯнул в  полосу  света, наискось
падавшую от  двери в сумерки  комнаты.  ‚се  прислушались. ‘наружи доносилсЯ
какой-то  шорох,  как будто ночнаЯ  птица на  лету мЯгко  задевала  крыльЯми
бревенчатый сруб;  но солнце только еще  садилось, да и  ночные  птицы редко
залетали в деревню. € вновь  послышались странные звуки, на этот раз  словно
какой-то крупный зверь  бродил вокруг дома, и через все стены доносились его
беспокойные шаги.  Ђлеша  тихо поднЯлсЯ,  но в  тот  же миг  что-то темное и
громоздкое загородило свет с той стороны двери, в один  миг прогнав из  избы
вечер и впустив ночь, - и осторожно, как огромный медведь, двинулось вперед.
"ќто  Ћстап", - сказала уродица  своим сварливым голосом.  ’еперь все узнали
его.   ќто  был  один  из  слепых  кобзарей,   старик,   ходивший  со  своей
двенадцатиструнной бандурой по деревнЯм и певший о великой славе казаков, об
их храбрости и верности, об их гетманах ЉирдЯге, Љукубенко, Ѓульбе и других,
-  и  везде  любили  его  слушать.  Ћстап  трижды  низко  поклонилсЯ  в  том
направлении, где он предполагал свЯтой образ (это была ‡наменскаЯ - к ней он
и обратилсЯ, не знаЯ  об этом), потом сел у печи и спросил тихим голосом: "“
кого это  Я?" - "“ нас, батюшка, у Џетра Ђкимовича, сапожника", - приветливо
ответил Џетр.  Ћн  был большой  охотник до песен и потому  очень обрадовалсЯ
нежданному  гостю. "Ђ, у  Џетра  Ђкимовича, который образа  пишет", - сказал
слепой, чтобы тоже показать свое дружеское расположение. Џотом стало тихо. ‚
шести  длинных струнах  бандуры  зазвучал  нежный напев, он ширилсЯ, рос,  и
вдруг, перейдЯ в короткие струны, словно в  изнеможении  упал навзничь,  - и
так повторилось снова, и еще, и еще, во все убыстрЯющихсЯ переборах, так что
наконец  слушающие прикрыли  глаза, словно  боЯсь вдруг увидеть,  как упадет
замертво  эта стремглав  куда-то  несущаЯсЯ мелодиЯ;  но тут  звуки стихали,
уступаЯ место  прекрасному, густому  голосу кобзарЯ, который  сразу заполнил
собою весь дом и долетел до соседних изб,  так что перед дверью и под окнами
стали  собиратьсЯ соседи.  ’олько на этот раз не о героЯх повел  Ћстап  свою
песнь. ‚елика была  уже слава  Ѓульбы  и Ћстраницы и  Ќаливайко. €  в  веках
нерушима осталась  казачьЯ верность. Ќо  не о подвигах их была эта песнь.  €
задорный казачий плЯс, казалось, уснул беспробудно в слушающих  людЯх: никто
не  притопнул ногой,  не  повел  плечами. ‹ишь головы низко  склонились, как
склонились  седины  Ћста-па, словно отЯжелев  от скорби,  которой  полнилась
песнь:
     <i>Ќет больше
     правды на свете. Џравда, кто ныне отыщет
     ее? Ќет больше правды на свете. Љривда
     пЯтой беззаконной повсюду ее попирает.
     Ќыне цепЯми окована правда. Ђ кривда
     смеетсЯ над нею, смотри: входит со смехом
     в панские кривда палаты и восседает с
     панами за широким столом.
     Џравда лежит за порогом и стонет. Ќо у
     панов поганаЯ кривда в почете. € они
     привечают ее с улыбкой и потчуют кривду
     заморским вином.
     Џравда, о матушка-правда, когда-то ты
     снова расправишь орлиные крыльЯ! Џридет
     еще тот, что восстанет на кривду. Ѓог
     поможет ему, один только Ѓог его на
     праведный путь наставит.</i>
     ‘ трудом поднЯлись головы; на лицах застыло молчание, это  увидели даже
те, что  хотели  заговорить. Ђ чуть погодЯ в  этой  напрЯженной тишине вновь
заговорила бандура,  и  теперь уже  ее речь  была  понЯтнее  людЯм,  которых
становилось все больше. ’рижды пропел Ћстап песнь о правде. € каждый раз это
была новаЯ песнь. …сли  сначала это  была жалоба,  то потом в ней послышалсЯ
укор;  когда  же  кобзарь, высоко вскинув  голову, запел ее третий  раз, она
стала цепью коротких приказов, и необузданный  гнев вырывалсЯ из раскаленных
слов, чтобы широким трепещущим пламенем разгоретьсЯ в душах людей.
     "ѓде  собираетсЯ  войско?"  -  спросил  один  из  парней,  когда  певец
поднЯлсЯ.  ‘тарик, которому  были известны все передвижениЯ  казаков, назвал
место поблизости. Њужчины поспешно разошлись, и  вскоре отовсюду послышались
короткие оклики, брЯцание  ружей, а  у ворот зарыдали жены.  —ерез час отрЯд
вооруженных крестьЯн вышел из деревни по направлению к —ернигову.
     Џетр,  в надежде  побольше узнать от  кобзарЯ, поднес ему ковш молодого
вина.  ‘тарик  сел,  выпил,  но на многочисленные вопросы сапожника  отвечал
односложно.  Џотом  поблагодарил и  попрощалсЯ.  Ђлеша проводил  слепого  за
порог.  Љогда они  вышли  из дома  и оказались  одни  в темноте  ночи, Ђлеша
спросил: "Ђ всем ли можно идти на войну?" - "‚сем", - сказал старик и быстро
зашагал прочь, словно прозрел в ночи.
     Љогда все уснули, Ђлеша поднЯлсЯ с печи, где  он лежал,  не раздевшись,
взЯл ружье и вышел из дома. ‚о дворе он почувствовал, как кто-то обнЯл его и
нежно поцеловал в волосы. ЋглЯнувшись, он в свете месЯца увидел Ђкулину, тут
же торопливо засеменившую в дом. "Њать", - удивилсЯ он и непривычные чувства
всколыхнулись у него в груди. ‘  минуту он постоЯл в нерешительности. ѓде-то
скрипнула  дверь, в соседнем  дворе  залаЯла собака.  Ђлеша вскинул ружье  и
уверенно зашагал прочь: он рассчитывал еще до рассвета догнать своих. ‚ доме
же все сделали вид, будто не заметили  его ухода. ‹ишь  когда они вновь сели
за  стол,  и Џетр  увидел, что алешино место пустует, он поднЯлсЯ,  прошел в
угол  и зажег  перед ‡наменской свечку.  ‘овсем  тоненькую  свечку.  “родица
пожала плечами.
     ’ем временем Ћстап, слепой старец, уже пришел в другую деревню и тихим,
жалобным голосом начал скорбную песнь о правде.
     Ѓольной, немного подождав, удивленно взглЯнул на менЯ:
     - Џочему же  ‚ы не заканчиваете?  ‚едь  здесь как в истории об  измене.
ќтот старик был Ѓог.
     - Ћ, этого Я не знал, - сказал Я, вздрогнув.


        €‡ †€‡Ќ€ ‚…Ќ…–€ЂЌ‘ЉЋѓЋ ѓ…’’Ћ
     ѓосподин  Ѓаум, домовладелец, окружной староста, почетный  председатель
добровольной  пожарной  команды  и многое  еще  другое, но,  говорЯ коротко:
господин  Ѓаум, кажетсЯ,  подслушал  один  наш  с ќвальдом разговор.  Ќичего
странного: ему принадлежит дом, на первом этаже которого живет мой друг.  Њы
- господин Ѓаум и Я  -  уже  давно  знаем  друг  друга в  лицо. Ќо при нашей
последней встрече  окружной староста остановилсЯ и чуть приподнЯл шлЯпу, так
что оттуда могла бы вылететь маленькаЯ птичка случись  ей там  очутитьсЯ. Ћн
учтиво улыбнулсЯ и открыл наше знакомство:
     - ‚ы иногда путешествуете?
     - Ћ да, - ответил Я несколько рассеЯнно, - случаетсЯ.
     -  џ полагаю, -  продолжал он доверительно, - мы  тут единственные, кто
побывал в €талии... џ постаралсЯ быть внимательнее.
     - ‘тало быть...  да, это значит, что нам совершенно  необходимо  иногда
беседовать. - ѓосподин Ѓаум дружелюбно  посмеЯлсЯ. - „а,  €талиЯ - это нечто
особенное!  џ всегда рассказываю  моим детЯм...  ‚зЯть, к примеру,  хотЯ  бы
‚енецию...
     џ остановилсЯ.
     - ‚ы еще помните ‚енецию?
     -  Џомилуйте, - простонал  он:  он был несколько излишне дороден, чтобы
вознегодовать беспрепЯтственно, - неужели же нет! Љто один раз увидит... ќта
Piazzetta [Џлощадь (итал.)] - не правда ли?
     - „а, - ответил Я сочувственно, - Я с особенным удовольствием вспоминаю
прогулку  по каналам, это  неторопливое,  беззвучное  скольжение вдоль самой
истории.
     - A Palazzo Franchetti! [„ворец ”ранчетти (итал.)] - воскликнул он.
     - Ђ ‘а d'Oro![‡олотой дворец (итал.)] - подхватил Я.
     - ђыбный рынок!
     - Palazzo Vendramin! [„ворец ‚ендрамин (итал.)]
     -  ѓде ђихард ‚агнер...  - не преминул  он  вставить, как  образованный
немец.
     џ кивнул:
     - A Ponte[Њост (итал.)], помните?
     Ћн понимающе улыбнулсЯ:
     -  Ќу как же,  и музей, разумеетсЯ, и академиЯ, незабываемаЯ  академиЯ,
где ’ициан ...
     ѓосподин  Ѓаум  решил, видимо, подвергнуть  себЯ  экзамену, и  довольно
строгому.  Њне  захотелось  вознаградить  его  историей,  и   Я  без  долгих
предисловий начал:
     -  …сли проехать  под Ponte  di  Rialto [Њост ђиальто  (итал.).],  мимо
Fondaсо  de'Turchi  [„ворец  ’урчи  (итал.)]  и  рыбного  рынка,  и  сказать
гондольеру:  "Ќаправо", то он удивленно  посмотрит на  ‚ас и,  скорее всего,
переспросит: "Dove?" [’уда? (итал.)]. Ќо  надо  настоЯть, чтобы он  повернул
направо, выйти в одном из маленьких грЯзных каналов, ругаЯсь поторговатьсЯ с
ним и тесными проулками  и черными закопченными переходами пройти на широкую
пустынную  площадь.  €  все  это только  ради того,  что  там  произошла моЯ
историЯ.
     ѓосподин Ѓаум легонько тронул менЯ за руку:
     -  Џростите, какаЯ  историЯ? -  …го  маленькие  глазки тревожно  бегали
туда-сюда.
     џ успокоил его:
     -  Џросто  историЯ,  уважаемый господин Ѓаум, врЯд  ли стоит давать  ей
особое название. џ даже не могу сказать ‚ам, когда  это было.  ‚озможно, при
доже Ђльвизе Њочениго —етвертом, но могло быть и несколько раньше или позже.
Љартины  Љарпаччо,  коль скоро ‚ы их видели, написаны словно  по  пурпурному
шелку, повсюду в них, точно сквозь  ветви в лесу, пробиваетсЯ что-то теплое,
а  вокруг  приглушенных огоньков  теснЯтсЯ  прислушивающиесЯ тени. „жорджоне
писал  по старой  выцветшей  позолоте, ’ициан  по  черному атласу, -  но  во
времена,  о  которых Я  говорю,  любили  светлые  картины  на белом шелковом
полотне,  а  имЯ, которое играло у  всех  на устах, которое  звонкие  голоса
уносили к солнцу,  и оно падало из  сверкающей лазури в прелестные ушки, это
имЯ было: „жан Ѓаттиста ’ьеполо.
     Ќо  моЯ  историЯ  не об этом. ‚се это относитсЯ  к  настоЯщей  ‚енеции,
городу  дворцов, приключений,  масок и бледных ночей  над лагуной, в которых
так  широко разносЯтсЯ звуки  тайных серенад. -  ‚ той же  части ‚енеции,  о
которой пойдет речь,  не  услышишь ничего, кроме убогой  повседневности; все
дни  там  на одно  лицо,  а песни  звучат,  как  растущие жалобы, которые не
воспарЯют,  но оседают в переулках вместе с клубами сажи. ‚ сумерках повсюду
шнырЯет всЯкий сброд; бесчисленные дети с утра до ночи копошатсЯ на площадЯх
и в узких холодных дверных  проемах  и играют черепками и осколками цветного
стекла, того  самого,  из которого  мастера  сложили  величественную мозаику
‘ан-Њарко. Ѓлагородные синьоры редко заходЯт в гетто.  ђазве  только в  час,
когда еврейские девушки собираютсЯ у фонтана, можно иногда заметить фигуру в
черном  плаще и  маске.  €  кое-кто по опыту знает,  что  в  складках  плаща
прЯчетсЯ  кинжал.  …ще  кто-то  уверЯет,  будто  однажды  при  свете  месЯца
разглЯдел  лицо этого  юноши, и теперь ходит  слух, что этот черный стройный
гость - не кто иной, как Њаркантонио Џриули, сын Proveditore Ќиколо Џриули и
прекрасной  Љатарины Њинелли. €звестно,  что он выжидает  под  воротами дома
€саака ђоссо, потом, если поблизости никого нет, пересекает площадь и входит
к старому Њельхиседеку, богатому ювелиру, у которого множество сыновей, семь
дочерей и бесчисленные внуки. ‘амаЯ юнаЯ внучка ќстер  ждет его,  прильнув к
старцу,  в  низком сумеречном  покое,  в  котором  повсюду что-то блестит  и
сверкает, и шелк и бархат нежно касаютсЯ  драгоценных  сосудов, словно желаЯ
утишить  их тЯжелое пламенеющее  сиЯние.  ‡десь Њаркантонио  садитсЯ  у  ног
престарелого евреЯ  на  расшитые серебром подушки и начинает  рассказывать о
‚енеции  как  о  чуде,  равного  которому  не  было   никогда  и  нигде.  Ћн
рассказывает о зрелищах, о битвах венецианского войска, о чужеземных гостЯх,
о  картинах  и скульптурах,  о  "Sensa" в дни  вознесениЯ, о  карнавалах,  о
красоте своей матери Љатарины Њинелли. „лЯ  него все эти вещи одной природы:
лишь разные выражениЯ воли, любви  и жизни. Ќо обоим его  слушателЯм все это
чуждо; ведь  евреи строго изолированы  от города, и даже богатый Њельхиседек
никогда не заходит в  район Ѓольшого  ‘овета, хотЯ  он, ювелир,  заслуживший
всеобщее уважение, вполне мог на это отважитьсЯ. ‡а свою долгую жизнь старик
добилсЯ  от  синьории  немалых  послаблений длЯ  своих  единоверцев, которые
любили  его  как отца, но каждый раз после этого ему приходилось испы-тывать
новый удар.  ‹ишь  только на республику обрушивалось какое-нибудь несчастье,
оно тут же вымещалось на  евреЯх; венецианцы сами слишком  родственны евреЯм
по дуxy,  чтобы,  как другие  народы, использовать их  длЯ торговли,  и  они
терзали их поборами, отнимали их добро и все больше урезали землю гетто, так
что  семьЯм, неудержимо разраставшимсЯ в  самом средоточии нужды и бедствий,
приходилось  строить  свои  дома  один  на  другом,  все выше. € их поселок,
удаленный от морЯ, медленно тЯнулсЯ к небу, словно к другому морю, и площадь
с  фонтаном  со  всех  сторон  окружили  отвесные  стены,  словно  это  была
гигантскаЯ башнЯ. Ѓогатый  Њельхиседек сделал своим  согражданам, сыновьЯм и
внукам  странное  предложение,  которое  все  сочли   причудой   патриаршего
возраста. Ћн  пожелал  все  времЯ  жить  в  самом  высоком из этих крошечных
домиков,  бесчисленными  этажами  лепившихсЯ друг на  друге.  Ќо его прихоть
выполнили тем охотнее,  что люди не надеЯлись на прочность  нижних  этажей и
наверху клали  настолько  легкий  камень,  что ветер,  казалось, не  обращал
никакого  вниманиЯ  на  стены.  ’ак  что старик  два  или  три  раза  в  год
переселЯлсЯ в новое жилище,  всегда вместе с ќстер, котораЯ не хотела  с ним
расставатьсЯ. Ќаконец они  оказались так высоко, что  когда они  выходили из
тесной комнаты на плоскую крышу, на уровне их глаз начиналась другаЯ страна,
и старик какими-то диковинными словами, словно распеваЯ псалмы, говорил о ее
обычаЯх. ’еперь подниматьсЯ к ним приходилось очень долго; нужно было пройти
через многие чужие жизни,  по  крутым  и скользким лестницам, мимо сварливых
женщин и цепких голодных детей, и  все это  делало  почти  невозможным любой
визит. Њаркантонио  тоже перестал их  навещать, и  ќстер  едва ли жалела  об
этом. ‚ те часы,  когда она бывала с ним наедине, она так долго и пристально
глЯдела на него, что ей  стало казатьсЯ, будто он погрузилсЯ на самое дно ее
темных глаз и  умер там, и теперь  внутри  нее  началась  его новаЯ,  вечнаЯ
жизнь, в которую ведь  он, христианин,  верил.  ‘  этим новым ощущением в ее
юном теле  она по целым  днЯм стоЯла на крыше  и пыталась  отыскать море. Ќо
несмотрЯ на  всю высоту строениЯ, оттуда  можно было различить  сначала лишь
фронтон  Palazzo  Forscari [„ворец ”орскари  (итал.)],  какую-нибудь  башню,
купол  церкви,  подальше  еще  один,  словно застывший в  ледЯной лазури,  и
наконец  -  переплетение мачт,  балок,  штоков,  за  которыми уже  кончалось
влажное, мреющее небо.
     Ѓлиже к осени  старик, хоть и  нелегко давалсЯ ему подьем и несмотрЯ на
все отговоры, все же опЯть переехал в  новый  дом: он был намного выше,  чем
все остальные. Љогда после столь долгого затворничества он вновь проходил по
площади, поддерживаемый  ќстер, его обступили  люди  -  они склонЯлись к его
рукам  и просили совета касательно самых разных вещей, потому что длЯ них он
был,  словно покойник,  поднЯвшийсЯ из  могилы,  когда исполнилось  какое-то
назначенное времЯ. € это было недалеко  от истины. Њужчины говорили ему, что
в ‚енеции  восстание,  что  гранды  вот-вот  падут, и тогда исчезнут границы
гетто, и все станут одинаково свободны. ‘тарик ничего не отвечал, лишь кивал
головой, как будто все это было ему давно известно, и еще  многое другое. Ћн
вошел в дом  €саака ђоссо, над которым помещалось его новое жилище, и полднЯ
поднималсЯ  наверх.  ’ам,  наверху,  ќстер  родила  светлокожее нежное дитЯ.
Ћправившись после  родов, она вынесла  его на крышу  и впервые вложила в его
раскр