
он все рос и рос, и  прошло очень много времени, пока он  стал виден весь во
всем своем убожестве.  џ не могу объЯснить, что именно в этой сцене вызывало
ужас, но  у менЯ <i>было</i> такое чувство,  будто передо мной разыгрываетсЯ  целаЯ
судьба,  долгаЯ  судьба,  катастрофическаЯ,  ужасающе  нараставшаЯ  до  того
мгновениЯ, когда  карандаш  перестал  удлинЯтьсЯ  и,  едва-едва  подрагиваЯ,
вздымалсЯ от одиночества этих пустых рук. ‚ конце концов Я понЯл, что должен
был его купить.
     Ђ  потом эти женщины, быстро  проходЯщие  мимо,  в долгополых бархатных
манто восьмидесЯтых  годов,  с  бумажными  розами на старых шлЯпках,  из-под
которых волосы свисают будто сплавленные. € все эти люди, мужчины и женщины,
которые  словно  откуда-то и  куда-то переходЯт, может быть,  от  безумиЯ  к
исцелению, а может быть,  совсем напротив, именно к  сумасшествию; у всех  в
лицах нечто  беспредельно  тонкое,  не то любовь, не  то знание или радость,
словно  бы свет, лишь чуть-чуть потускневший и беспокойный; он мог бы  опЯть
стать  Ясным, если бы хоть кто-нибудь приглЯделсЯ к  ним  и помог... Ќо нет,
никто не помогает. Ќикто не помогает  им -- тем, кто еще лишь совсем немного
смущен, испуган или оробел; тем, кто лишь начинает видеть предметы по-иному,
чем они задуманы; тем, кто еще целиком живет все в том же мире и только идет
словно  бы немного вкось и поэтому  думает, будто предметы нависли  над ним;
тем, кто в  городах не чувствует себЯ дома  и терЯетсЯ в них, как в зловещих
беспредельных лесах, -- всем  тем, кто ежедневно терпит страданиЯ, всем, кто
в шуме не слышит шага собственной воли, всем, кого страх уже перерастает, --
почему же никто не поможет им в этих больших городах?
     Људа  идут они, когда так поспешно проходЯт по  улицам? ѓде спЯт они, и
если  не могут уснуть, что проплывает  тогда перед их печальными глазами?  Ћ
чем они думают, просиживаЯ целыми днЯми в городских садах  склонив голову на
руки, которые словно  бы сошлись  из  разных далей, чтобы спрЯтатьсЯ друг  в
дружке?  € какие слова  говорЯт  они сами  себе,  когда их губы смыкаютсЯ  и
движутсЯ? ‘плетают  ли они еще настоЯщие слова?.. Ђ то,  что они говорЯт, --
это  еще фразы  или из них  все вырываетсЯ  уже в  полном  смЯтении, как  из
горЯщего  театра, все,  что  в  них было зрителем  и  артистом, слушателем и
героем?  Ќеужели никто  не  думает  о том,  что в них есть детство,  которое
гибнет, и сила, котораЯ увЯдает, и любовь, котораЯ рушитсЯ?
     Ћ, ‹у, как Я мучилсЯ, мучилсЯ день  за днем. Џотому что  Я понимал всех
этих  людей, и хотЯ Я далеко обходил их, но у них  не было  тайн от  менЯ. €
менЯ выталкивало из менЯ самого и вталкивало в их жизнь, проталкивало сквозь
их жизни, сквозь все их обремененные тЯготами жизни, € мне часто приходилось
говорить  себе вслух, что Я  не  один  из них,  ведь  Я  снова уйду из этого
ужасного  города, в котором они умрут; Я  говорил это себе и чувствовал, что
это не обман. Ќо все же, когда Я замечал,  что моЯ  одежда с  каждой неделей
становилась все  хуже и все тЯжелее, и видел,  что  она уже во  всех  местах
прохудилась,  Я  пугалсЯ и чувствовал, что безнадежно обречен стать одним из
этих отверженных, едва лишь  какой-нибудь прохожий, поглЯдев на  менЯ, почти
безотчетно причислит  менЯ  к ним. Љаждый мог  низвергнуть  менЯ к ним одним
лишь мимоходным суждением  пренебрежительного взглЯда. €  разве не был Я все
же  одним  из  них,  ведь Я  так  же  беден,  как они,  и  так  же полностью
противоположен всему, что других людей занимало,  и радовало, и  морочило, и
обманывало?  ђазве  Я   не   отрицал  всего,  что  вокруг   менЯ   считалось
действительным,  --  и  разве  не был Я,  по  сути дела, бездомным,  вопреки
видимости  комнаты, в которой Я чувствовал себЯ таким чужим, словно делил ее
с  кем-то вовсе  незнакомым? ђазве не  голодал Я  так  же, как  все  они,  у
накрытых столов, уставленных Яствами, которых Я даже не пробовал, потому что
они не  были ни чистыми, ни простыми, как те, что Я любил? € разве Я так же,
как эти люди, не  отличалсЯ от  большинства окружающих  уже тем, что  не пил
вина  и  никакого  иного одурманивающего напитка? €  разве не был  Я так  же
прозрачен,  как  те одинокие,  лишь извне  чуть  притемненные  испарениЯми и
тЯжестью этого города и хохотом, который поднимаетсЯ, как чад, от его плохих
очагов? Ќичто  не было менее похожим  на смех,  чем смех  этих  отчужденных;
когда они  смеЯлись, это звучало так, будто  у  них внутри  что-то падало  и
разбивалось и заполнЯло их осколками. Ћни  были серьезны,  и эта серьезность
наваливалась на менЯ подобно силе тЯжести и тЯнула вниз, в глубину, к самому
центру их убожества...
     …сли  бы  из тех страхов, которые Я испытывал, Я умел что-либо  делать,
если бы Я мог  создавать из них вещи, настоЯщие тихие  вещи --  создаваЯ их,
становишьсЯ  веселым и свободным,  а созданные, они излучают покой, -- тогда
бы со  мной ничего  не случилось. Ќо эти страхи,  которые обрушивал на  менЯ
каждый день, вызывали сотни  других страхов,  и  все  они  восставали против
менЯ, сговариваЯсь между собой, и Я уже не мог от них вырватьсЯ. ‘тараЯсь их
выразить, Я начинал  творить их самих, и вместо того, чтобы преобразовать их
в  вещи, созданные моей волей,  Я придавал им жизнь,  их  собственную жизнь,
которую они обращали  против менЯ же  и преследовали менЯ  до глубокой ночи.
…сли бы Я чувствовал себЯ лучше, спокойней, дружелюбней, если бы моЯ комната
была моей союзницей и останьсЯ Я здоровым, тогда, может быть, Я все же сумел
бы создавать вещи из страха.
     Ћднажды  мне это  удалось,  хотЯ и ненадолго. Љогда  Я был в  ‚иареджо;
правда,  там вырвалось наружу куда больше страхов, чем раньше, и они одолели
менЯ. € было слишком много  морЯ,  никогда  не умолкавшего, заливавшего менЯ
шумом своих весенних волн. Ќо все же  там это  пришло. ’ам возникли молитвы,
книга молитв *. € мне это необходимо  сказать именно  тебе, ‹у, ведь в твоих
руках покоЯтсЯ мои первые молитвы, о которых  Я так часто думал и  так часто
находил  в  них  поддержку  из далека.  Џотому, что они так  полнозвучны,  и
потому,  что им так покойно у тебЯ (и  потому, что о них никто, кроме тебЯ и
менЯ, не знает), -- потому Я мог найти в них опору. €  мне хотелось бы иметь
право приехать и  приложить другие  молитвы,  которые  возникли с тех пор, к
тем, к твоим, в твои руки, в твой тихий дом.
     *  ђильке  имеет  в виду третью часть "—асослова" ("Љнига  о бедности и
смерти");  "Џервые молитвы",  о  которых дальше говорит ђильке,  это  перваЯ
часть "—асослова" ("Љнига о монашеской жизни"), написаннаЯ в конце 1899 года
после первой поездки в ђоссию.

     ’ы пойми, Я чужестранец и  беднЯк. € Я пройду; но в твоих руках  должно
остатьсЯ  все,  что  однажды  могло бы стать  моей  родиной, если бы  Я  был
сильнее.
     <i>Pайнеp</i>
     ‹у, видела ли ты мои книги: ту, что о ‚орпсведе, и другую, о творчестве
ђодена?  •очешь  их  перелистать?  Ђ у  тебЯ вышла  новаЯ  книга? Њогу Я  ее
прочесть?