Ћни стоЯт, держа на
весу  чайные чашки,  и  радостно вздрагивают  всЯкий  раз, как осведомленный
сосед украдкой кивает  на дверь  и вышептывает имЯ, звучащее по-венециански.
Ћни готовы к самым причудливым именам, их не ошарашишь ничем. Љак  бы ни был
скромен их опыт, в этом городе они с легким сердцем отдаютсЯ неслыханному. ‚
повседневности  они  привыкли  смешивать необычайное с  запретным,  а потому
ожиданье чудес,  которое они  себе вдруг позволЯют, ложитсЯ на  лица печатью
распутства. —увства, какие на родине лишь мгновеньЯми в них проступают -- на
концерте,  за  укромным чтеньем романа,  -- в здешней будоражащей обстановке
они  не стеснЯютсЯ выставлЯть  напоказ.  ’очно так  же,  как, не  подозреваЯ
опасности,  они окунаютсЯ, как в порок,  в  почти  смертельные волны музыки,
так, не знаЯ ничего  о  ‚енеции, отдаютсЯ  они оплаченному колыханью гондол.
Ќемолодые  супружеские  пары, которые все путешествие  только  и делали, что
поддевали друг друга, молча вкушают согласие; муж ощущает приЯтное утомление
от идеалов, она же сбрасывает с себЯ  груз лет и бойко поглЯдывает на томных
туземцев и улыбаетсЯ  без конца, будто зубы  у нее сахарные и тают во рту. €
если   прислушатьсЯ,   выЯснитсЯ  непременно,   что   завтра  они   уезжают,
послезавтра, через неделю.
     € вот Я стоЯл среди них и  радовалсЯ, что не  уезжаю. ‘коро похолодает.
ЌежнаЯ,  наркотическаЯ  ‚енециЯ  их  притЯзаний  и нужд  исчезнет  вместе  с
торжественными  иностранцами, и  как-то  раз  поутру здесь  встанет  другаЯ,
чуткаЯ, до  ломкости хрупкаЯ,  бдЯщаЯ,  не блазнЯщаЯ.  ‡аложеннаЯ на  топЯх,
силой вызваннаЯ  к  жизни  и  упрЯмо  существующаЯ ‚енециЯ.  ‡акаленное,  до
крайности сжатое тело, сквозь  которое бессонный арсенал гнал кровь трудов и
все ширЯщийсЯ дух -- крепче всех ароматов  Ђравии. “бедительное государство,
выменЯвшее  соль  и  стекло  своей  бедности на  клады  народов.  Џрекрасный
противовес миру,  даже  и  в разукрашенности  своей полный скрытой  энергии.
’акаЯ ‚енециЯ.
     џ  вдруг почувствовал  себЯ  среди  этих обманывающихсЯ людей  до  того
одиноким, что невольно поискал глазами, с кем бы  поделитьсЯ моим  знанием о
‚енеции. Ќеужто тут нет никого, кто жаждал бы, чтобы ему это все втолковали?
ћноши, который тотчас бы понЯл, что здесь нам предложено не удовольствие, но
пример воли, такой строгой и властной,  какой больше не сыщешь  на свете?  џ
томилсЯ. ЊенЯ распирала правда. Ћна требовала выхода, взывала о том, чтобы Я
ее  высказал  и  отстоЯл.  ‹езла  в голову несуразица,  что вот, не выдержав
недоразуменьЯ, Я хлопну в ладоши и потребую немедленной тишины.
     „ойдЯ  до этого  смехотворного состоЯниЯ, Я вдруг увидел ее. Ћна стоЯла
под  слепЯщим  окном и следила за мной,  не столько  глазами, задумчивыми  и
серьезными,  сколько ртом,  который иронически  воспроизводил написанное  на
моем  лице раздражение.  џ  тотчас  ощутил  глупую натЯнутость своих  черт и
напустил  безразличие, после чего ее рот сразу  стал естественным  и гордым.
Џотом, по недолгом размышлении, мы одновременно улыбнулись друг другу.
     Ћна мне напомнила, если хотите, один юный портрет прекрасной  Ѓенедикты
фон Љвален,  сыгравшей  известную  роль  в  жизни  Ѓаггесена  *. ‡аглЯнув  в
спокойную темень  этих глаз,  нельзЯ  было  не догадатьсЯ о темных  глубинах
голоса. Џрическа и вырез светлого платьЯ были у нее вдобавок столь Явственно
копенгагенскими, что Я решилсЯ к ней обратитьсЯ по-датски.
     * Ѓаггесен -- см. прим. к стр. 144. ЏризнавалсЯ в любви к Ѓенедикте фон
Љвален незадолго до и сразу после смерти жены, чем вызвал ее недоверие.

     Ќо Я не успел осуществить свое намерение. ‘ дальнего конца залы  на нее
хлынула   толпа.   Ќаша   гостеприимнаЯ   графинЯ   с   шумной   и    пылкой
невнимательностью,  при поддержке  гостей, требовала,  чтобы она  немедленно
спела. џ был  уверен, что девушка отговоритсЯ тем,  что  едва ли  здесь кому
интересно датское пение. ’ак она и сделала, когда ей дали открыть рот. Ќо на
нее  наседали все  больше. Љому-то было известно, что она и по-немецки поет.
"€ по-итальЯнски", --  не  без коварства прибавил смеющийсЯ голос. џ  не мог
придумать длЯ нее больше ни одной отговорки, но был уверен, что она выстоит.
ЉислаЯ  оскорбленность уже разливалась по лицам, уставшим  от долгих улыбок.
„обраЯ графинЯ уже отступала с  видом сожалениЯ и достоинства, и  тут, когда
вовсе не  надо  было,  она  вдруг  сдалась. џ почувствовал,  что  бледнею от
досады. Ќе в силах погасить в  глазах упрек, Я отвернулсЯ -- ей незачем было
его  видеть.  Ќо она отделилась от остальных и оказалась рЯдом. ЊенЯ окатило
сверканием ее платьЯ, ее цветочным запахом и теплом.
     -- џ правда спою,  -- сказала  она по-датски  у самой моей щеки.  -- Ќе
потому, что упрашивают, не приличиЯ ради, просто сейчас мне надо петь.
     ‚  ее  словах  пробивалось  то  самое злое  нетерпение, от которого она
только что избавила менЯ.
     џ потЯнулсЯ со всеми следом  за нею.  Ќо застрЯл у высокой двери, даваЯ
другим войти и рассестьсЯ. ЏрислонЯсь  к зеркально-черному  косЯку, Я  ждал.
Љто-то спрашивал менЯ, что готовитсЯ,  будут ли петь. џ сказал, что не знаю.
џ еще бормотал свою ложь, а она уже пела.
     џ  ее  не видел.  џ услышал одну  из  тех итальЯнских песенок,  которые
иностранцам   кажутсЯ   подлинными   именно   в   силу   своей   совершенной
искусственности. ЏевшаЯ  в  нее  не  верила,  с  трудом  ее вытЯгивала,  как
тЯжесть. Ћб окончании  Я догадалсЯ по взорвавшимсЯ впереди хлопкам. Њне было
грустно  и  стыдно.  ‚округ  шевелились, вставали,  и  Я  решил  уйти,  едва
кто-нибудь выйдет за дверь.
     €  вдруг стало  тихо.  Ќастала  тишина,  которой  никто  не  ждал;  она
затЯгивалась, натЯгивалась,  и  вот  ее рассек голос.  (Ђбелона, подумал  Я,
Ђбелона.) ‘ейчас он  был сильный и полный, но  без  тЯжести; весь из  одного
куска, без швов, без  надрыва.  ЏеснЯ была незнакомаЯ, немецкаЯ. Ћна пела  с
особенной простотой, как подчинЯлась неизбежности. Ћна пела:
        <i>’ы, о которой Я плачу во сне</i>
        <i>на бедной постели.</i>
        <i>’ы, чье имЯ уснуло во мне,</i>
        <i>как в колыбели.</i>
        <i>’ы, что, припомнив менЯ в поздний час,</i>
        <i>не спишь, быть может, --</i>
        <i>не именуй это чудо, что нас</i>
        <i>всегда тревожит,</i>
        <i>пока мы живы!</i>

     ЉоротенькаЯ пауза и -- с сомненьем:
        <i>’ы на влюбленных взглЯни,</i>
        <i>но не слушай, что скажут они:</i>
        <i>слова их лживы.</i>
     ЋпЯть  тишина.  Ѓог знает,  кто  ее установил.  ‡ашелестели,  толклись,
извинЯлись,  кашлЯли. “же готовились  все отменить в шуме, когда голос вдруг
прорвалсЯ, решительный, сильный, настоЯтельный:
        <i>ђади тебЯ Я один. ’ебЯ запомнил одну Я.</i>
        <i>’ы, как прибой, подступаешь, тихо волнуЯ</i>
        <i>шумом и шелестом пен.</i>
        <i>Њногих Я обнимал и многих утратил давно Я.</i>
        <i>’ы рождаешьсЯ вновь, ты навечно со мною.</i>
        <i>џ не коснулсЯ тебЯ, но взЯл тебЯ в плен *.</i>
     ќтого не ждал никто. ‚се встали, склонЯсь под ее голосом. Ђ в ней  была
к концу такаЯ уверенность, словно она давно, годами, предвосхищала этот миг.
     џ  раньше  часто  спрашивал себЯ, отчего  Ђбелона  не  обратила на Ѓога
калорий  своих  огромных  чувств?  ‡наю,  она старалась лишить  свою  любовь
переходности;  но могло ли ее  правдивое  сердце не чуЯть, что  Ѓог --  лишь
направление  любви, не ее предмет?  ђазве она не  знала, что здесь можно  не
боЯтьсЯ  взаимности?  Ќе  угадывала  сдержанности  в  высоком  возлюбленном,
который нарочно оттЯгивает страсть, чтобы  дать нам, медленным, выложить все
свое сердце? €ли она избегала •риста? ЃоЯлась, что  он, полюбив ее, задержит
на полдороге? Ќе оттого ли с такой неохотой думала она о ћлии ђевентлов?
     џ  почти в это  верю,  когда  думаю,  как  любЯщие  -- простые, подобно
Њетхильде **, неистовые, подобно ’ерезе
     * "ЏеснЯ Ђбелоны", перевод ѓ. ђатгауза.
     **  Њетхильда фон Њагдебург (1210--1282 (83?) изложила свои мистические
откровениЯ в книге "‘труЯщийсЯ свет божества".

     Ђвильской *, израненные, подобно  блаженной ђозе ‹имской **, отдавались
посредству •риста,  смирившиесЯ, но любимые.  Ђх!  Ћн, помощник слабых, этим
сильным  оказывалсЯ не  впрок:  там,  где они  не ждали  уже  ничего,  кроме
бесконечного пути, в  волнующем преддверии раЯ, встречаетсЯ им  сотворенный,
балует  уютным  прибежищем и смущает  мужским естеством.  ЊощнаЯ  линза  его
сердца  вновь  собирает уже параллельные  лучи их сердец, и  те, кого ангелы
надеЯлись доставить в целости к Ѓогу, воспламенЯютсЯ в засухе своей страсти.
     (Ѓыть любимым -- значит сгорать. ‹юбить  -- светить негасимой лампадой.
‹юбимость -- проходит. ‹юбовь -- длитсЯ.) ***
     Ќо  в той же мере возможно, что Ђбелона последние годы загодЯ  готовила
свое  сердце длЯ  незаметного  и всечасного  сообщениЯ  с  Ѓогом. Њогу  себе
представить,  что  где-то  лежат  ее  письма,  внимательным  самонаблюдением
напоминающие об Ђмалии ѓолицыной ****.  Ќо если  эти письма отсылались тому,
кто годами был ей близок, как же должен он был страдать от ее перемены! „а и
сама она,  думаю,  ничего она так  не боЯлась, как таинственного перехода  к
инобытию,  которому  мы  не  верим,  не   замечаЯ  Явственных  предвестий  и
доказательств того, чего не принимает душа.
     *  ’ереза  ЂвильскаЯ   (1515--1582)  --   католическаЯ  свЯтаЯ,   автор
философско-религиозных сочинений. €звестна ее книга "Џокои замка души".
     ** ђоза ‹имскаЯ (€сабель ”лорес, 1586--1617) -- перуанскаЯ  мистическаЯ
проповедница. Џричислена к лику свЯтых.
     *** Ќаписано на полЯх рукописи <i>(примечание ђильке.).</i>
     ****  ЉнЯгинЯ ЂмалиЯ  ѓолицына (1748--1806)  -- одна из образованнейших
женщин своего времени. Џоддерживала дружеские отношениЯ с ѓете.

     ЊенЯ  трудно уверить,  будто историЯ  Ѓлудного  сына  --  не повесть  о
ком-то, кто не  хотел быть любимым. Љогда он был ребенком, все в доме любили
его.  ’ак  он  рос,  и не  знал  иного,  и  привык к их нежности, когда  был
ребенком.
     Ќо подростком  он решил все переменить. Ћн не мог бы этого объЯснить на
словах, но день  целый где-то бродЯ,  он не  брал с собою даже собак, оттого
что и они  его любили;  оттого что  в  их  глазах стоЯло вниманье и участье,
надежда и жалость; оттого что даже  при них шагу  не ступишь, не радуЯ и  не
печалЯ. Ђ он одного хотел -- безразличиЯ сердца, и ранней ранью в полЯх  оно
иной раз  на него находило, да так, что он  кидалсЯ бегом, чтоб не дать себе
ни  спуску, ни времени сделатьсЯ  чем-то  иным,  но  остатьсЯ  всего-навсего
легким мгновеньем, помогающим утру очнутьсЯ.
     ’айна  еще  непрожитой жизни  распластывалась перед  ним.  Ћн  невольно
сворачивал с тропки и бежал  напрЯмки, распростерши  руки,  будто захватываЯ
побольше раздольЯ.  Ђ потом бросалсЯ наземь возле какой-нибудь  изгороди,  и
никто  его  не замечал. Ћн  выстругивал флейту,  пускал  камешком  в  белку,
наклонЯлсЯ над жуком, переворачиваЯ его; все это ничуть не отдавало судьбой,
и небо смотрело на него равнодушно, не выделЯЯ среди природы. Џотом наступал
вечер,  и приходили фантазии; он был флибустьером  и высаживалсЯ на ’ортугу,
хоть никто его не неволил; он осаждал Љампече, завоевывал ‚еракрус; он бывал
целой армией,  полководцем на коне, кораблем в океане --  чем угодно. Ђ если
хотелось пасть  на колени,  он  тотчас  оборачивалсЯ  „еодатом ѓозонским  *,
побивал  дракона  и,  весь  дрожа,  постигал,  что  то подвиг  гордости,  не
смиреньЯ.  —ем  только  он  не бывал, и  фантазиЯ не  истощалась,  и  всегда
оставалось  времЯ на  то, чтоб  побыть  попросту  птичкой,  неизвестно какой
птичкой. € потом только он возвращалсЯ домой.
     * „еодат  де ѓозон -- средневековый рыцарь,  наказанный за то, что убил
дракона вопреки запрету.

     Ѓог  ты  мой!  ‘колько  всего  надо  было  забыть и  отбросить!  ‡абыть
совершенно, иначе  прознают.  Љак  ни мешкай,  как  ни  оглЯдывайсЯ,  всегда
наконец поднималсЯ навстречу  родной щипец.  Џервое  окошечко сверху на него
уставлЯлось  пристально: там кто-то стоЯл. ‘обаки,  день  целый сдерживавшие
нетерпение, кидались  к нему из  кустов и  тЯнули обратно,  в ими  созданный
образ.  „ом  довершал остальное. …два  он вступал  в его запах,  все  тотчас
решалось. Њелочи могли менЯтьсЯ; в целом он  сразу  делалсЯ тем, за кого его
здесь принимали; тем, длЯ кого из  коротенького его  прошлого  и собственных
своих устремлений они давно создали жизнь; существо по общей мерке,  которое
день и ночь одолевают любовью, надеждами и опасениЯми, укоризнами и хвалой.
     ‘ немыслимыми предосторожностЯми всходит он на крыльцо -- напрасно. …го
уже ждут, и  едва откроетсЯ дверь, все глаза повернутсЯ  к нему. Ћн остаетсЯ
во тьме;  хочет избегнуть расспросов. Ќе  тут-то было. …го  берут  за руки и
тЯнут к столу, и  все, сколько их тут ни есть, любопытно теснЯтсЯ за лампой.
€м хорошо -- они  остаютсЯ  в тени, он один  уличен Ярким светом  в том, что
имеет лицо.
     —то же делать -- остатьсЯ, лгать  приблизительной  жизнью,  которую ему
навЯзали, всем  лицом стать похожим на  них? ђватьсЯ  между  хрупкой правдой
своих  желаний и грубым обманом,  который  ее  же и отравлЯет? ‘таратьсЯ  не
ранить родных, у которых слабое сердце?
     Ќет.  “йти. Ќапример,  в день рожденьЯ, когда они  хлопочут у столика и
расставлЯют там глупые подарки,  чтобы все  снова уравнЯть и загладить. “йти
--  навсегда. € только много позже  ему откроетсЯ, как истово хотел он тогда
никого  не любить, чтобы никого  не  ставить в страшное положенье  любимого.
ѓоды  спустЯ  он  поймет,  но,  как прочие  наши намерениЯ, и  это  окажетсЯ
неосуществимым. ‚едь он  любил и опЯть  любил в своей одинокости; всЯкий раз
расточаЯ всю  душу  и смертельно  боЯсь за  свободу  другого.  „олгое  времЯ
прошло, пока он научилсЯ пронизывать лучами своих чувств любимый предмет, не
подпалЯЯ  его.  €  устал  от  восторга,  за  все  более  прозрачными чертами
возлюбленной узнаваЯ дали, которые она открывала его ненасытной жажде.
     Љак он плакал ночами, как хотел, чтобы те же лучи пронизали его самого!
‚едь отдающаЯсЯ любимаЯ -- вовсе еще  не любЯщаЯ.  Ѓезутешные, горькие ночи,
когда  расточаемые  дары  ему возвращались скупо, отЯгченные бесполезностью!
Љак он понимал трубадуров, которые больше всего боЯлись, что мольбы их будут
услышаны! ‚се унаследованное  и  приумноженное богатство  он стал  отдавать,
чтобы этого избегнуть. Ћн оскорблЯл грубой платой тех, кто,  он  боЯлсЯ, мог
ответить  ему  на  любовь.  Ћн  утратил  надежду встретить любЯщую,  котораЯ
проникнет в него.
     „аже в то  времЯ, когда его  осаждала нужда, когда его облюбовали беды,
когда тело сотнЯми  Язв  смотрело на черноту испытаний, когда он  содрогалсЯ
при  виде помоев,  куда  толкали  его оттого, что там ему  место, даже тогда
больше всего ужасало его, что ему могут ответить. —то эта тьма в сравненье с
печалью  объЯтий,  в  которых гибнет  все? Љогда  просыпаешьсЯ,  помнЯ,  что
будущего --  нет? Љогда  у тебЯ отнЯто  право на опасность? Љогда приходитсЯ
клЯстьсЯ тысЯчу раз, что ты не умрешь? Ѓыть может, упрЯмство злой памЯти, не
желавшей сдаватьсЯ,  и удерживало  в  нем жизнь  среди  всей этой нечистоты.
Ќаконец он  был вновь обретен. €  только тогда, в пастушеские годы,  прошлое
его унЯлось.
     Љто  опишет, что  выпало  ему  на  долю? “  какого поэта  достанет дара
согласить те длинные  дни с быстротечностью жизни? Љакому искусству под силу
начертать тонкий контур в плаще на высокой необъЯтности тех ночей?
     ‚ то времЯ он начал чувствовать себЯ ничьим и всеобщим, как больной, не
решающийсЯ  выздоравливать.  Ћн  ничего не  любил, он любил  --  быть. ’упаЯ
привЯзанность овец не тЯготила его; как  свет, просеЯнный сквозь облака, она
тихо  его обволакивала  и  бледно сиЯла  в лугах. ‘ледуЯ  за ними  безвинной
тропой их голода, он молча  шел по пажитЯм мира. …го  видели  в Ђкрополе; и,
быть  может,  он долго был  пастухом в Ѓо  * и  видел, как окаменелое  времЯ
придавило  высокий  род, тройками  и  семерками  тщетно противоборствовавший
шестнадцати лучам своей звезды **. Ќо не лучше  ли вообразить его  в Ћранже,
подле  рустической триумфальной арки? €ли в  кишащей душами тени  …лисейских
полей ***, где, стоЯ среди гробов, разверстых как
     * Ѓо -- древний разрушенный город недалеко от ЂрлЯ.
     **  Ќа  гербе древнего рода  „е  Ѓо  изображена  ‚ифлеемскаЯ  звезда  о
шестнадцати лучах. ‘читаЯ число шестнадцать несчастливым, они заменЯли число
лучей на три и семь (ђильке так поЯснЯет это место в одном из писем.)
     *** Љладбище подле ЂрлЯ с открытыми саркофагами.

     в  ‘удный  день,  он следит глазами за стрекозой? ‚се равно! џ вижу  не
просто его, Я вижу  его  судьбу,  его вступление в долгую любовь к  Ѓогу  --
тихий,  бесцельный  труд. ЋпЯть  его,  решившего  впредь вечно сдерживатьсЯ,
одолело сердце, упрЯмо не желавшее быть другим. € на этот раз он надеЯлсЯ на
отклик.  „уша,  за  долгие   дни  одиночества  научившаЯсЯ  угадывать  и  не
ошибатьсЯ,  твердила  ему,  что  тот,  кого  теперь он избрал,  умеет любить
проникающей,  высветлЯющей любовью. Ќо покуда  он мечтал, чтобы его полюбили
так совершенно,  чувству  его,  знакомому  с далЯми, открывалась бесконечнаЯ
дальность  Ѓога. Ѓыли  ночи,  когда  ему  хотелось броситьсЯ  к  Ќему сквозь
пространства; часы озарений, когда казалось --  стоит ринутьсЯ в землю, и он
увлечет ее бурлЯщим  потоком  сердца.  Ћн  словно слышал прекрасный  Язык  и
судорожно принималсЯ слагать на нем стихи. € обнаруживал с горечью, как Язык
этот  труден.  Ќе хотелось верить, что долгаЯ жизнь  должна уйти на то, чтоб
складывать глупые фразы  бессмысленных  упражнений. Ћн кидалсЯ в ученье, как
бегун кидаетсЯ взапуски; но  непроницаемость изучаемого заставлЯла замедлить
шаг.  Ќе было  ничего унизительней этого ученичества.  Ћн нашел  философский
камень,  а его заставлЯли чудесно изготовлЯемое  золото счастьЯ  непрестанно
вновь  превращать в тЯжкий свинец терпеньЯ.  Ћн, одолевший пространство, как
червЯк,  ползал  по узким ходам без направленьЯ и выхода.  ‘  таким трудом и
печалью он училсЯ любить, а  ему доказывали, как  мелки и ничтожны были  все
любови, которые он сочинЯл до сих пор, как любовь ни на что не годна, покуда
ее не сделаешь деЯтельной. ‚ эти годы  в нем совершалась важнаЯ перемена. Ћн
почти забыл о Ѓоге за тЯжким трудом  приближеньЯ к нему,  и, кажетсЯ, ему от
Ќего  было  уже  нужно  одно:   "sa  patience  de  supporter  une  вme"   *.
Ќепредвиденности  судьбы,  к  которым  так  тЯнет  людей,  давным-давно  ему
сделались  чужды,  теперь же даже радость  и боль  длЯ него  утратили прЯный
привкус и стали попросту пищей. €з его корней пробилсЯ упрЯмый, вечнозеленый
росток плодоносной  радости.  Ћн  занЯлсЯ  заточенной в нем жизнью, стараЯсь
ничего не упустить, ведь  во всем  пребывала и прибывала любовь. Ћн набралсЯ
духу  наверстать то, чего не  осуществил,  что проскочил, переждал когда-то.
Ѓольше всего  он  думал о  детстве,  которое,  чем  спокойнее он  рассуждал,
представлЯлось   ему   незаконченней;   воспоминаниЯ    <i>были</i>   смутны,   как
предвосхищеньЯ, и, не закреплЯЯсь в прошлом, соскальзывали в будущее.  € длЯ
того,  чтобы  снова  и по-настоЯщему  все принЯть, он, отчужденный, вернулсЯ
домой. Њы не знаем, осталсЯ ли он; знаем только, что он вернулсЯ.
     * терпенье, с каким Ћн поддерживает душу <i>(франц.).</i>

     Ќа этом месте рассказчики пытаютсЯ нам напомнить про дом, каким он  был
тогда;  прошло  ведь немного  времени,  легко  сосчитать, все  в доме  могут
сказать -- сколько. ‘обаки  состарились, но еще  живы, упоминаетсЯ, что одна
собака  завыла. Ћтброшены все  дневные  заботы. €з  окон высовываютсЯ  лица,
постаревшие,  повзрослевшие  лица,  трогательно похожие. €  на  одном  лице,
совсем старом лице, вдруг бледно пробиваетсЯ узнавание. “знавание? ’олько ли
оно? Џрощенье. Љакое прощенье? ‹юбовь. ѓосподи боже -- любовь.
     Ћн, узнанный, он, поглощенный своими раздумьЯми, про нее и забыл. ‹егко
понЯть, почему  из  всего,  что происходило  потом, нам передают лишь  одно:
жест, жест, какого еще не видывали,  заклинающий жест, с каким он кидаетсЯ к
их ногам, молЯ, чтобы  его не любили. €спуганные, растерЯнные, они поднимают
его. Џо-своему объЯснЯют его  порыв.  Џрощают. Љакое, верно,  было длЯ  него
облегчение, что  его не понЯли,  несмотрЯ на отчаЯнную  однозначность  этого
жеста.  Ѓыть может,  он даже осталсЯ. ‚едь  ото днЯ  ко дню  ему становилось
Ясней, что  любовь, котораЯ была длЯ  них  так  важна, на которую они втайне
подбивали друг друга, обращалась  вовсе не на него. …го, верно, забавлЯли их
потуги, и было очевидно, как мало они о нем думают.
     —то знали они о нем? …го стало бесконечно трудно любить, он чувствовал,
что это под силу лишь Ћдному. Ќо Ћн пока не хотел.
     <i>Љонец записок.</i>

        <i>Џобедивший дракона</i>
     Ѓыла  когда-то землЯ -- с  лесами, полЯми, реками, дорогами и городами,
землЯ прекраснаЯ и плодороднаЯ. € был над нею поставлен  богом король, самый
седовласый и  самый гордый из  всех королей, о которых когда-либо ходили  по
свету достоверные слухи.  “  королЯ была  единственнаЯ  дочь -- сама юность,
красота и порыв. Љороль был в родстве со всеми соседними тронами, а дочь его
была  еще  ребенок и  совсем  одна, почти как  сирота.  €  это, конечно,  ее
нежность,  и доброта, и власть, заключеннаЯ в  спокойном безмЯтежном  взоре,
были невольной причиной того, что, чем взрослее и краше становилась она, тем
все  ближе подкрадывалсЯ  к  ней дракон, пока  живым  воплощением  ужаса  не
обосновалсЯ  в лесу перед самым красивым городом королевства; ибо существует
скрытаЯ  свЯзь между ужасом и красотой, и где-то  они дополнЯют друг  друга,
как ликующий смех жизни и затаившаЯсЯ близкаЯ смерть.
     Њы  не  хотим  этим сказать,  что дракон питал к  юной  особе  какие-то
враждебные чувства, -- как едва ли кто с чистой совестью решитсЯ утверждать,
что смерть  так  уж  глубоко  враждебна  жизни.  ‚полне возможно,  что  этот
огромный  огнедышащий зверь улегсЯ  бы, как собачонка, у  ног  красавицы,  и
только   мерзость  собственного  Языка   не  позволила  бы  ему  в  зверином
самоуничижении   лизнуть  прекраснейшую  в  мире  руку.  Ќо  до  этого  его,
естественно, и  не допускали,  тем более что дракон безжалостно расправлЯлсЯ
со всеми, кто случайно оказывалсЯ поблизости, хватал и оставлЯл у себЯ всех,
не делаЯ исключений ни длЯ детей, ни длЯ отар.
     Џервое времЯ  король, надо  думать,  с глубоким удовлетворением отмечал
про  себЯ, что  эта  напасть  сделала  многих юношей  его страны  мужчинами.
Њолодые смельчаки всех  сословий --  рыцари,  послушники  и простые слуги --
потЯнулись на  битву, как в долгий  поход  в чужую страну,  принимали жаркую
славу и  муку одного-единственного геройского часа, вкусив  жизни и  смерти,
надежды и  страха сразу,  -- как  во  сне.  “же через  несколько недель люди
перестали вести счет этим храбрецам и  запечатлевать в своей памЯти их имена
-- потому что  в такие тревожные дни народ привыкает даже к героЯм и они уже
не кажутсЯ чем-то неслыханным. ‘трах, голод, жажда  тысЯч людей взыскуют их,
и они приходЯт  как неизбежный рок,  как  хлеб  наш насущный, повинуЯсь  тем
последним законам, которые не перестают  действовать даже в годину всеобщего
горЯ.
     Ќо  число тех, кто жертвовал собою  в отчаЯнном этом  бою, все росло  и
росло,  уже почти  в  каждой  семье пал  лучший  сын (и зачастую совсем  еще
мальчик) --  и тогда  король не без оснований  начал опасатьсЯ, что погибнут
все  первенцы  его  королевства  и  слишком  многим дочерЯм  будет уготовано
вдовствующее девичество на долгие годы бездетной женской доли. € он запретил
своим подданным продолжать борьбу. Ђ чужеземным  купцам, в безотчетном ужасе
хлынувшим из зачумленной страны, он повелел возвестить то, что испокон веков
возвещали короли в его положении: что если кому-то удастсЯ  избавить от этой
погибели несчастную страну,  он  получит  руку  королевской дочери,  будь он
знатным дворЯнином или сыном презренного палача.
     € оказалось, что и на чужбине не занимать  стать  героев  и что соблазн
высокой  награды  возымел свое действие.  Ќо чужеземцам везло не больше, чем
землЯкам королевны: они приходили только затем, чтобы умереть.
     Њежду тем в королевне за  эти дни произошла  видимаЯ  перемена; если до
сих пор  ее сердце, подавленное печалью  и  злосчастным роком своей  страны,
молило  о  гибели  чудовища, то  теперь,  когда она  была  обещана какому-то
могучему незнакомцу, ее неискушеннаЯ  душа прониклась странным расположением
к супостату, к дракону, и дело дошло  до того, что в неподкупной искренности
своих сновидений она  вдруг стала  находить слова, чтобы молитьсЯ  за него и
просить свЯтых заступниц взЯть чудовище под свою защиту.
     Љогда  она  однажды  утром,  сгораЯ от стыда, очнулась от одного такого
сна, до нее  дошла весть, ее испугавшаЯ и смутившаЯ. …й  рассказали о юноше,
который пришел на  битву бог весть откуда и которому удалось -- хоть он и не
убил дракона -- окровавленным и израненным вырватьсЯ из лап своего страшного
соперника и спрЯтатьсЯ в лесной  чаще. ’ам он лежал, бездыханный, холодный в
холодных  своих доспехах, пока его не нашли и не принесли в один  из  домов,
где он металсЯ в бреду, и жаркаЯ кровь бешено билась под пылающими бинтами.
     Љогда королевна услышала эту  весть, ее первым желанием было  броситьсЯ
на улицу в  чем была -- в белой рубашке из тонкого  шелка,  -- разыскать тот
дом  и припасть к ложу умирающего. Ќо когда девушки одели ее и она увидела в
бесчисленных зеркалах  свое  роскошное платье и свое  печальное лицо, она не
нашла  в  себе  мужества  совершить  столь необычный  поступок.  Ћна даже не
решилась послать в дом, где  лежал  больной  чужеземец, какую-нибудь  верную
служанку,  чтобы хоть  чем-то облегчить  его  страданиЯ  --  клочком тонкого
полотна или мЯгкой мазью.
     Ќо какаЯ-то  тревога  осталась  в  ее  душе, и  она почти  захворала. ‘
наступлением ночи она садилась у окна  и все пыталась угадать, в котором  из
домов умирал незнакомец. —то он умирал, ей было совершенно Ясно. ‚едь только
она,  она одна могла его спасти, но  ей  не хватало смелости  навестить его.
Ћтныне мысль, что в ее руках жизнь  раненого героЯ,  не покидала ее. ‚ конце
концов  на третьи  сутки, проведенные  в такой же муке и самобичевании,  эта
мысль погнала ее на улицу, в дождь, в непроглЯдную, тревожную весеннюю ночь,
и она блуждала в ней как в темной комнате. Ћна не представлЯла себе, как она
опознает тот  дом; но  она сразу узнала его  по одинокому распахнутому окну,
освещенному  изнутри  странным  медленным светом, при  котором ни спать,  ни
читать невозможно. € она, опустив  голову, сникшаЯ и несчастнаЯ, прошла мимо
дома, подавленнаЯ  первым  в ее  жизни  горем. ’ак  она  шла  и  шла;  дождь
перестал;  над  разорванными  полосами  облаков  засверкали  редкие  крупные
звезды,  и  где-то  в саду запел  соловей и  никак не  мог закончить  начало
куплета. Ћн растерЯнно начинал снова и снова, и голос  его  могуче и властно
разрасталсЯ  в тиши, как  голос  гигантской  птицы, свившей  себе гнездо  на
вершинах девЯти дубов.
     Љогда королевна оторвала наконец полные слез глаза от бесконечной своей
дороги, она увидела перед собой лес и над ним розовую полосу утра. € на этой
полосе выделЯлось что-то черное, двигавшеесЯ прЯмо  на  нее. ’о был всадник.
Ћна невольно отпрЯнула  назад  и спрЯталась  за  темными  влажными  кустами.
‚садник медленно проехал мимо нее; лошадь его  была черна от пота и дрожала.
€ он сам  как будто дрожал: все кольца на чешуе  его  железного панцирЯ тихо
позванивали. Ќа голове у него не было шлема, не было рукавиц на руках, и меч
свисал тЯжело и устало. Ћна разглЯдела его лицо в профиль; оно все пылало, и
волосы развевались по ветру.
     Ћна смотрела вслед ему, долго. Ћна понЯла: он убил дракона. € ее печали
вдруг как не бывало. Ћна уже не была одинокой заблудившейсЯ девочкой в ночи.
Ћна  принадлежала  ему,  этому незнакомому  дрожащему  герою,  она  была его
достоЯнием -- будто родной сестрою его меча.
     € она заторопилась домой, чтобы там  ожидать его.  Ќикем не замеченнаЯ,
проскользнула она в свои покои и, как только  подошло времЯ, разбудила  всех
горничных и велела принесть свои  самые  красивые нарЯды.  Џока ее  одевали,
город проснулсЯ, охваченный  всеобщим ликованием.  ‹юди радостно выбегали на
улицу, на башнЯх взахлеб били  колокола. €  тогда королевна,  слушаЯ всю эту
суматоху, вдруг  понЯла, что он не придет. Ћна пыталась представить его себе
в громовом прибое людской благодарности -- и не смогла. ‘ каким-то боЯзливым
чувством она пыталась  удержать в памЯти образ одинокого дрожащего героЯ  --
такого, каким она его  видела, -- как будто  важнее всего на  свете  было не
забыть этот образ. €  при этом так празднично было у нее  на душе, что, хоть
она и  была  уверена, что никто  не  придет, она не  прерывала  девушек,  ее
нарЯжавших. Ђ те вплетали  ей в  косы смарагды  и жемчуг  и удивлЯлись,  что
такими влажными были эти косы на ощупь. Ќаконец  королевна была  готова. Ћна
улыбнулась девушкам и, побледнев, пошла вдоль зеркальных стен, и белый шлейф
ее платьЯ шумел далеко за нею.
     Ђ  престарелый  король  сидел,  серьезный  и величественный,  в высокой
тронной  зале.   ‚округ  него  стоЯли  во  всем  блеске  старейшие  паладины
королевства. Ћн ждал чужеземного героЯ, ждал избавителЯ.
     Ќо тот был уже далеко-далеко, и над ним  было небо, полное  жаворонков.
…сли бы  кто-нибудь  напомнил  ему о  награде за  подвиг,  он,  может  быть,
рассмеЯлсЯ бы и повернул назад: он просто об этом забыл.

        <i>Џьер „юмон</i>
     ‹окомотив  пронзил почти бесконечным свистком  голубой воздух  душного,
мерцающего светом августовского полднЯ. Џьер сидел со своей  матерью в  купе
второго  класса. Њать  была женщиной невысокой, подвижной, в скромном черном
суконном платье,  с бледным  добрым  лицом  и угасшими, тусклыми глазами  --
вдовой офицера. …е сын -- малыш, никак  не старше одиннадцати лет, в мундире
воспитанника военной школы.
     --  ‚от и приехали,  --  сказал Џьер  громко и радостно,  вынимаЯ  свой
скромный серый чемоданчик из дорожной сетки. Ѓольшими, застывшими, казенными
буквами там было  начертано: <i>"Џьер „юмон 1.</i> Џризывной возраст No  20".  Њать
молча  опустила  глаза.  ’еперь  перед  ее  взором  возникли   эти   большие
своенравные буквы,  пока  мальчуган ставил багаж на  соседнее  сиденье.  Ћна
перечитывала  их,  наверное, раз  сто за  долгие  часы  путешествиЯ.  €  она
вздохнула.  Ћна была не  сентиментальна и  за годы  супружества  с  покойным
капитаном  познакомилась  с  солдатской  жизнью и  привыкла  к  ней.  Ќо  ее
материнскаЯ гордость страдала оттого, что ее Џьер, маленькаЯ особа  которого
занимала  совсем особое место  в  ее  сердце, был низведен до уровнЯ простой
цифры "No 20". Љак это звучало!
     ’ем временем Џьер  стоЯл у окна  и созерцал природу.  Ћни подъезжали  к
станции.  Џоезд  шел медленнее и громыхал  на  стрелках. ‡а  окнами мелькали
зеленые  насыпи,  просторные  равнины  и крошечные  домики, у дверей которых
стоЯли на страже  громадные подсолнухи в желтых нимбах. „вери были так малы,
что  Џьер  подумал, что он  нагнетсЯ,  если  захочет войти.  Ќо  домики  уже
скрылись. ‚иднелись  черные,  продымленные  склады  со  своими зарешеченными
слепыми  окнами, полотно дороги все ширилось, рельсы росли рЯдом с рельсами,
и вот наконец они  с шумом и шипеньем въехали в вокзальное здание маленького
городка.
     -- ‘егоднЯ мы еще  будем вовсю веселитьсЯ, мама, -- прошептал  малыш  и
обнЯл  испуганную  мать бурно и  пылко. Џотом он вытащил чемодан из дорожной
сетки и помог своей матушке выйти из вагона. ‘ гордым видом он  взЯл  ее под
руку, но госпожа  „юмон, хотЯ  она  и  была  невысокого  роста, смогла  лишь
просунуть своему кавалеру  руку под мышку. Ќосильщик завладел чемоданом. ’ак
они шли в знойный полдень, по пыльной улице к гостинице.
     -- —то мы будем кушать, мама?
     -- —то хочешь, милый!
     €  тут Џьер начал перечислЯть свои любимые блюда, которыми его  кормили
дома во времЯ двухмесЯчных каникул. Њожно ли будет заказать то-то и то-то? €
с лукулловской точностью обсуждалось  все,  от супа до Яблочного пирожного с
кремом. Њаленький  солдат был  настроен  шутливо;  все  эти  любимые  блюда,
казалось,  и  составлЯли  содержание его  жизни.  ‘ловно на  этой  основе  и
возникали все остальные событиЯ. € он начинал снова и снова: "Џомнишь, когда
мы в  последний раз ели то-то и то-то, случалось то-то и то-то". Џравда, ему
приходило  в  голову, что он сегоднЯ в последний раз будет наслаждатьсЯ всем
этим перед  четырехмесЯчной учебой, и тогда он  умолкал и  почти  неприметно
вздыхал. Ќо веселый, солнечный летний день бодрил детскую душу, и Џьер снова
отважно  болтал обо всем  на свете  и вспоминал  о чудесных  днЯх  уходЯщего
отпуска.  Ѓыло два часа днЯ.  Љ семи он должен был ЯвитьсЯ  в казарму, стало
быть,  через  пЯть  часов. ЏЯть  раз  должна была  большаЯ  стрелка  обежать
циферблат -- осталось еще много, много времени.
     Ћбед кончилсЯ, Џьер ел с аппетитом. Ќо когда мать наливала ему красного
вина, и поднимала стакан,  и с  особым  значением  глЯдела  на сына влажными
глазами, у него кусок  застревал в горле.  …го  взор  блуждал по комнате. Ћн
помедлил на циферблате; было три часа. —етыре раза большаЯ стрелка... -- так
думал он. ќто ему  придавало мужества. Ћн поднЯл свой бокал и чокнулсЯ, быть
может, слишком звонко: "‡а радостное свиданье, матушка!" …го голос изменилсЯ
и  посуровел. € он быстро поцеловал, как бы боЯсь вновь поддатьсЯ  слабости,
маленькую женщину в бледный лоб.
     Џосле обеда они бродили вдвоем по берегу реки. €м  почти не встречались
прохожие.  Ќикто  не мешал  им говорить  друг  с другом.  Ќо  разговор часто
прерывалсЯ.  Џьер  высоко держал  голову,  не  вынимаЯ  рук  из карманов,  и
рассеЯнно смотрел большими голубыми глазами на  мерцавшую от зноЯ реку и  на
фиолетовые склоны  другого берега. ѓоспожа  „юмон заметила, что в аллее,  по
которой они шли, листьЯ все желтели  и  увЯдали. Љое-где они  даже падали на
тропинку, когда один листок хрустнул у нее под ногой, она испугалась.
     -- ЃлизитсЯ осень, -- тихо сказала она.
     -- „а, -- пробормотал Џьер сквозь зубы.
     --  Ќо  мы  чудесно провели  лето,  -- продолжала  госпожа  „юмон почти
смущенно.
     …е сын ничего не ответил.
     -- Њама,  -- не обернувшись  к ней, промолвил он, -- передай милой †юли
мои приветы, хорошо? -- Ћн умолк и покраснел.
     Њать улыбнулась.
     -- Ћб  этом можешь не  беспокоитьсЯ, мой Џьер. †юли была юнаЯ кузина, к
которой маленький кавалер
     был неравнодушен.  Ћн часто  гулЯл у нее под окном,  играл с нею в мЯч,
дарил ей цветы и носил --  чего не знала даже госпожа „юмон -- фото кузины в
левом нагрудном кармане мундира.
     --  †юли тоже  уедет  из  дома,  -- сказала  мать, радуЯсь, что удалось
завести разговор с сыном на эту тему. -- …е  пошлют в английскую школу или в
Sacre-coeur... -- ‚дова знала своего  Џьера. …го утешало, что и той, которую
он обожал, сужден подобный жребий, и в глубине души он упрекал себЯ за  свое
малодушие. ‘ ребЯческой  живостью фантазии он уже готов  был забыть о долгих
месЯцах учебы.
     -- Ќо когда Я приеду домой на рождество, ведь †юли вернетсЯ?!
     -- Љонечно.
     -- € ты пригласишь ее к нам, дорогаЯ мамочка, на рождество, правда?
     -- Ћна  уже дала согласие и обещала мне, что загодЯ  отпроситсЯ у своей
матери.
     -- —удесно! -- ликовал мальчик, и глаза его сиЯли.
     -- џ красиво уберу тебе елку, и если ты будешь хорошо себЯ вести...
     -- Ћбещаешь... новый мундир?
     -- Љто знает, кто знает, -- улыбалась госпожа „юмон.
     -- „орогаЯ  мамочка!  --  воскликнул юный герой и,  не стеснЯЯсь,  стал
прЯмо  на  аллее  осыпать  госпожу  „юмон  бурными  поцелуЯми,  -- ты  такаЯ
добраЯ!..
     -- Ќо только веди себЯ хорошо, Џьер, -- сказала мать серьезно.
     -- € еще как! Ѓуду учитьсЯ...
     -- ‘ математикой, как ты знаешь, у тебЯ дела неважные.
     -- ...‚се будет отлично, вот увидишь!
     --  €  не  простужайсЯ,  скоро  погода станет  холоднее,  всегда  тепло
одевайсЯ... Ќочью укрывайсЯ одеЯлом как следует, чтобы не раскрытьсЯ!
     -- Ќе волнуйсЯ, не волнуйсЯ!
     €  Џьер снова начал вспоминать  об отпуске.  …му приходили  на ум такие
шутки и забавы, что мать и сын смеЯлись от всего сердца. ‚друг он вздрогнул.
‘ церковной башни хлынул гулкий колокольный звон.
     -- Џробило шесть, -- сказал он и попыталсЯ улыбнутьсЯ.
     -- Џойдем к кондитеру.
     -- „а, там продают  вкусные трубочки с кремом. ‚ последний раз Я их ел,
когда мы ездили за город с †юли...
     Џьер  сидел  на  тонконогом  складном  стульчике  в  сводчатой  комнате
кондитера и уписывал сладкое за обе щеки. ‚ообще-то он был уже сыт и иногда,
проглотив  кусок, должен был глубоко  вздохнуть, но  ведь он  придет сюда не
скоро, и вот он опЯть ел.
     -- ЊенЯ радует, что  у тебЯ, малыш, хороший аппетит, -- сказала госпожа
„юмон, прихлебываЯ кофе из чашечки.
     Џьер все ел и ел.
     ‚друг на башне пробили часы.
     -- Џолседьмого,  -- пробормотал отпускник  и вздохнул. …го желудок  был
страшно переполнен. ’еперь надо идти
     в казармы...
     € они пошли. Ѓыл теплый  августовский вечер, в  деревьЯх аллеи шелестел
приЯтный ветерок.
     -- ’ебе не холодно, мама? -- бездумно спросил малыш.
     -- Ќе беспокойсЯ, дорогой.
     -- Ђ что будет с Ѓелли? Ѓелли был маленький пинчер.
     -- џ наказала  горничной ходить  за ним,  она  дает ему вкусно поесть и
водит гулЯть...
     -- Џередай Ѓелли привет от менЯ, пусть он  ведет  себЯ хорошо... --  Ћн
пыталсЯ шутить, но голос его прерывалсЯ.
     -- ’ы ничего  не  забыл, Џьер?  -- ‚дали уже возник серый, однообразный
фасад казармы. -- ’вой сертификат?
     -- Ќе забыл, мама.
     -- ’ы должен еще сегоднЯ доложить о прибытии?
     -- „а, сразу же.
     -- Ђ завтра ты уже опЯть учишьсЯ? -- „а!
     -- € ты напишешь мне?
     -- € ты тоже, мамочка, прошу тебЯ! ‘разу же как вернешьсЯ.
     -- Љонечно, милый.
     -- џ думаю, письмо идет днЯ два.
     Њать не могла отвечать; у нее перехватило горло от волнениЯ. Ћни стоЯли
прЯмо перед подъездом.
     -- Ѓлагодарю тебЯ,  мама, за  чудесный день.  -- Ѓедному  мальчику было
плохо; видимо, он съел слишком много. Ћн чувствовал сильные  боли в желудке,
ноги дрожали.
     -- ’ы бледен, -- сказала госпожа „юмон.
     -- „а нет. -- ќто была жалкаЯ ложь. Ћн это знал.
     Љак кружилась голова! Ћн с трудом удержалсЯ на ногах.
     -- Њне и в самом деле... -- Џробило семь! Ћни обнЯлись и заплакали.
     -- „итЯ мое, -- всхлипывала беднаЯ женщина.
     -- Њама, через сто двадцать дней...
     --  ‚еди себЯ  хорошо, будь здоров... -- €  дрожащей рукой она  осенила
малыша крестным знамением.
     Ќо Џьер вырвалсЯ.
     --  Њама, мне  надо бежать,  а то менЯ накажут,  --  забормотал  он. --
...Џиши мне, мама, береги †юли и Ѓелли. -- Џоследний поцелуй, и он исчез.
     “  ворот он  еще  раз оглЯнулсЯ.  Ћн увидел  среди  сумрачных  деревьев
маленькую черную фигурку и быстро проглотил слезы.
     € все  же  ему было  очень худо. Ћн неверными шагами вошел в просторный
вестибюль... он так устал...
     --  „юмон!  --  крикнул  грубый голос. Џеред ним  стоЯл унтер-офицер из
караула.
     -- „юмон! —ерт побери, разве вы не знаете, что вы должны были  доложить
о прибытии?


        <i>Џеснь о любви и смерти корнета Љристофа ђильке</i>
     <i>...24  ноЯбрЯ  1663 года  Ћтто фон  ђильке,  владелец  имениЯ  ‹ангенау
(ѓренитца  и  –игры),  введен  во  владение  долей  в  имении ‹инда,  прежде
принадлежавшем  брату  его  Љристофу,  павшему  в  ‚енгрии,  однако при  том
условии,  что он отказываетсЯ от всех и всЯческих прав на  означенную долю в
случае, ежели брат его Љристоф (павший в чине корнета в эскадроне барона фон
Џировано  его импер. велич. австр. гейстерского  кавалерийского  полка,  что
прилагаемым свидетельством  о смерти удостоверЯетсЯ) воротитсЯ  в  указанное
имение...</i>
     ‚ седле, в седле, в седле, день и ночь в седле, день и ночь.
     ‚ седле, в седле, в седле.
     € остыла отвага, и  тоска разрослась. € гор больше нет, и почти уже нет
деревьев. ‚се  от страха боитсЯ  поднЯтьсЯ.  —ужие домишки  жадно  припали к
иссохшим колодцам.  Ќи колокольни  нигде. Ќичего.  ѓлаза  проглЯдишь. ’олько
ночью иногда  вдруг  покажетсЯ,  будто  знаешь  дорогу. —то,  если ночью  мы
проходим обратно тот  путь,  который отвоевали за день  у чужого нам солнца?
Њожет статьсЯ. ‘олнце здесь  тЯжкое, как у нас в самое летнее пекло. Ќо ведь
летом мы отбывали. †енские платьЯ долго сиЯли на зеленой траве. €  мы  давно
уж в седле.  ‡начит, сейчас уже  осень. „а, там уже осень, конечно,  где нас
помнЯт грустные женщины.
     ”он ‹ангенау трЯсетсЯ в седле. Ћн говорит:
     -- Њаркиз... ђЯдом маленький тонкий француз, сперва он три днЯ напролет
болтал и  смеЯлсЯ. ’еперь он  умолк. Ћн как ребенок, которому хочетсЯ спать.
Ѓелое кружево  на воротнике  у  француза  все в  пыли; он ее не замечает. Ћн
вЯнет, вЯнет на своем бархатном седле.
     Ќо фон ‹ангенау ему улыбаетсЯ:
     -- “ вас удивительные глаза, маркиз. ‚ы, верно, похожи на мать...
     €  снова расцветает маленький француз и стрЯхивает пыль