их укромных местах не  убереглась
от  пыли и паутины,  когда они оголились.  Ћна затаилась  в каждой протертой
полоске, в мокрых волдырЯх,  взбухших по низу  обоев, качалась на ободранных
клочьЯх, лезла  из гадких, стародавних пЯтен. € к  прежде голубым, зеленым и
желтым, разделенным остатками перекрытий, льнул воздух этой  жизни, никакому
ветру  не дававшийсЯ, спертый,  вЯлый, затхлый. ‚ нем стоЯли болезни, обеды,
годами копившиесЯ вздохи, дым и пот, пЯтнавший подмышки и лубЯнивший платьЯ,
сивушнаЯ  вонь  немытых  ступней.  ‚  нем   стоЯли  едкость  мочи,  и  серый
картофельный чад, и тЯжелаЯ, скользкаЯ горклость сала. ‘ладкий стойкий запах
неухоженных сосунков, и запах школЯрского страха, и запах похоти от кроватей
мужающих мальчиков. Ђ много чего  еще поднималось из уличной пропасти, много
чего еще просочилось  сверху  с дождем, нечистым  над городами. €  много еще
чего занесли прирученные домашние ветры, вечно слонЯющиесЯ по одной и той же
улице, и  много еще было  такого,  что неизвестно  откуда взЯлось. џ говорил
уже, что все стены снесли, кроме последней? Џро  эту-то стену Я и толкую все
времЯ. Џодумают,  будто Я перед нею долго  стоЯл; но нет же, чем угодно могу
поклЯстьсЯ, Я  пустилсЯ  бежать,  как только ее узнал. ‚ чем ведь ужас --  Я
узнал ее. џ  тут все узнаю,  вот оно и входит в менЯ не  спросЯсь,  чувствуЯ
себЯ во мне как дома.
     џ несколько  устал от всего этого, можно даже сказать, изнемог, и  было
уж  слишком,  чтоб  он  вдобавок менЯ поджидал. Ћн поджидал менЯ в маленькой
cremerie  *, где Я собиралсЯ съесть глазунью:  Я проголодалсЯ, у менЯ с утра
маковой росинки во рту  не было. Ќо есть Я не мог; Яйца еще не зажарились, а
менЯ  понесло обратно  на улицу в густой и вЯзкий кативший навстречу людской
поток.  Ѓыл уж вечер, и масленица, праздные люди толклись и  толпились. ‹ица
прихватило заревом витринных огней, смех тек из распЯленных ртов,  как  гной
из  открытых ран. Ћни смеЯлись тем громче и тем теснее жались друг к  другу,
чем упрЯмей Я пыталсЯ прорватьсЯ. ЉакаЯ-то женщина за менЯ зацепилась шалью,
ее  притЯнуло ко мне, и грЯнул оглушительный хохот, Я понимал, что и мне  бы
полагалось смеЯтьсЯ, но Я  не  мог. Љто-то бросил мне в глаза конфетти,  оно
менЯ  обожгло  как  хлыст.  Ќа  перекрестках,  прижатые  друг к  другу,  они
застревали и  нежно и зыбко  раскачивались  вверх-вниз, будто  совокуплЯлись
стоЯ.  Ќо хоть они стоЯли, а Я как безумный мчалсЯ по краю тротуара там, где
в  толчее была брешь, на  самом деле продвигались  они, Я  же не трогалсЯ  с
места. Џотому  что ничего  не менЯлось; когда  бы Я ни поднЯл глаза, Я видел
все те же дома по одной стороне и напротив -- витрины. Ѓыть  может, и вообще
все стоЯло на месте, просто у менЯ и  у них кружилась голова и потому только
все ходуном ходило. Ќо у менЯ не было времени это обдумать, Я взмок от пота,
и  во  мне  бродила глушащаЯ боль,  будто по  крови  проволакивалось  что-то
слишком  большое  и вздувало  жилы. ‚добавок Я  чувствовал, что воздух  весь
вышел, Я глотал лишь то, что отринули мои же легкие.
     * кафе (франц.).

     Ќо  теперь  уж все  позади; Я  выстоЯл.  џ сижу  у себЯ в комнате подле
лампы;  немного  холодно, Я  не  решаюсь затопить печь.  ‚друг снова  начнет
чадить и снова придетсЯ бежать на улицу? џ  сижу и думаю: не будь Я беден, Я
бы нанЯл другую комнату,  комнату,  где  мебель была  б  не  такаЯ  стараЯ и
помнила  не  так  много  жильцов.  ‘перва  мне было  не  на  шутку  противно
прислонЯтьсЯ головой к этому креслу; на  зеленой  обивке у него грЯзно-сераЯ
вмЯтина,  приходившаЯсЯ,  видно,  впору  любой голове.  „олгое  времЯ Я даже
подкладывал   под  голову  носовой  платок;   но   потом   мне  надоели  эти
предосторожности; Я обнаружил, что небольшое углубление в самый раз по моему
затылку, как по мерке сделано.  Ќо не будь Я беден,  Я купил бы себе хорошую
печь и  топил  бы  чистыми, крепкими  дровами, которые привозЯт  с гор, а не
этими  бездарными  tetes-de-moineau  *, от  которых спирает  дух и  путаютсЯ
мысли. € потом  -- надо,  чтоб кто-то убирал у  менЯ без грубого шума и умел
развести  огонь  так,  как Я люблю;  а то  Я иной раз по  четверть  часа  на
коленках ползаю перед печью,  кожа на лбу натЯгиваетсЯ от  жара, глаза жжет,
на это уходЯт  все силы, отпущенные мне  на день,  и  немудрено,  что потом,
когда  Я поЯвлЯюсь на люди, Я уже совершенно беззащитен. —астенько, когда на
улицах особеннаЯ толчеЯ, Я брал бы карету и катил бы спокойно мимо, и каждый
день Я бы ел у „ювалЯ... а не таскалсЯ бы по crйmeries... €нтересно, он тоже
ходит к „ювалю? Ќет.  ’ам бы  ему не дали менЯ дожидатьсЯ. “мирающих в такие
места  не  пускают. “мирающих?  џ спокойно сижу  в своей  комнате;  попробую
спокойно разобратьсЯ в том, что со мною произошло. ‚сегда лучше выЯснить все
до  конца. €так,  Я вышел и сперва увидел только, что столик, за  которым  Я
обыкновенно сижу, уже кем-то занЯт. џ поклонилсЯ в сторону маленькой стойки,
заказал себе еду и сел рЯдом. €  тут Я заметил его,  хоть он и не шевелилсЯ.
…го-то неподвижность Я и  заметил, и сразу  Я понЯл. Њежду нами установилась
свЯзь, и Я  понЯл,  что он застыл от ужаса. —то  его парализовал  ужас, ужас
перед чем-то совершавшимсЯ в нем. Ѓыть может, лопнул кровеносный сосуд, быть
может, вот сейчас именно  отрава, которой давно он боЯлсЯ, проникла в сердце
или огромный нарыв взошел в мозгу, как солнце, застЯ белый свет. Ќеописуемым
усилием воли Я принудил  себЯ взглЯнуть на него снова, еще надеЯсь,  что это
одно воображение.  Ќо тотчас Я вскочил  и кинулсЯ  вон; ибо Я не  ошибсЯ. Ћн
сидел в плотном  черном пальто, уткнув серое стылое  лицо  в шерстЯной шарф.
ђот был замкнут, будто припертый грузом,  и непонЯтно было, видЯт ли  что-то
глаза:  запотевшие дымчатые очки  скрывали  их и  чуть  подрагивали.  Ќоздри
раздулись,  космы на  впалых  висках увЯли,  словно от  непомерного жара. ‡а
ушами, длинными, желтыми, залегли  огромные тени. „а, он знал, что сейчас он
от всего отрешаетсЯ, не от  одних людей. …ще миг  --  и все  утратит  смысл:
стол, чашка, стул,  в который он вцепилсЯ, все  будничное и привычное станет
непредвосхитимым, трудным  и дальним. € он сидел и ждал, когда это случитсЯ.
€ уже не противилсЯ.
     *  <i>Ѓукв.</i>  "воробьиные головы"  <i>(франц.).</i> Љаменный  уголь в виде  мелких
катышков.

     Ђ Я вот еще противлюсь. •оть и знаю, что у менЯ сорвано сердце, что мне
все равно не жить, даже если мои вороги оставЯт менЯ. џ говорю себе: "Ќичего
страшного", но ведь Я потому и понЯл его, что в самом  во  мне что-то начало
от  всего отделЯтьсЯ  и  отдалЯтьсЯ.  Њне  всегда  было  страшно,  когда  об
умирающем  говорили: он уже никого не узнает. џ воображал, как одинокое лицо
отрываетсЯ от подушки и ищет, ищет знакомых вещей, прежде виденных вещей, --
и вокруг ничего нет. Ѓудь мой страх меньше, Я мог бы утешитьсЯ соображеньем,
что  можно  ведь видеть  все по-иному и жить, однако.  Ќо  мне страшно. ЊенЯ
невыразимо страшит  перемена. џ и  с  этим-то миром никак не  освоюсь,  где,
кажетсЯ, так хорошо.  —то же мне  делать в другом? џ хотел бы остатьсЯ среди
привычных понЯтий, а  если уж неотменимо  суждена перемена  -- пусть бы дали
мне пожить среди собак, в их сходном, родственном нашему мире.
     Џокамест Я могу все это писать и говорить. Ќо настанет день, когда рука
моЯ отдалитсЯ  от менЯ и собственной  волей будет чертить слова, которые мне
не  подвластны. Ќастанет день иных постижений,  и слова раздружатсЯ,  смыслы
растают,  как облака,  прольютсЯ на землю дождем. Њне страшно, но покамест Я
еще будто предстою чему-то великому, и,  помнитсЯ, со мною так часто  бывало
перед тем, как писать. Ќо на этот раз не Я буду писать -- менЯ напишут. џ --
оборот,  подлежащий вымарке и переделке. Ћ, еще немного совсем, и Я пойму  и
приму. Ћдин шаг -- и боль обратитсЯ в радость. Ќо Я не способен на этот шаг,
Я  упал, не могу  поднЯтьсЯ  --  Я разбилсЯ.  ‚сегда Я надеЯлсЯ, что вот-вот
подоспеет помощь. €  наконец она здесь, со мной,  собственным моим  почерком
выписаннаЯ --  услышаны мои ежевечерние молитвы. ‚се это Я  выписал из книг,
чтобы стало мне ближе, чтобы вышло будто мое собственное, из-под моего пера.
€ мне хочетсЯ снова, снова писать эти слова, стать на колени у моего стола и
не  просто читать  их, а писать,  писать, тогда они дольше будут  со  мною и
каждое слово продлитсЯ и не сразу еще отзвучит.
     "Mecontent de tout et mecontent de moi, je voudrais bien me racheter et
m'enorgueillir  un peu  dans le silence et la solitude de la  nuit.  ‚mes de
ceux  que  j'ai  aimйs,  вmes  de  ceux  que  j'ai  chantes,  fortifiez-moi,
soutenez-moi, eloignez  de moi le mensonge et  les  vapeurs  corruptrices du
monde; et vous, Seigneur mon Dieu! accordez-moi la grace de produir quelques
beaux vers  qui me  prouvent  а  moi-mкme que je  ne suis pas le dernier des
hommes que je ne suis pas inferieur а ceux que je meprise" *.
     "‹юди отверженные, люди без имени, отребье земли! €х-то сделалсЯ Я ныне
песнью и пищею разговора их!
     ...они направлЯют гибельные свои пути ко мне...
     ...все успели сделать к моей погибели, не имеЯ помощника.
     ...€ ныне изливаетсЯ душа моЯ во мне: дни скорби объЯли менЯ.
     Ќочью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоЯ.
     ‘ великим трудом снимаетсЯ с  менЯ одежда  моЯ; краЯ хитона  моего жмут
менЯ...
     Њои внутренности кипЯт и не перестают; встретили менЯ дни печали...
     € цитра моЯ сделалась унылою, и свирель моЯ -- голосом плачевным" **.
     „октор не понЯл менЯ. Ќичего не  понЯл. „а  и трудно было рассказывать.
ђешили попробовать лечение электричеством. —то же. „али мне талончик: к часу
ЯвитьсЯ  в  Salpetriere  ***.  џвилсЯ. Њиновал длинный  рЯд бараков,  прошел
несколько дворов, где  люди  в белых колпаках, как  преступники,  стоЯли под
опустелыми деревьЯми. Ќаконец  Я  оказалсЯ в длинном темном  помещении вроде
коридора, где  по одной  стене четыре тусклых зеленоватых окна  перемежались
широкими  черными простенками. Џод окнами  тЯнулась деревЯннаЯ  скамьЯ, и на
ней сидели мои знакомцы, и они ждали. „а, все они были в сборе. Ћсвоившись с
полумраком, Я разглЯдел, что среди плотного бесконечного рЯда
     *  Ћтрывок из "‘тихотворений в прозе"  Ѓодлера: "Ќаскуча всем,  наскуча
самим собой,  Я желал бы вновь  обрести  себЯ,  вновь гордитьсЯ собой в тиши
одиноких  ночей.  „уши  любимых  мною,  души воспетых  мною,  укрепите менЯ,
даруйте силы, отдалите от менЯ ложь и едкий чад  земли; а ты, о ѓосподи Ѓоже
мой!  ‘подоби менЯ  написать  несколько  счастливых стихов,  которые  бы мне
доказали,  что  Я не  самый  последний  из людей,  что Я  не  хуже тех, кого
презираю".
     ** ЃиблиЯ. Љнига €ова. 30:8--31.
     *** ‘альпетриер -- клиника в Џариже.

     попадалсЯ,  кажетсЯ, иной  люд,  просто  мелкий  люд  --  ремесленники,
горничные, ломовые  извозчики. „альше, в узком конце коридора,  развалЯсь на
отдельных стульЯх, беседовали две толстухи, вероЯтно консьержки. џ глЯнул на
часы:  без пЯти час. …ще  пЯть, ну, десЯть  минут,  и  менЯ  вызовут. —то ж,
ничего, ничего. ’Яжкий, гнилой дух дыханьЯ мешалсЯ с запахом старого платьЯ.
‚  одном месте  из  дверной щели рвалсЯ крепчающий  холод эфира. џ  принЯлсЯ
ходить взад-вперед. ‚друг Я сообразил, что ведь менЯ направили на этот общий
прием.  ’ак  сказать,  впервые  официально  признали  мою  принадлежность  к
отребью.  ‡начит, доктор  догадалсЯ? Ќо  Я  к  нему  приходил  в  пристойном
костюме, Я ему посылал свою карточку. Ђ он все равно как-то узнал, или Я сам
себЯ выдал. Ќо поставленный перед фактом, Я решил, что,  в сущности, дело не
так уж скверно. ‚се сидели смирно и  не замечали менЯ. Ќекоторые страдали от
боли и, раскачиваЯсь,  старались ее утишить. Љто-то из мужчин уткнулсЯ лицом
в ладони, другие тЯжко спали, и у этих были тупые, застылые  лица. ’олстЯк с
красной, взбухшей  шеей  сидел подавшись  вперед,  уставЯсь в пол и времЯ от
времени смачно плевал в облюбованную точку. •люпал  в углу  ребенок; длинные
тощие  ноги он  подобрал под себЯ на скамье и тискал,  будто  навеки с  ними
прощалсЯ.  ™уплаЯ,  блеклаЯ женщина  с  черными  цветами на  съехавшей набок
черной креповой шлЯпке удерживала улыбку на  бедных губах, а слезы  капали с
больных век.  Љ ней подсадили девушку, круглолицую,  гладкую, с  выпученными
глазами,  лишенными  выраженьЯ; у нее был  разинут рот,  видны  белые рыхлые
десны  и  порченые  старые зубы. € много  было тут повЯзок. ЏовЯзки, слой за
слоем окутывавшие  голову, оставлЯЯ на виду лишь один, одинокий,  уже  ничей
глаз. Ѓыли повЯзки, которые  скрывали, и повЯзки, которые выпЯчивали то, что
под ними. Ѓинты, которые развЯзались, и в них, как в грЯзной постели, лежала
рука -- уже не рука. Ђ то забинтованнаЯ нога выпирала из рЯда, огромнаЯ, как
весь человек. џ ходил  взад-вперед  и пыталсЯ успокоитьсЯ. џ  занЯлсЯ стеною
напротив. ђазглЯдел, что в ней несколько одностворчатых дверей,  что  она не
доходит   до  потолка  и,   стало  быть,  не   совсем  отделЯет  коридор  от
расположенных за нею комнат. џ глЯнул на часы: Я уже час  ходил взад-вперед.
Џотом Явились доктора. ‘перва прошмыгнули двое юнцов с безразличными минами,
и наконец тот,  к которому Я  обращалсЯ, -- в светлых  перчатках, щегольской
шлЯпе,  безупречном пальто. Џри  виде менЯ  он  приподнЯл  шлЯпу и улыбнулсЯ
рассеЯнно.  ’еперь-то, Я решил, менЯ сразу вызовут,  но прошел еще час. “ж и
не помню,  чем Я  его заполнил, --  он  прошел. ЏоЯвилсЯ  старик  в  грЯзном
фартуке,  похожий  на  сторожа, и  тронул менЯ за  плечо. џ шагнул в одну из
одностворчатых дверей.  Њой доктор и  двое юнцов сидели за столом и смотрели
на менЯ. Њне пододвинули стул. ’ак. Ђ далее Я должен был отчитыватьсЯ в том,
что  со мной приключилось.  Љак можно короче,  s'il vous plaоt  *.  ѓосподам
некогда. Њне сделалось  не  по  себе.  ћнцы  оглЯдывали  менЯ с высокомерным
профессиональным участием, которому их учат.  Њой знакомый доктор поглаживал
черную  острую  бородку  и  улыбалсЯ рассеЯнно. џ  думал,  Я расплачусь, но,
против ожиданиЯ, вдруг услышал, как говорю по-французски: "џ уже имел честь,
мосье,  рассказать  вам   все  в   подробностЯх.  …сли   вам  представлЯетсЯ
необходимым в них посвЯтить своих коллег, вы, разумеетсЯ, можете это сделать
в  немногих словах на  основании нашей беседы, мне же это  было  бы трудно".
„октор поднЯлсЯ с  вежливым смешком,  отвел  ассистентов к  окну и сказал им
несколько  слов,  которые  сопровождал  горизонтально-волнистым  трепетаньем
ладоней. —ерез три минуты один  юнец, близорукий и нервный субъект, метнулсЯ
к столу и спросил, стараЯсь придать строгости своему взору:
     * пожалуйста <i>(франц.).</i>

     -- •орошо ли вы спите?
     -- Ќет, плохо.
     Џосле чего он снова устремилсЯ к группе у окна. Ћни еще некоторое времЯ
посовещались,  потом доктор вернулсЯ  ко мне и  уведомил,  что  менЯ вызовут
снова. џ  заметил ему,  что  мне  назначено  было ЯвитьсЯ  к  часу  днЯ.  Ћн
усмехнулсЯ и  проделал  белыми пухлыми ладонЯми рЯд быстрых скачущих жестов,
призванных означать,  что  он  выше  головы занЯт. € Я  вернулсЯ  в коридор,
теперь  еще  более  затхлый,  и  принЯлсЯ  снова  мерить  его  шагами,  хотЯ
смертельно устал. Ќаконец от влажных спутанных запахов менЯ стало  мутить, Я
остановилсЯ  у  входной  двери  и чуть  приоткрыл  ее. џ  увидел  Яркий день
снаружи,  высокое  солнце,  и  мне  невыразимо  полегчало.  Ќо  тотчас  менЯ
окликнули.  Ћсоба,  сидевшаЯ за столиком в двух шагах, шипела  на менЯ.  Љто
велел  открывать  дверь? џ отвечал, что  задыхаюсь. ќто уж мое дело, а дверь
придетсЯ  закрыть.  ЌельзЯ  ли  в  таком  случае  отворить  окно?  Ќет,  это
запрещаетсЯ. џ решил возобновить  свое хождение  взад-вперед,  оно  отуплЯло
менЯ, никому не причинЯЯ вреда. Ќо особе за  столиком теперь и  это пришлось
не по вкусу. —то у менЯ -- места нету? „а, к  сожалению. •одить запрещаетсЯ.
ЏридетсЯ поискать место.  Ћдно-то навернЯка найдетсЯ. € она оказалась права.
Њесто  тотчас  нашлось --  подле девушки с  выпученными  глазами. €  Я  сел,
чувствуЯ,  что сейчас  неотвратимо  стрЯсетсЯ  нечто ужасное. ‘лева от менЯ,
значит, была та  девушка с гнилыми  деснами. —то было справа, Я понЯл только
несколько  позже.  ’о  была  недвижнаЯ  глыба, обладавшаЯ  лицом и  тЯжелой,
застылой, громадной рукой. ЋбращеннаЯ ко мне сторона лица была пуста, лишена
черт и воспоминаний,  и,  к  моему  ужасу, одежда на  глыбе  сидела  как  на
обрЯженном  покойнике. ’ак же свободно и безлично повЯзан  был вокруг ворота
галстук, и сюртук Явственно напЯлен на безвольное тело кем-то  другим. ђука,
как ее  выложили, так и лежала на брючине, и даже волосы, словно расчесанные
обмывальщицей трупов, стлались туго и тускло, как шерсть на зверином чучеле.
џ  все  это разглЯдел  со вниманием, и мне пришло в голову,  что мне недаром
указано  это место, ибо пора уж понЯть, что  Я достиг в  своей жизни станции
назначениЯ. „а, странными путЯми бродит судьба.
     ‚друг совсем близко несколько раз подрЯд испуганно, сдавленно вскрикнул
ребенок, а потом тихонько, удерживаЯсь, зарыдал.  Џока Я силилсЯ определить,
откуда идет звук,  снова затрепетал  слабенький задушенный крик, и Я услышал
спрашивающие  голоса, приглушенный  властный голос, и  где-то, ни на  что не
обращаЯ  вниманиЯ,  безразлично  зашуршала  машина.  ’ут  Я  вспомнил  о  не
доходЯщей  до потолка перегородке и понЯл, что звуки идут из-за дверей и там
ведетсЯ работа. ‚ самом деле, времЯ от времени поЯвлЯлсЯ служитель в грЯзном
фартуке и делал знак. џ уж и надеЯтьсЯ перестал, что  он может относитьсЯ ко
мне.  •отЯ  -- не ко  мне ли? Ќет. ЏоЯвились  двое с  каталкой. Џогрузили  в
каталку  глыбу,  и  тут  только  Я  разглЯдел,  что  это  старик  паралитик,
обладавший и другой,  опавшей, изношенной  стороной лица с открытым, мутным,
тоскливым глазом.  …го увезли за  дверь, рЯдом со  мною  сразу  освободилось
много  места.  €  Я  стал  гадать, что,  интересно,  станут  они  делать  со
слабоумной девушкой,  будет ли она  тоже  кричать. Њашина  за стеной  урчала
мирно, уютно, как фабричный станок, не предвещаЯ зла.
     Ќо вдруг все замерло, и в этой тишине  надменный, самодовольный  голос,
показавшийсЯ мне знакомым, произнес:
     -- Riez! * Џауза.
     -- Riez. Mais riez, riez **.
     џ   уже   хохотал.  Ѓыло  необъЯснимо,  отчего   упорствует   тот,   за
перегородкой. Њашина зажужжала, тотчас захлебнулась. Ѓыл  обмен замечаниЯми,
затем прежний энергичный голос вновь возвысилсЯ и приказал:
     -- Dites-nous le mot: avant ***. € по складам:
     -- A-vant ****. ’ишина.
     -- On n'entend rien. Encore une fois... *****
     * ‘мейтесь! <i>(франц.)</i>
     ** ‘мейтесь. ‘мейтесь, смейтесь же <i>(франц.).</i>
     *** ‘кажите нам слово: вперед <i>(франц.).</i>
     **** ‚пе-ред <i>(франц.).</i>
     ***** Ќичего не слышно. …ще раз... <i>(франц.).</i>

     €  вот под рыхлый и теплый лепет за перегородкой  впервые после многих,
многих  лет ко  мне вернулось оно. ’о,  что вселило  в менЯ  первый глубокий
ужас, когда ребенком Я лежал в жару: Ѓольшое. „а,  так  твердил Я, когда мою
кроватку  обступили,  мне  щупали  пульс,  спрашивали,  что  менЯ  напугало:
Ѓольшое.  € когда послали за доктором, он пришел, успокаивал менЯ, Я  просил
только  об одном -- прогнать Ѓольшое и ничего мне  тогда не  надо. Ќо он был
как все. Ћн не мог его  прогнать, хоть Я  был  такой маленький и  помочь мне
было так просто. € вот  снова оно  тут. Џотом оно  оставалось вдали,  даже в
горЯчечные  ночи оно менЯ не посещало, и вот снова оно тут, хоть  у менЯ нет
жара. Ћно снова Явилось. ђазрасталось во мне как опухоль, росло из менЯ, как
втораЯ голова, было неотторжимо от менЯ, хотЯ не могло быть моей  частью  --
такое большое. Љак огромный мертвый зверь, который раньше, живьем, был рукой
моей или ногою.  €  моЯ кровь обращалась во мне и в нем как  в  одном  общем
теле. € сердце мое с неимоверным усилием проталкивало кровь в Ѓольшое. € уже
не хватало крови.  € она нехотЯ втекала  в Ѓольшое  и  возвращалась больнаЯ,
отравленнаЯ.  Ђ Ѓольшое вспухало, взбухало на  моем  лице как горЯчаЯ  синЯЯ
шишка, росло изо рта, и тень от его краЯ уже легла на мой уцелевший глаз.
     Ќе помню, как Я  унес  ноги всеми теми дворами. Ѓыл  вечер, Я плутал по
чужим  местам, брел бульварами, вдоль бесчисленных стен, все в одну сторону,
но этому не  было конца, и Я  брел обратно,  и Я  вышел на какую-то площадь.
‘вернул в  какую-то  улицу, и там оказались еще  незнакомые улицы, еще, еще.
†естко, трЯско позвЯкиваЯ, слепЯще проносились трамваи. Ќо  на  боках  у них
были неведомые мне названьЯ. € Я не знал, в каком Я городе, и есть ли у менЯ
здесь кров, и что мне делать, чтобы больше не бродить.
     Ђ теперь еще вдобавок эта болезнь, всегда настигающаЯ менЯ так странно.
џ уверен -- ее недооценивают. ’очно так же, как преувеличивают значение иных
болезней. “  ней нет определенных  признаков, у этой  болезни, она принимает
признаки того, кого поражает. ‘ сомнамбулической уверенностью вытЯгивает она
из  каждого  избегнутую  опасность  и  ставит  вновь  перед ним  -- близкую,
грозную, неминучую. Њужчины, в  школьные годы предававшиесЯ  жалкому пороку,
надругаЯсь  над  бедными, жесткими  обманутыми  мальчишескими руками,  снова
впадают в него, или вновь страдают от болезни, которой переболели в детстве,
или к ним возвращаетсЯ  побежденнаЯ  привычка,  какой-нибудь робкий,  годами
мучивший  поворот головы.  € что бы  ни  воротилось  --  облеплено путаницей
воспоминаний,  как мокрыми  водорослЯми  затонувший предмет. Ќезнаемые жизни
всплывают со дна, перемешиваютсЯ с тем, что в действительности существовало,
и теснЯт  прошедшее,  считавшеесЯ достоверным; ибо в том, что выныривает  из
глуби,  есть  свежаЯ, отдохнувшаЯ  сила,  а  то, что  было всегда, увЯло  от
слишком частых воспоминаний.
     џ  лежу  в постели  у себЯ на пЯтом  этаже, и день мой, не перебиваемый
ничем, похож на циферблат  без стрелок. Љак  давно  потерЯннаЯ вещь  однажды
поутру вдруг оказываетсЯ на  месте,  в целости и  сохранности и  чуть ли  не
новее,  чем до пропажи, будто ее отдавали подновить, -- так и на моем одеЯле
вдруг,  новехонькое,   оказываетсЯ  что-нибудь  затерЯнное  в  детстве.  ‚се
затерЯнные страхи тут как тут.
     ‘трах, что крошечнаЯ шерстинка, торчащаЯ из одеЯла, -- твердаЯ, твердаЯ
и остраЯ,  как стальнаЯ игла;  страх,  что  пуговка  на  моей ночной рубашке
больше  моей головы -- огромнаЯ, тЯжелаЯ; страх,  что хлебнаЯ крошка, упав с
моей кроватки, стеклЯнно  расколетсЯ, и  давЯщаЯ  тоска  оттого,  что с  ней
вместе расколетсЯ все -- все и навеки; страх, что оборванный  край вскрытого
письма  прЯчет запретное, чего никому  нельзЯ видеть, и невообразимо важное,
длЯ чего  во всей комнате  нет надежного места; страх, что Я проглочу во сне
выпавший  из печи уголек; страх, что спЯтившее число  пойдет разрастатьсЯ  у
менЯ в мозгу и  уже перестанет там умещатьсЯ; страх, что Я  лежу на граните,
на  сером граните;  страх, что Я  буду кричать, к  моей  двери  сбегутсЯ, ее
взломают; страх,  что  Я  выдам себЯ, выболтаю свои страхи, и страх,  что  Я
слова  не смогу  из  себЯ выдавить, ведь  словами  их не передашь --  и  еще
страхи...  страхи.  ‚от  Я  молил  о детстве, оно  и вернулось ко  мне, и  Я
чувствую, что оно такое же тЯжкое, как прежде, и не к чему было взрослеть.
     †ар у менЯ вчера спал, а  нынешний день  началсЯ как весна, как весна в
картинках. Џопробую-ка  Я  выйти, пойду  в  Bibliothиque Nationale, к  моему
поэту, давно Я его не читал, и потом, может быть, прогулЯюсь садами. ‘ейчас,
наверное, ветер рЯбит большой пруд с самой что ни на есть настоЯщей водою  и
дети пускают с алыми парусами кораблики.
     ‘егоднЯ  --  вот уж не ожидал; Я  вышел  так храбро, словно  это  проще
простого и само собой разумеетсЯ. € опЯть, опЯть менЯ подхватило как бумагу,
скомкало и смело -- на сей раз несусветное что-то.
     Ѓульвар Saint-Michel, пустой и просторный, полого стлалсЯ мне под ноги.
‚  вышине со стеклЯнным звЯканьем отворили окно, и через улицу белой  птицей
перепорхнул блеск. ‘кользила  мимо  карета  на Ярко-красных  колесах, дальше
кто-то  нес  что-то светло-зеленое.  ‹ошади,  посверкиваЯ сбруей, цокали  по
темной от поливки, чистой  мостовой. ‚етер,  взволнованный,  новый и нежный,
взвихривал все: запахи, выкрики, звоны.
     џ проходил мимо одного из  тех кафе, в каких  поют вечерами поддельные,
рЯженые  цыгане. €з  верхних  окон,  стыдЯсь собственной  нечистоты,  кралсЯ
вчерашний  дух.  Џрилизанные  официанты  расчищали  мусор  у  входа.   Ћдин,
согнувшись, горстЯми  сыпал под столы желтый песок. ‚друг  его поддел локтем
прохожий и кивнул в конец улицы.  Ћфициант, красный как  рак, с минуту остро
вглЯдывалсЯ  в  указанном  ему  направлении,  и  наконец смех  растексЯ, как
выплеснутый,  по его  безбородым  щекам.  Ћн  окликнул  других официантов  и
поводил из стороны в  сторону смеющейсЯ физиономией, как бы  приглашаЯ  всех
позабавитьсЯ,  но и  сам боЯсь  что-нибудь  упустить.  € вот  они  стоЯли  и
смотрели вдоль улицы, кто улыбаЯсь, а кто досадуЯ, что пока  ничего смешного
не наблюдаетсЯ.
     џ  почувствовал,  как  во  мне  шелохнулсЯ  страх. —то-то менЯ  толкало
перейти на  другую  сторону; но Я  только  ускорил шаг,  невольно  оглЯдываЯ
редких  прохожих  и ничего  в  них  особенного  не  замечаЯ.  Ќо  тут  один,
мальчишка-рассыльный в синем фартуке и с пустой корзиной на плече, уставилсЯ
на кого-то; вдоволь наглЯдевшись, он повернулсЯ на каблуках,  лицом к домам,
и,  мигнув хохочущему приказчику, покрутил пальцем у виска  понЯтным каждому
жестом. Џотом сверкнул  черными глазами и, довольный, враскачку двинулсЯ мне
навстречу.
     џ  думал, когда  он перестанет заслонЯть  мне  вид,  разглЯдеть кого-то
необычайного  и  удивительного,  но   впереди  не  оказалось  никого,  кроме
высокого, тощего субъекта в черном пальто и мЯгкой черной шлЯпе на  коротких
блеклых  волосах.  “бедившись,  что  в  одежде  и  повадках  его  нет ничего
смешного, Я собралсЯ уже  отвести  от него  взглЯд, как вдруг  он обо что-то
споткнулсЯ. џ  шел  следом  за ним, и потому стал  внимательно смотреть  под
ноги,  но  на том месте  не оказалось ничего, решительно  ничего. Њы оба шли
дальше, он и Я,  на  том  же расстоЯнии друг  от  друга  и спокойно достигли
перехода,  и вот тут человек впереди менЯ, спрыгиваЯ со ступенек тротуара на
мостовую,  начал  высоко выбрасывать одну ногу --  так скачут дети, когда им
весело. „ругую сторону  перехода  он  одолел одним махом.  Ќо едва  оказалсЯ
наверху, он вскинул одну ногу и подпрыгнул  и тотчас  притопнул опЯть. ‹егко
можно было решить, что он споткнулсЯ, если уговорить себЯ,  что на его  пути
оказалось  мелкое  препЯтствие  -- косточка, скользкаЯ  фруктоваЯ кожура  --
что-нибудь  в  таком  роде;  странно,  что  и  сам   он,  кажетсЯ,  верил  в
существованье помехи, ибо он всЯкий  раз  оборачивалсЯ на досадившее место с
видом упрека и недовольства,  свойственного  людЯм в подобных случаЯх. ‘нова
что-то  толкало менЯ перейти на другую сторону,  и  снова Я не послушалсЯ, Я
по-прежнему шел  за  ним,  все свое  внимание устремив  ему  на ноги. „олжен
признатьсЯ, Я  вздохнул  с облегчением, когда  шагов  двадцать  он  спокойно
прошел,  не подпрыгиваЯ, но,  поднЯв глаза,  Я заметил, что  его мучит новаЯ
незадача.  “  него  поднЯлсЯ  воротник  пальто,  и  как  ни  старалсЯ он его
опустить,  то  одной  рукой, то обеими сразу,  у него ничего  не получалось.
’акое  с  каждым  может  случитьсЯ.  џ ничуть не  встревожилсЯ.  Ќо  далее с
беспредельным  изумлением Я  обнаружил, что суетливые руки  проделывают  два
жеста: один быстрый  тайный жест украдкой вздергивает воротник,  а другой --
подробный, продленный, как бы скандированный -- его опускает. Ќаблюдение это
до того менЯ ошарашило, что лишь две минуты спустЯ Я  сообразил, что  жуткое
двухтактное дерганье, едва оставив его ноги, перекинулось на шею за поднЯтым
воротом и в беспокойные руки. ‘ того мгновениЯ Я с ним сроссЯ. џ чувствовал,
как это дерганье  бродит по телу, ища, где  бы вырватьсЯ. џ понимал,  как он
боитсЯ людей, и сам Я уже  пытливо вглЯдывалсЯ в прохожих, чтобы  уверитьсЯ,
что они ничего не заметили. •олодное острие вонзалось мне в хребет, когда он
опЯть чуть заметно подпрыгивал, и Я решил  спотыкатьсЯ тоже, на случай, если
это заметЯт. Њожно таким способом убедить любопытных, что на дороге  в самом
деле лежит  какой-то  пустЯк, об  который мы  спотыкаемсЯ оба. Ќо  покуда  Я
размышлЯл, как  ему  помочь, он сам  нашел новый прекрасный  выход.  џ забыл
упомЯнуть,  что  у  него  была трость? ’ак вот, это была  самаЯ обыкновеннаЯ
трость  из темного дерева  с  гладким выгнутым  набалдашником. ‚  судорожных
поисках выхода он вдруг сообразил прижать трость к спине, сперва одной рукой
(мало  ли  на   что   могла   пригодитьсЯ  другаЯ),  хорошенько  прижать   к
позвоночнику, а  набалдашник  сунуть под  воротник, подперев  таким  образом
шейный и первый спинной позвонки. ‚ этом маневре не было ничего вызывающего,
он разве чуть-чуть отдавал развЯзностью, но нежданно весенний день вполне ее
извинЯл. Ќикто и не  думал на него  оборачиватьсЯ,  и все теперь шло хорошо.
ло как  по маслу. Џравда, на  следующем переходе прорвались два прыжка, два
крохотных,  сдавленных   прыжочка,  совершенно  безобидных,  а  единственный
заметный  прыжок  был обставлен так ловко (как раз на дороге валЯлсЯ шланг),
что решительно  нечего  было боЯтьсЯ.  „а, все шло хорошо.  ‚ремЯ от времени
втораЯ  рука  вцеплЯлась  в  трость,  прижимала  ее к  спине  еще тверже,  и
опасность преодолевалась.  Ќо Я  ничего  не  мог поделать --  страх мой  все
возрастал.  џ  знал,  что покуда  он безмерно силитсЯ выглЯдеть  спокойным и
небрежным,  жуткое  содрогание  собираетсЯ   у  него  в  теле,  нарастает  и
нарастает, и Я в себе чувствовал, как он со страхом за этим следит, Я видел,
как  он  вцеплЯетсЯ  в  трость,  когда  его начинает  дергать. ‚ыражение рук
оставалось строгим  и непреклонным,  Я  всю надежду возлагал  на  его  волю,
должно  быть  не  слабую.  Ќо  что  волЯ?.. Ќастанет  миг,  когда  силы  его
истощатсЯ, и  теперь  уж недолго. € вот,  идЯ  за ним  следом с обрывающимсЯ
сердцем, Я, как  деньги, копил свои  жалкие силы и, глЯдЯ ему на руки, молил
принЯть их в нужде.
     „умаю, он их и принЯл. ЊоЯ ли вина, что их было так мало...
     Ќа Place Saint-Michel было большое движение, сновал народ, то и дело мы
оказывались между двух экипажей, и тут он переводил  дух, отдыхал, что ли, и
тогда случалсЯ то кивок, то прыжок. Ѓыть может, то была уловка плененной, но
несдававшейсЯ  немочи.  ‚олЯ  была  прорвана  в  двух  местах,  и  в  бедных
пораженных мышцах засела сладкаЯ покорнаЯ памЯть о заманчивом возбуждении  и
одержимость двухтактным ритмом. Џалка, однако,  была  на месте, руки глЯдели
зло и надменно; так мы ступили на мост, и все шло сносно. ‚полне сносно.  Ќо
здесь в  походке поЯвилась неуверенность,  два шага  он пробежал  бегом -- и
остановилсЯ. ЋстановилсЯ.  ‹еваЯ рука тихо выпустила трость и поднималась --
до того  медленно,  что Я видел, как она  колышет воздух. Ћн чуть сдвинул на
затылок шлЯпу и потер лоб. Ћн чуть повернул  голову,  и взглЯд скользнул  по
небу, домам,  по  воде, ни на  чем не удерживаЯсь,  и тут он сдалсЯ.  ’рость
полетела, он раскинул руки, будто собралсЯ взмыть, и как стихиЯ его согнула,
рванула вперед, швырнула назад, заставила  кивать, гнутьсЯ,  битьсЯ  в танце
среди толпы. ’отчас его обступили, и уже Я его не видел.
     Љакой смысл  был  еще куда-то идти? џ был весь пустой.  Љак пустой лист
бумаги, менЯ  понесло вдоль  домов, по бульварам, обратно.  * џ пытаюсь тебе
писать, хоть ничего уж не скажешь после вынужденного прощаньЯ. € все-таки  Я
пытаюсь, Я должен,  наверное, писать тебе,  ведь Я  видел в Џантеоне свЯтую,
одинокую свЯтую, и крышу, и дверь, и лампаду, укромный круг света, а вдалеке
спЯщий город,  и реку, и лунный простор.  ‘вЯтаЯ стережет спЯщий город **. џ
расплакалсЯ. џ  расплакалсЯ оттого, что все  так вдруг и неожиданно на  менЯ
навалилось. џ стоЯл и плакал, Я ничего не мог с собою поделать.
     * Ќабросок письма (примечание ђильке.).
     ** –икл росписей в  Џантеоне на тему житиЯ  св. †еневьевы, котораЯ,  по
преданию,  спасла Џариж от нашествиЯ гуннов; выполнен французским художником
Џюви де аванном (1824--1898).

     џ  в Џариже, и кто это узнает -- все радуютсЯ, многие мне завидуют. —то
ж,  они правы.  Џариж --  большой город, большой, полный странных соблазнов.
—то до менЯ, должен  признатьсЯ, в известной  мере Я им поддалсЯ. „а, иначе,
верно,  не  скажешь.  џ поддалсЯ соблазнам,  и  следствием Явились некоторые
перемены  если не в моем характере, то по крайней мере в моем миросозерцании
и уж во всЯком  случае  в моей жизни. “  менЯ выработалось  совершенно  иное
понимание  вещей,  которое  больше  менЯ  отъединЯет  от  всех  других,  чем
предыдущий опыт.  Џреображенный  мир. ЌоваЯ  жизнь, полнаЯ  новых  значений.
‘ейчас мне как раз несколько даже трудно оттого, что все так ново. џ новичок
в собственных обстоЯтельствах.
     Љак бы хоть одним глазком взглЯнуть на море?
     „а,  и  подумать  только,  Я-то воображал, что  ты  можешь приехать.  €
разузнать насчет доктора.  џ  так и  не  собралсЯ навести справки.  ‚прочем,
теперь мне уж и не до того.
     Џомнишь невероЯтное стихотворение Ѓодлера "Une Charogne" *? џ, кажетсЯ,
только  теперь  его понЯл.  Љроме  последней  строфы -- все правда.  —то еще
должен  он  был  написать, когда  над  ним разразилось такое? …го дело  было
увидеть в ужасном, с виду отталкивающем  -- сущее, единственно важное сущее.
“  нас нет  ни  выбора,  ни права отбора.  „умаешь,  случайно написал ”лобер
своего  Saint-Julien-L'Hospitalier  **?  —то,  мне  кажетсЯ,   главное:  вот
решишьсЯ лечь к прокаженному, согреть его  жаром влюбленного сердца -- и это
непременно обернетсЯ добром.
     *  "Џадаль" <i>(франц.)</i>  -- одно из  программных стихотворений  Ѓодлера из
сборника "–веты зла". Ќаписано в 1857 г.
     ** "‹егенда о свЯтом ћлиане ‘транноприимце"  ”лобера (1876 г.) написана
по  мотивам  притчи  о человеке, который  лег в  постель  к  прокаженному во
искупление смертного греха.

     ’ы  только не  подумай, будто Я  здесь страдаю от разочарований, --  о,
напротив.  џ  иногда даже  сам удивлЯюсь  тому, с какой  легкостью  Я  готов
поступитьсЯ всем чаемым ради действительного, как бы оно ни было горько.
     ѓосподи боже, если бы можно им поделитьсЯ! Ќо разве оно было  бы тогда?
Ѓыло бы? Ќет, оно и существует лишь ценой одиночества.
     “жасное -- в  каждой частице  воздуха. …го втЯгиваешь в легкие вместе с
прозрачностью;  но  в  тебе оно оседает,  твердеет, острыми  геометрическими
краЯми врезаетсЯ в органы; ведь все, что рождаетсЯ  пыточного и страшного на
эшафотах,  в  застенках, сумасшедших домах, операционных, под сводами мостов
поздней осени, --  все не сдаетсЯ и, ревнуЯ  к сущему,  упрЯмо настаивает на
своей страшной Яви. ’ы  хочешь его забыть;  сон  готовно стирает в мозгу его
борозды, но сновиденьЯ отменЯют работу сна, вновь прочерчиваЯ стертые знаки.
€  ты просыпаешьсЯ,  задыхаЯсь,  и проливаешь  пламЯ свечи  во тьму,  и, как
сладкую воду, глотаешь рассветные струи покоЯ. Ќо на каком же узком  краешке
держитсЯ этот покой!  Ћдно неловкое движение --  и  снова взглЯд идет сквозь
знакомое, дружественное и  за  обманными  утешными контурами ловит очертаниЯ
ужаса. ЃойсЯ  света,  углублЯющего полость пространства; не  озирайсЯ, чтобы
часом не увидеть, как встает у тебЯ за спиною, порабощаЯ тебЯ, тень. Ќет, уж
лучше, наверное, было оставатьсЯ во тьме,  принимаЯ  неотграниченным, тЯжким
сердцем  неразличимо  общее бремЯ.  ‚от  ты весь собралсЯ;  сам  видишь свой
предел;  времЯ от времени неуверенным жестом ощупываешь собственное лицо.  Ђ
внутри у тебЯ уже не хватает места;  и тебЯ чуть не тешит мысль, что в такой
тесноте  ничто  большое  не может обосноватьсЯ;  что  далее небывалое, входЯ
вовнутрь,  должно сократитьсЯ,  сжатьсЯ, чтобы прийтись остальному по мерке.
Ќо снаружи -- снаружи оно непредвосхитимо;  и когда снаружи оно  растет, оно
прибывает и в тебе, не в  сосудах, которые ведь отчасти  тебе подвластны, не
во флегме  твоих безразличных  органов, но в капиллЯрах: засасываемое  этими
трубочками, оно проникает в самые дальние закоулки бесконечно разветвленного
твоего   существа,   поднимаетсЯ,   поднимаетсЯ,   превышает   тебЯ,  и   ты
захлебываешьсЯ,  задыхаешьсЯ.  Ђх!  €  куда  же,  куда  же   тогда?   ‘ердце
выталкивает  тебЯ наружу, тебЯ гонит, ты  уже  почти вне себЯ и  не можешь в
себЯ воротитьсЯ. Љак  раздавленный  жук, ты истекаешь собою,  и  тебЯ уже не
спасет твоЯ легкаЯ оболочка.
     Ћ,  пустаЯ ночь!  € ослепшие окна во  тьму!  Џрипертые тщательно двери.
‘тарый, перенЯтый, выверенный уклад -- так до конца и  не понЯтый. Ћ, тишина
на лестнице,  тишина  в комнатах  рЯдом, притаившаЯсЯ под потолком тишина. €
мать -- единственнаЯ,  эту  тишину отстранЯвшаЯ, когда-то в далеком детстве.
’ы принимала  ее на себЯ,  ты говорила: "Ќе бойсЯ, это Я".  “ тебЯ доставало
духу самой посреди ночи стать тишиною длЯ того, кто боитсЯ,  кто погибает от
страха. ’ы зажигаешь свечу, и  уже  ты становишьсЯ шорохом. ’ы держишь перед
собою  свечу,  говоришь:  "ќто Я, не бойсЯ".  € --  медленно -- ты опускаешь
свечу, и сомнений не остаетсЯ:  это ты, ты  свет вокруг милых, ручных вещей,
вставших  рЯдом  без задних мыслей и без утайки. € когда что-то прошуршит по
стене,  когда  заскрипит  половица,  ты  улыбаешьсЯ,  прозрачнаЯ  на  свету,
улыбаешьсЯ вспугнутому лицу, глЯдЯщему на тебЯ с вопросом, будто ты заодно с
робким звуком, будто ты в сговоре с ним. ‘равнитсЯ ли с твоей властью власть
повелителей мира? ‚от  --  цари земные лежат, застыв, и развлечь  их  не под
силу никакому сказителю сказок. ‚ сладких объЯтьЯх возлюбленных их настигает
тоска, обессиливает, отнимает веселие сердца. Ђ ты -- ты оставлЯешь страшное
позади, заслонЯешь  его  собою;  не  как занавес,  который  ведь  может  оно
приподнЯть и отдернуть. Ќет, ты  его обгонЯешь, бросаЯсь на бедственный зов.
’ы обгонЯешь все, что еще может стрЯстись, вернаЯ  только своей поспешности,
вечному своему пути, лету своей любви.
     Mouleur *, мимо лавки которого Я ежедневно прохожу, выставил две маски.
‹ицо юной  утопленницы, отлитое в морге за то, что оно так  прекрасно, и оно
улыбаетсЯ странной, обманной улыбкой,  будто улыбкой знаньЯ. €  его  лицо --
знающее  лицо.  Љрепкий узел  туго стЯнутых  чувств, сгущение музыки, упрЯмо
порывающейсЯ испаритьсЯ. ‹ицо  того, кому  ѓосподь  преградил  слух  **,  не
оставив ему иных тонов, кроме его собственных.  —тобы не плутал среди торных
и мутных шумов -- он, вместилище их протЯженной прозрачности; чтобы в полном
беззвучии  ему  отворЯлсЯ мир,  немой,  незаконченный,  просЯ  завершениЯ  в
звуках.
     * ‹итейщик <i>(франц.).</i>
     ** €меетсЯ в виду Ѓетховен.

     ‡авершитель мира! Љак то, что беспечно, случайно падет  на землю и воды
дождем  и,  послушно законам природы,  вновь  подниметсЯ, воспарит, образует
свод неба,  -- так и  в тебе  восходЯт  все наши  осадки, чтобы мир  окутала
музыка.
     ’воЯ музыка. —тобы весь мир окутала; не только  нас. —тобы длЯ тебЯ был
сработан клавир в ”иваиде, и ангел  подвел бы тебЯ  к тоскующему инструменту
сквозь горные  цепи, где  цари покоЯтсЯ, и пустынники, и гетеры. € тотчас бы
бросилсЯ ввысь и прочь, в страхе, что вот ты начнешь.
     € ты бы взбурлил, бурный, неслыханный, возвращаЯ вселенной то, что лишь
ей под  силу вместить.  ‘уеверных бедуинов отшвырнуло бы вдаль, и купцы пали
ниц, приникаЯ к краЯм твоей взвихренной музыки. € одинокие скимны кружили бы
в отдалении ночи, сами себЯ страшась, слушаЯ ток своей крови.
     Љто же ныне тебЯ защитит от похотливых ушей? Љто изгонит с концертов их
-- продажных с  бесплодным слухом, блудЯщих не зачинаЯ? €сторгаетсЯ семЯ,  а
они его принимают, забавлЯЯсь, как шлюхи, оно падает пусто, как семЯ Ћнана.
     € нет  девственного, творец,  нет ни  одного с бессонным ухом длЯ твоих
звуков.  Ђ  ведь  он  бы умер  от  счастьЯ  или,  зачав бесконечное,  изошел
небывалостью новизны.
     Ќет, Я  все понимаю.  Љонечно, здесь требуетсЯ мужество. Ќо предположим
на минуту, что  у кого-то сыщетсЯ courage de luxe * выследить их  и выЯснить
раз навсегда (как  же потом забыть или с  чем-нибудь спутать  такое?),  куда
забиваютсЯ  они после,  и куда девают остаток  долгого днЯ,  и спЯт  ли  они
ночами. ќто  особенно  важно установить: спЯт ли они. Ќо одного мужества тут
недостаточно. ‚едь  они не то  что придут  и  уйдут,  как все  люди, которых
выследить  проще  простого.  ‚от  ведь они  здесь, и  вдруг снова их нет  --
выставлены и убраны, как оловЯнные солдатики. ЏопадаютсЯ  они в укромных, но
не  то чтобы тайных местах.  Ћтступит кустарник, тропка легкой дугой  обежит
лужайку -- и вот они,  будто под колпаком из стекла, в прозрачном обрамленье
простора. ’ы можешь  их принЯть за призадумавшихсЯ прохожих, этих маленьких,
неприметных, скромных во всех отношениЯх человечков. Ќо ты ошибешьсЯ. ‚идишь
левую руку, что-то нашаривающую в кармане обшарпанного пальтеца? ‚идишь, как
она  ощупывает,  извлекает,  протЯгивает  что-то  мелкое  нарочито  неверным
жестом? Ќе проходит минуты, и вот уж две-три птички  -- любопытные воробушки
-- тут как  тут. € если человечку  удаетсЯ  соответствовать их очень точному
понЯтию  о  неподвижности, у воробушко