чал,
     и, обременена случайными долгами,
     рука, подобнаЯ пЯти ночным лучам,
     обиженно скользит по тусклой амальгаме...

        „ђ“†…‘ЉЋ… ЏЋ‘‹ЂЌ€… ”…„… ЂЌ–€”…ђЋ‚“,
     ЋЃ‹Ђ„Ђ’…‹ћ ЉЋ‹‹…Љ–€€ ЊЂђЋ—Ќ›• ‚€Ќ,
     ‹€’…ђЂ’Ћђ“ € ‘€Ќ•ђЋЌ€‘’“

     Џоклонник Ѓатюшкова, друг
     животной твари, мои любезный
     Ђнциферов! ‹юблю досуг
     с тобой за жидкостью полезной
     Я коротать, предвидЯ миг,
     когда, со страстью чудной, пылкой
     ворча, пойдешь ты на ледник,
     вернувшись с новою бутылкой!
     ’ы часто потчуешь друзей
     вином пленительным и редким,
     что просто проситсЯ в музей,
     по старым судЯ этикеткам,
     питатьсЯ мЯсом ты за грех
     считаешь, но зато по-русски
     то огурец, а то орех
     приносишь в качестве закуски.
     Ђ помнишь, ”едор, как менЯ,
     обиженного ‚ашингтоном,
     на склоне пасмурного днЯ
     поил ты дивным самогоном?
     Ћн по-английски "лунный свет"
     вернее, "лунное сиЯнье"
     зоветсЯ - и напитка нет
     отменней и благоуханней!
     Џускай Ђмерика скучна,
     Я все равно к тебе приеду
     за рюмкой доброго вина
     вести ученую беседу.
     Љогда на пир приходЯт твой
     Ќовицкий, сумрачен и гневен,
     и ‹ена, ангел роковой,
     и молчаливый Њиша ‹евин,
     и ‘вета „., и Ђнна Ћ.,
     и €нна ‚. в испанской шали, -
     не понимаю одного -
     зачем живу Я в Њонреале!
     Ќет, Я б хотел остатьсЯ там,
     где много водки и салата,
     где воскресает Њандельштам
     в интерпретации Џатата1,
     где Ѓаратынский, словно хмель,
     где цвет магнолии в июне,
     где вспоминают Љоктебель,
     где дочь Ђнюта с внучкой „уней.
     Ђнциферов! ’ы сам поэт,
     прими же, коли вЯжешь лыко,
     добросердечный: сей привет
     от суетливого калмыка.
     Џускай слова мои грубы: -
     жизнь никогда не станет пресной
     длЯ переводчиков судьбы
     с земных Языков на небесный.

     1 ‘обака хозЯина, исключительно достойного нрава.

        x x x

     Љак холодно. ’ереть глаза, считать до ста,
     ворочатьсЯ, вздыхать, - должно быть, неспроста,
     шумит, шумит во тьме ущербный дождик мелкий,
     уходит свет в песок, просрочены счета,
     и скверные стихи нуждаютсЯ в отделке.

     Џлатон, пещеры друг, учил, что жизнь - кино,
     зачем же ты, скользЯ по плоскости наклонной,
     в дырЯвые меха льешь странное вино,
     как будто всЯкий сон есть око и окно
     в безлунный, дикий сад, пропахший белладонной

     и валерьЯной... твой ѓосподь не спит,
     неосвЯщенным дождиком кропит
     горбатый дом длЯ мимолетной твари.
     Ђ там, под костью сводчатой, кипит
     борьба одушевленных полушарий -

     не дремлет раб, землЯ ему кругла -
     ни одного излома и угла,
     ни выступа, ни лестницы, ни сетки -
     так пленный царь стирает пот с чела,
     на площади, один в железной клетке.

        x x x

     ‚от человек, которому темно, -
     по вечерам в раскрытое окно
     он клонитсЯ, не слишком понимаЯ,
     о чем шумит нетрезвый пешеход,
     куда овчарка стараЯ бредет,
     зачем луна бездействует немаЯ.

     ‡ато с утра светло ему, легко -
     он молча пьет сырое молоко,
     вступает в сад, с деревьЯми ни словом
     не поделившись, рвет созревший плод
     и скорбь свою, что Яблоко, жует,
     на солнце щурЯсь в облаке багровом.

     ’ак черешок вишневого листка
     дрожит и изгибаетсЯ, пока
     простак ќдип, грЯдущим озабочен,
     мечтает жить, как птицы у •риста,
     не трогать небеленого холста
     и собирать ромашки у обочин.

     „а Я и сам, признатьсЯ, тоже прост -
     пью лишнее, не соблюдаю пост,
     не выхожу из баров и кофеен.
     —ем оправдатьсЯ? Ћт младых ногтей
     Я знал, что мир длЯ сумрачных вестей,
     а не длЯ лени пушкинской затеЯн.

     џ был другой, иные песни пел,
     а ныне - истаскалсЯ, поглупел,
     присматриваЯсь к знакам в гороскопе
     безлюдных парков, самолетных крыл,
     любовных строк, которые забыл
     сказать своей похищенной …вропе.

     ’ак человек согнулсЯ и устал,
     и позабыл, как долго он листал
     ‘ветониЯ, дышал табачным дымом
     под винный запах августовских дней -
     чем слаще спать, тем царствовать трудней
     в краю земном, в раю необратимом.


     Ѓахыт Љенжеев

     Ќапрасный подвиг наш

        x x x

     Љогда у часов истекает завод,
     среди отдыхающих звезд
     в сиреневом небе комета плывет,
     влача расточительный хвост.
     € ты уверЯешь, что это одна
     из незаурЯдных комет, -
     так близко к земле подплывает она ;
     однажды в две тысЯчи лет!
     Ђ мы поумнели и жалких молитв
     уже не твердим наугад -
     наврЯд ли безмолвнаЯ гостьЯ сулит
     особенный мор или глад.
     Џусть, страхом животным не мучаЯ нас,
     глЯдЯщих направо и вверх,
     почти на глазах превращаетсЯ в газ
     неЯркий ее фейерверк,
     кипит и бледнеет сиЯющий лед
     в миру, где один, без затей
     незримую чашу безропотно пьет
     рождающий смертных детей.

        x x x

     …ще глоток. Џокуда допоздна
     исходишь злостью и душевной ленью,
     и неба судорожнаЯ кривизна
     шумит, не обещаЯ искупленьЯ -
     Я встану с кресла, подойду к окну
     подвальному, куда сдувает с кровель
     сухие листьЯ, выглЯну, вздохну,
     мой рот немой с землей осенней вровень.
     ’ам подчинен ночного ветра свист
     неузнаваемой, непобедимой силе.
     Љак говорит мой друг-позитивист,
     куда как страшно двигатьсЯ к могиле.
     џ трепет сердца вырвал и унЯл.
     џ превращал энергию страданьЯ
     в сентЯбрьский сумрак, Я соединЯл
     остроугольные обломки мирозданьЯ
     заподлицо, так плотник строит дом,
     и гробовщик - продолговатый Ящик.
     Ќо что же мне произнести с трудом
     в своих последних, самых настоЯщих?

        x x x

     ‘уществует ли Ѓог в синагоге?
     ‚ синагоге не знают о Ѓоге,
     ‘уществе без копыт и рогов.
     ’ам не ведают Ѓога нагого,
     ’ам сурово молчит €егова
     ‚ окруженье других иегов.
     Ђ в мечети? Ђх, лебеди-гуси.
     ’ам Ђллах в белоснежном бурнусе
     „ержит гирю в руке и тетрадь.
     Њуравьиною вЯзью страницы
     Џокрывает, и водки боитсЯ,
     € за веру велит умирать.
     ‚оздвигающий храм православный
     ’ы ли движешьсЯ верой исправной?
     ‘коль нелепа она и проста,
     ‘ловно свет за витражною рамой,
     ‘ловно вЯлый пластмассовый мрамор,
     Ќе похожий на Ѓога •риста.
     “друченный дурными вестЯми,
     —истит ђозанов грЯзь под ногтЯми,
     ЌапрЯгает закрученный мозг.
     Љто умнее - лиса или цаплЯ?
     € бежит на бумаги по капле
     †елтоватый покойницкий воск.

        x x x

     €ди, твердит ѓосподь, иди и вновь смотри, -
     пусть бьетсЯ дух, что колокол воскресный, -
     на срез булыжника, где спит моллюск внутри,
     вернее, тень его, затверженнаЯ тесной
     окалиной истории. Љювье
     еще сидит на каменной скамье,
     сжимаЯ череп саблезубой твари,
     но крепнет дальний лай иных охот,
     и бытием, сменЯющим исход,
     сиЯет свет в хрустальном черном шаре.
     Ќе есть ли времЯ крепкий известнЯк,
     который, речью исходЯ окольной,
     нам подает невыносимый знак,
     каменноугольный и каменноугольный?
     Ќе есть ли сон, уже скользЯщий в Явь,
     Январский ‘тикс, который надо вплавь
     преодолеть, по замершему звуку
     угадываЯ вихрь - за годом год -
     правобережных выгод и невзгод?
     ’ак Я тебе протЯгиваю руку.
     Ђ жизнь еще полна, еще расчерчен свет
     раздвоенными ветками, еще мне,
     слепцу и вору, оставлЯть свой след
     в твоей заброшенной каменоломне.
     Ќе камень, нет, но - небо и гроза,
     застиранные тихие леса,
     и ударЯет молниЯ не целЯсь
     в беспозвоночный хор из-под земли -
     мы бунтовали, были и прошли
     сквозь - слышишь? - звезд-сверчков упрЯмый,
     точный шелест-

        x x x

     ЋрганизациЯ ‚селенной
     была неЯсной нашим предкам,
     но нам, сегоднЯшним, ученым,
     Ясна, как Ѓожий одуванчик.
     Ќе на слонах стоит планета,
     не на слонах и черепахах,
     она висит в пустом пространстве,
     усердно бегаЯ по кругу.
     Ђ рЯдом с ней планеты-сестры,
     а в середине жарко солнце,
     большой костер из водорода
     и прочих разных элементов,
     Љто запалил его? Љонечно,
     ѓосподь, строитель электронов,
     непостижимый разработчик
     высокой физики законов.
     Љто создал жизнь? Љонечно, он же.
     ѓосподь, великий ђамакришна,
     подобный самой главной мета-
     галактике гиперпространства.
     Ћн наделил наш разум телом,
     снабдил печалью и тревогой,
     когда разглЯдывает землю
     под неким супермелкоскопом.
     Ђ мы вопим: несправедливо!
     ‚зываем к грозному Ђллаху
     и к Ѓогородице взываем,
     рассчитываЯ на защиту.
     € есть в Ђмерике баптисты,
     что просЯт Ѓога о работе,
     шестицилиндровой машине
     и крыша чтоб не протекала.
     Ќо он, великий Ѓрахмапутра,
     наказывает недостойных,
     караЯ неизбежной смертью
     и праведника, и злодеЯ.
     Њладенец плачет за стеною.
     Ќа тополЯ снежок ложитсЯ.
     „уша моЯ еще со мною,
     дрожит и вечности боитсЯ.
     Ќапрасен ладан в сельской церкви,
     напрасны мраморные своды
     ‘вЯтопетровского собора
     в ночном, прохладном ‚атикане,
     Џод черным небом, в час разлуки,
     подай мне руку, друг бесценный,
     чтоб Я отвел глаза от боли,
     неутолимой, словно времЯ.

        x x x

     ...эта личность по имени "он",
     что застрЯла во времени оном,
     и скрипит от начала времен,
     и трещит заводным патефоном,
     эта личность по имени •"ты"
     в кипЯток опускает пельмени.
     Џики, червы, ночные кресты,
     россыпь мусорных местоимений -
     это личность по имени "Я"
     в теплых, вЯзких пластах бытиЯ
     с чемоданом стоит у вокзала
     и лепечет, что времени мало,
     нет билета - а поезд вот-вот
     тронетсЯ, и уйдет, и уйдет...

        x x x

     —то делать, если день идет на убыль?
     …сть множество рецептов - например,
     в буддизм ударитьсЯ, иль поЯвленьЯ внуков
     ждать, или, по лукавой поговорке,
     про беса и ребро, пойти вразнос,
     пить, петь и плакать, словно сумасшедший.
     €ные так страшатсЯ времени, что сами
     впадают в руки ѓоспода †иваго,
     а если проще - принимают Яд,
     бросаютсЯ с балконов и, качаЯсь,
     висЯт на бельевой веревке, но
     нет просветлениЯ на этих лицах.
     џ выбрал географию. ‘мотри же -
     рыжеет незлопамЯтный гранит
     былой окраины, воспетой Ѓоратынским,
     и в сером небе, словно знак аскезы,
     простые лютеранские кресты
     чернеют. ‚етра нет. ‚еселые гребцы
     вручную гонЯт маленькую Яхту
     к причалу. Џо проспекту Њаннергейма
     гулЯют белозубые красотки
     со сливочным румЯнцем на щеках.
     Џотом кресты сменЯютсЯ другими -
     дородными, злачеными, се Я
     на родине, хоть, правда, и проездом,
     Џритихший переулок желт и бел.
     Ќачало осени. ’ак славно и прохладно.
     ‚друг визг машин, и некто в камуфлЯже
     орет: "‘корей, скорее, черт возьми!"
     џ убегаю, Я Ћрфею больше
     не подражаю - нет, не обернусь,
     и не остановлюсь, и задыхаюсь...
     € вот Я вновь на Љаспии. †ара.
     Ѓетонные коробки долгостроЯ
     обжиты беженцами. ‚место стекол
     в окошках одеЯла и картонные коробки:
     “инстон, Њарлборо и „жонни “окер.
     Ђ на балконах сушитсЯ белье
     заплатанное, словно жизнь моЯ,
     младенцы черноглазые играют
     в пыли и прахе. € с плакатов добрый вождь
     светло и мудро смотрит. —то еще
     добавить? Џусть планета превратилась
     в деревню мировую - прав поэт,
     на всех стихиЯх - человек тиран,
     купец или холоп... так труден, Ѓоже,
     напрасный подвиг наш, так ненасытно
     растерЯнное сердце...

        x x x

     ...а там - азартнаЯ игра
     без золота и серебра,
     черна землЯ на пальцах марта,
     на серый снег, на провода
     троллейбусные без труда
     ложатсЯ дни, ложитсЯ карта

     не та... снег тает, Я и сам
     не доверЯю небесам,
     мне все равно, когда €уда,
     прищурив острые глаза,
     кидает черного туза
     на стол неведомо откуда.

     ‚есь выбор - между "ох" и <эх".
     Љак страсть, мелькает легкий снег
     в фонарном свете отдаленном,
     ты выложил последний грош
     и рассудительно бредешь -
     прочь, прочь от собственного дома.

     Ќо ты умен? ты все простил?
     ты даже музыку светил
     разъЯл на простенькие ноты,
     а если рана и кровит -
     ей не поможет алфавит,
     алеф, еры, немаЯ йота,

     Љороче -- море и коралл.
     ’ы проиграл, ты проиграл,
     аминь во тьме каменоломни
     гремит. € мир поет во тьме,
     младенец не в своем уме,
     еще спокойней и огромней.


        x x x

     Љак нам завещали дЯдьЯ и отцы,
     не спорЯ особо ни с кем,
     на всЯкое блеЯнье черной овцы
     имеетсЯ свой ЂЉЊ.
     Ќо, мудростью хладною не вдохновлен,
     отечества блудный певец
     танцует в тени уходЯщих времен
     и сходит с ума наконец.
     ’вердит, что один он родилсЯ на свет,
     его покидает один -
     и вот иногда он бывает поэт,
     а чаще простой гражданин.
     Ќапрасно достались ему задарма
     глаза и лукавый Язык!
     Ћн верит, что мир - долговаЯ тюрьма,
     а долг неподъемно велик.
     Ћн ухо свое обращает туда,
     где выцвели гордость и стыд,
     где Яростно новаЯ воет звезда
     и ветер по-выпьи свистит,
     Џо морю и посуху, как на духу,
     скулит на звериный манер,
     как будто и впрЯмь различает вверху
     хрустальную музыку сфер.

        x x x

     ѓеоргиЯ €ванова листаЯ
     на сон грЯдущий, грустного вралЯ,
     ты думаешь: какаЯ золотаЯ,
     какаЯ безнадежнаЯ землЯ
     отпущена тебе на сон грЯдущий,
     какие кущи светЯтсЯ вдали -
     живи, дыши, люби - охота пуще
     неволи, тЯжелей сырой земли,
     взлетаешь ли, спускаешьсЯ на дно -
     но есть еще спасение одно...