сЯ  в руководстве из-за ее  необузданных проЯвлений, прежде
всего  в удовольствиЯх, получаемых от вкуса и от осЯзаниЯ. Ќаконец, согласно
его  пЯтой  и  высшей  природе -- истинно человеческой или,  лучше  сказать,
ангельской,  то  есть  разумной,--  человек  питает  любовь  к  истине  и  к
добродетели;  из этой любви и рождаетсЯ истиннаЯ и  совершеннаЯ дружба людей
добродетельных, о которой говорит ”илософ в восьмой книге "ќтики".
     Љоль скоро  природа  эта основываетсЯ на разуме, Я  и сказал,  что Ђмор
смущает своей речью мой разум,-- сказал, чтобы дать  понЯть, что имею в виду
именно любовь, порождаемую  этой благороднейшей  природой, то  есть любовь к
истине и добродетели,  и чтобы  нельзЯ  было  заподозрить,  будто любовь моЯ
направлена на  чувственные  наслаждениЯ. „алее Я говорю  об  очаровании слов
Ђмора, которые подтверждают постоЯнство  и пылкость моей любви. € признаюсь,
что  очарование это "столь сильно", "что восхищенный  разум мой смущен". € Я
говорю  правду; ибо  мысли  мои,  занЯтые этой  госпожой, не раз готовы были
увидеть в ней такое, что Я переставал их понимать,  и Я  смущалсЯ настолько,
что казалсЯ  растерЯнным,--  как  человек,  который сначала  Ясно  различает
близкие предметы, затем,  продолжаЯ вглЯдыватьсЯ в них, видит их менее Ясно,
а еще дальше начинает сомневатьсЯ, видит ли он их вообще;  наконец он терЯет
зрительную свЯзь с ними и уже ничего не видит.
     ‚ этом  одна из  причин  непередаваемости того, что  Я  решил передать;
далее, Я сообщаю о другой причине, когда говорю о словах Ђмора,  а мысли мои
и  есть его слова, очарование которых "столь сильно",  что душа моЯ, то есть
моЯ страсть, горит желанием выразить его. Ќо, будучи не в силах сделать это,
душа моЯ сокрушаетсЯ, восклицаЯ, что она "не в состоЯнье / ‚се выразить...";
следовательно, втораЯ  причина непередаваемости того, что  Я  хочу передать,
заключаетсЯ в том, что Язык никак не поспевает за разумом.

     IV.   Џосле  того  как   показаны  обе   причины,  делающие  эту   тему
неразрешимой,  надлежит  обсудить ту  часть  текста,  где говоритсЯ  о  моей
неспособности дать этой  теме совершенное раскрытие. џ не могу сделать этого
по двум  причинам: из-за скудости разума  и из-за несовершенства нашей речи.
Џо  скудости   разума  мне  приходитсЯ  пропускать   многое  из  того,   что
действительно свойственно этой даме и что как  бы сиЯет в моем уме, который,
подобно прозрачному  телу, приемлет  сиЯние,  но не  отражает  его;  и это Я
говорю  в следующем подразделе: "€ то, что разум видит  как  сквозь  сон,  /
Ћставлю..." ѓоворЯ  далее:  "Ќе  выразить  Ясней...",  Я признаюсь  в  своей
несостоЯтельности не только перед тем, чего разум мой не вмещает; даже  там,
где  Я  все  понимаю,  Я  несостоЯтелен,  так  как  Язык  мой  не  настолько
красноречив,  чтобы  суметь  выразить  то,  о  чем  Я  думаю;  отсюда  можно
заключить, что из того, что касаетсЯ истины, Язык мало что  сумеет выразить.
…сли  приглЯдетьсЯ, это  признание  и  есть длЯ моей госпожи  великаЯ хвала,
котораЯ с  самого начала ЯвлЯетсЯ моей  целью; и можно по праву сказать, что
это  похвальное  слово  вышло из  мастерской  ритора1 и что каждаЯ его часть
содействует раскрытию, способствует осуществлению  основного замысла. „алее,
говорЯ: "€  если есть порок  в моих стихах...",  Я прошу прощениЯ за вину, в
которой нельзЯ менЯ винить, поскольку  другие мои  слова  бессильны передать
достоинства  этой госпожи;  и  Я  предупреждаю, что если окажетсЯ какой-либо
недостаток  в стихах моих, то  есть  в моих словах о  ней, то в этом следует
обвинЯть  слабость моего разума  и  несовершенство нашей речи, которую мысль
опережает  настолько, что  речь  не  способна  полностью  за  ней поспевать,
особенно тогда,  когда  мысль  рождена  любовью,  ибо  в этих  случаЯх  душа
охвачена вдохновением в самых сокровенных своих глубинах.
     €ной  мог   бы   сказать:  "’ы   себЯ  одновременно  и  оправдываешь  и
[обвинЯешь]".  „ействительно, такое оправдание есть  доказательство  вины, а
отнюдь не  очищениЯ от нее, ибо вина возлагаетсЯ  на  разум и  на слова, тем
более что  слова  эти принадлежат мне, и если они  хороши,  то  Я заслуживаю
похвалы,  точно так  же как  Я заслуживаю  порицаниЯ в том  случае, если они
плохи.  Ќа  что можно коротко  ответить,  что  в действительности Я  себЯ не
обвинЯю, а извинЯю.  Ќе следует забывать, что, согласно положению ”илософа в
третьей  книге "ќтики", человек  достоин похвалы  и  осуждениЯ только за  те
поступки, совершать или не  совершать которые зависит от  него, тогда как за
поступки  от него не  зависЯщие  он не заслуживает ни осуждениЯ, ни похвалы,
ибо и  то  и другое в  этом  случае  следует оставить  еще  длЯ кого-нибудь,
поскольку поступки есть часть самого человека. Џосему  мы не должны осуждать
человека  за то,  что  тело его от  рождениЯ безобразно,  ибо  сделать  себЯ
красавцем   было   не   в  его   власти;   но  осуждать  должны   мы  дурное
предрасположение  материи,  из  которой   он  сделан,  так  как  это  дурное
предрасположение и было причиной допущенного природой изъЯна.  ’очно так же,
если человек от рождениЯ красив, мы должны  хвалить за это не его, ибо не он
был ее  создателем,  а  человеческую природу, производЯщую такую красоту  из
своей материи, когда таковаЯ это позволЯет. € потому хорошо сказал свЯщенник
императору2,  насмехавшемусЯ и глумившемусЯ  над  его уродством: "ѓосподь --
владыка: Ћн  нас создал, а не мы  себЯ"; это  -- слова  пророка  в  одном из
стихов  Џсалтыри, звучащие точно  так же, как в  ответе свЯщенника. ’ак  что
пусть убогие от рождениЯ, заботЯщиесЯ об украшении собственной особы, а не о
благородстве    своих   поступков,    которые    должны    быть    во   всем
благопристойными,--  пусть они  убедЯтсЯ в  том,  что  занимаютсЯ украшением
чужого творениЯ, пренебрегаЯ собственными делами, только и всего.
     Ќо вернемсЯ к предмету разговора. џ  отмечаю, что в силу несовершенства
той способности,  котораЯ  дает  ему  возможность воспринимать  увиденное  и
котораЯ есть способность органическаЯ, а  именно воображение, наш разум не в
состоЯнии  поднЯтьсЯ до некоторых вещей (ибо  воображение лишено возможности
помочь  ему),   как-то  до  субстанций,  отрешенных  от  материи;  способные
составить себе некоторое представление  об этих субстанциЯх, мы тем не менее
ни понЯть,  ни познать  их  до конца  не  можем. €  за  это  нельзЯ осуждать
человека, ибо  он тут ни при  чем: таким создала  его природа,  то есть Ѓог,
пожелавший лишить нас на  земле этого света; рассуждать же о том, почему  Ћн
так  поступил, было  бы самонадеЯнно.  ’аким образом,  нельзЯ менЯ осуждать,
если мои размышлениЯ  отчасти увлекли менЯ в ту область,  где воображение не
поспевало за  разумом, и  Я  переставал многое понимать.  Ќашему дарованию в
каждом  его проЯвлении положен  предел не нами самими,  а  природой; и нужно
помнить, что границы нашего дарованиЯ более широки в области (мышлениЯ), чем
в области слова, а в области слова  шире, чем  в области жестов. ‚от почему,
если наша  мысль,  причем не только та,  котораЯ  не  достигает совершенного
познаниЯ, но также и та, котораЯ его достигает, сильнее слова, мы тут ни при
чем и осуждать за это следует не нас.  € потому Я  не скрываю, что хочу себЯ
оправдать, когда  говорю: "‚иновны слабый разум наш и страх. /  Љак передать
словами разговора / Ћбычного свидетельство Ђмора?" -- ведь необходимо отдать
себе Ясный отчет в  наличии доброй  воли, которую всегда надлежит  уважать в
людЯх.  ’ак отныне и должно понимать  первый  основной раздел  этой канцоны,
котораЯ давно уже переходит из рук в руки.

     V. Џосле того как  раскрыт смысл первого  раздела, надлежит  перейти ко
второму; длЯ удобства этот раздел надо разбить на три части, по числу строф,
его составлЯющих.  ‚ первой  части  Я  возвеличиваю эту  благородную даму  в
целом, прославлЯЯ как душу ее, так и тело; во  второй  Я перехожу отдельно к
восхвалению ее души;  в  третьей -- тела.  ЏерваЯ часть  начинаетсЯ со слов:
"‘ветило,  обходЯ  небес  простор..."; втораЯ --  "‚  нее нисходит благодать
’ворца..."; третьЯ  -- "‚  ее Явленье радость всех времен...". ќти  части  и
надлежит обсудить по порЯдку.
     €так,  канцона  гласит:  "‘ветило,  обходЯ  небес простор..." ‡десь длЯ
совершенного пониманиЯ надо знать, как ‘олнце вращаетсЯ вокруг  всего  мира.
Џод  миром Я разумею  не всю ‚селенную, а  лишь ее  часть, занЯтую землей  и
морем,  которую,  согласно  обычному  словоупотреблению,  принЯто   называть
земноводной; поэтому,  когда  говорЯт,  что "этот человек видел  весь  мир",
имеют в виду земноводную его часть. Џифагор и его последователи1 утверждали,
что  наш  мир  -- одна  из  звезд,  которой  противостоит  другаЯ такаЯ  же,
называемаЯ ими  Ђнтихтоной2; по мнению Џифагора, обе они заключены  в сферу,
вращающуюсЯ с  запада  на восток; благодарЯ этому вращению ‘олнце  вращаетсЯ
вокруг  нас  и  бывает  то  видимым,  то  невидимым. ‚  середине этой  сферы
находитсЯ огонь, как тело более благородное, чем вода и землЯ, поскольку, по
мнению Џифагора, середина -- самое благородное из мест,  занимаемых четырьмЯ
простыми телами;  а потому  он и утверждал, что, когда  кажетсЯ, будто огонь
поднимаетсЯ, он на самом деле опускаетсЯ  к  середине. Џлатон же был другого
мнениЯ3 и  написал в одной из своих  книг,  озаглавленной  "’имей", что суша
вместе с морем находитсЯ  в середине всего, но что земноводный шар вращаетсЯ
вокруг  своего  центра,   следуЯ  первоначальному   движению   неба;  однако
вследствие плотности своей материи  и  огромнейшего расстоЯниЯ,  отделЯющего
его от звезд, этот шар вращаетсЯ медленнее.  Ќазванные мнениЯ  опровергаютсЯ
как ложные во второй книге  "Ћ небе  и ‚селенной"4, написанной  тем  славным
”илософом, которому  природа  больше других  раскрывала  свои тайны; в своем
труде  он доказывал, что этот мир, то есть ‡емлЯ, сам по  себе неподвижен на
веки  вечные.  ‚  мои  намерениЯ  не  входит  перечислЯть  здесь  основаниЯ,
приводимые Ђристотелем  длЯ  посрамлениЯ  инакомыслЯщих  и  длЯ  утверждениЯ
истины,  ибо  вполне  достаточно  длЯ  тех,  к  кому  Я   обращаюсь,  знать,
положившись на великий  авторитет  ”илософа,  что наша ‡емлЯ неподвижна и не
вращаетсЯ и что она вместе с морЯми -- центр звездного неба.
     Ќебо же,  как мы видим,  непрерывно обращаетсЯ вокруг  этого центра и в
своем  обращении  непременно  должно  иметь два неподвижных  полюса  и  одну
окружность, равноотстоЯщую от этих полюсов,  котораЯ имела бы  самый большой
оборот. Ћдин из этих полюсов, а именно северный, видим  почти  всему океану,
другой  же,  южный, невидим. Ћкружность,  предполагаемаЯ  между  этими двумЯ
полюсами, есть  та часть неба, под которой  проходит ‘олнце,  когда его путь
лежит между Ћвном и ‚есами5.  Џоэтому следует знать, что, если бы камень мог
упасть с ЏолЯрной звезды, он упал бы  в море Ћкеан, и, если бы на этом камне
находилсЯ человек, ЏолЯрнаЯ  звезда всегда  приходилась  бы как раз  над его
головой6; и Я полагаю, что от ђима до этого места, если идти прЯмо на север,
расстоЯние равнЯлось бы приблизительно двум тысЯчам шестистам милЯм7. € вот,
если длЯ большей  наглЯдности  представить  себе, что в том  месте находитсЯ
город и называетсЯ он ЊариЯ8 и что с другого полюса, то есть южного, упал бы
камень, он упал бы в Ћкеан в другой точке, соответствующей месторасположению
Њарии в  другом полушарии; и полагаю, что от  ђима до  места падениЯ второго
камнЯ, если идти  прЯмо на юг, расстоЯние было бы  приблизительно равно семи
тысЯчам пЯтистам милЯм. Џредположим, что здесь  находитсЯ другой  город,  по
имени ‹учиЯ; расстоЯние  от него до Њарии, с какой стороны ни мерь, составит
десЯть  тысЯч  двести  миль; между нашими воображаемыми  городами  находитсЯ
полуокружность  земного шара, так  что жители Њарии  и жители ‹учии обращены
друг к другу своими ступнЯми.  Џредставим  себе также на  поверхности  этого
шара  некую  окружность,  котораЯ  в каждой своей  точке  находилась  бы  на
одинаковом расстоЯнии  как  от  Њарии, так  и  от ‹учии. џ полагаю, что  эта
окружность, согласно моему пониманию суждений астрологов и Ђльберта ‚еликого
в его книге  о природе  мест и о  свойствах стихий9,  а также  свидетельству
‹укана10 в его  девЯтой книге, пересекла бы нашу ‡емлю, погруженную в Ћкеан,
в  полуденной области, почти вдоль всей границы первого климата11, где среди
прочих народов обитают  гараманты12, которые ходЯт почти всегда  голыми; это
до  них  добралсЯ  Љатон  вместе с  гражданами  ђима,  спасаЯсь  от  тирании
–езарЯ13.
     Ћтметив эти три точки на  поверхности земного шара,  легко понЯть,  как
‘олнце вокруг него перемещаетсЯ. Ќебо ‘олнца вращаетсЯ с запада на  восток14
не прЯмо против суточного движениЯ, то есть смены днЯ и ночи, но наклонно по
отношению к нему; так что его полуокружность, котораЯ равно отстоит от своих
полюсов   и   на   которой   находитсЯ  тело  ‘олнца,   пересекает   в  двух
противоположных точках, в начале Ћвна и  в начале ‚есов, полуокружность двух
полюсов,  отклонЯетсЯ от нее  в виде двух дуг, из  которых одна направлена к
северу, а другаЯ -- к югу. ‚ершины  этих двух дуг  равноотстоЯт от небесного
экватора на двадцать три с половиной градуса; одна из  этих вершин -- начало
ђака,  другаЯ  --  начало  Љозерога. Џоэтому,  когда  ‘олнце опускаетсЯ  под
полуокружность полюсов15, из Њарии  в начале  Ћвна  непременно видно ‘олнце,
обращающеесЯ вокруг мира -- под ‡емлей, или, вернее, под морем -- и подобное
некой громаде, открытой не более чем на половину своего объема; оно видно на
подъеме,  который совершает по спирали, делаЯ  на своем пути  девЯносто один
виток  или   немногим  больше.  Џроделав  это  количество  оборотов,  ‘олнце
поднимаетсЯ над Њарией примерно  на столько же, на  сколько  оно поднимаетсЯ
над нами, стоЯщими на середине ‡емли, когда день равен половине ночи; и если
бы человек стоЯл в Њарии и все времЯ смотрел на ‘олнце, то оно  казалось  бы
ему  движущимсЯ слева направо. „алее оно  спускаетсЯ тем же  путем, совершаЯ
тот же девЯносто один оборот или немногим больше того, пока в своем круговом
движении не  достигнет ‡емли или морЯ,  откуда будет видно  не полностью;  а
затем оно скрываетсЯ  и теперь уже предстает ‹учии, наблюдающей его подъем и
спуск, во  времЯ  которых оно  совершает то  же количество  оборотов,  какое
насчитала  ЊариЯ. € если бы  человек стоЯл  в ‹учии и все времЯ  смотрел  на
‘олнце,  он видел  бы  его движущимсЯ справа налево. Ћтсюда  Явствует, что в
этих  точках  продолжительность  днЯ  и  ночи  следует  измерЯть  исходЯ  из
шестимесЯчного  года и что  когда в одной из них день, то  в другой -- ночь.
Ћтсюда Явствует также, что из той части земного шара,  где  живут гараманты,
‘олнце  представлЯетсЯ людЯм,  проходЯ у них над головой, не в виде объемной
громады, а в виде колеса; и, когда оно опускаетсЯ под Ћвном, взору предстает
не  ‘олнце  целиком, а  только его половина.  ‡атем видно,  как оно уходит в
направлении  Њарии,  покрываЯ  расстоЯние  до  нее  немногим  более  чем  за
девЯносто один день и возвращаЯсь в такой же срок; вернувшись, ‘олнце уходит
под ‚есы, снова удалЯетсЯ -- теперь уже в сторону ‹учии -- и, поЯвившись над
ней через  девЯносто  один день с  небольшим,  еще  через  столько  же вновь
поЯвлЯетсЯ над головой у гарамантов. €  эта область,  опоЯсывающаЯ весь шар,
имеет всегда день равным ночи, куда бы ни направлЯлось ‘олнце; дважды в году
в ней наступает очень знойное лето и дважды короткаЯ зима.
     Ћтсюда  следует  также, что из обеих  частей  земного шара между  двумЯ
воображаемыми городами и экватором ‘олнце видно по-разному, в зависимости от
удаленности их от полюсов и от экватора, в чем на основании сказанного может
отныне  убедитьсЯ  каждый  благородный  ум,  которому  неплохо  предоставить
некоторую возможность и самому потрудитьсЯ. ЃлагодарЯ Ѓожественному промыслу
мир устроен так, что  в результате обращениЯ солнечной сферы вокруг  земного
шара шар  этот,  на  котором  мы  находимсЯ,  в каждой  своей точке получает
столько   же  светового  времени,  сколько  и   теневого16.  Ћ,  несказаннаЯ
Џремудрость, так распорЯдившаЯсЯ, сколь скуден наш  ум, чтобы понЯть ’ебЯ! Ђ
вы, на пользу  и  на  радость кому  Я  пишу, в  какой слепоте живете  вы, не
поднимаЯ очей ваших ввысь к этим предметам, но вперив их в грЯзь собственной
тупости!

     VI. ‚ предыдущей  главе было показано,  каким образом вращаетсЯ ‘олнце,
так что  теперь можно перейти  к основной теме второй строфы канцоны. ‚торую
строфу Я начинаю с восхвалениЯ благородной дамы,  которую сравниваю со всем,
что пребывает  на земле,  отмечаЯ, что  она -- самое совершенное творение из
всех видных на земле в те  часы, когда землЯ  освещаетсЯ  ‘олнцем. Њежду тем
надо помнить,  что  астрологи делЯт часы на два вида1.  ‚ первом  случае они
делЯт сутки на двенадцать дневных и  двенадцать ночных  часов  независимо от
продолжительности  днЯ;  эти  часы  делаютсЯ   короткими  или   длинными   в
зависимости  от того,  насколько день и  ночь  удлинЯетсЯ  или  сокращаетсЯ.
’акими часами пользуетсЯ церковь, когда говорит  о Џервом, ’ретьем, естом и
„евЯтом  часе,  и  называютсЯ  они  часами  временныґми.  ‚о  втором  случае
астрологи  исходЯт  из  того,  что,  хотЯ сутки и составлЯют двадцать четыре
часа,  тем  не менее  иногда день имеет пЯтнадцать  часов, а ночь -- девЯть;
инаЯ же ночь длитсЯ шестнадцать часов,  а  день --  восемь, в зависимости от
удлинениЯ и  сокращениЯ  днЯ  и  ночи, и называютсЯ  такие часы  равными.  ‚
равноденствие  и равные, и временныґе часы -- суть  одно  и то же,  ибо день
равен ночи.
     „алее, когда  Я говорю: "‚селенских духов восхищенный хор  / Ќа дольнюю
взирает  в  изумленье..." --  Я  восхвалЯю  ее,  взЯтую саму  по себе  в  ее
совершенной природе. џ повествую  о том, что ею любуютсЯ небесные духи и что
наиболее  благородные  люди о ней  думают,  когда на сердце у них становитсЯ
отраднее.  Ќужно сказать, что каждое небесное  разумение,  согласно книге "Ћ
причинах", ведает и о том, что выше его,  и о том, что  ниже его2. Ћно знает
Ѓога как свою причину  и знает как свое следствие  то,  что стоит  ниже  его
самого;  а так как Ѓог  есть всеобщаЯ  причина  вещей, небесному интеллекту,
которому  ведом Ѓог,  ведомо и все  в нем  самом, как это и подобает ‚ысшему
‘ознанию.  ’аким  образом,  всЯкому  разумению  дано  познание  человеческой
природы,  поскольку  природа  эта предусмотрена  Ѓожественным  разумом;  и в
особенности  дано  это  познание  движущим  интеллектам,  ибо  они  ЯвлЯютсЯ
непосредственной  причиной  не  только  человеческой,  но  и  всЯкой  другой
природы;  что  касаетсЯ  человеческой природы,  то  они  знают  ее настолько
безукоризненно,  насколько  это  возможно, ибо ЯвлЯютсЯ  длЯ нее  правилом и
образцом.  …сли  же  созданный по  такому  образцу  и  обособленный  человек
все-таки несовершенен,  то  виной  тому не упомЯнутый образец, а материал, в
который   этот  образец   воплощаетсЯ.  ѓоворЯ  поэтому:  "‚селенских  духов
восхищенный  хор  /  Ќа  дольнюю  взирает  в  изумленье..." -- Я хочу только
сказать,  что она создана  как идеал человеческой сущности,  предусмотренный
Ѓожественным разумом,  а через него и  всеми  другими, особенно  ангельскими
интеллектами, которые вместе с небом участвуют в создании земных предметов.
     ЏродолжаЯ эту  мысль, Я добавлЯю:  "€ в любЯщих --  ее благоволенье..."
‘ледует помнить, что каждое творение  более  всего стремитсЯ к совершенству,
которое утолЯет его жажду и во имЯ которого в нем и возникает тЯга к чему-то
определенному; это  и есть та  жажда, из-за которой наши радости кажутсЯ нам
неполными;   действительно,   не   бывает  в   этой  жизни  такого  большого
удовольствиЯ,  которое могло бы  утолить в душе нашей жажду настолько, чтобы
мы отказались от живущего в нас стремлениЯ к совершенству. Ђ так как дама, о
которой Я говорю, и  есть это совершенство, Я утверждаю, что к ней неизменно
обращены  мысли людей, которым тем радостнее,  чем полнее они  утолЯют  свою
жажду,  ибо,  повторЯю,  дама эта  совершенна  настолько,  насколько  вообще
человеческаЯ  сущность способна  к  высшему  совершенству.  „алее,  словами:
"‹юбезна  столь  ‚севышнему  она..."  -- Я  показываю,  что  дама  эта среди
человеческих созданий более чем в высшей степени совершенна, ибо ей отпущено
больше  Ѓожественных   благ,  чем  это  положено   человеку.  Ћтсюда   можно
предположить,  что,  подобно  тому  как  художник предпочитает  лучшее  свое
произведение всем остальным, так и Ѓог предпочитает всем другим человеческим
особЯм наилучшую из них; а так как щедрость ‚севышнего не ограничена, любовь
…го  не  считаетсЯ с тем, что положено приемлющему. Ћн  в ‘воих благодеЯниЯх
превышает должную меру, даруЯ благородному созданию силы и притЯгательность.
‚от  почему Я утверждаю, что Ѓог, дарующий благородной даме  бытие, сообщает
ей, возлюбЯ ее совершенство, такое  изобилие благ ‘воих, которое превосходит
меру, положенную нашей природе.
     „алее, основываЯсь на чувственном свидетельстве, Я подкреплЯю сказанное
словами: "—иста душа ее". Џри этом должно помнить, что, согласно утверждению
”илософа во второй книге "Ћ душе", душа есть действие тела: будучи действием
тела, она же  ЯвлЯетсЯ и его  причиной;  а  поскольку, как  это  написано  в
добавлении к  книге "Ћ причинах",  каждаЯ  причина сообщает своему следствию
часть  благ,  которые  она  в свою очередь получает  от своей  причины, душа
сообщает и отдает своему телу часть благ, присущих ее причине, то есть Ѓогу.
€ коль  скоро тело дамы, о  которой  идет речь, столь удивительно прекрасно,
что оно вызывает в каждом  желание любоватьсЯ им, очевидно, что ее форма, то
есть ее душа,  управлЯющаЯ  телом,  как  его  собственнаЯ  причина, чудесным
образом приемлет  от  Ѓога милостиво  даруемое €м  благо. €так, ее внешность
(котораЯ,  как  говорилось  выше,   в   ней  в  высшей  степени  совершенна)
доказывает,  превосходЯ  красотою меру,  положенную нашей  природе, что дама
эта, облагодетельствованнаЯ Ѓогом, создана €м  как нечто благородное.  ’аков
буквальный смысл первой части второго главного раздела.

     VII. ‚оздав хвалу благородной даме во  всем том, что касаетсЯ ее души и
тела  вместе  взЯтых, Я  перехожу  к  восхвалению  ее  души, которую сначала
рассматриваю  с той точки зрениЯ, что благостность ее велика сама по себе, а
затем с той точки зрениЯ, что благостность ее велика  длЯ  других и обращена
на  пользу всему миру.  ЌачинаетсЯ же эта втораЯ  часть  словами:  "’ы  даму
назови..."  €так,  Я  прежде  всего  свидетельствую,  что  "в  нее  нисходит
благодать  ’ворца...".  Џри   этом  надо  помнить,  что  Ѓожественное  благо
направлено на все предметы и что иначе они не могли бы существовать; однако,
хотЯ  это  благо  исходит  от  одного  начала,  воспринимаетсЯ  оно  разными
предметами   в  разной  мере.  Ќедаром  в  книге   "Ћ  причинах"   написано:
"€значальное  благо  ниспосылает  свои блага  на предметы  единым  потоком".
Љаждый отдельный  предмет воспринимает лишь часть этого потока в зависимости
от восприимчивости и  сущности;  наглЯдным примером тому  может служить  нам
солнце.  Њы видим, что  солнечный  свет,  который един и исходит из  единого
источника, воспринимаетсЯ отдельными телами по-разному, как отмечает Ђльберт
в  книге  о  ђазуме1.  Ќекоторые  тела  благодарЯ  наличию  в  них  большого
количества прозрачных элементов  становЯтсЯ,  как  только на  них  посмотрит
солнце,  столь светлыми, что в результате увеличениЯ количества света внутри
и на  поверхности их они начинают отражать  на другие тела Яркий блеск, как,
например,  золото и некоторые камни.  €ные,  будучи  совсем прозрачными,  не
только принимают и не  задерживают свет, но, окрасив его в собственный цвет,
отдают другим предметам. …сть и такие, как, например, зеркала, которые столь
поразительно чисты и  прозрачны и становЯтсЯ на свету так ослепительны,  что
побеждают гармонию  глаза и не  утомлЯЯ зрениЯ  на них  невозможно смотреть.
€ные же, как, например, землЯ, настолько непрозрачны, что не впитывают почти
никакого света.  ’ак, отдельные, обособленные субстанции -- ангелы, лишенные
материальности и почти прозрачные  благодарЯ чистоте  их формы; человеческие
души,  хотЯ и свободные  от  материи,  но  все  же ею  ограниченные, подобно
человеку, по шею погруженному  в воду;  животные,  душа  которых заключена в
материи, хотЯ  частично и  облагорожена; растениЯ, минералы; наконец, землЯ,
котораЯ  насквозь  материальна  и  потому  совершенно  чужда  и несоизмерима
первичной, простейшей и  благороднейшей благодати, единственно  разумной,  а
именно Ѓогу,-- по-разному воспринимают благо от ’ворца.
     Њы   перечислили  здесь  предметы,  каждый  из  которых,  принадлежа  к
определенному  виду, обладает  общей  длЯ данного  вида  степенью восприЯтиЯ
Ѓожественной  благодати;  однако   можно  проследить  разные  степени  этого
восприЯтиЯ: так, одна человеческаЯ душа воспринимает  это  благо иначе,  чем
другаЯ. ‚ том, что касаетсЯ  разума, восхождение и нисхождение происходит во
‚селенной путем почти незаметного перехода от ступени к ступени -- от низшей
до высшей формы и  от высшей  до  низшей, подобно тому как это наблюдаетсЯ в
области чувств, тогда как между ангельской природой --  природой разумной --
и душой человеческой  нет промежуточной  ступени, но  одна как бы  незаметно
переходит в  другую; точно так же между человеком и совершеннейшим созданием
из  числа  диких зверей нет  промежуточных  ступеней; и  мы встречаем многих
людей, до такой степени подлых и низких, что они  кажутсЯ просто скотами;  в
такой же степени следует  полагать и  даже  быть уверенными,  что существуют
люди  настолько благородные и  возвышающиесЯ  над  остальными,  что  подобны
ангелам: иначе  человеческий род  не имел бы повсеместного продолжениЯ, чего
быть не  может.  ’аких людей  Ђристотель в седьмой книге "ќтики" и  называет
божественными; такова и эта благороднаЯ дама, в том смысле, что ЃожественнаЯ
сила нисходит в нее так же, как она нисходит в ангела.
     „алее, когда  Я говорю:  "Љто этому поверить  не дерзает..."  -- Я  это
доказываю на основании ее поведениЯ, типичного длЯ разумной души; поведением
обычно называют речи и поступки,  в  которых  Ѓожественный свет сиЯет  всего
отчетливее.  Џри  этом  должно  помнить, что среди животных  только  человек
обладает даром речи2 и совершает действиЯ и  поступки,  именуемые разумными,
ибо только он наделен разумом. …сли  бы кто-нибудь  вздумал  мне  возразить,
уверЯЯ, что некоторые птицы, в особенности сорока и попугай, разговаривают и
некоторые животные, как, например, обезьЯны, совершают осмысленные поступки,
Я  отвечу,  что  это неправда, животные не могут разговаривать  и  совершать
осмысленные поступки, ибо они не обладают разумом, которым и обусловливаютсЯ
все эти ЯвлениЯ; и в животных нет начала этих действий, и они не знают,  что
это  такое, и потому не понимают,  что виденное и слышанное можно не  только
механически  воспроизвести, но  и обозначить. Џосему, подобно тому как образ
тех  или  иных  тел воспроизводитсЯ  на поверхности какого-нибудь блестЯщего
предмета,  как  в зеркале,  а  телесный  образ,  изображаемый  зеркалом,  не
ЯвлЯетсЯ самим телом, точно так же нереален и образ разума, то есть поступки
и речи, изображаемые или, вернее, представлЯемые дикой душой.
     џ  предлагаю тому, кто не верит мне на слово,  следовать за моей дамой,
дабы  узреть ее дела. џ предлагаю это не мужчинам, а женщинам, ибо им больше
пристало наблюдать за женщиной.  џ хочу, чтобы та, котораЯ последует за ней,
поведала  потом  о  ее  речах  и  поступках и  о своем  впечатлении от  них.
‚озвышенность  и сладостность  речей благородной дамы порождает в  уме того,
кто их слышит, любовное помышление3, которое Я называю небесным  дуновением,
ибо начало его на небе и оттуда нисходит его смысл,  как было  сказано выше;
из  этого и возникает твердаЯ  уверенность  в  том,  что  жена  эта обладает
чудесною силой духа. …е  поступки своей сладостью и своей широтой заставлЯют
любовь пробудитьсЯ и стать осознанной всюду, где по воле благой природы  уже
посеЯны семена ее  могущества. ‘овершаетсЯ же этот природный посев  так, как
это показано в следующем трактате.
     „алее, начинаЯ со слов: "’ы даму назови..." -- Я собираюсь повествовать
о том, как доброта и сила ее души  приносЯт благо и пользу другим.  ‚ первую
очередь --  другим  женам: "’ы  даму назови  /  ‹ишь  ту благой,  в  которой
отразила / Ћна свой лик..."4; тем самым Я предлагаю  им очевидный пример длЯ
жен, любуЯсь которым и следуЯ которому они могут сами  стать в глазах  людей
благородными.  ‡атем Я говорю  о том, как она  всем  людЯм  приносит пользу,
помогаЯ нашей вере,  что превыше  всего другого полезна роду  человеческому,
будучи той верой, благодарЯ которой мы избегаем вечной смерти  и приобретаем
вечную жизнь. Ћна действительно помогает  нашей вере, ибо вера эта  основана
прежде всего  на чудесах,  совершенных  •ристом, Љоторый создал наш разум  и
пожелал,  чтобы разум этот  был меньше …го могущества, а после того, как  Ћн
был  распЯт,--  на чудесах, совершавшихсЯ  …го именем  и  …го  свЯтыми.  Ћна
помогает нашей вере,  ибо многие  настолько  упрЯмы, что глаза  их застилает
туман и они сомневаютсЯ в этих  чудесах и не могут поверить ни в одно  чудо,
не увидев его воочию. Ћна действительно помогает нашей вере, ибо сама она --
чудо, которое глаза человеческие могут  в любое времЯ воспринЯть  и  которое
доказывает нам возможность и других чудес. Џочему Я в  заключение  и говорю,
что так исполнились "‚ечного... веленьЯ"  разума во  свидетельство веры  длЯ
тех,  кто  живет  в наш  век. €  на  этом,  если брать ее  буквальный смысл,
заканчиваетсЯ втораЯ часть второго раздела.

     VIII. €з всех проЯвлений Ѓожественной премудрости человек -- величайшее
чудо: ЃожественнаЯ сила сочетала в нем три разные природы в единой форме1, и
тело  его должно  быть  тонко  сгармонировано, отвечаЯ в пределах этой формы
всем почти  свойствам и  способностЯм  человека. „лЯ  должного  соответствиЯ
стольких различных органов друг  другу потребно большое согласие между ними;
вот почему  среди  несметного  количества  людей встречаютсЯ  лишь  немногие
совершенные. € ежели это творение действительно столь необычно, то, конечно,
следует  помнить,  что рассуждать о  его  устройстве  не только вслух, но  и
мысленно  --  опасно,  от  чего  предостерегает  вопрос  …кклезиаста2:  "Љто
проникал в премудрость Ѓожью, предшествующую всем вещам", а также другие его
слова:  "’ы не будешь  спрашивать о  том, что выше тебЯ, и не будешь  искать
того,  что сильнее тебЯ; но думай лишь о  том, что Ѓог тебе  приказал, и  не
любопытствуй  познать  другие  …го творениЯ".  €так, намереваЯсь  говорить в
настоЯщем,  третьем,  разделе   о  некоторых  особенностЯх  этого  творениЯ,
свЯзанных с тем, что очевиднаЯ красота благородной дамы ЯвлЯетсЯ производным
от  благостности  ее души, Я приступаю к этому робко и  неуверенно, стараЯсь
если  не полностью, то хотЯ  бы  частично распутать столь  запутанный  узел.
€наче  говорЯ,  после  того  как  разъЯснен  смысл предыдущего раздела,  где
восхвалЯетсЯ душа благородной дамы, надлежит  проследовать далее, к строкам,
в которых,  начинаЯ  со  слов: "‚  ее Явленье радость  всех времен..."  -- Я
восхвалЯю  ее тело.  џ  говорю,  что в  ее  облике  есть  что-то  от райских
наслаждений.  ‘реди  же  всех  прочих  наслаждений --  самое благородное то,
которое  есть  начало и конец всех остальных, а именно удовлетворенность, то
есть  блаженство;   и  это  наслаждение  действительно  заключено  в  облике
благородной дамы. ‚зираЯ на нее,  люди  испытывают удовлетворение, настолько
краса  ее радует взор;  однако  сладостное  наслаждение  перед зрелищем этой
красоты отличаетсЯ от райских наслаждений, которые вечны.
     ЏолагаЯ,  что менЯ  могли  бы спросить, где именно  в  благородной даме
Явлен источник этого чудесного наслаждениЯ, Я различаю в ее особе две части,
в  которых  то,  что  нравитсЯ или  не нравитсЯ людЯм, проЯвлЯетсЯ  наиболее
отчетливо.  Џри  этом надо  помнить,  что  душа проЯвлЯет себЯ в  наибольшей
степени и с наибольшей тонкостью в той части, которую более упорно стараетсЯ
украсить,--  в  человеческом  лице,  там, где  деЯтельность души  отражаетсЯ
живее,  чем  в любом  другом месте;  и благодарЯ исключительной  тонкости ее
проЯвлений, какую только позволЯет ей собственнаЯ  материальнаЯ оболочка, ни
одно  лицо  на  другое  не  похоже,  ибо именно  в  этом  месте  сказываютсЯ
предельные возможности материи,  которые почти  у всех  различны. Ђ  так как
душа особенно отражаетсЯ  в глазах и в устах -- поскольку в этих двух местах
проЯвлЯютсЯ почти полностью все три природы души,-- она их по преимуществу и
украшает, прилагаЯ все усилиЯ к тому, чтобы  сделать  их  красивыми. ќта два
места  и есть  источники  названных  наслаждений,  как  Явствует  из  текста
канцоны: "Ќа очи и уста ее взираЯ..." ЏользуЯсь прекрасным сравнением, можно
оба  эти места назвать балконами  дамы,  обитающей в  здании  тела,  то есть
балконами  души3;  ибо именно  здесь она часто предстает  нам  как бы сквозь
прозрачное  покрывало.  Њы  видим ее в  очах  дамы настолько  Явственно, что
всЯкий должным образом в нее вглЯдывающийсЯ,  может распознать  то  чувство,
которым  она  в  это времЯ  охвачена. Џосему,  поскольку  человеческой  душе
свойственны шесть  чувств, о которых упоминает ”илософ в своей "ђиторике", а
именно благодарность, преданность, жалость, зависть,  любовь и стыд, душа ни
одним из них не может быть  охвачена без того,  чтобы образ этого чувства не
поЯвилсЯ в окне очей,-- если  только это чувство, с  его великой  силой,  не
замкнетсЯ внутри.  ‚едь  нашелсЯ же человек,  вырвавший у себЯ  глаза, чтобы
внутренний его позор не  проЯвилсЯ наружу, как об этом сообщает поэт ‘таций,
говорЯ  о  фиванце  ќдипе4:  "Ћн в вечной ночи  растворил  проклЯтие  своего
позора".  ‘трасть  бывает видна  и  на  устах,  словно  цвет предмета сквозь
стекло.  €  смех  не есть ли вспышка  душевной радости,  отражение того, что
происходит внутри? Џотому-то мужчине и подобает оставатьсЯ сдержанным, когда
на  душе  у  него  радостно:  умеренно  смеЯтьсЯ,  соблюдаЯ  благопристойную
серьезность  и ограничиваЯ движениЯ своего лица; женщина же, поступаЯ  таким
образом,  будет  выглЯдеть   скромной  и  не   распущенной.   €менно  так  и
предписывает вести себЯ "Љнига о четырех главных добродетелЯх"5: "Џусть твой
смех не переходит в хохот", то  есть  в громкое куриное кудахтанье. Ћ, сколь
чудесен смех моей госпожи, всегда звучавший только длЯ глаза!
     €  Я  говорю, что Ђмор непременно несет эти радости в упомЯнутые места,
благодарЯ  которым любовь  можно разделить  на  два вида: на  особую любовь,
питаемую душой к этим местам,  и на любовь вселенскую, предрасполагающую все
творениЯ  к тому, чтобы любить и быть любимыми, и заставлЯющую душу украшать
названные места. „алее, признаваЯ, что  "наш скудный разум ею превзойден", Я
прошу  извинить менЯ  за то, что, уделЯЯ столько вниманиЯ душе, Я очень мало
говорю об исключительной красоте дамы. ќто происходит по двум причинам. Ћдна
из них  заключаетсЯ  в  том,  что очи  и  уста ее  подавлЯют  наш,  то  есть
человеческий, разум, подобно тому как солнце  подавлЯет не только здоровое и
сильное зрение, но и слабое; другаЯ причина -- в следующем: невозможно долго
любоватьсЯ прекрасным лицом дамы, ибо душа при виде такой красоты опьЯнЯетсЯ
настолько, что терЯет всЯкую власть над собой.
     „алее, когда Я говорю: "‚от мечет пламЯ огненный покров /  …е красы..."
-- Я снова описываю лишь впечатление от этой красоты, ибо описать  полностью
саму ее красоту невозможно. Џри  этом  Я исхожу  из  того, что  все ЯвлениЯ,
превосходЯщие наш разум, лишаЯ его возможности усмотреть их сущность,  лучше
всего  рассматривать через их следствие: только  так,  рассуждаЯ  о Ѓоге, об
ангелах и  о первоматерии, мы можем получить о них некоторое  представление.
Џотому  Я  и  говорю,  что красота  благородной  дамы  нисходит  на нас  как
"огненный покров", то есть жар любви и человеколюбиЯ6, и что эти "пламенники
дух  животворит",  делаЯ  их  пылом,  вдохновленным  благородным  духом   --
праведным побуждением, благодарЯ которому  и от которого рождаетсЯ  источник
добрых   помыслов.  ‚месте  с  тем   этот   пыл   побеждает   и   уничтожает
противоположность добрых помыслов  и их главного врага -- врожденные пороки.
Џри этом надо помнить, что  в человеке  есть пороки, к которым он от природы
предрасположен,-- как некоторые  люди благодарЯ своему холерическому  складу
предрасположены  к гневу;  такие пороки  ЯвлЯютсЯ врожденными,  то  есть они
заложены в самой их природе. „ругие пороки, как, например,  невоздержанность
--  особенно  в  отношении вина,--  в  которых повинен не склад, а привычка,
побеждаютсЯ и  преодолеваютсЯ добрыми привычками, благодарЯ которым  человек
становитсЯ добродетельным,  так что  умеренность не стоит  ему  ни малейшего
труда, как говорит ”илософ во  второй книге "ќтики". „ействительно, различие
между  страстЯми врожденными и  привычными  заключаетсЯ в том, что привычные
совсем  пропадают благодарЯ  добрым привычкам, поскольку их начало, а именно
дурнаЯ  привычка,  уничтожаетсЯ  своей  противоположностью;  врожденные  же,
начало которых заключено  в самой  природе страстности,  хотЯ они  благодарЯ
добрым  привычкам  и  ослаблЯютсЯ, все  же  полностью  пропадают  только  со
временем,  так  как привычка несравнима с природой,  в  которой и  коренитсЯ
начало этих страстей. Ђ  потому более похвален тот человек, который, обладаЯ
дурной природой, сдерживаетсЯ и управлЯет собою наперекор природному порыву,
чем тот, который,  обладаЯ  доброй  природой, собою  владеет или, сбившись с
пути,  возвращаетсЯ  на  путь  истины,  подобно  тому  как  более  похвально
справитьсЯ с конем норовистым,  чем с другим, не шалым. €так, утверждаЯ, что
пламенники, зажженные красотой дамы, изничтожают  врожденные,  заложенные  в
нашей  природе пороки, Я хочу  показать, что красота  эта способна обновлЯть
природу  тех,  кто  ею  любуетсЯ,  ибо  она  чудодейственна.  ’ем   самым  Я
подтверждаю  сказанное в предыдущей главе, где  Я  назвал  благородную  даму
помощницей нашей веры.
     Ќаконец,  когда  Я   говорю:  "‚едь  гордаЯ  краса  не   длЯ  сердец  /
‚озвышенных..." --  Я под  видом  увещеваниЯ  других  показываю  цель,  ради
которой  столь совершеннаЯ  красота  была  создана;  Я  считаю, что женщина,
которую   осуждают   за   недостаток   красоты,   должна  взирать   на  этот
совершеннейший образец. ќто  значит, что красота благородной дамы создана не
только длЯ  улучшениЯ хорошего, но и длЯ того, чтобы плохое сделать хорошим.
€ в заключение канцона добавлЯет: "...так предназначил „вижущий светила", то
есть Ѓог, из  чего становитсЯ  понЯтно,  что природа создала такое творение,
следуЯ  Ѓожественному предначертанию. €  на  этом заканчиваетсЯ весь второй,
главный раздел этой канцоны.

     IX.  ЏорЯдок  настоЯщего толкованиЯ  --  после того  как согласно моему
намерению два раздела этой  канцоны мною уже обсуждены -- требует,  чтобы  Я
перешел к обсуждению третьего ее  раздела, в котором  Я намереваюсь очистить
канцону  от одного упрека, могущего,  пожалуй, повредить и ей, и тому, что Я
здесь излагаю.  „ело в том, что еще до того, как Я приступил к ее сочинению,
мне показалось,  что благороднаЯ  дама стала проЯвлЯть по отношению  ко  мне
жестокость и презрение;  Я  сложил  небольшую баллату, в которой  назвал  ее
надменной  и  беспощадной1, а  это  как  бы  противоречит  тому,  что  здесь
говорилось  выше.  € потому Я и обращаюсь к канцоне, и,  поучаЯ  ее, как  ей
подобает просить извинениЯ, Я на самом  деле оправдываю и баллату; и здесь Я
пользуюсь   фигурой,  именуемой   у  риторов  просопопеей2  и  очень   часто
употреблЯемой поэтами, когда они обращаютсЯ с речью к  вещам неодушевленным.
[ЌачинаетсЯ  этот третий  раздел  словами]:  "’ы говоришь,  канцона,  мнитсЯ
мне..."  „лЯ  того  чтобы  облегчить разумение  данной  части, мне  придетсЯ
разбить  ее  на  три  подраздела: так,  сначала излагаетсЯ  то,  что требует
извинениЯ; далее приводитсЯ  само извинение: "...небес вовек не  затемнитьсЯ
строю..."; наконец, Я обращаюсь к самой канцоне как к лицу, которое Я обучаю
тому, что оно должно делать: "’ы оправдаешьсЯ, не виновата..."
     €так,  прежде всего Я говорю: "Ћ канцона, отзывающаЯсЯ столь хвалебно о
благородной даме, ты  как  будто  противоречишь  одной из  твоих сестер".  џ
называю  баллату  "сестрой",  подобно тому  как  называют  сестрой  женщину,
которой жизнь дана  тем же  родителем; точно так же  может  человек называть
"сестрой"  творение, созданное  тем же творцом, ибо наше творчество  есть  в
некотором смысле наше порождение. €так, канцона как будто противоречит своей
сестре,  и  Я в свЯзи с этим говорю:  "’ы изображаешь даму смиренной, а твоЯ
сестра -- гордой или "надменной и беспощадной", что одно  и то же". ‚ыдвинув
это обвинение, Я в качестве оправданиЯ беру пример, свидетельствующий о том,
что  истина   иногда  противоречит   видимости,   а   иногда,   при   других
обстоЯтельствах, с ней  совпадает. џ  пишу, что "небес вовек не  затемнитьсЯ
строю", то есть  что небо всегда Ясное; однако порой по той или иной причине
можно  сказать, что