еров,
которые, в конечном счете, оттеснЯют на второй план скопление  случайностей,
призванных разрешить семейный конфликт. Љонечно, необходимость признать себЯ
отцом внебрачного ребенка значительно обострЯет чувствительность  •арисиЯ  к
горю его жены, а обретение в ней также матери собственного сына  освобождает
его от всех  сомнений.  Ќо  не  следует  забывать,  что  последний  удар  по
самонадеЯнности •арисиЯ наносит услышаннаЯ им речь Џамфилы, и  что  верность
супруги заставлЯет молодого человека пренебречь всеми препЯтствиЯми на  пути
к их соединению (’. 927-932).

        9. 

     "Ћ Њенандр и жизнь!  Љто  из  вас  кому  подражал?"  -  это  знаменитое
восклицание Ђристофана ‚изантийского представлЯетсЯ нам после ознакомлениЯ с
творчеством великого афинского комедиографа и справедливым и несправедливым.
     Ћно справедливо, потому что в построении сюжета  и  экспозиции  образов
Њенандр исходил из реальных предпосылок афинского (и шире -  общегреческого)
быта в последние  десЯтилетиЯ  IV  в.  ‡десь,  в  этом  быту,  с  богатством
известного всей округе Љаллиппида соседствовала бедность Љнемона и ѓоргиЯ, и
старой женщине, не  имеющей  средств  к  существованию,  чтобы  хоть  как-то
устроить жизнь своей воспитанницы, приходилось  отдавать  ее  на  содержание
разжившемусЯ в далеких походах воину. Ќо и молодой человек, ушедший воевать,
чтобы обеспечить приданым неимущую сестру  и  сам  выбившийсЯ  в  богачи  из
беднЯков,  -  такаЯ  же  принадлежность  греческого   быта,   как   девушка,
захваченнаЯ в плен в одной из бесчисленных войн этого времени и выставленнаЯ
длЯ  продажи  на  рабском  рынке.  ‡десь,  в  этом  быту,  никто  не  считал
предосудительным длЯ неженатого мужчины или длЯ старого холостЯка держать  в
доме бесправную сожительницу, но и молодой муж, деливший свои объЯтьЯ  между
женой и привлекательной гетерой, ни у кого не вызывал удивлениЯ.
     Ћценка Ђристофана ‚изантийского справедлива потому, что весь этот  люд,
обрЯженный в традиционные комические маски, поражал античного  зрителЯ,  как
он восхищает современного читателЯ, своей нестандартностью, несводимостью  к
сценическому стереотипу. ‚ согласии с этим стереотипом молодому человеку  из
богатой семьи положено срывать с  жизни  цветы  удовольствиЯ,  совращаЯ  без
зазрениЯ совести окрестных девушек, - и как не похож  на  такого  вертопраха
Њосхион из "‘амиЯнки", или его тезка из Љаирского папируса, равно как  ”идий
из "ѓероЯ" или безымЯнный юноша из  "‡емледельца".  ‘тереотип  знал  скупого
отца, всЯчески противодействующего увлечениЯм сына,  -  Њенандр  выводит  на
сцену благородных родителей, сочувствующих голосу юного чувства, - Љаллиппид
в  "Ѓрюзге",  •эрестрат  в  "™ите",  ‹ахет  в  Љаирском  папирусе,  отец   в
"Љифаристе". ‘тереотип знал пройдоху-раба, одно стандартное имЯ  которого  -
ѓета или „ав - внушало мысль о хитрости и  обмане,  -  но  ѓета  в  "Ѓрюзге"
никого не обманывает, как не  делает  этого  ѓета  в  "Ќенавистном",  полный
сочувствиЯ  к  своему  безответно  влюбленному  хозЯину,  а  „ав  в  "ѓерое"
отличаетсЯ  чувствительностью,  вовсе  не  подобающей  людЯм  его  сословиЯ.
‘тереотип  знал   хвастливого   воина   и   разлучницу-гетеру,   -   Њенандр
противопоставлЯет им ЏоЯемона и ”расонида, •рисиду и ѓабротонон.
     Ћценка Ђристофана ‚изантийского справедлива потому, что взЯтые из жизни
типы чувствуют себЯ в театре Њенандра легко и непринужденно. Њы видим их  то
входЯщими на сцену в оживленной беседе, может быть,  даже  в  споре  друг  с
другом - и нам не требуетсЯ длинного объЯснениЯ, о чем они говорЯт и  почему
так думают: все понЯтно с первых же слов. ’о мы слышим, как, выходЯ из дому,
тот или другой персонаж отдает какие-то распорЯжениЯ оставшимсЯ внутри, - мы
понимаем условность этого  приема,  но  мы  понимаем  также,  что  несколько
сказанных слов позволЯют человеку вести себЯ дальше так, как он вел бы  себЯ
в жизни. Њы прислушиваемсЯ к их речи и замечаем  различиЯ,  характерные  длЯ
определенного нрава, социального положениЯ, культурного уровнЯ говорЯщего.
     ‚от в трудную длЯ него минуту  ѓоргий,  озабоченный  сохранением  чести
своей сводной сестры, должен отвадить от ее дома богатого молодого  человека
("Ѓрюзга"). ђаботЯга-поселЯнин сознает превосходство, которое имеет над  ним
в социальном отношении ‘острат, и поэтому стараетсЯ строить  свою  речь  как
можно более осторожно и в то же времЯ  "по-ученому":  пусть  богатый  щеголь
знает, что  и  мы,  беднЯки,  не  лыком  шиты.  Џоэтому  ѓоргий  начинает  с
пространного рассуждениЯ на общеморальные  темы,  уснащенного  риторическими
антитезами ("и у счастливых и у бедствующих есть некий предел", 272 сл.,  "у
счастливого дела процветают до тех пор, пока... - живущим же бедно  остаетсЯ
рассчитывать на  лучшую  долю",  274/76-280/83)  и  завершает  свой  монолог
моральным назиданием, обращенным в самой общей  форме  к  ‘острату.  €  даже
самую суть "обвинениЯ" ѓоргий начинает  с  обходительного  "Њне  кажетсЯ"...
(289).
     ‚ той же комедии Языковыми средствами создаетсЯ образ  парасита  •эреи:
его речь,  отличающаЯсЯ  повторением  одних  и  тех  же  слов  ("влюбилсЯ  -
влюбитьсЯ - влюбитсЯ", 52, 53, 59; "тотчас",  52,  59,  "быстро",  52,  63),
выдает его умственную ограниченность. ѓораздо выразительнее  Язык  у  повара
‘икона, носителЯ фольклорной речевой стихии. ‡десь любовь  к  Ярким  образам
(повар, который тащит барашка, как баржу на буксире, чувствует себЯ так, как
будто  он  изрублен  на  мелкие  куски  непослушным  животным,  398  сл.)  и
поговоркам ("в бой вступить  с  собакою  в  колодце",  634),  к  неожиданным
поворотам мысли (пусть  женщины  приносЯт  возлиЯниЯ  богам,  чтобы  Љнемона
вытащили из  колодца...  неудачно,  охромевшим,  искалеченным,  661  сл.)  и
необычным сложным словам, трудно поддающимсЯ стихотворному  переводу  (‘икон
просит  у  Љнемона  некую  "горшкокастрюлю",  в  ответ  на  что   становитсЯ
"размЯтым, как глина", 505, 515).
     €ндивидуальный склад характера Ќикерата  в  "‘амиЯнке"  передаетсЯ  его
краткими, как будто рублеными фразами (98-101,  416-420),  на  фоне  которых
особенно  выразительно  звучит  поистине  фейерверк  красноречиЯ,  когда  он
клеймит мнимое преступление Њосхиона (507-513).
     Ћсобо следует сказать о месте,  которое  занимают  в  комедии  Њенандра
приметы трагического стилЯ. ЌарЯду  с  совершенно  очевидным  пародированием
трагедийной ситуации (как, например, в "™ите", 407-432, в "’ретейском суде",
1123-1126), мы встретим в  его  комедиЯх  примеры  по-настоЯщему  серьезного
использованиЯ трагической лексики и  фразеологии.  Ђмплитуда  ее  применениЯ
достаточно обширна: от сцены узнаваниЯ в "Ћстриженной" и монологов  „емеи  в
"‘амиЯнке"  до  коротенького  "’ы  моЯ!"  при  встрече  „емеи  с  Љратией  в
"Ќенавистном" (214), - этими словами выражают свою радость  при  неожиданном
опознании или свидании после долгой разлуки  многочисленные  герои  …врипида
(Њенелай и …лена, Ћрест и €фигениЯ,  €он  и  Љреуса),  и  в  одном  коротком
восклицании умещаетсЯ целаЯ  гамма  чувств,  понЯтных  каждому  зрителю  или
читателю. Џоистине, "Ћ Њенандр и жизнь! Љто из вас кому подражал?" ‚ чем  же
можно усмотреть несправедливость этой оценки?
     ‚ том, во-первых, что на редкость жизненные  типы  Њенандра  выступают,
как правило, в условных,  стандартных,  далеких  от  жизни  ситуациЯх.  …сли
принЯть всерьез исходные предпосылки сюжета  в  менандровских  комедиЯх,  то
надо  признать,  что  в  каждом   втором   афинском   доме   девушка-невеста
подвергалась насилию, рожала внебрачного ребенка и подкидывала его, длЯ того
чтобы со временем - через год или через восемнадцать лет -  узнать  в  своем
собственном муже бывшего насильника. Ќадо признать, что молодые афинЯне,  со
своей стороны, ни о чем другом не заботились, как о  том,  чтобы  пробратьсЯ
ночью на женский праздник, овладеть незнакомой девушкой и невольно  оставить
ей на памЯть о себе какой-нибудь перстень, по  которому  они,  опЯть  же  со
временем, будут опознаны. ‘южетнаЯ схема  менандровской  комедии  откровенно
условна, может быть, более  условна,  чем  в  комедии  аристофановской.  ’ам
всЯкому  Ясно,  что  изображаетсЯ  такое,  чего  заведомо  не  может   быть:
путешествие в загробное царство и строительство птичьего города,  сепаратный
мир, заключенный одним афинЯнином со всей ѓрецией,  и  всегреческаЯ  женскаЯ
забастовка против войны. ‡десь, у Њенандра, изображаютсЯ событиЯ, ничуть  не
противоречащие реальности: вполне возможны и нападение на девушку где-нибудь
в Ѓравроне, и добрачнаЯ беременность,  и  встреча  родителей  с  потерЯнными
некогда детьми. € в то же времЯ все  эти  событиЯ,  взЯтые  вместе,  создают
несомненно условную, вневременную и внепространственную схему,  одним  своим
существованием предопределЯющую иллюзорный счастливый конец.
     Ћценка Ђристофана ‚изантийского несправедлива, во-вторых,  потому,  что
при всей жизненности  чувств,  руководЯщих  поведением  героев  Њенандра,  -
любовь и ненависть, ревность  и  раскаЯние,  благодарность  и  недоверие,  -
возникающие отсюда конфликты разрешаютсЯ  с  завидной  легкостью.  …сли  два
молодых человека спорЯт за любовь девушки, то либо их соперничество  -  плод
недоразумениЯ ("„войной  обман",  ѓоранский  папирус),  либо  предполагаемый
соперник оказываетсЯ братом девушки ("ЋстриженнаЯ") или  самого  влюбленного
("‘икионец"). …сли аналогичный  спор  возникает  между  отцом  и  сыном,  он
оказываетсЯ мнимым  ("‘амиЯнка").  „ревнейший  комедийный  мотив  "добывание
возлюбленной", предполагающий обман отца или сводника, заменЯетсЯ в "Ѓрюзге"
честными  стараниЯми  ‘острата,  а  в  "™ите"  превращаетсЯ  в  "вызволение"
девушки, которое, кстати, становитсЯ ненужным в  свЯзи  с  поЯвлением  мнимо
умершего Љлеострата. ‡авЯзавшиесЯ  конфликты  получают  в  комедии  Њенандра
иллюзорное разрешение, и длЯ этого создаетсЯ целый рЯд предпосылок,  носЯщих
опЯть же утопический характер:  бесправнаЯ  девушка-подкидыш  находит  отца,
богатого и полноправного гражданина,  устраивающего  ее  судьбу,  отсутствие
приданого  не  ЯвлЯетсЯ  препЯтствием  длЯ  брака  по  причине  благородства
влюбленного молодого человека или его отца. Ћдним словом,  если  в  реальном
обществе,  поставлЯвшем  типы  длЯ  комедий   Њенандра,   царЯт   раздор   и
противоречиЯ, то в его театре побеждает идеальнаЯ гармониЯ,  истоки  которой
по существу не менее утопичны, чем в самых фантастических  завершениЯх  пьес
Ђристофана. Ћднако общественно-исторические корни этой  комедийной  гармонии
различны.
     ‚  V  в.,  когда  не  так  много   времени   отделЯло   аристофановских
земледельцев от их отцов и дедов, побеждавших при  Њарафоне  и  ‘аламине,  а
сами эти земледельцы еще чувствовали себЯ хозЯевами своей страны,  казалось,
что прекращение длительной  войны,  приход  к  власти  честных  политических
деЯтелей, возвращение  к  нравственным  нормам  недалекого  прошлого  вполне
осуществимы и достаточны длЯ того, чтобы жизнь вернулась в налаженную колею.
     ‚ IV в. идеалы афинской демократии остались в далеком  и  невозвратимом
прошлом,  и  общественнаЯ  мысль,  уже  охватившаЯ  взглЯдом  все   различие
современных ей государственных систем, озабочена  поисками  некой  середины,
совмещающей  в  себе  положительные  свойства  противоположных  политических
структур.  ‚   области   этики   внимание   переключаетсЯ   на   обоснование
индивидуального поведениЯ в кругу микрокосмоса - дома и семьи  со  всеми  их
радостЯми и заботами, и здесь также  делаетсЯ  попытка  найти  средний  путь
между крайностЯми человеческой натуры, вызвать к жизни ее лучшие  стороны  и
оттеснить худшие. џсно, что намерениЯ эти остаютсЯ  столь  же  утопическими,
как за сто лет до того надежды на возвращение к "строю отцов". ‚ то же времЯ
подобнаЯ нравственнаЯ программа оказываетсЯ  на  редкость  плодотворной  длЯ
литературного  жанра,  который  по  самой  своей  природе  ориентирован   на
благополучное преодоление всех возникающих трудностей.
     Њежду похожестью и непохожестью на жизнь, реальностью  предпосылок  длЯ
нравственного конфликта и  иллюзорностью  его  разрешениЯ  движетсЯ  комедиЯ
Њенандра, как в  пределах  того  же  полЯ  противоречий  существует  нередко
комедиЯ  нового  времени  (вспомним  "благополучный"   финал   "’артюфа"   и
"ђевизора"). Ќо подобно тому, как мы не судим Њольера и ѓоголЯ за  то,  чего
они не дали и не могли дать, а  ценим  за  неумирающий  сатирический  зарЯд,
заложенный в их творчестве, так и в Њенандре главное не иллюзии, не  имевшие
основы в окружавшей действительности, а гуманизм и человеколюбие, помогавшие
ему находить и выЯвлЯть в его героЯх лучшие черты и проЯвлениЯ их характера.
€бо именно это новое открытие внутреннего мира человека, иное по сравнению с
тем, как открывала его доменандровскаЯ литература, составлЯет вечный  вклад,
который внес в мировую культуру древнегреческий поэт, заново  рожденный  длЯ
нашего времени и последующих веков. ђасширЯЯ  оценку,  принадлежащую  Ћвидию
{‘м. "Ђнтичные свидетельства"..., ќ 35.}, можно сказать, что пока люди верЯт
и  ошибаютсЯ,  любЯт  и  прощают,  они  будут  читать   Њенандра   {‚опросы,
затрагиваемые в этой статье, подробно рассматриваютсЯ в кн.: џрхо  ‚.  Ќ.  “
истоков европейской комедии. Њ., 1979.}.