Ђлександр Љуприн. Ќа глухарей

Ћцените этот текст:
Ђлександр Љуприн. Ќа глухарей

-----------------------------------------------------------------------
‚ кн.: "Ђ.€.Љуприн. €збранные сочинениЯ".
Њ., "•удожественнаЯ литература", 1985.
OCR & spellcheck by HarryFan, 7 February 2001
-----------------------------------------------------------------------

Ћчерк

џ не могу себе представить, какие ощущениЯ в мире могут сравнитьсЯ с
тем, что испытываешь на глухарной охоте. ‚ ней так много неожиданного,
волнующего, таинственного, трудного и прелестного, что этих впечатлений не
забудешь никогда в жизни.
ЏросыпаешьсЯ среди темной, безлунной, мартовской ночи и сначала никак
не можешь сообразить, где ты находишьсЯ. ‹ежишь на землЯном полу подле
целой груды раскаленных головешек, по которым то и дело трепетно пробегают
последние огненные Языки. Ѓревенчатые стены и низкий бревенчатый потолок
больше чем на палец покрыты черной, висЯщей, как бахрома, сажей.
Џространство в половину кубической сажени. ‚место двери - узкое отверстие,
сквозь которое глЯдит ночь, еще более темнаЯ, чем эти закоптелые стены.
Ќо отчаЯнный храп человека, лежащего по другую сторону костра, живо
возвращает памЯть не успевшему еще проснутьсЯ как следует сознанию. Њы
находимсЯ в старой, заброшенной "угольнице", в самом центре ЏолесьЯ, в
сорока верстах от какого бы то ни было жильЯ, кроме одиноких лесных
сторожек, затерЯнных среди непроходимой чащи. Ќас окружает со всех сторон
сплошной вековой бор, равный по величине доброму немецкому кнЯжеству.
‚споминаетсЯ весь вчерашний день: ранний торопливый выезд и узкаЯ
леснаЯ дорожка, вьющаЯсЯ самыми неожиданными зигзагами между деревьев, -
дорожка, по которой умеют пробиратьсЯ только привычные, крошечные, но
сердитые и бойкие полесские лошаденки. –елый день мы то пробирались среди
сугробов рыхлого, грЯзного снега, то вЯзли в густой грЯзи, то трЯслись и
подпрыгивали вместе с телегой по узловатым корневищам, пересекающим
дорогу, то на песчаных, уже обсохших пригорках сходили на землю и криками
ободрЯли усталых, потемневших от поту лошадей, то переправлЯлись мимо
снесенных половодьем мостов через неглубокие, но широкие и быстрые,
коричневые от грЯзи, лесные ручьи... Ќаконец около одной сторожки дорога
совсем прекратилась, и мы добрались до угольницы пешком, средь быстро
падавших на землю сумерек, по едва заметным тропинкам, злые, голодные,
поминутно сбиваЯсь с дороги и не доверЯЯ друг другу...
Ќеподвижный, устремленный на менЯ взглЯд заставлЯет менЯ обернутьсЯ.
Њой спутник уже не спит. Ћн спокойно смотрит на менЯ сонными, ничего не
выражающими глазами и усиленно посасывает потухшую короткую трубку.
“видев, что Я уже бодрствую, он Языком передвигает трубку в угол рта и
произносит глухо:
- ќге!.. Ќе спите, паныч? Ђ Я целую ночь не сплю. ‚се вас стерегу.
- ’о-то ты храпел так.
- Ќу-ну!.. џ одним ухом сплю, а другим все слушаю... џ хитрый... Ђ
ну-ка, паныч, который теперь час будет?
џ смотрю на часы.
- —ас без четверти... Њожет быть, собиратьсЯ?
’рофим вЯло глЯдит на потухающие угольЯ, задумчиво чешет затылок,
сдвинув шапку совсем на глаза, потом чешет поЯсницу.
- Ђ что ж! - вдруг восклицает он с неожиданным приливом энергии. -
‘обиратьсЯ так собиратьсЯ. ‹учше пойдем себе помаленьку, не будем
торопитьсЯ...
‘боры наши не занимают много времени. џ стЯгиваю потуже вокруг талии
патронташный ремень и выпрастываю из-под него кверху бока свитки, чтобы
дать больше свободы рукам, сильно встрЯхиваюсь всем телом, чтобы
убедитьсЯ, что ничто на мне не бренчит и не болтаетсЯ, натЯгиваю кожаные
бахилы [род толстого кожаного чулка; бахилы выделываютсЯ из цельного куска
кожи и потому совершенно не пропускают воды] и крепко обвЯзываю их повыше
колен вокруг ног, а тем временем ’рофим дает мне последние наставлениЯ, и
хотЯ Я их слышал, по крайней мере, раз десЯть, Я слушаю еще раз со
вниманием и новым любопытством.
’рофим ™ербатый - казенный лесник, благосклонному вниманию которого
менЯ рекомендовал лесничий - мой родственник, а его непосредственный
начальник. ’рофим беспечен, груб, немного хвастун и лентЯй и втихомолку
торгует казенной дичью. ќто его отрицательные качества. Ќо зато он смел,
знает лес не хуже любого зверЯ, прекрасный стрелок и неутомимый охотник.
Љо мне он относитсЯ покровительственно.
- ‘начала глухарь с опаской играет, - наставительно говорит ’рофим. -
—ок! и замолчал. ‘идит себе на суку и во все стороны слушает. Џотом опЯть:
чок, чок! - и опЯть тихо. “же тут, спаси вас господи, паныч, поворохнутьсЯ
или сучком треснуть - только и услышите, как он крыльЯми по всему лесу
захлопает. Џотому что его хоть и называют - глухарь, а нет в целом свете
такой чуткой птахи, как он... Џотом вдруг как зашипит! ‚от тут-то вы уж
что есть духу скачите вперед. €зо всей силы... Џрыгнули раз с пЯть - и
стой! € - ни мур-мур. „аже не пЯть, а хоть четыре аль бы три сначала. € уж
сто-ой... опЯть жди песни. ’ут он вскорости опЯть заиграет: чок-чок...
чок-чок... чок-чок... и опЯть зашипел. ‚ы опЯть вперед и опЯть стой -
ожидай песню. €ной глухарь как разойдетсЯ, так без передышки песен
тридцать сыграет, а вы только знайте себе, скакайте вперед и больше
ничего. Ђ потом вдруг замолчит и а-ни-ни, как отрезал. Џолчаса, подлец,
будет прислушиватьсЯ. Ќу, уж тут ничего не сделаешь: как стал, так и стой.
†дите. „ругой раз в багне [вЯзком болоте] по поЯс загругнешь, дрожишь
весь, а терпи! Ќоги замлеют, спина ноет, руки болЯт, а все-таки жди... Ђ
как он только опЯть начал играть, так вы, паныч, одну песню пропустите.
Ѓывают из них такие прохвосты, что стрельца обдуривают. ќто харкуны
называютсЯ. ‡ачокает, зачокает... ты - скок, а он и замолчал. Џодождет
немного и давай харкать: хрр... хрр... ќто он другим глухарЯм весть
подает: берегись, говорит, стрелец идет. € уж если где такой харкун
завелсЯ - все токовище ни к чертову батьку не годитсЯ. ’олько и знает,
холера, что сидит на суку да сторожит, не идет ли кто.
Њы подымаемсЯ по трем землЯным ступенькам, вылезаем сквозь узкое
отверстие, боком, из угольницы и сразу попадаем в такую глубокую темень,
что кажетсЯ, будто нас внезапно окунули в какую-то гигантскую чернильницу.
џ остановилсЯ вновь в нерешительности, почти в страхе. —тобы обмануть
себЯ, Я нарочно на несколько секунд закрываю глаза и потом быстро
раскрываю их. Ќет! - ночь по-прежнему черна и непроницаема до жуткости. џ
подымаю голову вверх. Ќо на небе нет ни одной звезды, и у менЯ вдруг
мелькает мистическаЯ, тревожнаЯ мысль: неужели все живущее осуждено
погрузитьсЯ после смерти в такой же непобедимый, вечный, ужасный мрак?
- Ќу, что же вы, паныч? €дите за мной, - слышу Я где-то впереди себЯ
глухой голос ™ербатого.
€ Я иду, прислушиваЯсь к его шагам, боЯзливо простираЯ перед собой руки
и осторожно ощупываЯ ногами почву. ЊенЯ ни на секунду не покидает
ожидание, что вот-вот Я наткнусь лицом на острый сучок, и от этого
ожиданиЯ Я испытываю в глазах странную, тупую боль, точно кто-то сильно
давит на них изнутри.
Њы идем без дороги, прЯмиком. Ќоги по колено без всЯкого усилиЯ входЯт
в жидкий, как кашица, зернистый, холодный снег, под которым при каждом
шаге громко хлюпает вода. ’о мы идем по сплошной грЯзи, с трудом
вытаскиваЯ из нее ноги, иногда взбираемсЯ на сухие и твердые пригорки,
иногда шагаем по мшистым кочкам, подающимсЯ мЯгко и упруго вниз, когда на
них ступаешь. Ќо где мы? Људа мы идем? - Я не знаю. џ с первых же шагов
перестал ориентироватьсЯ, и теперь наше шествие представлЯетсЯ мне чем-то
нелепым, тЯжелым и фантастическим, как кошмар. Џорою ветки каких-то
деревьев хлещут менЯ по лицу и цеплЯютсЯ, точно невидимые длинные руки, за
мои плечи. Џорою прЯмо передо мной, в аршине от моего лица, вдруг
вырастает черный толстый ствол дерева. џ останавливаюсь, отшатываюсь в
испуге и протЯгиваю вперед руки... но пальцы мои встречают все тот же
непроницаемый длЯ глаз, пропитанный тьмою воздух.
- €дите, идите, паныч, - ободрЯет менЯ ™ербатый. - ’ут недалеко...
всего полторы версты... Њожно бы было... Ћ, черт!..
џ слышу, как он падает куда-то вниз, ломаЯ сухой валежник, и как потом
его тело с размаху бултыхает в воду. Њной овладевает дикий, эгоистический
страх и какаЯ-то растерЯннаЯ, беспомощнаЯ, тоскливаЯ озлобленность. Њне
кажетсЯ, что, если Я сделаю еще хоть один шаг среди этой грозной темноты,
Я тоже полечу в глубокую, холодную и грЯзную трЯсину.
- ‚ Яму угодил! - говорит откуда-то снизу ™ербатый, и Я слышу, как он,
вылезаЯ, отфыркиваетсЯ и топчетсЯ ногами по грЯзи. - „ержитесь левее,
паныч, левее... €дите на менЯ... вот так... € как это Я в нее так ловко
нацелилсЯ? ‚едь, кажись, добре знаю. ‚ эту самую Яму в позапрошлом году
лось попал, весною. ’ак и подох в ней, не мог выкарабкатьсЯ.
…го спокойствие передаетсЯ и мне, и опЯть Я бреду, ощупываЯ, как
слепец, руками воздух и прислушиваЯсь к шагам лесника.
- Њного ли осталось, ’рофим?
- Ћсталось? „а еще с версту будет. Ќет, не будет с версту... Њеньше...
Ѓудет еще с три четверти.
—тобы обмануть свое нетерпение, Я начинаю считать шаги. "Ћтсчитаю хоть
пЯтьсот шагов, - думаю Я, - тогда уж самые пустЯки останутсЯ". € Я уже
успеваю насчитать более двухсот, как вдруг наталкиваюсь на спину
остановившегосЯ ™ербатого.
- —его ты стал, ’рофим?
- ’ут полегче надо, паныч. Ѓудем речонку переходить.
џ слышу, как быстротекущаЯ вода бурлит и плещетсЯ вокруг ’рофимовых
сапог, и тотчас же чувствую, что и Я сам постепенно вхожу в воду, котораЯ
упруго и Яростно бьетсЯ о мои ноги. ђазлившаЯсЯ леснаЯ речонка неглубока,
но она так стремительно несетсЯ вниз по крутому косогору, что Я принужден
волочить ноги по дну из опасениЯ быть сбитым течением. Џо временам Я
попадаю на более глубокие места и каждый раз, внезапно погружаЯсь в них,
чувствую, как у менЯ от испуга дыхание пересекаетсЯ быстрым и коротким
вздохом. Њне немного жутко, потому что самой воды Я в темноте не вижу, но
со всех сторон, далеко вокруг себЯ, Я слышу ее торопливое журчанье,
таинственные всплески и гневный ропот...
Ќаконец мы выходим на плотный, упругий песчаный берег. џ только теперь
замечаю, что ночь немного посветлела, - замечаю потому, что смутно вижу
спину шагающего впереди ’рофима и неЯсные очертаниЯ сосен. ’рофим на ходу
поворачивает ко мне голову и шепчет:
- Ќу, паныч, идите потихоньку, не шумите. ‘ейчас придем на токовище.
"Ћн" еще с вечера уселсЯ на место, а теперь проснулсЯ и слушает...
- Ђ скоро он начнет? - спрашиваю Я также шепотом.
- ’ес... тихонько!.. ‘перва журавли заиграют.
’еперь мы подвигаемсЯ медленно, шаг за шагом. Џод ногами у нас узенькаЯ
леснаЯ тропинка, обледенелаЯ и скользкаЯ. ’рофим идет совсем бесшумно в
своих легких лыковых постолах, но Я то и дело наступаю на какие-то веточки
и сучки, и мне кажетсЯ, что их треск оглушительно разноситсЯ по всему
лесу.
’рофим останавливаетсЯ и, не оборачиваЯсь, подзывает менЯ к себе рукою.
џ подхожу. Ћн наклонЯетсЯ к моему уху и шепчет так тихо, что Я с трудом
разбираю слова:
- ‡десь станем. Ќе ворошитесь, паныч.
Ќочь побледнела еще больше. Ћт земли поднЯлсЯ густой туман. џ слышу его
влажное прикосновение на своем лице, слышу его сырой запах. Ќа его седом
фоне ближайшие сосны однотонно, плоско и неЯсно вырисовываютсЯ своими
прЯмыми, голыми стволами. ‚ их неподвижности среди этой глубокой тишины,
среди этого холодного, мокрого тумана чувствуетсЯ что-то суровое,
сознательно печальное и покорное.
џ не знаю, сколько прошло времени, может быть, пЯть минут, может быть,
полчаса. ‚незапно мой слух поражаетсЯ такими странными звуками, что Я
невольно вздрагиваю от неожиданности. ќто какие-то высокие, необыкновенно
звучные и гармоничные стоны, издаваемые целыми десЯтками голосов. џ никак
не могу определить, откуда они несутсЯ: справа, слева, спереди или сзади?
Ћни торопЯтсЯ, вторЯт друг другу, перегонЯют друг друга, сплетаютсЯ и
вновь расходЯтсЯ, образуЯ своеобразный размер и оригинальную мелодию, и
разбуженный лес откликаетсЯ на нее звонким и чистым отзвуком.
- †уравли! - еле слышно произносит ’рофим.
"“у-рлы, урлу-рлы, урлу-рлы", - стонет по всему лесу невидимый хор, и
едва только он замолкает, как в ответ ему откуда-то с противоположного
конца леса раздаютсЯ такие же гармонические стоны другого стада
проснувшихсЯ журавлей, потом отзываетсЯ третье стадо, за ним четвертое...
ќта утреннЯЯ перекличка служит сигналом длЯ всего леса. ‡аЯц начинает
вопить своим дрожащим, гнусавым и прерывающимсЯ сопрано, где-то близко
около нас чуфыкнул задорно и резко тетерев, сова расхохоталась на верхушке
высокого дерева... € опЯть все стихает, погружаетсЯ в прежнюю чуткую
дремоту, и опЯть мы стоим молча и неподвижно и, еле дыша и терЯЯ счет
времени, подслушиваем тайны леса.
‚друг ’рофим встрепенулсЯ, вытЯнул шею, подалсЯ вперед всем туловищем и
так и замер в напрЯженной выжидательной позе. Ћчевидно, его изощренный
слух уловил какие-то отдаленные, слабые звуки, но Я, как ни прислушивалсЯ,
как ни насиловал свое внимание, ничего не мог различить кроме непрерывного
глухого шума, раздававшегосЯ у менЯ в ушах.
- €грает! - прошептал ’рофим. - ‘лышите?
- Ќет.
- ‚се равно, идите за мной. Љак Я скокну, так и вы. Ќога в ногу... Ђ
как услышите совсем хорошо, тогда скажите... Я тогда от вас отстану... Ћ!
—уете? ЋпЯть заиграл.
Ќо Я по-прежнему ничего не слыхал. ‚друг ’рофим, точно подброшенный
сильной пружиной, сорвалсЯ с места, сделал три огромных прыжка прЯмо по
глубокому снегу и остановилсЯ, точно окаменелый. џ не мог поспеть за ним и
пропустил лишний шаг.
’рофим молча повернулсЯ ко мне и с исказившимсЯ, злым и взволнованным
лицом погрозил мне пальцем.
—ерез минуту пружина опЯть бросила его вперед. ’еперь Я изловчилсЯ и,
попадаЯ ногами как раз в те самые места, которые только что оставлЯли ноги
’рофима, успел остановитьсЯ вместе с ним. ’рофим одобрительно кивнул
головой.
Њы сделали таким образом около двадцати перебежек, когда Я наконец
расслышал играющего глухарЯ. ќто были сухие, отрывистые звуки с
металлическим оттенком, похожие на то, как если бы кто щелкал ногтем по
пустой жестЯной коробке. Ћни следовали друг за другом попарно, сначала
очень редко, с интервалом в несколько секунд, но потом повторЯлись все
чаще и чаще, пока не переходили в мелкую сливающуюсЯ дробь. ‚ этот момент
мы с ’рофимом стремглав бросились вперед, высоко вскидываЯ ноги и
разбрасываЯ вокруг себЯ жидкий снег.
- ’рофим, - шепнул Я, дернув за рукав лесника. - ’еперь Я...
Ќо он грубо вырвал у менЯ руку и укоризненно замотал головой. € только
тогда, когда глухарь опЯть зачастил и перешел в дробь, ’рофим резко
обернулсЯ ко мне и закричал:
- Њожно говорить только под песню. Џостойте!
„ождавшись еще одной дроби, он прибавил так же громко и торопливо:
- Џомните: цельсЯ под песню, зарЯжай под песню, стрелЯй под песню...
Ќаконец во времЯ третьей дроби он сказал уже более спокойно:
- ‡ахотите кашлЯть - ждите песню. Ќу... идите.
ѓлухарь тотчас же заиграл в четвертый раз. џ ринулсЯ вперед. ‚ то же
времЯ побежал и ’рофим, но не за мной, а в противоположную сторону. ’аким
образом, в пЯть перебежек мы потерЯли друг друга, и Я осталсЯ один.
“ менЯ так сильно колотилось сердце и так дрожали ноги, что Я решилсЯ
пропустить несколько песен, чтобы оправитьсЯ. ’ут Я расслышал совершенно
Ясно и второе колено. —истаЯ дробь незаметно и быстро переходит в сплошной
жесткий и резкий звук, похожий скорее на скрежет, чем на шипенье, и
напоминающий звук, происходЯщий от трениЯ двух металлических поверхностей.
ќтот скрежет продолжаетсЯ недолго - секунды четыре, - но зато в эти
секунды глухарь абсолютно ничего не видит и не слышит, потому что плотно
зажмуривает глаза, а уши у него герметически закупориваютсЯ отростками
челюстных костей. ‚ эти секунды можно выпалить из пушки в расстоЯнии
четверти аршина от его головы: он не обратит на выстрел никакого вниманиЯ
и все-таки докончит свое колено. “же много времени спустЯ Я узнал, что все
эти звуки глухарь производит своим кривым и твердым клювом. ѓлухарь -
единственнаЯ птица, у которой нет Языка, но зато огромнаЯ полость его рта
представлЯет собою прекраснейший резонатор. ЌачинаЯ песню, он ударЯет
верхнею частью клюва о нижнюю. “дарит и прислушаетсЯ. Џотом еще ударит и
еще прислушаетсЯ, и ударЯет все чаще и чаще, пока не переходит в дробь.
’огда глухарь уже не в силах остановитьсЯ. ‚ диком любовном экстазе он
трет одной челюстью о другую, ожесточенно скрежещет ими и забывает в эти
мгновениЯ об опасности, и о многочисленных врагах, и о мудром
благоразумии, и решительно обо всем на свете.
‚ то времЯ, когда Я отдыхал, глухарь вдруг перестал играть и молчал,
должно быть, минут с десЯть. Џотом он чокнул один раз, но - тихо,
осторожно, как будто бы нехотЯ, и опЯть замолчал на несколько минут, затем
чокнул другой раз, уже сильнее и громче, еще немного погодЯ чокнул два
раза, затем опЯть два, зачастил, заторопилсЯ и, будучи не в силах
остановитьсЯ, перешел во второе колено. ‘огласно наставлению ™ербатого, Я
пропустил первую песню. ѓлухарь тотчас же, почти без перерыва, заиграл
вторую, и Я побежал вперед.
ђовнаЯ покатость, по которой мне до сих пор приходилось бежать, перешла
в низменное водЯнистое болото, поросшее редким сосновым лесом. €зредка
попадалась редкаЯ ольха и осина и приземистые кусты можжевельника.
Ћдинокие кочки, покрытые мЯгким мохом и брусникой, торчали кое-где из-под
тонкого и хрупкого утреннего ледка, затЯнувшего за ночь болото. Њне не
всегда удавалось попадать ногами на эти кочки, и Я обрывалсЯ, уходЯ в
грЯзь по поЯс. Ѓахилы мои налились водою и страшно отЯжелели. Ћдин раз,
вытаскиваЯ ноги из болота, Я не удержал равновесиЯ и, пробив телом тонкий
лед, упал ничком прЯмо в вЯзкую и холодную гущу. Ћднако у менЯ хватило
мужества лежать в таком неудобном положении, чтобы не всполошить глухарЯ.
џ лежал и слышал, как надо мною булькают подымающиесЯ из болота пузырьки,
чувствовал, как вонючаЯ влага медленно просачиваетсЯ за борт и в рукава
моей свитки... Љ счастью, глухарь недолго испытывал мое терпение. Љогда он
заиграл, Я быстро вскочил и утвердилсЯ на кочке. ‚ следующую песню Я
побежал дальше.
‘ каждой перебежкой песнЯ становилась все Яснее и Яснее. ’еперь Я не
только слышал хорошо оба колена, но даже различал между ними какой-то
новый странный звук, какое-то глухое и быстрое фырканье. Ќаконец Я
остановилсЯ. џ слышал, что глухарь играет где-то совсем близко, над самой
моей головой, на одной из шести или семи сосен, обступивших почти
правильным кругом кочку, на которой Я стоЯл. Џод песню Я поднЯл голову
вверх и стал жадно всматриватьсЯ в густые шапки сосен. Ќо или ночь была
еще слишком темна, или мой глаз недостаточно зорок, - Я ничего не различал
в этих черных массах перепутавшихсЯ ветвей.
Ђ глухарь все играл и играл не переставаЯ одну песнь за другой. Ћн так
разгорЯчилсЯ, что окончательно забыл об осторожности: он уже не чокал, а
начинал прЯмо с дроби и, едва окончив одну песню, тотчас же принималсЯ за
другую. Ќикогда в жизни, ни раньше, ни впоследствии, не слыхал Я ничего
более странного, загадочного и волнующего, чем эти металлические, жесткие
звуки. ‚ них чувствуетсЯ что-то допотопное, что-то принадлежащее давно
исчезнувшим формациЯм, когда птицы и звери чудовищного вида перекликались
страшными голосами в таинственных первобытных лесах...
Њне показалось, что в ветвЯх ближайшего дерева шевельнулось что-то
черное. ќто "что-то" могло быть и сучком и птицей, но мое воображение
уверило менЯ, что это глухарь. ‚ыждав песню, Я дрожащими руками взвел
курок и прицелилсЯ... Ќоги у менЯ трЯслись от волнениЯ, а сердце так
колотилось в груди, что стук его, казалось, разносилсЯ по всему лесу.
ѓлухарь заиграл снова. џ потЯнул собачку. Љак загремел, как загрохотал
после моего выстрела проснувшийсЯ лес!.. Џо всей его громадной площади
пронеслось эхо, разбиваЯсь о деревьЯ на тысЯчи медленно стихающих
отзвуков, и еще долго-долго глухо гудело и рокотало оно где-то далеко на
опушке... ‘ дерева дождем посыпалась сбитаЯ выстрелом хвоЯ. „олжно быть,
она обсыпала и глухарЯ, потому что он на несколько секунд прекратил песню,
но потом, точно рассердившись на внезапную помеху, заиграл с новым
ожесточением.
’отчас же после своего выстрела Я услышал сзади себЯ, в очень далеком
расстоЯнии, выстрел ’рофимовой шестилинейной одностволки, - характерный,
долгий, глухой, подобный пушечному, выстрел. "ќтот-то уж, наверно, не
промахнулсЯ", - подумал Я и почувствовал, что в сердце моем шевельнулась
охотничьЯ зависть.
ђассвет близилсЯ. ‚ воздухе стало холоднее и сырее. ЋпЯть прокричали
журавли, и опЯть отозвались на их крик лесные обитатели: звонко затрещала
желна, меланхолически застонала горлица, где-то послышалось робкое и
нежное болботание тетерева, пичужки с легким писком завозились в кустах.
Ђ Я все стоЯл, не решаЯсь стрелЯть в другой раз, и мной уже начинали
овладевать скука и утомление. ‚друг со стороны ’рофима раздалсЯ второй
выстрел. —то-то шевельнулось вверху над моей головой. џ поднЯл глаза и
почти в том самом месте, куда только что стрелЯл, совершенно отчетливо
увидел глухарЯ.
Ћт менЯ до него по прЯмому направлению было не больше десЯти-пЯтнадцати
шагов, но он мне показалсЯ величиною с домашнего голубЯ. €граЯ песню, он
то вытЯгивал вперед, то опЯть втЯгивал шею, точь-в-точь как это делает
кричащий индюк, а переходЯ ко второму колену, он весь поворачивалсЯ на
суку, опускал вниз крыльЯ и с шумом разворачивал веером хвост (этот-то
шум, похожий на фырканье, Я и услышал раньше, не понимаЯ его значениЯ). ‚о
всех его движениЯх было что-то напыщенное, глубоко-важное и комическое.
Ќа этот раз Я не промахнулсЯ. ѓлухарь, как камень, свалилсЯ вниз,
брЯкнувшись глухо и плотно о землю. џ подбежал к нему. Ћн был жив и
судорожно билсЯ и подпрыгивал по земле, Яростно хлопаЯ могучими крыльЯми.
Ћднако страданиЯ его не были продолжительны. Ћн упал спиной в мелкую
лужицу и уже не мог больше поднЯтьсЯ. Ќесколько раз его шеЯ быстро
поднЯлась из воды и опустилась, потом по ногам пробежала мелкаЯ, частаЯ
дрожь, и все было кончено.
џ поднЯл его. ‚ нем было фунтов около пЯтнадцати весу, а величиной он
равнЯлсЯ среднего роста индюку. еЯ и живот - черные, спина
светло-коричневаЯ, с седоватыми пЯтнами, брови красные, бархатистого
оттенка, лапы в серых штаниках, а пальцы их покрыты костЯной бахромой,
глаз круглый, коричневый, с большим круглым и черным зрачком.
‘коро Я услышал голос звавшею менЯ ’рофима, и мы сошлись с ним на
прежней тропинке. ‡а спиной у него было два глухарЯ, которых он свЯзал
между собою, продев сквозь их клювы веревку.
- џ хитрый, - говорил он хвастливо. - џ как подошел к своему петуху,
так слышу, что зараз и другой прилетел, да близенько так, всего каких
тридцать шагов... и давай они оба играть. Ќу, думаю, если своего убью, так
другой заслышит и улетит. ’ак Я что сделал! ЏрицелилсЯ в своего, да и жду,
когда другой заиграет. ’от как заиграл, Я сейчас - бах! - и есть. € сейчас
к другому - раз! - и готово. ‚от как у нас, паныч!..
Џотом он взвесил моего глухарЯ на руке и похвалил:
- Џетух хороший... „обрый петух... Ќу, с полем вас, паныч!
Љогда мы возвращались обратно, лес совсем проснулсЯ и ожил и весь
наполнилсЯ птичьим радостным гомоном. Џахло весной, талой землею и
прошлогодним прелым листом. ѓолубое небо было так прохладно, чисто и
весело, а верхушки сосен, точно осыпанные золотой пылью, уже грелись в
первых лучах весеннего солнца.

1899
Last-modified: Wed, 07 Feb 2001 20:40:40 GMT
Ћцените этот текст: