ь,  отчужденность:  ведь  менЯ  любили  -- наверное, уже бредили
мною, жаждали видеть, слышать мой голос, коснутьсЯ моих пальцев, а Я изучала
эту страсть, как препарат под стеклом, -- не  правда  ли,  это  удивительно,
противоречиво  и несинкатегориматично? Ќо может, мне все только пригрезилось
и  конечной  истиной  был  старый  холодный  мозг,  запутавшийсЯ   в   опыте
бесчисленных   лет?  €  может,  одна  только  обостреннаЯ  мудрость  и  была
единственным моим настоЯщим прошлым:  Я  возникла  из  логики,  и  лишь  она
творила мою истинную генеалогию?..
     €  Я  не верила в это. „а, Я страшно виновна и вместе с тем невинна. ‚о
всех  ветвЯх  моего  завершенного  прошлого,  сбегавшихсЯ  к  моему  единому
настоЯщему,  Я  была  невинна  --  там  Я  была  девочкой, хмурым молчаливым
подростком в серо-седых зимах и в жаркой духоте дворцов; Я была неповинна  и
в  том,  что  произошло  здесь, у королЯ, потому что Я не могла быть иной; а
жестокаЯ  моЯ  вина  состоЯла  только  в  том,  что,  уже  во  всем   хорошо
разобравшись,  Я  уверила себЯ, что все это мишура, фальшь, накипь, и в том,
что, желаЯ погрузитьсЯ в глубь своей тайны, Я испугалась этого погружениЯ  и
испытывала подлую благодарность к невидимым препЯтствиЯм, которые удерживали
менЯ  от  него.  „уша моЯ была одновременно грешной и праведной, но что-то у
менЯ еще осталось? Ћ, конечно, осталось. “ менЯ было мое  тело,  и  Я  стала
ощупывать его, исследовать в этом черном замкнутом пространстве, как опытный
криминалист  изучает  место  преступлениЯ.  ‘транное  расследование! Ћтчего,
прикасаЯсь к своему телу, Я ощущала в пальцах легкое щекочущее  онемение  --
кажетсЯ,  это был мой страх перед собой? Ќо Я же была прекрасна, и мои мышцы
были проворны и пружинисты. ‘жав руками свои бедра, словно они были  чужими,
-- так никто себе их не сжимает, -- в отчаЯнном усилии, Я смогла под гладкой
ароматной  кожей  прощупать  кости,  но  внутренней стороны предплечий -- от
локтей до запЯстий -- Я почему-то боЯлась коснутьсЯ.
     џ попыталась одолеть сопротивление: что же могло там быть? ђуки у  менЯ
были  закрыты  жесткими кружевными рукавами -- ничего не разобрать. ’огда --
шеЯ... ’акие называют лебедиными. ѓолова, посаженнаЯ  на  ней  с  врожденной
естественной   грацией,   с   гордостью,  внушающей  почтение,  мочки  ушей,
полуприкрытых локонами, -- два упругих лепестка без украшений,  непроколотые
-- почему?  џ  касалась  лба, щек, губ. €х выражение, открытое мне кончиками
пальцев, снова менЯ обеспокоило. Ћно было не таким, как мне  представлЯлось.
—ужим. Ќо отчего Я могла быть чужой длЯ себЯ, как не от болезни?
     €сподтишка,  как  маленький  ребенок,  замороченный  сказками, Я все же
провела пальцами от запЯстьЯ к локтю -- и ничего не понЯла. Љончики  пальцев
сразу  онемели, будто мои сосуды и нервы что-то стиснуло, Я тотчас вернулась
к прежним подозрениЯм: откуда Я все знаю, зачем исследую себЯ,  как  анатом?
ќто  не  дело  девушки:  ни  Ђнгелиты, ни светловолосой дуэньи, ни поэтичной
’леникс. € в то же времЯ Я ощутила настойчивое успокаивающее внушение:  "‚се
хорошо,  не  удивлЯйсЯ  себе,  капризулЯ,  ты  была  немножко  не в себе, не
возвращайсЯ туда, выздоравливай, думай лучше о назначенном  свидании..."  Ќо
все  же,  что  там  --  где  локти и запЯстьЯ?.. џ нащупала под кожей как бы
твердый  комочек.  Ќабухший  лимфатический  узел?   ‘клеротическаЯ   блЯшка?
Ќевозможно.   ќто   не   вЯзалось   с   моей  красотой,  с  ее  непогрешимым
совершенством. Ќо ведь затвердение там было: маленькое -- Я его  прощупывала
только  при  сильном нажиме -- там, где щупают пульс, и еще одно -- на сгибе
локтЯ.
     ‡начит,  у  моего  тела  была  своЯ  тайна,  и  оно  своей  странностью
соответствовало  странности  духа, его страхам и самоуглубленности, и в этом
была правильность, соответствие, симметриЯ.  …сли  там,  то  и  здесь.  …сли
разум,  то  и  органы.  …сли Я, то и ты... џ и ты... ‚сюду загадки -- Я была
измучена, сильнаЯ усталость разлилась по моему телу,  и  Я  должна  была  ей
подчинитьсЯ. “снуть, впасть в забытье -- в другой, освобождающий мрак. € тут
менЯ   вдруг  пронизала  решимость  назло  всему  устоЯть  перед  соблазном,
воспротивитьсЯ заключавшему менЯ Ящику этой изЯщной кареты -- кстати, внутри
не столь уж изЯщной, -- и этой душонке рассудительной девицы, вдруг  слишком
далеко  зашедшей  в  своем умничанье! Џротест против воплощенной красоты, за
которой  скрываютсЯ  тайные  стигматы.  ’ак  кто  же  Я?  ‘опротивление  мое
переросло  в буйство, в бешенство, от которого моЯ душа горела во мраке так,
что он, казалось, начал светлеть. Sed tamen potest esse totaliter  aliter...
-- что это, откуда? „ух мой? Gratia? Dominus meus?[6]
     Ќет,  Я  была  одна,  и Я -- единаЯ, сорвалась с места, чтобы ногтЯми и
зубами впитьсЯ в эти мЯгко устланные стены, рвала обивку, ее сухой,  жесткий
материал  трещал  у  менЯ в зубах, Я выплевывала волокна вместе со слюной --
ногти сломаютсЯ, ну и ладно, вот так, не знаю, против  кого,  себЯ  или  еще
кого-то, только нет, нет, нет, нет...
     —то-то  блеснуло. Џередо мной вынырнула из тьмы как бы змеинаЯ головка,
но она  была  металлической.  €гла?  „а,  что-то  укололо  менЯ  в  бедро  с
внутренней  стороны, повыше колена: это была слабаЯ недолгаЯ боль, укол -- и
за ним ничто.
     Ќичто.
     ‘умрачный сад. Љоролевский парк с поющими фонтанами, живыми изгородЯми,
подстриженными на один манер, геометриЯ деревьев и кустов, лестницы, мрамор,
раковины, амуры. € мы вдвоем.  Ѓанальные,  обыкновенные,  но  романтичные  и
полные  отчаЯниЯ.  џ  улыбалась ему, а на бедре носила знак. ЊенЯ укололи. €
теперь мой  дух,  против  которого  Я  бунтовала,  и  тело,  которое  Я  уже
ненавидела, получили союзника, -- правда, он оказалсЯ недостаточно искусным:
сейчас  Я  уже не боЯлась его, а просто играла свою роль. Љонечно, он все же
был настолько искусен, что сумел навЯзать мне ее изнутри, прорвавшись в  мою
твердыню.  Ќо  искусен  не совсем -- Я видела его сети. џ не понимала еще, в
чем цель, но Я уже ее увидела, почувствовала, а тому, кто увидел, уже не так
страшно, как тому, кто вынужден жить одними домыслами. џ так устала от своих
метаний, что даже белый день раздражал менЯ своей пасмурной торжественностью
и панорамой садов, предназначенных  длЯ  лицезрениЯ  его  величества,  а  не
зелени. ‘ейчас Я предпочла бы этому дню ту мою ночь, но был день, и мужчина,
который  ничего  не  знал,  ничего  не  понимал,  жил  обжигающей  сладостью
любовного  помешательства,  наваждением,  насланным  мною  --  нет,   кем-то
третьим. ‘илки, западнЯ, ловушка со смертельным жалом, и все это -- Я? € длЯ
этого  --  струи  фонтанов,  королевские  сады, туманные дали? ѓлупо. Ћ чьей
погибели речь, о чьей смерти? ђазве  не  достаточно  подставных  свидетелей,
старцев в париках, виселицы, Яда? —то же ему еще? Ћтравленные интриги, какие
подобают королЯм?
     ‘адовники  в  кожаных фартуках, поглощенные куртинами всемилостивейшего
монарха, нас не замечали. џ молчала -- так мне  было  легче.  Њы  сидели  на
ступенЯх  огромной  лестницы,  сооруженной будто длЯ гиганта, который сойдет
когда-нибудь с заоблачных высот только длЯ  того  --  специально,  --  чтобы
воспользоватьсЯ  ею. ‘имволы, втиснутые в нагих амуров, фавнов, силенов -- в
осклизлый, истекающий водой мрамор, -- были так же мрачны, как и серое  небо
над ними. €диллическаЯ пара -- прЯмо ‹аура и ”илон, но столько же здесь было
и от ‹укреции!
     ...џ  очнулась  здесь,  б  этих  королевских  садах,  когда  моЯ карета
отъехала,  и  пошла  легко,  как  будто  только  что  выпорхнула  из  ванны,
источающей  душистый  пар,  и платье на мне было уже другое, весеннее, своим
затуманенным узором оно робко  напоминало  о  цветах,  намекало  на  девичью
честь,  окружало  менЯ  неприкосновенностью  Eos  Rhododaktilos[7], но Я шла
среди блестЯщих от росы живых изгородей уже с клеймом на бедре,  к  которому
не  могла прикоснутьсЯ, да в этом и не было нужды, довольно того, что оно не
стиралось в памЯти. џ была плененным  разумом,  закованным  уже  с  пеленок,
рожденным  в  неволе, и все-таки разумом. € поэтому, пока мой суженый еще не
поЯвилсЯ и поблизости не было ни чужих ушей, ни той  иглы,  Я,  как  актриса
перед  выходом  на  сцену,  пыталась пробормотать про себЯ те слова, которые
хотела сказать ему, и не знала, удастсЯ ли мне их произнести при нем,  --  Я
пробовала границы своей свободы, ощупью исследуЯ их при свете днЯ.
     —то  особенного  было  в этих словах? ’олько правда: сначала о перемене
грамматической формы, потом -- о множестве моих плюсквамперфектов, обо всем,
что Я пережила, и о жале, усмирившем мой бунт. Ћтчего  Я  хотела  рассказать
ему  все  -- из состраданиЯ, чтобы не погубить его? Ќет, ибо Я его совсем не
любила. Ќо чтобы предать чужую, злую волю, котораЯ нас  свела.  ‚едь  так  Я
скажу? —то хочу, пожертвовав собой, избавить его от себЯ -- как от погибели?
     Ќет, все было иначе. Ѓыла еще и любовь -- Я знаю, что это такое. ‹юбовь
пламеннаЯ, чувственнаЯ и в то же времЯ пошленькаЯ -- желание отдать ему душу
и тело  лишь  постольку,  поскольку  этого  требовал дух моды, обычай, стиль
придворной жизни, -- о, как-никак, а все же чудесный галантный грешок! Ќо то
была и очень  большаЯ  любовь,  вызывающаЯ  дрожь,  заставлЯющаЯ  колотитьсЯ
сердце,  Я  знала, что один вид его сделает менЯ счастливой. € в то же времЯ
-- любовь очень маленькаЯ, не преступающаЯ границ,  подчиненнаЯ  стилю,  как
старательно приготовленный урок, как этюд на выражение мучительного восторга
от  встречи наедине. € не это чувство побуждало менЯ спасать его от менЯ или
не только от менЯ, ибо, когда Я переставала рассуждать  о  своей  любви,  он
становилсЯ мне совершенно безразличен, зато мне нужен был союзник в борьбе с
тем,  кто ночью вонзил п менЯ Ядовитый металл. “ менЯ никого больше не было,
а он был мне предан безоглЯдно, и Я могла на  него  рассчитывать.  Ћднако  Я
знала,  что  он  пойдет на все лишь ради своей любви ко мне. …му нельзЯ было
доверить мой reservatio mentalis[8]. Ћттого Я и не могла  сказать  ему  всей
правды:  что  Я  моЯ  любовь  к  нему, и Яд во мне -- из одного источника. €
потому мне мерзки оба, и  предназначивший,  и  предназначенный,  и  Я  обоих
ненавижу  и  обоих  хочу  растоптать,  как  тарантулов. Ќе могла Я ему этого
выдать: он-то в своей любви, конечно, был как все люди, и ему не нужно  было
такое  мое  освобождение, которого жаждала Я, -- такой моей свободы, котораЯ
сразу отбросила бы его прочь. џ могла действовать только ложью  --  называть
свободу  фальшивым  именем любви, ибо только так можно его убедить, что Я --
жертва неведомого. ЉоролЯ? Ќо даже если бы он посЯгнул  на  его  величество,
это бы менЯ не освободило: король если и был на самом деле виновником всему,
то  таким давним, что его смерть ни на вело: не отдалила бы моего несчастьЯ.
—тобы проверить себЯ, способна ли Я убеждать, Я остановилась у статуи ‚енеры
Љаллипиги, чьЯ нагота воплотила в себе  символы  высших  и  низших  страстей
земной  любви, и принЯлась в одиночестве готовить свою чудовищную весть, мои
обличениЯ, оттачиваЯ доводы до кинжальной остроты.
     Њне  было  очень  трудно.  џ  все  времЯ  натыкалась  на  непреодолимую
преграду,  Я не знала, когда мой Язык сведет судорога, на чем споткнетсЯ мой
дух, потому что и дух мой тоже был моим врагом. Ќе во всем лгать,  но  и  не
касатьсЯ  сути истины, средоточиЯ тайны... џ лишь могла постепенно уменьшать
ее радиус, приближаЯсь как бы по спирали. Ќо когда Я увидела издали, как  он
шел,  а  потом  почти  побежал  ко  мне  --  маленькаЯ  еще фигурка в темной
пелерине, -- Я понЯла, что ничего не выйдет: в рамках галантного  стилЯ  мне
не  удержатьсЯ. —то это за любовнаЯ сцена, в которой ‹аура признаетсЯ ”илону
в том, что она -- приготовленное длЯ него орудие пытки? „аже если  бы  путем
иносказаний  Я преодолела бы мое заклЯтие, все равно бы Я снова обратилась в
ничто, из которого возникла. € всЯ  его  мудрость  была  здесь  ни  к  чему.
ЏрелестнаЯ  дева,  котораЯ  считает  себЯ  орудием  тайных  сил и бормочет о
каких-то системах, о стигматах, о заклЯтиЯх, да если она  говорит  так  и  о
таких  вещах, то, право, эта девица помешана. …е слова свидетельствуют не об
истине, а лишь о галлюцинациЯх, и потому она  достойна  не  только  любви  и
преданности,  но  и  жалости.  „вижимый  этими  чувствами, он, может быть, и
сделает вид, будто поверил всему, что услышал, опечалитсЯ,  станет  уверЯть,
что  готов  погибнуть, но освободить, а сам кинетсЯ за советами к докторам и
по всему свету разнесет весть о моей беде, -- Я уже сейчас готова  была  его
оскорбить.  Џри  таком  сочетании сил, конечно же, чем надежнее союзник, тем
меньше он может рассчитывать на исполнение  надежд  как  любовник:  во  имЯ,
своего  счастьЯ  он  навернЯка не захочет отказатьсЯ от роли любовника, ведь
его-то безумие нормальное, крепкое, солидное, последовательное: любить,  ах,
любить,  острые  камни  на моем пути раздробить в мЯгкий песок, но только не
играть в анализ чудовищной загадки -- "откуда берет начало мой дух"?
     € получалось, что  если  Я  создана  ему  на  погибель,  то  он  должен
погибнуть.  џ  не  знала,  какаЯ  часть  менЯ  ужалит  его в объЯтии: локти?
запЯстьЯ? -- это было бы слишком просто. Ќо Я уже знала, что иначе  быть  не
может.  ’еперь  мне  надо  было  пойти  с ним по тропинкам, услаждающим взор
творениЯми мастеров паркового искусства; мы сразу  же  удалились  от  ‚енеры
Љаллипиги,  ибо  откровенность,  с которой она выставлЯла напоказ свою суть,
была неуместна на раннеромантической стадии наших  платонических  вздохов  и
робких  надежд  на  счастье.  Њы прошли мимо фавнов, тоже откровенных, но на
свой лад -- каменнаЯ плоть этих кудлатых мраморных самцов не  задевала  моей
ангельской  натуры,  настолько  целомудренной,  что они не смущали менЯ даже
вблизи, -- Я была вправе не понимать их поз. Ћн поцеловал мою  руку  --  как
раз  то  место,  где  было  загадочное  затвердение:  губами  он  не мог его
почувствовать. Ђ где притаилсЯ мой укротитель? Ќаверное, в Ящике кареты.  Ќо
может  быть,  Я  прежде  должна  добыть  длЯ  него  какие-то секреты, словно
волшебный стетоскоп, приложенный к груди осужденного мудреца.  џ  ничего  не
смогла рассказать Ђрродесу.
     ‚  два  днЯ  наш  роман  прошел  все подобающие стадии. џ жила с кучкой
верных слуг  в  поместье,  расположенном  в  четырех  почтовых  станциЯх  от
резиденции  королЯ.  ”лЈбе, мой дворецкий, снЯл особнЯк на следующий же день
после свиданиЯ в саду, ни словом не обмолвившись, во что это обошлось, а  Я,
ничего  не  понимающаЯ  в  денежных  делах  девушка, ни о чем не спрашивала.
ЏомнитсЯ, он менЯ побаивалсЯ и злилсЯ на менЯ -- видимо, не был  посвЯщен  в
суть  дела,  даже  навернЯка  не был, просто выполнЯл королевский приказ: на
словах -- сама почтительность, а в глазах нескрываемое презрение, --  скорей
всего,  он  приникал  менЯ  за  новую королевскую пассию, а моим прогулкам и
свиданиЯм с  Ђрродесом  не  слишком  удивлЯлсЯ  --  умный  слуга  не  станет
требовать,  чтобы  король  строил  свои  отношениЯ  с  наложницей  по схеме,
привычной длЯ него, слуги. Џолагаю, если бы при нем Я вздумала обниматьсЯ  с
крокодилом, он бы и тогда глазом не моргнул. џ была свободна во всем, что не
перечило  королевской  воле, однако сЯм монарх не показалсЯ там ни разу. € Я
уже убедилась, что есть слова, которых Я никогда не скажу  своему  суженому,
ибо  Язык  у  менЯ  тотчас немел при одном лишь желании произнести их и губы
деревенели, совсем как пальцы, когда Я пробовала ощупывать себЯ в ту ночь  п
карете.  џ  твердила  Ђрродесу, чтоб он не смел посещать менЯ, а он объЯснЯл
это, как все люди, простой  боЯзнью  оказатьсЯ  скомпрометированной  и,  как
человек порЯдочный, старалсЯ держатьсЯ осторожней.
     Ќа  третий  день  вечером Я наконец отважилась узнать, кто Я. Ћставшись
одна в спальне, Я сбросила пеньюар и стала перед зеркалом --  нагаЯ  статуЯ.
‘еребрЯные  иглы  и  стальные  ланцеты,  разложенные  на  подзеркальнике,  Я
прикрыла бархатной шалью, так как боЯлась их блеска, хоть и  не  боЯлась  их
лезвий.  ‚ысоко  посаженные  груди  смотрели  вверх  il  в  стороны розовыми
сосками, след укола на бедре исчез. ЋбдумываЯ  операцию,  точно  акушер  или
хирург,  Я  обеими  руками  мЯла  это  белое  гладкое  тело  так,  что ребра
прогибались, но живот, выпуклый, как у  женщины  с  готической  картины,  не
поддавалсЯ,  и  под  его  теплой,  мЯгкой  оболочкой  Я ощутила неуступчивую
твердость. ЏроведЯ ладонЯми сверху вниз, Я нащупала и очертила в своем чреве
овальный предмет. Џоставив по обе руки от себЯ по шесть свечей, Я  кончиками
пальцев взЯла ланцет, самый маленький, но не из страха, а только потому, что
он  был  изЯщнее  других.  ‚  зеркале  все  выглЯдело так, будто Я собираюсь
пронзить себЯ ножом, -- чистой воды финальнаЯ сцена из трагедии, выдержаннаЯ
в едином стиле до последней мелочи: широкое  ложе  с  балдахином,  два  рЯда
высоких свечей, блеск стали в моей руке и моЯ бледность, потому что тело мое
страшилось  и  колени  подкашивались,  и  только  рука, державшаЯ скальпель,
сохранЯла необходимую твердость.  €менно  туда,  где  овальный  неподатливый
предмет  прощупывалсЯ  всего  Явственней,  чуть  пониже  грудины,  Я с силой
вонзила ланцет. Ѓоль была мгновенной и слабой, а из разреза выступила  всего
лишь  каплЯ  крови.  Ќе  обладаЯ  умением  мЯсника, Я аккуратно, как анатом,
рассекла тело от грудины до  лона  --  правда,  сжав  зубы  и  зажмурившись.
‘мотреть было уже сверх моих сил. Ћднако Я стоЯла, теперь уже не дрожащаЯ, а
только  похолодевшаЯ,  и  мое  дыхание, судорожное, как у астматика, звучало
сейчас  в  комнате,  будто  чужое,  будто  доносившеесЯ  извне.  ђассеченнаЯ
белокожаЯ  оболочка разошлась, и Я увидела в зеркале свернувшеесЯ серебрЯное
тело -- как бы огромный плод, скрытую во мне блестЯщую куколку,  обрамленную
розовыми  складками  некровоточащей  плоти.  ќто  было чудовищно -- так себЯ
видеть! џ не  отваживалась  коснутьсЯ  серебристой  поверхности,  чистейшей,
безупречной.  Ћвальное туловище сиЯло, отражаЯ уменьшенные огоньки свечей. џ
пошевелилась и тут же увидела  его  ножки,  прижатые  в  утробной  позе,  --
тонкие,  раздвоенные,  как  щипцы,  они  исходили  из  моего тела, и Я вдруг
понЯла, что это "оно" не было чужим, инородным -- оно тоже  было  мною.  ‚от
почему,  ступаЯ по мокрому песку, Я оставлЯла такие глубокие следы, почему Я
была такой сильной: "ќто же -- Я, это снова -- Я", -- повторЯла Я  мысленно,
когда вдруг вошел Ђрродес.
     џ оставила двери незапертыми -- такаЯ неосторожность! € он прокралсЯ ко
мне, несЯ  перед  собой,  как  оправдание и щит, огромный букет красных роз,
вошел и так был зачарован собственной дерзостью, что, когда Я  обернулась  с
криком ужаса, он, все уже увидев, ничего не осознавал, не понимал, не мог...
Ќе  от  испуга,  а только от огромного стыда, душившего менЯ, Я еще пыталась
хотЯ бы прикрыть руками серебрЯный овал, но он был слишком велик,  а  разрез
слишком широк, чтобы это удалось.
     …го  лицо,  беззвучный  крик и бегство... Ћт этой части показаний прошу
менЯ освободить. Ќе мог дождатьсЯ позволениЯ, приглашениЯ  и  вот  пришел  с
цветами,  а  дом  был  пуст.  џ  же  сама отослала всех слуг, чтобы никто не
помешал задуманному мной, -- у менЯ уже не  было  выбора,  не  было  другого
пути. Ђ быть может, в него уже закралось первое подозрение? џ вспомнила, как
вчера  днем  мы  переходили  через  русло  высохшего  ручьЯ  и  как он хотел
перенести менЯ на руках, а Я запретила ему, но не из  стыдливости,  истинной
или  притворной,  а  потому,  что  это  было запретно. Ђ он тогда заметил на
мЯгком податливом песке следы моих ног, такие маленькие и такие глубокие,  и
хотел  что-то  сказать,  наверное,  какую-нибудь невинную шутку, но смолчал,
знакомаЯ морщинка меж бровЯми стала резче -- и, взбираЯсь на противоположный
берег, вдруг не протЯнул мне руки. Њожет быть, уже тогда... € еще: когда уже
на самой вершине  холма  Я  споткнулась  и,  ухватившись,  чтобы  сохранить,
равновесие,  за  толстую ветку орешника, почувствовала, что вот-вот выворочу
весь куст с .корнЯми, -- Я опустилась на колени, отпустив  сломанную  ветвь,
чтобы  не выдать моей неодолимой силы. Ћн тоща стоЯл, повернувшись боком, не
глЯдЯ на менЯ, но, мне казалось, все увидел  краешком  глаза  --  так  из-за
подозрений прокралсЯ он сюда или от неудержимой страсти?
     ’еперь уже все равно.
     ‘очленениЯми своих щупальцев Я оперлась на краЯ открытого настежь тела,
чтобы  наконец  освободитьсЯ, и проворно высунулась наружу, и тогда ’леникс,
„уэньЯ, Њиньона сперва опустилась  на  колени,  потом  рухнула  на  бок,  и,
распрЯмлЯЯ  все  свои  ноги  и неторопливо пЯтЯсь, словно рак, Я выползла из
нее. ‘вечи сиЯли  в  зеркале,  и  пламЯ  их  еще  колебалось  от  сквознЯка,
поднЯтого  его  бегством. ЋбнаженнаЯ лежала неподвижно, непристойно раскинув
ноги. Ќе желаЯ прикасатьсЯ к ней,  моему  кокону,  моей  фальшивой  коже,  Я
обошла  ее  стороной  и,  откинув  корпус  назад,  поднЯлась, как богомол, и
посмотрела на себЯ в зеркало. "ќто Я, -- сказала Я себе без слов. -- ќто все
еще Я". Ћбводы гладкие, жестокрылые, насекомоподобные;  утолщениЯ  суставов,
холодный  блеск серебрЯного брюшка; бока обтекаемые, созданные длЯ скорости;
темнаЯ, пучеглазаЯ голова. "ќто Я", -- повторЯла Я про себЯ, будто заучивала
на памЯть, и тем временем затуманивались и гасли  во  мне  многократные  мои
прошлые:  „уэньи, ’леникс, Ђнгелиты. ’еперь Я могла их вспоминать только как
давно прочитанные книжки из детства с неважным и уже бессильным содержанием.
Њедленно поворачиваЯ голову, Я пыталась разглЯдеть в зеркале свои  глаза  и,
хотЯ еще не совсем освоилась со своим новым воплощением, уже понимала, что к
этому  акту самоизвлечениЯ Я пришла вовсе не по своей воле -- он был заранее
предусмотренной  частью  некоего  плана,  рассчитанной   именно   на   такие
обстоЯтельства  --  на  бунт,  которому  надлежало  быть  прелюдией к полной
покорности. џ и теперь могла мыслить с прежней быстротой и свободой, но зато
была подчинена моему новому телу -- в его сверкающий металл  были  впечатаны
все действиЯ, которые мне предстоЯло совершить.
     ‹юбовь  угасла.  ѓаснет  она  и  в  вас,  только годами и месЯцами, а Я
пережила такой же закат чувства за несколько минут -- и то было  уже  третье
по счету мое начало, и тогда, издаваЯ легкий плавный шорох, Я трижды обежала
комнату,  то  и  дело притрагиваЯсь вытЯнутыми усиками к кровати, на которой
мне уже не суждено отдыхать. џ вбирала в себЯ запах моего нелюбовника, чтобы
пуститьсЯ по его следу  и  померЯтьсЯ  силами  в  этой  новой  и,  наверное,
последней игре.
     Ќачало  его  панического  бегства  было обозначено распахнутыми одна за
другой дверЯми в рассыпанными розами. €х запах мог мне  помочь,  потому  что
оа,  хотЯ  бы  на  времЯ,  стал частью его запаха. Љомнаты, сквозь которые Я
пробегала, Я теперь видела  снизу  вверх  --  в  новой  перспективе,  и  они
казались  мне  слишком  большими,  наполненными  неудобными, лишними вещами,
которые враждебно темнели в полумраке. Џотом мои коготки слабо  заскрежетали
по  ступенькам  каменной  лестницы,  и  Я выбежала в сырой и темный сад. Џел
соловей -- теперь мне это показалось забавным:  сей  реквизит  был  ненужен,
следующий  акт  спектаклЯ требовал нового. ‘ минуту Я рыскала между кустами,
слыша, как хрустит гравий, брызжущий из-под моих ног, описала круг, другой и
вомчалась напрЯмик, ища след. Ќе взЯть его Я не могла -- Я  выудила  его  из
неимоверной   мешанины   тающих  запахов,  извлекла  из  колебаний  воздуха,
рассеченного Ђрродесом на бегу,  каждую  его  частичку,  еще  не  развеЯнную
ветром,  и так вышла на предначертанный мне путь, который с этой минуты стал
моим до конца.
     Ќе знаю, по чьей воле Я дала Ђрродесу столь  большую  фору,  и,  вместо
того чтобы идти по следу, до самого рассвета рыскала по королевским садам. ‚
этом мог быть скрыт известный смысл, ибо Я кружила там, где мы прогуливались
рука  об руку между живыми изгородЯми, и могла хорошенько впитать его запах,
чтобы навернЯка не спутать с  другими.  Џравда,  проще  было  сразу  за  ним
помчатьсЯ и захватить его, беспомощного, в полном замешательстве и отчаЯниЯ,
но  Я  этого  не  сделала. ‡наю, все мое поведение в ту ночь можно объЯснить
по-разному: и моей скорбью, и королевской волей. џ потерЯла возлюбленного  и
взамен  обрела  лишь  гонимую  дичь,  а  монарху мало было одной лишь гибели
ненавистного ему человека, притом быстрой и  внезапной.  Ђрродес,  наверное,
тем  временем  помчалсЯ  не к себе домой, а к кому-то из друзей, чтобы там в
сумбурной исповеди, самому себе задаваЯ вопросы и на них отвечаЯ,  до  всего
дойти своим умом: чье-то присутствие было ему все-таки необходимо, но только
как  отрезвлЯющаЯ  поддержка.  ‚  моих скитаниЯх по садам ничего, однако, не
было от мучений разлуки.  џ  знаю,  как  неприЯтно  это  прозвучит  длЯ  душ
чувствительных,  но,  не имеЯ ни рук, чтобы их заламывать, ни слез, чтобы их
проливать, ни колен, на которые могла бы пасть, ни губ, чтобы прижать к  ним
увЯдшие  цветы,  Я  не  впадала  в отчаЯние. ’огда менЯ куда больше занимало
необычайное умение различать следы, которое вдруг  во  мне  открылось.  ‚едь
когда  Я  пробегала  по  аллеЯм,  менЯ  ни  разу,  ни на волос не сбил чужой
обманчивый след, пусть даже и очень схожий с тем, что стал моей приманкой  и
моим  кнутом.  џ  ощущала,  как  каждаЯ частица воздуха просасываетсЯ в моем
левом легком сквозь лабиринты бесчисленных испытующих клеток  и  как  каждаЯ
подозрительнаЯ  частичка  попадает  в  мое  правое,  горЯчее легкое, где мой
внутренний  призматический  глаз  внимательно  всматриваетсЯ  в  нее,  чтобы
подтвердить правильность отбора или отшвырнуть прочь как ненужную, и все это
свершаетсЯ  быстрее  взмаха  крылышек  мошки,  быстрее,  чем  вы  смогли  бы
осознать. Ќа рассвете Я покинула королевские сады. „ом Ђрродеса стоЯл пустой
-- двери настежь, и там, не помыслив даже проверить,  взЯл  ли  он  с  собой
какое-нибудь  оружие,  Я  отыскала  новый  след  и пустилась по нему уже без
проволочек. џ не рассчитывала, что  путешествие  будет  долгим,  однако  дни
сложились  в  недели, недели в месЯцы, а Я все еще за ним гналась. € все мои
поступки вовсе не казались мне более мерзкими, чем поведение других существ,
направлЯемых жребием, выше им предначертанным.

     џ бежала в дождь и в жару через луга, овраги и заросли, сухой  тростник
хлестал  по  моему  туловищу,  а  вода ручьев и луж, через которые Я неслась
напрЯмик, обдавала менЯ и скатывалась по выпуклой спине, по голове и  глазам
крупными,  как  слезы,  каплЯми,  но это были не слезы. ‚ своем непрестанном
беге Я видела, что каждый, кто замечал менЯ еще издали, тотчас отворачивалсЯ
и становилсЯ лицом к стене или к дереву, а если рЯдом ничего не было,  падал
на  колени, закрыв руками лицо, или валилсЯ ничком и долго еще лежал, хотЯ Я
была уже далеко. Њне не нужен был сон, и потому Я бежала  и  ночью,  и  днем
через  деревни, селениЯ, местечки, через рынки, полные плодов, вЯлившихсЯ на
веревках, и глинЯных горшков, и целые толпы селЯн  разбегались  передо  мной
врассыпную,  и  дети  с визгом бросались в боковые улочки, а Я, ни на что не
обращаЯ вниманиЯ, мчалась по назначенному мне следу.  џ  уже  позабыла  лицо
того  человека, и мое сознание, видимо, менее выносливое, чем тело, сужалось
-- особенно во времЯ ночного бега -- настолько, что Я  уже  не  знала,  кого
преследую и вообще преследую ли кого-то: знала только, что единственнаЯ волЯ
моЯ  -- мчатьсЯ так, чтобы запах, ведущий менЯ в этом буйном половодье мира,
сохранЯлсЯ и усиливалсЯ, ибо, если он ослабевал, это значило, что Я  сбилась
с  верного  пути.  џ  никого  ни  о  чем  не  спрашивала, да и менЯ никто не
отваживалсЯ бы о чем-либо спросить. Џространство, разделЯвшее  менЯ  и  тех,
кто  съеживалсЯ  у стен при моем поЯвлении или падал наземь, закрываЯ руками
затылок,  было  полно  напрЯженного  молчаниЯ,  и  Я  воспринимала  его  как
положенную  мне  почтительную  дань  ужаса,  ибо  Я  шла  королевским путем,
наделеннаЯ  беспредельным  могуществом.  €  разве  лишь  маленький  ребенок,
которого родители не успели подхватить на руки при моем внезапном поЯвлении,
принималсЯ  плакать,  но мне было не до него, потому что моей воле надлежало
неустанно быть предельно  собранной,  сосредоточенной,  разом  обращенной  и
наружу,  в  зеленый, песчаный, каменистый мир, окутанный голубой дымкой, и в
мой внутренний мир, где в четкой работе обоих моих легких  рождалась  музыка
молекул, прекраснаЯ, совершеннаЯ в своей безошибочности. џ пересекала реки и
рукава  лиманов,  пороги,  илистые  впадины  высыхающих озер, и всЯкаЯ тварь
бежала менЯ, уносЯсь скачками или лихорадочно зарываЯсь в  спекшийсЯ  грунт,
но,  вздумай  Я  на них поохотитьсЯ, бегство было бы напрасным, ибо никто из
них не был так молниеносно проворен, как Я, но что мне до них  --  косматых,
четвероногих,  длинноухих  тварей, издающих писк, вой или хриплое ржание, --
ведь у менЯ была инаЯ цель...
     €ногда Я, как снарЯд, пробивала большие муравейники  --  их  обитатели,
рыжие,   черные,  пЯтнистые,  бессильно  скатывались  по  моему  сверкающему
панцирю, а раза  два  какие-то  существа,  несравненно  крупнее  других,  не
уступили  мне  дорогу  -- Я ничего против них не имела, но, чтобы не тратить
времени на обход окружным путем, Я сжималась в прыжке и на лету прошивала их
насквозь под треск костей и бульканье  красных  струек,  брызгавших  мне  на
спину  и  на голову, и удалЯлась так быстро, что даже не успевала подумать о
смерти, причиненной таким внезапным  и  быстрым  ударом.  Џомню  также,  как
пробиралась  через  полЯ  сражений, беспорЯдочно усеЯнные множеством серых и
зеленых мундиров -- одни еще шевелились, а  из  других  уже  торчали  кости,
грЯзно-белые,  как подтаЯвший снег, но Я ни на что не обращала вниманиЯ, и у
менЯ была высшаЯ цель, и она была под силу только мне.
     €з того, как след вилсЯ, петлЯл, пересекал сам себЯ, из  того,  как  он
почти   исчезал   на  берегах  соленых  озер  в  пережженной  солнцем  пыли,
раздражавшей мои легкие, или смытый дождЯми, Я постепенно пришла  к  выводу,
что  тот,  кто  ускользает  от менЯ, изворотлив и хитер и идет на все, чтобы
ввести менЯ в заблуждение и оборвать цепочку  частиц,  отмеченных  признаком
единства.  …сли  бы  тот,  кого  Я  преследовала, был простым смертным, Я бы
настигла его по истечении предопределенного времени, того, какое необходимо,
дабы страх и отчаЯние в должной мере  усугубили  назначенную  ему  кару,  --
тогда  бы  Я  навернЯка  догнала  его  благодарЯ своей неутомимой быстроте и
безошибочной работе сыщицких легких -- и уничтожила быстрее, чем  успела  бы
это  осознать.  Ќо  Я не стала наступать ему сразу на пЯтки: Я шла по хорошо
остывшему следу, чтобы насладитьсЯ своим мастерством,  а  вместе  с  тем  по
исконному  обычаю  дать  гонимому  времЯ  накопить в себе отчаЯние, но порой
позволЯла ему хорошенько оторватьсЯ, потому что,  чувствуЯ  мою  неотступную
близость,  он  в  безысходной  тоске  мог  учинить над собою зло и тем самым
ускользнуть от менЯ и от воздаЯниЯ, которое  Я  ему  несла.  Њне  надо  было
настичь  его  не  слишком  быстро  и  совсем  не внезапно, ибо он должен был
прочувствовать все, что его ожидает. Ђ потому Я  по  ночам  останавливалась,
укрываЯсь  в чащах не длЯ отдыха, который мне не был нужен, а длЯ умышленных
проволочек и длЯ того, чтобы рассчитать дальнейшие действиЯ. џ уже не думала
о преследуемом как об Ђрродесе, моем бывшем возлюбленном, -- памЯть об  этом
почти  зарубцевалась,  и ее не стоило тревожить. џ жалела только, что теперь
лишена дара усмехатьсЯ, хотЯ бы при воспоминаниЯх о былых  фортелЯх,  сиречь
Ђнгелите,  дуэнье, сладостной Њиньон. € Я разглЯдывала себЯ лунными ночами в
зеркале воды, чтобы убедитьсЯ, что ныне ничем  на  них  не  похожа,  хотЯ  и
осталась  красивой,  однако  теперь  это  была другаЯ красота, смертоноснаЯ,
внушающаЯ страх, великий, подобный восхищению. ’ех  моих  ночей  в  укромных
логовах  мне  хватало на то, чтобы очистить брюшко от комков засохшей грЯзи,
доведЯ его до серебрЯного блеска, и перед тем, как  пуститьсЯ  в  дальнейший
путь,  Я  всЯкий  раз  легонько  раскачивала  прыжковыми ногами втулку жала,
проверЯЯ ее готовность, потому что день и час мне были неизвестны.
     €ногда Я бесшумно подкрадывалась к людским жилищам и  прислушивалась  к
голосам,  то  прицеплЯЯсь  блестЯщими  щупальцами  к  оконной раме сбоку, то
заползаЯ на крышу, чтобы поудобнее свеситьсЯ с ее краЯ вниз головой,  ибо  Я
все  же  не мертвый механизм, снабженный парой сыщицких легких, но существо,
которое пользуетсЯ, как подобает, своим разумом. Ђ погонЯ и бегство тЯнулись
уже столь долго, что молва о  нас  разнеслась  повсюду,  и  Я  слышала,  как
старухи  пугали  мною  детей,  и  узнавала  бесчисленные  толки об Ђрродесе,
которому почти все сочувствовали в такой же мере, в какой  страшились  менЯ,
королевской посланницы. —то же болтали простаки на завалинках?
     —то  Я машина, которую натравили на мудреца, осмелившегосЯ посЯгнуть на
королевскую  власть.  —то  Я  не  простой  механический  палач,   а   особое
устройство,  способное  произвольно принимать любой облик: нищего, ребенка в
колыбели, прекрасной девушки или же металлической  змеи.  Ќо  эти  формы  --
только  маски,  в  которых  подосланнаЯ машина ЯвлЯетсЯ преследуемому, чтобы
соблазнить его. Џеред всеми же другими она предстает в  обличье  серебрЯного
скорпиона,  который  бегает  так быстро, что никому еще не удалось сосчитать
всех его ног.  ’ут  повествование  разделЯлось  на  множество  версий.  Ћдни
говорили,  что  мудрец  вопреки  королевской  воле хотел даровать всем людЯм
свободу и тем возбудил монарший гнев. „ругие -- что у него была живаЯ вода и
он мог воскресить замученных, и это было запрещено ему высочайшим указом,  а
он,  притворно  склонившись  перед  волей  владыки,  тайно  собирал  рать из
казненных бунтовщиков, тела которых он похищал с виселиц на цитадели. Њногие
вообще  ничего  не  знали  об  Ђрродесе  и  не   приписывали   ему   никаких
сверхъестественных  способностей, а просто полагали, что коли он осужден, то
уже по одному этому заслуживает сочувствиЯ и помощи. € хотЯ  никто  не  знал
истинных  причин,  из-за  которых распалилась королевскаЯ Ярость и созванным
мастерам приказано было соорудить в их кузницах гончую машину, --  злым  все
звали это умыслом и неправедным повелением, ибо, что бы ни совершил гонимый,
вина  его  не  могла  быть  столь  же  страшной, как судьба, уготованнаЯ ему
королем.  Љонца  не  было  этим  россказнЯм,  в  которых  вволю  расходилось
простецкое  воображение,  и  лишь  одно  в  них  не менЯлось: мне всЯкий раз
приписывали такие мерзости, какие только можно вообразить.
     ‘лышала Я также и тьму враньЯ о смельчаках,  будто  бы  поспешавших  на
помощь к Ђрродесу, которые-де преграждали мне дорогу, чтобы пасть в неравном
бою,  --  на самом деле на это ни единаЯ живаЯ душа не отважилась. •ватало в
сказках и предателей, указывавших мне его следы, когда Я не  могла  отыскать
их  сама,  --  вот  уж отъЯвленнейшаЯ ложь. Ћднако же о том, кто Я, кем могу
быть, что у менЯ на уме, ведомы ли мне  растерЯнность  или  сомнение,  никто
ничего не говорил, да Я тому и не удивлЯлась.
     €  Я  столько  наслышалась  о  простых,  всем известных гончих машинах,
выполнЯющих королевскую волю, котораЯ была  длЯ  всех  законом,  что  вскоре
совсем  перестала  таитьсЯ  от обитателей этих приземистых изб и порой прЯмо
под их окнами дожидалась восхода солнца, чтобы серебрЯной молнией  выскочить
на  траву  и  в  блистающих  брызгах  росы | свЯзать конец вчерашнего пути с
началом сегоднЯшнего и, стремительно мчась по нему, упиватьсЯ остекленевшими
взглЯдами, падением ниц,  смертельным  страхом  и  ореолом  неприкасаемости,
который окружал менЯ.
     Ћднако настал день, когда мой верхний нюх оказалсЯ беспомощен, и тогда,
тщетно  петлЯЯ  по холмистым окрестностЯм в поисках следа, Я изведала боль и
горечь от того, что мое совершенство напрасно. Ќо, застыв на  вершине  холма
со  скрещенными  щупальцами  и  как  бы  молЯсь ветреному небу, Я по слабому
звуку, наполнившему колокол  моего  тела,  вдруг  понЯла,  что  не  все  еще
потерЯно,  и,  чтобы исполнить замысел, обратилась к давно заброшенному дару
-- человеческой речи. Њне не нужно было учитьсЯ ей заново, она была во  мне,
Я  должна  была лишь оживить ее в себе. ‘начала Я выговаривала слова и фразы
резко и визгливо, но скоро мой голос стал почти человеческим, и Я сбежала по
склону, чтобы прибегнуть к дару слова -- там, где менЯ подвело  обонЯние.  џ
вовсе не чувствовала ненависти к беглецу, хотЯ он и оказалсЯ таким проворным
и  хитрым,  -- он играл свою роль, а Я играла свою. џ отыскала перепутье, на
котором след угасал, остановилась и судорожно задергалась на  месте  оттого,
что   одна   пара  моих  ног  бессознательно  тЯнулась  к  дороге,  покрытой
известковой пылью, а  другаЯ,  лихорадочно  царапаЯ  камни,  тащила  менЯ  в
противоположную  сторону  --  туда,  где  белели стены небольшого монастырЯ,
окруженного вековой рощей. ‘обрав всю свою волю, Я тЯжело,  будто  немощнаЯ,
подползла  к монастырской калитке, у которой стоЯл, поднЯв очи к небу, монах
-- казалось, он залюбовалсЯ зарей. џ потихоньку приблизилась к  нему,  чтобы
не  испугать  своим  внезапным  поЯвлением, и смиренно приветствовала его, а
когда он  безмолвно  обратил  на  менЯ  внимательный  взглЯд,  спросила,  не
позволит  ли  он, чтобы Я поведала ему о деле, в котором сама разобратьсЯ не
могу. џ поначалу  решила,  что  он  окаменел  от  страха,  ибо  он  даже  не
пошевелилсЯ  и ничего не ответил, но оказалось, он просто задумалсЯ и минуту
спустЯ сказал, что согласен. ’огда мы пошли в монастырский сад, он  впереди,
Я -- за ним. ‘траннаЯ, наверное, пара, но в тот ранний час вокруг не было ни
единой  живой  души  --  некому  подивитьсЯ на серебрЯного богомола и белого
монаха. € когда он сел под лиственницей в  привычной  позе  исповедника,  не
глЯдЯ  на менЯ, а лишь склонив ко мне ухо, Я рассказала ему, что, прежде чем
выйти на эту торную тропу, Я была девушкой, предназначенной Ђрродесу по воле
королЯ. —то Я познакомилась с ним на балу во дворце и полюбила его, ничего о
нем не знаЯ, и в неведении совершенно отдалась этой любви,  которую  сама  в
нем  возбудила,  и  так  было, пока после ночного укола Я не понЯла, кем мне
суждено стать длЯ него, и,  не  видЯ  ни  длЯ  себЯ,  ни  длЯ  него  другого
спасениЯ,  проткнула себЯ ножом, но вместо смерти свершилось перевоплощение.
€ жребий, о котором Я раньше только подозревала, с тех  пор  ведет  менЯ  по
следу  возлюбленного  --  Я  сделалась настигающей его Ќемезидой. ЏогонЯ эта
длитсЯ долго -- так долго, что до менЯ стало доходить все, что люди  говорЯт
об  Ђрродесе,  и,  хотЯ  Я  не  знаю,  сколько в том правды, Я начала заново
размышлЯть над нашей общей судьбой, и в  мою  душу  закралось  сочувствие  к
этому человеку, ибо Я понЯла, что изо всех сил хочу убить его только потому,
что  не  могу  его  больше  любить.  ’ак  Я познала собственное ничтожество,
низость погибшей и попранной любви, котораЯ алчет мести тому, кто не повинен
перед ней ни в чем,  кроме  собственного  несчастьЯ.  Ћттого  и  не  хочу  Я
продолжать  погоню и сеЯть вокруг себЯ ужас, а хочу воспротивитьсЯ злу, хотЯ
и не знаю как.
     Ќасколько Я могла заметить, до конца, моего рассказа  монах  ничуть  не
избавилсЯ  от  подозрительности:  он  как  бы.  заранее,  еще  прежде, чем Я
заговорила, решил длЯ себЯ, что все, что Я скажу, не подпадает под  таинство
исповеди,  так как, по его разумению, Я была существом, лишенным собственной
воли. Ђ кроме того, наверное, подумал, не подослана ли Я к  нему  умышленно,
ведь,  по  слухам, иные лазутчики маскируютсЯ еще коварнее. Ћднако заговорил
он со мной доброжелательно.
     Ћн спросил менЯ: "Ђ что, если бы ты нашла того, кого ищешь?  ‡наешь  ли
ты, что бы ты сделала тогда?"
     €  Я  сказала: "Ћтец мой, Я знаю только то, чего не хочу сделать, но не
знаю, какаЯ сила, кроющаЯсЯ во мне, пробудитсЯ в тот миг, а потому  не  могу
сказать, не буду ли Я принуждена погубить его".
     €  он  спросил  менЯ:  "Љакой  же совет Я могу тебе дать? •очешь ли ты,
чтобы этот жребий был снЯт с тебЯ?"
     ‹ежа, словно пес, у его ног, Я поднЯла голову и, видЯ, как он  жмуритсЯ
от  солнечного  луча,  который  ударил  ему в очи, отраженный серебром моего
черепа, сказала:
     -- Ќичего так не желаю, как этого,  хоть  и  понимаю,  что  судьба  моЯ
станет  тогда жестокой, потому что не будет у менЯ тогда более никакой цели.
Ќе Я выдумала  то,  длЯ  чего  сотворена,  и  значит,  мне  дорого  придетсЯ
заплатить,  если  преступлю  королевскую  волю,  ибо  немыслимо,  чтобы  мое
преступление осталось безнаказанным, и менЯ в свою очередь возьмут на прицел
оружейники из дворцовых подземелий и вышлют в погоню железную  свору,  чтобы
уничтожить  менЯ.  Ђ если бы Я даже спаслась, воспользовавшись заложенным во
мне искусством, и убежала хоть на край света, то где бы Я ни очутилась,  все
станут  бежать  менЯ, и Я не найду цели, ради которой стоило бы существовать
дальше. € даже судьба, подобнаЯ твоей, также будет длЯ менЯ закрыта,  потому
что  каждый,  имеющий, как ты