оторую называем собственной личностью, только
через  сумму  таких  единичностей,  однако  это  не значит, что личность эта
может  быть  ими  образована, единственнаЯ же имеющаЯсЯ в нашем распорЯжении
категориЯ  -  часть и целое - никоим образом не исчерпывает это своеобразное
отношение.  ‚се  эти  единичности,  однако, будучи рассмотрены сами по себе,
обладают   объективным   характером,   в  своей  изолированности  они  могут
существовать  в  любом  отдельном  субъекте,  и  лишь  через свою внутреннюю
сторону, посредством которой они способствуют росту единства нашей сущности,
они  приобретают  характер  нашей  субъективности.  Џосредством первой своей
стороны   они,   так   сказать,  наводЯт  мосты  в  направлении  объективных
ценностей:  они  находЯтсЯ  на  нашей периферии, через которую мы вступаем в
союз  с  объективным, как внешним, так и духовным миром. Ћднако стоит только
этим направленным наружу и получающим питание оттуда же функциЯм оказатьсЯ в
изолЯции  от  их  внутренне  ориентированного,  выходЯщего  в центр нашего џ
значениЯ,  как  возникает  этот  разнобой.  Њы  обучаемсЯ, наша деЯтельность
становитсЯ     более     целенаправленной,    обогащаемсЯ    наслаждениЯми и
способностЯми,  становимсЯ,  быть  может, даже "образованнее", - однако наша
культурность  не  двигаетсЯ  при  этом  с места, поскольку посредством всего
этого  мы  действительно  переходим от более низких умений и навыков к более
высоким,  и  все-таки не передвигаемсЯ от себЯ как чего-то более низкого - к
себе же, но более высокому.
     ‚озможность  существованиЯ  противоречиЯ  между конкретным и культурным
значением  одного  и  того  же  объекта  была  мной выделена длЯ того, чтобы
сделать  более  наглЯдной  двойственность  элементов, в переплетении которых
только   и   состоит   культура.   ќто   переплетение   ЯвлЯетсЯ  совершенно
своеобразным,  покольку  культурно  значимое развитие личностного бытиЯ есть
состоЯние,  в  чистом  виде  присутствующее в субъекте, но обладает при этом
таким  характером, что не может быть достигнуто как-то иначе, нежели на пути
восприЯтиЯ  и  использованиЯ объектов, ЯвлЯющих собой момент содержательный.
Џо  этой  причине  культурность  - это задача, реализациЯ которой может быть
отнесена   в  бесконечность,  поскольку  процесс  использованиЯ  объективных
моментов   длЯ   совершенствованиЯ   личностного   бытиЯ  никогда  не  может
рассматриватьсЯ  в  качестве  завершенного.  ‘  другой  же стороны, сам Язык
довольно точно отражает это состоЯние дела, когда под культурой, свЯзанной с
отдельными  объективными  моментами, - религиозной культурой, художественной
культурой   и   прочими   -   подразумеваетсЯ,  как  правило,  не  состоЯние
индивидуумов,  а  общественный  дух,  в  том  смысле,  что  в  данную  эпоху
сущестауе. особенно много духовных содержаний определенного рода, или же что
они  производЯт  на  нас  особенно сильное впечатление и через их посредство
происходит  культивирование  индивидуумов.  …сли  быть точным, эти последние
могут  культивироватьсЯ лишь в большей или меньшей степени, но не в каком-то
специализированном     направлении:    конкретно    обособленнаЯ    культура
индивидуума  может  означать  либо то, что культурное, а в качестве такового
сверхспециализированное   развитие   индивидуума   имело  место  в  основном
посредством  какого-то  одностороннего содержаниЯ, или же то, что помимо его
собственной  культивированности  формируетсЯ  еще  незаурЯдное умение или же
знание в отношении некоего конкретного содержаниЯ. Љ примеру, художественнаЯ
культура  индивидуума (если она должна быть еще чем-то помимо художественных
совершенств,  которые могут наличествовать также и в случае "некультурности"
человека  в  остальных  отношениЯх)  может  означать только то, что в данном
конкретном  случае  речь  идет  именно  о данных вещественных совершенствах,
приведших к завершению личностной целостности.
     Ћднако   посреди  этого  зданиЯ  культуры  зиЯет  трещина,  заложеннаЯ,
разумеетсЯ,   еще   в   его   фундаменте,   котораЯ,  однако,  в  результате
субъект-объектного  синтеза, а также метафизического значениЯ самого понЯтиЯ
культуры  может  вылитьсЯ  в  парадокс  и  даже трагедию. „уализм субъекта и
объекта,  предполагаемый  их  синтезом,  не  есть дуализм, так сказать, лишь
субстанциальный,  касающийсЯ только бытиЯ того и другого. ’акже и внутреннЯЯ
логика, по которой развиваетсЯ тот и другой, само собой разумеетсЯ, у них не
совпадает.  ’ак,  например,  познание,  столь сильное воздействие на которое
оказывают  априорные  моменты нашего духа, непрерывно наполнЯетсЯ все новыми
данностЯми,  предвидеть  которые  невозможно,  и  никак не гарантировано то,
чтобы  хотЯ  бы  одно  из этих образований послужило совершенствованию души,
предначертанному  ее  внутренней  заданностью. ’очно так же обстоит дело и с
нашим   практически-техническим   отношением   к   вещам.   ђазумеетсЯ,   мы
преобразуем  их сообразно с нашими собственными целЯми; однако они ни в коей
мере  не  становЯтсЯ  абсолютно  податливыми  в  отношении  данных целей, но
обладают  собственным  содержанием и особой собственной логикой, от которых,
вне  всЯкого  сомнениЯ,  и  зависит,  приведет  ли  наше  обращение  с ними,
продиктованное нашими узкими интересами, нуждой или потребностью в защите, к
какому-либо выходу в направлении нашего собственного стержневого развитиЯ. €
такой  вот  внутренней  логикой  обладает  вообще  всЯкий  объективный дух в
собственном  смысле слова. Џри создании каких-либо - любых - моментов права,
искусства,  морали,  будь  они  даже  сотворены  по  законам нашего наиболее
своеобычного,  наиболее  внутреннего  произвола,  то,  в  какие именно формы
выльетсЯ их дальнейшее развитие, более не находитсЯ в нашей власти. ‘оздаваЯ
их  либо  их  воспринимаЯ,  мы  скорее движемсЯ вдоль направлЯющих идеальной
необходимости,  ставшей  целиком  предметной и заботЯщейсЯ о предъЯвлЯемых с
нашей  стороны  требованиЯх  не  больше,  чем то делают физические силы и их
законы.  ‚ообще  говорЯ,  разумеетсЯ, верно, что Язык за нас думает и за нас
сочинЯет, т.е. что он воспринимает фрагментарные или свЯзные импульсы нашего
существа  и  приводит их к такой завершенности, котораЯ ни за что не была бы
достигнута  им  самим  по  себе.  Ћднако  этому  параллелизму объективного и
субъективного  развитиЯ не свойственна никакаЯ принципиальнаЯ необходимость.
„аже  и  Язык  мы воспринимаем иногда как чужеродную природную силу, котораЯ
искривлЯет  и  обезображивает  не  только  наши  высказываниЯ,  но  и  самые
внутренние  наши  устремлениЯ.  €  религиЯ, котораЯ, разумеетсЯ, возникла из
поисков  душою  самой  себЯ, эти крыльЯ, выпущенные силами самой души с тем,
чтобы  вознести  ее  на должную высоту, даже и она, раз поЯвившись, обладает
соб-  ственными  законами  построениЯ,  которые  раскрывают  ее  собственную
необходимость,  но  далеко  не  всегда  -  нашу. —асто религии предъЯвлЯютсЯ
обвинениЯ  по поводу ее антикультурного духа, однако дух этот есть выражение
не  только  ее  собственной  враждебности  по  отношению к интеллектуальным,
эстетическим,  нравственным  ценностЯм,  но и нечто более глубинное: то, что
она  шествует  по  своему собственному, определЯемому ее имманентной логикой
пути, на который она увлекает также и жизнь. Ћднако какие бы трансцендентные
блага  ни  обретала  на этом пути душа, довольно часто он ведет ее не к тому
совершенствованию  ее  в ее целостности, на которое указывали ее собственные
возможности   и   которое,   усваиваЯ   значительные   моменты   объективных
образований, зоветсЯ именно культурой.
     Џоскольку  логика  безличностных  образований  и  зависимостей зарЯжена
динамикой,  между  ними  и внутренними порывами и нормами личности возникают
жесткие соударениЯ, которые в форме культуры как таковой претерпевают весьма
своеобразное  уплотнение.  ‘  тех  пор  как  человек стал говорить о себе џ,
превратилсЯ  в объект, себЯ самого превосходЯщий и себе противопоставленный,
с  тех  пор  как посредством такой формы нашей души объекты, ее наполнЯюшие,
оказываютсЯ  собранными  в  единый  центр  -  с этих самых пор из этой формы
должен  был  произрасти  идеал  того,  чтобы все это, свЯзанное с серединной
точкой,   было   также   еще   и   единством,  замкнутым  в  себе  и  потому
самодостаточным  целым.  Ћднако те содержательные объекты, на которых должна
происходить  организациЯ  џ  в этот собственный и единый мир, принадлежат не
только    ему   одному.   Ћни   ему   заданы   -   со   стороны   некоторого
пространственно-временного   идеального  извне,  они  ЯвлЯютсЯ  одновременно
содержаниЯми  каких-то иных миров, общественных и метафизических, понЯтийных
и  этических,  и  в  них  они  обладают  формами и взаимосвЯзЯми, которые не
совпадают  с формами и взаимосвЯзЯми џ. —ерез эти содержаниЯ, представлЯемые
џ в своеобразном виде, внешние миры схватывают џ, чтобы включить его в себЯ:
они  желают  разрушить центрирование этих содержаний вокруг џ, с тем чтобы в
большей  степени  их  преобразовать  согласно  их  собственным пожеланиЯм. ‚
религиозном  конфликте  между самоудовлетворенностью или свободой человека и
его  включенностью  в  божественный  порЯдок  это открываетсЯ нам в наиболее
широкой  и  глубокой  форме,  однако  это,  как  и социальный конфликт между
человеком   как   законченной   индивидуальностью   и   как   просто  членом
общественного  организма,  есть  всего  только случай того чисто формального
дуализма,  в  который неизбежно вовлекает нас принадлежность наших жизненных
содержаний  еще  иным сферам помимо нашего џ. —еловек не только бесчисленное
число  раз  оказываетсЯ  на  линии  разделениЯ  двух  сфер объективных сил и
ценностей,  каждаЯ из которых желала бы увлечь его за собой. Ќет, он ощущает
себЯ  в  качестве  центра,  который гармонически располагает вокруг все свои
жизненные  содержаниЯ  сообразно  логике  своей личности; и в то же времЯ он
ощущает   собственную   солидарность   с   каждым   из  этих  периферических
содержаний,  которое  принадлежит также и другой сфере, так что претензиЯ на
него  выдвигаетсЯ  также  и  со  стороны иного закона движениЯ, в результате
чего  само  наше  существо  оказываетсЯ водоразделом его самого и чужеродной
сферы  требований.  ”акт  культуры  тесно  соединЯет  друг  с другом стороны
этого  столкновениЯ,  поскольку  он свЯзывает развитие одной из них именно с
тем  (то  есть  позволЯет  ей  достигнуть  культурности  исключительно таким
образом),  что  втораЯ  сторона  включает  ее  в  себЯ, т.е. предполагает их
параллелизм  или взаимную подогнанность друг к другу. Њетафизический дуализм
субъекта  и  объекта,  принципиально  преодоленный этой структурой культуры,
продолжает  существовать  в  качестве  несоответствиЯ отдельных эмпирических
содержаний субъективного и объективного развитиЯ.
     Ѓыть может, разрыв начинает зиЯть еще сильней, когда по обе его стороны
высЯтсЯ  не  противоположным  образом  ориентированные  содержаниЯ, но когда
объективнаЯ  сторона  оказываетсЯ  лишенной  своей значимости длЯ субъекта в
силу  формальных  своих моментов - независимости и массовости. ‚едь именно в
том и состоЯла формула культуры, чтобы субъективно-душевные энергии получали
объективные,  впредь  уже  независимые  от  творческого  жизненного процесса
формы,  а  эти  последние  в  свою очередь вновь таким образом вовлекались в
субъективные   жизненные   процессы,  что  приводили  бы  своих  носителей к
завершенному  совершенству  их  стержневого  бытиЯ. ќто перетекание субъекта
через объект вновь в субъект, в котором метафизическое взаимоотношение между
субъектом  и  объектом  приобретает  историческую  действительность,  может,
однако,  утратить  свою  непрерывность:  объект может в более принципиальной
форме,  нежели  это  имело место до тех пор, порвать со своим посредствующим
значением  и  тем  самым обрушить мосты, по которым пролегал его свЯзанный с
окультуриванием  путь.  ’акие  изолЯциЯ  и  отчуждение  возникают поначалу в
отношении   занЯтых   созиданием   субъектов  вследствие  разделениЯ  труда.
Џредметы,  изготовленные на основе кооперации многих людей, располагаютсЯ по
шкале  в  зависимости  от степени, в которой единство их восходит к единому,
разумному намерению индивидуума, или же возникает само по себе, в отсутствие
такого  сознательного  первоначала, просто из частных вкладов сотрудничающих
индивидуумов.  Ћдной  из  крайних  залегающих здесь возможностей, упомЯнутой
последней,  ЯвлЯетсЯ,  например,  город, построенный без какого-либо заранее
существовавшего  плана,  но  соразмерно потребностЯм и склонностЯм отдельных
людей,  который  тем  не  менее представлЯет собой целостность осмысленного,
наглЯдно замкнутого, органически с самим собой тесно свЯзанного образованиЯ.
‚  качестве  другого  полюса  можно  было  бы,  пожалуй,  привести продукцию
фабрики,  над  которой трудились двадцать рабочих, каждый из которых не имел
понЯтиЯ  о частичных функциЯх других рабочих, так же как знаний относительно
сочетаниЯ  этих функций друг с другом, да и интереса к этому, в то времЯ как
все  дело  в  целом  направлЯетсЯ  чьей-то  персональной центральной волей и
интеллектом.  Њежду той и другой крайностью может быть поставлена, например,
газета:  по  крайней  мере  внешнее  единство в отношении ее вида и значениЯ
каким-то образом восходит к личности руководителЯ, в значительной же степени
вырастает из случайных друг в отношении друга разнохарактерных вкладов самых
разнообразных,  совершенно  друг  другу  чуждых личностей. …сли выразить это
Явление  в  его  абсолютной  форме,  то  по  типу  оно может быть отнесено к
следующему:  через  деЯтельность  различных  личностей  возникает культурный
объект,  который  в  качестве  целого, существующего и специфическим образом
воздействующего  единства  не  имеет никакого производителЯ, произошел не из
соответствующего  единства  наделенного  душой  субъекта. Ћтдельные элементы
соединились вместе как бы согласно присущим им самим по себе как объективным
фактам  действительности  логике  и  намерению в отношении формообразованиЯ,
которыми  их  не  наделили их создатели. Ћбъективность духовного содержаниЯ,
делающаЯ  его  независимым  от  какого  бы то ни было приЯтиЯ или неприЯтиЯ,
приходитсЯ  здесь на сторону процесса его созданиЯ: независимо от того, чего
желал  или  не  желал  каждый  отдельный  участник, уже готовое образование,
будучи  реализовано  в  чисто  телесном  виде,  не будучи вскормлено никаким
духовным началом на предмет действенности своего значениЯ, тем не менее этим
значением  обладает  и  способно  дальше  его  передавать в ходе культурного
процесса.  Ќесколько  утрируЯ  ситуацию, мы можем сказать, что это все равно
как  если  бы  играющий  с  буквами ребенок вдруг по случайности сложил их в
нечто   осмысленное.   ќтот   смысл  присутствует  здесь  в  своей  духовной
объективности   и  конкретности,  независимо  от  того,  из  какого  полного
неведениЯ  он  возник. Ћднако, если всмотретьсЯ попристальнее, окажетсЯ, что
это   есть   всего   только  крайний  случай  чрезвычайно  распространенной,
перекрывающей   также   и   случаи   разделениЯ  труда  судьбы  человеческой
духовности.  Ѓольшинство  произведений  нашего духовного творчества содержат
внутри  своего  значениЯ  некоторую  часть,  котораЯ не была нами создана. џ
говорю здесь не о неоригинальности, унаследованных ценностЯх или зависимости
от образцов, ибо, несмотрЯ ни на что, произведение со всем своим содержанием
могло  бы  производитьсЯ  исключительно  из  нашего  сознаниЯ,  даже если бы
сознание лишь передавало дальше то, что было им как таковое воспринЯто. ђечь
скорее  идет  о  том,  что  в  куда  более  распространенных  случаЯх  наших
объективно данных достижений заключен некоторый момент смысла, который может
быть  извлечен  отсюда  другими  субъектами,  между  тем  как мы его сюда не
вкладывали.  ђазумеетсЯ,  поговорка:  "—то  он  ткет  -  сам ткач не знает",
обладает  если  не  абсолютной,  то  относительной  истинностью. “же готовое
произведение  в  своей  чисто  предметной  наполненности  содержит  акценты,
отношениЯ,  ценности, независимо от того, сознавал ли сам творец, что в этом
будет заключатьсЯ удача его творчества. ќто - исполненный таинственности и в
то  же времЯ несомненный факт: с материальным образованием может быть свЯзан
духовный  смысл, объективно и длЯ всЯкого сознаниЯ воспроизводимый, который,
однако,  не был туда вложен никаким сознанием, а сопрЯжен с чисто конкретной
фактичностью  этой  формы.  ‚  отношении  природы  тот  же  самый  случай не
представлЯет  никакой загадки: никакаЯ художественнаЯ волЯ не сообщала южным
горам  стилевую  чистоту  их  очертаний или бушующему морю - его потрЯсающую
символику.  Ћднако  чисто  природный  момент постольку, поскольку он наделен
такими возможностЯми значениЯ, участвует во всех творениЯх духа или же может
в   них   участвовать.   ‚озможность   извлечь  отсюда  субъективно-духовное
содержание вложена в них как не поддающеесЯ дальнейшему описанию оформление,
целиком  преодолевшее  свое  собственное  происхождение.  ‚от крайний пример
этого.   ‘кажем,   поэт  написал  загадку  с  каким-то  вполне  определенным
решением.  Ћднако  в том случае, если окажетсЯ найдено другое решение той же
загадки,  которое  будет столь же подходЯщим, столь же осмысленным, столь же
неожиданным,  как и первое, оно будет совершенно таким же "правильным" и, не
имеЯ  абсолютно  ничего  общего  с  процессом  творчества,  будет заложено в
произведении  точно так же в качестве идеального объективного момента, как и
то первоначальное слово, на которое писалась загадка.
     ќти  возможности  и  пределы самостоЯтельности объективного духа должны
лишь  Ясно  показать,  что  также  и  там,  где  он  порождаетсЯ из сознаниЯ
субъективного  духа,  после своей объективации он обладает уже отделенной от
субъективного   духа   значимостью   и  независимой  возможностью  повторной
субъективации.   Џричем   эта  возможность  также  мало  нуждаетсЯ  в  своей
реализации,  как  второе  слово-ключ  к загадке существует в вышеприведенном
примере  на полных правах в своей объективной духовности также и прежде, чем
оно   будет   обнаружено,  и  даже  если  это  никогда  не  произойдет.  ќто
своеобразное    свойство   содержаний   культуры   (которое   до   сих   пор
распространЯлось  лишь  на  отдельные,  изолированные  содержаниЯ)  образует
метафизическое основание чреватой тЯжкими последствиЯми самостоЯтельности, с
которой  все  продолжает  и  продолжает расти мир произведений культуры, как
будто  внутреннЯЯ  логическаЯ необходимость выводит на свет один его член за
другим,  зачастую вне какого-либо отношениЯ к воле и личности производителЯ,
и  стоЯ  как  бы  совершенно вне вопроса относительно того, сколькими вообще
субъектами  и  с  какой глубиной и полнотой все это будет воспринЯто в своем
культурном  значении.  "”етишизированный  характер",  приписываемый  Њарксом
экономическим  объектам  в  эпоху  товарного  производства,  ЯвлЯетсЯ только
особым   образом   модифицированным   случаем  этой  всеобщей  судьбы  наших
культурных  содержаний. ќти содержаниЯ оказываютсЯ в поистине парадоксальном
положении,  причем  парадоксальность  еще усиливаетсЯ с подъемом "культуры".
€менно  эти  культурные образованиЯ созданы субъектами и предназначены также
длЯ  субъектов,  однако в промежуточной форме объективности, принимаемой ими
после одной и перед другой из этих инстанций, они следуют имманентной логике
развитиЯ  и  отчуждаютсЯ таким образом как от своего происхождениЯ, так и от
своей  цели.  ђечь идет здесь не о физической необходимости, а только лишь о
культурной,   котораЯ,   разумеетсЯ,   не   в  состоЯнии  перешагнуть  через
необходимость  физическую.  Ћднако то, что заставлЯет возникать произведениЯ
духа  как  бы  одно  из другого, есть культурнаЯ логика объекта, но никак не
естественнонаучнаЯ.  ‡десь  залегает  зловещий  внутренний вынужденный порыв
всЯкой  "техники",  как  только  ее  развитие  делает  ее  недосЯгаемой  длЯ
непосредственного  использованиЯ.  ’ак,  например, промышленное производство
многих товаров может провоцировать производство многих побочных продуктов, в
которых  на  самом  деле  не  имеетсЯ  никакой нужды: к этому побуждает лишь
железнаЯ  необходимость  полностью  завершить  использование  уже  созданных
устройств.   ’ехническаЯ   последовательность  как  таковаЯ  требует  своего
дополнениЯ  в виде членов, в которых на самом деле не испытывает потребности
душевнаЯ,   действительно   все  определЯющаЯ  последовательность  -  и  так
возникает   предложение   товаров,   которые,   собственно,   и   пробуждают
искусственные   и,   с   точки   зрениЯ   культуры  субъекта,  бессмысленные
потребности.  Ђналогична  ситуациЯ  во многих областЯх науки. ’ак, например,
филологическаЯ техника, с одной стороны, достигла непревзойденной тонкости и
методического  совершенства,  с  другой  же - предметы, подобнаЯ переработка
которых  ЯвлЯетсЯ объектом подлинного интереса со стороны духовной культуры,
поЯвлЯютсЯ  гораздо  реже,  в  результате  чего  усилиЯ  филологических наук
превращаютсЯ зачастую в какую-то ловлю блох, педантизм и обработку абсолютно
несущественного,  как  бы  лишенное  содержаниЯ  шествие метода, продвижение
вперед  конкретной  нормы, самостоЯтельный путь которой более не совпадает с
дорогой культуры как жизненным совершенствованием. ‘ тем же самым формальным
моментом  мы  имеем  дело  и  в  том случае, когда в ходе развитиЯ искусства
технические  навыки  становЯтсЯ  достаточно  значительными  длЯ  того, чтобы
эмансипироватьсЯ от общих культурных целей искусства.
     ’еперь,  согласуЯсь  исключительно  с  собственной  предметной логикой,
художественнаЯ техника занЯта нагромождением новых утонченностей на прежние,
при  том  что  они оказываютсЯ лишь собственными усовершенствованиЯми, но не
усовершенствованиЯми   культурного   смысла   искусства.  ‚сЯкаЯ  чрезмернаЯ
специализациЯ,   составлЯющаЯ   предмет  жалоб  во  всех  областЯх  трудовой
деЯтельности,  и  котораЯ  тем  не менее как бы с демонической неумолимостью
продолжает  подчинЯть  своему  закону  их  дальнейшее развитие, представлЯет
собой  лишь  одну  из  особых форм этого всеобщего тЯготеющего над моментами
культуры  проклЯтиЯ:  того,  что объекты обладают собственной логикой своего
развитиЯ, логикой внесмысловой и внепри- родной, логикой развитиЯ в качестве
культурных человеческих произведений, в силу которой они отклонЯютсЯ от того
направлениЯ,  на  котором  могли  оказатьсЯ  интегрированными в персональное
развитие человеческих душ.
     Џо  этой  причине  данное  несоответствие ни в коей мере не совпадает с
тем,  которое  зачастую  подчеркиваетсЯ,  а  именно с вырастанием средств до
ценности  конечных целей, примеры чего то и дело предлагаютсЯ нам со стороны
развитых  культур.  €бо  это  последнее  есть чисто психологическое Явление:
акцентирование  отдельных моментов на основе случайных душевных особенностей
или заложенных в душе необходимостей, вне всЯкой прочной свЯзи с конкретными
взаимозависимостЯми  вещей.  ‚  нашем же случае речь идет именно об этом, об
имманентной    логике   культурно-вещественных   формообразований:   человек
становитсЯ  здесь  лишь  носителем  того  принуждениЯ,  с которым эта логика
овладевает  развитием  и  ведет  его  как  бы  по  касательной того пути, на
котором  оно  возвратитсЯ  вновь  к  культурному  развитию  живого человека,
подобно   тому,  как  логика  категорий  нашего  мышлениЯ  приводит  часто к
теоретическим   следствиЯм,   лежащим  чрезвычайно  далеко  от  изначального
намерениЯ   данного   мыслителЯ.  ‚  этом  состоит  действительнаЯ  трагедиЯ
культуры.   €бо   под  трагическим  проклЯтием  (в  отличие  от  вызывающего
сочувствие  или  же  разрушаемого  извне)  мы  понимаем  следующее:  то, что
направленные  против  данного  существа  силы разрушениЯ возникают из глубин
именно  этого  же  самого  существа;  что  с его уничтожением осуществлЯетсЯ
судьба,  заложеннаЯ  в  нем  самом,  и, так сказать, логическое его развитие
именно  и  ЯвлЯетсЯ  той  структурой,  на  которой существо выстраивало свою
собственную  положительную  сторону.  ЏонЯтие всЯкой культуры состоит в том,
что  дух  творит  нечто  независимо-объективное,  через что и пролегает путь
развитиЯ  субъекта  от  себЯ  к себе же самому. Ћднако именно поэтому в этот
интегрирующий,  культурно-обусловленный  момент заложена предпосылка длЯ его
собственного  развитиЯ,  постоЯнно  расходующего  силы  субъекта,  постоЯнно
увлекающего  субъекта  за собой, однако без какого-либо его подъема на более
высокий  уровень:  развитие  субъекта  не  может  больше  двигатьсЯ по пути,
избранному  объектом;  следуЯ  же  последнему,  он  оказываетсЯ в тупике или
перед лицом опустошенности своей собственной наиболее внутренней жизни.
     ’о,  что  здесь  сказано, могло быть выражено в многоразличной форме {‚
моей  "”илософии  денег"  приведено  большое  количество  примеров  этого из
исторически  конкретных областей.}; о чем идет речь здесь - так это глубокаЯ
укорененность   всего  этого  в  центре  понЯтиЯ  культуры.  ‚се  богатство,
реализуемое  этим понЯтием, основано на том, что объективные образованиЯ, не
лишаЯсь   своей   объективности,  вовлекаютсЯ  в  процесс  совершенствованиЯ
субъекта  в  качестве  пути  или средства такого совершенствованиЯ. ‚опрос о
том,  достигаетсЯ  ли  таким образом, с точки зрениЯ субъекта, более высокаЯ
степень  его  совершенства,  остаетсЯ  открытым, длЯ метафизической же точки
зрениЯ,  стремЯщейсЯ  к тому, чтобы привести к единству принцип субъекта как
такового и объекта как такового, здесь заложена высшаЯ гарантиЯ против того,
чтобы   оказатьсЯ   принужденной   признать  себЯ  иллюзией.  ’аким  образом
метафизический    вопрос   обретает   исторически   обусловленный   ответ. ‚
культурных построениЯх дух достигает такой объективности, котораЯ делает его
независимым  от  всех  случайностей  субъективного воспроизведениЯ и в то же
времЯ  ставит  на службу центральной цели субъективного совершенствованиЯ. ‚
то времЯ как метафизические ответы на этот вопрос должны были фактически его
редуцировать,     поскольку    показывали    некоторую    безосновательность
субъект-объектного  противостоЯниЯ,  культура прочно стоит на позиции полной
противопоставленности  сторон,  сверхсубъективной  логики  оформленных духом
вещей, на которых субъект возвышаетсЯ над самим собой, приходЯ таким образом
к  себе  самому.  ЋсновнаЯ  способность  духа  отделЯтьсЯ  от  самого  себЯ,
противостоЯть  самому  себе  как  чему-то  третьему,  преобразуЯ, познаваЯ и
оцениваЯ  и лишь в такой вот форме обретаЯ сознание самого себЯ, эта способ-
ность  достигает  в культуре своего наиболее дальнего предела, поскольку она
наиболее  энергичным  образом противопоставлЯет объект субъекту, чтобы вновь
привести  его  к  нему.  Ћднако  именно  об  эту логику объекта, от которого
субъект  вновь  эмансипируетсЯ  как нечто само по себе независимое и в то же
времЯ   более   совершенное   в   сравнении  с  самим  собой,  раскалываетсЯ
взаимодополнительность  сторон.  ’о,  что  было  уже  ранее  выделено в этих
заметках,  а  именно,  что  творец должен помышлЯть не о культурной ценности
своего  произведениЯ,  но  лишь  о  его  конкретной  значимости, приводит по
укатанной   дороге,   через  незаметные  переходы  чисто  предметной  логики
развитиЯ,   к   карикатурности:  к  укупоренной  от  жизни  специализации, к
самонаслаждению   техники,  неспособной  найти  обратный  путь  к  субъекту.
€менно  эта  объективность  делает  возможным разделение труда, собирающее в
одном   отдельно   взЯтом  продукте  энергии  целого  коллектива  личностей,
совершенно  не заботЯсь о том, окажетсЯ ли субъект в состоЯнии вновь извлечь
вложенные  сюда  затраты  духа и жизни с целью собственного прогресса или же
при  этом  окажетсЯ  удовлетворенной  некаЯ  в высшей степени периферическаЯ
потребность. ’ут заложено глубинное основание идеала, видевшегосЯ ђескину, а
именно  замены  всего  фабричного труда на художественный труд индивидуумов.
ђазделение   труда  совершенно  отделЯет  продукт  как  таковой  от  каждого
отдельного  участвующего  в  его производстве человека, он предстает в своей
совершенно независимой объективности, делающей его, правда, способным на то,
чтобы  оказатьсЯ  включенным  в  порЯдок  вещей  или  же  служить  конкретно
определенной   единичной   цели.   Ћднако  при  этом  продукт  лишаетсЯ  той
внутренней одухотворенности, которую может сообщить только целостный человек
целостному  же  произведению  и  которую  несет  его  включение  в  душевную
центральную  сферу  других  субъектов.  Џо  этой-то причине, как недоступное
длЯ какого бы то ни было разделениЯ труда, произведение искусства и ЯвлЯетсЯ
такой неохватываемой культурной ценностью: потому что здесь (по крайней мере
в  том  смысле,  который  имеет  значение  в  данном  случае,  отвлекаЯсь от
метаэстетических  толкований)  в  том,  что  создано,  оказываетсЯ  наиболее
глубинным  образом  запечатленным  творец. ’о в ђескине, что представало как
ненависть  к  культуре,  было  на  самом  деле  страстью  к ней: страсть эта
направлена  на  поворот  в  обратном направлении разделениЯ труда, делающего
культурное    содержание    внесубъектным,   придающего   ему   обездушенную
объективность,   через   которую  содержание  это  оказываетсЯ  выпавшим  из
культурного  процесса.  ‡десь  дали  о  себе  знать,  причем на сколь угодно
великом   числе   содержаний   объективного   духа,  трагические  следствиЯ,
свЯзывающие  культуру  с объективностью ее содержаний: сами эти содержаниЯ в
конце  концов,  по  причине  именно их объективности, предают их собственной
логике,  выводЯ таким образом из культурной ассимилЯции со стороны субъекта.
Џоскольку  культура не обладает конкретным единством формы в отношении своих
содержаний,   всЯкий   же  творец,  со  своей  стороны,  ставит  собственное
произведение  рЯдом  с  произведениЯми  предшественников,  как бы находЯсь в
неограниченном  пространстве,  возникает эта массовость предметов, каждый из
которых в некотором смысле имеет право претендовать на культурную ценность и
вызывает   в   нас   желание  именно  в  таком  качестве  его  и  оценивать.
Ѓесформенность объективированного духа как цельности допускает достижение им
такой скорости развитиЯ, что разрыв между ним и развитием субъективного духа
стремительно  растет. Ћднако сам субъективный дух не в состоЯнии сохранить в
неприкосновенности  замкнутость  своей  формы  в  отношении соприкосновений,
искушений,  искривлений со стороны всех этих "вещей"; господство объекта над
субъектом,  осуществлЯемое,  вообще  говорЯ,  всем  ходом  вещей  в  мире, а
внутри  культуры  возвышающеесЯ  до  блаженного между ними равновесиЯ, вновь
ощущаетсЯ  теперь  внутри  нее  же  вследствие  безграничности  объективного
духа.  ’о,  на  что принЯто ныне сетовать как на чрезмерную заставленность и
перегруженность  нашей  жизни тысЯчами излишеств, от которых мы тем не менее
не  в  состоЯнии  избавитьсЯ, как на постоЯнную "возбужденность" культурного
человека,  которого  все  это  побуждает вовсе не к собственному творчеству,
но  только  к  простому  познанию  и наслаждению тысЯчью вещей, которые не в
состоЯнии  освоить  наше  собственное  развитие  и  которые  остаютсЯ  в нем
лежать  в  качестве  балласта,  -  все  эти  часто  отмечаемые специфические
культурные   недуги   есть   не   что   иное,   как  проЯвлениЯ  эмансипации
объективированного  духа.  Ђ то, что такаЯ эмансипациЯ имеет место, означает
как   раз,  что  в  конечном  счете  культурные  содержаниЯ  следуют  своей,
независимой  от  их культурной цели и даже все далее от нее уводЯщей логике,
причем  без  какого-либо  облегчениЯ  длЯ  самого  субъекта со стороны этого
всего,   что   получило  непропорциональное  количественное  и  качественное
развитие.  Ќапротив,  поскольку  этот  путь  в  качестве  именно культурного
обусловлен  обретением  независимости  и  объективацией душевных содержаний,
возникает  та  трагическаЯ  ситуациЯ,  что  по  существу уже в самом моменте
своего  бытиЯ  культура  скрывает  ту самую форму своего содержаниЯ, которой
предопределено,  как  бы  по  имманентной  неизбежности,  увести  в сторону,
исказить,  сделать  беспомощной и расколотой самую ее сущность: путь души от
самой себЯ как несовершенной к самой же себе как совершенной.
     ‚еликое  предприЯтие духа: преодоление объекта как такового посредством
того,  что  он  создает  самого себЯ в виде объекта и, будучи обогащен через
этот  акт творчества, возвращаетсЯ к самому себе, удаетсЯ бесчисленное число
раз.  Ћднако  ему  приходитсЯ оплатить это самосовершенствование трагическим
риском   того,  что  в  обусловливающей  это  совершенствование  собственной
закономерности  созданного  им  же  самим  мира  ему  придетсЯ столкнутьсЯ с
возникновением  такой  логики  и  динамики, которые со все большей быстротой
будут уводить содержаниЯ культуры прочь от целей культуры.