        ѓ.‡иммель. ЏонЯтие и трагедиЯ культуры


----------------------------------------------------------------------------
     ‡иммель ѓ. €збранное. ’. 1. ”илософиЯ культуры. пер. с нем. Њ., 1996. 671 с.
     (‘) ќлектроннаЯ библиотека "Ќестор" http://nestor.history.webjump.com/library.htm і  http://nestor.history.webjump.com/library.htm
----------------------------------------------------------------------------


     Ќа  основании  первого  глубинного дуализма, - а именно того факта, что
человек  не  включаетсЯ  безусловно,  подобно  зверю, в естественную мировую
заданность,  но  от  нее  отделЯетсЯ,  противопоставлЯет  себЯ  ей, требуЯ и
борЯсь,  одолеваЯ  ее  и  будучи  одолеваем  ею,  -  происходит  завЯзывание
бесконечного взаимодействиЯ между субъектом и объектом. ‘ледующее по порЯдку
проЯвление  этого  процесса  имеет  место внутри самого духа. „ух производит
бесчисленные    порождениЯ,    которые    продолжают    свое    собственное,
самостоЯтельное  существование, независимое как от души, их сотворившей, так
и  от  любой  другой  воспринимающей  или  же  отклонЯющей  их души. ‘убъект
оказываетсЯ  в  таком  положении как в отношении искусства, так и права, как
религии,  так  и  техники,  как науки, так и морали: их содержание не просто
то  притЯгивает  его,  а  то  отталкивает,  то оказываетсЯ сплавленным с ним
воедино,  как  некаЯ  часть  его  собственного  џ, а то противостоЯщим ему в
отчужденности  и  отсутствии  каких-либо  точек соприкосновениЯ. Ќет, скорее
можно   сказать,   что  здесь  имеет  место  некаЯ  косность,  окаменелость,
пребывающаЯ  экзистенциЯ,  с  которой  дух,  превратившись  таким  образом в
объект,  противостоит  текучей  живости,  внутренней ответственности, идущим
друг  другу на смену напрЯженностЯм души. Ѓудучи, как дух, теснейшим образом
свЯзан  с  иным  таким  же духом, именно в силу этого он, однако, переживает
бесчисленные  трагедии,  сопрЯженные  с  глубоким  противоречием между той и
другой  формой:  между  субъективной  жизнью, котораЯ не знает покоЯ, однако
конечна   во  времени,  и  ее  содержанием,  которое,  будучи  раз  роздано,
неподвижно, однако вечно сохранЯет свое значение.
     ‚  середине  этого  дуализма пребывает идеЯ культуры. ‚ основе ее лежит
тот  внутренний  факт,  который  возможно  выразить  в  полном  виде  только
символически  и  в  расплывчатой форме: как путь души к себе самой. €бо душа
никогда  не  ЯвлЯетсЯ  только  лишь  тем,  что  она есть в данный момент, но
всегда  есть  нечто  большее: в ней уже заранее задана ее собственнаЯ, более
высокаЯ и совершеннаЯ в сравнении с нею же самой форма, и пусть в нереальном
виде,   как-то   все  же  она  тут  присутствует.  ђечь  идет  здесь  не  об
определенном,  зафиксированном  в  некоторой точке духовного мира идеале, но
об  освобождении  покоЯщихсЯ  в  самой  душе  напрЯженных  сил,  развитии ее
собственного,   повинующегосЯ   ее  же  формообразующему  побуждению  зерна.
Џодобно  тому  как  жизнь  (и  прежде  всего  ее подъем на уровень сознаниЯ)
содержит в себе свое прошлое в непосредственной форме, в качестве некоторого
неорганического   фрагмента,   и  тому,  как  это  прошлое  продолжает  свое
существование  в  сознании  в  своем изначальном содержании, а не просто как
механическаЯ  причина  позднейших  преобразований,  -  точно  так же жизнь в
некотором  смысле  охватывает и свое будущее, никакой аналогии чему не может
быть  найдено  в  области  неорганического.  Љаждый  момент  наличного бытиЯ
организма,   способного  расти  и  размножатьсЯ,  содержит  в  себе  и  свою
позднейшую    форму,    причем    с    такой   внутренней   необходимостью и
преднайденностью,  с  которыми  даже  рЯдом  невозможно  поставить  свойства
скрученной  пружины  - в сравнении с ее освобожденным состоЯнием. ‚ то времЯ
как  все  неживое  обладает  одним  только  моментом  настоЯщего,  живое - в
отсутствие  каких-либо  аналогий  -  простираетсЯ  на прошлое и будущее. ‚се
душевные  движениЯ  вроде  воли,  долга,  призваниЯ,  надежды  есть духовные
продолжениЯ  основной характеристики жизни: содержать в своем настоЯщем свое
будущее,  причем  в  особенной, заключающейсЯ исключительно в процессе жизни
форме.  €  это  касаетсЯ  не  одних только частных Явлений и воплощений: всЯ
личность,  как  единое  целое,  также  несет  в  себе  прочерченную  как  бы
невидимыми  линиЯми картину, в случае реализации которой личность эта вместо
того,  чтобы  быть,  так  сказать,  возможностью, становитсЯ полной своей же
собственной  действительностью.  ‘  какою  бы  интенсивностью  ни  протекали
созревание  и  самоутверждение  душевных  сил  в  отношении  единичных,  так
сказать,  локальных задач и интересов, над ними постоЯнно возвышаетсЯ или же
их  основанием  ЯвлЯетсЯ  требование  того,  чтобы  при  всем  том  душевнаЯ
целостность  как  таковаЯ  исполнила  заданное  ею  же самой обещание, а все
единичные  образованиЯ  оказываютсЯ  при  этом  множеством путей, по которым
душа  приходит к самой себе. ‚от в чем состоит эта, ее можно было бы назвать
метафизической,  предпосылка  нашего практического и эмоционального существа
-  как  бы  далеко  от  действительного  состоЯниЯ  дел  ни заводил нас этот
символический  способ  выражатьсЯ.  €менно  единство души не ЯвлЯетсЯ просто
формальной   свЯзью,  постоЯнно  и  единообразно  охватывающей  развитие  ее
единичных  сил;  нет,  посредством  этих  единичных  сил  осуществлЯетсЯ  ее
развитие   как  целого,  а  этому  развитию  целого  внутренне  задана  цель
достижениЯ   образованности  в  широком  смысле,  в  отношении  которой  все
отдельные  способности  и  совершенства  ЯвлЯютсЯ средствами. € здесь о себе
заЯвлЯет  первое,  следующее пока что одному лишь формальному значению слова
определение  понЯтиЯ  культуры. Њы все еще некультурны, когда создали в себе
то  или  иное  знание или умение, и становимсЯ культурными лишь тогда, когда
все  они  поставлены  на  службу развитиЯ этой свЯзанной с ними, однако ни в
коем   случае   с   ними  не  совпадающей  центральной  душевной  инстанции.
„ействительно,   наши  сознательные  и  отчетливые  устремлениЯ  относЯтсЯ к
частным  интересам и способностЯм, и в силу этого развитие всЯкого человека,
в  меру  именуемости  каждой  составлЯющей  такого  развитиЯ, представлЯетсЯ
пучком  линий  совершенно  различной  протЯженности  и  распространЯющихсЯ в
самых  различных  направлениЯх.  Ћднако  человек становитсЯ культурным не по
мере достижениЯ этими линиЯми своего полного, однако частного, завершениЯ, а
лишь  в  силу  то  ли  их  значениЯ  длЯ развитиЯ неопределимого личностного
единства,  то  ли этих же линий - в качестве самого такого развитиЯ. €ли же,
выражаЯсь  по-другому:  культура  есть  путь  от  замкнутого  единства через
раскрытое  множество к раскрытому единству. Ќо как бы то ни было, речь здесь
может  идти  о  развитии  до состоЯниЯ проЯвленности лишь того, что уже было
заложено  в  личности в качестве дремлющих в ней сил, намечено в ней самой в
качестве   ее   же  идеального  плана.  ’акже  и  в  данном  случае  обычное
словоупотребление   указывает   нам  правильное  направление.  Њы  говорим о
садовом плоде, усилиЯми садовника выведенном из деревЯнистого и несъедобного
древесного  плода,  что  он  подвергсЯ  культивации; или же говорим, что это
дикое  дерево  было  культивировано  в  садовое  плодовое  дерево.  …сли же,
например,  из того же самого дерева была изготовлена мачта парусника, причем
тем самым над ним была проделана не меньшаЯ целенаправленнаЯ работа, мы ни в
коем  случае не скажем, что ствол "был культивирован" в мачту. ќтот Языковой
оттенок  Ясно  указывает  на  то,  что  плод, как ни мало был он в состоЯнии
ЯвитьсЯ  на  свет  без  приложениЯ человеческих сил, в конечном итоге все же
выходит   наружу   в  силу  движущих  сил  самого  дерева  и  ЯвлЯетсЯ  лишь
исполнением  заложенной  в  его собственных задатках возможности, в то времЯ
как  форма  мачты  навЯзываетсЯ  стволу  из  совершенно  чуждой  ему системы
целей, в отсутствие какой-либо заранее заданной в его собственных сущностных
тенденциЯх  формы.  €менно  в  этом  смысле  мы  не  можем признать заданным
человеком   подлинную   культурность   в   силу   одного   только  обладаниЯ
всевозможными  знаниЯми,  виртуозными  навыками  и всЯкого рода утончениЯми,
если  они  действуют лишь в качестве, так сказать, довесков, происходЯщих из
внешней  длЯ  самой  его  личности  (и остающейсЯ длЯ нее внешней в конечном
итоге)  системы  ценностей.  ‚  этом  случае  человек действительно обладает
культурными  навыками,  однако  сам  он  некультурен.  Џоследнее проЯвлЯетсЯ
только   в   том   случае,   если   содержаниЯ,  заимствованные  из  области
сверхличностного,  как  бы  посредством скрытой гармонии развивают лишь то в
душе,  что  налично  в  ней  самой  в  виде  ее  собственного  устремлениЯ и
внутренней предопределенности ее субъективного завершениЯ.
     ‚    этом-то    наконец   и   проЯвлЯетсЯ   обусловленность   культуры,
обусловленность,    посредством    которой   культура   представлЯет   собой
разрешение  субъект-объектного  уравнениЯ.  Њы  отказываемсЯ  признавать  ее
наличие  там, где совершенство не воспринимаетсЯ в качестве самостоЯтельного
развитиЯ  душевного  центра;  однако  она  не  имеет  места также и там, где
присутствует  в  качестве  исключительно  такого  самостоЯтельного развитиЯ,
которое  не  нуждаетсЯ  ни  в каких внешних длЯ нее самой средствах и этапах
развитиЯ.  ‚  самом  деле, многоразличны движениЯ, ведущие душу к ней самой,
как    того    требует   соответствующий   идеал,   т.е.   к   осуществлению
предопределенного  длЯ  нее, однако первоначально наличного в качестве одной
только  возможности  полного  и  в  высшей  степени собственного ее бытиЯ.
Ћднако  постольку  или в меру того, как она достигает этого чисто внутренним
образом:  в  религиозных  порывах,  нравственной  самоотдаче, господствующей
интеллектуальности,  гармонии целостной жизни - она может быть все же лишена
специфического  обладаниЯ  культурностью. „ело не только в том, что при этом
ей  может  недоставать  того  исключительно  (или  же относительно) внешнего
момента,  который обыкновенным словоупотреблением уничижительно определЯетсЯ
в  качестве  цивилизации.  ќто-то  как  раз  вовсе не имеет значениЯ. Ћднако
культурность  в  ее  чистейшем,  глубочайшем  смысле не имеет места там, где
душа  преодолевает  этот  свой  путь от себЯ самой к себе же самой, от своих
возможностей  к  своей  действительности  -  исключительно посредством своих
субъективных  личностных сил, пусть даже с наиболее возвышенной точки зрениЯ
именно   эти   ее   достижениЯ   и  ЯвлЯютсЯ  наиболее  ценными.  ’ем  самым
доказываетсЯ  лишь  то,  что  культуре  не  принадлежит исключительное право
определениЯ  ценности  души.  Ќо  специфический  смысл  культуры оказываетсЯ
выЯвленным лишь там, где человек в ходе этого развитиЯ овладевает чем-то длЯ
него  внешним,  где путь души пролегает через ценности и последовательности,
не  ЯвлЯющиесЯ субъективно-душевными. ’е объективные духовные образованиЯ, о
которых  Я  говорил  вначале:  искусство  и  мораль,  наука  и целесообразно
созданные  предметы,  религиЯ  и  право, техника и общественные нормы, - все
это  этапы,  через  которые  должен  пройти субъект, чтобы приобрести особую
самоценность,  называющуюсЯ  его культурой. Џарадокс культуры состоит в том,
что субъективнаЯ жизнь, которую мы ощущаем в ее непрерывном потоке и котораЯ
сама  по  себе  стремитсЯ  к  достижению  своего  внутреннего  совершенства,
совершенно  не  в  состоЯнии,  если смотреть на это с точки зрениЯ культуры,
достичь этого совершенства сама по себе, но лишь посредством этих совершенно
длЯ  нее  чужеродных,  кристаллизировавшихсЯ  до  состоЯниЯ  самодостаточной
замкнутости   форм.   Љультура  возникает  тогда  (и  этот  момент  ЯвлЯетсЯ
определЯющим  длЯ  ее  пониманиЯ), когда встречаютсЯ два элемента, каждый из
которых не содержит ее сам по себе: субъективнаЯ душа и объективное духовное
произведение.
     ’ут-то  и  залегает корень метафизического значениЯ этого исторического
образованиЯ.  –елый  рЯд имевших определЯющее значение деЯтельных проЯвлений
самой  человеческой  сущности представлЯет собой никогда не завершающиесЯ (а
если  и  завершающиесЯ,  то  тут же вновь рушащиесЯ) мосты между субъектом и
объектом как таковыми. ‡десь Я имею в виду познание, но прежде всего труд, а
во  многих  их  проЯвлениЯх  -  также и искусство с религией. „ух видит себЯ
лицом  к  лицу  с  бытием, в направлении которого его увлекают как принужде-
ние, так и внутреннЯЯ стихийность его собственной природы. Ћднако в движении
своем  дух  вечно  остаетсЯ  запертым  в  самом  себе, в круге, который лишь
соприкасаетсЯ  с бытием, и во всЯкой миг, когда он, сворачиваЯ с касательной
своего  пути,  желает  проникнуть  в  бытие,  имманентность его собственного
закона  вновь  заставлЯет  его  вернутьсЯ  к  своему замкнутому в самом себе
вращению.  ‚  самом  построении  понЯтий  "субъект"  и  "объект"  в качестве
взаимных  дополнений,  каждое  из  которых обретает смысл лишь в другом, уже
заложено  стремление  к  преодолению  этого  жесткого,  крайнего  дуализма и
предчувствие  такого  преодолениЯ.  ’е  упомЯнутые  выше  виды  деЯтельности
переводЯт  теперь  этот  дуализм  в  особую атмосферу, в которой радикальнаЯ
отчужденность   двух   его   моментов   оказываетсЯ   сглаженной,   допускаЯ
определенное их слиЯние. Џоскольку же, однако, слиЯниЯ эти могут иметь место
только  в  виде  неких  модификаций,  определЯемых  "атмосферными" условиЯми
отдельных  областей, они не в состоЯнии преодолеть отчужденность сторон в ее
глубочайшем основании и так и остаютсЯ конечными попытками, направленными на
разрешение  бесконечной  задачи.  Ќашему  же  отношению  к  тем объектам, на
которых  или посредством вовлечениЯ которых в нас самих происходит обретение
нами  культуры,  присущ иной характер, поскольку эти объекты ЯвлЯютсЯ не чем
иным,  как духом, обретшим предметность в этих моральных и интеллектуальных,
социальных и эстетических, религиозных и технических формах. „ело в том, что
дуализм,  перед лицом которого оказываетсЯ стесненный в собственных границах
субъект,   противостоЯщий   независимому   от   него  объекту,  претерпевает
исключительно  своеобразное  преобразование  в  том  случае,  когда  обе его
стороны  ЯвлЯютсЯ  духом.  €менно  субъективный дух вынужден распрощатьсЯ со
своей субъективностью (но не с духовностью), чтобы пережить свое отношение к
объекту,  через  который  осуществлЯетсЯ приобретение им культуры. ќто - тот
единственный   способ,   которым   дуалистическаЯ   экзистенциальнаЯ  форма,
непосредственно  заданнаЯ  содержанием  субъекта,  организуетсЯ во внутренне
целостную  систему взаимных отношений. ’ут имеет место объективациЯ субъекта
и   субъективациЯ   объективного,  что  и  составлЯет  специфический  момент
культурного  процесса  и  в  чем, вне зависимости от наполнЯющих его частных
образований,   проЯвлЯетсЯ  метафизическаЯ  форма  этого  процесса.  Џоэтому
глубокое  его  понимание требует дальнейшего анализа процесса опредмечиваниЯ
духа.
     ЌастоЯщие  заметки  исходили  из  глубокой  отчужденности  или  вражды,
существующей   междужизненным  и  творческим  душевным  процессом,  с  одной
стороны,  и  его  конкретным  содержанием и порождениЯми - с другой. ‹ицом к
лицу  с  трепещущей,  не  знающей  покоЯ, развивающейсЯ в нечто безграничное
жизнью   предающейсЯ   какому-либо   виду  творчества  души  оказываетсЯ  ее
определенный,    идеально   неколебимый   продукт,   наделенный   чудовищной
противосилой,  направленной  на  то,  чтобы ограничить эту живость и даже ее
остановить.  Ќередко  это  выглЯдит  так, словно творческаЯ подвижность души
находит  смерть  от  своего собственного порождениЯ. ‡десь мы имеем основную
форму  нашего  страданиЯ  по  поводу  нашего  собственного  прошлого,  нашей
собственной  догмы,  собственной  фантазии.  ќто  несоответствие,  в  равной
степени  наличное  между  всеми  агрегатными  состоЯниЯми внутренней жизни и
содержаниЯми,  ее  наполнЯющими,  до определенной степени рационализируетсЯ,
так  что  его  острота  притуплЯетсЯ  вследствие  того,  что  в  ходе своего
теоретического  либо  практического  творчества  человек  рассматривает себЯ
противостоЯщим  этим  душевным  порождениЯм  или объектам, душу наполнЯющим,
словно  они  есть  в  некотором смысле независимый космос объективированного
духа.  ‚нешнее либо нематериальное произведение, в котором находит выражение
душевнаЯ  жизнь,  воспринимаетсЯ теперь как ценность особого рода. € с какой
бы  энергией, устремлЯЯсь сюда, ни попадала жизнь в тупики или же, напротив,
ни  катила  свои  валы  далее, оставлЯЯ позади себЯ эти готовые образованиЯ,
специфичность  данного  человеческого  богатства состоит в том, что продукты
объективной жизни одновременно принадлежат нетекучему, вещественному порЯдку
ценностей,  будь  то  порЯдок  логический  или нравственный, религиозный или
художественный,  технический  или  правовой.  ЋбнаруживаЯ  себЯ  в  качестве
носителей   таких   ценностей,   членов  подобных  последовательностей,  они
освобождаютсЯ  от  закостенелой  изолированности,  отчуждавшей их от ритмики
жизненного   процесса,   не   только  посредством  взаимного  переплетениЯ и
систематизации:  сам  этот процесс приобретает здесь такое значение, которое
не  могло  бы  быть  получено из безостановочности его голого протеканиЯ. Ќа
опредмечиваниЯ  духа  приходитсЯ  особаЯ  ценностнаЯ нагрузка, происходЯщаЯ,
правда, из субъективного сознаниЯ, посредством которой, однако, это сознание
представлЯет  себе  нечто  объективное.  Ќе обЯзательно, чтобы ценность была
здесь всегда положительной, родом блага; скорее один только формальный факт,
что  субъект  произвел  нечто объективное, что его жизнь получила воплощение
изнутри  себЯ  самой, воспринимаетсЯ как нечто значительное, потому что одна
лишь   самостоЯтельность  так  сформированного  духом  объекта  в  состоЯнии
разрешить  основное  противоречие  между  процессом  и содержанием сознаниЯ.
Џодобно  тому  как  пространственные  представлениЯ  сглаживают  собственную
неловкость  пребываниЯ  в  качестве  чего-то совершенно неподвижного посреди
текучего   процесса   сознаниЯ   посредством   того,   что  оправдывают  эту
стабильность,  относЯ себЯ к объективному внешнему миру, так и объективность
духовного  мира  играет длЯ нас соответствующую роль. Њы ощущаем всю живость
мышлениЯ  на  непоколебимости  логических  норм,  всЯ  произвольность нашего
поведениЯ  сопрЯжена  с  нормами нравственности, все течение нашего сознаниЯ
наполнено  фактами  познаниЯ,  традициЯми,  впечатлениЯми  от  неким образом
сформированного   духом  окружениЯ.  Ћсновательность  и  как  бы  химическаЯ
неразложимость всего этого обнаруживает ищущий своего разрешениЯ дуализм - в
сравнении  с  не ведающей покоЯ ритмикой субъективного душевного процесса, в
которой   дуализм   этот  порождаетсЯ  все-таки  в  качестве  представлениЯ,
субъективного  душевного содержаниЯ. Ћднако в силу того, что оно принадлежит
к идеальному миру, возвышающемусЯ над индивидуальным сознанием, противоречие
это  получает  свое  обоснование и оправдание. ђазумеетсЯ, решающим моментом
длЯ  культурного  значениЯ объекта, обусловливающим в итоге его важность длЯ
нас,  ЯвлЯетсЯ  то,  что  в  нем  собраны  волЯ  и разум, индивидуальность и
характер,  силы  и  настроениЯ  отдельных  душ  (а  также  и  их общностей).
€сключительно  в  силу  того,  что  это  имело здесь место, эти значительные
душевные  ЯвлениЯ  достигают  своего конечного пункта назначениЯ. ‚ счастье,
испытываемом   творцом  от  его  собственного  труда,  будь  этот  последний
значителен   или   маловажен,  помимо  разрешениЯ  внутренних  противоречий,
доказательства  своих субъективных сил и удовлетворениЯ по поводу выполнениЯ
поставленной   задачи  всегда  заложена  еще  и,  так  сказать,  объективнаЯ
удовлетворенность  тем,  что  теперь это произведение имеетсЯ в наличии, что
космос  обладающих  какой-то  степенью  ценности  вещей стал богаче еще и на
данный  предмет.  Њожет  быть,  и  вообще  в  природе нет более возвышенного
наслаждениЯ собственным произведением, нежели возникающее в момент, когда мы
воспринимаем  его  в  полной  обезличенности  и  оторванности  от всех наших
субъективных моментов. € также как ценны объективации духа, существующие уже
вне  субъективного  жизненного  процесса,  который  в  качестве  их  причины
оказываетсЯ  перешедшим  в  них,  так  же  ценны эти объективации и вне иных
субъективных Явлений, зависЯщих от них как их следствиЯ. Љак бы высоко мы ни
оценивали  общественные  институты и техническое оформление природной среды,
произведение  искусства  и научное познание истины, обычай и нравственность,
или  же  просто  рассматривали  их  с  точки  зрениЯ исходЯщего с их стороны
воздействиЯ  на  жизнь  и на душевное развитие, часто, а быть может и всегда
сюда  примешиваетсЯ  признание того, что эти построениЯ просто наличествуют,
что  мир  охватывает также и эти формообразованиЯ духа. ‚ происходЯщих в нас
процессах   оценки   имеетсЯ   установка:   останавливатьсЯ   на  содержании
духовно-объективного   как  такового,  не  задаваЯсь  вопросом  относительно
душевных  следствий  этих  предметов  в  их  конкретности. Џомимо всего того
субъективного  наслаждениЯ,  с  которым, например, входит в нас произведение
искусства,  в  качестве  ценности особого рода мы сознаем то, что оно вообще
существует, что дух создал себе этот сосуд. Џодобно тому как по крайней мере
одна  линиЯ  внутри  художественной  воли  направлена  в сторону конкретного
содержаниЯ  произведениЯ  искусства,  так  что  к чувству самонаслаждениЯ от
полноты выЯвлениЯ творческих сил примешиваетсЯ объективнаЯ оценка, такаЯ же,
подобным  образом  направленнаЯ  линиЯ  существует и внутри воспринимающего.
‘овершенно   иным   характером   обладают   ценности,  свЯзываемые  с  чисто
предметными данностЯми, с природно объективными объектами. €бо море и цветы,
Ђльпы  и  звездное  небо, если мы вообще в состоЯнии определить их ценность,
имеют  ее  лишь  в  качестве  отображений в субъективных душах. ‚едь если не
принимать   во   внимание  мистические  и  фантастические  антропоморфизации
природы,   она   ЯвлЯетсЯ   сплошь   взаимосвЯзанным  целым,  индифферентнаЯ
закономерность   которого   не  удостаивает  никакой  своей  части  особого,
основанного   на  ее  вещественном  содержании  акцента  и  даже  объективно
отграниченного   от   остальных  существованиЯ.  ’олько  наши,  человеческие
категории   вырезают  из  нее  отдельные  куски,  с  которыми  мы  свЯзываем
эстетические,  возвышенные, символически значимые реакции: что прекрасное от
природы  "испытывает  блаженство  само  от себЯ", правомерно лишь в качестве
поэтического  измышлениЯ, длЯ сознаниЯ же, нацеленного на объективное, с ним
не  свЯзываетсЯ  никакого  иного блаженства, нежели то, которое создаетсЯ им
внутри  нас. ’ак что в то времЯ как порождениЯ исключительно объективных сил
могут   иметь   ценность   исключительно  в  субъективном  смысле,  созданиЯ
субъективных сил, напротив, имеют длЯ нас объективную ценность. Њатериальные
и  нематериальные образованиЯ, в которые вложены человеческие волЯ и навыки,
знание  и  чувство,  ЯвлЯютсЯ тем объективно пребывающим, что воспринимаетсЯ
нами в качестве значимости и обогащениЯ бытиЯ также и в том случае, когда мы
совершенно  абстрагируемсЯ  от  возможности его созерцать, им пользоватьсЯ и
наслаждатьсЯ.  Џускай  ценность  и  значение,  смысл  и  важность  создаютсЯ
исключительно  в  человеческой  душе  -  истинность  всего  этого  постоЯнно
подтверждаетсЯ   в   отношении   данной   природы,   однако  это  не  мешает
объективной ценности тех образований, в которые уже вложены эти - творческие
и  формообразующие  -  душевные  силы  и ценности. ‚осход солнца, который не
видит  ни  один  человеческий  взор, не делает мир ни более ценным, ни более
возвышенным,  потому  что в его объективной фактичности вообще нет места длЯ
этих  категорий. Ћднако если только художник внесет в свое изображение этого
восхода   свое   настроение,  чувство  формы  и  цвета,  свои  выразительные
способности, то мы рассматриваем это произведение (вопрос о том, в отношении
каких метафизических категорий, остаетсЯ здесь незатронутым) как обогащение,
как  рост  ценности бытиЯ вообще. Њир представлЯетсЯ нам, так сказать, более
достойным  своего  бытиЯ,  приблизившимсЯ  к  своему  смыслу, когда источник
всЯкой   ценности,   человеческаЯ   душа   вылилась   в  таком,  теперь  уже
принадлежащем  объективному  миру  факте, наделенном своеобразным значением,
причем  независимо  от  того,  сможет ли чьЯ-то другаЯ душа снова освободить
околдованную  в  ней  ценность  и  дать  вылитьсЯ  в  поток ее субъективного
восприЯтиЯ. € природный восход солнца, и картина - оба существуют в качестве
действительных  фактов,  однако в то времЯ как первый обретает свою ценность
исключительно  в своей дальнейшей жизни в психических субъектах, в отношении
второй,  уже  впитавшей  в  себЯ такую жизнь и превратившейсЯ в объект, наше
восприЯтие  ценности  делает  остановку  как  на  чем-то  окончательном,  не
нуждающемсЯ в этой субъективации.
     …сли   заострить   эти   два   момента  и  довести  их  до  биполЯрного
противостоЯниЯ,  с  одной стороны окажетсЯ исключительнаЯ оценка субъективно
движущейсЯ  жизни, котораЯ не только порождает смысл, ценность, значение, но
и  ЯвлЯетсЯ  единственным  их  пристанищем.  ‘  другой  же стороны, не менее
понЯтно  радикальное выделение уже ставшей объективной ценности. ђазумеетсЯ,
последнюю  не  следует  свЯзывать  исключительно  с  созданием  оригинальных
произведений  искусства,  религий,  отдельных видов техники и знаний. Ћднако
чем  бы  ни  занималсЯ  человек,  длЯ  того, чтобы восприниматьсЯ в качестве
ценности,   все   это   должно   быть   вкладом  в  идеальный  исторический,
материализированный   космос   духа.   ќто   относитсЯ   не  к  субъективной
непосредственности  нашего  бытиЯ  и  нашей деЯтельности, но к их объективно
нормированному,  объективно  упорЯдоченному  содержанию,  так что в конечном
итоге лишь эти нормы и правила содержат саму субстанцию ценности, сообщаЯ ее
текучести  личностных  процессов. „аже понЯтие автономии нравственной воли у
Љанта   не   предполагало   какой-либо  ее  ценности  в  ее  психологической
фактичности,  но  ставило  эту  ценность  в  зависимость  от сохранЯющейсЯ в
объективной  идеальности  формы.  „аже  настроение  ума  и личность обретают
значение,  как  в отношении добра, так и зла, через свою принадлежность миру
сверхличностного.  Џоскольку  эти  оценки  субъективного и объективного духа
противостоЯт  друг  другу,  культура проводит их единство через то и другое,
постольку   она  означает  ту  разновидность  индивидуального  совершенства,
котораЯ   может   осуществитьсЯ  исключительно  посредством  восприЯтиЯ  или
использованиЯ  некоего  сверхличностного,  залегающего в каком-то смысле вне
субъекта   образованиЯ.   ‘пецифическаЯ  ценность  окультуренности  остаетсЯ
недоступной    длЯ   субъекта,   если   он   не   достигает   ее   на   пути
объективно-духовных  данностей,  а  эти  последние ЯвлЯютсЯ со своей стороны
культурными  ценностЯми  лишь постельку, поскольку через них лежит путь души
от  себЯ  к  себе  же  самой,  от  того, что может быть названо ее природным
состоЯнием - к ее культурному состоЯнию.
     €так, структуру понЯтиЯ культуры можно выразить еще и таким образом. Ќе
существует   такой   культурной  ценности,  котораЯ  была  бы  исключительно
культурной ценностью, но всЯкаЯ из них должна, чтобы заслужить это значение,
быть  также  ценностью  предметного  рЯда.  Ћднако  там,  где  эта последнЯЯ
присутствует, так что какой-либо наш интерес или способность нашего существа
получают  поддержку  с  ее стороны, культурной ценностью она становитсЯ лишь
тогда,  когда  это  частное  продвижение  вперед одновременно поднимает наше
общее  џ  на  одну ступень в направлении его целостного совершенства. ’олько
так  становЯтсЯ понЯтны два соответствующих отрица- тельных ЯвлениЯ духовной
культуры. Ћдно из них - то, что зачастую люди глубочайшей заинтересованности
в культуре проЯвлЯют примечательное безразличие и даже неприЯтие в отношении
отдельных  культурных  вещных содержаний - как раз потому, что им не удаетсЯ
обнаружить  их,  в  высшей  степени  специализированный,  вклад в содействие
развитию личностности как таковой. Ђ ведь не существует такого человеческого
произведениЯ,  которое  непременно  должно было бы обнаруживать такой вклад,
как нет, разумеетсЯ, и такого, которое не могло бы обнаружить такого вклада.
‘    другой   стороны,   однако,   встречаютсЯ   ЯвлениЯ,   представлЯющиесЯ
исключительно  культурными  ценностЯми,  на  деле же это - лишь определенные
формальные  моменты  и  утончениЯ  жизни,  как  это  имеет  место  в периоды
перезрелости  и  утомлениЯ.  €бо  там, где жизнь стала сама по себе пустой и
бессмысленной,  всЯкое  сопрЯженное  с  волевыми  усилиЯми  и  возможностЯми
развитие, достигающее новой высоты, оказываетсЯ исключительно схематическим,
неспособным   извлечь  из  материального  и  идейного  содержаниЯ  питание и
поддержку  длЯ  себЯ,  подобно  тому  как недужные тела более не в состоЯнии
ассимилировать  из питательных средств те вещества, из которых обретает рост
и  силы  здоровое  тело.  ‚ таком случае индивидуальное развитие в состоЯнии
извлечь  из  социальных  норм  лишь  общественно  приемлемое  поведение,  из
искусств - одно только непродуктивное наслаждение, из технического прогресса
-   лишь   отрицательный   момент   необременительной  гладкости  скольжениЯ
повседневной   жизни:   возникает   некоторого  рода  формально-субъективнаЯ
культура,  лишеннаЯ  внутреннего переплетениЯ с вещественным моментом, через
которое и становитсЯ наполненным понЯтие конкретной культуры. ’аким образом,
имеетсЯ,  с  одной  стороны,  столь  страстное  подчеркивание  культуры, длЯ
которого   конкретное   содержание   ее   объективных  факторов  оказываетсЯ
излишним  и  чересчур отклонЯющимсЯ, поскольку как таковое это содержание не
исчерпываетсЯ  своей  культурной функцией, да и не может ею исчерпыватьсЯ. ‘
другой  же  стороны, существует и такаЯ слабость и пустота культуры, что она
вообще  не  в  состоЯнии включить в себЯ объективные факторы с их конкретным
содержанием.  џвлениЯ того и другого рода, представлЯющиесЯ на первый взглЯд
примерами,   противоречащими  свЯзи  личностной  культуры  с  безличностными
данностЯми,   при  более  внимательном  рассмотрении  такую  свЯзь  как  раз
удостоверЯют.
     ’о,  что  в  культуре  таким  образом  воссоединЯютсЯ  самые последние,
определЯющие  все  прочее  жизненные факторы, становитсЯ Явным именно в том,
что  развитие  каждого  из  них  по  отдельности  возможно  в условиЯх такой
самостоЯтельности,  котораЯ  не только в состоЯнии обойтись без мотивации со
стороны  культурного  идеала,  но  и прЯмо от него отказываетсЯ. €бо взглЯд,
брошенный  в  том  или  другом  направлении, ощущает отход от единства своей
интенции,  в  то  времЯ  как  он должен быть определЯем синтезом между тем и
другим.  €  прежде  всего творцы, созидатели вечнопребывающих содержательных
элементов,  т.е.  объективного  момента  культуры,  конечно же, не склонны к
тому,  чтобы  заимствовать мотивы и ценность своего труда непосредственно из
идеи  культуры.  …сли посмотреть на дело изнутри, положение здесь следующее.
„войственны  процессы,  протекающие  в  основателЯх  религий и художниках, в
государственных деЯтелЯх и изобретателЯх: с одной стороны, это есть разрЯдка
их  сущностных сил, возвышение их природы до высот, на которых она извлекает
из  себЯ объекты, наполнЯющие культурную жизнь; с другой же, - это страсть к
собственному   делу:  в  определЯемом  одними  только  внутренними  законами
доведении его до совершенства субъект становитсЯ самому себе безразличен - и
растворЯетсЯ  без  остатка.  ‚ гении то и другое сливаетсЯ воедино: развитие
субъективного  духа  ради него самого, по воле настойчивости его собственных
сил,  ЯвлЯетсЯ  длЯ  гениЯ  нераздельным  целым с самозабвенной отдачей себЯ
объективной  задаче. Љак оказалось, культура ЯвлЯ- етсЯ постоЯнным синтезом.
Ћднако  синтез  не  ЯвлЯетсЯ единственной и наиболее непосредственной формой
единства,  поскольку  он постоЯнно предполагает разложимость своих элементов
в  качестве  себе  предшествующего или же с собой корреспондирующего. ’олько
склоннаЯ   к  анализу  современность  могла  усмотреть  в  синтезе  наиболее
глубокую  и  полную  форму отношениЯ духа с миром, в то времЯ как существует
еще  изначальное,  предшествующее  всЯкой дифференциации единство. € по мере
того как это единство отпускает из себЯ аналитические элементы, подобно тому
как органический зародыш разветвлЯетсЯ во множество обособленных членов, оно
оказываетсЯ  по  другую  сторону  от  анализа и синтеза, независимо от того,
развиваютсЯ  ли  оба они из него во взаимодействии друг с другом, так что на
всЯкой  ступени  каждый  предполагает  другого,  или  же синтез аналитически
разделенных  элементов  приходит  впоследствии  к единству, которое, однако,
оказываетсЯ  чем-то иным, нежели то, что существовало до всЯкого разделениЯ.
’ворческий   гений   обладает   тем  изначальным  единством  субъективного и
объективного,  которое  сначала должно распастьсЯ, чтобы в определенной мере
вновь  возникнуть в процессе окультуриваниЯ индивидуума - в совершенно иной,
синтетической  форме.  Џо  этой  причине интерес к культуре не лежит в одной
плоскости  ни  с  чистым  саморазвитием  субъективного  духа,  ни  с  чистым
растворением  в  произведении,  а  присоединЯетсЯ  к  ним в качестве чего-то
вторичного,  от  них  отраженного  и  абстрактно-обобщенного, лежащего по ту
сторону  ценностного  импульса  души. ’ак что даже там, где путь души к себе
самой  -  один  из  моментов  культуры  -  несет  на себе ее прочие моменты,
порождаЯ  их,  культура  оказываетсЯ  вне  игры  до  тех пор, пока этот путь
пролегает  длЯ души, так сказать, исключительно через ее собственную область
и  завершаетсЯ в чистом саморазвитии ее сущности - независимо от того, каким
предметным содержанием оно определено.
     …сли  же  мы  рассмотрим  другой  момент культуры в его самодостаточной
изолированности,   а   именно   порождениЯ  духа,  созревшие  до  идеального
обособленного существованиЯ, независимого от всЯкой психической подвижности,
то оказываетсЯ, что наиболее глубоко присущие ему смысл и ценность ни в коей
степени не совпадают с его же культурной ценностью, более того, вопрос о его
культурном  значении  остаетсЯ  полностью  открытым.  Џроизведение искусства
должно  быть  совершенным  согласно  нормам  искусства, которые интересуютсЯ
исключительно только сами собой и присвоили бы данному произведению ценность
или  же воздержались от этого даже и в том случае, если бы в мире только оно
одно  и  существовало.  ђезультат  исследованиЯ  как  такового  должен  быть
истинным  -  и  ничем  более; религиЯ замыкаетсЯ на исцелении, приносимом ею
душе,  а  произведение  экономической  деЯтельности  желает быть совершенным
именно  с экономической точки зрениЯ и не признает длЯ себЯ никакого другого
масштаба  помимо  экономического.  ‚се эти рЯды впадают в замкнутость своего
чисто внутреннего законодательства, а то, возможно ли им и если возможно, то
в  качестве  каких  именно  ценностей,  быть  использованными  длЯ  развитиЯ
субъективной  души, не имеет вовсе никакого значениЯ длЯ их чисто конкретных
и  применимых  исключительно  к  ним  одним  норм.  €з  такого положениЯ дел
становитсЯ  понЯтно,  как  это  так  происходит, что нам зачастую приходитсЯ
сталкиватьсЯ с весьма примечательным безразличием и даже неприЯтием культуры
как  у  тех  людей,  которые обращены исключительно на субъект, так и у тех,
которых  привлекает  исключительно  объект. Љто ищет одного только душевного
исцелениЯ, или же идеала своей личностной силы, или же чисто индивидуального
развитиЯ,  в  которые  недолжно  вмешиватьсЯ  ничего  длЯ  них внешнего, - в
оценках  того  будет отсутствовать один интеграционный момент культуры, в то
времЯ  как  другой  будет отсутствовать у того, кто обращен исключительно на
чисто  предметное  совершенство  наших произведений, чтобы в них исполнЯлась
только  их  собственнаЯ  идеЯ, и никакаЯ инаЯ с нею так или иначе свЯзаннаЯ.
Љрайностью   первого  типа  будет  свЯтой-столпник,  второго  -  замкнутый в
профессиональном фанатизме специалист. …сть что-то на первый взглЯд в высшей
степени  изумительное  в  том,  что  носители  таких несомненно "культурных"
ценностей,  как  религиозность,  личностное  развитие,  всЯкого рода техника
способны презирать или даже боротьсЯ с понЯтием культуры. Ћднако то, что это
на  деле  возможно,  проЯснЯетсЯ  благодарЯ  усмотрению  того,  что культура
означает   именно  синтез  субъективного  развитиЯ  и  объективных  духовных
ценностей,  следование  же  каждому  из  этих элементов по отдельности, в их
исключительности, чуждаетсЯ соединениЯ того и другого.
     ’акаЯ  зависимость  культурной  ценности  от  участиЯ  второго фактора,
стоЯщего  вне  вещественно  определенного  ценностного  рЯда объекта, делает
понЯтным,  что зачастую этот объект может получать совершенно иную оценку по
шкале  культурной  ценности, нежели то было бы на основании чисто предметной
его значимости. Њногочисленные произведениЯ, недотЯгивающие в качестве чисто
художественных,  технических и интеллектуальных до уже достигнутого уровнЯ в
своих  областЯх,  все  же  обладают  способностью внести значимейший вклад в
развитие  множества людей: как способствующие раскрытию дремлющих в них сил,
как  мостики  к  их  высшей ступени. ‚от и среди природных Явлений ни в коем
разе  не наиболее из них динамичные и стремительные, не наиболее эстетически
совершенные  ЯвлЯютсЯ теми, из которых на нас изливаютсЯ глубокое блаженство
и  чувство того, что неЯсные и невысвобожденные элементы внутри нас внезапно
просветлЯютсЯ  и  гармонизируютсЯ.  Људа  чаще  мы  обЯзаны  этим совершенно
заурЯдному  ландшафту  или  же  игре теней летним полднем. ’очно так же дело
обстоит  и  со  значением  произведениЯ  духа:  пусть  его место в рЯду себе
подобных  будет как угодно высоким или низким, на основании этого еще нельзЯ
определить,  что  следует  нам  от  него  ждать на путЯх культуры. €бо самое
важное  здесь то, что в этом специальном значении произведениЯ имеетсЯ еще и
побочный вклад: возможность служить стержневому или же специальному развитию
личности.   €  если  этот  вклад  произведениЯ  обратно  пропорционален  его
собственной   или  же  внутренней  ценности  -  тому  может  быть  множество
глубоких  причин.  ‘уществуют  человеческие творениЯ, длЯ которых характерна
высшаЯ  степень  совершенства,  но  к  которым  мы  как раз по причине их не
знающей  изъЯнов закругленности не имеем никакого доступа или которые по той
же  причине  не  могут  пробитьсЯ  к нам. ’акое произведение неким целостные
совершенством  пребывает,  так  сказать,  на своем месте, с которого нам нет
никакой  возможности  передвинуть  его  к  себе  поближе; к нему мы, правда,
отправлЯемсЯ  сами, однако мы не в состоЯнии его использовать таким образом,
чтобы  с  его  помощью  поднЯть  на  более  высокий уровень наше собственное
совершенствование.  „лЯ  современного  ощущениЯ  жизни такой самодостаточной
замкнутостью  обладает  античность, отказывающаЯсЯ от участиЯ в пульсациЯх и
беспрестанных  сдвигах  нашей стремительно развивающейсЯ эпохи. € многих это
заставлЯет  теперь  отыскивать  другой  основополагающий  фактор  длЯ  нашей
культуры.  ’ак  же  точно  обстоит  дело и с некоторыми этическими идеалами.
Ћбозначаемые  этим  словом  образованиЯ объективного духа, быть может, более
чем  что-либо  другое предопределены длЯ того, чтобы перевести наше развитие
от  чистой  возможности к высшей действительности нашей тотальности и задать
этому  развитию  направление. Ћднако многие этические императивы заключают в
себе   идеал   настолько   неподвижного   совершенства,   что   из  него  не
высвобождаютсЯ, так сказать, никакие энергии, которые мы могли бы воспринЯть
в  нашем  развитии.  Џри всей своей возвышенности в рЯду этических идей он в
качестве  момента  культуры  легко отодвигаетсЯ в сторону другим, который со
своего  более  приземленного в том же рЯду места скорее уподоблЯетсЯ ритмике
нашего  развитиЯ и оказывает на нас укреплЯющее действие. €наЯ причина такой
диспропорции   между  конкретной  и  культурной  ценностью  того  или  иного
образованиЯ   заложена   в  односторонности  той  помощи,  которую  оно  нам
оказывает. Њногие образованиЯ, наполнЯющие объективный дух, делают нас умнее
или  лучше,  счастливее  или умелее, однако при этом они не развивают именно
нас, но, так сказать, исключительно ту или иную объективную нашу сторону или
качества,  которые с нами свЯзаны. ђазумеетсЯ, речь здесь идет о подвижных и
бесконечно   тонких,   снаружи   вовсе   неуловимых  различиЯх,  свЯзанных с
таинственным  отношением  между  нашей единовидной целостностью и отдельными
нашими  энергиЯми  и  совершенствами.  Љонечно,  мы можем обозначить полную,
замкнутую  действительность,  к