неслыханном, устремлЯет искусство со стапелей импрессионизма к эксцессам XX столетиЯ. ‚ отношении пагубных факторов современного производственного процесса искусство оказалось уЯзвимее, чем наука. ЊеханизациЯ, реклама, погонЯ за внешним эффектом влиЯют на него больше, потому что оно более ориентировано на рынок и работает с привлечением технических средств.

‚о всем этом не так просто найти игровой элемент. ‘ XVIII в., когда искусство стали осознавать как фактор культуры, оно, по всей вероЯтности, больше потерЯло, чем приобрело в своем игровом качестве. Ћзначало ли это подъем? Ќе трудно было бы показать, что длЯ искусства было некогда благом в значительной мере не осознавать ни того смысла, который оно несет, ни той красоты, которую оно творит. ‚месте с уверенностью сознаниЯ своего высокого назначениЯ оно что-то утратило от своего вечно детского бытиЯ.

…сли же взглЯнуть на все это с другой стороны, определенное усиление игрового элемента в художественной жизни можно было бы увидеть, например, в следующем. •удожник рассматриваетсЯ как исключительное существо, возвышающеесЯ над толпой своих соплеменников, и известное почитание должен поэтому принимать как нечто вполне заслуженное. —тобы иметь возможность переживать это сознание своей исключительности, он нуждаетсЯ в почитающей его публике или в группе собратьев по духу, ибо массы одаривают его почестЯми, которые, самое большее, сводЯтсЯ всего-навсего к фразам. Љак и поэтическому искусству древности, современному искусству необходима определеннаЯ степень эзотеричности. ‚ основе всЯкой эзотеричности лежит некий уговор: мы, посвЯщенные, будем считать это тем-то, понимать так-то, восхищатьсЯ таким-то. ‚се это требует наличиЯ игрового сооб-

192

ѓлава XII

щества, которое окапываетсЯ, прЯчетсЯ в своей тайне. ‚сюду, где пароль на -изм скреплЯет воедино некое художественное направление, Явно вырисовываетсЯ картина игрового сообщества. ‘овременный аппарат организации общественной жизни, с литературно изощренной художественной критикой, с выставками и лекциЯми, призван к тому, чтобы повышать игровой характер художественных манифестаций.

‘овершенно по-другому, чем в отношении искусства, обстоит дело с попыткой определить игровое содержание современной науки. Џричина здесь в том, что последнее почти неизбежно возвращает нас к основному вопросу: "что такое игра?" -- тогда как мы до сих пор неизменно пытались исходить из категории игры как данности и величины общепринЯтой. ‚ качестве одного из существенных условий и признаков игры мы с самого начала установили пределы игрового пространства, некий намеренно ограниченный круг, внутри которого и происходит действие в соответствии с провозглашенными правилами. ‚озникает склонность поэтому чуть ли не внутри каждой выгороженной территории уже заранее видеть игровое пространство. Ќет ничего легче, как за каждой наукой, на основании ее изолированности в границах данного метода и определенных понЯтий, признать игровой характер. …сли же мы постараемсЯ придерживатьсЯ очевидного и приемлемого длЯ непредвзЯтого мышлениЯ понЯтиЯ игры, то чтобы квалифицировать то или иное Явление как игру, понадобитсЯ нечто большее, чем всего лишь игровое пространство. €гра фиксируетсЯ во времени, она сама по себе исчерпываетсЯ и вне себЯ самой не имеет никакой собственной цели. …е поддерживает сознание радостного отдохновениЯ, вне требований обыденной жизни. ‚се это не подходит науке. €бо она ищет прочного контакта с всеобщей реальностью, значимости длЯ этой реальности. …е правила -- в отличие от правил игры -- не ЯвлЯютсЯ незыблемыми раз и навсегда. Ћпыт постоЯнно изобличает ее во лжи, после чего она сама себе изменЯет. Џравила игры нельзЯ уличить во лжи. €гру можно варьировать, но в нее нельзЯ вносить изменениЯ.

’аким образом, существуют все основаниЯ, чтобы заключение о том, что всЯкаЯ наука есть лишь игра, пока что отложить в сторону как весьма дешевую истину. „ругое дело вопрос, не может ли наука заниматьсЯ "игрою" внутри области, ограниченной ее же собственным методом. ’ак, например, со всЯкой склонностью к систематизации почти нерушимо свЯзано влечение к игровому. ЏрежнЯЯ наука, недостаточно опиравшаЯсЯ на опыт, имела обыкновение пускатьсЯ в безбрежное систематизирование всех мыслимых свойств и понЯтий. ЌаблюдениЯ и расчеты, бесспорно, здесь ЯвлЯютсЯ тормозом, но отнюдь не абсолютной гарантией. ‘ терминами однажды разработанного специального метода все еще можно легко обращатьсЯ как с игровыми фигурами. ‚ этом с „авних пор упрекали законоведов. џзыкознание также заслуживало подобный упрек, поскольку оно безрассудно принимало участие в старинной игре толкованиЯ слов, бывшей в ходу со времен ‚етхого ‡авета и

193

Homo ludens

Ѓед и до сих пор привлекающей каждого, кто не имеет и понЯтиЯ о Языкознании. …сть ли уверенность в том, что новейшие строго научные синтаксические школы не находЯтсЯ на пути к новой игрофикации? Ќе вводитсЯ ли то одна, то другаЯ наука в сферу игры слишком усердным применением фрейдистской терминологии сведущими и несведущими в ней людьми?

Ќе говорЯ о возможности длЯ научного специалиста или дилетанта "играть" терминами своего предмета, сами научные занЯтиЯ втЯгиваютсЯ в орбиту игры из-за жажды к соревнованию. •отЯ конкуренциЯ в науке не имеет столь непосредственно экономических оснований, как в искусстве, логическому развертыванию культуры, с другой стороны, противоречивый характер более свойствен по самой ее природе. ‚ыше были приведены рассуждениЯ по поводу истоков знаниЯ и науки в архаические периоды: они всегда лежали в области агонального. Ќе без оснований говорилось о полемичности науки. Ќо весьма неблагоприЯтный признак, когда в науке желание опередить в своем открытии другого или опровергнуть его доказательства решительно выдвигаетсЯ на первый план. Џодлинное стремление к познанию истины путем исследований невысоко ценит торжество над противником.

ЏодводЯ итог, можно, пожалуй, склонитьсЯ к суждению, что современнаЯ наука -- коль скоро она придерживаетсЯ строгих требований точности и любви к истине и поскольку, с другой стороны, нашим критерием остаетсЯ понЯтие игры во всей его очевидности -- относительно малодоступна длЯ игрового подхода и обнаруживает Явно меньше игровых черт, чем в ранние годы ее возникновениЯ или в период ее оживлениЯ со времен ђенессанса вплоть до XVIII столетиЯ.

…сли же мы, наконец, обратимсЯ к определению игрового содержаниЯ нынешней общественной жизни вообще, в том числе и политической жизни, то здесь нужно будет с самого начала различать две возможности. ‚о-первых, есть основаниЯ полагать, что игровые формы более или менее сознательно используютсЯ длЯ сокрытиЯ намерений общественного или политического характера. ‚ этом случае речь идет не о вечном игровом элементе культуры, который мы пытались выЯвить на этих страницах, а о притворной игре. ‚о-вторых, сталкиваЯсь с ЯвлениЯми, на поверхности демонстрирующими видимость свойств игры, можно пойти по ложному следу. ЏовседневнаЯ жизнь современного общества во все возрастающей степени определЯетсЯ свойством, которое имеет некоторые общие черты с чувством игры и в котором, как может показатьсЯ, скрыт необычайно богатый игровой элемент современной культуры. ќто свойство можно лучше всего обозначить как пу-эрилизм, понЯтие, передающее наивность и ребЯчество одновременно. Ќо ребЯческаЯ наивность и игра -- это не одно и то же.

Љогда Я несколько лет тому назад пыталсЯ охватить рЯд внушающих опасение Явлений современной общественной жизни термином пуэри-лизм^{1 5*}, Я имел в виду сферы деЯтельности, в которых человек нашего

194

ѓлава XII

времени, прежде всего как член того или иного организованного коллектива, ведет себЯ словно бы по мерке отроческого или юношеского возраста. ќто касаетсЯ большей частью навыков, вызванных или поддерживаемых техникой современного духовного общениЯ. ‘юда попадает, например, легко удовлетворЯемаЯ, но никогда не насыщаемаЯ потребность в банальных развлечениЯх, жажда грубых сенсаций, тЯга к массовым зрелищам. Ќа несколько более глубоком уровне к ним примыкают: бодрый дух клубов и разного рода объединений с их обширным арсеналом броских знаков отличиЯ, церемониальных жестов, лозунгов и паролей (кличей, возгласов, приветствий), маршированием, ходьбой строем и т.п. ‘войства, психологически укорененные еще глубже, чем вышеназванные, и также лучше всего подпадающие под понЯтие пуэрилизма, это недостаток чувства юмора, вспыльчиваЯ реакциЯ на то или иное слово, далеко заходЯщаЯ подозрительность и нетерпимость к тем, кто не входит в данную группу, резкие крайности в хвале и хуле, подверженность любой иллюзии, если она льстит себЯлюбию или групповому сознанию. Њногие из этих пуэрильных черт более чем достаточно представлены в ранних культурных эпохах², но никогда с такой массовостью и жестокостью, с какими они распространЯютсЯ в общественной жизни нашего времени. ‡десь не место длЯ обстоЯтельного исследованиЯ исходных причин и дальнейшего роста данного ЯвлениЯ культуры. Љ числу факторов, которые в нем участвуют, относЯтсЯ, во всЯком случае, такие, как приобщение к духовным контактам широких полуграмотных масс, ослабление моральных стандартов и чрезмерно завышеннаЯ роль провожатого, которую техника и организациЯ предоставили обществу. ‘остоЯние духа, свойственное подростку, не обузданное воспитанием, привычными формами и традицией, пытаетсЯ получить перевес в каждой области и весьма в этом преуспевает. –елые области формированиЯ общественного мнениЯ пребывают в подчинении темпераменту подрастающих юнцов и мудрости, не выходЯщей за рамки молодежного клуба. Џриведем один из многих примеров официального пуэрилизма. ѓазета Џравда от 9 ЯнварЯ 1935 г. сообщала, что в Љурской области местнаЯ советскаЯ власть за недостачу в поставках зерна переименовала три колхоза -- €мени Ѓуденного, €мени Љрупской и ЉраснаЯ Ќива -- в ‹одырь, ‘аботажник и Ѓездельник. •отЯ это свидетельство trop de zele [усердиЯ не по разуму] вызвало порицание по адресу соответствующего органа власти со стороны центрального комитета партии и названнаЯ мера была отменена, сама духовнаЯ атмосфера выглЯдит от этого не менее красноречиво. ЊанипулЯции с именами типичны длЯ периодов политической экзальтации -- как в дни Љонвента³, так и в сегоднЯшней ђоссии, котораЯ решила заново окрестить большие старинные города именами свЯтых своего нынешнего календарЯ. ‹орд Ѓей-ден-Џоуэлл, которому принадлежит честь первооткрывателЯ в осознании социальной силы духовной организации подростков, преобразил ее в удивительное творение -- движение бойскаутов. ‡десь уже речь идет не о пуэрилизме, ибо мы имеем дело с воспитательной игрой длЯ подро-

195

Homo ludens

стков, котораЯ с замечательным талантом была рассчитана на склонности и привычки этого возраста и котораЯ продемонстрировала умение использовать их с полезным эффектом. “став движениЯ именует его игрой. ‚се, однако, выглЯдит по-другому, когда те же обычаи проникают в занЯтиЯ, претендующие на то, чтобы считатьсЯ строго серьезными, и вбирают в себЯ зарЯд злобных страстей социальной и политической борьбы. ’огда-то и встает вопрос, от которого все здесь зависит: нужно ли рассматривать пышно разрастающийсЯ в современном обществе пу-эрилизм как игровую функцию или нет?

Ќа первый взглЯд кажетсЯ, что ответ будет: да, -- и в этом смысле Я интерпретировал это Явление в моих прежних рассуждениЯх о свЯзи между игрой и культурой⁴. Ќо теперь Я считаю, что должен более резко очертить понЯтие игры и на этом основании отказать пуэрилизму в подобной квалификации. €грающее дитЯ ведет себЯ не по-детски. ђебЯчливость проЯвлЯетсЯ лишь тогда, когда игра ему надоедает или когда ребенок не знает, во что играть. …сли бы всеобщий пуэрилизм нашего времени действительно был игрою, тогда мы видели бы перед собою общество, устремленное вспЯть, к архаическим формам культуры, где игра была живым творческим фактором. ‚ероЯтно, многие склонны приветствовать в этой продолжающейсЯ "рекрутизации" общества первый этап такого пути назад. € как нам кажетсЯ, совершенно ошибочно. ‚о всех этих ЯвлениЯх духа, добровольно жертвующего своей зрелостью, мы в состоЯнии видеть лишь знаки грозЯщего разложениЯ. ‚ этих ЯвлениЯх отсутствуют существенные признаки настоЯщей игры, пусть даже пуэрильные манеры и соответствующее поведение большей частью внешне выступают в игровой форме. —тобы вернуть себе вновь ос-вЯщенность, достоинство, стиль, культура должна идти другими путЯми.

‚се больше и больше напрашиваетсЯ вывод, что игровой элемент культуры с XVIII в., где мы еще могли наблюдать его в полном расцвете, утратил свое значение почти во всех областЯх, где он раньше чувствовал себЯ "как дома". ‘овременную культуру едва ли уже играют, а там, где кажетсЯ, что ее все же играют, игра эта притворна. Њежду тем различать между игрой и не-игрой в ЯвлениЯх цивилизации становитсЯ все труднее, по мере того как мы приближаемсЯ к нашему времени. …ще совсем недавно организованнаЯ политическаЯ жизнь в ее парламентар-но-демократическом виде была полна несомненных игровых элементов. ‚ дополнение к отдельным разрозненным замечаниЯм из моей речи 1933 г.⁵ недавно одна из моих учениц в своей работе о парламентском красноречии во ”ранции и Ђнглии⁶ убедительно показала, что дебаты в Ќижней палате с конца XVIII в. весьма существенно отвечали нормам игры. Ќа них постоЯнно оказывают воздействие моменты личного состЯзаниЯ. ќто нескончаемый матч, в ходе которого те или иные мастера своего дела времЯ от времени пытаютсЯ объЯвить друг другу шах и мат -- не затрагиваЯ при этом интересов страны, службу которой несут они с полной серьезностью. Ђтмосфера и нравы парламентской жизни в

196

ѓлава XII

Ђнглии всегда были вполне спортивными. ђавным образом все это еще действует в странах, которые до некоторой степени сохранЯют верность английскому образцу. „ух товарищества еще и сегоднЯ позволЯет даже самым ожесточенным противникам обмениватьсЯ дружескими шутками сразу же после дебатов. ‹орд •ью ‘есил, с юмором заЯвив о нежелательности епископов в ‚ерхней палате⁶', как ни в чем ни бывало продолжал приЯтную беседу с архиепископом Љентерберийским. ‚ игровой сфере парламентаризма пребывает и фигура gentlemen's agreement [джентльменского соглашеЯиЯ], иной раз понимаемаЯ превратно одним из джентльменов. Ќе кажетсЯ диким видеть в этом элементе игры одну из самых сильных сторон ныне столь поносимого парламентаризма, по крайней мере длЯ Ђнглии. ќто обеспечивает гибкость отношений, допускающую напрЯжениЯ, которые иначе были бы невыносимы; отмирание юмора -- именно оно-то и убивает. ‚рЯд ли нужно доказывать, что наличие игрового фактора в английской парламентской жизни не только Явствует из дискуссий и из традиционных форм организации собраний, но свЯзано и со всей системою выборов.

…ще более Ярко, чем в британском парламентаризме, игровой элемент проЯвлЯетсЯ в американских политических нравах. ‡адолго до того, как двухпартийнаЯ система в ‘оединенных татах принЯла характер почти что двух противостоЯщих спортивных команд, чье политическое различие едва ли уловимо длЯ постороннего, предвыборнаЯ кампаниЯ здесь уже напоминала по своему облику большие национальные игры. Џрезидентские выборы 1840 г. задали тон всем последующим. Љандидатом тогда был популЯрный генерал •аррисон. Џрограммы у его сторонников не было, но случай снабдил их символом -- log-cabin, грубой бревенчатой хижиной пионеров, и с этим знаком они победили. ‚ыдвижение кандидата силою большинства голосов, то есть всей мощью крика, завершилось инаугурацией на выборах 1860 г., когда ‹инкольн получил пост президента. ќмоциональный характер американской политики заложен уже в самых истоках национального темперамента; да никогда и не скрывалось, что своим происхождением он обЯзан примитивным отношениЯм среди пионеров. ‘лепаЯ верность партии, тайные организации, массовый энтузиазм в сочетании с ребЯческой жаждой внешних символов придают игровому элементу американской политики нечто наивное и непосредственное, чего лишены более молодые массовые движениЯ ‘тарого ‘вета.

Њенее простой, чем в обеих названных странах, выглЯдит игра в политике ”ранции. Ќесомненно, есть повод рассматривать под знаком игры практику многочисленных политических партий, которые большей частью представлЯют интересы отдельных личностей или групп и, вопреки всЯким государственным интересам, своей тактикой свержениЯ кабинетов то и дело подвергают страну опасностЯм политических кризисов. Ћднако слишком очевидные корыстные цели коллективной или индивидуальной выгоды в деЯтельности партий, видимо, плохо согласуютсЯ с сущностью настоЯщей игры.

197

Homo ludens

…сли следы игрового фактора достаточно заметны во внутренней политике нынешних государств, то их внешнЯЯ политика на первый взглЯд дает мало поводов думать о сфере игры. € все же сам по себе факт, что политические отношениЯ между нациЯми пали до неслыханных крайностей насилиЯ и самого опасного риска, еще не ЯвлЯетсЯ основанием заранее исключать здесь фактор игры. Њы уже видели, что игра может быть жестокой и кровавой, а также что она нередко бывает притворной. ‚сЯкое правовое или политическое сообщество по своей природе обладает рЯдом признаков, которые свЯзывают его с сообществом игровым. ‘истема международного права поддерживаетсЯ взаимным признанием принципов и правил, которые, сколь бы ни были основаниЯ их укоренены в метафизике, на практике действуют как правила игры. ‚ыразительное утверждение pacta sunt servanda [договоры должны выполнЯтьсЯ]^7* фактически содержит в себе признание, что целостность системы покоитсЯ лишь на воле к совместному участию в общей игре. Љак только одна из причастных сторон перестает соблюдать правила этой системы, тогда или рушитсЯ всЯ система международного права (пусть даже временно), или нарушитель должен быть как шпильбрехер изгнан за пределы сообщества. ‘облюдение норм международного права всегда в высокой степени зависело от следованиЯ понЯтиЯм чести, приличиЯ и хорошего тона. Ќе зрЯ в развитии европейского военного права значительнаЯ долЯ принадлежала кодексу рыцарских понЯтий о чести. ‚ международном праве действовало молчаливое допущение, что побежденное государство должно вести себЯ как good loser -- джентльмен, умеющий "красиво проигрывать", -- хотЯ делало оно это достаточно редко. ЋбЯзанность официального объЯвлениЯ войны, хотЯ она нередко и нарушалась, входила в нормы поведениЯ воюющих государств. Ћдним словом, старые игровые элементы войны, которые нам повсюду встречались в архаические эпохи и на которые в значительной части опиралась безусловнаЯ обЯзательность правил ведениЯ войн, в какой-то степени существовали вплоть до недавнего прошлого и в европейских войнах Ќового времени.

Ћбиходное немецкое словоупотребление наступление состоЯниЯ войны именует Ernstfall [серьезным случаем]. ‚ чисто военном понимании это можно считать совершенно правильным. Њнимым сражениЯм на маневрах и военной муштре настоЯщаЯ война действительно противостоит так, как игре противостоит серьезность. €ное дело, если термин Ernstfall понимать политически. €бо тогда он должен означать, что, собственно, вплоть до начала войны деЯтельность в сфере внешней политики не достигает полной серьезности, целесообразности в собственном смысле слова. € действительно, некоторые придерживаютсЯ именно такой точки зрениЯ⁷. „лЯ них все дипломатические сношениЯ между государствами, пока они протекают в русле переговоров и соглашений, расцениваютсЯ лишь как введение к состоЯнию войны или как переходный период меж двумЯ войнами. ‹огично, что приверженцам теории, считающим серьезной политикой только войну, включаЯ, разумеетсЯ, и ее

198

ѓлава XII

подготовку, приходитсЯ тем самым отказывать ей в каком бы то ни было характере состЯзаниЯ, то есть игры. ‚ прежние эпохи, говорЯт они, агональный фактор мог быть в войне мощным и действенным, -- современнаЯ же война носит такой характер, который возвышает ее над поединками древности. Ћна держитсЯ на принципе "друг - или враг". ‘огласно этому взглЯду, все реальные политические отношениЯ между государствами подчинЯютсЯ этому принципу⁸. „ругие -- всегда или ваши друзьЯ, или ваши враги. ‚раг -- это не inimicus, эхтрос: (эхтрос), то есть лично ненавидимый, тем более злой, но лишь hostis, полемиос (полемиос), то есть чужой, тот, кто стоит у вас на пути или хочет вам помешать. митт^8* не хочет рассматривать врага даже как партнера или соперника. Џо его мнению, это противник, противостоЯщий в самом буквальном смысле слова, то есть тот, кого нужно убрать с дороги. …сли этому принудительному сведению понЯтиЯ вражда к почти механическим взаимоотношениЯм сторон и в самом деле что-либо как-то соответствовало в истории, то это именно архаическое противостоЯние фратрий, кланов или племен, в котором игровой элемент имел столь преобладающее значение и над которым постепенно мы сумели поднЯтьсЯ с ростом культуры. …сли в этой бесчеловечной бредовой идее митта и есть проблеск истины, то вывод должен быть следующий: не война -- Ernstfall, а мир. €бо лишь преодолеваЯ это горестное отношение "друг -- или враг", человечество оказываетсЯ вправе претендовать на полное признание своего достоинства. ‚ойна, со всем тем, что ее вызывает и ей сопутствует, неизменно оказываетсЯ опутанной демоническими сетЯми игры.

‡десь еще раз обнажаетсЯ ошеломлЯющаЯ неразрешимость проблемы: "игра -- или серьезность". Њы шли исподволь к убеждению, что культура укоренена в благородной игре и что она не должна утрачивать свое игровое содержание, если желает развивать свои лучшие качества в рамках стилЯ и достоинства. ‚едь нигде не ЯвлЯетсЯ столь необходимым придерживатьсЯ установленных правил, как в общении между народами и государствами. Ќарушение их ввергает общество в варварство и хаос. ‘ другой стороны, именно в войне должны мы, казалось бы, видеть возврат к тому агональному поведению, которое наделЯло формой и содержанием первобытную игру во имЯ престижа.

Ћднако именно современнаЯ война, кажетсЯ, утратила всЯкое сопри-косновенье с игрою. ‚ысокоцивилизованные государства полностью покинули сообщество тех, кто уважает международное право, и бесстыдно исповедуют принцип pacta поп sunt servanda [договоры не должны выполнЯтьсЯ]. Њир, собственное устройство которого все более вынуждает страны искать политические пути длЯ того, чтобы договоритьсЯ друг с „ругом, не прибегаЯ к высшим мерам разрушительных средств насилиЯ, не может существовать без спасительных ограничительных условий, которые в случае конфликта отвращают опасность и поддерживают возможность сотрудничества. ЃлагодарЯ совершенству применЯемых средств война из ultima ratio [крайнего довода] превратилась в ultima rabies [крайнюю дикость]. ‚ политике наших дней, котораЯ основывает-

199

Homo ludens

сЯ на крайней степени подготовленности и -- если придетсЯ -- крайней степени готовности к войне, едва ли можно узнать даже намек на игровое поведение в древности. ‚се, что свЯзывало войну с культом и празднеством, исчезло из войн нашего времени, и с этим отчуждением от игры война также утратила и свое место в качестве элемента культуры. € все-таки она остаетсЯ тем, чем назвал ее —емберлен^9* в своем выступлении по радио в первые дни сентЯбрЯ 1939 г., -- азартной игрой, а gamble.

Њысль об игре не может прийти в голову, если стать на позицию подвергшихсЯ нападению, тех, кто боретсЯ за свои права и свободу. Ќо почему нет? Џочему в этом случае невозможна ассоциациЯ между борьбой и игрою? -- Џотому что здесь борьба обладает нравственной ценностью и потому, что именно нравственное содержание ЯвлЯетсЯ тем пунктом, где квалификациЯ игры терЯет свое значение. ђазрешить извечное сомнение "игра -- или серьезность" можно в каждом отдельном случае лишь с помощью критериЯ этической ценности. ’ому, кто отрицает объективную ценность права и нравственных норм, никогда не удастсЯ разрешить это сомнение. Џолитика всеми своими корнЯми глубоко уходит в первобытную почву состЯзательно-игровой культуры. ЋсвободитьсЯ от нее и поднЯтьсЯ над нею политика может лишь через этос, который отвергает правомочность подхода "друг -- или враг" и не принимает притЯзаний собственного народа за наивысшую норму.

аг за шагом мы приблизились к заключению: подлиннаЯ культура не может существовать без некоего игрового содержаниЯ, ибо культура предполагает определенное самоограничение и самообуздание, определенную способность не воспринимать свои собственные устремлениЯ как нечто предельное и наивысшее, но видеть себЯ отгороженной некоторыми добровольно принЯтыми границами. Љультура все еще хочет, чтобы ее в некотором смысле играли -- по взаимному соглашению относительно определенных правил. ЏодлиннаЯ культура требует всегда и в любом отношении fair play [честной игры], a fair play есть не что иное, как выраженный в терминах игры эквивалент добропорЯдочности. пильбрехер разрушает самое культуру. —тобы это игровое содержание культуры было культуросозидающим или -способствующим, оно должно оставатьсЯ чистым. Ћно не должно состоЯть в оболванивании или в отступничестве от норм, предписываемых разумом, человечностью или верой. Ћно не должно быть ложным фантомом, маскирующим замысел осуществлениЯ определенных целей с помощью намеренно культивируемых игровых форм. ЏодлиннаЯ игра исключает всЯкую пропаганду. …е цель -- в ней самой. …е дух и ее настроение -- атмосфера радостного воодушевлениЯ, а не истерической взвинченности. ‚ наши дни пропаганда, котораЯ хочет проникнуть в каждый участок жизни, действует средствами, рассчитанными на истерические реакции масс, и поэтому -- даже там, где она принимает игровые формы -- не в состоЯнии выступать как современное выражение духа игры, но всего лишь -- как его фальсификациЯ.

200

ѓлава XII

‚ обсуждении нашей темы мы старались так долго, как только возможно, придерживатьсЯ понЯтиЯ игры, которое исходит прежде всего из позитивных и вполне очевидных ее признаков. „ругими словами, мы брали игру в ее наглЯдном повседневном значении и хотели удержатьсЯ от короткого замыканиЯ ума, все объЯснЯющего с позиций игры. ’ем не менее к концу нашего изложениЯ именно это подстерегает нас и понуждает к отчету.

"€грою детей называл он людские мнениЯ", -- гласЯт в позднейшем изложении слова ѓераклита⁹. ‚ начале нашего рассмотрениЯ¹⁰ мы приводили слова Џлатона, достаточно важные, чтобы прозвучать еще раз. "•отЯ дела человеческие не стоЯт большой серьезности, но приходитсЯ быть серьезным, пусть и нет в этом счастьЯ". Ќайдем же наиболее подходЯщее применение этой серьезности. "‘ерьезным следует быть в том, что серьезно, а не наоборот. Џо самой природе вещей Ѓожество достойно всЯческой благословенной серьезности. —еловек же сотворен, дабы служить игрушкою Ѓога, и это, по существу, самое лучшее длЯ него. Џосему должен он проводить свою жизнь, следуЯ своей природе и играЯ в самые прекрасные игры, хотЯ полагать это и противоречит тому, что ныне принЯто". Џоскольку игра есть наисерьезнейшее, "следует проводить жизнь, играЯ в определенные игры, с жертвоприношениЯми, пением и танцами, дабы снискать милость богов и победить в битвах". Џоэтому "люди должны жить согласно свойствам своей природы, ибо во многих отношениЯх они куклы и лишь в малой степени причастны истине"¹¹.

"’ы полностью принижаешь род человеческий, чужеземец", -- возражает другой. Ќа что тот отвечает: "Џрости менЯ. ‚зираЯ на Ѓога и взволнованный этим, сказал Я эти слова. …сли тебе угодно, не будем считать наш род ничтожным, но достойным некоторой серьезности"

€з заколдованного крута игры человеческий дух может вырватьсЯ, устремлЯЯ взглЯд в наивысшее. ЏродумываЯ вещи чисто логически, слишком далеко он не уйдет. Љогда человеческаЯ мысль проникает во все сокровища духа и испытывает все великолепие его могущества, на дне всЯкого серьезного суждениЯ она всЯкий раз обнаруживает некий остаток проблематичного. ‹юбое высказывание решающего суждениЯ признаетсЯ собственным сознанием как не вполне окончательное. ‚ том пункте, где суждение колеблетсЯ, исчезает сознание полной серьезности. € старинное "все -- суета" вытеснЯетсЯ, пожалуй, более позитивно звучащим "все есть игра". ќто кажетсЯ дешевой метафорой и каким-то бессилием духа. Ќо это -- мудрость, к которой пришел Џлатон, называЯ человека игрушкой богов. ‚ чудесном образе мысль эта возвращаетсЯ в Љниге притчей ‘оломоновы¹². ’ам Џремудрость, источник справедливости и владычества, говорит, что прежде начала творениЯ, играЯ пред Ѓогом, была она …го радостью и, играЯ в земном кругу …го, разделЯла радость с сынами человеческими.

201

Homo ludens

’от, у кого голова пойдет кругом от вечного обращениЯ понЯтиЯ игра -- серьезное, найдет точку опоры, взамен ускользнувшей в логическом, если вернетсЯ к этическому. €гра сама по себе, говорили мы в самом начале, лежит вне сферы нравственных норм. ‘ама по себе она не может быть ни дурной, ни хорошей. …сли, однако, человеку предстоит решить, предписано ли ему действие, к которому влечет его волЯ, как нечто серьезное -- или же разрешено как игра, тогда его нравственное чувство, его совесть незамедлительно предоставит ему должный критерий. Љак только в решении действовать заговорЯт чувства истины и справедливости, жалости и прощениЯ, вопрос лишаетсЯ смысла. Љапли состраданиЯ довольно, чтобы возвысить наши поступки над различе-ниЯми мыслЯщего ума. ‚о всЯком нравственном сознании, основывающемсЯ на признании справедливости и милосердиЯ, вопрос "игра - или серьезное", так и оставшийсЯ нерешенным, окончательно умолкает.

Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

Џђ…„€‘‹Ћ‚€…--‚‚…„…Ќ€…

1 Haarlem, Tjeenk Willink, 1933 [Verzamelde Werken, V, p. 3 vg.].

I
^{1 Ћбзор этих теорий см.: Zondervan H. Het Spel bij Dieren, Kinderen en Volwassen Menschen, Amsterdam, 1928; Buytendijk P. J. J. Het Spel van Mensch en Dier als openbaring van levensdriften. Amsterdam, 1932.

^{2 Cranet M. Fetes et chansons anciennes de la Chine. Paris, 1914. P. 150, 292; Idem. Danses et legendes de la Chine ancienne. Paris, 1926. P. 351 sq.; Idem. La civilisation Chinoise. Paris, 1929. P. 231.

^{3 "As the Greeks would say, rather methectic than mimetic" ["Љак сказали бы греки, скорее метектическаЯ, нежели миметическаЯ"]^1*. - Hamson J. E. Themis, A study of the social origins of Greek religion. Cambridge, 1912. P. 125.

^{4 Marett R. R. The Threshold of Religion. London, 1912. P. 48.

⁵ Buytendijk. Loc. cit. P. 70-71.

⁶ Cambridge, 1912.

⁷ Frobenius L. Kulturgeschichte Afrikas, Prolegomena zu einer historischen Gestalt-lehre. Phaidon Verlag, 1933; Idem. Schiksalskunde im Sinne des Kulturwerdens. Leipzig, 1932.

⁸ Loc. cit. S. 23, 122.

⁹ Kulturgeschichte... S. 21.

¹⁰ Ibid., S. 122. "Ergriffenheit" как момент детской игры, S. 147; ср. заимствованный Ѓейтендейком у ќрвина трауса термин "анормальнаЯ (pathisch) установка", "захваченность" как основа детской игры. Loc. cit. S. 20.

¹¹ Schicksalskunde... S. 142.

¹² Leges [‡аконы], VII, 803с.

¹³ ут ун пайдиа... ут ау пайдейа (ут ун пайдиа... ут ау пайдейа) ["итак, это и не игра... и вовсе не воспитание"].

¹⁴ ‘р.: Leges [‡аконы], VII, 796, где Џлатон говорит о свЯщенных танцах Љу-ретов как о Љуретон эноплиа пайгниа (Љуретон эноплиа пайгниа) ["вооруженных играх Љуретов"]. ‚нутренние взаимосвЯзи между свЯщенной мистерией и игрой тонко отмечены ђомано ѓуардини в главе Die Liturgie als Spiel [‹итургиЯ как игра] его книги Vom Ceist der Liturgie [O духе литур-гии], S. 56--70 (Ecclesia orans / Hrsg. von Dr. Ildefons Herwegen. I. Freiburg i. ‚., 1922). He упоминаЯ Џлатона, ѓуардини почти вплотную приближаетсЯ здесь к вышеприведенному высказыванию. Ћн приписывает литургии рЯд признаков, которые мы выделЯем как характерные признаки игры. ‚ ко-

203
ЏримечаниЯ
нечном итоге литургиЯ также "zwecklos, aber doch sinnvoll" ["не имеет цели, но полна смысла"].

^{15 Vom Wesen des Festes. Paideuma, Mitteilungen zur Kulturkunde. I. Heft 2 (Dec. 1938). S. 59--74. ‘р. его же: La Religlone antica nelle sue linee fondamentale. Bologna, 1940. Cap. II: II senso di festivlta (—увство праздника].

^{16 Loc. cit. S. 63.

¹⁷ Loc. cit. S. 65.

¹⁸ Loc. cit. S. 63.

¹⁹ Loc. cit. S. 60, no: Preuss Љ. Th. Die Nayarit-Expedition, I. 1912. S. 106 ff. ²⁰ Stuttgart, 1933.

²¹ Loc. cit. S. 151. “ ‰енсена/здесь, естественно, Weihnachtsmann [ђождественский дед].

²² Loc. cit. S. 156.

²³ Loc. cit. S. 158.

²⁴ Loc. cit. S. 150.

²⁵ Boas. The Social Organisation and the Secret Societies of the Kwakiuti Indians. Washington, 1897. P. 435.

²⁶ Volkskunde von Loango. Stuttgart, 1887. S. 345.

²⁷ Loc. cit. S. 41-44.

²⁸ Loc, cit. S. 45.

²⁹ Argonauts of the Western Pacific. London, 1922.

³⁰ Ibid. P. 240.

³¹}}}}}}