й демонизм и попытались запечатлеть его"]. ‚ этих словах можно узнать взглЯды ”робениуса, учителЯ ‰енсена, -- мы уже касались их выше. ‡десь, однако, возникают два возражениЯ. Џрежде всего ‰енсен "ganz anders" ["совершенно по-иному"] делает различие лишь между духовным процессом в душе ребенка -- и в душах первоначальных создателей ритуала. Ќо о них нам ничего не известно. Њы имеем дело с культовым обществом, которое так же, как наши дети, получает свои культовые представлениЯ "fertig vorgefuhrt" ["показанными в готовом виде"], в виде традиционного материала и, как наши дети, на него реагирует. ЋставлЯЯ этот вопрос нерешенным, мы отмечаем, что процесс "Auseinandersetzung" ["противостоЯниЯ"] опыту познаниЯ природы, ведущий к "Erfassung" ["постижению"] и "Darstellung" ["запечатлению"] в образах культа, полностью ускользает от нашего наблюдениЯ, ”робениус и ‰енсен приближаютсЯ к этому лишь с помощью образного Языка фантазии. Ћ функции, воздействующей на этот процесс возникновениЯ образной речи, врЯд ли можно сказать более того, что это функциЯ поэтическаЯ, и мы обозначим ее лучше всего, если назовем ее игровой функцией.

Џодобные рассуждениЯ уводЯт нас в самую глубину проблемы сущности первоначальных религиозных представлений. Љак известно, одно из важнейших понЯтий, которое должен усвоить всЯкий занимающийсЯ наукой о религии, есть следующее. Љогда некое религиозное построе-

ѓлава I

ние, занимающее промежуточное место между вещами разного порЯдка, например человеком и животным, принимает форму свЯщенного тождества самой их сущности, то возникающие здесь отношениЯ не находЯт четкого и действенного выражениЯ через наше представление о некоей символической свЯзи. …динство обоих существ много глубже по самой своей сути, нежели свЯзь между субстанцией и ее символическим образом. ќто -- мистическое тождество. Ћдно стало другим. „икарь, исполнЯющий свой магический танец, и есть кенгуру. Ќеобходимо, однако, всегда быть начеку, помнЯ о недостаточности и различиЯх наших выразительных средств. —тобы представить длЯ себЯ духовное состоЯние дикарЯ, мы вынуждены передавать его посредством нашей собственной терминологии. •отим мы этого или нет, мы превращаем его религиозные представлениЯ в строго логическую определенность наших понЯтий. ’ак, мы выражаем отношение между ним и свЯзанным с ним животным как нечто, обозначаемое длЯ него посредством глагола "быть", в то времЯ как длЯ нас по-прежнему вполне достаточно глагола "играть". Ћн принЯл сущность кенгуру. Ћн играет кенгуру, говорим мы. Ќо ведь сам дикарь не ведает о различии понЯтий "быть" и "играть", не знает о тождестве, образе или символе. €, таким образом, остаетсЯ вопрос: не приблизимсЯ ли мы лучше всего к духовному состоЯнию дикарЯ во времЯ сакрального действа, если будем придерживатьсЯ такого первичного термина, как "игра"? Ќаше понЯтие игры устранЯет различие между верою и притворством. ќто понЯтие игры без всЯкой натЯжки соотноситсЯ с понЯтием освЯщениЯ и свЯщенного. ‹юбаЯ прелюдиЯ Ѓаха, любаЯ строка трагедии служит этому доказательством. ђассматриваЯ всю сферу так называемой примитивной культуры как игровую, мы открываем длЯ себЯ возможность более непосредственного и более общего пониманиЯ ее характера, нежели с помощью остро отточенных методов психологического или социологического анализа.

‘вЯщеннаЯ игра, столь необходимаЯ длЯ блага общества, чреватаЯ космическим видением и социальным развитием, но всегда -- лишь игра, деЯтельность, котораЯ, как это видел Џлатон, протекает вне и поверх сферы трезвой обыденной жизни с ее нуждой и серьезностью.

ќта сфера свЯщенной игры -- та самаЯ, где дитЯ и поэт чувствуют себЯ как дома, так же как и дикарь. ќстетическаЯ чувствительность несколько приблизила к этому современного человека. Њы не можем не подумать о моде, где ныне маска обрела радость существованиЯ в виде предмета искусства. ЌынешнЯЯ тЯга к экзотике, не лишеннаЯ порой некоторой аффектации, в целом гораздо глубже, нежели бытовавшаЯ в XVIII в., с его модой на китайцев, индейцев и турок^21*. ‘овременный человек несомненно обладает развитыми способностЯми к пониманию далекого и чужого. Ќичто не оказываетсЯ при этом более кстати, чем его восприимчивость ко всему, что ЯвлЯетсЯ маской и переодеванием. ‚ то времЯ как этнологиЯ выЯвлЯет огромную социальную значимость всего этого, просвещенный дилетант попадает во власть непосредственного эстетического переживаниЯ, где к прекрасному примешиваютсЯ угро-

Homo ludens

жающее и таинственное. „аже длЯ образованного взрослого человека в маске всегда остаетсЯ что-то таинственное. ‚ид человека в маске уводит нас, даже на уровне чисто эстетического восприЯтиЯ, с которым не свЯзаны сколько-нибудь определенные религиозные представлениЯ, из непосредственно окружающей нас "обыденной жизни" в иной мир, нежели мир днЯ и света. ‚ сферу дикарей, детей и поэтов, в сферу игры.

Џозволив себе свести высказанные нами мысли относительно значениЯ и характера примитивных культовых действий к не упрощаемому далее понЯтию игры, один в высшей степени каверзный вопрос мы все же оставили нерешенным. Љак, собственно, мы поднимаемсЯ от низших форм религии к высшим? Ћт разнузданных, причудливых свЯщеннодействий первобытных народов Ђфрики, Ђвстралии и Ђмерики наш взор перемещаетсЯ к ведическому культу принесениЯ жертвы, уже несущему в себе мудрость “панишад, или к глубоко мистическим уподоблениЯм религии …гипта, или к орфическим или элевсинским мистериЯм^22*. €х форма и практика, вплоть до замысловатых и кровавых подробностей, теснейшим образом родственны так называемой примитивности. Ќо мы признаем или предполагаем в них наличие мудрости и истины, и это не позволЯет нам взирать на них с превосходством, которое, в сущности, уже неуместно и по отношению к так называемым примитивным культурам. ‚опрос теперь в том, следует ли, исходЯ из формального сходства, качества, свойственные игре, распространЯть на свЯщенное чувство, на веру, наполнЯвшую эти более высокие формы. Ќатолкнувшись однажды на Џлатонову концепцию игры, к чему нас и вело все вышесказанное, мы уже не имеем в этом ни малейших сомнений. €гры во славу богов -- вот то наивысшее, во имЯ чего люди должны ревностно отдавать свою жизнь, -- так смотрел на это Џлатон. Ћценка свЯщенной мистерии как наивысшего достижимого выражениЯ того, к чему нельзЯ подойти чисто логически, ни в коей мере при этом не устранЯетсЯ. ЋсвЯщенное действие некоторыми своими сторонами во все времена остаетсЯ включенным в категорию игры, но наличие такой подчиненности не мешает нам признавать его свЯщенный характер.

II

ЉЋЌ–…Џ–€џ € ‚›ђЂ†…Ќ€… ЏЋЌџ’€џ €ѓђ› ‚ џ‡›Љ…

Њы говорим об игре как о чем-то известном, мы делаем попытки расчленить понЯтие, выражаемое этим словом, или, по крайней мере, хотЯ бы к нему приблизитьсЯ, но при этом все мы прекрасно знаем, что длЯ обозначениЯ этого понЯтиЯ употреблЯетсЯ самое обиходное слово. Ќе исследующаЯ наука, но творЯщий Язык породил совместно и это слово, и это понЯтие. €менно Язык, то есть многие и многие Языки. Ќевозможно рассчитывать, что все они совершенно одинаковым образом назвали тождественное самому себе понЯтие игры одним-единственным словом, подобно тому как в каждом Языке есть всего одно слово длЯ обозначениЯ руки или ноги. ‚ данном случае все не так просто.

Њы вынуждены здесь исходить из того понЯтиЯ игры, какое находитсЯ у нас в обиходе, то есть обозначаетсЯ словами, соответствующими ему, с теми или иными различиЯми, в большинстве современных Языков …вропы. Ќам казалось возможным описать это понЯтие следующим образом: игра есть добровольное поведение или занЯтие, которое происходит внутри некоторых установленных границ места и времени согласно добровольно взЯтым на себЯ, но безусловно обЯзательным правилам, с целью, заключающейсЯ в нем самом; сопровождаемое чувствами напрЯжениЯ и радости, а также ощущением "инобытиЯ" в сравнении с "обыденной жизнью". ЉажетсЯ, что определенное таким образом, это понЯтие в состоЯнии охватить все, что мы называем игрой у животных, детей или взрослых: игры на смекалку и ловкость, с применением ума или силы, так же как театральные постановки и представлениЯ. €гра как категориЯ, казалось, могла рассматриватьсЯ в качестве одного из наиболее фундаментальных жизненных элементов.

Ќо здесь тотчас же выЯснЯетсЯ, что такую всеобщую категорию Язык вовсе не везде и не изначально различал с одинаковой определенностью и именовал одним словом. ‚се народы играют и при этом на удивление одинаково, но далеко не все Языки охватывают понЯтие игры столь прочно и столь широко всего одним словом, как современные европейские. ‡десь можно вновь коснутьсЯ номиналистских сомнений в обоснованности общих понЯтий^1*' и сказать: длЯ любой группы людей понЯтие игры содержит в себе не более того, что выражает слово, которым они длЯ этого пользуютсЯ. ‘лово -- но ведь это могут быть и слова. Љак бы то ни было, оказалось возможно, чтобы один Язык лучше других объединил в одном слове различные формы проЯвлениЯ этого понЯтиЯ. €

Homo ludens

вот сразу же иллюстрациЯ подобного случаЯ. ’акаЯ абстракциЯ, как понЯтие игры вообще, в одну культуру вошла раньше и полнее, чем в другую, вследствие чего высокоразвитые Языки обозначают различные формы игры с помощью совершенно различных слов, и это множество терминов встало на пути обобщениЯ всех форм игры одним-единствен-ным термином. ќтот случай отдаленно напоминает известный факт, что в так называемых примитивных Языках иной раз есть слова длЯ разновидностей, но не длЯ вида вообще: скажем, длЯ угрЯ или щуки, но не длЯ рыбы.

…сть рЯд указаний на то, что насколько первостепенной могла быть сама функциЯ игры, настолько второстепенным было в некоторых культурах место этого ЯвлениЯ как абстракции. Ћсобенно веским кажетсЯ мне в этой свЯзи то обстоЯтельство, что ни в одной из известных мне мифологий игра не нашла воплощениЯ в фигуре божества или демона¹, тогда как, с другой стороны, божество часто предстает как играющее. Ќа позднее происхождение общего понЯтиЯ игры указывает также тот факт, что в индоевропейских Языках мы не находим общего длЯ них слова с таким значением. „аже германскаЯ группа Языков расходитсЯ в наименовании игры, используЯ длЯ этого три разных слова.

Џо-видимому, не случайно именно те народы, у которых игра во всех ее видах была, так сказать, глубоко в крови, имели множество разных слов длЯ выражениЯ этой деЯтельности. Џолагаю, что могу это утверждать более или менее определенно в отношении греческого, санскрита, китайского и английского Языков.

‚ греческом Языке длЯ обозначениЯ игры есть примечательное выражение в виде окончаниЯ -инда. Ћзначает оно не что иное, как просто играть. ќто несклонЯемый и грамматически неупрощаемый суффикс². “ греческих детей были такие игры, как сферинда (сферинда) -- игра в мЯч, гелкюстинда (гелкюстинда) -- перетЯгивание веревки, стрептинда (стрептинда) -- игра с пращой, басилйнда (басилйнда) -- царь горы. ‚ полной самостоЯтельности этого суффикса уже как бы символически выражена окончательнаЯ неупрощаемость понЯтиЯ игры. ‚ противоположность этой исчерпывающей специфике квалификации детских игр греческий Язык использует длЯ наименованиЯ сферы игры вообще не менее трех разных слов. Џрежде всего это пайдиа (пайдиа) -- сразу же оказывающеесЯ под рукою слово, которое обозначает игру. ќтимологиЯ здесь вполне прозрачна: то, что имеет отношение к детЯм; в то же времЯ это слово отличаетсЯ от пайдиа (пайдиа) -- ребЯчества. Џо своему употреблению, однако, пайдиа не ограничиваетсЯ исключительно сферой детской игры. ‚месте с производными от него пайдзейн (пайдзейн) -- играть, пайгма (пайгма) и пайгнион (пайгнион) -- игрушка оно может означать всевозможные формы игры, вплоть до самых высоких и самых свЯщенных, подобно тому как мы уже это видели. ‘о всей этой группой слов свЯзан смысловой оттенок радостного, веселого, беззаботного. ‘лово атюро, атюрма (атюро, атюрма) в сравнении с пайдиа остаетсЯ на

ѓлава II

заднем плане. Ћно выражает смысловой оттенок чего-то пустого и незначительного.

ЋстаетсЯ, однако, еще одна обширнаЯ область, котораЯ, согласно нашей терминологии, также попадает в сферу игры, но греками не затрагиваетсЯ и не охватываетсЯ ни понЯтием пайдиа, ни понЯтием атюрма, а именно -- игровые состЯзаниЯ и поединки. Ќад всей этой, столь важной в греческой жизни, областью господствует слово агон (агон). Ћбласть его действиЯ вроде бы включает в себЯ существенную долю понЯтиЯ игры. ‡начение "несерьезного", "игрового", как правило, не получает отчетливого выражениЯ. Ќа основании этого, а также из-за чрезвычайно важного места, которое агон занимал в эллинской культуре и в повседневной жизни каждого эллина, Ѓолкестейн упрекнул менЯ в том, что Я в своем докладе Ћ границах игры и серьезности в культуре неправомерно включил в понЯтие игры греческие состЯзаниЯ, от больших, укорененных в культе, до самых малозаметных³. ѓоворЯ об Ћлимпийских "играх", замечает Ѓолкестейн, мы перенимаем, "не задумываЯсь, латинское выражение, в котором содержитсЯ оценочное суждение римлЯн по поводу обозначенных этим термином состЯзаний, полностью, однако, расходившеесЯ с отношением греков". Џеречислив многообразные формы агонистики, Явственно показывающие, как жажда соперничества наполнЯла всю жизнь греков, он заключает: "‘ игрой все это не имеет ничего общего, разве только решитьсЯ утверждать, что всЯ жизнь греков была игрою!"

‚ определенном смысле именно таков замысел всей этой книги. ЌесмотрЯ на мое восхищение той манерой, с какой этот утрехтский историк неуклонно проЯснЯет наши взглЯды на греческую культуру, и несмотрЯ на то, что греческий Язык не одинок в своем чисто Языковом различении между агоном и игрою, Я должен самым решительным образом воспротивитьсЯ этому мнению. Ћпровержение воззрений Ѓолке-стейна, собственно говорЯ, содержитсЯ во всем последующем изложении. џ ограничусь поэтому одним предварительным аргументом: агон, будь то в греческой жизни либо еще где-нибудь в нашем мире, несет в себе все формальные признаки игры и в том, что касаетсЯ его функции, несомненно оказываетсЯ в рамках праздника, то есть в сфере игры. ‘овершенно невозможно отделить состЯзание как одну из функций культуры от взаимосвЯзи "игра -- праздник -- сакральное действо". ЋбъЯснение того, что в греческом Языке понЯтиЯ состЯзаниЯ и игры терминологически разделены, по моему мнению, скорее всего нужно искать в следующем. ЉонцепциЯ всеобщего, всеохватывающего и логически однородного понЯтиЯ игры, как мы и предположили, поЯвилась довольно поздно. ‚ эллинском обществе, уже на самой ранней его стадии, агони-стика занЯла столь обширное место и оценивалась столь серьезно, что осознавать ее игровой характер в дальнейшем не представлЯлось возможным. ‘остЯзание, во всем, при каждом удобном случае, стало длЯ греков столь интенсивной функцией культуры, что его принимали за

Homo ludens

"обычную" и полноценную золотую монету и уж во всЯком случае не за игру.

‘лучай с греческим Языком, как мы сейчас убедимсЯ, вовсе не единичный. ќто же происходит в несколько ином виде и у древних индийцев. € там выражение понЯтиЯ игры представлено различными терминами. ‘анскрит имеет длЯ этого в своем распорЯжении по меньшей мере четыре различных корнЯ. Ќаиболее общий термин длЯ обозначениЯ игры -- это kridati. ‘лово это обозначает игру детей, взрослых, животных. € так же, как слово, обозначающее игру в германских Языках, оно приложимо к движению ветра и волн. Ћно может обозначать и вообще подпрыгивание или плЯску, без сколько-нибудь выраженного игрового значениЯ. ќто последнее тесно сближает его с корнем nrt, распространЯющим свою власть на всю область танца и лицедейства. Divyati в первую очередь обозначает игру в кости, но оно же означает также вообще играть, шутить, tandeln [подтрунивать], выставлЯть на посмешище. Џервоначальным значением здесь было, по-видимому, бросать, с чем корреспондирует сиЯть, испускать лучи⁴. ‚ корне las -- отсюда vilasa -- объединЯютсЯ значениЯ сиЯть, вдруг поЯвитьсЯ, прозвучать, двигатьсЯ взад-вперед, играть, вообще быть занЯтым, немецкое etwas treiben. ‘уществительным Ilia (с деноминативом -- Iilayati), по-видимому, с основным значением колыхатьсЯ, раскачиватьсЯ, выражаетсЯ прежде всего то легкое, воздушное, радостное и беззаботное, что есть в игре. Џомимо этого, в lila звучит как будто, оно передает нечто кажущеесЯ, подражательное. ’ак, например, gajalilaya означает буквально играЯ в слона, как слон, gajendralila буквально -- некто, чьЯ игра -- слон, то есть тот, кто изображает, играет слона. ‚о всех этих наименованиЯх игры семантическим исходным пунктом с очевидностью выступает быстрое движение, свЯзь, котораЯ прослеживаетсЯ и в других Языках. ќто, разумеетсЯ, ни в коей мере не говорит о том, что все эти слова первоначально обозначали исключительно такое движение и лишь позднее стали употреблЯтьсЯ в приложении к игре. €гровые понЯтиЯ в приложении к состЯзаниЯм в санскрите не применЯютсЯ, и хотЯ древнеиндийское общество знало различные виды состЯзаний, едва ли это понЯтие было представлено в виде особого наименованиЯ.

‹юбезному разъЯснению профессора „ейвендака Я обЯзан некоторыми данными относительно выражениЯ игровой функции в китайском Языке. ‡десь также отсутствует одно обобщенное наименование всех тех видов деЯтельности, которые, как мы полагаем, должны быть отнесены к понЯтию игры. Ќа первом плане находитсЯ слово дань, в котором перевешивает значение детской игры. Ћно обнимает главным образом следующие конкретные значениЯ: быть чем-либо занЯтым, в чем-либо находить удовольствие, забавлЯтьсЯ пустЯками (to trifle), озорничать, баловатьсЯ, шутить. Ћно используетсЯ также длЯ выражениЯ значений: ощупывание, обследование, обнюхивание, перебирание бисера и, наконец, даже наслаждение лунным сиЯнием. ‘емантическим исходным пунктом здесь, по-видимому, служит что-либо воспринимать с прису-

ѓлава II

щим игре вниманием, беззаботно отдаватьсЯ чему-либо. ќто не годитсЯ длЯ игры на смекалку и ловкость, длЯ состЯзаниЯ, игры в кости и представлениЯ.

„лЯ этого последнего, то есть длЯ упорЯдоченной драматической игры, в китайском используютсЯ родственные слова, передающие позицию, ситуацию, расстановку. „лЯ всего, что имеет отношение к состЯзанию, имеетсЯ особое слово чжэн, вполне сравнимое с греческим словом агон, а помимо этого также и сай, в особенности длЯ специально организованного состЯзаниЯ на какой-либо приз.

Љак пример выражениЯ понЯтиЯ игры в Языке из группы так называемых примитивных культур, или, скажем, первобытных народов, Я могу теперь, благодарЯ любезности профессора “ленбека, описать ситуацию, обнаруженную в "блэкфуте", одном из Языков племени алгон-кинов^2*. „лЯ наименованиЯ всех детских игр служит здесь глагольнаЯ основа koani. Ћна не может сочетатьсЯ с названием какой-либо определенной игры, ею обозначаетсЯ детскаЯ игра вообще, будь то игра ради забавы или игра по правилам. Ќо как только дело касаетсЯ подобных занЯтий взрослых или подростков, тогда, даже если речь будет идти о той же самой игре, в которую играют и дети, это уже не koani-. ‡ато koani употреблЯетсЯ еще и в эротическом смысле, в особенности же длЯ обозначениЯ запретных отношений. —тобы выразить что-либо свЯзанное с проведением определенной, обусловленной правилами игры, пользуютсЯ общим термином kachtsi-. ќто слово пригодно как длЯ азартных игр, так и длЯ состЯзаний в силе и ловкости. Џобеждать, соревновать-сЯ -- вот что ЯвлЯетсЯ здесь смысловым моментом. ’аким образом отношение koani- к kachtsi; будучи перенесено с номинального на вербальное, в некотором смысле уподоблЯетсЯ отношению пайдиа к агон, с той разницей, что азартные игры, которые длЯ греков входили в пайдзо, в Языке блэкфут подпадали под понЯтие агонального. „лЯ всего, что лежит в сфере магически-религиозного, танцев и торжественных церемоний, не подходит ни koani-, ни kachtsi-. ‚ блэкфуте есть, помимо этого, два особых слова со значением побеждать, одно из которых, amots; передает как победу в беге, состЯзании или игре, так и победу в боевой схватке, -- в этом последнем случае особенно в смысле устроить резню; другое же, skits- (skets-), относитсЯ исключительно к играм и спорту. €з всего этого видно, что сферы чисто игрового и агонального здесь полностью смешиваютсЯ. …сть свое слово и длЯ проигрывать -- apska-. Џримечательно, что здесь можно придавать глаголу дополнительное значение неправда, в шутку с помощью приставки kip; буквально ну чуть-чуть, например: aniu -- он говорит, kipaniu -- он говорит в шутку, а сам так не думает.

‚зЯтаЯ в целом, концепциЯ понЯтиЯ игры в блэкфуте -- в том, что касаетсЯ уровнЯ абстракции и выразительных возможностей, -- кажетсЯ не столь уж отдаленной от греческой, хотЯ с ней и не совпадает.

’от факт, что в греческом, древнеиндийском и китайском Языках выражение общих понЯтий состЯзаниЯ и игры, как мы убедились, раз-

Homo ludens

дельно, тогда как блэкфут проводит эту границу несколько по-другому, мог бы побудить нас склонитьсЯ к мнению, что Ѓолкестейн все-таки прав и что это разделение в Языке отвечает глубоко заложенному социологическому и психобиологическому сущностному различию между состЯзанием и игрою. ’акому заключению тем не менее сопротивлЯетсЯ не только весь культурно-исторический материал, который будет привлекатьсЯ нами в дальнейшем, но и тот факт, что в данном отношении уже названным Языкам можно противопоставить рЯд далеко отстоЯщих друг от друга Языков, где понЯтие игры представлено в виде гораздо более широкой концепции. ЌарЯду с большинством современных европейских Языков это справедливо длЯ латыни, Японского и по меньшей мере длЯ одного из семитских Языков.

—то касаетсЯ Японского, Я могу сделать несколько замечаний, опираЯсь на любезную помощь профессора ђадера. ‚ Японском, в противоположность китайскому и подобно современным западноевропейским Языкам, есть одно вполне определенное слово, прилагаемое к игровой функции вообще, -- так же как и примыкающее к нему слово, противоположное по смыслу и обозначающее серьезное. ‘уществительное asobi и глагол asobu обозначают: вообще играть, а также развлечение, • забаву, • времЯпрепровождение, прогулку, отдых, распутство, азартную игру, ничегонеделание, лежание без дела, пребывание в праздности. ќто также -- играть во что-то, что-либо представлЯть, подражать. Џримечательно и дополнительное значение: speling, play [зазор, игра] -- о некоторой подвижности сопрЯженных поверхностей в колесе или другом устройстве, то есть как в нидерландском или английском⁵. €нтересно также употребление asobu в выражениЯх, означающих учитьсЯ у кого-либо -- или чему-либо, что наводит на мысль о латинском ludus в значении школа. Asobu может обозначать и показательный бой, то есть мнимое сражение, воинское учение, но не состЯзание как таковое, -- так что разграничение между агоном и игрою проходит здесь по-иному. € наконец, asobu, сравнимое в этом с китайским дань, фигурирует в искусстве Японской чайной церемонии, в ходе которой ее участники, любуЯсь, восторгаютсЯ передаваемыми из рук в руки прекрасными изделиЯми из керамики^3*. ’аким образом, свЯзи со значениЯми быстро двигатьсЯ, сиЯть, резвитьсЯ здесь Явно отсутствуют.

’очное определение Японского пониманиЯ игры завело бы нас гораздо глубже в рассмотрение Японской культуры, чем это и длЯ нее, и длЯ менЯ здесь возможно. Џоэтому удовлетворимсЯ здесь следующим. ЌеобычайнаЯ серьезность Японского жизненного идеала маскируетсЯ представлением, что это всего лишь игра. Џодобно chevalerie христианского ‘редневековьЯ, Японское busbido полностью оказывалось в сфере игры, проЯвлЯло себЯ в игровых формах. џзык сохранЯет это представление в asobase-kotoba, то есть в учтивой речи, дословно -- игровом Языке, употреблЯемом в разговоре с лицами более высокими по своему статусу. ‚ысшие классы предположительно, чем бы они ни занимались, делают все играЯ. "‚ы прибываете в ’окио", произнесенное с учтиво-

ѓлава II

стью, в буквальном переводе звучит как "‚ы играете прибытие в ’окио". Џодобным же образом "џ слыхала, что ‚аш отец умер" превращаетсЯ в "џ слыхала, что господин ‚аш отец сыграл, как умереть". ‚ыражениЯ такого рода, по моему мнению, весьма близки нашему "U gelieve"⁶ ["‘облаговолите..."] или немецкому "Seine Majestat haben ge-ruht"⁷ ["…го ‚еличество соизволили"]. ‚ысокопоставленнаЯ персона видитсЯ на такой высоте, где ее поступками движет лишь желаемое ею самою удовольствие.

‚ противоположность тому, как жизнь благородного сословиЯ окутываетсЯ сферой игры, в Японском Языке резко подчеркиваетсЯ понЯтие серьезного, не-игры. ‘лово majime обладает значениЯми: серьезность, трезвость, достоинство, торжественность, а также: степенность, честность, приличие. Ћно свЯзано со словом, которое мы переводим как лицо в известном китайском выражении потерЯть лицо. “потреблЯемое как прилагательное, оно может означать также прозаический, matter of fact [относЯщийсЯ к сути дела]. „алее, оно входит в такие обороты, как это серьезно; а ну-ка без глупостей; все это было в шутку, а он принЯл всерьез.

‚ семитских Языках понЯтие игры, как разъЯснил мне ныне покойный профессор ‚енсинк, образует сферу значений, где господствует корень la'ab, которому Явно близок корень la'at. Ќо нарЯду со значением игры в собственном смысле сюда входЯт также значениЯ смеЯтьсЯ и насмехатьсЯ. Ђрабское la'iba охватывает понЯтиЯ играть вообще, поднимать насмех, дразнить. …врейско-арамейское la'ab означает смеЯтьсЯ и насмехатьсЯ. Љ этому корню в арабском и сирийском^4* примыкает еще значение распускать слюни -- о грудном младенце, то есть, по всей вероЯтности, в смысле выдувать пузырьки слюны, как это делают совсем маленькие дети, что вполне можно принЯть за игру. ‡начениЯ смеЯтьсЯ и играть наличествуют одновременно и в еврейском sahaq. Џримечательно далее, что значение играть на музыкальных инструментах объединЯет арабское la'iba с некоторыми из современных европейских Языков. „лЯ семитской группы Языков семантический исток выражениЯ понЯтиЯ игры, по-видимому, лежит в несколько иной области, чем длЯ Языков, о которых мы до сих пор говорили. Ќам еще предстоит поближе рассмотреть взЯтый из еврейского очень важный пример тождества игрового и агонального.

‚ противоположность греческому, с его изменчивой и многообразной экспрессией подхода к игровой функции, латынь, как ни странно, располагает собственно лишь одним словом, выражающим всю область игры и игровых действий: ludus, ludere, - где lusus лишь производное. Љроме этого, есть еще iocus, iocari, но со специфическим значением шутки, забавы. ‘обственно игру в классической латыни это не означает. ќтимологическую основу ludere, хотЯ это слово и могли употреблЯть, говорЯ о резвЯщихсЯ рыбах, порхающих птицах, плеске воды, тем не менее врЯд ли соотносили с быстрым движением, -- как соотносЯтсЯ с ним столь многие слова игровой сферы, -- скорее с областью несерьез-

Homo ludens

ного, видимости, насмешки. Ludus, ludere охватывает детскую игру, отдых, состЯзание, литургическое, и вообще сценическое, действие, азартные игры. ‚ словосочетании lares ludentes оно означает танцевать. ‡начение принимать вид чего-либо Явно выходит на передний план. ‘ложные слова alludo [заигрывать, намекать], colludo [играть вместе, быть заодно], illudo [играть, насмехатьсЯ, обманывать] также устремлЯютсЯ в направлении мнимого, обманчивого. Ћт этой семантической почвы ludi отдалЯетсЯ к значению публичные игры, занимавшие в жизни римлЯн столь важное место, a ludus -- к значению школа; одно исходит при этом из значениЯ состЯзание, другое, по всей вероЯтности, -- из упражнениЯ.

Џримечательно, что ludus, ludere в общем значении игра, играть не только не переходит в романские Языки, но даже, насколько Я вижу, едва ли оставлЯет в них какой-либо след. ‚о всех романских Языках и, очевидно, уже в ранний период, конкретные locus, iocari расширили свое значение до игра, играть, тогда как ludus, ludere были полностью вытеснены. ‚о французском это jeu, jouer, в итальЯнском -- giuoco, gio-сате, в испанском -- juego, jugar, в португальском -- jogo, jogar, в румынском -- joc, juce⁸. ‚ызвано ли было исчезновение ludus фонетическими или семантическими причинами, остаетсЯ здесь вне полЯ нашего зрениЯ.

Џространство выражений, причастных игре, в современных европейских Языках вообще особенно велико. € в романских, и в германских Языках мы обнаруживаем распространение терминов игры на всевозможные понЯтиЯ из области движениЯ и поведениЯ, которые не имеют никакого отношениЯ к игре в узком, формальном смысле. ’ак, например, применение термина игра, играть по отношению к ограниченной взаимной подвижности деталей машин ЯвлЯетсЯ общим длЯ французского, итальЯнского, испанского, английского, немецкого, нидерландского Языков, а также, как мы упоминали выше, и длЯ Японского. Џохоже, что понЯтие игры постепенно охватывает все более широкую сферу, гораздо более широкую, чем сфера значений пайдзо и даже ludere, сферу, где специфическое значение игры как бы вообще растворЯетсЯ в значении легкое движение или несерьезное поведение. € в германских Языках это наблюдаетсЯ с особой отчетливостью.

‚ германской группе Языков, как это уже отмечалось ранее, нет обобщающего слова со значением игра или играть. ќто говорит о том, что в предположительный прагерманский период как об общем понЯтии о нем еще и не помышлЯли. Ћднако как только каждое из германских Языковых ответвлений вводит в употребление слово, обозначающее игру, слова эти семантически развиваютсЯ в одном и том же направлении, или, точнее, под этим термином Явно объединЯют одну и ту же разросшуюсЯ и порой весьма разнородную группу понЯтий.

‚ том немногом, что дошло до нас от готского Языка, -- собственно говорЯ, это не более чем отрывок из Ќового ‡авета^5*, -- слово игра не встречаетсЯ, однако из перевода выражениЯ из …вангелиЯ от Њарка (10,

ѓлава II

34) кай эмпайксусин ауто (кай эмпайксусин ауто) ["и насмехатьсЯ будут …му"]: jah bilaikand ina -- вполне определенно следует, что в готском Языке играть выражалось тем же самым laikan, которое в скандинавских Языках служило общим обозначением игры и в том же значении было представлено в древнеанглийском, а также в немецкой группе Языков. ‚ самом же готском Языке laikan выступает лишь в значении прыгать. Њы уже видели ранее, что иногда одним из конкретных основных значений некоторых игровых слов бывает значение быстрого движениЯ⁹. Ѓыть может, лучше сказать -- живого ритмического движениЯ. ’ак, в ‘ловаре братьев ѓриммов^6* приводитсЯ основное значение верхненемецкого существительного leich, другие значениЯ которого лежат в сфере игры, в то времЯ как англосаксонское lacan обладает конкретными значениЯми to swing, wave about [раскачиватьсЯ, волноватьсЯ] -- как раскачиваетсЯ на волнах корабль, порхают птицы и сверкают Языки пламени. „алее, lac и lacan, равно как и древненорвежские leikr, leika, звучат в наименованиЯх различных видов игр, танцев и телесных упражнений. ‚ новых скандинавских Языках за lege, leka почти исключительно удерживаетсЯ значение играть¹⁰.

Џышное разрастание корнЯ spel [игра] в Языках немецкой группы предстает в более Ярком свете в словарных статьЯх Њ. •айне с. s. [cum sui -- и др.] Spiel [€гра] и Spielen [€грать] -- Deutsches Worterbuch [