ток собственных условий и не допускает их излишка. €менно здесь истина становитсЯ смыслом и продуктивностью. € решениЯ рождаютсЯ именно в тот момент, когда проблема определЯет сама себЯ. ‚от почему, как правило, считаетсЯ, что решение закрывает проблему, что оно задним числом приписывает ей статус субъективного момента, неизбежно преодолеваемого, как только находитсЯ соответствующее решение. •отЯ справедливо и обратное. Џосредством соответствующих процессов проблема определЯетсЯ в пространстве и времени, и как только она опреде- </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>167 </FONT><I><FONT SIZE=2>‹Ћѓ€ЉЂ ‘Њ›‘‹Ђ </P></I>
<P>лЯетсЯ, она задает решениЯ, в которых продолжает существовать. €менно синтез проблемы с ее условиЯми порождает предложениЯ, их измерениЯ и коррелЯты. </P>
<P>’аким образом, смысл выражаетсЯ как проблема, которой соответствуют предложениЯ, указывающие на специфические ответы, последние же, в свою очередь, означают отдельные случаи общего решениЯ и манифестируют субъективные акты вынесениЯ решениЯ. .‚от почему прежде чем выражать смысл в инфинитивной или причастной форме (быть-белым снегом, будучи-белизной снега) желательно выразить его в вопросительной форме. ‚ерно, что вопросительнаЯ форма понЯтна только на основе уже готового решениЯ или решениЯ, которое осталось только отыскать, что она - всего лишь нейтрализованный двойник ответа, которым уже кто-то обладает (какого цвета снег? который час?). Џо крайней мере у вопросительной формы уже то преимущество, что она указывает путь к тому, что мы ищем: к подлинной проблеме, ничуть не похожей на предложениЯ, которые она подчинЯет себе. ЌастоЯщаЯ проблема порождает предложениЯ так же, как она полагает собственные условиЯ, и предписывает индивидуальный порЯдок преобразованиЯ порожденных ею предложений в рамках общих сигнификаций и личных манифестаций. ‚опрошание - только тень намечаемой или, точнее, реконструируемой на базе эмпирических предложений проблемы. Ќо сама по себе проблема есть реальность генетического элемента - сложнаЯ тема, которую нельзЯ свести к какому-либо тезису, высказанному предложением'. ђавным образом иллюзорно эмпирически формулировать проблему посредством предложений, которые служат "ответами" на нее, философски или научно определЯть ее через форму возможности "соответствующих" предложений. ’акаЯ возможность может быть как логической, так и геометрической, алгебраической, физической, трансцендентальной, моральной и так далее. „о тех пор, пока</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>мы опре- <BR>
________ <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">1</SUP></FONT><FONT SIZE=2> ‚ предисловии к <I>”еноменологии духа</I> ѓегель Ясно показывает, что философскаЯ (или научнаЯ) истина не есть предложение, отвечающее на простой вопрос типа "когда родилсЯ –езарь?" Ћ различии между проблемой, или темой, и предложением, см. ‹ейбниц, Nouveaux essais, 4, ch. I. </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>168 </FONT><I><FONT SIZE=2>‘’Ђ’€—Ќ›‰ ‹Ћѓ€—…‘Љ€‰ ѓ…Ќ…‡€‘</I></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>делЯем проблему через ее "разрешимость", мы путаем смысл с сигнификацией и понимаем условие только в образе обусловленного. Ќа деле область разрешимости относительна к процессам само-определениЯ проблемы. ‘интез проблемы с ее собственными условиЯми полагает нечто идеальное, не-обусловленное, задающее сразу и условие, и обусловленное - то есть область разрешимости и решениЯ, присутствующие в этой области; форму предложений и их заданность в этой форме; сигнификацию как условие истины и предложение как условную истину. Џроблема не может быть уподоблена ни предложениЯм, которые ей подчинены, ни отношениЯм, которые она порождает в предложении: проблема не ЯвлЯетсЯ предложением, хотЯ и не существует вне выражающих ее предложений. ’аким образом, нельзЯ согласитьсЯ с ѓуссерлем, когда он заЯвлЯет, что выражение - лишь двойник, с необходимостью имеющий то же "содержание", как и то, что им выражено. ’огда и проблематическое - не более, чем одна из разновидностей предложениЯ среди прочих, а "нейтральность" оказываетсЯ от него по другую сторону, противостоЯ всему, что содержит предложение вообще, но лишь с тем, чтобы представлЯть другой способ пониманиЯ выражаемого как двойника соответствующего предложениЯ. Њы снова сталкиваемсЯ с альтернативой сознаниЯ, предложенной ѓуссерлем, - альтернативой между "моделью" и "тенью", которые суть два модуса-двойника</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">2</SUP></FONT><FONT SIZE=2>. Ќапротив, проблема - как тема и выражаемый смысл - обладает сущностной нейтральностью, хотЯ ни в коем случае не ЯвлЯетсЯ ни моделью или тенью, ни двойником выражающих ее предложений.</P>
<P>Џроблема нейтральна в отношении любого из модусов предложениЯ. Animal tantum... Ћкружность как таковаЯ не ЯвлЯетсЯ ни какой-то конкретной окружностью, ни понЯтием, представленным в уравнении, общие термины которого должны принимать частное значение в каждом конкретном случае. Ћкружность, скорее, представлЯет собой дифференциальную систему, которой соответствует излучение сингулЯрностей</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">3</SUP></FONT><FONT SIZE=2>. ’о, что проблема <BR>
<BR>
_______________ <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">2</SUP></FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>€деи, 114, 124. <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">3</SUP></FONT><FONT SIZE=2> Ѓорде-„емулен в своей замечательной книге </FONT><I><FONT SIZE=2>Le Cartyesianisme ou la veritable renoyation des sciences</I></FONT><FONT SIZE=2> (Paris: Gauthier-Villars, 1843) Ясно показал различие между этими окружностЯми: x</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">2</SUP></FONT><FONT SIZE=2>+y</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">2</SUP></FONT><FONT SIZE=2>-R</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">2</SUP></FONT><FONT SIZE=2>=O и ydy+xdx=0. ‚ первом уравнении Я, несомненно, могу приписать разные значениЯ каждому термину, но Я должен приписать им одно конкретное значение длЯ каждого случаЯ. ‚о втором уравнении dx и dy не зависЯт ни от какого конкретного значениЯ, и их отношение отсылает только к сингулЯрностЯм, определЯющим тригонометрический тангенс угла, образуемого касательной к кривой с осью абсцисс (dy/dx=-x/y). </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>169 </FONT><I><FONT SIZE=2>‹Ћѓ€ЉЂ ‘Њ›‘‹Ђ </P></I>
<P>не существует вне предложений, которые выражают ее как свой смысл, означает, что проблемы, собственно говорЯ, нет: она присуща предложениЯм, поддерживаетсЯ ими, сливаЯсь с тем сверх-бытием, с которым мы столкнулись раньше. Ћднако, такое небытие не ЯвлЯетсЯ бытием негативного; скорее, это бытие проблематического, которое следовало бы писать как "(не)-бытие" или "?-бытие". Џроблема не зависит ни от отрицаниЯ, ни от утверждениЯ; тем не менее, у нее есть позитивность, отвечающаЯ ее положению в качестве проблемы. ’очно так же и чистое событие обретает подобную позитивность, превосходЯщую утверждение и отрицание. ‘обытие обращает последние в частные</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>случаи решениЯ проблемы, котораЯ теперь определЯетсЯ через происходЯщее и посредством сингулЯрностей, "полагаемых" или "устранЯемых" этим событием. Evenit... "Ќекоторые предложениЯ низлагают (abdicativae): они освобождают, отказывают объекту в чем-то. ‡начит, когда мы говорим, что удовольствие не ЯвлЯетсЯ благом, мы лишаем его качества благости. Ћднако стоики считали, что такое предложение тем не менее позитивно (dedicativa). Ћни утверждали, что не быть благом длЯ удовольствиЯ равнозначно констатации того,</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>что произошло с этим удовольствием..."</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">4</SUP></FONT><FONT SIZE=2>. </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>€так, необходимо развести понЯтиЯ двойничества и нейтральности. ‘мысл нейтрален, но при этом он не ЯвлЯетсЯ ни двойником предложений, его выражающих, ни двойником положений вещей, в которых он происходит и которые выступают в качестве денотатов этих предложений. ‚от почему, оставаЯсь внутри цикла предложениЯ, смысл можно вывести только косвенно. Љак мы видели, напрЯмую смысл можно уловить только ра- <BR>
_____________ <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">4</SUP></FONT><FONT SIZE=2> Ђпулей, <I>Ћб интерпретации.</I> (‘м. о терминологической паре abdicativus-dedicativus). </P>
<P>170 ‘’Ђ’€—Ќ›‰ ‹Ћѓ€—…‘Љ€‰ ѓ…Ќ…‡€‘ </P>
<P>зорвав этот круг подобно тому, как была разорвана и развернута лента Њебиуса. ЌельзЯ мыслить условие в образе обусловленного. Ћчистить трансцендентальное поле от следов какого-либо подобиЯ сознанию и когито - такова задача философии, не желающей попасть в их западню. Ќо чтобы соответствовать такому требованию, нужно отыскать нечто безусловное, которое осуществлЯло бы неоднородный синтез условиЯ в автономной фигуре, совмещающей в себе нейтральность и генетическую силу. Љогда выше мы вели речь о нейтральности смысла и трактовали эту нейтральность как некоего двойника (предложениЯ), то разговор велсЯ не с точки зрениЯ генезиса, где смысл обладает генетической силой, полученной от квази-причины</FONT><FONT SIZE=2>,</FONT><FONT SIZE=2> а с совершенно иной точки зрениЯ, согласно которой смысл выступает прежде всего как эффект, произведенный телесными причинами: бесстрастный и стерильный эффект поверхности. Љак совместить и утвердить два одновременных обстоЯтельства: и то, что смысл производит те самые положениЯ вещей, в которых он воплощаетсЯ, и то, что он сам производитсЯ этими положениЯми вещей, действиЯми и страданиЯми тел (непорочное зачатие)? </P>
<P>‘ама идеЯ статичного генезиса устранЯет это противоречие. Љогда мы говорим, что тела и их смеси производЯт смысл, то это происходит отнюдь не благодарЯ индивидуализации, котораЯ бы уже предполагала наличие смысла. €ндивидуализациЯ в телах, мера в смешениЯх тел, игра личностей и понЯтий в изменениЯх тел - весь этот порЯдок в целом предполагает наличие смысла и до-индивидуального и безличного нейтрального полЯ, внутри которого разворачиваетсЯ смысл. ‘ледовательно, смысл производитсЯ телами неким иным способом. ђечь теперь идет о телах, взЯтых в их недифференцированной глубине и беспорЯдочной пульсации. ѓлубина действует здесь необычным образом: посредством своей способности организовывать поверхности и сворачиватьсЯ внутри поверхностей. Ђ пульсациЯ действует то формируЯ минимум поверхности с максимумом материи (то есть, формируЯ сферы), то наращиваЯ поверхности и размножаЯ их посредством различных процессов (растЯгивание, расчленение, сдавливание, высушивание </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>171 </FONT><I><FONT SIZE=2>‹Ћѓ€ЉЂ ‘Њ›‘‹Ђ </P></I>
<P>и увлажнение, всасывание, вспенивание, превращение в эмульсию и так далее). ‚се приключениЯ Ђлисы нужно перечитать с этой точки зрениЯ: ее сжатие и рост, ее одержимость пищеварением и мочеиспусканием, ее столкновениЯ со сферами. Џоверхность ни активна, ни пассивна, она - продукт действий и страданий перемешанных тел. Џоверхность отличает то, что она скользит над своим полем, бесстрастнаЯ и нераздельнаЯ, как те тонкие и легкие волны, о которых Џлотин говорит, что когда они идут непрерывной и стройной чередой, кажетсЯ, что сама вода, пропитываЯ их, перетекает с одной стороны на другую</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">5</SUP></FONT><FONT SIZE=2>. ‚мещаЯ лишь мономолекулЯрные слои, поверхность обеспечивает неразрывность и взаимосцепление двух лишенных толщины слоев - внутреннего и внешнего. Љак чистый эффект, она тем не менее ЯвлЯетсЯ местом квази-причины, поскольку поверхностнаЯ энергиЯ - это даже не энергиЯ самой поверхности, а энергиЯ поверхностных формаций. Ћт поверхности исходит фиктивное поверхностное напрЯжение в виде силы, проЯвлЯющейсЯ на плоскости поверхности. ќта сила и выполнЯет работу по увеличению поверхности. ‚ качестве театра, где разыгрываютсЯ неожиданные сгущениЯ, расплавлениЯ, изменениЯ состоЯний одномерных слоев, распределениЯ и перетасовки сингулЯрностей, - поверхность может неопределенно широко разрастатьсЯ, как, например, в случае двух растворЯющихсЯ друг в друге жидкостей. ‘ледовательно, имеетсЯ целаЯ физика поверхностей как эффект смесей в глубине - физика, вбирающаЯ в себЯ бесконечные изменениЯ и пульсации всего универсума, охватывающаЯ их внутри этих подвижных пределов. Ќо такой физике поверхностей с необходимостью соответствует метафизическаЯ поверхность. Ѓудем называть метафизической поверхностью (трансцендентальным полем) границу, котораЯ устанавливаетсЯ между телами, взЯтыми в их цельной совокупности внутри охватывающих их границ, с одной стороны, и предложениЯми как таковыми, - с другой. Љак мы увидим, эта граница имеет по отношению к поверхности определенные свойства звука, которые делают возможным четкое <BR>
__________ <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">5</SUP></FONT><FONT SIZE=2> Џлотин, 2,7,1. </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>172 </FONT><I><FONT SIZE=2>‘’Ђ’€—Ќ›‰ ‹Ћѓ€—…‘Љ€‰ ѓ…Ќ…‡€‘</I></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>распределение Языка и тел, телесной глубины и звукового <I>континуума.</I> ‚о всех этих отношениЯх поверхность выступает в качестве трансцендентального полЯ как такового, места смысла и выражениЯ. ‘мысл есть то, что формируетсЯ и развертываетсЯ на поверхности. „аже описаннаЯ выше граница ЯвлЯетсЯ тут не неким водоразделом, а, скорее, свЯзующим элементом, так что смысл предстает и как то, что случаетсЯ с телами, и как то, что упорствует в предложениЯх. ’аким образом, мы должны мыслить совместно и то, что <I>смысл - это некое раздвоение,</I> и что <I>нейтральность смысла неотделима от его раздвоенности.</I> Ќадо только помнить, что раздвоенность вовсе не означает мимолетного и развоплощ±нного сходства, безплотного образа вроде улыбки без кота. ’очнее ее можно определить как производство поверхностей, их размножение и закрепление. ’акое раздвоение - это неразрывность обратной и лицевой сторон, искусство полагать подобную непрерывность так, чтобы смысл распределЯлсЯ на поверхности сразу с обеих сторон - и как выраженное в предложении, и как событие, происходЯщее в состоЯниЯх тел. Љогда такое производство рушитсЯ, или когда поверхность терзают разрывы и вмешательства извне, тела снова проваливаютсЯ в собственную глубину; все снова погружаетсЯ в анонимные пульсации, где слова суть не более чем телесные аффекты - все проваливаетсЯ в первичный порЯдок, грохочущий под вторичной организацией смысла. € наоборот, до тех пор, пока поверхность сохранЯетсЯ невредимой, смысл не только разворачиваетсЯ на ней как эффект, но и становитсЯ частью квази-причины, тесно свЯзанной с ней. ‚ свою очередь, он производит индивидуализацию и все, что участвует затем в процессе полаганиЯ тел и их размеренных смесей; а также сигнификацию со всем тем, что происходит затем в процессе полаганиЯ предложений и приписываемых им отношений. „ругими словами, он производит всю третичную организацию, или объект статичного генезиса. </P>
</FONT><P><HR></P>
<B><FONT SIZE=4 COLOR="#0000ff"><P>‚осемнадцатаЯ сериЯ: три образа философов</B></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>Ћбраз философа - как популЯрный, так и профессиональный - сформировалсЯ, судЯ по всему, благодарЯ платонизму: философ - это путник, оставивший пещеру и восходЯщий ввысь. € чем выше подъем, тем полнее очищение. Ќа почве такой "психологии восхождениЯ" образуютсЯ тесные свЯзи между моралью и философией, аскетическим идеалом и идеей мысли. ќтим и определЯетсЯ как популЯрный образ философа, витающего в облаках, так и его научный образ, согласно которому</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>философские небеса хотЯ и обладают интеллигибельной природой, но не отрывают нас от земли, поскольку последнЯЯ живет по их закону. Ћднако и в том, и в другом случае все происходит в высоте (даже если это высота личности в небесах морального закона). Љак только мы спрашиваем: "—то значит ориентироватьсЯ в мысли?", то оказываетсЯ, что мысль сама предполагает оси и направлениЯ, по которым она развиваетсЯ, что у нее есть географиЯ еще до того, как поЯвитсЯ историЯ, и что она намечает измерениЯ систем до их конституирован&amp;trade;. ‘обственно говорЯ, высота - это платонический ‚осток. € философскаЯ работа всегда задаетсЯ как восхождение и преображение, то есть, как движение навстречу высшему принципу, определЯющему само это движение - как движение самополаганиЯ, самоисполнениЯ и познаниЯ. Њы вовсе не собираемсЯ сравнивать философию с болезнью, но существуют и собственно философские болезни. €деализм - врожденнаЯ болезнь платонизма, который со всей его чередой взлетов и падений логично расценивать как маниакально-депрессивную форму философии. ЊаниЯ вдохновлЯет и ведет Џлатона. „иалектика - это полет идей, </FONT><I><FONT SIZE=2>Ideenflucht.</I></FONT><FONT SIZE=2> Љак говорит об €дее </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>174 </FONT><I><FONT SIZE=2>’ђ€ ЋЃђЂ‡Ђ ”€‹Ћ‘Ћ”Ћ‚</I></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>сам Џлатон: "Ћна летит или гибнет..." € даже в смерти ‘ократа есть что-то от депрессивного самоубийства. Ќицше не доверЯл ориентации на высоту. Ћн спрашивал, не свидетельствует ли она, начинаЯ с ‘ократа, скорее о вырождении и тупиковом заблуждении философии, чем о верном исполнении последней своего дела. ’аким образом, Ќицше вновь поднимает всю проблему ориентации мысли: разве акт мышлениЯ происходит не в мысли, а сам мыслитель разве мыслит вне жизни? Ќицше применЯет изобретенный им метод: нельзЯ ограничиватьсЯ ни биографией, ни библиографией, надо старатьсЯ найти ту скрытую точку, где житейский анекдот и афоризм мысли сливаютсЯ воедино - подобно смыслу, который с одной стороны есть атрибут жизненных ситуаций, а с другой - содержание мыслимых предложений. ’ут существуют свои особые измерениЯ, свои времена и пространства, свои ледники или тропики - короче, целаЯ экзотическаЯ географиЯ, характеризующаЯ как способ мышлениЯ, так и стиль жизни. ‚озможно, предвосхищением этого метода можно считать лучшие страницы „иогена ‹аэртского, где он подбирает жизненные Ђфоризмы, которые в то же времЯ были и Ђнекдотами мысли - таков подлинный уест философов. ’ак, например, историЯ ќмпедокла и ќтны - философский анекдот подобного рода. Ћн не слабее истории про смерть ‘ократа, но всЯ суть в том, что его воздействие относитсЯ к иному измерению. ”илософ-досократик не выходит из пещеры; напротив, он полагает, что мы не вполне углубились в нее, недостаточно поглощены ею. ‚ сказании о ’есее, герой отказываетсЯ от путеводной нити: "Љакое нам дело до вашей дороги вверх, до вашей нити, ведущей наружу - к счастью и истине? ‚ы хотите спасти нас этой нитью? Њы же от души желаем вам повеситьсЯ на ней?" „осократики помещали мысль внутрь пещер и жизни, в глубину. Ћни искали тайну воды и огнЯ, и, подобно сокрушающему статуи ќмпедоклу, они философствовали молотом - молотом геолога и спелеолога. ‘ потоками воды и огнЯ вулкан выбросил все, что осталось от ќмпедокла - его свинцовую сандалию. ‘андалиЯ ќмпедокла противостоит крыльЯм платоновской души, доказываЯ, что ќмпедокл от земли, из-под земли, что </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>175 </FONT><I><FONT SIZE=2>‹Ћѓ€ЉЂ ‘Њ›‘‹Ђ </P></I>
<P>он автохтонен. ‚змахам платоновских крыльев противостоит удар молота досократиков; платоновскому вознесению - досократическое низвержение. Џотаенные глубины показались Ќицше подлинным ориентиром философии, открытием досократиков, которое нужно возродить в философии будущего - всеми силами жизни, котораЯ вместе с тем и мысль, всеми силами Языка, который также и тело. "‡а каждой пещерой находитсЯ другаЯ, еще более глубокаЯ; а за ней еще другаЯ пещера. ‡а поверхностью существует более обширный, странный, богатый мир, пропасть под каждым основанием"</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">1</SUP></FONT><FONT SIZE=2>. ‚ начале была шизофрениЯ: досократическаЯ философиЯ - это собственно философскаЯ шизофрениЯ, абсолютнаЯ глубина, вскрытаЯ в телах и в мысли. Џоэтому ѓ±льдерлин пришел к открытию ќмпедокла раньше Ќицше. ‚ знаменитом чередовании [мировых циклов - пер.] ќмпедокла, в неразрывности ненависти и любви мы сталкиваемсЯ, с одной стороны, с телом ненависти, с расчлененным телом-решетом: "головы без шей, руки без плеч, глаза без лица"</FONT><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">*</FONT><FONT SIZE=2>; а с другой - видим великолепное тело без органов: "отлитое из одного куска", без членов, без голоса и без пола. ’ак „ионис обращает к нам свои два лица - вскрытое, изорванное тело и бесстрастную голову <BR>
_________ <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">1</SUP></FONT><FONT SIZE=2> ‘транно, что ЃашлЯр, говорЯ о ницшеанском воображении, пытаетсЯ представить его в свете "психологии восхождениЯ" (</FONT><I><FONT SIZE=2>L'Air et les songes,</I></FONT><FONT SIZE=2> ch.5). Ћн не только сводит к минимуму роль земли и поверхности у Ќицше, но и интерпретирует ницшеанскую "вертикальность" прежде всего как высоту и восхождение, тогда как на самом деле это глубина и спуск. ‘тервЯтник поднимаетсЯ вверх лишь .в редких случаЯх: он парит и "падает". Ћтносительно Ќицше следует также сказать, что глубина служит разоблачению идеи высоты и идеала восхождениЯ; высота - не более чем мистификациЯ, поверхностный эффект, который не вводит в заблуждение глаз глубины и рушитсЯ под его взглЯдом. ‘м. по этому поводу комментарии ЊишелЯ ”уко в "Nietzche, Freud, Marx", in </FONT><I><FONT SIZE=2>Nietyhe,</I> Cahiers de Royamnont, ed. de Minuit, Paris, 1967, pp.186-187. <BR>
</FONT><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">*</FONT><FONT SIZE=2> "‚ыросло много голов, затылка лишенных и шеи, ѓолые руки блуждали, в плечах не имеЯ приюта, Ћчи скитались по свету, одни, безо лбов сиротеЯ". (–ит, по: ’ит ‹укреций Љар, <I>Ћ природе, вещей, -</I> Њ., •удожественнаЯ литература, 1985 - ‘.282) - </FONT><I><FONT SIZE=2 COLOR="#800000">Џримечание переводчика</FONT><FONT SIZE=2>.</I> </P>
<P>176 </FONT><I><FONT SIZE=2>’ђ€ ЋЃђЂ‡Ђ ”€‹Ћ‘Ћ”Ћ‚</I></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>без органов: „ионис расчлененный, но и „ионис непроницаемый. </P>
<P>Ќицше смог переоткрыть глубину только после того, как овладел поверхностью. Ќо он не осталсЯ на ней, считаЯ, что поверхность необходимо осудить с новой точки зрениЯ - взглЯда из глубины. Ќицше мало интересовалсЯ тем, чего достигла философиЯ после Џлатона, полагаЯ, что это навернЯка было лишь продолжением долгого упадка. Ќам же представлЯетсЯ, однако, что здесь, согласно его методу, возникает некий третий образ философов. € по их адресу заЯвление Ќицше звучит особенно уместно: сколь основательны греки в силу своей поверхностности!</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">2</SUP></FONT><FONT SIZE=2> ќти - третьи - греки уже не вполне и греки. Ћни больше не ждут спасениЯ из глубин земли; не ждут они его и с небес или от €деи. ‘корее, они ожидают его от событиЯ - с ‚остока, где, по словам Љэррола, все идет к лучшему. ‘ мегариков, киников и стоиков начинаетсЯ новаЯ философиЯ и новый тип анекдота. ЏеречитываЯ лучшие главы „иогена ‹аэртского - главы, посвЯщенные „иогену Љинику и •рисиппу ‘тоику, - мы наблюдаем за развитием удивительной системы провокаций. ‘ одной стороны, философ ест с крайней прожорливостью, объедаЯсь сверх меры; прилюдно мастурбирует, сетуЯ при этом, что голод нельзЯ утолить так же просто; не осуждает инцест с матерью, сестрой или дочерью; терпим к каннибализму и антропофагии - но при всем при том он в высшей степени трезв и целомудрен. ‘ другой стороны, философ хранит молчание, когда люди его о чем-то спрашивают, либо награждает их ударами посоха. Љогда ему задают абстрактные и трудные вопросы, он в ответ указывает на пищу или подает вам всю торбу с едой, которую не преминет затем вывалить на вас, как всегда со всей силы. € все-таки он - носитель нового дискурса, нового логоса, оживлЯемого парадоксами и насыщенного новым философским содержанием. „а, мы ощущаем: </P>
<P>эти анекдоты уже не про платоников и досократиков. Ќалицо переориентациЯ всей мысли и того, что подразумеваетсЯ под способностью мыслить: <I>больше нет ни</I></FONT><FONT SIZE=2> <BR>
<I>_________________</I> <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">2</SUP></FONT><FONT SIZE=2> <I>Nietzsche centre Wagner,</I> epilogue 2. </P>
<P>177 </FONT><I><FONT SIZE=2>‹Ћѓ€ЉЂ ‘Њ›‘‹Ђ </P>
<P>глубины, ни высоты</I>. Ќе счесть насмешек в адрес Џлатона со стороны киников и стоиков. € всегда речь идет о том, чтобы низвергнуть €деи, показать, что бестелесное пребывает не в вышине, а на поверхности и что оно - не верховнаЯ причина, а лишь поверхностный эффект, не ‘ущность, а событие. Ђ в отношении глубины доказывали</FONT><FONT SIZE=2>,</FONT><FONT SIZE=2> что она - пищеварительнаЯ иллюзиЯ, дополнЯющаЯ идеальную оптическую иллюзию. —то же на самом деле означает такаЯ прожорливость, апологиЯ инцеста и каннибализма? ЏоследнЯЯ тема присутствует как у •рисиппа, так и у „иогена Љиника. € хотЯ „иоген ‹аэртский не разъЯснЯет взглЯдов •рисиппа, он дает весьма подробное поЯснение относительно „иогена: "Ќет ничего дурного в том, чтобы отведать мЯса любого животного: даже питатьсЯ человеческим мЯсом не будет преступно, как Явствует из обычаев других народов. ‚ самом деле, ведь все существует во всем и через все: в хлебе содержитсЯ мЯсо, в овощах - хлеб, и вообще все тела как бы прообразно проникают друг в друга мельчайшими частицами через незримые поры. ’ак разъЯснЯет он в своем "”иесте", если только трагедиЯ написана им..."" „анное высказывание, применимое в том числе и к инцесту, утверждает, что в глубине тел все ЯвлЯетсЯ смесью. Ћднако нет таких правил, по которым одну смесь можно было бы признать хуже другой. ‚опреки тому, во что верил Џлатон, не существует никакой внешней высшей меры длЯ таких смесей и комбинации €дей, котораЯ позволЯла бы определить хорошие и плохие смеси. € так же, вопреки досократикам, нет никакой имманентной меры, способной фиксировать порЯдок и последовательность смешениЯ в глубине Џрироды: любаЯ смесь не лучше и не хуже пронизывающих друг друга тел и сосуществующих частей. Љак же при этом миру смесей не быть миром черной глубины, где все дозволено? </P>
<P>•рисипп различал два типа смесей: несовершенные смеси, изменЯющие тела; и совершенные смеси, оставлЯющие тела незатронутыми, в которых тела сосуществуют, <BR>
____________ <BR>
</FONT><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">**</FONT><FONT SIZE=2> „иоген ‹аэртский, Ћ <I>жизни, учениЯх и изречениЯх знаменитых философов,-</I> Њ., Њысль, 1979-‘.257-258. - </FONT><I><FONT SIZE=2 COLOR="#800000">Џримечание переводчика</FONT><FONT SIZE=2>.</I> </P>
<P>178 </FONT><I><FONT SIZE=2>’ђ€ ЋЃђЂ‡Ђ ”€‹Ћ‘Ћ”Ћ‚</I></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>соприкасаЯсь всеми своими частЯми. ђазумеетсЯ, совершеннаЯ и жидкаЯ смесь, где все существует именно в космическом настоЯщем, задаетсЯ единством телесных причин. Ќо тела, взЯтые в специфике их ограниченного настоЯщего, непосредственно не совпадают с порЯдком их причинности, котораЯ относитсЯ только к целому, охватывающему все их комбинации сразу. ‚от почему какаЯ-то смесь может быть названа хорошей или плохой: хорошей в порЯдке целого, но несовершенной, плохой и даже отвратительной в порЯдке частных сочетаний. Љак можно осуждать инцест</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>и каннибализм в той области, где страсти сами ЯвлЯютсЯ телами, пронизывающими другие тела, и где каждаЯ отдельнаЯ волЯ ЯвлЯетсЯ радикальным злом? ‚спомним пример из выдающейсЯ трагедии ‘енеки. ‘прашиваетсЯ: что общего между стоической мыслью и этой трагической мыслью, впервые выведшей на сцену персонажей, целиком отдавшихсЯ злу, и предвосхитившей в этом …лизаветинский театр? —тобы достичь того же, стоических хоров маловато. Џодлинно стоическое здесь - в открытии страданий-тел и инфернальных смесей, которые</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>образуютсЯ этими телами и которым тела покорЯютсЯ: огненные Яды и педофагические трапезы. ’рагический ужин ”иеста - это не только утраченнаЯ рукопись „иогена, но и, к счастью, сохранившийсЯ сюжет ‘енеки. ѓубительное действие отравленной туники начинаетсЯ с того, что она сжигает кожу и пожирает поверхность; затем отрава проникает еще глубже и превращает перфорированное тело в расчлененное, </FONT><I><FONT SIZE=2>membra discerpta</I></FONT><FONT SIZE=2>. Џовсюду в глубине тела кипЯт отравленные смеси; вызревает отвратительнаЯ некромантиЯ, торжествуютсЯ инцест и людоедство. Џосмотрим, нет ли какого-нибудь противоЯдиЯ или защиты: герой трагедии ‘енеки и всей стоической мысли - ѓеракл. ѓеракл всегда соотнесен с тремЯ сферами: адской бездной, звездной высотой и поверхностью земли. ‚ адских глубинах он находит</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>только ужасные смеси; в небесах - пустоту и астральных чудовищ, подобных чудовищам ада. Ќо на земле он миротворец и путешественник, странствующий даже по поверхности вод. Ћн всегда и всеми доступными ему способами поднимаетсЯ или спускаетсЯ к поверхности,</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>приводЯ с собой </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>179 </FONT><I><FONT SIZE=2>‹Ћѓ€ЉЂ ‘Њ›‘‹Ђ </P></I>
<P>то адского или звездного пса, то адского или небесного змеЯ. ђечь идет уже не об упавшем на дно „ионисе и не о поднЯвшемсЯ ввысь .Ђполлоне, речь - о ѓеракле на поверхности, ведущем сражение на два фронта - как против глубины, так и против высоты: полнаЯ переориентациЯ мысли и новаЯ географиЯ. </P>
<P>€ногда стоицизм рассматривают как отход от платонизма, как возврат к досократикам, например - к миру ѓераклита. Ќо вернее было бы сказать о переоценке стоиками всего досократического мира. €столковываЯ этот мир как физику смесей в глубине, киники и стоики отчасти отдают его во власть всевозможных локальных беспорЯдков, примирЯющихсЯ только в ‚еликой смеси, то есть в единстве взаимосвЯзанных причин. ќто мир ужаса и жестокости, инцеста и антропофагии. Ќо можно, конечно, взглЯнуть на него и иначе: а именно, ^ точки зрениЯ того, что выбираетсЯ из гераклитовского мира на поверхность и обретает совершенно новый статус. ќто - событие, по самой своей природе отличное от причин-тел, ќон в его</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>сущностном отличии от всепожирающего •роноса. Џараллельно и платонизм претерпевает такую же полную переориентацию: он хотел бы закопать досократический мир еще глубже, принизить его еще сильнее и раздавить всей тЯжестью своих высот. Ќо как мы видим, теперь он сам лишаетсЯ своей высоты, а €деЯ спускаетсЯ обратно на поверхность как простой бестелесный эффект. ЂвтономиЯ поверхности, независимой от глубины и высоты и им противостоЯщей; обнаружение бестелесных событий, смыслов и эффектов, несводимых ни к глубинам тел, ни к высоким €деЯм, - вот главные открытиЯ стоиков, направленные как против досократиков, так и против Џлатона. ‚се, что происходит, и все, что высказываетсЯ, происходит и высказываетсЯ на поверхности. Џоверхность столь же мало исследована и познана, как глубина и высота, выступающие в качестве нонсенса. ЏринципиальнаЯ граница сместилась. Ћна больше не проходит ни в высоте - между универсальным и частным; ни в глубине - между субстанцией и акциденцией. Њожет быть, именно Ђнтисфена следует благодарить за новую демаркационную линию, проведенную между вещами и предложениЯми самими по себе. </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>180 </FONT><I><FONT SIZE=2>’ђ€ ЋЃђЂ‡Ђ ”€‹Ћ‘Ћ”Ћ‚</I></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>ѓраница пролегла между вещью как таковой, обозначенной предложением, и выраженным в предложении, не существующим вне последнего. (‘убстанциЯ - не более чем вторичное определение вещи, а универсальное - не более чем вторичное определение выраженного в предложении). </P>
<P>Џоверхность, занавес, ковер, мантиЯ - вот где обосновались и чем окружили себЯ киники и стоики. „войной смысл поверхности, неразрывность изнанки и лицевой стороны сменЯют высоту и глубину. ‡а занавесом ничего нет, кроме безымЯнных смесей. Ќет ничего и над ковром, кроме пустого неба. ‘мысл поЯвлЯетсЯ и разыгрываетсЯ на поверхности - по крайней мере, если мы умеем правильно смешивать его - где из пыли образуютсЯ буквы. Џоверхность подобна запотевшему стеклу, на котором можно писать пальцем. ”илософиЯ бьющего посоха киников и стоиков вытеснЯет философию ударов молота. ”илософ теперь не пещерное существо и не платоновскаЯ душа-птица, а плоское животное поверхности - клещ или блоха. ”илософским символом становитсЯ, сменЯЯ платоновские крыльЯ и эмпедокловскую сандалию, выворачивающийсЯ плащ Ђнтисфена и „иогена: посох и плащ, напоминающие ѓеркулеса с его дубиной и львиной шкурой. Љак назвать</FONT><FONT SIZE=2> </FONT><FONT SIZE=2>это новое философское свершение, противостоЯщее сразу и платоновскому преображению, и низвержению досократиков? Њожет быть, извращением, которое, по крайней мере, согласуетсЯ с системой провокаций этого нового типа философа - если верно, что извращение предполагает особое искусство поверхностей. </P>
</FONT><P><HR></P>
<B><FONT SIZE=4 COLOR="#0000ff"><P>„евЯтнадцатаЯ сериЯ: юмор</B></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>Ќа первый взглЯд может показатьсЯ, что Язык не имеет достаточных оснований ни в состоЯниЯх того, кто в нем выражает себЯ, ни в обозначаемых чувственных вещах, ни даже в €деЯх, дающих Языку возможность нести как истину, так и ложь. € не будь €деи "именами-в-себе", осталось бы непонЯтным, каким чудом предложениЯ сопричастны €деЯм в большей степени, чем тела - которые сами говорЯт, или о которых мы говорим. Ђ с другой стороны, не могут ли тела служить лучшим основанием Языка? Љогда звуки проникают в тела и становЯтсЯ действиЯми и страданиЯми смешанных тел, они - всего лишь носители мучительного нонсенса. Ћдна за другой обнаруживаетсЯ несостоЯтельность платонического и досократического, идеалистического и физического Языков, а также маниакального Языка и Языка шизофрении. ‚ результате возникает безвыходнаЯ альтернатива: либо ничего не говорить, либо поглощать, то есть съедать сказанные кем-то слова. Љак выразилсЯ •рисипп: "’ы говоришь "телега</FONT><FONT SIZE=2>"</FONT><FONT SIZE=2>. ‘тало быть, телега проходит через твой рот". „аже если это €деЯ телеги, то легче от этого не становитсЯ. </P>
<P>€деалистический Язык состоит из гипостазированных значений. Ќо всЯкий раз, когда нас спросЯт о таких, например, означаемых: "—то такое Љрасота, ‘праведливость, —еловек?" - мы ответим, обозначаЯ тело, указываЯ на объект, который можно имитировать, или даже съесть, или, в крайнем случае, можно ответить ударом посоха (посох - инструмент всЯкого возможного обозначениЯ). ‚ ответ на платоново определение человека как "существа двуногого и без перьев" „иоген Љиник бросил к ногам Џлатона ощипанного петуха. Ђ тому, кто спрашивал: "—то такое философиЯ?", „иоген вместо от- </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>182 </FONT><I><FONT SIZE=2>ћЊЋђ</I></FONT><FONT SIZE=2> </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>вета указал на рыбу. „ействительно, рыба - наиболее оральное из живых существ; она олицетворЯет проблему немоты, съедобности и согласного звука во влажной стихии, - короче, проблему Языка. Џлатон смеЯлсЯ над теми, кого удовлетворЯли данные примеры - указующие и обозначающие, но не достигающие ‘ущности: џ не спрашиваю вас (говорил он)</FONT><FONT SIZE=2>,</FONT><FONT SIZE=2> кто справедлив, Я спрашиваю, что такое справедливость сама по себе. ‡начит, можно легко заставить Џлатона спуститьсЯ по той тропе, по которой он призывает нас подниматьсЯ. ‚сЯкий раз, когда нас спрашивают о значении, мы отвечаем обозначением и чистым казательством [monstration]</FONT><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">*</FONT><FONT SIZE=2>. € чтобы убедить зрителЯ, что речь идет не просто о "примере", что проблема Џлатона неверно поставлена, мы готовы имитировать то, что обозначаем, съесть то, чему подражаем, разрушить то, что предъЯвлЯем. ‚ажно сделать это быстро - быстро найти что-нибудь, что можно обозначить, съесть и разрушить; это смещает значение (€дею), которое вас просЯт отыскать. € чем быстрее, тем лучше - поскольку нет сходства (да его и не может быть) между тем, на что указывают, и тем, о чем спрашивают. …сть только сложное отношение, исключающее ложную платоновскую дуальность сущности и примера. ’акой опыт, состоЯщий в замене значений на обозначениЯ, казательства, поедание и прЯмое разрушение, требует особого настроениЯ, знаниЯ того, как "снизойти" - то есть юмора, противостоЯщего и сократической иронии, и технике восхождениЯ.</P>
<P>Ќо куда нас заведет такой спуск? Ћн низводит нас в основание тел и в безосновность их смесей. ‹юбаЯ денотациЯ находит свое продолжение в поглощении, перемалывании и разрушении. € нет никакой возможности остановить этот процесс, как если бы посох разбивал все, на что указал. Ћтсюда Ясно, что Язык основан на денотации не больше, чем на сигнификации. Љогда последнЯЯ отбрасывает нас к чистой денотации, смещающей и отрицающей сигнификацию, мы сталкиваемсЯ с абсурдом как тем, что существует без значениЯ. Ќо ко- <BR>
______________ <BR>
</FONT><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">*</FONT><FONT SIZE=2> ‘лово, подчеркивающее операцию, обратную "доказательству" (</FONT><I><FONT SIZE=2>monstration</I></FONT><FONT SIZE=2> вместо </FONT><I><FONT SIZE=2>demonstration</I>)<I>. - </FONT><FONT SIZE=2 COLOR="#800000">Џримечание переводчика</FONT><FONT SIZE=2>.</I> </P>
<P>183 </FONT><I><FONT SIZE=2>‹Ћѓ€ЉЂ ‘Њ›‘‹Ђ </P></I>
<P>гда денотациЯ, в свою очередь, низвергает нас в деструктивное пищеварительное основание, мы сталкиваемсЯ с нонсенсом глубины как под-смыслом или </FONT><I><FONT SIZE=2>Untersinn</I> [</FONT><I><FONT SIZE=2>подсознанием -</I> нем.]. Ќет ли иного выхода? ’от же самый поток, который низводит Язык с высот и затем погружает его на дно, должен вести нас к поверхности - туда, где не осталось ничего, что подлежало бы денота-ции и даже сигнификации, но где производитсЯ чистый смысл. ‘мысл производитсЯ в своем сущностном отношении с третьим элементом - на этот раз с нонсенсом поверхности. € опЯть здесь важно действовать быстро. ‚се дело в скорости.</P>
<P>—то же мудрец находит на поверхности? —истые событиЯ, взЯтые в их вечной истине, то есть с точки зрениЯ их субстанции, котораЯ противо-лежит событиЯм, независимаЯ от их пространственно-временного осуществлениЯ в положениЯх вещей. €ли, что то же самое, он находит чистые сингулЯрности, излучаемые случайным элементом, независимым от индивидуальностей и личностей, воплощающих или осуществлЯющих эти сингулЯрности. Џервым, кто испытал это приключение юмора, это двойное устранение высоты и глубины ради поверхности, был мудрец-стоик. Ќо позже, и в другом контексте, в то же приключение пустились мудрецы „зена - против глубин Ѓрахмана и высот Ѓудды. ‡наменитые проблемы-тесты, вопросы-ответы, <I>коаны</I> демонстрируют абсурдность сигнификации и нонсенс денотаций. Џосох - универсальный инструмент, мастер вопросов; мимикриЯ и пожирание - ответ. ‚ернувшись на поверхность, мудрец открывает объекты-событиЯ, коммуницирующие в пустоте, образующей их субстанцию - ќон, где они проступают и развиваютсЯ, никогда не заполнЯЯ его</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">1</SUP></FONT><FONT SIZE=2>. ‘обытие - это тождество формы и пустоты. ‘обытие - не объект денотаций, а, скорее, объект выражениЯ, то, что<BR>
_____________ <BR>
</FONT><SUP><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">1</SUP></FONT><FONT SIZE=2> ‘тоики уже разработали очень элегантную теорию Џустоты, как одновременно и <I>сверх-бытиЯ</I> и <I>упорства.</I> …сли бестелесные событиЯ - это логические атрибуты бытиЯ и тел, то пустота подобна субстанции таких атрибутов. Ћна по природе отличаетсЯ от телесной субстанции в том смысле, что нельзЯ даже сказать, что мир находитсЯ "в" пустоте. см. Ѓрейе, </FONT><I><FONT SIZE=2>La Theorie des incorporels dans I'ancien stoicisme</I>, ch.3. </P>
</FONT><FONT SIZE=2><P>184 ћЊЋђ </P>
<P>может быть выражено. Ћно - не настоЯщее, а всегда либо то, что уже в прошлом, либо то, что вот-вот произойдет. Љак у Њалларме: событие значимо своим отсутствием или отменой, поскольку отсутствие (</FONT><I><FONT SIZE=2>abdicatio</I>) </FONT><FONT SIZE=2>как раз и ЯвлЯетсЯ его <I>положением</I> в <I>пустоте</I> в качестве чистого ‘обытиЯ (</FONT><I><FONT SIZE=2>dedicatio</I>)<I>.</I></FONT><FONT SIZE=2> "…сли у тебЯ есть трость, - скажет учитель „зен, - Я дарю ее тебе. …сли у тебЯ нет трости, Я отбираю ее назад". (€ли, как говорил •рисипп: "—его ты не потерЯл, то ты имеешь. ђогов ты не потерЯл. ‘тало быть, ты рогат".)</FONT><FONT SIZE=2 COLOR="#ff0000">**</FONT><FONT SIZE=2> Ћтрицание больше не выражает ничего негативного, оно высвобождает чистое выражаемое с его двумЯ неравными половинами. Ћдной половине всегда недостает другой, поскольку она перевешивает именно в силу собственной ущербности, даже если это проЯвлЯетсЯ в ее избыточности - слово = х длЯ вещи = х. ќто Ясно видно в искусстве „зен: не только в искусстве рисованиЯ, где кисточка, которой водит не имеющаЯ опоры рука, уравновешивает форму и пустоту, распределЯет сингулЯрности чистого событиЯ в сериЯх неожиданных мазков и "пушистых линий", но и в искусстве садоводства, экибаны, чайной церемонии, в искусстве стрельбы из лука и фехтованиЯ, где изумительное "цветение железа" возникает из полной пустоты</FONT><FONT SIZE=2>.</FONT><FONT SIZE=2> ЏронизываЯ отмененные сигнификации и утраченные денотации, пустота становитсЯ местом смысла-событиЯ, гармонично уравновешенного своим нонсенсом, - местом, где место только и имеет место. ‘ама пустота - это парадоксальный элемент, нонсенс поверхности, всегда лишеннаЯ места случайнаЯ точка, в которой событие вспыхивает как см