Ями и  старанием; однако  в преобладающем большинстве случаев,
без сомнениЯ, случаетсЯ противоположное. Џоэтому гораздо большего, лучшего и
получаемого  через меньшие промежутки времени следует ожидать  от  рассудка,
деЯтельности,  направленности  и стремлениЯ людей,  чем от случаЯ,  животных
инстинктов и тому подобного, что до сих пор давало начало открытиЯм.
        CIX
     Њожно  привести также и следующее обстоЯтельство, подающее надежду.  Ќе
мало из  того, что уже  открыто,  таково, что, раньше чем оно  было открыто,
едва  ли  кому-нибудь могло  прийти  на  ум  чего-нибудь  ожидать  от  него;
напротив, всЯкий пренебрег бы им, как невозможным. ‹юди обычно судЯт о новых
вещах по примеру старых, следуЯ  своему  воображению, которое предубеждено и
запЯтнано ими. ќтот  род суждениЯ обманчив, поскольку  многое из  того,  что
ищут у источников вещей, не течет привычными ручейками.
     Ќапример, если бы  кто-либо до изобретениЯ огнестрельного оружиЯ описал
эту вещь по тому, как она действует, и сказал бы следующим образом: "‘делано
изобретение,  посредством которого можно с далекого  расстоЯниЯ сотрЯсать  и
разрушать стены и укреплениЯ,  как бы ни были они велики", то люди, конечно,
стали бы делать много  разнообразных  догадок об увеличении сил  метательных
снарЯдов  и  орудий посредством грузов  и  колес и стенобитных средств этого
рода.  Ќо  едва  ли  чьему-либо  воображению и  мысли  представилсЯ бы столь
внезапно  и  быстро распространЯющийсЯ и  взрывающийсЯ огненный  ветер,  ибо
человек   не  видел  вблизи   примеров   этого  рода,  кроме,  может   быть,
землетрЯсениЯ  и молнии, а эти ЯвлениЯ были бы  тотчас  исключены людьми как
чудо природы, коему человек подражать не может.
     Џодобным же образом, если  бы  кто-либо ранее изобретениЯ шелковой нити
повел такую речь: "Ќайдена  длЯ  нужд одежды и убранства нить некоего  рода,
намного превосходЯщаЯ льнЯную и шерстЯную нить тонкостью,  но вместе с тем и
прочностью, а  также красотой и мЯгкостью", люди тотчас бы  стали  думать  о
каком-то  шелковистом  растении,   или  о  более  тонком  волосе   какого-то
животного,  или о перьЯх и пухе  птиц. Ђ  о ткани малого  червЯ,  о таком ее
изобилии и ежегодном возобновлении  они, конечно,  никогда бы не подумали. Ђ
если бы кто-либо бросил какое-нибудь слово о черве, он был бы, без сомнениЯ,
осмеЯн, как человек, который бредит о какой-то невиданной паутине.
     ’очно так же если бы кто-либо ранее изобретениЯ мореходной иглы сказал:
"€зобретен прибор,  посредством которого можно  точно  определить и  указать
страны  света  и  кардинальные  точки неба",  то люди  тотчас, подстрекаемые
воображением, устремились бы к разнообразным  предположениЯм об изготовлении
более совершенных астрономических приборов.  €зобретение же такого предмета,
движение которого отлично  сходитсЯ  с небесным,  хотЯ сам  он  не  из числа
небесных  тол, а  состоит  из  камнЯ  или металла, считалось  бы  совершенно
невозможным.  Ћднако это  и подобное  этому, оставаЯсь  скрытым  от  людей в
течение  столь многих времен  мира, было изобретено не посредством философии
или  наук,  а благодарЯ случаю и совпадению.  €бо эти открытиЯ  (как  мы уже
сказали) настолько отличны и удалены от всего познанного ранее,  что никакое
предшествующее знание не могло к ним привести.
     Џоэтому  надо  вообще надеЯтьсЯ  на то, что до сих пор в недрах природы
таитсЯ много весьма полезного, что не  имеет родства или соответствиЯ  с уже
изобретенным и целиком расположено за пределами  воображениЯ. Ћно до сих пор
еще не открыто, но, без  сомнениЯ, в ходе и  круговороте  многих веков и это
поЯвитсЯ, как  поЯвилось предыдущее. Ћднако  тем путем, о котором  мы теперь
говорим,  все  это  можно  представить  и  предвосхитить быстро, немедленно,
тотчас.
        CX
     Ќо встречаютсЯ  и другие открытиЯ,  такие, которые доказывают,  что род
человеческий может миновать и оставить без вниманиЯ даже лежащие  у него под
ногами замечательные находки.  „ействительно,  если  изобретение пороха, или
шелковой  нити,  или  мореходной  иглы,  или сахара, или  бумаги  зависит от
некоторых  свойств  вещей и  природы,  то  уж  в  искусстве  книгопечатаниЯ,
конечно, нет ничего, что бы ни было Явно и почти самоочевидно. € все же люди
в продолжение стольких  веков были лишены этого прекраснейшего  изобретениЯ,
которое так содействует распространению знаний. Ћни не  обратили вниманиЯ на
то, что,  хотЯ  знаки  букв разместить  труднее,  чем писать буквы движением
руки,  но  зато  размещенные  однажды  буквы  дают  бесчисленное  количество
отпечатков, а буквы, начертанные рукой, дают только одну рукопись; или же не
заметили   того,  что  краска  может  быть  настолько   сгущена,  чтобы  она
окрашивала,  а  не  текла,  особенно  когда  буквы  опрокинуты  и  печатание
производитсЯ сверху.
     Ћднако ум человеческий обычно столь неловок и  плохо расположен на этом
пути  открытиЯ,  что  сначала  он себе  не  доверЯет,  а  вскоре  доходит до
презрениЯ к себе:  сначала ему кажетсЯ, что подобное изобретение невероЯтно;
а  после того как оно  сделано, кажетсЯ невероЯтным, что  люди так  долго не
замечали его. Ќо и это по справедливости дает повод к надежде. …сть, значит,
много до  сих  пор  остающихсЯ  без  движениЯ открытий, которые  могут  быть
выведены посредством того,  что мы  называем  научным  опытом,  не только из
неизвестных ранее действий, но  также из перенесениЯ, сочетаниЯ и применениЯ
действий уже известных.
        CXI
     ЌельзЯ  упускать длЯ  созданиЯ  надежды также  и  следующее. Џусть люди
подумают о бесконечном расточении ума,  времени и  способностей, которые они
отдают вещам и занЯтиЯм много меньшей  пользы  и ценности;  если бы обратить
хоть некоторую часть этого на занЯтиЯ здравые и положительные, то не было бы
такой  трудности, которую  нельзЯ было  бы  преодолеть. ќто  мы сочли нужным
прибавить по той причине, что открыто признаем: такое собирание естественной
и опытной  истории, каким мы  его замышлЯем и  каким оно  должно быть,  есть
великое, как бы царское дело, которое потребует много труда и издержек.
        CXII
     Џусть никто не устрашитсЯ множества частностей, пусть это  скорее ведет
его к надежде. €бо частные ЯвлениЯ искусств и природы составлЯют лишь горсть
по  сравнению с  вымыслами  ума,  оторванными и отвлеченными  от очевидности
вещей. €сход этого пути открыт и почти близок. €ной же путь исхода не имеет,
но бесконечно запутан. ‹юди же до сих пор мало задерживались на опыте и лишь
слегка  его  касались,  а  на размышлениЯ и выдумки ума  тратили бесконечное
времЯ.  …сли бы среди нас был кто-нибудь, кто  отвечал бы  нам  на вопросы о
фактах  природы,  то  открытие всех причин и завершение наук  было  бы делом
немногих лет.
        CXIII
     Њы   считаем  также,   что  надежде  людей  может  кое-чем  помочь  наш
собственный  пример. Њы  говорим  это не  из тщеславиЯ,  а потому,  что  это
полезно сказать. …сли кто не верит, пусть посмотрит,  как Я,  человек  среди
людей  моего  времени наиболее  занЯтый  гражданскими  делами  и  не  совсем
крепкого здоровьЯ (на  что тратитсЯ много  времени), хотЯ и вполне  первый в
этом  деле, не  идЯ ни по чьим следам, не сообщаЯсь в этом  деле ни с кем из
смертных, все же твердо вступил на истинный путь и, подчинЯЯ ум вещам, таким
образом (как мы полагаем) подвинул это дело несколько вперед. Џусть он тогда
посмотрит,  чего можно ожидать после этих наших указаний от людей, у которых
много  досуга, а  также  от  соединениЯ трудов  и от распорЯдка времени; тем
более  что по  этому пути  может  идти  не один  лишь  человек  (как по пути
рассуждений),  а  могут  быть   наилучшим  образом  распределены   и   затем
сопоставлены  труды и  работы людей (особенно в том, что  касаетсЯ собираниЯ
опыта). ‹юди тогда только  начнут сознавать свои силы, когда  не бесконечное
количество людей будет делать одно и то  же, но один будет совершать одно, а
другой -- другое.
        CXIV
     Ќаконец,  если бы  даже  ветер надежды,  который дует со стороны  этого
Ќового ‘вета<sup>[46]</sup>,  был  гораздо менее надежен и  более слаб,  то  и
тогда все  же, полагаем  мы,  следовало бы сделать  эту  попытку (если мы не
хотим  совершенно пасть  духом).  ‚едь  опасность  не  совершить  попытку  и
опасность испытать неудачу не равны. €бо в первом  случае мы терЯем огромные
блага,  а во  втором -- лишь  небольшую  человеческую работу. €з всего  нами
сказанного, а также из  несказанного очевидно, что  у нас достаточно надежды
на успех не  только длЯ  человека усердного и предприимчивого, но даже и длЯ
благоразумного и трезвого.
        CXV
     €так,  мы  сказали  о  необходимости  отбросить  то  отчаЯние,  которое
ЯвлЯетсЯ   одной  из  могущественнейших  причин  замедлениЯ  развитиЯ  наук;
закончена также речь о признаках  и  причинах заблуждений, бездеЯтельности и
укоренившегосЯ  невежества;  сказанного  тем более достаточно, что  особенно
тонкие причины,  недоступные  суждению  или  наблюдению  толпы, должны  быть
отнесены к тому, что сказано об идолах человеческой души.
     €  здесь  также  должна  быть  закончена  разрушительнаЯ  часть  нашего
<i>‚осстановлениЯ,</i> котораЯ состоит из трех опровержений, а именно: опровержениЯ
прирожденного  человеческого ума, предоставленного самому себе; опровержениЯ
доказательств  и  опровержениЯ  теорий, или  принЯтых  философий  и  учений.
Ћпровержение их  было  таково,  каким  оно только  могло  быть,  т. е. через
указаниЯ  и  очевидные причины, ибо никаких других опровержений мы не  могли
применить,  расходЯсь  с  остальными  и  в  основных  началах  и  в  методах
доказательств.
     Џоэтому  теперь  своевременно будет  обратитьсЯ  к  самому искусству  и
образцу  истолкованиЯ  природы,  хотЯ  все  еще  остаетсЯ кое-что, что  надо
предпослать. €бо  поскольку цель  этой первой книги афоризмов -- подготовить
разум  людей  длЯ пониманиЯ  и восприЯтиЯ  того,  что  последует, то теперь,
очистив,  пригладив и  выровнЯв  площадь  ума, остаетсЯ  еще утвердить ум  в
хорошем  положении и как бы в благоприЯтном аспекте  длЯ  того, что  мы  ему
предложим. ‚едь предубеждение относительно новой  вещи обусловлено не только
преобладающей силой старого мнениЯ, но и наличием предвзЯтого ложного мнениЯ
или представлениЯ о предлагаемой вещи. €так, попытаемсЯ создать правильные и
истинные мнениЯ о том, что мы приводим, пусть лишь временные и как бы взЯтые
взаймы, пока сама вещь не будет вполне познана.
        CXVI
     Џрежде всего мы считаем нужным потребовать, чтобы люди не думали, будто
мы,  подобно  древним  грекам  или  некоторым  людЯм  нового  времени,  как,
например,  ’елезию, Џатрицию, ‘еверину,  желаем  основать какую-то  школу  в
философии. Ќе к тому мы стремимсЯ и не думаем, чтобы длЯ счастьЯ людей много
значило,  какие у кого  абстрактные мнениЯ  о  природе и  началах вещей. Ќет
сомнениЯ  в  том, что много  еще в  этой области можно возобновить старого и
ввести  нового,  подобно  тому как  могут быть  предположены  многочисленные
теории неба, которые достаточно хорошо сходЯтсЯ  с ЯвлениЯми, но  расходЯтсЯ
между собой.
     Њы  же не заботимсЯ о  такого  рода  предположительных и  вместе с  тем
бесполезных  вещах.  Ќапротив  того,  мы решили  испытать,  не  можем ли  мы
положить  более   прочное   основание  действенному  могуществу   и  величию
человеческому и  расширить его границы. € хотЯ в отношении некоторых частных
предметов у нас есть, как  мы  полагаем, более правильные,  более истинные и
более плодотворные суждениЯ, чем те, которыми люди пользуютсЯ до сих пор (их
мы собрали в пЯтой  части нашего  <i>‚осстановлениЯ),</i> все  же мы  не предлагаем
никакой всеобщей и цельной теории.  €бо,  кажетсЯ, еще не  пришло  длЯ этого
времЯ. € Я даже не  надеюсь прожить достаточно  длЯ завершениЯ шестой  части
<i>‚осстановлениЯ</i>  (котораЯ  предназначена  длЯ  философии,  открытой  законным
истолкованием  природы). Њы  считаем, однако,  достаточным,  если,  действуЯ
трезво и  с пользой в  средней  части<sup>[47]</sup><i>,</i> успеем бросить потомству
семена более беспристрастной  истины и не  отступим  перед  началами великих
дел.
        CXVII
     Ќе будучи  основателЯми  школы, мы равным  образом и не  раздаем щедрых
обещаний  относительно   частных   практических  результатов.   Ћднако   тут
кто-нибудь может возразить,  что  мы, столь часто  упоминаЯ о практике и все
приводЯ к ней, должны бы представить в виде залога какие-нибудь практические
результаты. Ќо наш путь и наш метод (как мы  часто Ясно говорили и как Я  бы
хотел сказать это и теперь) состоЯт в следующем: мы извлекаем не практику из
практики и опыты из опытов (как эмпирики), а причины и аксиомы из практики и
опытов  и  из  причин  и  аксиом  снова  практику  и   опыты   как  законные
истолкователи природы.
     € хотЯ в  наших  таблицах открытиЯ (из которых состоит  четвертаЯ часть
нашего  <i>‚осстановлениЯ),</i> а также в примерах частностей (которые  мы приводим
во второй части),  а кроме  того, и в наших  замечаниЯх относительно истории
(котораЯ  изложена  в  третьей  части труда) каждый  человек,  даже  средней
проницательности и  прозорливости, найдет  много указаний, касающихсЯ важных
практических применений, однако мы откровенно признаем, что  та естественнаЯ
историЯ,  котораЯ  у нас  теперь  имеетсЯ  (из  книг ли  или из собственного
исследованиЯ), недостаточно  богата и  проверена,  чтобы  удовлетворить  или
послужить законному истолкованию.
     €так,  если  найдетсЯ  кто-либо  более  способный  и  подготовленный  в
механике, а также более проворный  в погоне  за практикой посредством одного
лишь обращениЯ к опытам, мы ему предоставлЯем и разрешаем  эту деЯтельность:
извлекать, как бы срываЯ по дороге из нашей истории и таблиц многое, что  он
сможет приложить  к практике, пользуЯсь как бы  процентами, пока не окажетсЯ
возможным получать самый  капитал. Њы  же, устремлЯЯсь к  большему, осуждаем
всЯкую преждевременную  задержку  в  такого  рода делах,  так  же как Яблоки
Ђталанты (как мы часто говорим). Њы не  хватаем по-детски золотых Яблок,  но
все возлагаем на  победу науки  в  состЯзании с  природой и не  спешим снЯть
посев в зеленых всходах, а ждем своевременной жатвы.
        CXVIII
     ’от, кто прочтет нашу историю и таблицы  открытиЯ, может, без сомнениЯ,
натолкнутьсЯ  на  что-либо менее достоверное или  совершенно ложное в  самих
опытах.  €  поэтому  он, возможно, подумает, что наши открытиЯ опираютсЯ  на
ложные  и  сомнительные основаниЯ и начала. ‚ действительности же это ничего
не значит. €бо  в  начале дела неизбежно  должно происходить нечто подобное.
‚едь это равносильно тому, как если в писаном или в печатном произведении та
или  инаЯ  буква  поставлена  или  расположена  неверно:  это   мало  мешает
читающему,  поскольку ошибки легко исправлЯютсЯ по  самому смыслу. ’очно так
же пусть  люди  подумают о  том, что в естественной  истории можно  ошибочно
поверить  многим опытам  и принЯть  их,  но  спустЯ короткое времЯ их  легко
отвергнуть  и отбросить  на  основании  найденных причин и  аксиом.  Ћднако,
действительно,  если  в  естественной  истории  и   опытах  будут   большие,
многочисленные и  непрерывные  заблуждениЯ,  то их  невозможно исправить или
устранить  никакой  удачей  дарованиЯ  или искусства.  €так,  если  в  нашей
естественной истории,  котораЯ была  собрана  и испытана с таким  усердием и
строгостью  и с почти религиозным рвением, находитсЯ  в  частностЯх что-либо
ложное или ошибочное,  что же тогда  должно сказать про обычную естественную
историю, котораЯ  столь легковесна и небрежна по  сравнению с  нашей? €ли  о
философии и  науках, построенных на этом сыпучем песке? Џоэтому пусть никого
не волнует то, что мы сказали.
        CXIX
     ‚ нашей истории и опытах даже встретитсЯ немало вещей, с одной стороны,
тривиальных  и общеизвестных, с другой -- низких и недостойных  и,  наконец,
слишком  тонких и совершенно умозрительных  и вроде  бы совсем  бесполезных.
ќтого рода вещи могут отвратить от себЯ интересы людей.
     —то  касаетсЯ тех  вещей,  которые кажутсЯ  общеизвестными,  пусть люди
подумают: до сих пор  они занимались  только тем, что сообразовывали причины
редких вещей с вещами, случающимисЯ часто, и не  искали никаких причин того,
что случаетсЯ часто, но принимали это как допущенное и принЯтое.
     ’ак, они не исследуют причин тЯготениЯ,  вращениЯ небесных  тел, тепла,
холода, света,  твердости,  мЯгкости,  разреженности,  плотности,  жидкости,
крепости,  одушевленности,  неодушевленности, сходства, несходства, наконец,
органического. Ћни принимают  все  это как Явное и очевидное и рассуждают  и
спорЯт только  относительно тех вещей, которые  случаютсЯ не столь  часто  и
привычно.
     Ќо  мы, достаточно знаЯ о том, что нельзЯ составить никакого суждениЯ о
редких  или  замечательных  вещах и, еще менее  того, извлечь на  свет новые
вещи, пока не  будут по порЯдку проверены и открыты причины обычных  вещей и
причины причин, по  необходимости  принуждены  принЯть в  нашу историю самые
обычные вещи. Њало того, ничто,  как  мы  убедились, не преграждало так путь
философии,  как  то,  что люди  не  останавливались  и  не  задерживались  в
созерцании частых  и простых Явлений, но принимали их мимоходом  и  не имели
обыкновениЯ доискиватьсЯ их  причины, так  что  сведениЯ о неизвестных вещах
приходитсЯ искать не чаще, чем вниманиЯ к известным.
        CXX
     —то  же  касаетсЯ  низких или  даже непристойных вещей, о  которых, как
сказал    Џлиний,    можно    говорить,    лишь   предварительно    испросив
позволениЯ<sup>[48]</sup>, то и  эти вещи должны  быть принЯты  в естественной
истории не менее, чем прекраснейшие и  драгоценнейшие.  …стественнаЯ историЯ
от этого не будет осквернена. ‚едь солнце одинаково проникает и во дворцы, и
в  клоаки и все же не осквернЯетсЯ. Њы же не воздвигаем какой-либо Љапитолий
или пирамиду в честь человеческого высокомериЯ, но основываем в человеческом
разуме свЯщенный храм по образцу  мира. €  мы следуем этому образцу. €бо то,
что достойно  длЯ бытиЯ, достойно  и длЯ познаниЯ, которое  есть изображение
бытиЯ. Ћдинаково существует как низкое,  так и прекрасное. ‚ самом деле, как
из    какого-либо   гниющего   материала,    как,   например,    мускуса   и
цибета<sup>[49]</sup>, порождаютсЯ  иногда лучшие ароматы,  так и из  низких и
грЯзных  Явлений  исходЯт  порой замечательнейшие свет и познание. Ћднако об
этом сказано уже  слишком много, ибо такой род брезгливости вполне относитсЯ
лишь к детЯм и неженкам.
        CXXI
     Ѓолее  тщательно надо  рассмотреть  следующее:  возможно, что многое  в
нашей  истории  пониманию  толпы или даже  чьему-либо разуму,  привыкшему  к
обычным  вещам, покажетсЯ пустыми и бесполезными  тонкостЯми.  €так, об этом
прежде всего сказано и должно быть еще сказано, а именно: вначале и в первое
времЯ мы ищем  только  светоносных  опытов,  а  не плодоносных, поступаЯ  по
примеру  божественного творениЯ,  которое,  как мы часто  говорили, в первый
день создало только один свет и отдало ему одному целый день, не присоединЯЯ
в этот день никакого материального деЯниЯ.
     Џоэтому, если кто-либо  сочтет, что вещи этого рода  бесполезны, то это
равносильно  тому, как  если бы он думал, что и у  света нет никакой пользы,
ибо это  вещь неосЯзаемаЯ и  нематериальнаЯ. „ействительно, следует сказать,
что хорошо проверенное  и определенное  познание  простых натур есть  как бы
свет.  Ћно  открывает  доступ  к  самым  глубинам  практических  приложений,
могущественно  охватывает  и  влечет  за собой  все  колонны  и  войска этих
приложений и открывает нам истоки замечательнейших аксиом, хотЯ само по себе
оно не столь полезно. ‚едь и буквы сами  по себе отдельно ничего не означают
и не приносЯт  какой-либо пользы, но  составлЯют как бы  первую материю  длЯ
сложениЯ каждой речи. ’ак же и семена вещей,  сильные своими  возможностЯми,
совершенно не  могут быть  использованы,  кроме как в своем развитии.  ’ак и
рассеЯнные  лучи   самого   света   ничего  не   могут  уделить   от   своей
благодетельности, пока они не собраны.
     …сли  кто-либо недоволен  умозрительными  тонкостЯми,  то что  же тогда
сказать  о  схоластах,  которые без конца  предавались тонкостЯм?  ‚едь  эти
тонкости сводились к словам  или по  крайней  мере к ходЯчим  понЯтиЯм  (что
означает то  же самое), а не  к  вещам или  природе. Ћни были бесполезны  не
только  вначале, но и  в  дальнейшем, а  не как  те, о  которых мы  говорим,
бесполезны в настоЯщем, но  бесконечно полезны  в дальнейшем.  Џусть же люди
знают достоверно, что тонкость споров и рассуждений ума станет  запоздалой и
превратной после  открытиЯ  аксиом. €стинное же и надлежащее  или по крайней
мере предпочтительное времЯ длЯ тонкости заключаетсЯ во взвешивании опыта  и
выводе из него аксиом. €бо  хотЯ та или  другаЯ тонкость стараетсЯ уловить и
обнЯть  природу, однако  никогда  она ее не схватит  и  не обнимет. ‚ высшей
степени  правильно  то,  что  обычно говорЯт о случае  или  о  фортуне, если
отнести   это   к   природе:   "Ќа   лбу  у  нее  волосы,   но  с  тыла  она
лысаЯ"<sup>[50]</sup>.
     Ќаконец, относительно презрительного отношениЯ в естественной истории к
вещам обычным, или низким, или слишком тонким  и  бесполезным в своем начале
пусть будут вещанием  оракула слова, обращенные бедной женщиной к надменному
властителю, который  отверг ее просьбу как вещь недостойную и слишком низкую
длЯ его величиЯ: "Џерестань тогда быть царем"<sup>[51]</sup>. €бо  несомненно,
что тот, кто не захочет уделить внимание вещам этого рода, как слишком малым
и ничтожным,  тот  не  сможет ни  получить,  ни  осуществить господство  над
природой.
        CXXII
     ‚озможно  и  такое возражение: удивительно и недопустимо, что мы как бы
одним ударом и натиском ниспровергаем все науки  и всех авторов, и притом не
взЯв  себе  длЯ помощи  и руководства кого-либо  из древних, а как бы своими
собственными силами.
     Ћднако  мы  знаем,   что,   если  бы  мы  пожелали   действовать  менее
добросовестно,  нам  было бы нетрудно  возвести то, что мы предлагаем, или к
древним векам,  предшествующим временам греков (когда науки о природе,  быть
может, процветали больше, однако с  меньшим шумом и еще не дождались труб  и
свирелей греков), или даже (хотЯ бы частично) к некоторым из самих  греков и
искать  у них подтверждениЯ и почета, наподобие выскочек, которые промышлЯют
и  заимствуют себе  благородство  от  какого-либо  старого  рода,  пользуЯсь
помощью  генеалогии.  Њы  же, полагаЯсь  на  очевидность  вещей, отбрасываем
всЯкое пользование выдумкой и обманом. € мы считаем, что  длЯ  дела не столь
важно,  было  ли  уже известно древним то, что мы  откроем,  всходили или же
заходили эти  открытиЯ среди превратности  вещей и веков,  --  не более, чем
должна заботить людей мысль, был ли Ќовый ‘вет островом Ђтлантида, известным
древнему  миру<sup>[52]</sup>,  или  же  только  теперь  впервые  открыт.  €бо
открытиЯ новых вещей должно искать от света природы, а не от мглы древности.
     —то же касаетсЯ универсальности этого нашего опровержениЯ, то оно, если
правильно,  конечно, рассудить,  и более основательно и более  скромно,  чем
если бы касалось только  одной части. ‚едь если бы заблуждениЯ не коренились
в первых понЯтиЯх, то не могло случитьсЯ,  что некоторые правильные открытиЯ
не   исправили  другие  --   превратные.   Ќо  так  как   заблуждениЯ   были
фундаментальными и  такими,  что люди,  скорее, пренебрегли и обошли их, чем
составили о них неправильное и ложное суждение, то  менее всего удивительно,
если  люди  не получили того,  над чем и не работали, не достигли  той цели,
которую и не ставили, а также не наметили и не прошли той дороги, на которую
не вступили и которой не держались.
     ’еперь  о дерзости нашего предприЯтиЯ.  Љонечно,  если кто-либо беретсЯ
при  помощи твердости руки  и силы  глаза провести  более  прЯмую линию  или
описать более совершенный  круг,  чем кто-либо другой, то здесь речь идет  о
сравнении способностей. Ќо  если  кто объЯвит, что он при помощи линейки или
циркулЯ сможет провести более  прЯмую линию  или  описать  более совершенный
круг, чем кто-либо другой посредством одной  лишь силы глаза и руки, то  он,
конечно, отнюдь не хвастун. €  вот то, о чем  мы  говорим,  не только  имеет
место в этой  нашей первой и начальной  попытке, но  относитсЯ также к  тем,
которые будут  заниматьсЯ этим впоследствии. Ќаш путь открытиЯ знаний  почти
уравнивает дарованиЯ и  мало что  оставлЯет  их  превосходству,  ибо он  все
проводит посредством  самых  определенных правил и доказательств.  €так, это
наше открытие  (как мы  часто говорили),  скорее, дело  какой-то удачи,  чем
способности,   и,  скорее,   порождение   времени,   чем   дарованиЯ.  ‚едь,
действительно,  случайность   имеет  значение  и  не  менее  в  человеческих
размышлениЯх, чем в трудах и делах.
        CXXIII
     €так, следует  сказать  о нас самих то, что  сказано  кем-то в шутку  и
здесь очень хорошо подходит к делу: "Ќе  может статьсЯ, чтобы одно  и  то же
думали те, кто пьет вино и кто воду"<sup>[53]</sup>. Џрочие люди, как древние,
так  и  новые, пили в науках простую влагу, словно  воду,  котораЯ  или сама
собой проистекает из разума, или почерпнута логикой, как колесом из колодца.
Њы же пьем и предлагаем влагу, полученную от бесчисленных вполне зрелых лоз,
сорвав с  них и  собрав виноград, затем выжав сок и, наконец,  очистив его и
дав  отстоЯтьсЯ в сосуде. €так, нет  ничего  удивительного в том,  что у нас
расхождение с другими.
        CXXIV
     ‚озразЯт, конечно, и  следующее: мы и сами не правильно  и не наилучшим
образом  определили  мету и  цель  наук  (в чем  мы  упрекаем  других). ‚едь
созерцание  истины достойнее и выше  всЯкой полезности и величиЯ  дел; а это
длительное  и  беспокойное  пребывание среди  опытов  и материи и  в потоках
частных Явлений как бы приковывает разум к земле или, скорее, низвергает его
в какую-то преисподнюю смЯтениЯ  и замешательства и удерживает и удалЯет его
от безмЯтежности и покоЯ отвлеченной мудрости (как от  состоЯниЯ много более
божественного). Њы охотно соглашаемсЯ с  этим соображением, и к тому, на что
вам указывают как на предпочтительное, мы особенно и прежде всего стремимсЯ.
€бо   мы  строим  в  человеческом  разуме  образец  мира  таким,  каков   он
оказываетсЯ,  а  не  таким,  как подскажет  каждому  его  рассудок.  Ќо  это
невозможно  осуществить  иначе  как  рассеканием  мира  и  прилежнейшим  его
анатомированием. Ђ те  нелепые и как бы обезьЯньи изображениЯ мира,  которые
созданы  в философиЯх вымыслом людей, мы  предлагаем совсем рассеЯть.  €так,
пусть  знают люди  (как мы говорили  выше),  каково  различие между  идолами
человеческого  разума  и идеЯми  божественного  разума. ’е не  что иное, как
произвольные   абстракции,  эти   же,  действительно,   знаки  создателЯ  на
созданиЯх,  запечатленные  и определенные в материи  посредством  истинных и
тончайших черт. €так,  истина и полезность суть  (в этом  случае) совершенно
одни и те  же вещи<sup>[54]</sup>. ‘ама же практика должна ценитьсЯ больше как
залог истины, а не из-за жизненных благ.
        CXXV
     Ѓыть может, возразЯт  также и следующее: мы  совершаем лишь то, что уже
совершено, и  придерживаемсЯ того  же самого  пути,  что и  древние. Џоэтому
кто-нибудь сочтет вероЯтным, что и мы после такого размаха и  замысла придем
все же  к  одной  из  тех философий, которые имели силу у  древних. €бо и те
приготовили  в  началах  своих  размышлений   великое  изобилие  примеров  и
частностей, расписали их  по отделам и рубрикам и  отсюда  производили  свою
философию  и науки,  а  затем, разработав их,  выступали публично,  прибавив
кое-где примеры длЯ убедительности  и Ясности  поучениЯ. Ћднако они  считали
излишним и неудобным извлечь на  свет свои заметки о частностЯх, комментарии
и приложениЯ. € поэтому они  сделали так, как обычно делаетсЯ при постройке,
а  именно: после того как здание возведено, убрали от взоров  машины и леса.
Љонечно, надо  думать,  что они  поступали  не иначе. Ќо  если  кто не забыл
совершенно того, о чем говорилось выше, то он легко ответит на это замечание
(или, вернее,  на это сомнение). ЉакаЯ  форма исследованиЯ и открытиЯ была у
древних -- об этом и сами  они  заЯвлЯют, и это видно из самой внешности  их
писаний. Ћна состоЯла лишь в  том, чтобы от каких-либо примеров и частностей
(прибавив  обычные  понЯтиЯ  и,  быть  может, некоторую  часть  общепринЯтых
суждений,  более всего  пришедшихсЯ по  вкусу)  воспарить  к  наиболее общим
заключениЯм или к принципам наук и от их недвижимой и неколебимой истинности
выводить и  доказывать низшие  заключениЯ через посредство средних  и  затем
строить из них  науки.  Ђ  когда выдвигались и  приводились  новые примеры и
частности, противоречащие их мнениЯм, они их искусно подчинЯли своей системе
посредством  тонких  дистинкций или нового  разъЯснениЯ  своих правил или же
наконец попросту отводили посредством  исключений.  Џричины  же тех  частных
вещей,  которые  им  не  противоречили, они упорно и трудолюбиво приводили в
соответствие со своими началами. Ќо это  было не естественной  историей и не
опытом, каковым ему следовало быть (поистине, оно далеко отстоЯло от этого),
и эта склонность воспарЯть к наиболее общему погубила все.
        CXXVI
     ‚озразЯт также,  что, удерживаЯ людей  от произнесениЯ  суждений  и  от
установлениЯ определенных  начал до тех пор, пока  они в должном порЯдке  не
придут через  средние ступени  к  наиболее общему,  мы проповедуем  какое-то
воздержание от суждений и приводим дело к акаталепсии. ‚ действительности же
мы  думаем  не об акаталепсии, а об <i>евкаталепсии,</i> ибо мы не умалЯем значениЯ
чувства, а помогаем ему  и не пренебрегаем  разумом, а управлЯем  им. Џритом
лучше  знать то,  что  надо, и все же  считать, что мы не  знаем вполне, чем
считать, что мы знаем вполне, и все же ничего не знать о том, что надо.
        CXXVII
     “ кого-нибудь ЯвитсЯ  также сомнение  (скорее, чем возражение): говорим
ли мы, что только  естественнаЯ  философиЯ  или также  и  остальные науки --
логика, этика,  политика  -- должны  создаватьсЯ,  следуЯ нашему  пути?  Њы,
конечно,  понимаем  то,  что  сказано, в  общем  смысле.  Џодобно  тому  как
общепринЯтаЯ логика,  котораЯ  распорЯжаетсЯ  вещами посредством силлогизма,
относитсЯ не только к естественным, но и ко всем наукам,  так и наша логика,
котораЯ  движетсЯ посредством  индукции,  охватывает все.  €бо мы составлЯем
нашу историю и таблицы открытиЯ как длЯ тепла и холода, света, произрастаниЯ
и  тому подобного,  так  и длЯ гнева, страха,  уважениЯ и тому  подобного, а
также длЯ примеров  общественных Явлений, а равно и длЯ душевных движений --
памЯти,  сопоставлениЯ,  различениЯ<sup>[55]</sup>,  суждениЯ и прочего. Ќо  с
другой стороны,  поскольку  наш способ истолкованиЯ (после того  как историЯ
подготовлена и приведена в порЯдок) принимает во внимание не только движениЯ
и  деЯтельность  ума (подобно обычной  логике),  но  также и природу  вещей,
постольку мы направлЯем  ум так,  чтобы он  мог всегда  пригодными способами
обратитьсЯ к природе вещей. € поэтому в учении об истолковании мы даем много
разнообразных  указаний о  видоизменениЯх способа  открытиЯ  применительно к
качеству и состоЯнию того предмета, который мы исследуем.
        CXXVIII
     Ќо вот в чем  нас нельзЯ даже и подозревать: будто мы желаем расстроить
и разрушить  философию, искусства и науки, которыми мы пользуемсЯ. Ќапротив,
мы  охотно принимаем и пользование ими, и служение  им,  и  почитание их. Њы
ведь никоим образом  не препЯтствуем тому, чтобы общераспространенные  науки
питали споры, украшали речи и применЯлись длЯ профессорской  деЯтельности, а
также длЯ  надобностей гражданской  жизни,  чтобы  они,  наконец,  были  как
ходЯчаЯ монета, принимаемаЯ среди людей  по  общему согласию.  Њало того, мы
скажем открыто:  то, что мы приводим, будет не очень пригодно  длЯ этих дел,
ибо  сможет быть  доведено до пониманиЯ  толпы только посредством практики и
результатов.  Ћ  том  же,  насколько  искренне  мы говорим  о  нашем  добром
расположении к принЯтым наукам, могут  свидетельствовать  уже опубликованные
наши писаниЯ  (особенно книги  о  развитии наук<sup>[56]</sup>). Џоэтому мы не
пытаемсЯ далее  доказывать  это на  словах.  ‚месте с  тем  мы  неустанно  и
определенно напоминаем, что те способы, которыми обычно пользуютсЯ, немногим
могут продвинуть вперед науки и не могут привести  их к широким практическим
применениЯм.
        CXXIX
     ЋстаетсЯ еще немногое сказать о превосходстве  нашей цели. …сли  бы это
было сказано прежде, то могло бы показатьсЯ чем-то  вроде пустого  мечтаниЯ.
Ќо когда  уже создана  надежда и устранены несправедливые предубеждениЯ, это
будет иметь, возможно, больше веса. Џомимо того, если бы мы все  совершили и
вполне разрешили  сами  и  не призывали  бы усиленно других  длЯ  участиЯ  и
сопутствиЯ в трудах, мы бы также воздержались от подобных слов, чтобы ото не
было воспринЯто как прославление наших  заслуг. Ћднако,  коль  скоро  должно
побудить  деЯтельность  других,  воспламенить  и возбудить  умы, естественно
будет, если мы доведем это до сознаниЯ людей.
     €так, прежде всего  мы  находим, что введение  знаменитых  изобретений,
бесспорно, занимает  первое  место среди  человеческих деЯний.  ’ак судили и
древние века, ибо они  оказывали божеские почести творцам изобретений, тогда
как  тем,  кто прославилсЯ  в  гражданских  делах (как, например, основатели
городов и  государств, законодатели,  освободители  отечества  от длительных
бедствий, разрушители тираний и им подобные), воздавали только славу героев.
€  действительно,  если  кто  правильно  сравнит  то  и  другое,  он  найдет
справедливым суждение прежнего времени. ‚едь благодеЯниЯ изобретателей могут
относитьсЯ ко всему  человеческому роду, а гражданские благодеЯниЯ -- только
к  некоторым  местопребываниЯм  людей.  Џритом эти последние  длЯтсЯ лишь  в
пределах  жизни немногих поколений, а те --  почти на вечные времена.  Љроме
того, исправление состоЯниЯ гражданских дел  большей  частью  сопровождаетсЯ
применением  насилиЯ  и   смЯтением.   Ђ  открытиЯ  обогащают   и   приносЯт
благодеЯниЯ, не причинЯЯ никому ни обиды, ни печали.
     Љроме   того,  открытиЯ  суть  как  бы   новые  созданиЯ  и  подражаниЯ
божественным творениЯм, как хорошо сказал поэт:
     Џервые некогда злак, приносЯщий плоды, даровали
     †алкому роду людей осиЯнные славой Ђфины;
     †изнь обновили они и законы длЯ всех учредили<sup>[57]</sup>.
     €  достойно  вниманиЯ  в ‘оломоне,  что, хотЯ он  и процветал  властью,
золотом, великолепием дел, стражей,  челЯдью, флотом, блеском имени и высшим
почитанием людей, все  же он  ничего не  избрал себе из этого  длЯ  славы, а
сказал  следующее: "‘лава Ѓога состоит  в том, чтобы  сокрыть вещь, а  слава
царЯ -- в том, чтобы ее исследовать"<sup>[58]</sup>.
     € далее, пусть кто-нибудь подумает, прошу об этом, какова разница между
жизнью людей  в каком-либо наиболее культурном краю …вропы  и в какой-нибудь
наиболее дикой и варварской  области  Ќовой €ндии, и он увидит:  между  ними
такое различие, что -- по справедливости сможем сказать -- "человек человеку
бог",  и не только вследствие оказываемой помощи и благодеЯний,  но  также и
вследствие  разницы  их состоЯниЯ.  €  это  происходит  не от почвы,  не  от
климата, не от телосложениЯ, а от наук.
     •отелось  бы еще  показать  силу, достоинство и последствиЯ открытий; а
это обнаруживаетсЯ наглЯднее всего  на примере тех трех открытий, которые не
были известны  древним  и происхождение которых,  хотЯ и  недавнее,  однако,
темно  и лишено  громкой славы, а  именно:  искусство печатаниЯ,  применение
пороха  и  мореходной  иглы. ‚едь  эти  три  изобретениЯ  изменили  облик  и
состоЯние  всего  мира,  во-первых,  в деле просвещениЯ, во-вторых, в  делах
военных,   в-третьих,  в  мореплавании.  Ћтсюда   последовали   бесчисленные
изменениЯ вещей, так что никакаЯ власть,  никакое  учение, никакаЯ звезда не
смогли бы произвести большее действие и как бы влиЯние на человеческие дела,
чем эти механические изобретениЯ.
     Љроме  того,   уместно  различать  три   вида  и  как  бы  три  степени
человеческих  домогательств.  Џервый  род  состоит  в  том, что  люди желают
распространить  свое могущество  в своем отечестве.  ќтот род низмен и подл.
‚торой род --  в том,  что  стремЯтсЯ распространить власть и силу родины на
все человечество. ќтот род заключает в себе, конечно, больше достоинства, но
не меньше  жадности. Ќо если кто-либо попытаетсЯ установить и распространить
могущество и власть  самого  человеческого рода  по отношению к совокупности
вещей,  то это домогательство  (если только оно может быть так названо), без
сомнениЯ, разумнее  и  почтеннее остальных.  ‚ласть же  человека  над вещами
заключаетсЯ в одних лишь искусствах и науках, ибо над природой не властвуют,
если ей не подчинЯютсЯ.
     Љроме того, если полезность одного какого-либо  частного открытиЯ столь
поражала людей, что они считали высшим существом того, кто мог  обЯзать себе
весь человеческий род каким-либо благодеЯнием, то насколько выше открыть то,
посредством  чего легко  может  быть  открыто  все  другое! €  однако (чтобы
сказать всю  правду), подобно  тому как при всей благодетельности света, при
помощи  которого  мы  идем  своей дорогой, занимаемсЯ своим делом,  читаем и
узнаем  друг  друга, все же само созерцание света превосходнее и прекраснее,
чем  его многообразное  использование, точно  так и созерцание вещей, каковы
они суть без  суевериЯ  или  обмана,  заблуждениЯ или  замешательства, более
достойно само по себе, чем все плоды открытий.
     Ќаконец,  если кто-либо станет говорить,  что науки и искусства ведут к
пороку, роскоши  и  тому подобному, пусть это никого не  тронет. €бо это  же
может  быть  сказано обо всех  земных  благах  --  об уме,  мужестве,  силе,
красоте,  богатстве,  самом свете и  об  остальном.  Џусть  человеческий род
только овладеет  своим правом на природу, которое назначила ему божественнаЯ
милость,  и  пусть   ему  будет  дано  могущество;   пользование  же   будет
направлЯтьсЯ верным рассудком и здравой религией.
        CXXX
     ’еперь нам пора уже предложить  само искусство истолкованиЯ природы.  €
хотЯ мы считаем, что даем в нем самое полезное и самое верное,  однако мы не
приписываем ему ни абсолютной необходимости (как если бы ничто не могло быть
сделано без него), ни совершенства. €бо мы держимсЯ следующего  мнениЯ: если
люди будут иметь в своем  распорЯжении подлинную историю природы и опыта,  и
прилежно ей отдадутсЯ, и притом окажутсЯ способными к двум вещам: во-первых,
оставить  принЯтые  мнениЯ  и понЯтиЯ,  во-вторых, удержать на времЯ  ум  от
самого общего и от того, что  близко ему, тогда  они  смогут прийти к нашему
истолкованию   посредством  собственной  природной   силы  ума   без  помощи
какого-либо другого средства. €бо истолкование есть истинное  и естественное
творение  ума,  освобожденного  от  всех  препЯтствий<sup>[59]</sup>.  Ћднако,
несомненно, благодарЯ  нашим правилам  все будет  более доступным  и гораздо
более достоверным.
     Њы  не  утверждаем,  однако,  что  к  этому  ничего  нельзЯ  прибавить.
Ќаоборот, рассматриваЯ  ум не  только в  его собственной способности, но и в
его свЯзи с вещами, мы должны установить, что искусство открытиЯ может расти
вместе с открытиЯми.
     <b>ЉЌ€ѓЂ ‚’ЋђЂџ
     Ђ”Ћђ€‡ЊЋ‚ ЋЃ €‘’Ћ‹ЉЋ‚ЂЌ€€ Џђ€ђЋ„›
     €‹€ Ћ –Ђђ‘’‚… —…‹Ћ‚…ЉЂ</b>
        I
     „ело  и  цель  человеческого  могущества  в  том,  чтобы производить  и
сообщать  данному  телу  новую  природу  или  новые  природы.  „ело  и  цель
человеческого  знаниЯ в  том,  чтобы  открывать  <i>форму</i>  данной природы,  или
истинное отличие, или  производЯщую природу, или источник происхождениЯ (ибо
таковы имеющиесЯ у нас слова, более всего приближающиесЯ  к обозначению этой
цели).  ќтим двум  первичным делам  подчинЯютсЯ два других дела, вторичных и
низшего разрЯда. Џервому подчинЯетсЯ превращение  одного  конкретного тела в
другое в  пределах возможного; второму --  открытие во всЯком  порождении  и
движении  <i>скрытого  процесса,</i>  продолжающегосЯ  непрерывно  от  проЯвленного
действующего начала и  проЯвленной материи  вплоть до данной формы, а  также
открытие другого схематизма тех тел, которые пребывают  не  в движении, а  в
состоЯнии покоЯ.
        II
     Ќасколько неблагополучно  существующее положение человеческого  знаниЯ,
Явствует даже  из того,  что обычно утверждаетсЯ.  Џравильно  полагают,  что
"истинное знание есть знание причин".  Ќе плохо также устанавливаютсЯ четыре
причины: материЯ, форма, действующаЯ и конечнаЯ причины. Ќо из  них конечнаЯ
причина не только бесполезна, но даже  извращает науки, если речь идет не  о
действиЯх  человека.  Ћткрытие  формы почитаетсЯ безнадежным.  Ђ действующаЯ
причина и материЯ (как они отыскиваютсЯ и принимаютсЯ вне скрытого процесса,
ведущего к  форме) -- вещи бессодержательные и поверхностные  и почти ничего
не дают длЯ истинной и деЯтельной науки. Ћднако  мы  не забыли, что выше  мы
отметили  и   исправили  заблуждение  чел