        ”рэнсис Ѓэкон. ‚еликое восстановление наук. Ќовый Ћрганон

---------------------------------------------------------------
     €горь Њаханьков (makh.ig@ru.net)
---------------------------------------------------------------

     <b>‚’ЋђЂџ —Ђ‘’њ ‘Ћ—€Ќ…Ќ€џ, ЌЂ‡›‚Ђ…ЊЂџ
     €‹€ €‘’€ЌЌ›… “ЉЂ‡ЂЌ€џ „‹џ €‘’Ћ‹ЉЋ‚ЂЌ€џ Џђ€ђЋ„›</b>

        Џђ…„€‘‹Ћ‚€…
     ’е, кто осмелилсЯ говорить о природе как об исследованном уже предмете,
-- делали ли они это из самоуверенности или из тщеславиЯ  и привычки поучать
--  нанесли  величайший ущерб  философии  и наукам. €бо,  насколько они были
сильны  длЯ того, чтобы заставить верить себе, настолько же  они преуспели в
том, чтобы угасить  и  оборвать исследование. Ћни принесли не столько пользы
своими  способностЯми,  сколько   вреда  тем,  что   погубили  и   совратили
способности других. ’е же, кто  вступил на противоположный путь и утверждал,
что решительно ничего нельзЯ познать, -- пришли  ли они к этому убеждению из
ненависти к древним софистам, либо по причине отсутствиЯ стойкости духа, или
даже вследствие обладаниЯ некоторого рода ученостью  --  приводили  в пользу
этого  доводы, которыми, конечно, нельзЯ пренебречь. Ћднако они отправлЯлись
в  своем  мнении  не  от  истинных  начал  и, увлекаемые  вперед  усердием и
страстью,  решительно  превзошли  меру. „ревнейшие  же  из  греков  (писаниЯ
которых  погибли) более  благоразумно  удерживались  между  самонадеЯнностью
окончательных  суждений и отчаЯнием акаталепсии. € хотЯ  они  довольно часто
сетовали и жаловались на трудность исследованиЯ и темноту вещей, однако, как
бы  закусив удила, не переставали  стремитьсЯ к  цели  и испытывать природу.
Ћни, как видно, полагали, что этот вопрос (т. е. можно  ли что-либо познать)
разрешаетсЯ  не спором, а опытом. Ќо и  они, знакомые только с силой разума,
не обращались к правилам, но все возлагали на остроту мысли, на  подвижность
и постоЯнную активность ума.
     Ќаш же способ столь же  легок в высказывании,  сколь труден в деле. €бо
он  состоит в том, что мы  устанавливаем степени достоверности, рассматриваЯ
чувство в его собственных  пределах  и по большей части отбрасываЯ ту работу
ума,  котораЯ следует за  чувством,  а затем открываем и прокладываем разуму
новый и  достоверный  путь  от самых  восприЯтий  чувств. Ѓез сомнениЯ,  это
понимали  и те, кто такое  же значение  придавал  диалектике.  Ћтсюда  Ясно,
почему  они искали помощи разуму, относЯсь с подозрением  к прирожденному  и
самопроизвольному  движению ума.  Ќо слишком  поздно прилагать это средство,
когда дело уже  загублено:  после того  как ум  уже  пленен  привЯзанностЯми
повседневной жизни, ложными слухами и учениЯми, когда он  осажден пустейшими
идолами<sup>[1]</sup>. €так, это искусство диалектики, поздно (как мы сказали)
становЯщеесЯ на защиту разума и никоим образом  не поправлЯющее дело, скорее
повело   к  укреплению  заблуждений,   чем   к   открытию  истины.  ЋстаетсЯ
единственное  спасение в  том, чтобы всЯ работа разума была начата сызнова и
чтобы ум уже с самого начала никоим образом не был предоставлен самому себе,
но чтобы он был постоЯнно управлЯем и дело совершалось как бы механически. ‚
самом деле, если бы люди взЯлись  за механические работы голыми  руками, без
помощи орудий, подобно  тому как в делах разума они не колеблютсЯ приступать
к работе почти  лишь только  с усилиЯми  ума,  то  невелики были бы те вещи,
которые они могли  бы подвинуть и преодолеть, хотЯ  бы  они посвЯтили  этому
усердные и  притом соединенные усилиЯ. €  если угодно несколько остановитьсЯ
на этом  примере и  вглЯдетьсЯ в  него, как  в зеркало,  то представим  себе
обелиск значительной величины, предназначенный длЯ ознаменованиЯ триумфа или
подобного  торжества, который должно перенести  на другое  место.  …сли люди
возьмутсЯ  за  это  голыми  руками,  то  не  признает ли  это любой  трезвый
наблюдатель проЯвлением  некоего  тЯжкого  безумиЯ? € не признает  ли он еще
большим безумием, если  они  увеличат число работающих  и решат,  что  таким
образом  они  сумеют  это  свершить? Ђ если они сделают  известный  выбор, и
отделЯт немощных, и используют только сильных  и здоровых, и понадеютсЯ, что
таким путем они выполнЯт  работу,  то не скажет ли  он, что они  еще сильнее
отступают  от разума? Ђ если, наконец, они, не  довольствуЯсь и  этим, решат
обратитьсЯ  к  атлетическому  искусству и  прикажут  всем  прийти  с  хорошо
умащенными и подготовленными длЯ этого руками и мышцами, то не воскликнет ли
он, что они трудЯтсЯ только длЯ того, чтобы сумасбродствовать  по известному
правилу и умыслу? ’ак люди с подобным  же неразумным  рвением  и бесполезным
единодушием принимаютсЯ за дело разума, когда они возлагают большие  надежды
на  многочисленность  умов  или  на  их  превосходство  и остроту  или  даже
усиливают  крепость   ума   диалектикой  (которую  можно   почитать   некоей
атлетикой); а  между тем тому,  кто рассудит правильно, станет Ясно, что при
всем их усердии и напрЯжении они все же не перестают применЯть  только голый
разум. Ќо ведь совершенно очевидно, что во всЯкой большой работе, за которую
беретсЯ человеческаЯ рука без орудий и машин,  силы отдельных людей не могут
ни  быть вполне  напрЯжены каждаЯ в  отдельности,  ни  соединены все вместе.
€так, из установленных нами предпосылок мы  выводим две  вещи, о  которых мы
хотели  бы предупредить  людей,  чтобы  это не ускользнуло  от  их вниманиЯ.
ЏерваЯ  из  них  состоит  в следующем. Њы  полагаем,  что  было  бы  хорошим
предзнаменованием,   если   длЯ  уменьшениЯ   и  устранениЯ  разнотолков   и
высокомериЯ  как за древними  сохранились  бы нетронутыми и неущемленными их
честь  и  почитание, так и мы смогли бы свершить предназначенное,  пользуЯсь
при этом, однако, плодами своей скромности. €бо если мы заЯвим, что мы можем
принести  лучшее, чем древние, вступив на ту же самую дорогу, что и они,  то
мы не  сможем никаким  красноречием  воспрепЯтствовать  тому, чтобы возникли
сравнение и спор относительно дарований, или превосходства, или способности.
Љонечно, этот спор не был бы чем-то недозволенным или чем-то новым, €бо если
бы  древние что-либо установили и открыли  неправильно,  то почему  бы мы не
могли  с  таким  же  правом,  как и все люди,  отметить и опровергнуть  это?
Ћднако,  хотЯ этот спор  и справедлив и  дозволен, все  же  он, возможно, не
соответствовал  бы мере наших  сил.  Ќо так  как  мы стремимсЯ к тому, чтобы
разуму открылсЯ совершенно  новый путь, не известный древним и не испытанный
ими,  то  дело  менЯетсЯ.  ЏрекращаютсЯ  соревнование  и  споры  сторон.  Њы
сохранЯем за собой только роль указующего путь,  что  представлЯет, конечно,
лишь посредственную ценность и в большей степени ЯвлЯетсЯ делом фортуны, чем
способности и превосходства. ќто предупреждение имеет отношение к личностЯм,
другое же -- к самим вещам.
     Њы  вовсе  не  пытаемсЯ  ниспровергнуть  ту  философию,   котораЯ  ныне
процветает, или какую-либо другую, котораЯ была бы правильнее и совершеннее.
€  мы  не  препЯтствуем  тому,  чтобы эта  общепринЯтаЯ  философиЯ и  другие
философии этого  рода  питали  диспуты,  украшали  речи  и  прилагались  длЯ
надобностей  преподаваниЯ  в  гражданской  жизни.  Ѓолее  того,  мы  открыто
объЯвлЯем, что  та философиЯ, которую мы вводим, будет не  очень полезна длЯ
таких дел.  Ћна  не  может  быть  схвачена  мимоходом,  и  не льстит  разуму
предвзЯтостЯми, и недоступна пониманию толпы, кроме как в своей полезности и
действенности.
     €так, пусть будут --  на  счастье и  благополучие  обеих сторон  -- два
истока учений и два их разделениЯ и подобным же образом пусть будут два рода
или  как бы два сродства  созерцающих или философствующих, никоим образом не
враждебных и не чуждых друг другу, но свЯзанных  взаимной помощью  и союзом.
Ћдни  из них  пусть занимаютсЯ наукой,  другие ее изобретают.  ’ем, длЯ кого
предпочтительнее первое по причине  ли поспешаниЯ или по причине  требований
гражданской  жизни, или потому, что они  не могут охватить  и воспринЯть это
другое из-за недостаточной  силы  своего  разума  (а  это  неизбежно  должно
встречатьсЯ  очень  часто), --  тем мы желаем достигнуть  счастливой удачи в
том, чем они занимаютсЯ, и продолжать придерживатьсЯ избранного направлениЯ.
Ќо  если  кто из  смертных  желает  не  только оставатьсЯ при том,  что  уже
открыто, и  пользоватьсЯ этим,  но проникнуть  глубже и  не спором побеждать
противника, но  работой --  природу  и, наконец,  не предполагать  красиво и
правдоподобно, но знать твердо  и очевидно,  -- такие пусть, если  пожелают,
соединЯтсЯ с нами как  истинные сыны  науки длЯ того, чтобы, оставив атриумы
природы, которые осаждали бесконечные толпы, проложить себе наконец доступ к
ее недрам.
     „лЯ того чтобы мы были понЯты лучше и то,  чего мы желаем,  предстало в
названиЯх более близких,  мы обычно называем  один  из  наших способов,  или
путей, <i>предвосхищением ума</i>, а другой -- <i>истолкованием природы</i>.
     …сть  у  нас  еще  одно  пожелание.  Њы,  конечно,  стремились  в своих
размышлениЯх и приложили  старание к тому, чтобы предлагаемое нами не только
было истинно, но имело бы незатрудненный и беспрепЯтственный  доступ к душам
людей,  хотЯ и весьма занЯтым  и  обремененным.  Ћднако по справедливости мы
можем ожидать (в особенности  в столь великом восстановлении  наук), что те,
кто  пожелает  что-либо  высказать  об  этом  нашем труде  на  основании  ли
собственного пониманиЯ, или  множества авторитетов, или  форм  доказательств
(которые теперь стали как бы судебными законами), не попытаютсЯ сделать  это
мимоходом и как бы между прочим. Џусть они прежде надлежащим  образом изучат
предмет; пусть они  сами понемногу испытают тот путь, который мы указываем и
пролагаем;  пусть  они привыкнут  к тонкости  вещей, запечатленной в  опыте;
пусть они, наконец, исправЯт  посредством своевременного и как  бы законного
промедлениЯ превратные  и  глубоко  укоренившиесЯ  наклонности ума;  и тогда
наконец (если  будет угодно), после того как  это  станет им по силам, пусть
они воспользуютсЯ своей способностью суждениЯ.
        Ђ”Ћђ€‡Њ›
        ЋЃ €‘’Ћ‹ЉЋ‚ЂЌ€€ Џђ€ђЋ„› € –Ђђ‘’‚… —…‹Ћ‚…ЉЂ
        I
     —еловек, слуга и  истолкователь природы, столько совершает  и понимает,
сколько постиг  в ее  порЯдке  делом  или размышлением,  и свыше этого он не
знает и не может.
        II
     Ќи голаЯ рука, ни  предоставленный самому себе разум  не  имеют большой
силы. „ело  совершаетсЯ  орудиЯми и вспоможениЯми, которые нужны  разуму  не
меньше,  чем  руке.  € как орудиЯ  руки  дают или направлЯют движение, так и
умственные орудиЯ дают разуму указаниЯ или предостерегают его.
        III
     ‡нание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины затруднЯет
действие. Џрирода побеждаетсЯ только подчинением ей, и то, что в  созерцании
представлЯетсЯ причиной, в действии представлЯетсЯ правилом.
        IV
     ‚ действии  человек не может ничего  другого,  как только  соединЯть  и
разъединЯть тела природы. Ћстальное природа совершает внутри себЯ.
        V
     €зучению природы предаютсЯ в  своих делах  механики, математики, врачи,
алхимики  и  маги, но  при  данном положении  вещей успехи слабы  и  попытки
незначительны.
     VI
     Ѓыло бы безумным и в себе противоречивым ожидать, что будет сделано то,
чего до сих пор  никогда не было,  иначе как средствами, никогда  доселе  не
испытанными.
     VII
     Њы видим в книгах и в  предметах многочисленные порождениЯ  ума и руки.
Ќо  все  это  разнообразие  состоит  в  дальнейшем изощрении  и  комбинациЯх
немногих уже известных вещей, а не в множестве аксиом<sup>[2]</sup>.
        VIII
     „аже тем,  что уже открыто,  люди обЯзаны больше  случаю и  опыту,  чем
наукам<sup>[3]</sup>. Ќауки  же, коими мы  теперь  обладаем, суть не что иное.
как некое сочетание уже известного, а не способы  открытиЯ  и указаниЯ новых
дел.
        IX
     €стиннаЯ причина и корень всех  зол  в науках лежит в одном: в том, что
мы обманчиво поражаемсЯ силам человеческого  ума, возносим  их и не ищем длЯ
них истинной помощи.
        •
     ’онкость природы во много раз превосходит тонкость чувств и разума, так
что все  эти прекрасные созерцаниЯ, размышлениЯ, толкованиЯ -- бессмысленнаЯ
вещь; только нет того, кто бы это видел.
        XI
     Љак науки, которые теперь имеютсЯ, бесполезны длЯ новых открытий, так и
логика, котораЯ теперь имеетсЯ, бесполезна длЯ открытиЯ знаний.
        XII
     ‹огика,   которой   теперь  пользуютсЯ,   скорее  служит  укреплению  и
сохранению заблуждений, имеющих свое  основание в общепринЯтых понЯтиЯх, чем
отысканию истины. Џоэтому она более вредна, чем полезна.
        XIII
     ‘иллогизм  не  приложим  к  принципам знаний<sup>[4]</sup>, он  бесплодно
прилагаем  к  средним аксиомам,  так  как далеко не  соответствует  тонкости
природы. Џоэтому он подчинЯет себе мнениЯ, а не предметы.
        XIV
     ‘иллогизмы  состоЯт из предложений,  предложениЯ из  слов, а слова суть
знаки  понЯтий. Џоэтому если сами понЯтиЯ, составлЯЯ основу всего, спутаны и
необдуманно отвлечены от  вещей, то нет ничего прочного в том, что построено
на них. Џоэтому единственнаЯ надежда -- в истинной индукции.
        XV
     Ќи в  логике, ни в физике в понЯтиЯх нет ничего здравого. "‘убстанциЯ",
"качество",  "действие",  "страдание",  даже  "бытие"  не  ЯвлЯютсЯ хорошими
понЯтиЯми;  еще  менее  того  --  понЯтиЯ:  "тЯжелое",  "легкое",  "густое",
"разреженное", "влажное", "сухое", "порождение", "разложение", "притЯжение",
"отталкивание",  "элемент", "материЯ", "форма" и прочие такого же  рода. ‚се
они вымышлены и плохо определены.
        XVI
     ЏонЯтиЯ   низших   видов  --   "человек",   "собака",  "голубь"   --  и
непосредственных  восприЯтии  чувства  -- "жар", "холод",  "белое", "черное"
--не  обманывают  нас  Явно,  но  и  они  иногда  становЯтсЯ смутными  из-за
текучести материи и смешениЯ вещей. Ћстальные же  понЯтиЯ, которыми люди  до
сих пор пользуютсЯ, суть уклонениЯ, должным методом  не отвлеченные от вещей
и не выведенные из них.
        XVII
     “клонений и произвола не меньше в построении аксиом,  чем в образовании
понЯтий,  даже и  в тех началах, которые зависЯт  от простой индукции, и еще
больше  этого  в  аксиомах   и  в  низших  предложениЯх,  которые  выводЯтсЯ
посредством силлогизма.
        XVIII
     ’о,  что до сих пор  открыто науками, почти целиком относитсЯ к области
обычных  понЯтий.  „лЯ  того чтобы  проникнуть  в  глубь  и в  даль природы,
необходимо более  верным и осторожным  путем отвлекать от вещей как понЯтиЯ,
так и аксиомы и вообще необходима лучшаЯ и более надежнаЯ работа разума.
        XIX
     „ва  пути  существуют  и могут  существовать длЯ отысканиЯ  и  открытиЯ
истины. Ћдин воспарЯет от ощущений и частностей к наиболее общим аксиомам и,
идЯ от этих  оснований и их непоколебимой  истинности, обсуждает и открывает
средние аксиомы.  ќтим путем  и  пользуютсЯ ныне. „ругой  же  путь:  выводит
аксиомы из ощущений  и частностей, поднимаЯсь непрерывно и  постепенно, пока
наконец не  приходит  к  наиболее общим аксиомам. ќто  путь истинный,  но не
испытанный.
        XX
     ђазум, предоставленный самому себе, вступает на тот  же путь,  на какой
ведут правила диалектики, а именно на первый.  €бо дух стремитсЯ поднЯтьсЯ к
наиболее  общему,  чтобы   там   успокоитьсЯ,  и   слишком   скоро  начинает
пренебрегать  опытом.  Ќо  это зло еще  увеличила диалектика своими  пышными
диспутами.
        XXI
     ђазум, предоставленный самому себе,  если это ум трезвый, терпеливый  и
упорный (особенно, если  ему не  мешают усвоенные  ранее  учениЯ),  пытаетсЯ
отчасти идти по второму, истинному пути, но с малым успехом, €бо разум, если
им не управлЯют  и не помогают ему, бессилен и вовсе не способен  преодолеть
темноту вещей.
        XXII
     Ћба  эти пути исходЯт из ощущений и  частностей и завершаютсЯ  в высших
общностЯх. Ќо различие их неизмеримо. €бо один лишь  бегло касаетсЯ опыта  и
частностей,  другой  надлежащим образом задерживаетсЯ на них. Ћдин сразу  же
устанавливает некие общности, абстрактные и  бесполезные,  другой постепенно
поднимаетсЯ к тому. что действительно более сообразно природе.
        XXIII
     Ќемалое различие существует  между идолами человеческого  ума и  идеЯми
божественного  разума, т. е. между пустыми мнениЯми и истинными признаками и
подлинными чертами созданий природы, каковыми они открываютсЯ.
        XXIV
     Ќикоим   образом   не   может   быть,  чтобы   аксиомы,   установленные
рассуждением, имели силу длЯ  открытиЯ  новых  дел, ибо тонкость  природы во
много раз превосходит тонкость рассуждений.  Ќо аксиомы, отвлеченные должным
образом из  частностей, в  свою  очередь легко указывают и определЯют  новые
частности и таким путем делают науки действенными.
        XXV
     Ђксиомы, которыми ныне пользуютсЯ, проистекают из  скудного  и простого
опыта  и   немногих   частностей,   которые   обычно  встречаютсЯ,  и  почти
соответствуют этим фактам и их объему.  Џоэтому нечего удивлЯтьсЯ, если  эти
аксиомы не  ведут  к  новым  частностЯм. …сли  же, паче  чаЯниЯ, открываетсЯ
пример,  который   ранее  не   был  известен,  аксиому  спасают  посредством
какой-либо прихотливой дистинкции, между тем как  истиннее было бы исправить
самое аксиому.
        XXVI
     Џознание, которое мы обычно применЯем в изучении природы, мы будем  длЯ
целей обучениЯ  называть <i>предвосхищением природы,</i>  потому что оно поспешно и
незрело. Џознание же, которое должным образом  извлекаем из вещей, мы  будем
называть <i>истолкованием природы</i>.
        XXVII
     ЏредвосхищениЯ составлЯют  достаточно твердое  основание  длЯ согласиЯ.
‚едь если люди станут безумствовать по одному образу и форме, они достаточно
хорошо могут прийти к согласию между собой.
        XXVIII
     „лЯ  достижениЯ  согласиЯ  предвосхищениЯ  даже   много   сильнее,  чем
истолкованиЯ,  ибо,  почерпнутые  из  немногих примеров, и  притом  из  тех,
которые чаще  всего встречаютсЯ, они  тотчас  захватывают разум и  наполнЯют
фантазию, тогда  как  истолкованиЯ,  почерпнутые из разнообразных  и  далеко
рассеЯнных вещей, напротив, не могут сразу пронизать  наш разум. Џоэтому они
длЯ общего мнениЯ  должны казатьсЯ странными и непонЯтными, как бы подобными
таинствам веры.
        XXIX
     Џользование предвосхищениЯми и диалектикой уместно в науках, основанных
на мнениЯх и воззрениЯх, ибо их дело достигнуть согласиЯ, а не знаниЯ вещей.
        XXX
     …сли бы  даже гении  всех времен сошлись и объединили свои усилиЯ, то и
тогда с  помощью  предвосхищений они все же не могли бы повести науки далеко
вперед,  ибо  коренные   ошибки,  сделанные   при  первых  усилиЯх  ума,  не
излечиваютсЯ превосходством последующих действий и лекарств.
        XXXI
     ’щетно ожидать  большого прибавлениЯ в  знаниЯх от введениЯ  и прививки
нового  к старому. „олжно быть совершено обновление до последних основ, если
мы не хотим вечно вращатьсЯ в круге с самым ничтожным движением вперед.
        XXXII
     —есть  старых,  да  и  всех  вообще  авторов  остаетсЯ  нерушимой,  ибо
производитсЯ  сравнение  не умственных способностей  или дарований,  а путей
познаниЯ. џ же исполнЯю не дело судьи, а дело указующего.
        XXXIII
     ЌельзЯ  (скажем это  открыто) из  предвосхищений (т.  е. из  оснований,
коими  обычно пользуютсЯ)  вывести правильное суждение о нашем пути и о том,
что  этим путем  найдено.  €бо не  должно прибегать  к  суду  того, чти само
подлежит суду.
        XXXIV
     Ќелегко найти способ длЯ объЯснениЯ и передачи того. что мы предлагаем.
€бо то, что само по себе ново, будет понЯто только по аналогии со старым.
        XXXV
     Ѓорджиа сказал о  походе французов  в €талию, что они  пришли с мелом в
руках, чтобы отмечать себе пристанища, а не с оружием, чтобы силой проложить
себе дорогу<sup>[5]</sup>. ’аков и  наш способ: пусть  наше  учение постепенно
проникает в души, способные и готовые его принЯть. ‘поры неуместны  там, где
мы расходимсЯ в началах, в самих понЯтиЯх и даже в формах доказательств.
        XXXVI
     Ќам остаетсЯ  единственный и простой путь передачи.  Њы должны привести
людей  к самим  частностЯм,  к их  рЯдам  и сочетаниЯм. Џусть люди на  времЯ
прикажут себе  отречьсЯ от своих понЯтий и пусть  начнут свыкатьсЯ с  самими
вещами.
        XXXVII
     ђассуждениЯ  тех, кто  проповедовал акаталепсию, и наш путь  в  истоках
своих  некоторым образом соответствуют  друг другу. Ћднако в  завершении они
бесконечно   расходЯтсЯ   и  противополагаютсЯ  одно  другому.   ’е   просто
утверждают, что ничто не может быть полезно. Њы же утверждаем, что в природе
тем  путем,  которым  ныне пользуютсЯ,  немногое  может быть  познано. ’е  в
дальнейшем  рушат  достоверность  разума  и  чувств,  мы  же   отыскиваем  и
доставлЯем им средства помощи.
        XXXVIII
     €долы и  ложные понЯтиЯ,  которые  уже  пленили  человеческий  разум  и
глубоко  в  нем  укрепились, так  владеют  умом людей, что  затруднЯют  вход
истине,  но,  если даже  вход ей  будет  дозволен и предоставлен, они  снова
преградЯт путь  при самом обновлении наук  и  будут ему препЯтствовать, если
только люди, предостереженные, не вооружатсЯ против них, насколько возможно.
        XXXIX
     …сть  четыре вида идолов, которые осаждают  умы людей<sup>[6]</sup>.  „лЯ
того чтобы изучать их, дадим им  имена.  Ќазовем  первый  вид  <i>идолами рода,</i>
второй --  <i>идолами пещеры,</i> третий -- <i>идолами площади</i> и  четвертый -- <i>идолами
театра</i>.
        XL
     Џостроение  понЯтий и аксиом  через истинную индукцию есть, несомненно,
подлинное средство длЯ того, чтобы подавить и изгнать  идолы. Ќо и  указание
идолов  весьма полезно. “чение  об  идолах  представлЯет  собой  то  же  длЯ
истолкованиЯ  природы,  что  и  учение  об  опровержении  софизмов   --  длЯ
общепринЯтой диалектики.
        XLI
     <i>€долы рода</i> находЯт основание в  самой природе человека, в  племени  или
самом  роде  людей,  ибо ложно утверждать.  что  чувства  человека есть мера
вещей<sup>[7]</sup>. Ќаоборот, все восприЯтиЯ  как чувства, так и ума покоЯтсЯ
на  аналогии  человека,  а  не  на аналогии мира.  “м человека  уподоблЯетсЯ
неровному  зеркалу,  которое,  примешиваЯ  к  природе  вещей  свою  природу,
отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.
        XLII
     <i>€долы пещеры</i>  суть заблуждениЯ  отдельного человека<sup>[8]</sup>. ‚едь у
каждого  помимо ошибок,  свойственных роду человеческому, есть  своЯ  особаЯ
пещера, котораЯ ослаблЯет  и искажает свет  природы. Џроисходит  это или  от
особых  прирожденных свойств каждого,  или от воспитаниЯ и бесед  с другими,
или  от  чтениЯ  книг  и от авторитетов, перед какими кто  преклонЯетсЯ, или
вследствие  разницы во впечатлениЯх, зависЯщей от того,  получают ли их души
предвзЯтые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по
другим причинам. ’ак что дух человека, смотрЯ по  тому,  как он расположен у
отдельных людей,  есть вещь переменчиваЯ, неустойчиваЯ  и как  бы случайнаЯ.
‚от почему ѓераклит правильно сказал, что  люди ищут знаний в малых мирах, а
не в большом или общем мире.
        XLIII
     ‘уществуют  еще  идолы,  которые происходЯт  как  бы  в  силу  взаимной
свЯзанности  и  сообщества  людей.  ќти  идолы  мы  называем,  имеЯ  в  виду
порождающее  их  общение  и  сотоварищество  людей,  <i>идолами  площади</i>.  ‹юди
объединЯютсЯ  речью.  ‘лова  же устанавливаютсЯ  сообразно разумению  толпы.
Џоэтому  плохое и нелепое  установление слов  удивительным  образом осаждает
разум. ЋпределениЯ и разъЯснениЯ,  которыми привыкли вооружатьсЯ и  охранЯть
себЯ ученые  люди,  никоим образом не  помогают  делу.  ‘лова прЯмо насилуют
разум,  смешивают  все  и ведут  людей  к  пустым  и бесчисленным  спорам  и
толкованиЯм.
        XLIV
     ‘уществуют,  наконец,  идолы, которые вселились в  души людей из разных
догматов философии,  а также  из превратных  законов  доказательств.  €х  мы
называем  <i>идолами  театра,</i> ибо  мы считаем,  что, сколько есть принЯтых  или
изобретенных  философских систем,  столько  поставлено  и  сыграно  комедий,
представлЯющих вымышленные  и искусственные миры. Њы говорим это не только о
философских системах,  которые существуют  сейчас  или существовали некогда,
так как сказки такого рода могли бы быть  сложены и составлены во множестве;
ведь вообще у весьма различных ошибок бывают почти одни и те же причины. Џри
этом  мы   разумеем   здесь  не  только   общие  философские  учениЯ,  но  и
многочисленные  начала  и аксиомы  наук,  которые получили  силу  вследствие
преданиЯ, веры и беззаботности. Ћднако о каждом из этих родов идолов следует
более  подробно и определенно сказать в отдельности, дабы предостеречь разум
человека.
        XLV
     —еловеческий разум в силу  своей  склонности легко предполагает в вещах
больше порЯдка  и  единообразиЯ, чем их находит. €  в  то времЯ как многое в
природе  единично  и  совершенно  не  имеет  себе  подобиЯ,  он  придумывает
параллели, соответствиЯ и отношениЯ,  которых нет. Ћтсюда толки о том, что в
небесах все движетсЯ по совершенным кругам. ‘пирали же и драконы<sup>[9]</sup>
совершенно  отвергнуты,  если  не считать названий. Ћтсюда  вводитсЯ элемент
огнЯ со  своим кругом длЯ того,  чтобы  составить  четырехугольник вместе  с
остальными   тремЯ   элементами,  которые   доступны   чувству<sup>[10]</sup>.
Џроизвольно вкладываетсЯ в то, что зоветсЯ элементами, мера пропорции один к
десЯти   длЯ   определениЯ   степени   разреженности    и   тому    подобные
бредни<sup>[11]</sup>.  ќти бесполезные  утверждениЯ  имеют место  не только в
философских учениЯх, но и в простых понЯтиЯх.
        XLVI
     ђазум человека  все привлекает  длЯ поддержки и  согласиЯ с тем, что он
однажды  принЯл, -- потому ли, что это  предмет  общей веры, или потому, что
это ему нравитсЯ. Љаковы бы ни были сила и число фактов, свидетельствующих о
противном,  разум или  не замечает их, или пренебрегает ими,  или  отводит и
отвергает их  посредством различений с  большим  и  пагубным предубеждением,
чтобы достоверность тех  прежних заключений осталась ненарушенной. €  потому
правильно  ответил  тот,  который,  когда ему показали выставленные в  храме
изображениЯ  спасшихсЯ  от  кораблекрушениЯ  принесением  обета и  при  этом
добивались  ответа, признает ли теперь  он могущество  богов, спросил в свою
очередь:  "Ђ  где  изображениЯ   тех,  кто  погиб,  после  того  как  принес
обет?"<sup>[12]</sup>. ’аково основание почти всех суеверий -- в астрологии, в
сновидениЯх, в поверьЯх, в предсказаниЯх и  тому подобном. ‹юди, услаждающие
себЯ подобного рода суетой, отмечают то событие, которое исполнилось, и  без
вниманиЯ проходЯт мимо того, которое обмануло, хотЯ последнее бывает гораздо
чаще. …ще  глубже проникает это зло в философию и в науки. ‚ них то, что раз
признано,  заражает и  подчинЯет  себе  остальное,  хотЯ бы  последнее  было
значительно лучше и тверже. Џомимо того,  если бы даже  и не имели места эти
указанные  нами  пристрастность   и  суетность,  все  же  уму  человеческому
постоЯнно  свойственно заблуждение,  что  он более  поддаетсЯ  положительным
доводам,  чем  отрицательным, тогда как по  справедливости  он должен был бы
одинаково относитьсЯ  к  тем и  другим; даже  более того, в построении  всех
истинных аксиом большаЯ сила у отрицательного довода.
        XLVII
     Ќа разум человеческий больше  всего действует то, что  сразу и внезапно
может   его   поразить;  именно  это  обыкновенно  возбуждает  и   заполнЯет
воображение. Ћстальное же он незаметным образом преобразует, представлЯЯ его
себе  таким же,  как и то  немногое,  что владеет его умом. ЋбращатьсЯ же  к
далеким и разнородным доводам, посредством которых аксиомы испытываютсЯ, как
бы на огне, ум вообще не склонен и не способен, пока этого не предпишут  ему
суровые законы и сильнаЯ власть.
        XLVIII
     †аден разум  человеческий.  Ћн не может ни остановитьсЯ, ни пребывать в
покое, а  порываетсЯ  все дальше.  Ќо тщетно! Џоэтому  мысль  не в состоЯнии
охватить предел и конец мира, но всегда как бы по необходимости представлЯет
что-либо  существующим  еще  далее. Ќевозможно  также  мыслить, как вечность
дошла  до сегоднЯшнего днЯ.  €бо обычное мнение, различающее бесконечность в
прошлом и  бесконечность в будущем, никоим образом  несостоЯтельно, так  как
отсюда  следовало  бы,   что   одна  бесконечность   больше  другой  и   что
бесконечность сокращаетсЯ  и  склонЯетсЯ к конечному.  €з  того же  бессилиЯ
мысли  проистекает  ухищрение о  постоЯнно делимых линиЯх<sup>[13]</sup>.  ќто
бессилие ума ведет к  гораздо более вредным  результатам в раскрытии причин,
ибо,  хотЯ наиболее  общие начала в природе должны существовать так, как они
были найдены, и в действительности  не имеют причин, все же ум человеческий,
не знаЯ  покоЯ, и здесь ищет более известного,  € вот, стремЯсь к  тому, что
дальше,  он  возвращаетсЯ  к тому, что  ближе к нему,  а именно  к  конечным
причинам, которые имеют  своим источником скорее  природу  человека,  нежели
природу  ‚селенной,  и,  исходЯ  из  этого  источника, удивительным  образом
исказили философию. Ќо  легковесно  и невежественно  философствует  тот, кто
ищет причины длЯ всеобщего,  равно как и тот, кто  не  ищет причин низших  и
подчиненных.
        XLIX
     —еловеческий разум не  сухой свет, его окроплЯют волЯ и  страсти, а это
порождает  в науке желательное каждому<sup>[14]</sup>.  —еловек скорее верит в
истинность того, что  предпочитает. Ћн отвергает трудное  -- потому что  нет
терпениЯ продолжать исследование; трезвое -- ибо оно неволит надежду; высшее
в природе -- из-за  суевериЯ; свет опыта -- из-за надменности и  презрениЯ к
нему,  чтобы  не  оказалось,  что ум погружаетсЯ в  низменное  и  непрочное;
парадоксы -- из-за общепринЯтого мнениЯ. Ѓесконечным числом способов, иногда
незаметных, страсти пЯтнают и портЯт разум.
        L
     Ќо  в наибольшей  степени запутанность и заблуждениЯ человеческого  ума
происходЯт  от  косности,  несоответствиЯ  и  обмана  чувств,  ибо  то,  что
возбуждает чувства,  предпочитаетсЯ  тому, что  сразу чувств не  возбуждает,
хотЯ бы это последнее  и было лучше. Џоэтому созерцание  прекращаетсЯ, когда
прекращаетсЯ   взглЯд,  так  что  наблюдение  невидимых   вещей  оказываетсЯ
недостаточным или отсутствует вовсе. Џоэтому все движение духов, заключенных
в  осЯзаемых  телах,  остаетсЯ  скрытым  и  недоступным  людЯм<sup>[15]</sup>.
Џодобным же  образом остаютсЯ  скрытыми  более тонкие  превращениЯ  в частЯх
твердых тел -- то, что принЯто обычно  называть изменением, тогда как это на
самом  деле перемещение  мельчайших  частиц.  Њежду  тем  без исследованиЯ и
выЯснениЯ  этих  двух вещей, о которых мы сказали,  нельзЯ достигнуть ничего
значительного  в природе  в  практическом отношении. „алее, и  сама  природа
воздуха и всех тел, которые превосходЯт воздух тонкостью (а их много), почти
неизвестна. —увство само по себе  слабо  и  заблуждаетсЯ,  и немногого стоЯт
орудиЯ,  предназначенные  длЯ усилениЯ  и  обострениЯ чувств.  ‚сего  вернее
истолкование  природы  достигаетсЯ посредством наблюдений в соответствующих,
целесообразно поставленных опытах. ‡десь чувство судит только об опыте, опыт
же -- о природе и о самой вещи.
        LI
     —еловеческий ум по  природе своей  устремлен на  абстрактное и  текучее
мыслит  как   постоЯнное.  Ќо   лучше  рассекать  природу   на   части,  чем
абстрагироватьсЯ. ќто и делала школа „емокрита, котораЯ  глубже, чем другие,
проникла в природу. ‘ледует больше изучать материю, ее  внутреннее состоЯние
и   изменение   состоЯниЯ,   чистое   действие    и   закон   действиЯ   или
движениЯ<sup>[16]</sup>, ибо формы суть выдумки человеческой души, если только
не называть формами эти законы действиЯ.
        LII
     ’аковы те идолы, которых  мы называем идолами рода. Ћни  происходЯт или
из единообразиЯ субстанции человеческого духа, или из его предвзЯтости,  или
из  его  ограниченности, или из  неустанного его движениЯ,  или из  внушениЯ
страстей, или из неспособности чувств, или из способа восприЯтиЯ.
        LIII
     €долы  пещеры  происходЯт из присущих каждому свойств как  души,  так и
тела,  а  также из  воспитаниЯ, из привычек и случайностей.  •отЯ  этот  род
идолов разнообразен и  многочислен, все же  укажем  на  те  из  них, которые
требуют больше  всего  осторожности  и больше  всего  способны  совращать  и
загрЯзнЯть ум.
        LIV
     ‹юди любЯт  или  те частные науки и  теории,  авторами и изобретателЯми
которых они считают себЯ, или те, в которые они вложили больше всего труда и
к которым они  больше всего  привыкли.  …сли люди такого рода посвЯщают себЯ
философии и общим теориЯм, то под воздействием своих предшествующих замыслов
они искажают и  портЯт их. ќто  больше всего  заметно  у ЂристотелЯ, который
свою натуральную философию совершенно предал  своей логике и  тем  сделал ее
сутЯжной и почти  бесполезной. •имики также на немногих опытах в лаборатории
основали свою фантастическую и малопригодную философию. Ѓолее того, ѓильберт
после  усердных упражнений  в изучении  магнита тотчас  придумал  философию,
соответствующую тому, что составлЯло длЯ него преобладающий интерес.
        LV
     ‘амое большое и как бы  коренное различие  умов в отношении философии и
наук состоит в следующем. Ћдни умы  более сильны и пригодны длЯ  того, чтобы
замечать  различиЯ  в  вещах, другие  --  длЯ  того, чтобы замечать сходство
вещей.  ’вердые  и   острые   умы  могут   сосредоточить  свои  размышлениЯ,
задерживаЯсь и останавливаЯсь на каждой тонкости различий. Ђ умы возвышенные
и подвижные распознают и сопоставлЯют тончайшие вездеприсущие подобиЯ вещей.
Ќо  и  те и  другие  умы легко  заходЯт  слишком  далеко  в  погоне  либо за
подразделениЯми вещей, либо за тенЯми.
        LVI
     Ћдни  умы  склонны  к почитанию древности, другие  увлечены  любовью  к
новизне. Ќо немногие  могут соблюсти такую меру, чтобы и не отбрасывать  то,
что  справедливо  установлено  древними,  и  не  пренебречь  тем, что  верно
предложено новыми.  ќто  наносит  большой ущерб философии и наукам,  ибо это
скорее следствие увлечениЯ древним и новым,  а не суждениЯ о них. €стину  же
надо искать не в удачливости какого-либо времени,  котораЯ непостоЯнна,  а в
свете опыта природы, который вечен.
     Џоэтому нужно отказатьсЯ от  этих устремлений и смотреть за тем, как бы
они не подчинили себе ум.
        LVII
     ‘озерцаниЯ природы и тел в их простоте размельчают и расслаблЯют разум;
созерцаниЯ же  природы  и  тел  в  их  сложности и  конфигурации оглушают  и
парализуют разум. ќто более всего заметно в школе ‹евкиппа и „емокрита, если
поставить ее рЯдом с учениЯми  других философов. €бо эта школа так погружена
в части вещей, что пренебрегает их построением;  другие же так  воодушевлены
созерцанием строениЯ вещей, что не проникают в простоту природы. Џоэтому эти
созерцаниЯ  должны чередоватьсЯ и  сменЯть  друг  друга  с тем,  чтобы разум
сделалсЯ  одновременно  проницательным  и  восприимчивым  и  чтобы  избежать
указанных нами опасностей и тех идолов, которые из них проистекают.
        LVIII
     Ћсмотрительность в созерцаниЯх должна быть такова, чтобы не допустить и
изгнать  идолы  пещеры,  кои преимущественно происходЯт  либо  из господства
прошлого  опыта,  либо  от  избытка  сопоставлениЯ  и  разделениЯ,  либо  из
склонности к временному,  либо из  обширности и ничтожности объектов. ‚ообще
пусть каждый созерцающий природу вещей считает сомнительным то, что особенно
сильно захватило  и пленило его разум. Ќеобходима большаЯ предосторожность в
случаЯх такого предпочтениЯ, чтобы разум осталсЯ уравновешенным и чистым.
        LIX
     Ќо  тЯгостнее всех идолы площади, которые  проникают в разум вместе  со
словами и именами. ‹юди верЯт, что их разум повелевает словами.  Ќо бывает и
так,  что  слова обращают  свою силу  против  разума.  ќто сделало  науки  и
философию софистическими  и бездейственными. ЃольшаЯ  же  часть  слов  имеет
своим  источником  обычное  мнение и разделЯет  вещи  в  границах,  наиболее
очевидных  длЯ разума толпы. Љогда же  более острый разум  и более прилежное
наблюдение хотЯт  пересмотреть эти  границы, чтобы они более соответствовали
природе, слова  становЯтсЯ  помехой.  Ћтсюда  и получаетсЯ,  что  громкие  и
торжественные диспуты ученых часто превращаютсЯ в  споры относительно слов и
имен, а благоразумнее было бы (согласно обычаю и мудрости математиков) с них
и начать  длЯ  того, чтобы  посредством определений  привести их в  порЯдок.
Ћднако  и  такие  определениЯ  вещей,  природных  и материальных,  не  могут
исцелить этот недуг, ибо и сами определениЯ состоЯт из слов, а слова рождают
слова, так что  было бы  необходимо дойти  до частных примеров,  их рЯдов  и
порЯдка, как  Я скоро и скажу, когда перейду  к  способу и пути установлениЯ
понЯтий и аксиом.
        LX
     €долы, которые навЯзываютсЯ разуму словами, бывают двух  родов. Ћдни --
имена несуществующих вещей (ведь подобно тому как бывают вещи, у которых нет
имени, потому что их не замечают, так бывают и имена, за которыми нет вещей,
ибо  они выражают вымысел); другие -- имена  существующих вещей, но неЯсные,
плохо определенные  и необдуманно и необъективно отвлеченные от вещей. €мена
первого рода:  "судьба", "перводвигатель",  "круги планет", "элемент огнЯ" и
другие выдумки  такого  же  рода,  которые проистекают  из  пустых и  ложных
теорий.  ќтот  род  идолов  отбрасываетсЯ  легче,  ибо  длЯ  их  искоренениЯ
достаточно постоЯнного опровержениЯ и устареваниЯ теорий.
     Ќо  другой род сложен и глубоко укоренилсЯ. ќто тот, который происходит
из  плохих и  неумелых абстракций. „лЯ  примера возьмем  какое-либо слово --
хотЯ бы  "влажность" -- и  посмотрим, согласуютсЯ ли  между  собой различные
случаи, обозначаемые этим  словом. ЋкажетсЯ, что слово  "влажность"  есть не
что иное, как  смутное обозначение различных  действий, которые не допускают
никакого  объединениЯ  или   сведениЯ.  Ћно  обозначает  и   то,  что  легко
распространЯетсЯ  вокруг другого  тела;  и то,  что само  по себе  не  имеет
устойчивости; и то, что движетсЯ во все стороны; и то, что легко разделЯетсЯ
и рассеиваетсЯ; и  то,  что легко соединЯетсЯ и собираетсЯ; и то, что  легко
течет и  приходит в движение; и  то, что легко примыкает к другим телам и их
увлажнЯет;  и то, что легко  обращаетсЯ в жидкое или  тает,  если перед  тем
пребывало  твердым.  Џоэтому,  если  возникает вопрос о  применимости  этого
слова, то, взЯв одно определение, получаем, что пламЯ влажно, а взЯв  другое
--  что  воздух не  влажен. Џри одном -- мелкаЯ пыль  влажна, при другом  --
стекло влажно. €  так становитсЯ  вполне Ясным, что это понЯтие  необдуманно
отвлечено только  от воды и  от обычных  жидкостей  без какой  бы то ни было
должной проверки.
     ’ем  не  менее в словах  имеют  место  различные  степени  негодности и
ошибочности. Њенее порочен рЯд названий субстанций, особенно низшего  вида и
хорошо очерченных (так, понЯтиЯ  "мел", "глина"  хороши, а  понЯтие  "землЯ"
дурно);  более  порочный род --  такие  действиЯ,  как производить, портить,
изменЯть; наиболее порочный род -- такие качества (исключаЯ непосредственные
восприЯтиЯ чувств), как  тЯжелое, легкое,  тонкое, густое и т. д. ‚прочем, в
каждом роде одни понЯтиЯ по  необходимости должны быть немного лучше других,
смотрЯ по тому, как воспринимаетсЯ человеческими чувствами множество вещей.
        LXI
     €долы  театра  не  врождены и не  проникают  в разум  тайно,  а открыто
передаютсЯ и воспринимаютсЯ из  вымышленных теорий и  из превратных  законов
доказательств. Ћднако попытка опровергнуть их решительно  не соответствовала
бы  тому,  что  сказано  нами. ‚едь  если  мы  не  согласны ни  относительно
оснований, ни относительно  доказательств,  то невозможны никакие  доводы  к
лучшему.  —есть древних остаетсЯ незатронутой,  у них  ничего не отнимаетсЯ,
потому что вопрос касаетсЯ  только  пути.  Љак говоритсЯ, хромой,  идущий по
дороге, опережает  того, кто бежит без дороги. Ћчевидно и то, что, чем более
ловок и быстр бегущий по бездорожью, тем больше будут его блужданиЯ.
     Ќаш же  путь открытиЯ наук таков,  что он  немногое оставлЯет остроте и
силе дарований,  но почти уравнивает  их.  Џодобно  тому как длЯ  проведениЯ
прЯмой  линии  или  описаниЯ  совершенного  круга  много  значат  твердость,
умелость и  испытанность  руки,  если действовать только рукой, -- мало  или
совсем ничего не  значит, если пользоватьсЯ циркулем и линейкой. ’ак обстоит
и с  нашим методом. Ћднако, хотЯ отдельные опровержениЯ здесь не нужны, надо
кое-что сказать о видах и классах этого рода теорий. ‡атем также и о внешних
признаках  их слабости и, наконец, о причинах такого злосчастного  долгого и
всеобщего  согласиЯ  в заблуждении,  чтобы приближение  к  истине было менее
трудным и чтобы человеческий разум охотнее очистилсЯ и отверг идолы.
        LXII
     €долы театра или теорий многочисленны, и  их может  быть еще  больше, и
когда-нибудь их,  возможно,  и  будет больше. …сли бы в течение многих веков
умы людей не были за