орую
способен белый  лист бумаги, стремитсЯ  к достижению силы освещениЯ, которую
мы воспринимаем, смотрЯ на поистине горЯщий источник. Љто хочет понЯть  хотЯ
бы  некоторые  особенности  работы  художника  над  этой  проблемой,  должен
познакомитьсЯ с листом, который, на  первый  взглЯд, некрасив, лишен всЯкого
очарованиЯ, очень  жесток и раскрываетсЯ  длЯ зрителЯ лишь постепенно -  это
офорт "€гра в гольф",  1654-ый год. ѓольф - это игра в мЯч, который загонЯют
клюшками в лунки через рЯд искусственных заграждений.
     „лина офорта четырнадцать, высота десЯть сантиметров. ‘идЯщий на первом
плане  справа  лицом к нам молодой герой  находитсЯ  внутри слабоосвещенного
кабачка,  почти в полной  темноте.  Ћн  сидит на  скамейке  за столом  перед
расположенным  за  его головой квадратным  окном, несколько сдвинутым  также
вправо от главной вертикали  изображениЯ. ‚сю левую  треть  офорта  занимает
изображение  Ярко освещенного проема за  большой распахнутой дверью, как  бы
разделЯющего  офорт  на две неравные части. ‚ проеме,  как и за окном, царит
жаркий солнечный  полдень. Њы смотрим в эту сверкающе-светЯщуюсЯ атмосферу и
в первый момент вообще ничего не  можем  различить,  кроме каких-то  редких,
разорванных, беспорЯдочных штрихов,  в которых, однако,  угадываютсЯ контуры
каких-то фигур.  Џричудлив верхний  край  окна - он весь  кажетсЯ  съеденным
Ярким освещением с  той стороны  -  штриховка стены, ослабеваЯ, прекращаетсЯ
без всЯкого намека на обрамлЯющий контур. ‡атем мы Явственно узнаем в проеме
фигуру игрока,  который  гонит клюшкой  мЯч,  а в  окне  - пару  отдыхающих,
сидЯщих  на  каком-то  возвышении  по  ту  сторону,  они  беззаботно пируют.
Љороткие полуденные тени от фигуры игрока  падают совершенно  вертикально  и
образуют  на  предметной плоскости  лишь небольшие слабые пЯтнышки; за окном
никаких теней нет. ’акова  сила  света  снаружи.  ђембрандт хорошо знал, что
этот сильнейший из всех светочей - солнечный свет -  нельзЯ показать  вместе
со своим ослепительным источником - солнечным диском.
     Ќо  задумчивый  герой  офорта,  погруженный  в  темноту, безразличен  к
полыхающему  за ним и слева  от  него  свету,  к  шумной игре  за порогом  и
веселому  разговору пирующих  аристократов.  ‚ надвинутой  на  глаза  черной
шлЯпе, бросающей глубокую тень на грустное юношеское лицо, облокотившийсЯ на
стоЯщий справа от нас стол  локтем левой руки, сцепивший пальцы обеих рук на
животе  и вызывающе  вытЯнув левую  ногу на скамейку,  зацепив башмаком край
открытой двери, он безраздельно поглощен своим  внутренним миром, погружен в
зыбкую атмосферу неопределенных настроений, полуосознанных мыслей и оттенков
трагических  переживаний. Ќа его одежде  танцуют крошечные пЯтнышки света, и
невозможно  дать  себе  отчет, какие  из  них  ЯвлЯютсЯ  действием внешнего,
вторгающегосЯ  света,   а  какие  -  световыми  пЯтнами,  всюду  приносимыми
отражением с освещенных предметов, то есть рефлексами.
     Ќа столе, у правого  краЯ офорта, стоит небольшой стеклЯнный графин, на
котором только и  сосредоточиваетсЯ весь свет, попавший внутрь кабачка, и по
дощатой крышке стола от него расползаетсЯ нечеткое и бледное световое пЯтно.
Њы переводим взглЯд на слегка склоненную влево голову юноши, на пуговицы его
наглухо застегнутого камзола,  на сцепленные  пальцы, окидываем взглЯдом всю
его   позу.  €   в  нашем  сознании   запечатлеваетсЯ   глубокий,  тревожный
психологический образ.
     ‘воеобразно  и,  возможно,  наиболее  глубоко   образнаЯ  тема  величиЯ
человеческой  мысли,  даннаЯ  в  психологическом плане, воплощена в  офорте,
известном под поздним  названием  "”ауст", 1653-ий  год. ‘казание о  докторе
”аусте, жаждущем знаний и  проникающем  в сверхъестественные тайны с помощью
нечистой  силы, это сказание  было не только в материковой …вропе, но даже в
Ђнглии   любимым   сюжетом   литературных  переработок.  Ќародный   рассказ,
напечатанный  во ”ранкфурте-на-Њайне в 1558-ом  году, был переведен почти на
все Языки ‡ападной …вропы, и  был хорошо известен ђембрандту. †изнь ученого,
нарушающего верность богословию  и обращающегосЯ к медицине  и  естественным
наукам, изображена  в книге с осуждением  той  "дерзости", с  которой  ”ауст
"берет орлиные крыльЯ, желает изведать все глубины на небе и  на земле".  ’а
же  "дерзость" влечет его к союзу с  дьЯволом, но, заключив  с ним  договор,
”ауст  впадает  в порочное  сластолюбие,  и,  под  конец, дьЯвол  отправлЯет
смельчака в ад на вечное мучение.
     ѓравюра ђембрандта  "”ауст" (ширина  шестнадцать, высота двадцать  один
сантиметр), стала чем-то совершенно новым в мировой графике. € в самом деле,
даже  длЯ современного зрителЯ,  которого трудно удивить, этот офорт при его
первом  рассмотрении,  сразу  становитсЯ  Явлением  магической  силы.  ‚ нем
впервые виден сам свет: солнце, которое мы  в прежних офортах чувствовали  у
себЯ  за спиной,  или угадывали  где-то  над головой  или сбоку,  постепенно
передвинулось.  Њы  смотрим  через  затененный   фаустовский  кабинет  прЯмо
навстречу  свету,  и  он  нас ослеплЯет.  ќто ослеплЯющее действие  света  в
пЯтидесЯтых     годах     становитсЯ    главным    предметом    исследованиЯ
ђембрандта-экспериментатора.
     €зображение большого  прЯмоугольного зарешеченного  окна  в глубине  на
противоположной черной стене занимает верхнюю правую часть офорта; на первом
плане слева в  нескольких шагах  от  нас  хорошо видна высокаЯ  сераЯ фигура
прославленного чародеЯ-алхимика,  дни  и ночи  погруженного  в  тайны черной
магии. ‘ утра он  даже не  успел переменить костюм - после многих усилий ему
удалось, наконец, заклинание. € он в волнении привстал с деревЯнного кресла,
ручка которого виднеетсЯ в левом нижнем углу, и  оперсЯ обеими руками о край
рабочего  стола, уходЯщего в глубину -  трапециЯ поверхности стола  занимает
почти всю правую  часть  нижней половины гравюры.  ‘тол  завален  книгами  и
листами бумаги;  ближе всего,  перед пюпитром, лежит  полураскрытаЯ записнаЯ
книжка  ученого доктора, а  между нами и столом справа установлен  старинный
глобус.   ‚идно  только  верхнее   его   полушарие,  поскольку  нижний  край
изображениЯ проходит как раз по  его экватору. ‘лева,  в полумраке кабинета,
за ”аустом мы видим срезанную верхним краем  офорта свисающую пеструю штору,
а за ней, на возвышении - человеческий череп.
     ЉасаЯсь  пюпитра  сжимающимисЯ  в  кулак  пальцами  правой,  близкой  к
зрителю, руки,  в которых  зажат  карандаш, выпрЯмлЯЯ сгорбленные плечи  под
широким  измЯтым халатом,  расстегнутым  на  груди, алхимик, слегка втЯгиваЯ
голову в плечи и в то же времЯ приподнимаЯ лицо, поворачиваетсЯ и напрЯженно
всматриваетсЯ в чудесное  видение, возникшее в нижней части окна и озарившее
его сумрачное жилище - сиЯющий магический диск с расположенными  внутри него
концентрическими кругами латинскими буквами.
     „иск пышет холодным и Ярким  пламенем, излучаЯ во все стороны  неравной
длины узкие белые полоски света. Ћт его  неслышного дыханиЯ вздымаютсЯ вверх
легкие газовые занавески слева от окна,  но все  остальные предметы,  и даже
бумаги  справа  и штора слева, остаютсЯ  в полной неподвижности.  ‘права  от
огненного диска виднеетсЯ еще один  диск,  на  этот раз эллиптической формы,
вытЯнутый вверх и вниз. ‚  прозрачном ореоле этих светлых фигур из мрака над
столом еле вырисовываютсЯ таинственные  темные кисти рук неведомого существа
- вызванного ”аустом духа. ‘плетаЯ пальцы, они как бы изображают молитвенный
жест этого существа, на месте головы которого сиЯет магический диск.
     ‚ выражении сухого старческого лица ”ауста - вопрос и беспокойство. Љак
все  великие  произведениЯ  ђембрандта, эта  гравюра овеЯна тайной и озарена
чудом.  Ћна  томит;  и  мы, изучаЯ ее,  исполнены такого же  беспокойства  и
нетерпеливого ожиданиЯ,  как  доктор  ”ауст. ‚дохновеннаЯ  сосредоточенность
ученого,  его  внутреннее  усилие  длительны  и  непрерывны.  Ћни  не только
вызывают видение, но и поддерживают его бытие.
     Ћгромную роль в решении образной задачи ђембрандта в этом офорте играет
свет. Њы смотрим прЯмо в светлый прЯмоугольник окна, на фоне  которого внизу
поЯвлЯетсЯ  Яркий таинственный  диск,  и  нам кажетсЯ,  что он  проникает  в
комнату вместе  с  льющимисЯ из  верхней части окна солнечными  лучами.  ќто
светлое  пЯтно окна  и сверкающий диск в  его нижней части, несколько правее
центра гравюры,  настолько  ослепительны, что все окружающее  воспринимаетсЯ
неЯсно,  расплывчато,  без  четких  контуров  и   твердых  объемов,   как  в
сновидении.  „аже четыре вертикальных арочных проема узорной решетки верхней
части  окна,  между которыми вливаетсЯ  свет,  даны  слабыми  разрывающимисЯ
штрихами.   ‚се   в  глубине   помещениЯ  между  нами   и  окном   -  фигура
распрЯмлЯющегосЯ ”ауста, книги и глобус справа  от него, череп и штора слева
-  расплываетсЯ  в зыбкой полутьме. ‚се  -  за  исключением светлой  шапочки
алхимика,  котораЯ  светитсЯ  таким  же  ослепительным,  прЯмо-таки  пышущим
светом.
     €сполнение изумлЯет одновременно и своей силой,  и своей нежностью; все
тени  как  бы  живут.  ЌевернаЯ  атмосфера,  облекающаЯ  все  предметы, дает
впечатление  лаборатории  средневековых   алхимиков,   где   научные  истины
возникали только в мерцающем огне сквозь прозрачные клубы дыма.
     ’ак,  пользуЯсь   приемом  иррадиации  света   (иррадиацией  называетсЯ
кажущеесЯ увеличение размеров  светлых фигур  на темном фоне по  сравнению с
размерами  таких же фигур, но темных  на светлом  фоне), ђембрандт еще более
усиливает таинственность изображаемого событиЯ  и вместе с  тем еще  сильнее
подчеркивает  творческую  силу  одухотворенного  человека  в  его стремлении
проникнуть  в  тайны  ‚селенной.  ”ормирующаЯ  деЯтельность  духовной  жизни
человека раскрыта художником в  этом гениальном  офорте с почти  программной
отчетливостью. Ќе выходЯ  за границы повседневности, не взлетаЯ в заоблачные
выси  и не  опускаЯсь  на  дно  морское,  мыслЯщий  герой  ђембрандта  через
таинственные   начертаниЯ  света  в   своей   комнате   проникаетсЯ  смыслом
мирозданиЯ, о чем позднее,  иным  Языком,  скажет гетевский ”ауст, увидевший
знак макрокосма - знак звездного мира:
     џ оживаю, глЯдЯ на узор
     € вновь бужу уснувшие желаньЯ.
     Љто из богов придумал этот знак?
     Љакое исцеленье от уныньЯ
     „ает нам сочетанье этих линий!
     ђасходитсЯ томивший душу мрак.
     ‚се проЯснЯетсЯ, как на картине.
     € вот мне кажетсЯ, что сам Я - бог.
     € вижу символ мира, разбираЯ
     ‚селенную от краЯ и до краЯ.
     €здание трагедии друга ђембрандта џна  ‘икса "ЊедеЯ" побудило художника
взЯтьсЯ за Языческий сюжет, о чем свидетельствует великолепный офорт 1648-го
года "‘вадьба џзона  и Љреузы"  (высота двадцать четыре, ширина восемнадцать
сантиметров). ђембрандт любил античность, но никогда не изучал археологии, и
потому свадебный обрЯд, описанный  …врипидом, он  представил как религиозное
торжество, напоминающее  обрЯды католической церкви.  ‡а сдвинутыми в правый
верхний угол  пышными  театральными  занавесЯми  он изобразил  фантастически
просторный зал между высокими колоннами,  на капители  которых опираютсЯ еще
более высокие своды - так что, несмотрЯ на вертикальный формат изображениЯ и
опущенную  линию голов  (линию  перспективного горизонта),  находЯщиесЯ  над
верхним краем изображениЯ потолки не видны.
     Ќесколько ниже центра  гравюры,  на  втором  плане,  на  возвышении,  к
которому  от нас ведет  широкаЯ невысокаЯ  (десЯть  ступеней), лестница,  мы
видим  установленный прЯмоугольный  жертвенник, в полроста человека. Ќа  нем
дымитсЯ  жертва.  Ѓлиже  к  нам,  справа,   под  занавесЯми,   обращеннаЯ  к
жертвеннику, чинно  восседает  покровительница брака  богинЯ  ћнона; что это
именно она, можно догадатьсЯ по ее атрибуту  - стоЯщему в  ее ногах павлину.
Њежду затененным силуэтом ћноны  и Ярко освещенным жертвенником стоит жрец в
широкой ниспадающей до ног одежде и высоком тюрбане, сжимающий в обеих руках
тонкий  и  высокий  посох  -  все  эти   предметы  есть  не  что  иное,  как
фантастически преобразованные на восточный  лад принадлежности христианского
епископа. †рец благословлЯет чету новобрачных - одетые в царские одежды, они
припали  на  одно  колено слева от  жертвенника. ЋстальнаЯ  часть храма  всЯ
заполнена множеством знатных  лиц;  выше их  расположилсЯ хор  - десЯтка два
видных нам  по поЯс певчих, славЯщих  юную брачную  чету. ‘нопы света льютсЯ
справа  из  глубины через высокие  закругленные  наверху окна; весь интерьер
залит этим радостным светом. ‚есь - кроме самого первого плана,  просцениума
перед залом, и занавесЯми, и лестницей, где царит глубокаЯ тьма.
     € из этой тьмы в  правом нижнем углу словно возникла  скорбнаЯ гордаЯ и
властнаЯ женщина  в богатой  одежде. Ћна,  словно в  изумлении вскинув руки,
медленно плывет  мимо нас  влево,  в  то  времЯ как стараЯ  служанка, фигура
которой  срезана правым краем гравюры,  почтительно  поддерживает  шлейф  ее
царственного  платьЯ.  ЌесмотрЯ на то, что эта героинЯ находитсЯ к нам ближе
всех остальных участников сцены, черты ее лица не так Ясны, они расплываютсЯ
в наступающей снизу темноте. Ќо  мы угадываем и в выражении ее  окаменевшего
лица,  и в ее напрЯженной позе, и в  ее  бесшумной походке неизбывное  горе,
трудно сдерживаемую обиду  и Ярость, неукротимую волю, рой зловещих замыслов
- перед  нами  раскрываетсЯ  всЯ  ее  истерзаннаЯ  внутренней  борьбой между
смирением и страстью душа.
     …сли  мы  еще   не  догадываемсЯ,  что  это  оставленнаЯ  предводителем
аргонавтов  џзоном  волшебница ЊедеЯ, котораЯ  когда-то  спасла ему  жизнь и
помогла  ему  добыть  золотое  руно,  то  прочтем  это   в  подписанных  под
изображением стихах џна ‘икса. ‚от они в подстрочном переводе:
     Љреуза и џзон клЯнутсЯ здесь друг другу в верности,
     ЊедеЯ, жена џзона, несправедливо устраненнаЯ,
     ‚ гневе решаетсЯ дать волю своей мстительности.
     “вы, как дорого придетсЯ поплатитьсЯ за неправое дело.
     ђади любимого  человека ЊедеЯ оставила царскую семью,  родину, бежала в
далекую  и  чуждую ей ѓрецию. Ћна страстно  любит џзона, она  мать двух  его
детей. џзон бросил ее,  он женитсЯ на  наследнице  коринфского престола. Ћна
отомстит џзону, безжалостно разбившему ее жизнь. Ћна убьет своих детей, ради
будущего счастьЯ  которых,  по словам џзона,  он вступил в новый брак. ЊедеЯ
погубит и свою соперницу, послав ей  со своими  обреченными на смерть детьми
отравленный  нарЯд. Ђ  сейчас  она,  глотаЯ слезы,  слушает вопросы жреца  и
кощунственные ответы џзона.
     Ќа первых  оттисках этого  офорта восседающаЯ  к нам спиной ћнона  была
изображена  с непокрытой головой. ‚последствии ђембрандт придал богине более
величественный  вид,  надев  на  ее голову корону.  ѓравюра эта пользовалась
такой славой,  что  всЯкий любитель искусств  считал необходимым иметь  ее в
обоих вариантах - ћнона без короны и ћнона в короне.
     „лЯ  кажущегосЯ  вначале  странным  офорта 1656-го  года "Ђвраам  и три
спутника" (высота шестнадцать, ширина тринадцать сантиметров), изображающего
трех необычных  посетителей  патриарха, восседающих,  по  восточному обычаю,
прЯмо на земле, перед входом в  дом, ђембрандту послужила в качестве  натуры
одна  индийскаЯ  миниатюра,  изображающаЯ  восточное  существо  в  восточной
пышности.  ‘  удивлением, восторгом  и  долей недовериЯ  к изображаемому, мы
видим - в творчестве ђембрандта в первый и последний раз - самого Ѓога-отца.
џхве, он же €егова, он же ‘аваоф в виде почтенного старца лет восьмидесЯти в
восточной одежде  с  расписным поЯсом, с  окладисто падающей белой  бородой,
сидит  к  нам лицом  в  каких-нибудь  трех-четырех шагах  от  нас  слева  за
ковриком, на котором  Ђвраам услужливо разложил  блюда с  лепешками. Ѓог, по
восточному обычаю поджав ноги, степенно  обращаетсЯ к  Ђврааму, жестикулируЯ
левой рукой  и  держа в правой  чашу с вином,  с  видом  опытного  пьЯницы и
уверенного в непогрешимости своего знаниЯ философа.
     Џо обе стороны  от  Ѓога  сидЯт,  со  сложенными  за  спиной  крыльЯми,
бородатые мужчины лет по сорока, и это непривычное сочетание бородатых лиц с
нежными перистыми крыльЯми  делает  сцену  еще  более странной. Ќо ђембрандт
следует здесь букве ‘вЯщенного ЏисаниЯ, где речь идет об ангелах-мужах, а не
о  юношах;  да и с  художественной точки зрениЯ,  по-видимому,  только такие
зрелые  ангелы  могут  составить  естественную свиту  создателЯ ‚селенной  и
человека в столь неестественной обстановке. €зображенный по поЯс, в профиль,
в правом нижнем углу  тщедушный старичок  Ђвраам, склонившись перед могучими
гостЯми в раболепной  позе, с кувшином  вина в левой  руке,  покорно внимает
рассуждениЯм ѓоспода. ‚ то времЯ как за приоткрытой  дверью  на заднем плане
слева,  почти  неразличимаЯ  в  темноте,  ‘арра  подслушивает  речи  Ѓога  и
недоверчиво  усмехаетсЯ,  заслышав  предсказание  о  рождении  сына  у  нее,
старухи. €, наконец,  шестой персонаж офорта, сын Ђвраама и Ђгари, подросток
€змаил, будущий родоначальник арабов, повернувшись к нам спиной, упражнЯетсЯ
в стрельбе из лука.  Ќо относительное обилие  персонажей нисколько не мешает
восприЯтию главного содержаниЯ  этой  легендарной  сцены у ђембрандта -  это
прекрасное изображение  освещенного  солнцем  готовЯщегосЯ  к  питию  Ѓога в
светлых  одеждах,  и  его  ангелов,  и  аппетитного угощениЯ.  Љаждый  может
убедитьсЯ, что ѓосподь нисходит к людЯм в человеческом образе и пьет  с ними
вино, отдаваЯ дань радости и пониманиЯ своему творению.
     Њы видим, что произведениЯ ђембрандта, созданные на религиозные сюжеты,
отличаютсЯ  от  его  светских  произведений,  например,  портретов,   именно
наличием  момента  чудесного.  ’уманные  мистические  догматы  христианского
вероучениЯ  ђембрандт  стремитсЯ  перевести  на  Язык  реальных  чувственных
образов.  ђелигиозный сюжет остаетсЯ таковым  лишь по  традиционной форме, а
догматическаЯ  идеЯ  исчезает  под  напором  земных  чувств, линий, фигур  и
красок,  и перевод при этом утрачивает все черты оригинала. Ќепредставимое и
неизобразимое  религиозное   чудо  на  полотнах  ђембрандта  превращаетсЯ  в
реальное и зримое чудо гениЯ, мастерства и красоты.
     ЏодлиннаЯ  вера  не может быть, по  существу,  подкреплена внешними  по
отношению  к ней  данными.  “видеть  в  каком-то  событии чудо возможно лишь
тогда,  когда  зритель  наделен так  называемой  благодатью  веры,  обладает
глазами  веры.  ’о  обстоЯтельство,  что  чудо  находит отклик  лишь в  душе
верующего, а вне веры остаетсЯ безответным,  хорошо выражено  в ”аусте ѓете.
”ауст,   услышав  раздавшиесЯ   на   улице  звуки   пасхального  песнопениЯ,
размышлЯет:
     Џосланию Я внимаю охотно,
     Ќо у менЯ нет веры. —удо -
     ‚еры, любимое дитЯ!
     ’о обстоЯтельство, что в так и не  законченном  десЯть лет назад офорте
"•ристос,  исцелЯющий больных", более широко  понимаемаЯ  им  идеЯ •риста не
только  как  чудотворца  и врачевателЯ,  но,  в  первую  очередь, бунтарЯ  и
освободителЯ,  так  и не  была им  воплощена,  не давала ђембрандту покоЯ. €
теперь, десЯть лет спустЯ после "‹иста в сто гульденов", он  осуществил этот
замысел на более маленьком, менее великолепном, но бесконечно более глубоком
по содержанию листе.
     ‚ысота  офорта  "Џроповедь  •риста", 1656-ой  год,  шестнадцать,  длина
двадцать  один сантиметр. ‘тоЯ  на  небольшом белом возвышении в  глубине, в
центре,  в  длинной одежде,  босой,  •ристос, всплескиваЯ руками,  объЯснЯет
собравшимсЯ нравственные истины. Ћн сильно изменилсЯ со времени "‹иста в сто
гульденов". ‚се  во внешнем облике этого  человека, стоЯщего  к  нам  лицом,
просто.  ’емные  волосы лежат гладко  в прЯдЯх,  борода  широко обрезана,  и
одежда уже не образует тонкие драпировки - она ниспадает тЯжело, толсто, как
шерстЯнаЯ, а может быть, дерюга. ”игура •риста становитсЯ от этого массивной
и  тЯжелой.   ‹ицо   у  •риста   широкое,   с   сильно   развитыми  костЯми,
нижнесаксонский   тип,  человек   из   народа,   которому  трудно  говорить.
‘острадательный и утешающий наклон головы вправо сопровождает  его неумелые,
но убедительные,  гипнотизирующие слова. ђуки  - сильные, мускулистые  -  не
дают  себе  уже более труда чередоватьсЯ  в жестах. ‚  остром взмахе они обе
говорЯт одно  и  то  же  запинающимсЯ,  но полновесным  Языком. "Ѓлаженны, -
говорит он, - нищие  духом, ибо их есть царство небесное! Ѓлаженны плачущие,
ибо  они  утешатсЯ.  Ѓлаженны  кроткие, ибо они  наследуют  землю.  Ѓлаженны
алчущие и жаждущие правды,  ибо они насытЯтсЯ. Ѓлаженны милостивые, ибо  они
будут помилованы.  Ѓлаженны чистые  сердцем, ибо  они  Ѓога узрЯт.  Ѓлаженны
миротворцы,  ибо они нарекутсЯ сынами Ѓожьими. Ѓлаженны изгнанные за правду,
ибо их есть царство небесное!"
     •ристос  Явно выделен из толпы;  выделЯЯсь  из  темного фона и  освещаЯ
кружок   слушающих,  он   говорит  из  офорта,  и  зритель,  рассматривающий
изображение, чувствует сильный звук  его слов. ‚округ него, слева  и справа,
располагаетсЯ разорванный на первом плане  круг слушателей; •ристос исцелЯет
уже  не  тело, а душу, подает  отраду трудЯщимсЯ  и  обремененным, и сколько
глубины и искренности  должно быть  в  словах,  которым  все  так  глубоко и
безмолвно  внемлют. Ќикто  из  слушателей  не говорит ни слова,  но их лица,
фигуры, позы - на  редкость красноречивы. ‘покойно и убежденно  сидит справа
от  •риста,  у  его ног, на том же  возвышении,  на  корточках, в простой  и
длинной рубахе - тунике - любимый его ученик,  €оанн, голова которого гладко
расчесана на  две  стороны  прЯмым пробором, как у женщины из простонародьЯ.
Џравее его, на втором плане, прЯмо  на  земле  сидит  человек, с сокрушенным
выражением сухого пергаментного лица. Џораженный услышанным, он опустилсЯ на
колени, опираЯсь локтем правой руки о край возвышениЯ,  держа  ее  пальцы  у
полуоткрытого  рта.  Ќесколькими  точными  и  короткими  штрихами  ђембрандт
моделирует черты его слегка  запрокинутого,  обращенного к  •ристу  лица,  с
ничего не видЯщими открытыми глазами. Њожет быть, так слушают иногда любимую
музыку, вливающуюсЯ горькой надеждой в измученное сердце. ‡а ним, на третьем
плане, стоит подавшийсЯ вперед к •ристу длиннобородый старик-беднЯк в темных
лохмотьЯх. ‚се ниже наклонЯЯ спину и вытЯгиваЯ  остроносую голову, он боитсЯ
упустить хотЯ  бы одно слово. €  таких  же несчастных,  погруженных в тень и
свои  суровые мысли стариков, одетых еще  хуже, мы видим  на дальних  планах
справа; они зЯбко кутают мерзнущие руки  в широкие рукава. Њежду ними справа
и •ристом слева мы видим в арочном проеме дома часть  светлого дворика перед
двумЯ  этажами  без  окон следующего  дома, с приставленными  к голым стенам
узкими и высокими стремЯнками, по которым жители взбираютсЯ в  свои норы  на
верхних этажах - мы попали в квартал отверженных.
     ‘лева,  на первом плане,  почти  прикасаЯсь к левому краю  изображениЯ,
спиной к нам, стоит видный во весь рост дородный господин в  нарЯдной одежде
и  восточной  пестрой  чалме.  Ћн  вполне  спокоен  и  деловит, как  местный
староста; в нужный момент он просто закроет непристойное с  его точки зрениЯ
собрание беднЯков и нищих и тем самым оборвет неприЯтную длЯ него проповедь.
€, наконец, выше его, на втором и третьем плане, вровень с  •ристом и дальше
его  на  том же  возвышении, стоЯт  люди, которых  словами  нельзЯ  убедить:
тупость и самодовольство  с налетом  неумелого актерства - единственное, что
можно прочесть на их заплывших лицах.
     ‘мотришь на  этих "достойных" пожилых  людей, и  сразу замечаешь самого
освещенного  человека (в  трехчетвертном  повороте)  с  выбритой макушкой  -
тонзурой. Џовернув к •ристу свой толстый старый череп, он презрительно мерит
его взглЯдом  с головы  до ног и вздергивает носом; как будто слова, которые
он слышит, ему смердЯт. Џеред ним, на втором плане другой противник •риста в
широкой  шлЯпе, играЯ  перед  своими  приЯтелЯми  способного к  размышлениЯм
человека, почесывает  большим пальцем правой руки бородку. Ќо он сомневаетсЯ
не в истинах  •риста, которые ему чужды, а  в правильности своего поведениЯ,
поскольку до сих пор не знает, как  ему следует держатьсЯ в этой непривычной
длЯ него ситуации, чтобы начальство его не осудило,  но и народ чтобы считал
своим. Ќо •ристос обращаетсЯ  не  к этим  обеспеченным лицемерам, а  к  тем,
справа  от нас, обремененным заботами и духовно нищим.  € эта расступившаЯсЯ
перед нами и замершаЯ небольшаЯ толпа кажетсЯ преисполненной единой молчащей
и слушающей душой.
     •ристос почти не  отличаетсЯ  от  своих  приверженцев,  только  немного
неуклюжаЯ, хотЯ устойчиваЯ  фигура  его выражает  одиночество. ‚  его позе -
вопрос  и  усталость,  в  лице -  недоуменнаЯ сосредоточенность,  словно  он
прислушиваетсЯ  к  чему-то, звучащему в  его  душе.  Ќе случайно под  ним, в
центре второго плана, зиЯет пустота стенки Яркого  возвышениЯ, а  его взглЯд
направлен вниз, на  пол, по  которому на первом  плане  ползает  на животике
ребенок, наклонив  русую головку  навстречу  зрителю и протЯнув к нам ручки,
занЯтые игрой с клубком ниток. ‚  жесте безвольно вскинутых рук •риста, в их
растопыренных пальцах, в наклоне головы чуть качнувшейсЯ вправо от нас остро
чувствуетсЯ недоуменный  вопрос: да верно ли менЯ понимают, да пойдут  ли за
мной те, кого Я побуждаю к борьбе за справедливость?
     "Џроповедь •риста" - одна  из вершин ђембрандта-психолога. ’рудно найти
другое   произведение    западного   искусства,    где   подобнаЯ   тонкость
психологических    оттенков   соединЯлась   бы   с   подобной   глубиной   и
определенностью характеристики. Ќо, может быть, главное в этом замечательном
офорте  - глубочайшаЯ сконцентрированность самого  драматического событиЯ, в
котором  нет внешнего действиЯ,  но в котором  дано нечто, превосходЯщее  по
напрЯжению обыденную атмосферу  жизни  и  рождающее  в  участниках (как и  в
"‹исте в сто гульденов") веру в чудо, но на этот раз в чудо их нравственного
перерождениЯ.  Ќикогда  еще искусство  ђембрандта  не  служило  так  всецело
единому душевному действию.
     ’ак  значительность   и  несравненнаЯ   драматическаЯ  глубина  событиЯ
объединЯют  людей,  тесно сближают  их общностью  чувств.  Љак  раз  в  этой
драматичности видит ђембрандт  своеобразный выход из  горького одиночества и
холодной  обособленности, так  трагически переполнЯющих  образы  многих  его
героев.  €  как  раз  в  этом - еще  одна,  быть  может,  важнейшаЯ  причина
постоЯнного обращениЯ  ђембрандта к темам библейской и евангельской истории.
‚  условиЯх  окружающего  его  филистерского,  мещанского  быта  только  она
позволЯет   ему   создавать  в   произведениЯх   тот   необходимый   уровень
драматической напрЯженности,  в момент  которой человеческое начало в  людЯх
обнаруживаетсЯ    полнее   всего.   Ќе   реальнаЯ    среда    деловитых    и
аристократизирующихсЯ голландских  бюргеров, самодовольных и ограниченных, а
только   героическаЯ  атмосфера   древней   легенды   предлагает   художнику
обЯзательность  трагедии,  выЯвленной  или   потенциальной,   но,  по  мысли
ђембрандта, неминуемо выводЯщей человека из его замкнутой отчужденности.
     €  это объЯснЯет тот  потрЯсающий трагический накал, которым  пронизаны
значительнейшие  из последних  офортов ђембрандта  -  так называемые "Ќочные
сцены".
     –икл "Ќочные сцены" создавалсЯ ђембрандтом в течение нескольких лет,  с
1652-го  года по  1658-ой, и  посвЯщен он  важнейшим  эпизодам евангельского
сказаниЯ: "Џоклонение волхвов", "Џоклонение пастухов", "Џринесение во храм",
"Ѓегство в …гипет", "‘нЯтие с креста" и "Џоложение во гроб".
     ‚ каждом из  этих листов  среди  глухого ночного пространства маленькаЯ
кучка   единомышленников,  освещеннаЯ  фонарем  или  факелом,  словно  шайка
заговорщиков,  в  молчании  теснитсЯ  друг к другу. € всюду, как  еще одного
невидимого,   но   важнейшего  участника  сцены,  мы   ощущаем   присутствие
драматической  эмоции,   чувство  страха,  ужаса  смерти,   исключительности
происходЯщего,   котораЯ   придает   каждой   сцене   характер  чрезвычайной
значительности, необычности, что вместе с поразительными контрастами света и
тени предельно усиливает напрЯженность душевной  атмосферы. ‚се сцены решены
как  трагические  ночные  видениЯ,   где  один  лишь  свет   выражает  смысл
происходЯщего.
     ‚ "Ќочных сценах"  художник использует весь диапазон гравюрной техники,
находит все новые и новые, почти живописные возможности сухого и бесцветного
Языка офорта. ‚ "Ќочных  сценах" почти нет чистых белых или полностью черных
тональных пЯтен. Џочти все предметы и люди погружены в серо-черную мглу, где
то  и дело вспыхивают,  оживлЯЯ  пространство, белые огоньки  на  сером  или
черные точки  на белом, определЯющие  правильный  акцент или  подчеркивающие
интенсивность  света  или  черноты  силой  контраста.  ‚водЯ  новые  штрихи,
ђембрандт постоЯнно  сокращает  количество света,  менЯет направление  его и
концентрацию,    производит    перегруппировку   освещенных   и   затененных
поверхностей.  Ћн применЯет сухую иглу, глубокое  травление  и, наконец, так
называемую  густую  затЯжку, то есть непосредственное  наложение  тончайшего
слоЯ краски на поверхность  доски - и в  результате  добиваетсЯ максимальной
силы эмоционального выражениЯ.
     Ћтсутствует повествование в "Џоклонении пастухов",  1652-ой год  (длина
двадцать  три,  высота  одиннадцать  сантиметров). —истаЯ эмоциЯ переполнЯет
офорт,  и  выразителем  этой эмоции оказываетсЯ  свет, с трудом  скользЯщий,
неуловимо  трепещущий,  готовый  погаснуть  в  любое мгновение  в  темном  и
таинственном пространстве. Џочти всЯ  изобразительнаЯ поверхность зачернена,
и тем Ярче  светитсЯ  в  центре  офорта  фонарь,  который держит в опущенной
правой руке первый из входЯщих слева пастухов. ђазмеры этого фонарЯ на листе
- не больше сантиметра. ‚се остальное долго остаетсЯ непонЯтным; но как этот
фонарь  горит  желтоватым  светом,  на  наших  глазах создаваЯ  вокруг  себЯ
пространство, будто пластически, выпукло висЯ в воздухе, как свет его играет
и переливаетсЯ  во мгле за изобразительной  поверхностью, как  бы отбиваЯ на
невидимом инструменте всевозможные  аккорды - все это  абсолютно  побеждает,
очаровывает. …ще ни разу это не было показано ђембрандтом так прекрасно.
     ќто вовсе не светлый квадратик, окаймленный тысЯчами штрихов на светлом
листе так, что краЯ  его лучатсЯ и фосфоресцируют с удивительным искусством.
Ќо  это нечто  удивительное,  размером  с  человеческую голову,  что горит и
пылает внутри, в нескольких  метрах от нас, распространЯЯ вокруг себЯ свет и
тепло. ‘тоит только сравнить свет этого фонарЯ, изображенного ђембрандтом, с
белыми   полосами  чистой  бумаги,  окаймлЯющими   изображение,  как  станет
невозможным  рассматривать  то и другое  как  нечто  однокрасочное.  ‚ хлеву
темно,  и  лишь лицо  лежащей в глубине  справа  мадонны  слабо освещено.  €
кажетсЯ, что не столько источник света, сколько само это серое лицо излучает
сиЯние и тепло - то высокое человеческое  чувство, которое переполнЯет Њарию
и  согревает все кругом. ‚  этом  лице - удивительнаЯ мЯгкость и нежность. ‚
нем не только материнское  отношение  к  глубоко  спЯщему справа  младенцу -
любовь, озабоченность, умиленность.  Ќо  она  словно  сосредоточивает  общие
чувства этих людей, чьи высокие  фигуры в левой  половине  офорта мы  скорее
угадываем, чем видим.
     Џоза лежащей головой направо Њарии неопределенна, слева и внизу от  нее
все  зачернено.  Ќеверное мерцание  белой повЯзки на  лбу  и  трЯпьЯ  вместо
подушек  окружает  ее  повернутое лицо  с полузакрытыми глазами,  сообщаЯ ее
образу черты  зыбкости,  завороженности, недоговоренности. Ћна,  как  тающее
сновидение, витает вместе со спеленатым младенцем в чудесном пространстве за
нижней  правой четвертью листа,  словно  наполнЯЯ  его теплой  эмоциональной
средой.
     "Љогда ђембрандт изображает богоматерь в виде нидерландской крестьЯнки,
-  пишет  ѓете,  -  то  любой  господчик  полагает,  что  извращена историЯ.
€тальЯнцы это делали лучше, скажет он".
     ЋбратимсЯ к величайшему творению ђафаэлЯ,  созданному им в 1515-1517-ом
годах, незадолго до своей преждевременной смерти, длЯ церкви  свЯтого ‘икста
в  небольшом  итальЯнском  городке  ЏьЯченце,  к  его "‘икстинской мадонне".
ђазмеры картины: высота двести шестьдесЯт пЯть, ширина сто  девЯносто  шесть
сантиметров.  “дивительна ее судьба.  ‚ 1754-ом  году картина была куплена у
монахов „резденской галереей  за двадцать тысЯч венецианских цехинов, что  в
переводе  составлЯло  семьдесЯт килограммов  золота. Љак  мы  знаем, в  годы
‚торой  Њировой  войны  по особому распорЯжению гитлеровского  правительства
художественные ценности галереи, в том  числе "‘икстинскаЯ мадонна" ђафаэлЯ,
и  "Ђвтопортрет ђембрандта  с ‘аскией", и другие были вывезены и спрЯтаны  в
нескольких тайниках, совершенно непригодных длЯ хранениЯ живописи. ‘пасеннаЯ
советскими  солдатами от  гибели в  мае  1945-го года, "‘икстинскаЯ мадонна"
была вывезена в Њоскву, а в 1956-ом году возвращена в „резден.
     ‚  отличие  от   многих  других,   светлых   по  настроению,   лиричных
рафаэлевских мадонн, это - величавый образ, полный  глубокого переживаниЯ  и
значениЯ; предельнаЯ  Ясность и красота  художественного Языка  сочетаютсЯ в
нем  с величайшей одухотворенностью замысла. Њадонна  была задумана ђафаэлем
как идеал женской  и материнской красоты, возвышенный и прекрасный, и вместе
с тем  осЯзательный,  близкий человеку. ‚незапно распахнулись и поднЯлись  к
верхним  углам  картины  зацепленные за карниз  зеленые занавеси,  и  глазам
зрителЯ  открылось  видение  чистой  красоты,  изображенное  во  весь  рост,
окруженное золотистым сиЯнием; шествующаЯ к нам  по клубЯщимсЯ белым облакам
ЊариЯ, бережно и любовно несущаЯ на руках младенца •риста. Ќад ней и со всех
сторон  скорее угадываютсЯ, чем видЯтсЯ мерцающие, тающие в эфире призрачные
лики   ангелочков-херувимов,  за   которыми   просвечивает   и  раскрываетсЯ
бесконечнаЯ сиЯющаЯ даль.
     ’ак  ђафаэлю,  может  быть,  в большей  мере,  чем  кому-либо,  удалось
добитьсЯ сочетаниЯ жизненной правдивости  с чертами идеального совершенства.
‘покойный,   еле   заметно   выгибающийсЯ   влево   силуэт   мадонны   четко
вырисовываетсЯ  на  фоне   светлого  сиЯющего  неба.  Ћна  двигалась  легкой
решительной поступью и  не  то  остановилась, не то парит  в небе. ‚стречный
ветер   нежно  вздувает  вправо  от  нас  ниспадающее  с  головы   до  поЯса
светло-коричневое покрывало,  в  то  времЯ  как  пышные, выгибающиесЯ  книзу
дугообразные  складки  ее  синего   плаща  не   столько  закрывают,  сколько
подчеркивают  пластические  формы  тела. Ћт  этого  фигура  мадонны,  словно
охваченнаЯ невидимой, но Ясно читаемой нами необыкновенной простой замкнутой
линией  контура, плавной и волнообразной,  ломающейсЯ  лишь справа  у талии,
кажетсЯ еще более ощутимой.
     Њаленькие  босые ноги Њарии уверенно  опускаютсЯ на пушистые  облака, в
белой массе которых  утопают  фигуры двух человеческих  существ,  счастливых
свидетелей   ЯвлениЯ:  слева   от   нас  папа  -  ‘икст  ‚торой,  справа   -
покровительница умирающих,  свЯтаЯ  ‚арвара.  Ћни служат  посредниками между
небесными  созданиЯми  и  миром  земным.  Ќеуклюжий, в  тЯжелой  златотканой
свЯщеннической ризе, коленопреклоненный, изображенный в профиль старик ‘икст
восторженно  созерцает  чудо,  благоговейно приложив к  груди левую руку,  а
правой порывисто указываЯ на  нас, на  землю, куда следует  мадонна,  как бы
привлекаЯ  ее  внимание  к людЯм.  ‘ветски  изЯщнаЯ, с аккуратно  уложенными
рыжими волосами, закутаннаЯ  в пышные разноцветные одежды коленопреклоненнаЯ
молодаЯ женщина, свЯтаЯ ‚арвара, точно ослепленнаЯ красотой Њарии, отвернула
к нам тонкое  и милое, покрывшеесЯ стыдливым  румЯнцем  лицо,  застенчиво  и
трепетно потупила взор и, прижимаЯ руки к  сердцу, застыла  в  благоговейном
молчании. Ќи одна фигура не закрывает другую, и  небесные  спутники  мадонны
лишь едва прикасаютсЯ одеждами к нижним краЯм ее синего плаща.
     ‡а балюстрадой, приподнимаЯсь над нижним краем картины, видны  по поЯс,
облокотившись  на  нее  ручонками,  два  пухленьких  крылатых ангелочка. Ћни
похожи  на  античных  амуров, но исполнены недетской серьезности и  свЯтости
свершающегосЯ ЯвлениЯ.  Ћни мечтательно  поднЯли свои очи  к небу, возвращаЯ
нас к главному образу - мадонне и ее не по-девичьи задумчивому лицу.
     ‚глЯдимсЯ, вдумаемсЯ, вчувствуемсЯ в  этот образ - "чистейшей  прелести
чистейший  образец", говорЯ  словами  пушкинского сонета "Њадонна".  Ќа этом
вписанном  в нежный  овал изумительно  простом  и красивом лице, светлом, но
несколько темнее,  чем  фон неба, на первый  взглЯд, ничего  не выражено. ’о
есть, на нем нет того понЯтного выражениЯ, которое всегда имеет определенное
имЯ,  но  в  нем в  каком-то таинственном соединении  есть все: спокойствие,
чистота, величие и  настоЯщие  человеческаЯ скорбь и понимание, но  скорбь и
понимание, уже перешедшие за границу земных.  ќто прекрасное,  серьезное и в
то же времЯ по-детски кроткое лицо под гладкими каштановыми волосами, с чуть
приподнЯтыми темными бровЯми под чистым девственным лбом, с большими темными
глазами и тенью страданиЯ в  углах дрожащих губ, с мЯгко круглЯщимсЯ  овалом
подбородка, овеЯно  затаенной  печалью, но  остаетсЯ спокойным  и  Ясным. €,
впервые  в  мировом  искусстве,  изображеннаЯ  женщина  обнаруживает   новое
качество  -  возвышенно-духовный контакт  со  зрителем. “стремленный на  нас
открытый, доверчивый взглЯд Њарии  позволЯет заглЯнуть в бесконечный  мир ее
переживаний.  ‚  ее  сказочных глазах нет блистаниЯ, но в них есть  какаЯ-то
глубокаЯ, чудеснаЯ темнота, их взор, никуда особенно не устремленный,  видит
необъЯтное.  ‘ерьезно  и печально  смотрит она,  как будто  сквозь  зрителЯ,
куда-то   вдаль,   словно   предугадываЯ   уготованную   людьми   судьбу  ее
единственного сына.
     "‚нутренний мир ее нарушен,  - писал ѓерцен. - …е уверили, что сын ее -
сын   Ѓожий,   что   она  богородица.  Ћна   смотрит  с   какой-то   нервной
восторженностью, с материнским Ясновидением. Ћна как будто говорит: возьмите
его, он не мой. Ќо в то же времЯ прижимает его к себе так, как будто, если б
можно, она бы  убежала  с  ним куда-нибудь вдаль и стала бы просто  ласкать,
кормить грудью не спасителЯ мира, а своего сына".
     ’ак  высокое  совершенство  образа рафаэлевской мадонны  достигаетсЯ не
ценой  отказа  от всех мирских страстей; напротив, ее трогательнаЯ чистота и
детскаЯ  наивность, ее изумительнаЯ внешнЯЯ красота и гармониЯ  сочетаетсЯ с
твердой решимостью, с огромной внутренней нравственной  силой, с героической
готовностью  к  подвигу.  ЏокорнаЯ  неизбежному  решению,  глЯдЯ  на  нас  с
затаенной  тревогой,  ЊариЯ  нежно прижимает  к себе  правой рукой раздетого
малыша, свободно, и в то же времЯ  смиренно поддерживаЯ его согнутой в локте
левой рукой. Ћна представлЯетсЯ нам одновременно идущей  навстречу и стоЯщей
на  месте. ”игура  ее  кажетсЯ  легко парЯщей  в  облаках  и  в  то же времЯ
обладающей реальной весомостью - и  так  она  несет миру, как жертву длЯ его
спасениЯ, своего первенца.
     Њладенец сидит у  нее на  руках,  как  на одушевленном божьем престоле.
‚етер    колышет    его    волосы.    Ћн    смотрит    широко    раскрытыми,
тревожно-испуганными,  но все понимающими глазами.  Ћн направлЯет их  взглЯд
чуть  правее зрителЯ, всматриваЯсь  в  раскинувшийсЯ  перед  ним необъЯтный,
движущийсЯ  мир.  €  глаза его  блистают,  как  молнии, блистают  тем вечным
блеском, которого ничто изменить не может.
     € мадонна,  и младенец  поразительно  одухотворены. ‚  лице  и  взглЯде
ребенка  много  недетского, прозорливого и глубокого, а  в прекрасном лике и
взглЯде   матери  --младенческаЯ  чистота.  Ћбраз  человека  обретает  здесь
непревзойденную  силу  и  величие: в  нерасторжимое  целое  сливаютсЯ  здесь
христианство  и античность, экстаз наивной веры и возвышеннаЯ глубина мысли,
жизненнаЯ правда и  красота. € духовный мир, еще не замутненный сомнениЯми и
противоречиЯми, ЯвлЯетсЯ во всей своей Ясной глубине.
     "Љак же ђембрандт отвечает на этот вызов?" - спрашивает ѓете.
     Ћн  переносит нас в темный хлев, куда  нужда заставила  идти  роженицу,
чтобы с ребенком у груди разделить кров со скотом. € лежащаЯ мать, и дитЯ по
горло закрыты  соломой и одеждой. Љругом совершенно темно, и освещено только
слабым  светильником,  который  повернувшийсЯ  к  нам  спиной  отец,  словно
касающийсЯ  правого   краЯ   изображениЯ,  держит  над  маленькой  книжицей,
по-видимому, читаЯ  молитвы длЯ Њарии. ‚ это времЯ из темноты слева от нас в
хлев  входЯт  пастухи.  Џервый,  склонившийсЯ,  идущий  впереди с  фонарем в
опущенной правой руке,  снимает другой шапку,  вглЯдываетсЯ  в  солому: "ѓде
здесь новорожденный царь иудейский?"
     €  если  в  "Џоклонении" трагические  предвестиЯ  лишь  в  таинственной
затаенности, в молчаливом потрЯсении - сама драма еще далеко  впереди - то в
поразительном  "Џринесении  во  храм", 1654-ый  год  (высота двадцать  один,
ширина шестнадцать  сантиметров), трагизм почти готов  прорватьсЯ наружу. Ћн
заставлЯет вспыхивать сверхъестественным светом самое поверхность листа, как
бы клокочет  под  ней страстным волнением