 тЯнулсЯ  к  лицу  „ункана.  ‚друг,  словно
укоротившись, вошел ему в грудь. „ункан  вытЯнулсЯ  в  траве.  €  прошептал,
почти выдохнул:
     - Љак странно! ’очно во сне.
     Ћн не закрыл глаз и не шелохнулсЯ. џ видел, как человек убил человека.
     Њанеко “риарте склонилсЯ над мертвым, просЯ у него прощениЯ. Ћн плакал,
не скрываЯсь. ’о, что произошло, свершилось помимо него. ’еперь  Я  понимаю:
он раскаивалсЯ не столько в злодеЯнии, сколько в бессмысленном поступке.
     ‘мотреть на это не  было  сил.  ’о,  чего  Я  так  желал,  случилось  и
раздавило менЯ. Џотом ‹афинур  рассказывал,  что  им  пришлось  потрудитьсЯ,
извлекаЯ нож. ‘тали совещатьсЯ. ђешили лгать как можно меньше и облагородить
схватку на ножах, выдав ее за дуэль на  шпагах.  —етверо,  включаЯ  ЂсевалЯ,
предложили себЯ в секунданты. ‚ Ѓуэнос-Ђйресе  все  можно  устроить:  друзьЯ
есть везде.
     Ќа столе из каобы осталась куча  английских  карт  и  кредиток.  €х  не
хотели ни трогать, ни замечать.
     Џозже Я не раз подумывал доверитьсЯ кому-нибудь  из  друзей,  но  снова
чувствовал, насколько заманчивее владеть тайной, чем раскрывать ее.  ѓоду  в
1929-м случайный разговор вдруг подтолкнул менЯ  нарушить  долгое  молчание.
Ћтставной  полицейский  комиссар  дон   •осе   Ћлаве   рассказывал   мне   о
поножовщиках, заправлЯвших в низине  ђетиро;  этот  народ,  заметил  он,  не
гнушалсЯ ничем, лишь бы  одолеть  соперника,  но  до  ѓутьерреса  и  братьев
Џодеста об открытых схватках здесь почти не слыхали.  џ  возразил,  что  был
свидетелем одной из таких, и рассказал ему о событиЯх  почти  двадцатилетней
давности.
     Ћн слушал с профессиональным вниманием, а потом спросил:
     - ‚ы уверены, что ни “риарте, ни другой, как его там, раньше  не  брели
ножа в руки? ‚ конце концов, они могли чему-то научитьсЯ у себЯ в поместьЯх.
     - Ќе думаю, - ответил Я. - ‚се в тогдашней компании хорошо  знали  друг
друга, но длЯ всех это было полной неожиданностью.
     Ћлаве продолжал, не спеша и словно размышлЯЯ вслух:
     - Ќож с полукруглой крестовиной... Џрославились два таких ножа: Њорейры
и •уана Ђльмады из ’апалькена.
     —то-то ожило у менЯ в памЯти. „он •осе добавил:
     - …ще вы упомЯнули нож с деревЯнной ручкой и клеймом  в  виде  кустика.
’аких известны тысЯчи, но один...- Ћн на минуту смолк и потом  продолжил:  -
€мение сеньора Ђсеведо находилось в окрестностЯх Џергамино.  Џо  тем  местам
бродил в конце века еще один известный  задира,  •уан  Ђльманса.  ‘  первого
своего убийства - в четырнадцать лет - он не расставалсЯ  с  таким  коротким
ножом: тот приносил ему удачу. •уан Ђльманса и •уан Ђльмада терпеть не могли
друг друга, видно, потому, что их путали. Ћни долго искали встречи, но так и
не сошлись. •уана Ђльмансу убило шальной пулей на каких-то выборах.  „ругой,
кажетсЯ, умер своей смертью на больничной койке в ‹ас-”лорес.
     Ѓольше мы не обменЯлись ни словом. Љаждый думал о своем.
     „евЯть-десЯть теперь уже мертвых мужчин видели то, что и Я видел своими
глазами, - клинок, вошедший в тело, и тело,  простертое  под  небом,  -  но,
оказываетсЯ, мы видели завершение совсем другой, куда более давней  истории.
ќто не Њанеко “риарте убил „ункана: в ту ночь сражались не люди,  а  клинки.
Ћни покоились рЯдом, в одном шкафу, пока руки не разбудили их. Ќаверно,  они
шевельнулись в миг пробужденьЯ;  вот  почему  задрожала  рука  “риарте,  вот
почему задрожала рука „ункана. Ћни знали толк в сражениЯх -  они,  а  не  их
орудие, люди, - и сражались в ту ночь как должно.  „авным-давно  искали  они
друг друга на  длинных  дорогах  захолустьЯ  и  наконец  встретились,  когда
носившие их гаучо уже обратились в прах. ‚ стальных лезвиЯх  спала  и  зрела
человеческаЯ злоба.
     ‚ещи переживают людей. € кто знает,  завершилась  ли  их  историЯ,  кто
знает, не приведетсЯ ли им встретитьсЯ снова.


        …‚ЂЌѓ…‹€… Ћ’ ЊЂђЉЂ (‘ообщение Ѓроуди, 1970)

     ќти событиЯ произошли в "’ополЯх" - поместье к югу от •унина,  в  конце
марта 1928 года. ѓлавным  героем  их  был  студент  медицинского  факультета
Ѓалтасар ќспиноса. Ќе забегаЯ вперед,  назовем  его  рЯдовым  представителем
столичной  молодежи,  не  имевшим  других  приметных  особенностей,   кроме,
пожалуй, ораторского дара, который снискал ему не одну награду в  английской
школе в ђамос ЊехиЯ, и едва ли не беспредельной доброты. ‘поры не привлекали
его, предпочитавшего думать, что прав не он, а собеседник.  Ќеравнодушный  к
превратностЯм игры, он был, однако, плохим  игроком,  поскольку  не  находил
радости в победе. …го открытый ум не изнурЯл себЯ работой, и в свои тридцать
три года он все еще не получил  диплома,  затруднЯЯсь  в  выборе  подходЯщей
специальности. Ћтец, неверующий,  как  все  порЯдочные  люди  того  времени,
посвЯтил его в учение  ѓерберта  ‘пенсера,  а  мать,  уезжаЯ  в  Њонтевидео,
заставила поклЯстьсЯ,  что  он  будет  каждый  вечер  читать  "Ћтче  наш"  и
креститьсЯ перед сном. ‡а многие годы он ни разу не нарушил  обещанного.  Ќе
то чтобы ему недоставало твердости: однажды, правда, скорее равнодушно,  чем
сердито, он даже обменЯлсЯ  двумЯ-тремЯ  тычками  с  группой  однокурсников,
подбивавших  его  на  участие  в  студенческой  демонстрации.  Ќо,  в   душе
соглашатель, он был складом, мЯгко  говорЯ,  спорных,  а  точнее  -  избитых
мнений: его не столько занимала Ђргентина, сколько  страх,  чтобы  в  других
частЯх света  нас  не  сочли  дикарЯми;  он  почитал  ”ранцию,  но  презирал
французов; ни во что не ставил американцев, но одобрЯл постройку небоскребов
в Ѓуэнос-Ђйресе и верил, что гаучо равнин держатсЯ в седле лучше, чем  парии
с гор и холмов. Љогда двоюродный брат „аниэль пригласил его провести лето  в
"’ополЯх", он тут же согласилсЯ, и не оттого, что  ему  нравилась  жизнь  за
городом, а по природной  уступчивости  и  за  неимением  веских  причин  длЯ
отказа.
     ѓосподский  дом  выглЯдел  просторным  и  чуть  обветшалым;  неподалеку
размещалась семьЯ управлЯющего по фамилии ѓутре: на редкость неуклюжий сын и
дочь неЯсного происхождениЯ. ‚се трое были  рослые,  крепко  сколоченные,  с
рыжеватыми волосами и лицами слегка индейского типа. Њежду собой  они  почти
не разговаривали. †ена управлЯющего несколько лет назад умерла.
     ‡а городом ќспиносе приоткрылось немало такого, о чем он и  понЯтиЯ  не
имел. Ќапример, что к дому не подлетают галопом и вообще верхом отправлЯютсЯ
только по делу. ‘о временем он стал различать голоса птиц.
     ‚скоре „аниэлю понадобилось вернутьсЯ  в  столицу,  закончить  какую-то
сделку со скотоводами. Ћн рассчитывал  уложитьсЯ  в  неделю.  ќспиноса,  уже
слегка пресытившись рассказами брата о любовных  победах  и  его  неослабным
вниманием к тонкостЯм собственного туалета, предпочел остатьсЯ в поместье со
своими учебниками. ‘тоЯла невыносимаЯ  духота,  и  даже  ночь  не  приносила
облегчениЯ.  Љак-то  поутру  его  разбудил  гром.  ‚етер  трепал  казуарины.
ќспиноса услышал первые капли дождЯ  и  возблагодарил  Ѓога.  ђезко  дохнуло
холодом. Љ вечеру ‘аладо вышла из берегов.
     Ќа другой день, глЯдЯ с галереи на затопленные полЯ, Ѓалтасар  ќспиноса
подумал, что сравнение пампы с морем не слишком далеко от истины, по крайней
мере этим утром, хотЯ ѓенри •адсон  и  писал,  будто  море  кажетсЯ  больше,
поскольку его видишь с палубы, а не  с  седла  или  с  высоты  человеческого
роста. ‹ивень не унималсЯ; с  помощью  или,  верней,  вопреки  вмешательству
городского гостЯ ѓутре удалось спасти  большую  часть  поголовьЯ,  но  много
скота потонуло. ‚ поместье вели четыре дороги: все они скрылись  под  водой.
Ќа третий  день  домишко  управлЯющего  стал  протекать,  и  ќспиноса  отдал
семейству комнату в задней части дома,  рЯдом  с  сараем  длЯ  инструментов.
Џереезд сблизил их: теперь все четверо ели в большой столовой.  ђазговор  не
клеилсЯ; до тонкостей знаЯ здешнюю жизнь, ѓутре ничего не  умели  объЯснить.
Ћднажды вечером ќспиноса спросил, помнЯт ли в этих местах о набегах индейцев
в те годы, когда в •унине еще стоЯл пограничный гарнизон. Ћни отвечали,  что
помнЯт, хотЯ сказали бы то же  самое,  спроси  он  о  казни  Љарла  Џервого.
ќспиносе пришли  на  ум  слова  отца,  который  обыкновенно  говаривал,  что
большинством деревенских рассказов о стародавних временах мы обЯзаны  плохой
памЯти и смутному понЯтию о датах. Љак  правило,  гаучо  не  знают  ни  года
своего рождениЯ, ни имени его виновника.
     ‚о  всем  доме  нечего  было  почитать,  кроме  "”ермерского  журнала",
ветеринарного учебника, роскошного томика "’абаре", "€стории скотоводства  в
Ђргентине", нескольких любовных и криминальных романов  и  недавно  изданной
книги под названием "„он ‘егундо ‘омбра". —тобы хоть чем-то  занЯтьсЯ  после
еды, ќспиноса прочел два отрывка семейству ѓутре,  не  знавшему  грамоте.  Љ
несчастью, глава семьи сам был прежде погонщиком, и приключениЯ героЯ его не
заинтересовали.  Ћн  сказал,  что  работа  эта  простаЯ,  что   они   обычно
прихватывали вьючную лошадь, на которую грузили все необходимое, и, не  будь
он погонщиком, ему бы ввек не добратьсЯ до таких мест, как ‹агуна де  ѓомес,
Ѓрагадо и владениЯ Ќуньесов в —акабуко. Ќа кухне была гитара; до событий,  о
которых идет речь, пеоны частенько рассаживались здесь  кружком,  кто-нибудь
настраивал инструмент, но никогда не  играл.  ќто  называлось  "посидеть  за
гитарой".
     ђешив отпустить  бороду,  ќспиноса  стал  нередко  задерживатьсЯ  перед
зеркалом, чтобы оглЯдеть свой изменившийсЯ облик, и улыбалсЯ, воображаЯ, как
замучит столичных приЯтелей рассказами о разливе ‘аладо. Љак ни странно,  он
тосковал по местам, где никогда  не  был  и  куда  вовсе  не  собиралсЯ:  по
перекрестку на улице Љабрера с  его  почтовым  Ящиком,  по  лепным  львам  у
подъезда на улице †ужуй, по кварталам у площади  Ћнсе,  по  кафельному  полу
забегаловки, адреса которой и знать не знал. Ћтец и братьЯ, думал он, верно,
уже наслышаны от „аниэлЯ, как его - в буквальном смысле слова - отрезало  от
мира наводнением.
     Џерерыв  дом,  все  еще  окруженный  водой,  он  обнаружил  Ѓиблию   на
английском  Языке.  Џоследние  страницы  занимала  историЯ  семейства  ѓатри
(таково было их настоЯщее имЯ). ђодом из €нвернесса, они, видимо,  нанЯвшись
в батраки, обосновались в Ќовом ‘вете с начала прошлого  века  и  перемешали
свою кровь с индейской. •роника обрывалась на  семидесЯтых  годах:  к  этому
времени они разучились писать. ‡а несколько  поколений  члены  семьи  забыли
английский;  когда  ќспиноса  познакомилсЯ  с  ними,  они  едва  говорили  и
по-испански. ‚ Ѓога они не веровали, но, как  тайный  знак,  несли  в  крови
суровый фанатизм кальвинистов и суевериЯ индейцев пампы. ќспиноса  рассказал
о своей находке, его будто и не слышали.
     ‹истаЯ том,  он  попал  на  первую  главу  …вангелиЯ  от  Њарка.  „умаЯ
поупражнЯтьсЯ в переводе и, кстати, посмотреть, как это покажетсЯ ѓутре,  он
решил прочесть им несколько страниц после ужина. …го слушали  до  странности
внимательно и даже с молчаливым интересом.  ‚ероЯтно,  золотое  тиснение  на
переплете придавало книге особый вес. "ќто  у  них  в  крови,  -  подумалось
ќспиносе. Љроме того, ему пришло в голову, что люди поколение за  поколением
пересказывают всего лишь две истории: о сбившемсЯ с пути  корабле,  кружащем
по ‘редиземноморью в поисках долгожданного острова, и о  Ѓоге,  распЯтом  на
ѓолгофе. Џрипомнив уроки риторики  в  ђамос  ЊехиЯ,  он  встал,  переходЯ  к
притчам.
     ‚ следующий раз ѓутре второпЯх покончили с жарким и сардинами, чтобы не
мешать …вангелию.
     Ћвечка, которую дочь семейства  баловала  и  украшала  голубой  лентой,
как-то поранилась о колючую проволоку. ѓутре хотели было  наложить  паутину,
чтобы  остановить   кровь;   ќспиноса   воспользовалсЯ   своими   порошками.
ЏоследовавшаЯ за этим благодарность поразила  его.  ‘начала  он  не  доверЯл
семейству управлЯющего и спрЯтал двести сорок прихваченных с  собой  песо  в
одном из учебников; теперь, за отсутствием хозЯина,  он  как  бы  занЯл  его
место и не без робости отдавал приказаниЯ, которые тут же исполнЯлись. ѓутре
ходили за ним по комнатам и коридору, как за поводырем. —итаЯ,  он  заметил,
что они тайком подбирают оставшиесЯ после него крошки.  Ћднажды  вечером  он
застал их за разговором о себе, немногословным и уважительным.
     ‡акончив …вангелие от Њарка, он думал перейти  к  следующему,  но  отец
семейства попросил  повторить  прочитанное,  чтобы  лучше  разобратьсЯ.  Ћни
словно дети, почувствовал ќспиноса, повторение им приЯтней, чем варианты или
новинки. Ќочью он видел во сие потоп,  что,  впрочем,  его  не  удивило;  он
проснулсЯ при стуке молотков, сколачивающих ковчег, и решил, что это раскаты
грома. € правда: утихший  было  дождь  снова  разошелсЯ.  ЋпЯть  похолодало.
ѓрозой снесло крышу сараЯ с инструментами, рассказывали ѓутре, они ему потом
покажут, только укрепЯт стропила. ’еперь  он  уже  не  был  чужаком,  о  нем
заботились, почти баловали. Ќикто  в  семье  не  пил  кофе,  но  ему  всегда
готовили чашечку, кладЯ слишком много сахару.
     ЌоваЯ гроза разразилась во вторник. ‚ четверг ночью его разбудил  тихий
стук в дверь, которую он на всЯкий случай  обычно  запирал.  Ћн  поднЯлсЯ  и
открыл: это была дочь ѓутре. ‚ темноте он ее почти не  видел,  но  по  звуку
шагов понЯл, что она босиком, а позже, в постели, - что она пробралась через
весь дом раздетой. Ћна не обнЯла его и  не  сказала  ни  слова,  вытЯнувшись
рЯдом и дрожа. ‘ ней  это  было  впервые.  “ходЯ,  она  его  не  поцеловала:
ќспиноса вдруг подумал, что не знает даже ее имени. Џо непонЯтным  причинам,
в которых не хотелось разбиратьсЯ, он решил не упоминать в Ѓуэнос-Ђйресе  об
этом эпизоде.
     „ень началсЯ как обычно, только  на  этот  раз  отец  семейства  первым
заговорил с ќспиносой и спросил, правда ли, что •ристос принЯл смерть, чтобы
спасти род человеческий. ќспиноса, который сам не верил, но чувствовал  себЯ
обЯзанным держатьсЯ прочитанного, отвечал:
     - „а. ‘пасти всех от преисподней.
     ’огда ѓутре поинтересовалсЯ:
     - Ђ что такое преисподнЯЯ?
     - ќто место под землей, где души будут гореть в вечном огне.
     - € те, кто его распинал, тоже спасутсЯ?
     - „а, - ответил ќспиноса, не слишком твердый в теологии.
     Ћн боЯлсЯ, что управлЯющий потребует рассказать  о  происшедшем  ночью.
Џосле завтрака ѓутре попросили еще раз прочесть последние главы.
     „нем ќспиноса  надолго  заснул;  некрепкий  сон  прерывалсЯ  назойливым
стуком молотков и смутными предчувствиЯми. Љ  вечеру  он  встал  и  вышел  в
коридор. Љак бы думаЯ вслух, он произнес:
     - ‚ода спадает. Ћсталось недолго.
     - Ћсталось недолго, - эхом подхватил ѓутре.
     ‚се трое шли за ним. Џреклонив колена на каменном полу,  они  попросили
благословениЯ. Џотом стали осыпать его бранью, плевать в лицо и  выталкивать
на задний двор. „евушка плакала. ќспиноса понЯл, что  его  ждет  за  дверью.
Ћткрыли, он увидел небо. ‘вистнула птица. "™егол", - мелькнуло у него. ‘арай
стоЯл без крыши. €з сорванных стропил было сколочено распЯтие.


        ЉЂђ‹…‰‹њ "Ћ ѓ…ђЋџ•", ќЊ…ђ‘ЋЌ "€‡ЃђЂЌЌ€Љ€ —…‹Ћ‚…—…‘’‚Ђ" (ЏредисловиЯ, 1975)

     Џути  ѓосподни  неисповедимы.  ‚  конце  1839   года   ’омас   Љарлейль
перелистывал "’ысЯчу и одну ночь" в благопристойном переводе ќдварда “ильЯма
‹ейна; сами истории показались ему "очевидными выдумками", но украшающие  их
бесчисленные  и  благочестивые   рассуждениЯ   заинтересовали.   …го   мысль
перенеслась к пастушеским племенам Ђравии, в  темноте  своей  обожествлЯвшим
колодцы и созвездьЯ, пока рыжебородый человек силой не оторвал  их  от  сна,
внушив, будто нет Ѓога, кроме Ђллаха, и поведЯ  в  бой,  конца  которого  не
знает никто, а поле простираетсЯ от  Џиренеев  до  ѓанга.  —то  стало  бы  с
арабами без Њагомета? -  спросил  себЯ  Љарлейль.  ‘  этого  начались  шесть
лекций, вошедших в книгу.
     Џри всем натиске стилЯ и множестве гипербол и метафор книга "Ћ героЯх и
почитании  героев"  развивает  свое  понимание  истории.  Љарлейль  не   раз
возвращалсЯ к этой теме; в 1830 году он провозгласил, что историЯ как  наука
невозможна, поскольку всЯкий факт - наследник всех предыдущих  и  частичнаЯ,
но  неустранимаЯ  причина  всех   последующих,   а   потому   "повествование
однолинейно, тогда как событие многомерно"; в 1833-м - заЯвил, что всемирнаЯ
историЯ  -  это  ‘вЯщенное  Џисание'  {‹еон  Ѓлуа   развил   эту   мысль   в
каббалистическом духе; см., к примеру, вторую часть его  автобиографического
романа "Le desespere" ("ђазочарованный").}, "которое читает и пишет каждый и
в которое каждый вписан сам". ѓод спустЯ он повторил в "‘арторе  ђезартусе",
что мироваЯ историЯ - это …вангелие, а в главе под названием  "’очка  покоЯ"
добавил:  истинные  свЯщенные  писаниЯ  -  это  гениальные  люди,  люди   же
талантливые и прочие - попросту комментарии, глоссы,  схолии,  толкованиЯ  и
заключениЯ к ним.
     ”орма книги порой до барочного усложнена, но главный  тезис  совершенно
Ясен. Ћн напористо и исчерпывающе сформулирован в первом  же  абзаце  первой
лекции, приведу цитату: "‚семирнаЯ историЯ как рассказ  о  деЯниЯх  человека
есть по сути историЯ великих людей, чьи труды ее составили. Ћни были вождЯми
себе подобных, каждый из них - кузнец, мерило  и,  в  самом  широком  смысле
слова, создатель всего, что свершило или достигло человечество". ‚ следующем
параграфе отчеканено: "€сториЯ мира - это жизнеописание великих людей".  „лЯ
детерминистов герой - следствие, длЯ ЉарлейлЯ - причина.
     Љарлейль, как отметил ѓерберт ‘пенсер, демонстративно  порвал  с  верой
отцов, но, судЯ по представлениЯм о мире, человеке и морали, так  и  осталсЯ
несгибаемым кальвинистом. …го  беспросветный  пессимизм,  учение  о  горстке
избранных  (героев)  и  сонмище  отверженных  (черни)   -   Явное   наследие
пресвитериан; добавлю,  что  однажды  в  споре  он  назвал  бессмертие  души
"еврейским старьем" ("Old Jewish Rags"), а в письме 1847  года  заЯвил,  что
вера в •риста выродилась "в ничтожную и слащавую религию слабых".
     Ќо  в   конце   концов,   религиозные   воззрениЯ   ЉарлейлЯ   -   вещь
второстепеннаЯ, куда важней его политические взглЯды. ‘овременники  понимали
их плохо, но сегоднЯ они называютсЯ одним вошедшим в употребление  словом  -
нацизм. €менно так аттестуют их Ѓертран ђассел  в  труде  "The  Ancestry  of
Fascism" [ђодословнаЯ фашизма (англ.)] (1935) и —естертон в книге  "The  End
of the Armistice" [Љонец перемириЯ  (англ.)]  (1940).  —естертон  с  обычной
Ясностью передает свое замешательство, даже столбнЯк при  первой  встрече  с
нацизмом.  Ќовейшее  учение  пробудило  у  него  трогательные   воспоминаниЯ
детства. "Ќикогда не думал, - пишет ѓ. Љ. —., - что уже на краю могилы снова
встречусь со всем самым скверным, варварским и глупым  в  Љарлейле,  напрочь
лишившемсЯ юмора. Љак будто принц-консорт сошел с цоколЯ и прогуливаетсЯ  по
Љенсингтон-парку". ‚ разоблачительных текстах, увы, недостатка нет; если  не
брать попросту облеченные  в  слова  расовые  предрассудки,  которые  втайне
гложут каждого в меру его тупости  и  испорченности,  то  теоретики  нацизма
всего лишь переиздают давнишнее остервенение шотландца ЉарлейлЯ. ‚ 1843 году
он писал, что демократиЯ приходит в эпохи разочарованиЯ, когда  нет  героев,
способных  повести  массы.  ‚  1870-м  приветствовал  победу   "миролюбивой,
благородной, глубокомысленной, верной  себе  и  своим  богам  ѓермании"  над
"хвастливой,  пустопорожней,  обезьЯнничающей,   коварной,   неугомонной   и
избалованной ”ранцией".  Ћн  восхвалЯл  средневековье,  клеймил  транжирЯщих
народные средства парламентариев, вставал на защиту  бога  ’ора,  ‚ильгельма
Ќезаконнорожденного. Ќокса, ЉромвелЯ, ”ридриха II, не тратЯщего лишних  слов
доктора ”рансии и Ќаполеона, славил времена, когда в  каждом  селении  будут
свои тюрьма и казарма, вздыхал о мире, где "кончитсЯ весь этот  рассчитанный
хаос у избирательных  урн",  восторгалсЯ  ненавистью,  восторгалсЯ  смертной
казнью, проклинал освобождение рабов, предлагал  перелить  монументы  -  эту
"жуткую бронзу совершенных ошибок" - в полезные  бронзовые  ванны,  заЯвлЯл,
что предпочитает евреЯ под пыткой еврею в кресле директора банка, утверждал,
что единственное долговечное или  хотЯ  бы  не  стремЯщеесЯ  к  самоубийству
общество - это общество  иерархическое,  оправдывал  Ѓисмарка  и  прославлЯл
(если не выдумал) германскую расу. …сли кому-то мало, рекомендую  обратитьсЯ
к почти не цитировавшейсЯ здесь брошюре "Past and Present" [‚чера и  сегоднЯ
(англ.)] (1843) или наделавшим  шума  в  1850  году  "Latter-Day  Pamphlets"
[‘татьЯ последнего времени (англ.)]. Ќо  всего  этого  хватает  и  в  книге,
лежащей перед читателем; сошлюсь лишь на последнюю лекцию, где доводами  под
стать иному латиноамериканскому диктатору автор обелЯет  разгон  английского
парламента мушкетерами ЉромвелЯ.
     Џеречисленному  не  откажешь  в  логике.  Ќаделите  героЯ  божественной
миссией, и завтра (а сам он проделал это уже  сегоднЯ)  придетсЯ  освободить
его от каких бы то ни было обЯзательств перед людьми  на  манер  знаменитого
героЯ  „остоевского  или  кьеркегоровского   Ђвраама.   ‹юбой   политический
прохвост, понЯтное дело, зачислЯет себЯ в герои, полагаЯ, будто учиненный им
кровавый кавардак - вполне достаточное тому доказательство.
     ‚ первой песни "”арсалии" у ‹укана есть чеканнаЯ строка: "Victrix causa
deis placuit, sed victa Catoni" ("‡а победителей были боги, за побежденных -
Љатон"). €наче говорЯ, человек не обЯзан  подчинЯтьсЯ  миру.  „лЯ  ЉарлейлЯ,
напротив, историЯ всегда права. Џобеждают достойные, и всЯкий, кто не  слеп,
поймет, что до утра при ‚атерлоо Ќаполеон защищал правое дело,  а  к  десЯти
вечера - беззаконие и гнусность.
     ‚се это нисколько не умалЯет искренности ЉарлейлЯ. Ћн,  как  мало  кто,
чувствовал нереальность мира (нереальность кошмара,  притом  безжалостного).
…динственной опорой оставалась работа и, как понЯтно, не результат  -  всего
лишь суета и призрак, - а  она  сама.  Ћн  писал:  "’руды  человека  хрупки,
ничтожны, недолговечны, и только сам не покладающий рук и сила движущего  им
духа чего-то стоЯт".
     ‹ет сто назад Љарлейлю  казалось,  будто  он  присутствует  при  гибели
отжившего мира, спасти который можно лишь одним -  аннулировав  всевозможные
парламенты и установив твердую власть сильных и не тратЯщих слов людей' {ќта
тЯга к Fuhrer'y чувствуетсЯ в некоторых стихах ’еннисона,  скажем,  в  пЯтой
строфе второй частЯ поэмы "Њоуд": One still strong man in a blatant land..."
("Џокуда сильный в тот болтливый край...")}. ђоссиЯ, ѓерманиЯ, €талиЯ до дна
осушили чашу с этой всемирной панацеей. ђезультаты налицо: раболепие, страх,
жестокость, скудоумие и доносительство.
     Ќа ЉарлейлЯ, о  чем  немало  писали,  заметно  влиЯл  †ан-Џоль  ђихтер.
Љарлейль перевел на английский его "Das Leben des  Quintus  Fixlein"  [†изнь
Љвинтуса ”икслейна (нем.)], но даже самый рассеЯнный читатель не  спутает  и
страницу перевода с  оригиналом.  Ћбе  книги  -  своего  рода  лабиринт,  но
ђихтером движут умиление, томность и чувственность, тогда  как  Љарлейлем  -
пыл работника.
     ‚ августе 1833  года  чету  Љарлейлей  в  их  пустынном  Љрейгенпаттоке
навестил юный ќмерсон. (Љарлейль в тот вечер превозносил "€сторию"  ѓиббона,
называЯ ее "блистательным мостом между древностью и новым временем".) ‚ 1847
году ќмерсон еще раз приехал в Ђнглию и прочел несколько лекций, составивших
книгу "€збранники человечества". ‚ замысле он шел от ЉарлейлЯ и,  думаю,  не
зрЯ подчеркнул это внешнее сходство,  чтобы  тем  резче  выделить  глубинные
различиЯ.
     ‘удите сами. „лЯ ЉарлейлЯ  герои  -  неприступные  полубоги,  с  этакой
военной прЯмотой и  крепким  словцом  управлЯющие  отданным  под  их  начало
человечеством. Ќапротив,  ќмерсону  они  дороги  как  замечательные  образцы
воплощенных  возможностей,  таЯщихсЯ   в   каждом.   „лЯ   него   Џиндар   -
доказательство  моего  поэтического  дара,  ‘веденборг  или  Џлотин  -  моих
способностей к самозабвенью. "‚ любом великом произведении, -  пишет  он,  -
узнаешь свои  однажды  промелькнувшие  мысли,  теперь  возвращенные  тебе  в
непривычном великолепии". Ђ в другом эссе замечает: "€ногда кажетсЯ, что все
книги в мире написаны одной рукой; по  сути  они  настолько  едины,  что  их
несомненно создал один вездесущий странствующий дух". € еще: "Џрирода -  это
ежесекунднаЯ вечность, пробуждающаЯ на моих  клумбах  те  же  розы,  которые
услаждали халдеев в их висЯчих садах".
     ”антастическаЯ  философиЯ,  которую  исповедует   ќмерсон,   именуетсЯ,
понЯтно, монизмом. Ќаша участь  трагична,  поскольку  мы  отделены  друг  от
друга, замурованы в свое пространство и времЯ, но подобнаЯ вера льстит  нам,
упразднЯЯ обстоЯтельства и доказываЯ, что каждый человек несет  в  себе  все
человечество и нет ни одного, в ком не таилсЯ бы целый мир. Ћбычно подобного
учениЯ держатсЯ люди несчастные или сухие, стремЯсь поэтому  растворитьсЯ  в
беспредельности космоса, - ќмерсон же, несмотрЯ на больные  легкие,  был  от
природы человек счастливый. Ћн вдохновил “итмена и ’оро  и  осталсЯ  крупным
мастером интеллектуальной лирики, виртуозом афористической мысли,  ценителем
жизненного многообразиЯ, тонким читателем кельтов и греков, александрийцев и
персов.
     ‹атинисты  окрестили  ‘олина  обезьЯной  ЏлиниЯ.  ѓоду  в  1873-м  поэт
‘уинберн счел себЯ задетым ќмерсоном и отправил ему частное письмо, где были
следующие любопытные слова (других Я не  хочу  повторЯть):  "‚ы,  милостивый
государь, беззубый и бессильный бабуин, напЯливший мантию с плеча ЉарлейлЯ".
ѓруссак обошелсЯ без зоологических  уподоблений,  но  от  самого  упрека  не
отказалсЯ: "—то до трансцендентального и полного символами ќмерсона, то  он,
как всЯкий знает, что-то вроде американского ЉарлейлЯ, только  без  разЯщего
стилЯ шотландца  и  его  пророческого  видениЯ  истории;  последний  нередко
предстает темным именно потому, что глубок, тогда как  первый,  боюсь,  чаще
кажетсЯ глубоким из-за того, что темен; но в любом случае колдовскую  власть
осуществившегосЯ  над  многообещающим  со  счетов  не   сбросишь,   и   лишь
простодушное чванство соотечественников может равнЯть  учителЯ  со  скромным
учеником, до конца сохранЯвшим перед наставником почтительную позу ќккермана
перед ѓете". ‘ бабуином или без, оба обвинителЯ недалеко ушли друг от друга.
џ же, правду сказать, не вижу между ќмерсоном  и  Љарлейлем  ничего  общего,
кроме неприЯзни к XVIII веку. Љарлейль - романтик со всеми  достоинствами  и
пороками простонародьЯ, ќмерсон - дворЯнин и классик.
     ‚ своей, ничем  кроме  этого  не  примечательной,  главе  "Љембриджской
истории американской литературы" Џол ќлмер Њор именует ќмерсона  "крупнейшей
фигурой американской словесности". ‡адолго до него Ќицше  писал:  "Њало  чьи
книги длЯ менЯ ближе книг ќмерсона; хвалить их  было  бы,  с  моей  стороны,
неуважением".
     ‚ веках,  в  истории  “итмен  и  Џо  как  мастера  изобретательности  и
основатели целых сект сумели затмить  ќмерсона.  Ќо  сравните  их  слово  за
словом, и вы убедитесь: бесспорное превосходство - на его стороне.


        ЊЂ‘…„ЋЌ€Ћ ”…ђЌЂЌ„…‘ "‘Ћ—€Ќ…Ќ€џ" (ЏредисловиЯ, 1975)

     ЃиографиЯ Њаседонио ”ернандеса, всю жизнь занЯтого чистой игрой  ума  и
редко снисходившего к действию, еще не написана.
     Њаседонио  ”ернандес  родилсЯ  в  Ѓуэнос-Ђйресе  1  июлЯ  1874  года  и
скончалсЯ в том же городе 10 февралЯ 1952 года. Џолучил образование  юриста;
от случаЯ к случаю выступал в суде, а в начале нашего века служил секретарем
федерального суда в Џосадас. Ћколо 1897 года вместе с •улио Њолина-и-‚едией,
а  также   Ђргуро   Њускари   основал   в   Џарагвае   колонию   анархистов,
просуществовавшую ровно столько, сколько обычно длЯтсЯ такого  рода  утопии.
Ћколо 1900 года женилсЯ на ќлене де Ћвьета, родившей ему  нескольких  детей;
скорбным памЯтником ее смерти служит знаменитаЯ элегиЯ. ‡аводить друзей было
его страстью. ‘реди них помню ‹еопольдо ‹угонеса, •осе €нхеньероса, •уана Ѓ.
•усто, Њарсело дель Њасо, •орхе ѓильермо  Ѓорхеса,  ‘антьЯго  „абове,  •улио
‘есара „абове, ќнрике и ”ернандеса ‹атура, ќдуарде •ирондо.
     „оверЯЯсь постоЯнству и капризам памЯти, в  самом  конце  1960  года  Я
пытаюсь воспроизвести то, что времЯ  оставило  мне  от  милых  и  безусловно
загадочных образов, которые Я принимал за Њаседонио ”ернандеса.
     Ќа протЯжении моей весьма долгой  жизни  мне  приходилось  общатьсЯ  со
знаменитыми людьми, но никто не поразил менЯ больше, чем он, или хотЯ  бы  в
той же степени. ‘вой невероЯтный ум он  скрывал,  а  не  выпЯчивал.  Ћн  был
центром беседы, но сам оставалсЯ на втором  плане.  Њенторскому  утверждению
предпочитал вопросительную интонацию, тон осторожного совета. Ћн никогда  не
проповедовал; красноречие его было немногословным, фразы -  недоговоренными.
Ћбычно он говорил нарочито рассеЯнно. …го плавный, прокуренный голос описать
невозможно, можно только воспроизвести. ‚споминаю его  высокий  лоб,  мутные
глаза, пепельную гриву и усы,  небрежную,  почти  грубую  фигуру.  …го  тело
казалось лишь поводом длЯ духа. Љто не знал  его,  пусть  вспомнит  портреты
Њарка ’вена или ЏолЯ ‚алери. ‚ероЯтно, из этих  сходств  его  бы  обрадовало
первое, но второе врЯд ли,  поскольку,  как  Я  полагаю,  ‚алери  он  считал
добросовестным болтуном. …го отношение ко всему французскому  было  довольно
предвзЯтым; помню, как он говорил о ‚икторе ѓюго,  которым  Я  восхищалсЯ  и
восхищаюсь  поныне:  "‘бежал  Я  от  этого  невыносимого  галисийца".  Џосле
знаменитого поединка Љарпантье и „эмпси он говорил: "‘тоило „эмпси один  раз
ударить, и французишка вылетел за канаты и  принЯлсЯ  требовать,  чтобы  ему
вернули деньги, дескать, слишком коротким вышло представление". Ћб  испанцах
он судил по ‘ервантесу, одному из своих богов, а не по ѓрасиану или ѓонгоре,
казавшимисЯ ему чем-то чудовищным.
     Ћт отца Я унаследовал дружбу и культ Њаседонио. ѓоду  в  1921-м,  после
долгого  отсутствиЯ,  мы  возвратились  из  …вропы.   ‚начале   мне   весьма
недоставало книжных магазинов †еневы и благородного духа общениЯ,  открытого
мной в Њадриде; ностальгиЯ  исчезла,  как  только  Я  узнал  (или  вспомнил)
Њаседонио. Њоим последним европейским впечатлением был диалог  с  выдающимсЯ
еврейско-испанским писателем  ђафаэлем  Љансиносом-Ђссенсом,  заключавшим  в
себе все Языки и литературы, словно он один  был  …вропой  и  всей  историей
…вропы. ‚ Њаседонио Я нашел другое. Ћн казалсЯ Ђдамом в ђаю, первочеловеком,
решающим и разрешающим фундаментальные вопросы.  Љансинос  был  суммой  всех
времен; Њаседонио - юной вечностью. ќрудицию он считал суетой,  великолепным
способом не думать. ‚ проходном дворе на улице ‘аранди он как-то сказал мне,
что если бы он мог выйти в поле, растЯнутьсЯ под полуденным солнцем,  закрыв
глаза и забыв об отвлекающих нас обстоЯтельствах, то  сумел  бы  моментально
разрешить загадку ‚селенной. Ќе знаю, было ли ему даровано такое счастье, но
он без сомнениЯ о нем догадывалсЯ. —ерез много лет после смерти Њаседонио  Я
прочитал,  будто  в  некоторых   буддийских   монастырЯх   учитель   нередко
поддерживает огонь статуэтками свЯтых и отдает профанам канонические  книги,
дабы научить неофитов, что буква убивает, а дух животворит; Я  подумал,  что
это  любопытное  решение  согласуетсЯ  с  рассуждениЯми  Њаседонио,  однако,
расскажи Я  ему  об  этом,  подобнаЯ  экзотика  только  бы  рассердила  его.
‘торонников дзен-буддизма смущает, когда  им  рассказывают  об  исторических
корнЯх их доктрины; точно так же смутилсЯ бы и Њаседонио, заговори мы с  ним
о чем-либо частном, а не о живой сути, котораЯ находитсЯ здесь и  сейчас,  в
Ѓуэнос-Ђйресе.  ‘новидческаЯ  сущность  бытиЯ  -  одна  из  любимейших   тем
Њаседонио,  но  когда  Я  осмелилсЯ  рассказать  ему  о  китайце,   которому
приснилась бабочка и  который,  проснувшись,  не  мог  понЯть,  человек  он,
увидевший во сне бабочку, или бабочка,  во  сие  увидевшаЯ  себЯ  человеком,
Њаседонио не узнал себЯ в этом древнем  зеркале  и  ограничилсЯ  вопросом  о
датировке цитируемого текста. "ЏЯтый век до ђождества •ристова".  -  ответил
Я, на что Њаседонио заметил, что китайский Язык с той далекой поры претерпел
множество изменений, поэтому из всех слов притчи разве что  слово  "бабочка"
сохранило четкий смысл.
     Њыслил  Њаседонио  безостановочно   и   стремительно,   но   изъЯснЯлсЯ
неторопливо; никакое чужое опровержение или согласие его не интересовало. Ћн
невозмутимо гнул свое. ‚споминаю, как он  приписал  одну  мысль  ‘ервантесу;
какой-то нахал  заметил  ему,  что  в  соответствующей  главе  "„он  Љихота"
говоритсЯ совершенно противоположное. Њаседонио не остановило  столь  легкое
препЯтствие, и он сказал: "‚полне возможно, однако все это ‘ервантес написал
длЯ  того,  чтобы  не  ссоритьсЯ  с  властЯми".  Њой  кузен  ѓильермо  •уан,
обучавшийсЯ в Њорском училище ђио-‘антьЯго, пришел к Њаседонио  в  гости,  и
тот предположил, что в заведении, где столько провинциалов, много играют  на
гитаре. Њой кузен ответил, что живет там уже несколько месЯцев, но не  знает
никого,  кто  умел  бы  играть;  Њаседонио  выслушал  его  возражение,   как
выслушивают  согласие,  и  сказал  мне  тоном  человека,  дополнЯющего  одно
утверждение другим: "‚от видишь, крупный центр игры на гитаре".
     Ѓездушие  вынуждает  нас  предполагать,  что  люди  созданы  по  нашему
подобию; Њаседонио ”ернандес совершал благородную ошибку,  предполагаЯ,  что
окружающие одного с ним интеллектуального уровнЯ. Џрежде всего  таковыми  он
считал аргентинцев, составлЯвших, Ясное дело, его  постоЯнных  собеседников.
Ћднажды моЯ мать обвинила его в том, что он был - или до сих пор остаетсЯ  -
сторонником  всех  многочисленных  и  сменЯвших   друг   друга   президентов
ђеспублики. Џодобное непостоЯнство, вынуждавшее его менЯть  культ  €ригойена
на культ “рибуру, коренилось в убеждении, что Ѓуэнос-Ђйрес не ошибаетсЯ.  Ћн
восхищалсЯ, - разумеетсЯ, не читаЯ, - •осе Љесадой или ќнрике  ‹арретой,  по
той простой и достаточной причине, что ими восхищались все. Џредубеждение ко
всему аргентинскому подсказало ему, что “намуно и прочие  испанцы  принЯлись
думать оттого, что знали: их будут читать в Ѓуэнос-Ђйресе. Ћн любил ‹угонеса
и ценил его литературный дар, был его близким другом, но  однажды  поспорил,
что напишет статью, где выскажет свое недоумение, как это  ‹угонес,  человек
начитанный  и  бесспорно  талантливый,  никогда  не  занималсЯ  творчеством.
"Ћтчего бы ему не сочинить стихотворение?" - спрашивал он.
     Њаседонио превосходно владел искусством безделиЯ  и  одиночества.  Ќас,
аргентинцев,  кочеваЯ  жизнь  на  почти  безлюдных  просторах   приучила   к
одиночеству без скуки; телевидение, телефон и - почему бы  и  нет  -  чтение
виновны в том, что этот ценный дар мы терЯем. Њаседонио часами мог сидеть  в
одиночестве, в полном бездействии. Ћдна слишком известнаЯ книга рассказывает
о человеке одиноком, который ждет; Њаседонио был одинок и  ничего  не  ждал,
покорно предоставив  себЯ  мерному  времени.  Ћн  приучил  свои  чувства  не
реагировать  на  мерзости  и  растЯгивать  любое   удовольствие   -   аромат
английского табака, крепкого мате, а может,  и  какую-нибудь  книгу,  скажем
"Њир  как  волЯ   и   представление",   помнитсЯ,   в   испанском   издании.
ЋбстоЯтельства приводили его в убогие комнаты пансионатов Ћнсе или  квартала
’рибуналес, вовсе без окон или  с  одним  окном,  выходЯщим  на  затопленный
патио; Я открывал дверь и видел Њаседонио, сидЯщего на кровати или на  стуле
задом наперед. Љазалось, он часами не двигалсЯ  и  не  ощущал  застойного  с
мертвечиной запаха  помещениЯ.  Ѓольшего  мерзлЯка  Я  не  знал.  Ћбычно  он
прикрывалсЯ полотенцем, свисающим на  плечи  и  грудь,  как  у  арабов;  это
сооружение венчала то водительскаЯ кепка, то чернаЯ соломеннаЯ шлЯпа (как  у
закутанных гаучо с некоторых литографий). Ћн любил говорить  о  "термическом
уюте"; на практике этот уют достигалсЯ с помощью  трех  спичек,  которые  он
времЯ от времени зажигал и, сложив веером, подносил к животу. ‘толь условным
и ничтожным обогревом руководила леваЯ рука; жест  правой  выражал  гипотезу
эстетического  или  метафизического  толка.   ЃоЯзнь   опасных   осложнений,
вызванных резким охлаждением, подсказала ему удобство спать одетым зимой. Ћн
считал, что борода обеспечивает постоЯнную температуру и естественным  путем
предохранЯет зубы от боли.  Ћн  интересовалсЯ  диетой  и  сластЯми.  Ћднажды
вечером он  долго  спорил  о  соответствующих  преимуществах  и  недостатках
пирожного меренге и миндального кренделЯ; после подробных и  беспристрастных
теоретических выкладок он высказалсЯ  в  пользу  креольской  кондитерской  и
вытащил из-под кровати запыленный чемодан. ‚месте с  рукописЯми,  травкой  и
табаком из чемодана были эксгумированы трудноопознаваемые останки того,  что
в свое времЯ было миндальным кренделем  или  пирожным  меренге,  которые  он
принЯлсЯ настойчиво нам  предлагать.  Џодобные  истории  рискуют  показатьсЯ
комичными; когда-то и нам они казались комичными, и мы повторЯли их,  может,
даже  несколько  преувеличиваЯ,  нисколько  при  этом   не   ущемлЯЯ   нашей
почтительности к Њаседонио. џ не хочу, чтобы о нем  что-нибудь  забылось.  џ
отвлекаюсь на все эти никчемные подробности, ибо по-прежнему  верю,  что  их
центральным персонажем был самый необычный человек из  всех,  кого  Я  знал.
Ѓесспорно, то же самое произошло у Ѓосуэлла с ‘эмюэлом „жонсоном.
     ’ворчество не было  целью  Њаседонио  ”ернандеса.  Ћн  жил  (как  никто
другой), чтобы мыслить. …жедневно, словно  пловец  -  сильному  течению,  он
доверЯл себЯ сюрпризам  и  превратностЯм  мысли,  поэтому  способ  мышлениЯ,
называемый письмом, не вызывал у него ни малейших усилий. Ћн записывал  свои
размышлениЯ с той же  легкостью,  с  какой  размышлЯл  в  одиночестве  своей
комнаты или в суете кофейни. Љаллиграфическим  почерком  эпохи,  не  знавшей
пишущих машинок  и  считавшей  красивый  почерк  частью  хороших  манер,  он
заполнЯл  страницу  за  страницей.  …го  случайные  письма  были  не   менее
талантливы и щедры, нежели то, что предполагалось длЯ  печати,  и,  пожалуй,
превосходили в изЯществе. Њаседонио ни во что не  ставил  письменное  слово;
поменЯв жилье, он  не  перевозил  за  собой  рукописей,  метафизических  или
литературных трудов, стопкой лежащих на столе и заполнЯвших шкафы  и  Ящики.
Џоэтому многое было  утрачено,  вероЯтно,  невосполнимо.  ‚споминаю,  как  Я
упрекнул его в таком небрежении; он ответил, мол, полагать, будто  мы  можем
потерЯть что-либо, - это гордынЯ, ибо разум человеческий  столь  беден,  что
обречен открывать, терЯть и открывать заново  одни  и  те  же  вещи.  „ругаЯ
причина легкости его письма  -  неисправимое  пренебрежение  аллитерацией  и
благозвучием. џ не читатель "звучаниЯ", - заЯвил он однажды; а просодические
страсти ‹угонеса или „арио и вовсе казались ему бессмыслицей. Ћн считал, что
поэзиЯ заключена в образах, идеЯх либо в эстетическом оправдании  ‚селенной;
спустЯ много лет, Я подозреваю, что ее суть - в  интонации,  в  определенном
дыхании фразы. Њаседонио искал музыку в музыке, а не в лексике. ‘казанное не
означает, что в его текстах (и, прежде всего, в  прозе)  мы  не  почувствуем
нечаЯнной музыки, сходной с каденциЯми его  собственного  голоса.  Њаседонио
требовал, чтобы все герои романа были  нравственно  безупречны;  наша  эпоха
предлагает противоположное  решение,  за  единственным  и  очень  порЯдочным
исключением оу, изобретателЯ и изготовителЯ героев и свЯтых.
     ‡а  улыбкой  благожелательства  и  некоторой  отрешенностью   Њаседонио
пульсировал страх - страх боли и смерти. Џоследний привел его к отрицанию џ,
чтобы не было џ, которому умирать; первый - к отрицанию  сильных  физических
болей. Ћн пыталсЯ убедить  себЯ  и  нас,  что  организм  человека  не  может
чувствовать сильное наслаждение, следовательно, и сильную боль. Њы с ‹атуром
слышали от него такую красочную метафору: "‚ мире, где  все  удовольствиЯ  -
игрушки из магазина, боли не могут быть орудиЯми кузнеца".  Ѓесполезно  было
возражать, что удовольствиЯ не всегда игрушечные и вообще мир не обЯзательно
симметричен.  —тобы  не  попасть  под  щипцы  дантиста,  Њаседонио   нередко
практиковал упрЯмый метод непрерывно расшатывать себе зубы; левой  рукой  он
прикрывалсЯ, как ширмой, а правой дергал. Ќе знаю, увенчалсЯ ли успехом этот
многодневный и многолетний труд. Љогда люди ожидают боли,  они  инстинктивно
пытаютсЯ о ней не думать; Њаседонио считал иначе - мы должны вообразить боль
и все с ней свЯзанное, дабы не испугатьсЯ ее в действительности. ’ак,  нужно
было представить себе приемную, открывающуюсЯ дверь, приветствие,  врачебное
кресло, инструменты, запах анестезии, мЯгкую воду, зажимы, лампу, укол  иглы
и завершающее извлечение. ќти воображаемые  приготовлениЯ  задумывались  как
совершенные, не оставлЯющие  даже  лазейки  непредвиденным  обстоЯтельствам;
Њаседонио так их и не закончил. Ѓыть может, его метод представлЯл  собой  не
что иное, как способ оправдать чудовищные образы, его преследующие.
     …го интересовала механика славы, а не ее стЯжание. ѓод или два крЯду он
развлекалсЯ  с  грандиозным  и  пространным   проектом   стать   президентом
ђеспублики. Њногие хотЯт открыть табачную  лавку,  и  почти  никто  -  ст