режье. ‚ ѓамбринус однажды  влетел помощник  пристава,
толстый,  маленький, задыхающийсЯ, с выпученными глазами, темно-красный, как
очень спелый томат.
     -—то? Љто здесь хозЯин? - хрипел он. - Џодавай хозЯина!
     Ћн увидел ‘ашку, стоЯщего со скрипкой.
     - ’ы хозЯин? Њолчать! —то? ѓимны играете? —тобы никаких гимнов!
     - Ќикаких гимнов больше не будет,  ваше превосходительство, -  спокойно
ответил ‘ашка.
     Џолицейский посизел, приблизил  к самому носу ‘ашки указательный палец,
поднЯтый вверх, и грозно покачал им влево и вправо.
     - Ќик-как-ких!
     - ‘лушаю, ваше превосходительство, никаких.
     - џ вам покажу революцию, Я вам покаж-у-у-у!
     Џомощник пристава, как бомба, вылетел  из пивной, и  с его уходом  всех
придавило уныние.
     € на весь город опустилсЯ мрак. •одили темные, тревожные, омерзительные
слухи. ѓоворили  с  осторожностью,  боЯлись выдать  себЯ взглЯдом,  пугались
своей тени, страшились  собственных  мыслей.  ѓород в первый  раз  с  ужасом
подумал о той клоаке, котораЯ глухо ворочалась под его ногами, там, внизу, у
морЯ, и в которую  он  так много лет выбрасывал  свои  Ядовитые испражнениЯ.
ѓород  забивал щитами зеркальные окна  своих великолепных магазинов, охранЯл
патрулЯми  гордые  памЯтники  и   расставлЯл  на  всЯкий  случай  по  дворам
прекрасных домов артиллерию. Ђ на окраинах в зловонных каморках и на дырЯвых
чердаках  трепетал, молилсЯ и плакал от ужаса избранный  народ  божий, давно
покинутый  гневным библейским  богом, но  до  сих пор верЯщий,  что мера его
тЯжелых испытаний еще не исполнена.
     ‚низу,  около  морЯ,  в  улицах,  похожих  на  темные   липкие   кишки,
совершалась тайнаЯ  работа.  Ќастежь были открыты  всю  ночь двери  кабаков,
чайных и ночлежек.
     “тром  началсЯ  погром. ’е  люди, которые  однажды, растроганные  общей
чистой радостью и  умилением грЯдущего братства, шли по улицам с пением, под
символами завоеванной свободы, - те же  самые люди шли теперь убивать, и шли
не  потому, что им было приказано, и не потому, что они питали вражду против
евреев,  с  которыми  часто вели  тесную  дружбу,  и  даже не из-за корысти,
котораЯ была сомнительна,  а потому, что грЯзный, хитрый  дьЯвол,  живущий в
каждом  человеке,  шептал  им на ухо  :  " €дите.  ‚се  будет  безнаказанно:
запретное  любопытство  убийства,  сладострастие  насилиЯ, власть  над чужой
жизнью.
     ‚  дни  погромов  ‘ашка  свободно ходил  по  городу  со  своей  смешной
обезьЯней, чисто  еврейской  физиономией. …го  не трогали.  ‚  нем  была та,
непоколебимаЯ  душевнаЯ смелость, та небоЯзнь боЯзни,  котораЯ охранЯет даже
слабого человека лучше  всЯких браунингов. Ќо один раз, когда он, прижатый к
стене  дома, сторонилсЯ  лт толпы,  ураганом  лившейсЯ во  всю  ширь  улицы,
какой-то  каменщик,  в  красной рубахе и  белом фартуке,  замахнулсЯ над ним
зубилом и зарычал:
     - †и-ид! Ѓей жида! ‚ кррровь!
     Ќо кто-то схватил его сзади за руку.
     - ‘той, черт, это же ‘ашка. Ћлух ты, матери твоей в серце, в печень...
     Љаменщик  остановилсЯ.  Ћн в  эту  хмельную, безумную, бредовую секунду
готов  был  убить  кого-угодно  -  отца,  сестру,  свЯщенника,  даже  самого
православного бога, но  также был готов, как ребенок, послушатьсЯ приказаний
каждой твердой воли.
     Ћн  осклабилсЯ, как идиот, сплюнул и утер  нос рукой. Ќо вдруг  в гдаза
ему бросилась белаЯ нервнаЯ  собачка, котораЯ,  дрожа, терлась  около ‘ашки.
Ѓыстро наклонившись,  он поймал ее  за  задние  ноги, высоко поднЯл,  ударил
головой  о плиты  тротуара и побежал.  ‘ашка молча глЯдел на него. Ћн бежал,
весь наклонившись вперед, с протЯнутыми руками, без шапки, сраскрытым ртом и
глазами, кругдыми и белыми от безумиЯ.
     Ќа  сапоги ‘ашки  брызнул мозг из  Ѓелочкиной головы. ‘ашка  отер пЯтно
платком.


        VIII


     ‡атем  настало  странное времЯ, похожее на сон человека в параличе.  Џо
вечерам  во  всем городе  ни в одном  окне не светилось  огнЯ, но  зато Ярко
горели огненные  вывески  кафешантанов и окна кабачков. Џобедители проверЯли
свою власть, еще не насытЯсь вдоволь безнаказанностью. Љакие-то разнузданные
люди в  маньжурских папахах, с  георгиевскими  лентами  в  петлицах  курток,
ходили  по  ресторанам  и  с настойчивой  развЯзносью  требовали  исполнениЯ
народного гимна н  следили за тем, чтобы все вставали. Ћни вламывались также
в  частные  квартиры, шарили в краватЯх, в камодах,  требовали водки, денег,
гимна и наполнЯли воздух пьЯной отрыжкой.
     Ћднажды они вдесЯтиром  пришли  в  ѓамбринус и  занЯли два  стола.  Ћни
держали себЯ самым вызывающим образом, повелительно  обращались с прислугой,
плевали  через  плечи  незнакомых  соседей,  клали ноги  на  чужие  сиденьЯ,
выплескивали на  пол пиво  под  предлогом, что  оно не свежее. €х  никто  не
трогал. ‚се знали, что это сыщики, и глЯдели на них с тем же тайным ужасом и
брезгливым любопытством, с каким  простой народ смотрит на  палачей. Ћдин из
них  Явно  предводительствовал. ќто  был  некто Њотька  ѓундосый,  рыжий,  с
перебитым носом, гнусавый человек - как говорили  - большой физической силы,
прежде вор, потом вышибала в публичном доме, затем сутенер и сыщик, крещеный
еврей.
     ‘ашка играл  "Њетелицу".‚друг ѓундосый подошел  к нему, крепко задержал
его правую руку и, оборотЯсь назад, на зрителей, крикнул:
     - ѓимн! Ќародный гимн! Ѓратцы, в честь обожаемого монарха... ѓимн!
     - ѓимн! ѓимн! - загудели мерзавцы в папахах.
     - ѓимн! - крикнул вдали одинокий, неуверенный голос.
     Ќо ‘ашка выдернул руку и сказал спокойно:
     - Ќикаких гимнов.
     - —то? - заревел ѓундосый.- ’е не слушатьсЯ! Ђх ты жид вонючий!
     ‘ашка   наклонилсЯ  вперед,  совсем  близко   к   ѓундосому,  и,   весь
сморщившись, держа опущенную скрипку за гриф, спросил:
     - Ђ ты?
     - —то  а Я? -  џ жид вонючий.  Ќу  хорошо.  Ђ ты? -  џ  православный. -
Џравославный? Ђ за сколько?
     ‚есь ѓамбринус расхохоталсЯ, Я  ѓундосый, белый от злобы,  обернулсЯ  к
товарищам.
     - Ѓратцы!  -  говорил  он  дрожащим,  плачущим  голосом  чьи-то  чужие,
заученные  слова.  -  Ѓратцы, доколе мы  будем терпеть  надруганиЯ жидов над
престолом и свЯтой церквью?..
     Ќо ‘ашка, встав  на  своем возвышении, одни звуком заставил  его  вновь
обернутьсЯ к себе,  и никто из посетителей ѓамбринуса никогда бы  не поверил
бы, что этот смешной, кривлЯющийсЯ ‘ашка может говорить так веско и властно.
     - ’ы! - крикнул ‘ашка. - ’ы, сукин сын! Џокажи мне твое лицо, убийца...
‘мотри на менЯ!.. Ќу!..
     ‚се  произошло быстро, как один  миг. ‘ашкина скрипка высоко поднЯлась,
быстро  мелькнула в воздухе, и трах! -  высокий человек в папахе качнулсЯ от
звонкого удара  по  виску.  ‘крипка разлетелась в  куски.  ‚  руках у  ‘ашки
осталсЯ только гриф, который он победоносно подымал надд головами толпы.
     - Ѓратцы-ы, выруча-ай! - заорал ѓундосый.
     Ќо выручать было уже поздно. ЊощнаЯ стена окружила ‘ашку и закрыла его.
€ та же стена вынесла людей в папахах на улицу.
     Ќо спустЯ  час, когда ‘ашка, окончив свое дело,  выходил  из  пивной на
тротуар, несколько человек бросилось на него. Љто-то  из них  ударил ‘ашку в
глаз, засвистел и сказал подбежавшему городовому:
     - ‚ Ѓульварный участок. Џо политическому. ‚от мой значок.


        IX


     ’еперь вторично и окончательно считали ‘ашку похороненным. Љто-то видел
всю  сцену, проишедшую на тротуаре около  пивной, и передал ее  другим. Ђ  в
ѓамбринусе заседали опытные люди,  которые знали, что  такое  за  учреждение
Ѓульварный участок и что такое за штука месть сыщиков.
     Ќо теперь  о  ‘ашкиной судьбе гораздо меньше беспокоились, чем в первый
раз, и гораздо скорее  забыли о  нем. —ерез  два  месЯца на  его месте сидел
новый   скрипач   (   между  прочим,  ‘ашкин  ученик  ),  которого  разыскал
аккомпаниатор.
     € вот однажды, спустЯ месЯца три,  тихим весенним вечером,  в то времЯ,
когда музыканты  играли вальс "Ћжидание",  чей-то  тонкий  голос  воскликнул
испуганно:
     - ђебЯта, ‘ашка!
     ‚се обернулись  и встали  с бочонков. „а, это был он, дважды воскресший
‘ашка, но теперь  обросший  бородой,  исхудалый, бледный.  Љ нему  кинулись,
окружили, тискали его, мЯли,  совали ему кружки с пивом. Ќо  внезапно тот же
голос крикнул:
     - Ѓратцы, рука-то!
     ‚се вдруг замолкли. ‹еваЯ рука у ‘ашки, скрюченнаЯ и точно смЯтаЯ, была
приворочена локтем к боку. Ћна, очевидно,  не  сгибалась и не разгибалась, а
пальцы торчали навсегд около подбородка.
     -  —то  это у тебЯ, товарищ?  - спросил,  наконец,  волосатый боцман из
"ђусского общества".
     -   ќ,  глупости...там  какое-то  сухожилие  или  что,-  ответил  ‘ашка
беспечно.
     - ’а-а-к...
     ЋпЯть все помолчали.
     - ‡начит, и "—абану" теперь конец? - спросил боцман участливо.
     - "—абану"?  - переспросил ‘ашка, и глаза его  заиграли.  - ќй,  ты!  -
приказал он с  обычной уверенностью аккомпаниатору.  - "—абана" ! ќйн, цвей,
дрей!
     Џианист  зачастил  веселую  плЯску, недоверчиво оглЯдываЯсь  назад.  Ќо
‘ашка   здоровой  рукой  вынул  из  кармана  какой-то  небольшой,  в  ладонь
величиной,  продолговатый   черный  инструмент  с  отростком,  вставил  этот
отросток  в  рот и,  весь изогнувшись  налево,  насколько  ему это позволЯла
изуродованнаЯ,  неподвижнаЯ рука,  вдруг  засвистел на окарине  огдушительно
веселого "—абана".
     - •о-хо-хо! - раскатились радостным смехом эрители.
     - —ерт!  - воскликнул боцман и совсем неожиданно длЯ самого себЯ сделал
ловкую  выходку  и  пустилсЯ  выделывать дробные  коленца. Џодхваченные  его
порывом, заплЯсали  гости, женщины и мужчины. „аже лакеи, стараЯсь не терЯть
достоинства, с улыбкой перебирали на месте ногами. „аже мадам €ванова, забыв
обЯзанности капитана на  вахте, качала головой  в  такт  огненной  плЯске  и
слегка прищелкивала пальцами. €,  может быть, даже  сам старый, ноздреватый,
источенный временем ѓамбринус пошевеливал бровЯми, весело глЯдЯ на  улицу, и
казалось,  что  из рук  изувеченного, скрючившегосЯ  ‘ашки  жалкаЯ,  наивнаЯ
свистулька  пела на Языке,  к  сожалению, еще  не  понЯтном  ни  длЯ  друзей
ѓамбринуса, ни длЯ самого ‘ашки:
     - Ќичего!  —еловека можно искалечить, но искусство все перетерпит и все
победит.