ал их уже без крика, а
серьезно и негромко:
     - ’ы поэт. ’ы мой поэт. ‚сЯкий поэт, который находит своего читателЯ, -
становитсЯ его поэтом. € все, что ты  говоришь,  ты  говоришь  и  от  моего,
читателЯ, имени... ‡апомни это хорошенько!
     џ запомнил, ќдуард ѓеоргиевич, Я не забыл!
     ...Ќа одном из занЯтий ‚олодЯ прочел свой новый рассказ.
     Ѓагрицкий одобрительно кивнул:
     - Џо-моему хорошо! џ, правда,  в  прозе  не  очень-то,  но  по-моему  -
хорошо!
     ‚ следующую пЯтницу, едва мы только расселись, раздалсЯ стук в дверь  и
в комнату Ѓагрицкого быстро и почему-то бочком  вошел  невысокий  человек  в
очках, с широким и веселым лицом.
     Ѓагрицкий сказал:
     - Џознакомьтесь, ребЯта! ќто €саак ќммануилович Ѓабель!
     Њы восторженно замерли.
     Ѓабель очень уютно примостилсЯ на диване, рЯдом с Ѓагрицким,  а  ќдуард
ѓеоргиевич повелительно сказал ‚олоде:
     - Џрочти, что ты нам в прошлый раз читал!
     Џока ‚олодЯ,  глухо  и  монотонно,  читал  свой  рассказ,  Ѓагрицкий  и
ђахтанов смотрели  на  ЃабелЯ,  а  Ѓабель  слушал,  полузакрыв  глаза  и  не
шевелЯсь.
     Џотом, когда занЯтиЯ кончились, Ѓабель увел  ‚олодю  к  себе  -  они  с
Ѓагрицким жили в одном доме.
     ‘ тех пор, уже отдельно от нас, ‚олодЯ стал бывать у ЃабелЯ.

     Ђ потом длЯ менЯ началсЯ театр, и стихи на долгие годы и вовсе ушли  из
моей жизни.
     ...€ вот, ровно сорок лет спустЯ, мы сидим с ‚олодей на кухне у  нашего
общего друга, который, собственно, и задумал снова свести нас - пьем,  едим,
беседуем.
     ‚олодЯ, все  такой  же  сонно-подслеповатый,  но  сильно  погрузневший,
ставший крЯжистее и квадратнее, тЯгучим и веским голосом  -  от  которого  у
менЯ сразу же заболела голова - внушает мне:
     - ’ы же русский поэт, понимаешь?! ђусский!  ‡ачем  же  ты,  особенно  в
последнее времЯ - Я слышал  твои  новые  вещи  -  занимаешьсЯ  какой-то  там
еврейской темой?! Ќа  кой  она  тебе  сдалась?!  —то  за  дурацкий  комплекс
неполноценности!
     “же понимаЯ, что за этим последует, Я вЯло возражаю ему. џ говорю,  что
комплекс неполноценности тут решительно ни при чем, что сегоднЯ, сейчас,  на
наших глазах совершаетсЯ новый €сход, уезжают навсегда тысЯчи людей, и среди
них наши друзьЯ и знакомые, милые нашему сердцу люди  -  и  что  остатьсЯ  к
этому равнодушными мы просто не имеем права, что мы обЯзаны об этом писать.
     - Џусть другие об этом пишут! - гудит  ‚олодЯ  и  тычет  в  менЯ  очень
толстым указательным пальцем. - Ђ тебе об этом писать не надо!
     - Џочему мне именно, русскому - как ты говоришь - поэту, об этом писать
не надо? - задаю Я уже слегка провокационный вопрос.
     ‚олодЯ усмехаетсЯ:
     - €менно тебе не надо, понЯл?!
     џ понЯл тебЯ, друг моего детства! џ тебЯ прекрасно понЯл!
     ќто все тот же заколдованный круг, сказка  про  белого  бычка,  кольцо,
которое не сомкнуть, не разомкнуть !
     …сли Я русский поэт, то какое мне дело до евреев, уезжающих в  €зраиль?
Ђ если мне, все-таки, до них дело, то  это  только  потому,  что  Я  сам  по
происхождению еврей! Ђ раз Я еврей, то Я тем более не должен интересоватьсЯ,
думать и писать об уезжающих в €зраиль! Џускай об этом  пишут  другие  -  со
стороны евреЯ это бестактно!
     ‚от и поди - вырвись из этого круга!
     Ђ ‚олодЯ, уже  слегка  захмелев,  все  продолжает  тЯгуче  гудеть,  как
большой и злобный шмель:
     - —то же, милые мои, получаетсЯ?! ‘ами во всем принимали участие:  и  в
двадцатые годы, и в тридцать седьмом, и после - а теперь  бежать?!  Ќет  уж,
вместе кашу варили, вместе давайте ее и расхлебывать! Ђ то, понимаете,  одни
уезжают на свою - изволите ли видеть - историческую родину,  а  другие...  Ђ
скажите мне - рЯзанскому парню,  костромскому,  Ярославскому  -  им-то  куда
прикажете податьсЯ?!.
     “мри, „енис, лучше не скажешь!
     џ встал и, сославшись на головную боль, ушел.
     Џрощай, друг моего детства! Ѓольше нам с тобою  видетьсЯ  незачем!  Ќу,
разве что еще разок, снова сорок лет спустЯ! ‚прочем, врЯд  ли  мы  с  тобою
проживем так долго, конечно - не проживем, так что - прощай!..
     ...Џо мокрому снегу, посыпанному крупной серой солью, мы возвращались с
женой домой. Њы шли из театра. Њы шли с  генеральной  репетиции  моей  пьесы
"ЊатросскаЯ тишина".
     ‡а генеральной репетицией обычно следует премьера, банкет.
     Ќо на сей раз банкета не будет.

     ...Ѓыла - но съедена конфета,
     Ѓыла - но съедена котлета,
     Ќа всем столе одна галета -
     Џривет участникам банкета!..

     ...ќто, в конце концов,  неплохо,  что  студийцы,  в  учебном  порЯдке,
поработали над таким чуждым длЯ них материалом,  а  теперь,  товарищи,  надо
искать свою, молодую, близкую по духу  драматургию!  ‘пасибо,  товарищи!  ‡а
работу, товарищи! ‚перед и выше, товарищи!..
     ...‚ы что же хотите, Ђлександр Ђр-ка-ди-е-вич, чтобы в центре Њосквы, в
молодом столичном театре, шел спектакль, в котором рассказываетсЯ, как евреи
войну выиграли?!.
     Ќет, нет, упаси менЯ Ѓог, Я этого, разумеетсЯ, не хочу!
     ...Њы пришли домой, где нас уже у двери ждала  наша  собака  —апа.  ќто
было удивительное создание. ‘обачий ангел - мы  не  знали  этого  точно,  но
догадывались, что это именно так. Ћбыкновенно, если нас долго не было  дома,
—апа, при встрече, закатывала  нам  скандал.  Ћна  вспрыгивала  на  диван  и
произносила монолог:
     - Љак же вам не стыдно?! ѓде вы пропадали?! ќто свинство! ‚ы же знаете,
что Я вас жду, а вы все не идете и не идете!..
     Ќо в тот день —апа нас встретила молча. Ћна  взглЯнула  на  нас  своими
огромными печальными глазами и, в знак утешениЯ, повилЯла хвостом.
     џ поднЯл ее на руки и она лизнула менЯ в нос.
     ...Љогда —апа умерла, наша дочь похоронила ее за своим домом, в овраге,
под деревьЯми. •оронить пришлось  ночью,  тайком  -  иначе  могла  нагрЯнуть
санитарнаЯ инспекциЯ и оштрафовать.
     ‚ Њоскве вообще похоронить трудно.
     Ђ человека даже труднее, чем собаку. Ћсобенно, если человек верующий  и
не хочет, чтоб его сжигали в Љрематории.
     Џохоронить в Њоскве трудно.
     “бить - легко.


     ‘еребрЯный бор - Њосква 1973 год