о Я не знаю.
   - Ђ родни у тебЯ не осталось?
   - ђодни? Ќет, не думаю. Ќо откуда мне знать? ђоднЯ? „а нет, те, о ком Я
говорю, они ведь давно умерли...
   - ’ы ни о ком не говорила.
   - Ђх да... да, не говорила, и в самом деле...
   - Ќо ты, верно, вспомнила кого-то?
   - „а... ‚спомнила своих родителей, отца с матерью. Ќо как же давно  это
было... подумать только, что памЯть хранит такое давнее прошлое...
   Ћтец мой был рачительный хозЯин, но пахотной земли было мало, да  и  та
плохо родила, как он ни надрывалсЯ, - все ведь руками делать  приходилось,
тЯгла  никакого  не  было.  €  угодьЯ  эти,  само  собою,  были  не   наши
собственные, большую часть собранного мы отдавали храму: здесь все земли в
его владении. €ли, можно сказать, во  владении  бога,  мы  жили  в  полной
зависимости от храма  и  от  бога.  Џосле  уплаты  всех  сборов  длЯ  себЯ
оставалось всего ничего. Ќо мы довольствовались малым, бедность  была  нам
привычна. ’еперь-то тогдашнЯЯ жизнь не кажетсЯ мне бедностью - после того,
что Я испытала. Џомню, у нас росли прекрасные крупные маслины, особенно на
старом дереве возле дома, оно и тогда уже было старое,  а  эти-то  деревьЯ
часто и приносЯт лучшие плоды. ’аких Я с тех пор уж  не  пробовала.  „а  и
когда Я ела маслины... ’оже давным-давно.
   - ‘тало быть, там ты и выросла?
   - „а. „вое детей у них умерло, Я единственнаЯ осталась в живых. ’ак что
в детстве Я не была обделена любовью. € все же Я чувствовала себЯ  одиноко
- вот ведь как странно. „ети иногда чувствуют одиночество, даже когда  они
окружены любовью, но близкие об этом не догадываютсЯ. „олжно быть, Я  была
странным ребенком, хотЯ  поначалу  это  не  особо  бросалось  в  глаза.  џ
проводила времЯ одна, почти никогда не бывала вместе со  сверстниками.  „а
мы и жили чуть на отшибе, хотЯ и не слишком далеко от других домов. Ѓольше
всего тЯнулась Я к матери. Њы с нею, верно, во  многом  походили  друг  на
друга, обе нрава степенного и  строгого,  вели  между  собою  беседы  так,
словно были в одних летах и одинаково умудренные жизнью. Ќа самом-то  деле
мы немного знали о жизни, что она, что Я. Њатери моей совсем не  коснулось
все то, что обычно зовут этим словом: низость, злоба и бестолковаЯ  суета,
именуемые жизнью, знанием которой люди так любЯт хвастать. Ћна знала  лишь
самые простые вещи: как рожать  детей,  а  потом  терЯть  их,  как  любить
человека, который когда-то был молод и силен, а теперь, подобно ей  самой,
изможден тЯжким трудом. ‚от что она знала, и разве этого не довольно? „уша
у нее была чистаЯ и простаЯ, точно дерево. ђосту она была  высокого  и,  к
слову сказать, вправду походила на дерево, таким от  нее  веЯло  покоем  и
умиротворением. Љак от того большого одинокого  дерева,  что  росло  средь
полей, чуть дальше вглубь  долины,  -  оно  было  свЯщенное,  и  отец  ему
поклонЯлсЯ. Ћн всегда ходил к нему по утрам,  до  того  как  принЯтьсЯ  за
работу. Њы же с матерью ходили всЯкий день в  лощину,  где  бил  источник,
которому мы поклонЯлись, - источник с прозрачной водою в окружении свежей,
никогда не увЯдавшей зелени, он тоже был истинно  свЯщенный.  ‘тоило  лишь
заглЯнуть в воду, чтобы понЯть, что он  божественный.  ‚  нем  видна  была
каждаЯ песчинка на дне, а в одном месте они плавно кружились,  подгонЯемые
незримым перстом бога.
   ђодители мои поклонЯлись богу и чтили его, но длЯ них бог  -  это  были
источники, и деревьЯ, и свЯщенные рощи, а не тот, в храме: он  казалсЯ  им
чересчур величествен и далек, тот, с кем они насилу могли расплатитьсЯ  за
свой земельный надел. Љогда они бывали в „ельфах, а это случалось нечасто,
они  обычно  посещали  незатейливый  храм  богини  земли  ѓеи,  деревЯнный
домишко, простота которого была сродни их собственному скромному  обиходу.
Ћни ничего не знали о безмерном величии и бездонных глубинах  божества,  о
его страшной власти над человеческой душою. ’ак же как не знали и обо всех
бесстыдствах, которые творились вокруг него и его храма.
   Ћни сообщались со своим богом сами, не нуждаЯсь в посредниках, и в роще
неподалеку от дома у нас был собственный небольшой алтарь, сделанный отцом
из дерна, где он совершал жертвоприношениЯ в дни  ежегодных  празднеств  в
честь божества, которое покровительствует землепашеству. Ќо он и  в  будни
частенько туда заходил, возвращаЯсь под вечер домой по  окончании  дневных
трудов, и оставлЯл там  несколько  колосков,  прихваченных  с  полЯ,  либо
какие-нибудь плоды и Ягоды, смотрЯ по времени года. €  само  собою,  перед
едой и после еды он, как и все другие, приносил жертвы очагу, но Я  хорошо
помню, с каким  благоговением  совершал  он  этот  обрЯд,  который  многие
исполнЯют бездумно, не вникаЯ в его суть и не вкладываЯ  в  него  никакого
смысла. Ћтец был человек замкнутый и молчаливый, мне особо запомнились его
глаза, кроткие, но всегда чуть печальные, и  еще  его  большие  загрубелые
руки, ладони которых были как кора старой пинии, - когда эти руки обнимали
менЯ, Я чувствовала себЯ покойно и безмЯтежно. ’ак же хорошо и покойно мне
было, когда мы с ним вместе куда-нибудь шли и моЯ ручонка скрывалась в его
широкой ладони. Ќо  до  разговоров  он  был  не  охотник.  Љ  старости  он
становилсЯ все мрачней и угрюмей, особенно после смерти матери. € то,  что
случилось со мною, тоже, конечно, прибавило ему горЯ. Ћн прожил так долго,
что и этот удар его не миновал. џ часто думала, неужели и он проклЯл менЯ?
   “мер он в полном  одиночестве,  его  нашли  под  свЯщенным  деревом,  о
котором Я говорила, но те, кто его нашел, не знали, что оно  свЯщенное,  и
потому не понЯли, длЯ чего он под ним лег умирать. Ќа могиле его никто  не
совершает жертв по усопшему, но Я надеюсь, что он не гневаетсЯ на менЯ  за
это и душа его покоитсЯ в мире.
   џ росла, и постепенно делалось все заметней, что Я в чем-то  не  такаЯ,
как другие девушки моих лет. џ видела видениЯ, слышала голоса, это было  в
ту пору, когда поЯвились первые знаки того, что Я становлюсь  женщиной,  а
потом прошло. Ќо во мне осталась какаЯ-то отрешенность,  словно  душа  моЯ
витала где-то далеко, Я еще  более  стремилась  к  уединению  и  перестала
поверЯть свои чувства даже матери. ‚се сильней ощущала Я свое одиночество,
свою несхожесть с  другими,  Я  не  могла  бы  объЯснить,  чем  Я  от  них
разнилась, но страдала от этого. €  жила  в  постоЯнной  тревоге,  никогда
больше не чувствовала себЯ покойно и уверенно, хотЯ у менЯ было  все,  что
надобно длЯ этого. ‘ама покойнаЯ, надежнаЯ жизнь, менЯ окружавшаЯ,  начала
менЯ тревожить и тЯготить. ќто было так странно: мне было  хорошо  оттого,
что она менЯ окружает, Я не могла без нее обходитьсЯ и все  же  тЯготилась
ею. Ќезаметно длЯ отца с матерью Я становилась все более  чужой  их  миру,
хотЯ сама в нем жила и нигде более как в нем жить не могла. Љакой  у  менЯ
мог быть иной мир? Ќикакого. ђодители мои были единственные люди,  которые
длЯ менЯ существовали, Я любила их бесконечно. € однако же была как  чужаЯ
в собственном  доме,  ходила  со  смЯтенною  душой,  о  чем  они  даже  не
догадывались, а узнай они об этом, все равно бы не понЯли. Ћни по-прежнему
жили, исполненные простодушного довериЯ ко всему вокруг и к богу,  который
был во всем, что их окружало.
   Љ богу? Ђ у менЯ самой, спрашивала Я себЯ, есть ли,  как  прежде,  бог?
Џожалуй что есть, но где? ѓде-то очень,  очень  далеко,  должно  быть,  он
оставил менЯ. €ли это Я его оставила? Њожет, и правда, Я его  оставила?  Ђ
иначе отчего Я в такой тревоге, отчего утратила всЯкий  покой?  Ѓог  -  не
есть ли он само успокоение, мир и успокоение? ‚се то,  чего  Я  больше  не
имею.
   џ могла подолгу испытывать полное безучастие ко всему на свете. € в  то
же самое времЯ душа моЯ страстно о чем-то тосковала - Я не знала о чем.  €
бывало, что вдруг, неожиданно, ни с того ни с сего менЯ  затоплЯла  жаркаЯ
волна  -  волна  счастьЯ,  ликованиЯ,  котораЯ  вначале   наполнЯла   душу
блаженством, но затем становилась столь мощной и жгучей, что пугала  менЯ,
приводила в ужас, вселЯла такой неистовый страх, что Я невольно  прижимала
ладонь к глазам, крепко-крепко, ожидаЯ, пока жар схлынет и Я  вновь  стану
самою собой. ‘амою собой? Ќо что это значит?
   Љто Я сама?
   Ђ между тем Я  была  здороваЯ  и  сильнаЯ  телом,  рослаЯ,  как  и  мои
родители. ‚от что было удивительно. ‚о мне смешались совершенное  здоровье
- и какаЯ-то  особеннаЯ  болезненность,  самаЯ  обыкновеннаЯ  крестьЯнскаЯ
девушка - и чуждое окружающему чувствительное  создание.  Џоэтому,  верно,
трудно было сразу разглЯдеть, какова Я была в действительности.
   Ќо  со  временем  стало,  конечно,  известно,  что  за   мною   водЯтсЯ
странности, да кстати сказать, такаЯ слава  ходила  про  всю  нашу  семью.
‘корей всего, это и заставило служителей храма вспомнить обо мне, когда им
понадобилась новаЯ пифиЯ. ‘ейчас уж не припомню, но, думаю, мне  было  лет
двадцать, когда это случилось.  ’амошние  власти,  видно,  рассудили,  что
такаЯ вот беднаЯ да  с  причудами  крестьЯнскаЯ  девушка,  котораЯ  слывет
простоватой и наивной и родители которой находЯтсЯ в зависимости от  храма
и от бога, им как раз подойдет. Џодходило им и то, что Я выросла в  семье,
где глубоко и искренне чтили бога, о чем они, верно, узнали из расспросов.
   Ћтец с матерью пришли в крайнюю  растерЯнность,  когда  услышали  такое
предложение. Ќи о чем подобном они не помышлЯли. €м было понЯтно, что  это
большаЯ честь, да, должно  быть,  это  длЯ  них  большаЯ  честь,  как  же,
конечно, и они ведь знали, что бог этот  велик  и  могуществен  и  у  него
несравненное обиталище, куда какой роскошный храм,  -  сами-то  они  редко
когда в него и  заглЯдывали,  смущаЯсь  и  робеЯ  среди  всех  сокровищ  и
множества незнакомых людей. „а и можно ли ответить отказом  таким  высоким
особам, самым высокопоставленным в „ельфах, когда они о чем-то просЯт?  “ж
коли они что-то предлагают, верно, так тому и следует быть. ‚се  это  было
слишком мало понЯтно, чтобы самим разобратьсЯ, какой лучше дать ответ. Ќо,
по всей видимости,  следовало  ответить  согласием.  ЏоложитьсЯ  на  бога,
уповаЯ на то, что так угодно  ему  самому.  •отЯ,  конечно,  страшно  было
отдавать менЯ во власть чего-то неведомого, непонЯтного.
   Ќу а Я? џ сама?
   ЊенЯ охватило волнение, смЯтение, когда Я об этом услышала.  €збранница
бога? џ - избранница? ЏризываемаЯ во храм? Љ богу?
   „абы стать его орудием, возвещать его слова, внушенные  им  откровениЯ?
Џророчествовать в свЯщенном восторге, исполнившись его духа?
   џ? џ длЯ этого избрана?
   ќто приводило в смЯтение всю мою  душу,  это  пугало  менЯ,  ужасало  и
давило - и наполнЯло менЯ безграничным счастьем.
   ‚озможно ли? —тобы Я была угодна богу? Ќо ведь они так сказали, они так
думают. Ѓогу - тому, который оставил  менЯ.  ’ому,  которого  Я  оставила.
Њожет ли быть такое? Ќеужели Я избрана им, чтобы служить  ему,  стать  его
прорицательницей, неужели ему  угодно  вещать  _моими_  устами?  ќто  было
непостижимо, это было чудо. —удо, которого Я ждала?
   Ќет, бог не забыл менЯ, не оставил  менЯ.  €  Я  его  не  оставила,  ну
конечно, нет. Ћн зовет менЯ, и Я приду к нему, приду с сердцем, полным  им
одним!
   Ѓог менЯ зовет!
   Љогда первое волнение  улеглось,  осталось  чувство  тихой  радости,  Я
ходила и без конца думала о том чудесном, что менЯ ожидало.  ‚от  когда  Я
обрету мир, снова обрету покой - возле него.
   Ѓыло решено, что мы с матерью вдвоем отправимсЯ в „ельфы, в  храм.  ’ак
мы и сделали однажды утром, и после того, как  мы  объЯснили  цель  своего
прихода, нас препроводили" в одно из строений у храмовой площади пред лицо
того, кто в ту пору занимал высшую жреческую должность.  ќто  был  пожилой
человек, происходивший из знатнейшего дельфийского рода, с  такими  людьми
нам  прежде  встречатьсЯ  не  доводилось.  „ержалсЯ   он   приветливо,   и
разговаривать с ним оказалось совсем не трудно. Њы рассказали ему  немного
о нашей жизни, а затем он коротко побеседовал со мною, расспросил  менЯ  о
моем детстве и всЯких других вещах, которые ему непонЯтно длЯ  чего  нужно
было  знать,  и  осталсЯ  как  будто  доволен  моими,  вероЯтно,  наивными
ответами. Џод конец он сказал, что бог, обитающий в этом  храме,  это  бог
света, что он - величайший средь всех богов, а  его  оракул  -  славнейший
средь  всех  оракулов  мира.  Ѓыть  жрицею  этого  храма,   призванной   и
посвЯщенной самим богом, это великаЯ  милость  и  великаЯ  ответственность
перед ним. џ стоЯла, потупив глаза в землю от волнениЯ и счастьЯ.
   Џотом он позвал прислужника, и тот провел нас  прЯмо  через  площадь  в
храм и там вручил попечению одного из жрецов.
   џ никогда прежде не бывала в храме. €  между  тем  как  мать  стоЯла  с
потерЯнным и неловким видом  оробевшей  деревенской  женщины  и  почти  не
глЯдела по сторонам,  Я  в  восхищении  осматривалась  кругом,  пораженнаЯ
богатством и роскошью боговой обители. ’акого Я никогда не видывала  и  не
могла даже вообразить, что такое возможно. Ѓлагоговение и радость охватили
менЯ от сознаниЯ моей близости к божеству. “треннее солнце  Ярко  светило,
заливаЯ своим сиЯнием все свЯтилище. ‚оистину это  был  храм  бога  света,
обиталище самого бога, дом, в котором он живет.
   †рец, судЯ по всему, осталсЯ доволен моим восторгом  и,  кажетсЯ,  даже
тем, что, как это ни удивительно, Я никогда прежде не бывала в  храме.  Ћн
терпеливо ждал, не мешаЯ мне  предаватьсЯ  благоговейному  созерцанию.  Ќо
затем он повел нас дальше внутрь свЯтилища, в самую его глубину. ’ам  была
в стене небольшаЯ дверь, и он велел матери остатьсЯ и нас подождать. Ђ  мы
с ним вошли в залу, не слишком  просторную,  где,  как  он  мне  объЯснил,
собирались пилигримы, те, что приходили с вопросами к оракулу, и затем  мы
спустились по узенькой лестнице вниз, в  почти  совсем  темное  помещение,
освещенное лишь двумЯ тусклыми маслЯными  светильнЯми.  ’ам  был  тЯжелый,
затхлый, какой-то даже удушливый воздух, и мне показалось, что  Я  вот-вот
задохнусь. Џол под ногами был неровный и ослизлый, и  Я  понЯла,  что  это
просто сыраЯ  поверхность  скалы.  Ќад  расселиной  в  ней  стоЯл  высокий
треножник, а  по  обе  стороны  от  него  -  две  высокие  чаши,  так  мне
почудилось, но Ясно Я ничего различить не могла, все сливалось. €  стен  Я
не видела, это была как будто бы пещера в земле. ‘транные запахи наполнЯли
ее: удушающаЯ смесь благовоний  с  тЯжелыми  испарениЯми,  поднимавшимисЯ,
должно быть, из расселины в скале, и, что немало удивило менЯ, слабый,  но
довольно едкий козлиный дух. џ была потрЯсена, дышала тЯжело и прерывисто,
на какой-то миг мне даже показалось, что Я того и глЯди потерЯю сознание.
   †рец, который, как Я  заметила,  несмотрЯ  на  темень,  зорко  за  мною
следил, объЯснил, что здесь - самое  сердце  свЯтилища,  где  бог  вещает,
внушаЯ пифии, какие прорицаниЯ она в своем беспамЯтстве  должна  изрекать,
что здесь-то  мне  и  предстоит  ему  служить,  исполнЯЯсь  его  духом.  џ
задыхалась и ничего не могла сказать в  ответ.  Ћн,  по-видимому,  осталсЯ
доволен мною,  тем  действием,  какое  свЯщеннаЯ  пещера  оказала  на  мою
чувствительную душу. €, предупредив менЯ, что Я должна сохранить  в  тайне
все, что уже узнала и, возможно, еще узнаю здесь, он повел  менЯ  обратно.
Љрепко прижав ладонь к глазам, как  Я  всегда  делала  в  минуты  сильного
волнениЯ, поднЯлась Я следом за ним по узенькой лестнице.
   Њать ждала нас наверху, как мне показалось, с некоторым беспокойством и
озабоченно всматривалась в менЯ, когда мы вновь оказались  вместе.  џ  все
еще тЯжело дышала, но надеЯлась, что она этого не заметит. Џустым взглЯдом
обвела Я огромный светлый храм, залитый солнцем, совсем как прежде. ‚се  в
нем было как прежде. Ќо Я больше не чувствовала радости. € на мгновение  Я
закрыла  глаза  от  Яркого  света,  словно  целиком  поглощеннаЯ   чем-то,
переполнЯвшим менЯ изнутри. Њне будто впервые  приоткрылась  тогда  тайнаЯ
суть божества.
   ‚ предхрамии жрец покинул нас, сказав мне, когда Я должна снова прийти.
€ мы рука об руку молча отправились домой. Њать  спросила,  куда  он  менЯ
водил, но Я ответила неопределенно, и после этого мы молча шли  до  самого
дома.
   ЋпЯть, как и прежде, Я осталась одна - со своими новыми думами. Ћ  том,
что бог недоступен пониманию, непостижим, что  он  обитает  в  пещере  под
землею, что он менЯ страшит! € что Я все же тоскую о нем. €бо Я тосковала,
все же тосковала о нем. •отЯ он оказалсЯ вовсе не таков, как Я воображала,
и от него не приходилось ждать помощи, на которую Я так надеЯлась. •отЯ он
всего лишь звал менЯ служить ему.
   Ќо отчего он звал именно менЯ? Ћтчего менЯ он сделал своею избранницей?
   “ него есть храм и наверху, в Ясном сиЯнии днЯ,  это  так.  Џрекрасный,
великолепный храм. Ќо не там самое сердце свЯтилища, сказали они мне, и не
там Я буду ему служить. Ќе там он  менЯ  ожидает,  чтобы  исполнить  своим
духом. ’ам он иной и во мне не нуждаетсЯ. €бо не светом своим  угодно  ему
наполнЯть мне душу. Ќет, внизу, в подземелье под храмом, будет он  внушать
мне свои откровениЯ, в подземелье Я буду одержима богом.
   € все же - все же менЯ туда влекло! ЌесмотрЯ на страх, ужас перед  тем,
что мне предстоЯло, менЯ влекло туда неудержимо! џ только о том и думала -
ни о чем другом  думать  не  могла,  -  только  лишь  о  том,  чтобы  быть
заточенною в душном подземелье, полном тЯжелых,  одурЯющих  запахов,  и  с
широко отверстыми устами изрекать прорицаниЯ, с пеной на губах выкрикивать
дикие, непонЯтные слова, исполнившись его духом,  -  служить,  предаватьсЯ
моему богу!
   ‚ таком вот волнении ожидала Я, что же со  мною  будет.  Ќо  постепенно
волнение мое улеглось и сменилось чем-то  вроде  забытьЯ,  оцепенением,  в
которое  Я  впала,  хотЯ  беспокойство,  не  прорываЯсь  наружу,  все  еще
подспудно жило во мне. Ќе знаю,  замечали  ли  это  те,  кто  теперь  менЯ
опекал, видели ли они мое состоЯние. џ часто бывала в „ельфах,  торжества,
во времЯ которых Я должна была стать пифией,  приближались,  и  служителЯм
храма нужно было приготовить менЯ к моей службе, они хотели, чтобы Я  была
у них на виду и подальше от своих родителей. џ мало что  понимала  в  этих
приготовлениЯх, а порою смысл их  действий  оставалсЯ  мне  вовсе  неЯсен,
помнитсЯ, лишь по прошествии лет Я понЯла, что одна  отвратительнаЯ  вещь,
какую они надо мною проделали, нужна была им, чтобы удостоверитьсЯ в  моем
целомудрии. џ жила в ином  мире,  нежели  они,  и,  быть  может,  сам  бог
погрузил менЯ в мое тогдашнее оцепенение, желаЯ  менЯ  оградить,  чтобы  Я
жила лишь в его мире, а не в их. ‚озможно, что так, хотЯ  что  Я  могу  об
этом знать.
   ЏриближалсЯ седьмой день весеннего месЯца,  день  празднества  в  честь
бога, когда Я должна была впервые вступить в свою службу при оракуле.  ‚сЯ
их надежда была лишь на менЯ,  прежнЯЯ  пифиЯ  внезапно  умерла  некоторое
времЯ тому назад при обстоЯтельствах, которые они  не  хотели  разглашать.
Њножество пилигримов ожидалось  на  эти  торжества,  которые  продолжаютсЯ
несколько дней крЯду, и они беспокоились, как пойдет дело у менЯ, ни  разу
еще не пробовавшей свои силы,  пожелает  ли  бог  вещать  моими  устами  и
выдержу ли Я тЯжесть каждодневной изнурительной службы. Ћни  заботились  и
пеклись обо мне неустанно. Ћднако ж не ради менЯ  самой,  это  Я  и  тогда
понимала, хотЯ была совсем как дитЯ, еще не успела повидать людей и  почти
ничего не знала об их нравах. Џонимала Я и то, что жили они не длЯ бога, а
длЯ его храма, и любили они не бога, а храм, его влиЯние и известность  во
всем свете.
   Ќе было сомнениЯ, что пилигримы, как всегда, толпами будут стекатьсЯ на
это главное в году празднество в честь бога и, стало  быть,  храм  получит
множество  подношений,  которые  еще  более  увеличат  его   богатство   и
могущество.  Њожно  было  рассчитывать,  что  все  постоЯлые  дворы  будут
заполнены и всем в городе так или иначе перепадет своЯ  долЯ  дохода.  „лЯ
здешних жителей эти торжества с гостЯми со всех концов света значили очень
много, по сути дела, лишь этим все и кормились. € город усердно  готовилсЯ
к их приему.
   џ тогда еще всего не понимала и мало что знала, зато  впоследствии  мне
довелось познакомитьсЯ с этим, пожалуй, даже слишком хорошо. ЏознакомитьсЯ
с тем, что окружало бога и  его  свЯтилище,  узнать,  что  означала  слава
оракула длЯ людей во всех этих домах, облепивших гору вокруг храма,  точно
кишащий муравейник. ‘вободные  благодарЯ  своей  причастности  к  богу  от
обычных земных трудов, они уверовали, что  занимают  особое  положение,  и
смотрели  свысока  на   бесчисленных   чужеземцев,   стремившихсЯ   в   их
замечательный горный город. Ћни  были  преисполнены  гордости  и  почитали
свЯщенными свои „ельфы, где все только богом жили и кормились.
   Ќо от менЯ все это было еще сокрыто, Я, понЯтно, не могла  не  замечать
всеобщей суматохи, но не думала о ней, Я словно ничего вокруг не видела  и
не слышала, быть может, волею самого бога погруженнаЯ в свое оцепенение, и
окружающее как будто вовсе менЯ не затрагивало.
   € вот день настал, день  бога  света,  открывавший  празднества  в  его
честь, Я до сих пор  Ясно  помню  то  утро.  Ќикогда  прежде  не  всходило
утреннее солнце из-за гор, как в тот день, - длЯ менЯ оно так не всходило.
џ три днЯ постилась и была легка, невесома, точно  птица.  €  Я  совершила
омовение в Љастальском источнике, вода  в  нем  была  такаЯ  свежаЯ,  и  Я
чувствовала себЯ такой чистой, такой свободной от всего, что не относилось
к этому богову утру. ЊенЯ нарЯдили невестою, его невестою,  и  Я  медленно
пошла по свЯщенной дороге к храмовой площади. ’олпы людей  стоЯли,  должно
быть, вдоль дороги и на самой площади, но  Я  не  замечала  их,  никого  и
ничего не видела. џ всЯ была устремлена к богу. €  Я  взошла  по  ступенЯм
храма наверх, и один из его служителей окропил менЯ освЯщенной водою, и  Я
вступила в лучезарное свЯтилище, в ту светлую обитель бога, где он менЯ не
ждал, где мне не дано было ему служить. џ шла через нее, и слезы жгли  мне
глаза под опущенными веками, ибо Я закрыла глаза, чтобы  не  видеть  этого
великолепиЯ и не изменить моему богу, не изменить тому служению, какое  он
мне назначил, длЯ какого он менЯ избрал. Њежду двух жрецов,  ведомаЯ  ими,
прошла Я мимо  алтарЯ,  где  горел  его  неугасаемый  огонь,  в  залу  длЯ
пилигримов  и  затем  спустилась  по  узкой  сумрачной  лестнице  вниз,  в
подземелье оракула.
   ’ам было так же мало света, как и раньше,  и  прошло  некоторое  времЯ,
прежде чем Я смогла что-то увидеть. Ќо тЯжелые испарениЯ, поднимавшиесЯ из
трещины в скале, Я почувствовала сразу, и они  показались  мне  еще  более
удушливыми и одурЯющими. ‘разу же ощутила Я и козлиный дух, только гораздо
более сильный и едкий, чем в прошлый раз. џ не  могла  понЯть,  откуда  он
беретсЯ. € еще там пахло  дымом,  будто  что-то  жгли.  Ќемного  погодЯ  Я
различила  в  темноте  жаровню,  в  которой  что-то  тлело,  и  сухонького
человечка, который сидел, склонившись над нею, и  вздувал  угольЯ  птичьим
крылом, похожим на коршунье.  †елто-сераЯ  змеЯ  проползла,  извиваЯсь,  у
самой его ноги и мгновенно скрылась во мраке. ЊенЯ охватил страх,  ведь  Я
слышала толки, будто пифиЯ, котораЯ была до менЯ, умерла  от  укуса  такой
змеи, но Я думала, это неправда, и в прошлый раз Я не видела здесь никаких
змей. Џозже Я узнала, что это была правда и что они постоЯнно жили здесь и
были почитаемы как свЯщенные  животные  оракула,  наделенные  божественным
разумением. “знала Я также, что в жаровне жгли древесину лавра, свЯщенного
дерева  бога,  дым  которого  жрица  должна  вдыхать,  чтобы   исполнитьсЯ
божественного духа.
   Ќо вот человечек поднЯлсЯ, оставив  свою  жаровню  и  птичье  крыло,  и
взглЯнул на менЯ так приветливо, что овладевший было  мною  страх  немного
отпустил менЯ. …го высохшее, сморщенное лицо было добродушно и ласково,  и
он даже улыбнулсЯ мне. ’огда Я еще не знала, что он - единственный из всех
в свЯтилище - станет мне другом, будет длЯ менЯ утешением и опорой во  все
последующие годы, а в особенности когда судьба внезапно нанесет мне  удар,
как орел, налетевший из своего ущельЯ. ‚ тогдашнем моем состоЯнии, близком
к забытью, Я не особо к нему присматривалась, но все же понЯла, что он  не
походит на других, что он добр и мне желает  лишь  добра,  хотЯ  и  должен
делать положенную ему работу здесь, при оракуле. Ћн протЯнул мне  чашу  со
свежими листьЯми лавра, только что сорванными в свЯщенной роще бога, чтобы
Я вкусила их вместе с пеплом из  жаровни,  ибо  и  это  тоже  должно  было
исполнить менЯ духом  бога.  ’огда-то  старичок  -  прислужник  оракула  и
улыбнулсЯ, будто длЯ того, чтобы мне было не так  страшно,  и  средь  всех
этих ужасов улыбка его  успокоила  и  поддержала  менЯ.  ‘казать  он  мне,
конечно, ничего не мог, никому не  дозволено  было  говорить  в  свЯщенном
подземелье.
   ‘месь, поданнаЯ мне им, была отвратительна на вкус, и то ли она на менЯ
так  подействовала,  то  ли  сказалось  измождение  после  поста,   но   Я
почувствовала дурноту и  едва  устоЯла  на  ногах.  „вое  жрецов  оракула,
которые все времЯ за мною наблюдали, помогли мне  усестьсЯ  на  треножник,
такой высокий, что самой мне было туда не взобратьсЯ,  а  затем  водрузили
жаровню  с  раскаленными  угольЯми  на  высокой  подставке,  так  что  она
оказалась на одной высоте с моею головой и Я с  каждым  вдохом  вбирала  в
себЯ дурманЯщий дым. Ћт него разъедало горло и  как-то  странно  кружилась
голова  и  мутилось  сознание.  Ќо  сильнее  всего  действовали  на   менЯ
испарениЯ, поднимавшиесЯ из расселины, - теперь, когда Я сидела прЯмо  над
нею, они просто душили менЯ, Ядовитые и тошнотворные. Њне стало жутко, и в
голове  мелькнуло:  ведь  Я  от  кого-то  слышала,  будто  эта   расселина
простираетсЯ в глубь земли до самого царства мертвых и оттуда-то оракул  и
черпает свою силу, ибо лишь смерть в конечном счете знает все. “жас  объЯл
менЯ, ужас перед тем, что находитсЯ подо мною и может поглотить менЯ, если
Я потерЯю сознание и  упаду,  ужас  перед  царством  смерти,  смерти...  џ
чувствовала, что падаю, падаю... Ќо где же бог, где бог?! …го нет,  он  не
пришел ко мне! Ћн не дал мне исполнитьсЯ своим духом, как обещал! € вот  Я
падаю, падаю...
   ‘ затуманенным рассудком, в полу беспамЯтстве, Я смутно различила,  как
один из жрецов оракула вывел откуда-то из тьмы подземельЯ черного козла  с
диковинно огромными рогами и  стал  лить  воду  ему  на  голову,  так  мне
показалось, и после этого Я уже ничего не видела и не слышала...
   Ќо  вдруг  все  разом  преобразилось.  џ   почувствовала   удивительную
легкость, свободу, не было больше  ощущениЯ  смерти,  была  жизнь,  жизнь,
непередаваемое чувство радости, но столь бурной, столь огромной... ќто был
он! Ћн! „а, да, это он вселилсЯ в менЯ, Я чувствовала это, Я знала это! Ћн
вселилсЯ в менЯ, он опустошил менЯ, обратил в  ничто  и  наполнил  всю  до
краев собою, своим счастьем, своим восторгом,  своим  ликованием.  Ћ,  это
было чудесно, чувствовать, как его  дух,  его  вдохновение  осенЯет  менЯ,
принадлежать ему, целиком, безраздельно принадлежать богу, быть  одержимой
им. ЏроникнутьсЯ его восторгом, его счастьем, неистовым  ликованием  бога.
„елить с богом его упоение жизнью - могло ли что быть чудесней!
   Ќо это удивительное чувство во мне росло и росло, оно по-прежнему  было
радостным и ликующим,  однако  чересчур  бурным,  чересчур  огромным,  оно
прорывало все границы, оно разрывало менЯ, причинЯло мне боль,  оно  стало
чудовищным, безумным - и Я почувствовала, что тело мое начало извиватьсЯ в
корчах, что оно корчитсЯ от боли, от муки, мечетсЯ из стороны  в  сторону,
что мне сдавило горло и Я вот-вот задохнусь, - но Я не задохнулась, вместо
этого из глотки у менЯ  начали  с  шипением  вырыватьсЯ  какие-то  жуткие,
мучительные, совершенно чужие мне звуки, губы шевелились помимо моей воли,
это происходило без всЯкого моего участиЯ, и  Я  услышала  крики,  громкие
крики, Я их не понимала, понЯть их было просто невозможно, но испускала их
Я, они вылетали из  моего  широко  раскрытого  рта,  хотЯ  вовсе  не  были
моими... это была совсем не Я, Я была уже совсем  не  Я,  не  принадлежала
себе, Я принадлежала ему, только лишь ему, и это было так ужасно,  о,  как
ужасно!
   „олго ли это продолжалось,  не  знаю,  Я  полностью  утратила  ощущение
времени, пока это со мною происходило. € не помню, как Я  затем  вышла  из
подземельЯ и  что  было  дальше,  кто  мне  помог,  позаботилсЯ  обо  мне.
Ћчнувшись в доме по соседству с храмом,  где  Я  жила  все  это  времЯ,  Я
узнала, что сразу погрузилась в глубокий сон, в таком Я была  изнеможении.
€ еще, что жрецы были  мною  весьма  довольны,  что  Я  превзошла  все  их
ожиданиЯ как жрица оракула. Ћбо всем этом Я услышала от старухи, у которой
жила, после  чего  она  оставила  менЯ,  чтобы  Я  хорошенько  отдыхала  и
набиралась сил.
   џ лежала на постели в своем нарЯде невесты - боговой  невесты.  ’о  был
единственный свадебный нарЯд, какой  довелось  мне  в  жизни  надевать.  €
помню, Я гладила рукою непривычную мне дорогую ткань  и  чувствовала  себЯ
очень одиноко.
   Ѓог? Љто он, этот бог? € где он теперь? Ћтчего он не здесь? Ќе со мною.
ѓде же он, мой жених? Ћтчего он оставил менЯ?
   џ не понимала его. Ќо  Я  тосковала  по  нем.  Ќет,  Я  совсем  его  не
понимала, Я совсем не знала, кто он, Я даже еще меньше знала  это  теперь,
после того как принадлежала ему, после того как  он  дал  мне  исполнитьсЯ
своим духом, своим блаженством, своим восторгом - заставив менЯ кричать от
боли. „а, он исполнил менЯ страданием. € все же Я тосковала по нем. Џо нем
одном. ‚едь без него не было ничего, была пустота.
   Ђх, если бы он пришел сюда, ко мне, из своего храма,  где  ему  теперь,
должно быть, возносЯт хвалы все его служители, все те, кто любит его  там,
любит за его блеск и великолепие. …сли бы он  пришел  и  заключил  менЯ  в
объЯтиЯ, просто обнЯл менЯ, как это, верно, бывает у любЯщих, после всего,
когда все кончитсЯ. Ђ не оставлЯл менЯ здесь совсем  одну  в  моем  нарЯде
невесты, как будто он бросил менЯ, как  будто  мой  любимый  бросил  менЯ,
когда Я стала ему не нужна. Љогда Я исполнила назначенное  мне,  исполнила
так, что он осталсЯ мною доволен. Љогда жар, и беспамЯтство, и одержимость
были позади. Ћтчего он любил менЯ лишь тогда?! Ћтчего лишь тогда он был со
мною?!
   Ћ, как бы Я хотела тихонько отдохнуть у  него  на  руках.  Ѓез  всЯкого
беспамЯтства, совсем без всЯкого волнениЯ.  Џросто  отдохнуть,  покойно  и
счастливо.
   Ќет, Я не хочу быть одержима богом, Я хочу, чтобы он  любил  менЯ  так,
как любит других, чтобы он дал мне мир и  покой.  €  больше  ничего,  лишь
покой и мир у него в объЯтиЯх.
   €ли не этого Я хочу? € не об этом Я так тоскую?
   Љонечно, Я тоскую об этом.  Ќо  дано  ли  мне  будет  когда-нибудь  это
испытать? ‚ этом ли мое назначение, длЯ этого ли Я ему нужна?
   Џокой. Њир. Љак могла Я надеЯтьсЯ на это! Љак  могла  Я  подумать,  что
найду это у него в объЯтиЯх! Љак могла Я искать покоЯ у бога!
   Ќет, бог, он, верно, не таков, каким он мне представлЯлсЯ, каким Я  так
горЯчо желала его видеть. Ћн, верно, и не может быть таким. џ думала,  что
бог - это безмЯтежность, отдохновение, покой.  Ќет,  бог  -  это  непокой,
тревога, смЯтенность. ‚от что такое бог.
   џ лежала, глЯдЯ, как  сгущаютсЯ  сумерки  в  комнате.  Ћн  так  надолго
погрузил менЯ в сон, что был уже вечер, день уже кончилсЯ.
   ‡автра, рано поутру, едва только солнце встанет из-за  гор,  жених  мой
придет ко мне, чтобы  вновь  исполнить  менЯ  своим  духом,  своим  жарким
дыханием, своим блаженством, Я вновь буду ему принадлежать!
   ’ак стала Я его жрицею, так началось мое долгое служение ему.
   †ила Я то у отца с матерью, то в этом доме при храме,  у  старухи,  что
приставлена была за мною ходить. Ћна всегда ухаживала за пифиЯми во  времЯ
празднеств, частых и продолжительных, ведь служба при оракуле  была  столь
изнурительна, что прорицательница нуждалась в  уходе,  чтобы  как  следует
отдохнуть, а ночью спокойно выспатьсЯ и набратьсЯ  новых  сил.  €  старуха
большую часть своей жизни по поручению жрецов несла на  себе  эти  заботы.
Ћна знала все обо всех  пифиЯх,  перебывавших  здесь  за  долгие  годы  ее
службы, и любила о них поговорить. ѓоворить она могла без конца. Ћ  жрецах
она тоже знала все во всех подробностЯх: что  они  за  люди,  кто  из  них
истинно почитает бога, а кто только притворЯетсЯ, - тот, что первым  водил
менЯ в подземелье, только притворЯетсЯ, сразу же узнала Я от  нее,  однако
он у них в  большом  почете,  ибо,  будучи  казначеем,  много  сделал  длЯ
свЯтилища. ’еперь его срок вскоре истекает: в этой должности они  остаютсЯ
лишь определенное времЯ. ‚се они, жрецы, происходЯт из лучших  дельфийских
родов, а самые высокопоставленные - из знатнейших семейств,  об  этом  она
рассказывала часто и весьма обстоЯтельно. Џохоже было,  что  это-то  в  ее
глазах и делало храм достойным всеобщего уважениЯ и славы. Ђ о  славе  его
она пеклась ревниво, свЯтилище и все, что до него касалось, было дорого ее
сердцу, и она, несомненно, весьма гордилась тем, что тоже, можно  сказать,
состоЯла в служении при храме. Ћ боге она в разговоре со мною  никогда  не
поминала.
   Џри том, что она питала такое почтение к высокопоставленным особам и их
благородному происхождению, она никогда не отзывалась о них хорошо, даже о
них. Ћна вообще ни о ком не отзывалась с  одобрением  или  похвалою,  зато
остро подмечала все  человеческие  недостатки.  Џредставление,  которое  у
менЯ, тогда молодой и неопытной, складывалось о мире по ее рассказам, было
извращенным и ложным, Я это чувствовала,  но  в  ее  словах,  как  Я  сама
видела, было и много правды, и это запутывало менЯ, сбивало с толку. џ  не
раз  думала,  что  эта  женщина,  к  которой  Я  впоследствии   прониклась
ненавистью  и  глубоким  презрением,  она,  пожалуй,  больше  всех  других
повлиЯла  на  мое  суждение  о  людЯх,  внесла  в  него  много  горечи   и
несправедливости.  ЌесмотрЯ  на  мое  отвращение  к   ней,   несмотрЯ   на
уверенность в том, что она судит превратно, ее влиЯние, конечно, сказалось
на мне. Ђ напоследок,  раскрыв  передо  мною  в  полной  мере  собственную
подлость, она еще более укрепила менЯ в  убеждении,  будто  ее  понЯтие  о
человеческой природе, в действительности превратное, было  правильно.  ‚от
так черпаем мы познаниЯ, принимаемые нами за истину, у тех,  кому  мы,  по
сути  дела,  менее  всего  доверЯем,  так  мы,  сами  того  не   сознаваЯ,
руководимсЯ в жизни тем, что нам более всего отвратительно.
   Њне ведь и  самой  привелось  узнать  немало  человеческой  злобы  -  в
добавление ко всему, о чем Я наслышалась от нее. Ќо,  сидЯ  здесь  столько
лет в моем одиночестве и раздумываЯ о пережитом, Я, несмотрЯ на  постигшую
менЯ участь, часто задавала себе вопрос: а так ли уж люди злы? Ќе ввела ли
менЯ в заблуждение собственнаЯ горькаЯ судьба, определившаЯ  мой  приговор
им? Ќе знаю, Я ведь не встречаю больше людей. Ќо такие мысли приходили мне
в моем одиночестве.
   Ќо главное, что заставило менЯ поддатьсЯ ее влиЯнию,  -  это,  конечно,
то, что в рассказах ее было так много правды. Џравду говорила она обо всех
бесстыдствах,  которые  творились  в  свЯщенном  городе,  о  распущенности
нравов,  котораЯ  сопутствовала  большим  празднествам,  когда  в   „ельфы
прибывало столько мужчин со всех  концов  света  -  они  искали  случайных
женщин, и девушки из бедных семей, да и  не  только  из  бедных,  к  слову
сказать, выручали их при посредстве постоЯлых дворов; во всем  городе,  по
словам старухи, не много нашлось бы  целомудренных  девушек  -  потому-то,
верно, менЯ и взЯли в  пифии,  добавила  она  совершенно  неожиданно,  без
всЯкого перехода и без продолжениЯ,  заставив  менЯ  сильно  покраснеть  и
смешатьсЯ.  Ђ  что  творили  все  эти  проходимцы  и  мошенники,   которых
притЯгивали  сюда  оживленные  торги  по  праздникам,  и   какие   темные,
бесчестные делишки обделывались, можно  сказать,  под  сенью  храма!  „аже
среди жрецов находились самые настоЯщие мошенники,  которые  за  известную
мзду  давали  тем,  кто  вопрошал  оракул,  желательный  длЯ  них   ответ,
истолковывали изречениЯ  пифии  в  желательном  длЯ  них  смысле  -  хотЯ,
признавала  она,  это  все  же  был  довольно  редкий  случай,  -  или  же
присваивали сборы на жертвоприношениЯ, а то  наживались  на  продаже  шкур
жертвенных животных и все такое прочее,  каких  только  не  было  способов
обмануть храм у тех, кто занимал в нем подходЯщую должность, и,  насколько
ей было известно, многие, а может, и большинство пользовались этим.
   Ќадо сказать, это ее несносное злословие и всЯ та лживость и  подлость,
о которых она рассказывала и которым Я сама, к  несчастью,  многажды  была
свидетельницей, рождали в душе моей высокие мысли о боге и любовь к  нему.
Ћкруженный такою гнилью, поднЯвшийсЯ из такой трЯсины, он  был  еще  более
значителен, еще более достоин любви. € еще более мне необходим, Я не могла
не любить его. €бо что же и любить в этом грЯзном мире, если не его.  ‚едь
как сир и беззащитен человек, подобно мне, ввергнутый в этот мир,  в  этот
отвратительный человеческий мир.
   Ћт ее злобной болтовни, от всего, что было вокруг, Я искала прибежища у
него, и Я тосковала о нем, о моем боге, кого она никогда не поминала  -  Я
была благодарна ей за  это.  ’осковала  о  его  близости,  о  его  мрачном
подземелье, где он заключит менЯ в объЯтиЯ и исполнит  своим  божественным
экстазом, своим неистовым блаженством, своим духом.
   ‘воим духом? Ќо что это, его дух? ’олько ли  возвышенность  и  величие?
‚ысокость? ’олько ли это?
   …сли только это, если все так просто, тогда отчего мне  так  мучительно
ему принадлежать, отчего Я страдаю, кричу от боли?  Ћтчего  же  тогда  его
любовь не есть сама доброта, само умиротворение, чего Я так горЯчо  желаю?
Ћтчего не дарит он менЯ покоем, вожделенным покоем, о котором Я его  молю,
все времЯ молю в душе? Ћтчего  он  не  только  чудный,  окрылЯющий,  но  и
страшный, грозный, жестокий, чудовищный, отчего в нем столько всего сразу,
вместе, отчего он душит менЯ, сдавливаЯ горло,  и  одновременно  наполнЯет
блаженством? € бросает менЯ, оставлЯЯ одну, когда он кажетсЯ мне  особенно
близок и когда Я особенно в нем нуждаюсь?
   Љто же он? Љто?
   џ кидалась к нему в объЯтиЯ, неистоваЯ и распаленнаЯ, как и он  сам,  и
кричала, прежде чем он приведет менЯ в беспамЯтство, опустошит менЯ  своею
чудовищной необузданностью: бог, кто ты, кто ты?! Ќо  он  никогда  мне  не
отвечал.
   Ћн наполнЯл менЯ собою, опустошал менЯ собою, но кто он - этого он  мне
не открывал.
   € так никогда и не открыл.  џ  и  ныне  сижу  и  думаю  о  нем  в  моем
одиночестве, думаю, кто он. џ спрашиваю и спрашиваю. Ќо он не дает ответа.
   „а, Я любила его. ‹юбила всем сердцем. Ќо эта любовь  не  сделала  менЯ
счастливой. ќто не была счастливаЯ любовь.
   Ќо Я ведь рассказываю о старухе. ‘о мною она всегда была обходительна и
приветлива и расточала мне неумеренные похвалы. џ - лучшаЯ из  всех  пифий
на памЯти жрецов, будто бы говорили они ей, и среди всех, что жили у нее в
доме,  ни  одна  не  идет  со  мною  ни  в  какое  сравнение.  Ћна  весьма
презрительно  отзывалась  обо  всех  моих   предшественницах,   мне   было
мучительно и тЯгостно слушать,  как  она  говорила  об  этих  женщинах,  к
которым Я не могла не чувствовать состраданиЯ и близости. Љое-кого из  них
Я иногда  встречала  на  улицах  города,  особенно  часто  одну  -  тощую,
странного  вида  женщину,  котораЯ,   озираЯсь,   кралась   вдоль   домов,
непрестанно бормоча что-то про себЯ. Ќад нею старуха потешалась  от  души,
со смехом говорЯ, что та лишилась последних остатков своего  умишка,  если
он у нее когда-нибудь был, но Я-то содрогалась от ее слов, невольно думаЯ,
что, быть может, и сама так же кончу.
   Џрошло немало времени, пока Я понЯла, что она презирала  их  именно  за
то, что они были жрицами оракула. € за многое другое, разумеетсЯ, тоже, но
прежде всего за то, что они были пифиЯми, это уже само по себе было  в  ее
глазах достойно презрениЯ.
   џ была поражена. ‚озможно ли,  чтобы  она  так  на  это  смотрела?  „а,
сомнениЯ не было. ЏрЯмо она, конечно, ничего  не  говорила,  но  это  Ясно
вытекало из ее слов. џ просто сказать не могу, до чего  Я  была  поражена,
понЯв, как она смотрит на пифий.
   € когда у менЯ наконец открылись глаза, Я увидела и другое: не она одна
так об этом судит. џ начала приглЯдыватьсЯ к  окружающим,  примечать,  как
они ко мне относЯтсЯ, как ведут себЯ  со  мною,  и  чем  дальше,  тем  мне
становилось Ясней, что догадка, на которую  навели  менЯ  старухины  речи,
верна, что  Я  занимаю  всеми  презираемое  положение  среди  людей.  ЊенЯ
сторонЯтсЯ, это Я давно  уже  видела  и  понимала,  что  причина  этого  -
робость, страх перед человеком, находЯщимсЯ в  столь  тесных  сношениЯх  с
божеством, которое, как всЯкому ведомо, таит в  себе  опасность,  -  страх
перед человеком, который бывает одержим богом и чьи  крики  из  потаенного
подземного  свЯтилища  можно  иногда  услышать  наверху,  в  храме.   ЊенЯ
остерегаютсЯ, и этому Я не удивлЯлась, но на менЯ еще и  смотрЯт  свысока,
как Я теперь понЯла, относЯтсЯ ко мне как к отверженной, стараютсЯ менЯ не
замечать! џ всегда дер