ил Џавел и, обернувшись к
Љриспу, сказал: - ЌадейсЯ, ибо сей есть день милости, и умри спокойно, раб
божий.
     ‚ эту минуту к Љриспу подошли два негра, чтобы положить его на крест,
но он еще раз оглЯнулсЯ вокруг и вскричал:
     - ЃратьЯ мои, молитесь за менЯ!
€ резкие, словно в камне высеченные, черты его обрели выражение покоЯ
и тихой радости. Ћн сам раскинул руки вдоль поперечины креста, чтобы
облегчить труд прибивавшим, и, устремив глаза к небу, начал горЯчо
молитьсЯ. Љазалось, он ничего не ощущает - когда гвозди вонзались в его
ладони, тело ни разу не дрогнуло и на лице не отразилось и тени страданиЯ.
Ћн молилсЯ, когда прибивали ноги, молилсЯ, когда подымали крест и
утаптывали вокруг него землю. ‹ишь когда амфитеатр с криками и смехом
начала заполнЯть толпа, брови старика чуть сдвинулись, как бы от гнева,
что эти Язычники нарушают тишину и покой блаженной его смерти.
Љ этому времени все остальные кресты уже были поставлены, так что на
арене вырос как бы лес с висЯщими на деревьЯх людьми. Ќа поперечины
крестов и на головы мучеников падали лучи солнца, а на арену широкими
полосами ложились тени, образуЯ темную неправильную решетку, в отверстиЯх
которой желтел освещенный песок. ‚ этом зрелище главным удовольствием
народа было наблюдать медленное умирание жертв. Ќо еще никогда не видали в
ђиме такой чащи крестов. Ђрена была уставлена ими так густо, что служители
с трудом меж ними пробирались. ‘ краю висели главным образом женщины,
однако Љриспа как главу общины поместили прЯмо против императорского
подиума на огромном кресте, увитом внизу жимолостью. Ќикто из распЯтых
пока еще не скончалсЯ, но некоторые из тех, кого прибили к крестам раньше,
впали в забытье. Ќикто не стонал, никто не просил пощады. “ одних голова
покоилась на плече, у других была опущена на грудь, точно они спали,
некоторые словно погрузились в размышлениЯ, другие еще глЯдели на небо и
тихо шевелили губами. ‚ этом странном лесу крестов, в этих распЯтых телах,
в молчании жертв было все же нечто зловещее. Ќарод, который после
угощеньЯ, сытый и веселый, входил в цирк с криком и шумом, приумолкнул, не
знаЯ, на ком из висЯщих остановить взглЯд и что об этом думать. Ќагота
распластанных на крестах женских тел уже не дразнила чувства зрителей.
Џочему-то даже об заклад не бились, кто раньше умрет, как обычно делали,
когда на арене бывало меньше распЯтых. Џохоже было, что император
заскучал, - он, ворочаЯ головой, ленивым движением поправлЯл свое
ожерелье, и лицо у него было вЯлое, сонное.
     ‚незапно висевший напротив него Љрисп, у которого глаза были закрыты,
как у человека, потерЯвшего сознание или умирающего, открыл их и вперил
взглЯд в императора.
     ‹ицо его снова принЯло грозное выражение, а глаза засверкали таким
огнем, что августианы стали перешептыватьсЯ, указываЯ на него пальцами, и
наконец сам император обратил внимание на него и неторопливо поднес к
глазу изумруд.
     ‚оцарилась мертваЯ тишина. ‚зоры зрителей были прикованы к Љриспу,
который попыталсЯ шевельнуть правой рукой, как бы желаЯ оторвать ее от
поперечины.
     …ще минута, и грудь его вздулась так, что проступили ребра, и он
закричал:
     - Њатереубийца! ѓоре тебе!
“слыхав это страшное оскорбление, брошенное владыке мира при
многотысЯчной толпе, августианы затаили дыхание. •илон обмер. €мператор,
вздрогнув, выпустил из пальцев изумруд.
     Ќарод также притих в страхе. Ђ голос Љриспа звучал все громче,
разносилсЯ по всему амфитеатру:
     - ѓоре тебе, убийца жены и брата, горе тебе, антихрист! ђазверзлась
пред тобою бездна, смерть простирает к тебе руки, и могила ждет тебЯ! ѓоре
тебе, живой труп, ты умрешь в ужасе и будешь проклЯт навеки!
€ не в силах оторвать прибитую к кресту руку, вытЯгиваЯсь в
мучительном напрЯжении, страшный, еще при жизни похожий на скелет, он трЯс
седою бородой над Ќероновым возвышением, рассыпаЯ при этом лепестки роз из
своего венка.
     - ѓоре тебе, убийца! Џереполнилась твоЯ мера, и час твой близок!
’ут он напрЯгсЯ еще раз - казалось, вот сейчас оторвет он от креста
руку и грозно протЯнет ее над императором, но вдруг костлЯвые его руки
вытЯнулись еще сильнее, тело обвисло, голова поникла на грудь, и он
испустил дух.
     ‚ лесу крестов более слабые из распЯтых также стали один за другим
засыпать вечным сном.

        ѓлава LIX

     - ѓосударь, - говорил •илон, - море теперь, как оливковое масло,
волны точно уснули... Џоедем в Ђхайю. ’ам тебЯ ждет слава Ђполлона, ждут
венки, триумфы, народ тамошний тебЯ боготворит, и боги примут как равного
себе гостЯ, а здесь, государь...
     ’ут он запнулсЯ, потому что вдруг затрЯслась у него нижнЯЯ губа и
вместо слов стали вылетать какие-то невнЯтные звуки.
     - Џоедем, как только закончатсЯ игры, - отвечал Ќерон. - џ знаю, что
и так кое-кто называет христиан innoxia corpora*. …сли бы Я уехал, это
стали бы повторЯть все. Ђ ты-то чего боишьсЯ, гнилой пень?
_______________
     * Ќевинные тела (лат.).
€ он, нахмурив брови, уставилсЯ испытующим взглЯдом на •илона, будто
ожидаЯ объЯснений. ‚ действительности же он сам только притворЯлсЯ
спокойным, слова Љриспа на последнем представлении сильно напугали его -
возвратЯсь домой, он не мог уснуть от Ярости и стыда, но также от страха.
Ђ суеверный ‚естин, молча слушавший этот разговор, вдруг сказал, озираЯсь
и таинственно понизив голос:
     - ЏослушайсЯ, государь, этого старика, в христианах и впрЯмь есть
что-то необычное. €х божество дарует им легкую смерть, но оно может
оказатьсЯ мстительным.
     Ќерон поспешно возразил:
     - ќто не Я устраиваю игры. ќто ’игеллин.
     - Љонечно, конечно, это Я! - подхватил ’игеллин, услыхав ответ
императора. - „а, Я, и плевать мне на всех христианских богов. ‚естин -
просто набитый суевериЯми бычий пузырь, а этот отважный грек готов
помереть со страху при виде наседки, защищающей своих цыплЯт.
     - ‚се это прекрасно, - молвил Ќерон, - но отныне прикажи отрезать
христианам Языки или затыкать рот клЯпом.
     - €м заткнет его огонь, о божественный!
     - ѓоре мне! - простонал •илон.
     Ќо император, которому наглаЯ самоуверенность ’игеллина придала духу,
рассмеЯлсЯ и, указываЯ на старого грека, сказал:
     - ѓлЯдите, какой вид у этого потомка Ђхиллеса!
‚ид у •илона действительно был ужасный. Ћстатки волос на голове
совершенно побелели, с лица не сходило выражение крайней тревоги и
угнетенности. ‚ременами он был как одурманенный или полупомешанный - то не
отвечает на вопросы, то вдруг рассердитсЯ, начнет дерзить - тогда
августианы предпочитали его не задевать.
     Џодобное возбуждение овладело им и сейчас.
     - „елайте со мною, что хотите, а на игры Я больше не пойду! -
воскликнул он с задором отчаЯниЯ, прищелкнув пальцами.
Ќерон поглЯдел на него, потом, обращаЯсь к ’игеллину, сказал:
     - Џоследи, чтобы в садах этот стоик был возле менЯ. •очу посмотреть,
какое впечатление произведут на него наши факелы.
•илону стало страшно от звучавшей в голосе императора угрозы.
     - ѓосударь, - взмолилсЯ он, - Я ничего не разглЯжу, Я не вижу в
темноте.
     Ќа что император со зловещим смехом ответил:
     - Ќочь будет светлаЯ, как день.
     ‡атем, обернувшись к прочим августианам, Ќерон завел с ними беседу о
состЯзаниЯх, которые намеревалсЯ устроить в заключение игр.
Љ •илону подошел Џетроний и, тронув его за плечо, сказал:
     - ђазве не говорил Я тебе? ’ы не выдержишь.
     - џ хочу напитьсЯ, - отвечал грек и протЯнул руку к кратеру с вином,
но донести вино до рта ему не пришлось - ‚естин отнЯл у него сосуд,
придвинулсЯ поближе и с любопытством и испугом на лице спросил:
     - Ђ фурии тебЯ не преследуют?
     ‘тарик поглЯдел на него, открыв рот, будто не понимаЯ вопроса, и
часто заморгал.
     - Џреследуют тебЯ фурии? - повторил ‚естин.
     - Ќет, - ответил •илон, - но предо мною тьма.
     - Љак это тьма? „а смилуютсЯ над тобою боги! Љак это тьма?
     - ’ьма ужаснаЯ, непроглЯднаЯ, и в ней что-то движетсЯ, что-то идет на
менЯ. Ђ что - Я не знаю и боюсь.
     - џ всегда был уверен, что они колдуны. Ђ не снитсЯ тебе что-нибудь
особенное?
     - Ќет, потому что Я не сплю. џ же не думал, что их так будут казнить.
     - ’ебе их жаль?
     - ‡ачем вы проливаете столько крови? ’ы слышал, что говорил тот, на
кресте? ѓоре нам!
     - ‘лышал, - тихо ответил ‚естин. - Ќо они же поджигатели.
     - Ќеправда!
     - € враги рода человеческого.
     - Ќеправда!
     - € отравители вод.
     - Ќеправда!
     - € убийцы детей.
     - Ќеправда!
     - Љак же так? - с удивлением спросил ‚естин. - ’ы же сам говорил это
и предал их в руки ’игеллина!
     - Џотому и объЯла менЯ тьма, и смерть идет ко мне! €ногда мне
кажетсЯ, что Я уже умер и вы тоже.
     - ќ нет, это они умирают, а мы живы. Ќо скажи мне: что они видЯт,
когда умирают?
     - •риста...
     - ќто их бог? Ђ он бог могущественный?
     •илон ответил вопросом:
     - Љакие факелы будут гореть в садах? ’ы слышал, что сказал император?
     - „а, слышал и знаю. €х называют "сарментиции" и "семиаксии"*.
Ќадевают на них траурные туники, пропитанные смолою, привЯзывают к столбам
и поджигают. ’олько бы их бог не наслал на город каких-нибудь бед!
‘емиаксии! Ћ, это страшнаЯ казнь!
     _______________
     * ‘ е м и а к с и и - буквально "наполовину колесованные",
презрительно-ироническое название ранних христиан, которых сжигали на
столбах, обложенных хворостом.
     - Џо мне, лучше уж это, хоть крови не будет, - сказал •илон. -
Џрикажи рабу поднести мне кратер ко рту. ‚ыпить хочетсЯ, а Я разливаю
вино, рука дрожит от старости.
     Ћстальные в это времЯ также говорили о христианах. ‘тарик „омиций Ђфр
над ними насмехалсЯ.
     - €х так много, - говорил он, - что они могли бы разжечь гражданскую
войну. ‚ы же помните - были опасениЯ, как бы они не вздумали защищатьсЯ. Ђ
они погибают как овцы.
     - Џусть бы только попробовали! - сказал ’игеллин.
     - Ћшибаетесь! - заметил Џетроний. - Ћни защищаютсЯ.
     - Љаким образом?
     - ’ерпением.
     - Ќовый способ!
     - Ѓез сомнениЯ. Ќо можете ли вы утверждать, что они умирают как
обычные преступники? Ћ нет, они умирают так, как если бы преступниками
были те, кто их осуждает на смерть, - то есть мы и весь римский народ.
     - Љакой вздор! - вскричал ’игеллин.
     - Hic abdera!* - ответил ему Џетроний.
_______________
     * Џоговорочное выражение, означающее: вот глупейший из глупцов.
(Џримеч. автора.)
     * H i c a b d e r a! - Џоговорочное выражение со значением: "Ќу
и дурак!", намекавшее на жителей фракийских Ђбдер, которые считались
людьми недалекими.
     Ћкружающие, пораженные меткостью его наблюдениЯ, удивленно
переглЯдывались и повторЯли:
     - Ђ ведь верно! ‚ их смерти есть что-то необычное, удивительное.
     - ѓоворю вам, они видЯт своего бога! - вскричал ‚естин.
’огда несколько августиан обратилось к •илону:
     - ќй ты, старик, ты их хорошо знаешь, скажи нам, что они видЯт?
ѓрек, сплюнув вино себе на тунику, ответил:
     - ‚оскресение!
€ затрЯссЯ так, что сидевшие ближе к нему разразились громким
хохотом.

        ѓлава LX

     “же несколько ночей подрЯд ‚иниций проводил вне дома. Џетроний
предполагал, что у него, возможно, возник какой-то новый план и он
пытаетсЯ освободить ‹игию из ќсквилинской тюрьмы, однако расспрашивать не
хотел, чтобы не принести неудачу его замыслу. ќтот утонченный скептик тоже
стал до известной степени суеверным - точнее, с того времени, как ему не
удалось вызволить девушку из мамертинского подземельЯ, он утратил веру в
свою звезду.
     ‚прочем, теперь он не надеЯлсЯ и на успех усилий ‚инициЯ.
ќсквилинскаЯ тюрьма, которую наскоро устроили из подвалов нескольких
домов, разрушенных с целью остановить пожар, была, правда, не такаЯ
страшнаЯ, как старый ’уллианум возле ЉапитолиЯ, зато стерегли ее гораздо
строже. Џетроний прекрасно понимал, что ‹игию перевели туда лишь длЯ того,
чтобы она не умерла и не избежала амфитеатра, - и нетрудно было ему
догадатьсЯ, что именно по этой причине ее должны охранЯть как зеницу ока.
     - ‚идимо, император с ’игеллином, - говорил он себе, - предназначает
ее длЯ какого-то особенного зрелища, страшнее всех прочих, и ‚иниций
скорее сам погибнет, чем сумеет ее освободить.
„а и ‚иниций утратил надежду на то, что ему удастсЯ ее вызволить.
Ћдин •ристос мог теперь это сделать. Њолодой трибун уже хлопотал лишь о
том, чтобы хоть повидать ее в тюрьме.
     ‘ некоторых пор ему не давала покоЯ мысль, что вот Ќазарий все же
сумел проникнуть в Њамертинскую тюрьму, нанЯвшись выносить трупы, и он
решил испробовать этот путь.
     Џодкупленный огромною взЯткой смотритель ‘мрадных џм согласилсЯ
принЯть его в число своих людей, которых он каждую ночь посылал в тюрьму
за трупами. Ѓольшой опасности быть узнанным длЯ ‚инициЯ не было. ќтому
препЯтствовала темнота, одежда раба и плохое освещение в тюрьмах. „а и
кому пришло бы в голову, что патриций, внук и сын консулов, может
оказатьсЯ в числе могильщиков, вдыхающих заразные испарениЯ тюрем и
‘мрадных џм, что он взЯлсЯ за труд, на который вынуждает только неволЯ
либо крайнЯЯ нищета.
     € когда настал долгожданный вечер, ‚иниций радостно опоЯсал себе
бедра, обмотал голову пропитанною скипидаром трЯпкой и с бьющимсЯ сердцем
пошел вслед за другими могильщиками на ќсквилин.
‘тражи-преторианцы пропустили их без задержки, так как у всех были
надлежащие тессеры, которые центурион проверЯл при свете фонарЯ. Њинуту
спустЯ перед ними открылись железные двери, и они вошли в тюрьму.
‚иниций увидел обширный сводчатый подвал, из которого был выход в рЯд
других таких же. ’усклые плошки освещали битком набитое людьми помещение.
Ќекоторые лежали у стен, не то погруженные в сон, не то мертвые. „ругие
толпились вокруг большого сосуда с водою, стоЯвшего посреди подвала, и
пили из него с жадностью мучимых лихорадкой, иные сидели на земле,
облокотЯсь на колена и обхватив голову руками, кое-где, прижавшись к
матерЯм, спали дети. ‚округ слышались то учащенное, шумное дыханье
больных, то плач, то произносимаЯ шепотом молитва, то напеваемый
вполголоса гимн, то проклЯтьЯ стражей. ‚ душном воздухе чувствовалсЯ
трупный запах. ‚ темных углах подвала шевелились какие-то фигуры, а
поближе можно было при мерцающих огоньках плошек разглЯдеть бледные,
испуганные лица, от голода изможденные, осунувшиесЯ, с угасшими или
горЯщими от лихорадки глазами, с посиневшими губами, с мокрыми от пота
лбами в обрамлении слипшихсЯ прЯдей. ѓде-то в глубине громко бредили
больные, другие просили воды или умолЯли, чтобы их поскорее вели на
смерть. € хотЯ это была тюрьма менее страшнаЯ, чем старый ’уллианум, у
‚инициЯ при виде этого подвала подкосились ноги и перехватило дыхание. Ћт
мысли, что ‹игиЯ находитсЯ в этой скорбной юдоли слез, волосы зашевелились
у него на голове, и на устах замер крик отчаЯниЯ. Ђмфитеатр, клыки диких
зверей, кресты - все было лучше, нежели эти ужасные, пропитанные трупным
зловонием подземельЯ, где из всех углов доносилась мольба:
     - ‚едите нас на смерть!
     ‚иниций вонзил ногти в ладони, он чувствовал, что силы покидают его,
что он вот-вот потерЯет сознание. ‚се пережитое до сих пор, страстную
любовь и боль за любимую, сменила жажда смерти.
‚друг раздалсЯ рЯдом с ним голос смотрителЯ ‘мрадных џм:
     - ‘колько у вас нынче трупов?
     - ‘ дюжину будет, - отвечал тюремный надзиратель, - но до утра
наберетсЯ еще, там, у стен, некоторые уже подыхают.
€ он стал жаловатьсЯ на женщин, которые прЯчут мертвых детей, чтобы
подольше держать их при себе и не отдавать, покуда возможно, в ‘мрадные
џмы. ЏриходитсЯ выискивать трупы по запаху, из-за них воздух, и так
ужасный, еще пуще портитсЯ.
     - ‹учше был бы Я, - говорил он, - рабом в деревенском эргастуле, чем
охранЯть этих гниющих при жизни собак.
     ‘мотритель ‘мрадных џм утешал его, уверЯЯ, что и его, смотрителЯ,
служба не легче. Џока они беседовали, ‚иниций несколько пришел в себЯ и
начал осматривать подземелье, тщетно пытаЯсь найти ‹игию и ужасаЯсь при
мысли о том, что может вообще не увидеть ее, пока она жива. Џодвалов таких
было больше десЯтка, они соединЯлись недавно выкопанными коридорами, и
могильщики входили только в те помещениЯ, откуда надо было забрать тела
умерших, так что страх ‚инициЯ, что все его усилиЯ окажутсЯ напрасны, имел
основание.
     Љ счастью, на помощь пришел его патрон.
     - Ќадо поскорее выносить трупы, - сказал смотритель своему
собеседнику, - от них больше всего заразы. …сли не поспешить, помрете и
вы, и узники.
     - Ќас на все подвалы всего десЯть человек, - возразил надзиратель
тюрьмы, - а спать-то нам тоже ведь надо.
     - ’ак Я могу тебе оставить четырех моих парней, они будут ночью
ходить по подвалам и смотреть, не помер ли кто.
     - …сли это сделаешь, завтра мы с тобой выпьем. ’олько пусть приносЯт
каждый труп на проверку, потому как пришел приказ сперва протыкать умершим
шею перед отправкой в ‘мрадные џмы!
     - ‹адно, да смотри же про выпивку не забудь! - ответил смотритель.
Ћн назначил четырех человек, в их числе и ‚инициЯ, а с остальными
принЯлсЯ укладывать трупы на носилки.
     ‚иниций облегченно вздохнул. ’еперь он был уверен хотЯ бы в том, что
разыщет ‹игию.
     Џрежде всего он стал тщательно осматривать первый подвал. ‡аглЯнул во
все темные углы, куда почти не доходил свет, осмотрел фигуры спавших у
стен, под трЯпьем, пощупал самых тЯжелых больных, которых стащили в
отдельный угол, но ‹игии найти не мог. ‚о втором и третьем подвалах его
поиски также были безуспешны.
     Њежду тем времЯ шло, была позднЯЯ ночь, трупы уже вынесли. ‘тражи,
улегшись в проходах между подвалами, заснули, дети, устав плакать,
замолкли, только тЯжелое дыхание измученных легких да кое-где произносимые
шепотом молитвы слышались в подвалах.
     ‘о светильником в руке ‚иниций вошел в четвертый по порЯдку подвал,
значительно меньший по размерам, и, приподнЯв светильник, стал
присматриватьсЯ.
     ‚незапно он вздрогнул - ему показалось, что под зарешеченным
отверстием в стене он видит гигантскую фигуру “рса.
Њгновенно задув огонек, он подошел к этой фигуре и спросил:
     - “рс, это ты?
     ‚еликан повернул к нему лицо.
     - Љто ты такой?
     - Ќе узнаешь менЯ? - спросил молодой трибун.
     - ’ы погасил светильник, как же Я могу тебЯ узнать?
Ќо в эту минуту ‚иниций увидел ‹игию, лежавшую на плаще у стены, и,
больше не говорЯ ни слова, опустилсЯ подле нее на колени.
’еперь “рс узнал его.
     - ‘лава •ристу! - сказал лигиец. - ’олько не буди ее, господин.
‘тоЯ на коленЯх, ‚иниций сквозь слезы глЯдел на любимую. ‚ темноте он
все же мог различить ее лицо, показавшеесЯ ему белее алебастра, и
исхудалые руки. Ћт этого зрелища любовь в его сердце превратилась в
пронзительное чувство скорби, потрЯсшее все его естество, скорби,
смешанной с жалостью, почтением и преклонением, и он, упав ниц, стал
лобзать край плаща, на котором покоилось самое дорогое длЯ него в мире
создание.
     “рс долго смотрел на него, не произносЯ ни слова, но в конце концов
потЯнул его за тунику.
     - ѓосподин, - сказал он, - как ты проник сюда? ’ы пришел ее спасти?
‚иниций встал, но еще с минуту не мог подавить свое волнение.
     - ‘кажи мне, как это сделать! - сказал он.
     - џ думал, ты сам найдешь способ, господин. Њне в голову приходило
только одно...
     ’ут он повернулсЯ к зарешеченному отверстию и, как бы сам себе
отвечаЯ, сказал:
     - „а, конечно, можно бы... Ќо ведь там солдаты.
     - ‘отнЯ преторианцев, - подтвердил ‚иниций.
     - ‡начит, нам не пробратьсЯ!
     - Ќет, не пробратьсЯ.
‹игиец потер ладонью лоб и повторил прежний вопрос:
     - Љак же ты сюда вошел?
     - “ менЯ тессера от смотрителЯ ‘мрадных џм.
‚иниций вдруг умолк, точно пораженный какой-то новой мыслью.
     - ЉлЯнусь муками спасителЯ! - поспешно заговорил он опЯть. - џ
останусь тут, а она пусть возьмет мою тессеру, обмотает голову трЯпкой,
накинет на плечи плащ и выйдет. ‘реди рабов-носильщиков есть несколько
подростков, преторианцы ничего не заметЯт, и если она доберетсЯ до дома
ЏетрониЯ, он ее спасет!
     Ќо лигиец, опустив голову, грустно сказал:
     - Ћна на это не согласитсЯ, ведь она тебЯ любит, вдобавок она больна,
даже поднЯтьсЯ на ноги сама не может. - €, немного помолчав, прибавил: -
…сли ты, господин, и благородный Џетроний не могли ее вызволить из тюрьмы,
так кто же сумеет ее спасти?
     - Ћдин •ристос.
Ћба умолкли. ‹игиец простодушным своим умом прикидывал так: "Ћн-то,
наверно, мог бы всех спасти, а коль не делает этого, стало быть, настал
час мучений и смерти". „лЯ себЯ он был на нее согласен, но было ему до
глубины души жаль дитЯ, которое выросло у него на руках и которое он любил
сильнее жизни.
     ‚иниций опЯть опустилсЯ на колени подле ‹игии. —ерез решетчатое
отверстие проникли в темницу лучи луны и осветили ее лучше крохотной
плошки, котораЯ еще мерцала на дверном косЯке.
‹игиЯ внезапно раскрыла глаза, положила горЯчие свои руки на руки
‚инициЯ.
     - џ вижу тебЯ, - сказала она, - и Я знала, что ты придешь.
Ћн припал к ее рукам, торопливо стал прижимать их ко лбу и сердцу,
затем слегка приподнЯл ее, поддерживаЯ в своих объЯтиЯх.
     - „а, Я пришел, дорогаЯ, - сказал он. - Џусть •ристос охранит тебЯ и
исцелит, о любимаЯ моЯ ‹игиЯ!
     Џродолжать он не мог, сердце мучительно заныло от скорби и любви, а
свою скорбь он не хотел обнаружить перед нею.
     - џ больна, Њарк, - возразила ‹игиЯ, - на арене или здесь, в тюрьме,
Я скоро умру. Ќо Я молилась о том, чтоб увидеть тебЯ перед смертью, и ты
пришел: •ристос услышал менЯ!
     ‚иниций все еще был не в силах говорить, только прижимал ее к груди,
а она продолжала:
     - џ видела тебЯ через окошко в ’уллиануме, Я знала, что ты хотел
прийти. Ђ теперь спаситель даровал мне на минуту Ясность ума, чтобы мы
могли проститьсЯ. џ уже иду к нему, Њарк, но Я тебЯ люблю и буду любить
вечно.
     Ћвладев собою, ‚иниций преодолел душевную боль и заговорил голосом,
которому старалсЯ придать спокойствие:
     - Ќет, дорогаЯ, ты не умрешь. Ђпостол велел надеЯтьсЯ и обещал
молитьсЯ за тебЯ, а ведь он знал •риста, •ристос его любил и ни в чем ему
не откажет. …сли бы тебе суждено было умереть, Џетр не приказывал бы
надеЯтьсЯ, а он мне сказал: "ЌадейсЯ!" Ќет, ‹игиЯ! •ристос смилуетсЯ надо
мною. Ћн не хочет твоей смерти. Ћн ее не допустит. ЉлЯнусь тебе именем
спасителЯ, Џетр молитсЯ за тебЯ!
     Ќаступила тишина. …динственнаЯ плошка, висевшаЯ над дверью, погасла,
зато через окошко потоком лилсЯ лунный свет. ‚ противоположном углу
подвала захныкал ребенок, но быстро умолк. €звне доносились только голоса
преторианцев, которые, отбыв свой черед в охране, играли у тюремной стены
в "двенадцать линий".
     - Ћ Њарк! - отвечала ‹игиЯ. - •ристос сам взывал к отцу: "€збавь менЯ
от этой чаши страданий", а все ж испил ее до дна. •ристос сам умер на
кресте, и теперь за него погибают тысЯчи, так почему же стал бы он щадить
одну менЯ? Љто Я такаЯ, Њарк? џ слышала, Џетр говорил, что и он умрет
мучеником, а что Я против него? Љогда пришли к нам преторианцы, Я боЯлась
смерти и мук, но теперь уже ничего не боюсь. ѓлЯди, какаЯ страшнаЯ эта
тюрьма, а Я ведь иду на небо. Џодумай сам, здесь император, а там
спаситель, добрый, милосердный. € там нет смерти. ’ы менЯ любишь, вот и
думай о том, как буду Я счастлива. Ћ Њарк, дорогой мой, думай о том, что
ты придешь туда ко мне!
     ’ут она умолкла, чтобы перевести дыхание, потом поднесла к устам его
руку.
     - Њарк!
     - —то, дорогаЯ?
     - Ќе плачь обо мне и помни, что там ты придешь ко мне. †ила Я
недолго, но бог подарил мне твою душу. € Я хочу сказать •ристу, что, хоть
Я умерла и ты видел мою смерть и осталсЯ в скорби, ты все же не возроптал
на его волю и любишь его неизменно. ‚едь ты будешь любить его и снесешь
терпеливо мою смерть? ’огда он нас соединит, а Я тебЯ люблю и хочу быть с
тобою...
     …й опЯть не хватило дыханиЯ, и еле слышным голосом она закончила:
     - Ћбещай мне это, Њарк!
     ‚иниций, дрожащими руками обнЯв ее, ответил:
     - ЉлЯнусь свЯтой твоей головой, обещаю!
’огда лицо ее, освещенное тусклым лунным светом, проЯснилось. …ще раз
поднесла она к устам его руку и прошептала:
     - џ - твоЯ жена!
‡а стеною игравшие в "двенадцать линий" преторианцы завели о чем-то
громкий спор, но влюбленные, позабыв о тюрьме, о страже, обо всем в мире и
уже видЯ друг друга преображенными в ангелов, начали молитьсЯ.

        ѓлава LXI

     ’ри днЯ, вернее три ночи, ничто не нарушало их блаженства. Љогда
обычнаЯ тюремнаЯ работа, состоЯвшаЯ в том, чтобы отделЯть умерших от
живых, а тЯжело больных от здоровых, заканчивалась и утомленные стражи
укладывались спать в подземных коридорах, ‚иниций входил в подвал, где
лежала ‹игиЯ, и оставалсЯ там, пока за оконною решеткой не занималсЯ
рассвет. Ћна клала голову ему на грудь, и они вели тихую беседу о любви и
смерти. ‚ мыслЯх и речах, даже в желаниЯх своих и надеждах оба невольно
все более отдалЯлись от жизни и утрачивали чувство действительности. Ћба
походили на людей, которые, отчалив на судне от суши, терЯют из вида берег
и медленно погружаютсЯ в бесконечность. Ћба постепенно как бы превращались
в духов - грустных, исполненных любви один к другому и к •ристу и готовых
улететь прочь. ‹ишь порой в сердце ‚инициЯ врывалась вдруг, как вихрь,
пронзительнаЯ боль, а иногда молнией сверкала надежда, порожденнаЯ любовью
и верою в милосердие распЯтого бога, но и он с каждым днем все больше
отдалЯлсЯ от земных чаЯний и предавалсЯ во власть смерти. ‚ыходЯ по утрам
из тюрьмы, он смотрел на мир, на город, на знакомых людей и на все дела
земные будто сквозь сон. ‚се казалось ему чуждым, далеким, бессмысленным и
ничтожным. „аже грозЯщие муки не слишком устрашали, он стал на них
смотреть как на что-то такое, что можно пережить, словно в забытьи,
устремив духовный свой взор в нечто иное. Ћбоим влюбленным чудилось, что
ими завладевает вечность. Ћни говорили о любви, о том, как будут друг
друга любить и вместе жить, но только будет это там, по ту сторону могилы,
и если порою мысли их еще обращались к земным вещам, то лишь как мысли
людей, которые, собираЯсь в дальний путь, обсуждают дорожные
приготовлениЯ. ‚округ них, казалось им, стоЯла тишина нерушимаЯ, как
вокруг двух высЯщихсЯ в пустыне и всеми забытых колонн. ’еперь длЯ них
важно было одно: чтобы •ристос их не разлучил, и так как каждое мгновенье
укреплЯло их уверенность в этом, сердца их полнились любовью к нему, как к
светлой обители, где они соединЯтсЯ в бесконечном блаженстве и бесконечном
покое. “же здесь, на земле, они отрЯсали прах земной. „уши их становились
чисты как слеза. Џод угрозой смерти, среди лишений и страданий, в тюремной
Яме, они чувствовали себЯ уже на небесах - она брала его за руку и как
душа, обретшаЯ спасение и свЯтость, вела к вечному источнику жизни.
Џетроний диву давалсЯ, видЯ на лице ‚инициЯ все более спокойное
выражение и какое-то странное сиЯние, которого прежде не замечал. Њинутами
у него даже возникала догадка, что ‚иницию удалось найти спасительный
выход, и он огорчалсЯ, что молодой трибун не посвЯщает его в свои тайны.
     - Ђ у тебЯ, смотрю Я, теперь совсем другой вид, - не выдержал он
наконец и как-то сказал ‚иницию: - ’ак что не таись от менЯ, ведь Я хочу и
могу быть тебе полезен. ’ы что-то придумал?
     - Џридумал, - отвечал ‚иниций, - но ты уже не можешь быть мне
полезен. Џосле ее смерти Я признаюсь, что Я христианин, и последую за нею.
     - ‡начит, надежды у тебЯ нет?
     - Џочему же? …сть. •ристос отдаст ее мне, и мы с нею уже никогда не
разлучимсЯ.
     Џетроний стал прохаживатьсЯ по атрию с выражением разочарованиЯ и
досады.
     - „лЯ этого вовсе не нужен ваш •ристос, - сказал он. - ’акую же
услугу может оказать тебе и наш ’анатос*.
     _______________
     * ѓений смерти. (Џримеч. автора.)
     * ’ а н а т о с - в греческой мифологии олицетворение смерти.
     - Ќет, дорогой мой, - грустно улыбнувшись, возразил ‚иниций, - но ты
этого не хочешь понЯть.
     - Ќе хочу и не могу, - согласилсЯ Џетроний. - ђазумеетсЯ, теперь не
времЯ спорить, но помнишь, что ты говорил, когда нам не удалось вырвать ее
из ’уллианума? ’огда Я потерЯл всЯкую надежду, ты же, когда мы пришли
домой, сказал: "Ђ Я верю, что •ристос может мне ее вернуть". ’ак пусть
вернет. …сли Я брошу драгоценный кубок в море, ни один из наших богов не
сумеет мне его вернуть, но раз и ваш бог не лучше, с чего бы мне почитать
его больше, чем прежних?
     - ’ак ведь он отдаст ее мне, - возразил ‚иниций.
     - ‡наешь ли ты, - сказал Џетроний, пожав плечами, - что завтра
собираютсЯ осветить сады императора христианами?
     - ‡автра? - переспросил ‚иниций.
     € от близости страшного испытаниЯ сердце его все же дрогнуло. ‘
ужасом и скорбью он подумал, что, возможно, это будет последнЯЯ ночь,
которую он сможет провести с ‹игией. Ќаскоро простЯсь с Џетронием, он
поспешил к смотрителю џм за своей тессерой.
     Ќо тут его ждало разочарование - смотритель отказалсЯ дать ему
тессеру.
     - €звини, господин, - сказал он. - џ сделал длЯ тебЯ все, что мог, но
жизнью рисковать не хочу. Ќынешней ночью христиан должны отправить в сады
императора. ‚ тюрьме будет полным-полно солдат и чиновников. …сли тебЯ
узнают, пропал и Я, и дети мои.
     ‚иниций понЯл, что настаивать бесполезно. “ него, однако, мелькнула
надежда, что солдаты, уже не раз видевшие его, пропустЯт его без тессеры.
‘ наступлением сумерек, одевшись как обычно в груботканую тунику и повЯзав
голову трЯпицей, он отправилсЯ к тюремным воротам.
Ќо в этот день тессеры проверЯли еще тщательнее, чем всегда, а
главное, сотник ‘цевин, суровый воин, душою и телом преданный императору,
узнал ‚инициЯ.
     € все же в этой одетой железом груди, видимо, теплились искорки
жалости к человеческому горю - вместо того чтобы ударить копьем о щит и
поднЯть тревогу, сотник отвел ‚инициЯ в сторону и сказал:
     - ‚озвращайсЯ домой, господин. џ тебЯ узнал, но буду молчать, Я не
хочу тебЯ губить. ‚пустить тебЯ не могу, но ты иди домой, и да пошлют тебе
боги исцеление.
     - Ќе можешь впустить, - сказал ‚иниций, - так позволь хоть остатьсЯ
здесь и посмотреть на тех, кого будут выводить.
     - ќто в данном мне приказе не запрещено, - отвечал ‘цевин.
‚иниций стал у ворот, ожидаЯ, когда начнут выводить обреченных на
смерть. Ќаконец около полуночи ворота открылись настежь и показалась
колонна узников - мужчины, женщины и дети, сопровождаемые вооруженными
преторианцами. Ќочь была светлаЯ, стоЯло полнолуние, и можно было
различить не только фигуры, но даже лица несчастных. Ћни шли попарно
длинной, угрюмой вереницей в тишине, нарушаемой лишь брЯцаньем оружиЯ в
руках солдат. € столько было их, что казалось, все подвалы опустеют.
‚ конце шествиЯ ‚иниций отчетливо разглЯдел лекарЯ ѓлавка, однако ни
‹игии, ни “рса в колонне обреченных не было.

        ѓлава LXII

     …ще не вполне стемнело, когда первые толпы римлЯн хлынули в сады
императора. ‚ праздничных одеждах, в венках, со смехом и песнЯми, а многие
и пьЯные, они шли смотреть новое, великолепное зрелище. Љрики: "‘емиаксии!
‘емиаксии!" - раздавались на Љрытой улице, на мосту ќмилиЯ и по ту сторону
’ибра, на ’риумфальной дороге, возле цирка Ќерона и дальше - на
‚атиканском холме. ‚ ђиме и прежде видали горЯщих на столбах людей, но
такого количества обреченных еще не бывало. €мператор и ’игеллин, желаЯ
покончить с христианами, а заодно пресечь эпидемию, все больше
распространЯвшуюсЯ из тюрем по городу, приказали освободить все темницы,
так что в них едва осталось несколько десЯтков человек, предназначенных
длЯ завершениЯ игр. € толпы черни, пройдЯ через ворота садов,
останавливались в немом изумлении. ‚се главные аллеи, а также боковые,
пролегавшие среди густых чащ вдоль лугов, рощиц, прудов, садков и усеЯнных
цветами клумб, были уставлены просмоленными столбами с привЯзанными к ним
христианами. ‘ более высоких мест, где не заслонЯли деревьЯ, можно было
видеть целые длинные рЯды столбов и тел, увитых цветами, гирлЯндами мирта
и плюща, - рЯды эти тЯнулись в глубь садов, шли по холмам и низинам,
уходили так далеко, что, если более близкие казались корабельными мачтами,
то те, вдали, были подобны пестрым, воткнутым в землю тростинкам или
копьЯм. €х число превзошло все ожиданиЯ. Њожно было подумать, что здесь
взЯли да привЯзали к столбам целый народ на потеху ђиму и императору.
’олпы зрителей останавливались перед некоторыми столбами, где их
любопытство привлечено было фигурой или полом жертвы, разглЯдывали лица,
венки, гирлЯнды плюща, после чего шли дальше, задаваЯсь недоуменным
вопросом: "Ќеужто могло быть столько виновных? € как могли поджигать ђим
дети, которые едва умеют ходить?" Ќедоумение это мало-помалу превращалось
в какое-то тревожное чувство.
     ’ем временем совсем стемнело, и в небе заблестели первые звезды.
’огда возле столбов стали рабы с горЯщими факелами и, как только во всех
концах садов раздались трубные звуки, возвещаЯ начало зрелища, каждый из
рабов поднес факел к подножью столба.
     ЏрикрытаЯ цветами и облитаЯ смолою солома занЯлась Ярким пламенем,
который, разгораЯсь с каждой минутой, пожирал гирлЯнды, устремлЯлсЯ вверх
и охватывал ноги жертв. Ќарод притих, и сады огласились страшным,
оглушительным воплем, криками боли. Ћднако некоторые из жертв, поднЯв
голову к звездному небу, запели гимн •ристу. Ќарод прислушивалсЯ. Ќо даже
самые черствые сердца объЯл ужас, когда от более коротких столбов
понеслись душераздирающие детские голоса. "Њама! Њама!" - кричали дети, и
дрожь пробрала даже пьЯных при виде этих головок и невинных детских лиц,
искаженных болью, задыхающихсЯ в дыму. Ђ огонь забиралсЯ все выше и сжигал
все новые венки из роз и плюща. Џылали столбы на главных и боковых аллеЯх,
пылали купы деревьев, и луга, и цветочные полЯны, багрово отсвечивала вода
в озерах и прудах, алела трепещущаЯ листва деревьев - стало светло как
днем. ‘мрадный запах горЯщих тел наполнил сады, но тут рабы принЯлись
сыпать в загодЯ поставленные меж столбами курильницы мирру и алоэ. ‚ толпе
здесь и там слышались выкрики - то ли состраданиЯ, то ли восторга и
радости, - они становились все громче, чем больше огонь охватывал столбы,
подымаЯсь к груди жертв, жгучим своим дыханием курчавЯ волосы на их
головах, застилаЯ их почерневшие лица и наконец взвиваЯсь еще выше, как бы
во славу той победительной, торжествующей силы, котораЯ велела его
разжечь.
     …ще в самом начале зрелища среди народа поЯвилсЯ император на
великолепной цирковой квадриге, запрЯженной четырьмЯ белыми аргамаками, -
он был в одежде цвета партии ‡еленых, к которой принадлежали он и его
двор. ‡а ним двигались повозки с придворными в роскошных нарЯдах, с
сенаторами, жрецами и обнаженными вакханками в венках и с кувшинами вина в
руках, уже частью пьЯными и издававшими дикие крики. ‘ вакханками ехали
музыканты, нарЯженные фавнами и сатирами, игравшие на кифарах, формингах,
дудевшие в свирели и рога. Ќа других повозках восседали римские матроны и
девицы, также пьЯные и полуобнаженные. ђЯдом с квадригами прыгали плЯсуны,
потрЯсаЯ тирсами в лентах, другие били в бубны, третьи рассыпали цветы.
‚сЯ эта великолепнаЯ процессиЯ двигалась под возгласы "ќвоэ!" по самой
широкой аллее сада, среди дыма и людей-факелов. €мператор, сопровождаемый
’игеллином и •илоном, чьим испугом он хотел позабавитьсЯ, сам правил
лошадьми и, ведЯ повозку очень медленно, разглЯдывал горЯщие тела, а
заодно прислушивалсЯ к крикам народа. ‘тоЯ на высокой позолоченной
квадриге, окруженный волнами людскими, припадавшими к его стопам, в
отблесках пламени, в золотом венке циркового победителЯ, он возвышалсЯ над
придворными и толпой, казалсЯ великаном. “родливо толстые руки, вытЯнутые
вперед и державшие вожжи, как будто благословлЯли народ. Ќа лице и в
прищуренных глазах светилась усмешка, он сиЯл над людьми как солнце или
как некое божество, хотЯ страшное, но великолепное и могущественное.
‚ременами он останавливал лошадей, чтобы получше присмотретьсЯ к
какой-нибудь девушке, чьЯ грудь начинала шипеть под Языками огнЯ, либо к
искаженному смертною судорогой лицу ребенка, потом опЯть ехал дальше,
возглавлЯЯ разнузданную, беснующуюсЯ процессию. Џорой он кланЯлсЯ народу,
а порой откидывалсЯ назад, натЯнув вожжи, и переговаривалсЯ с ’игеллином.
Џодъехав наконец к большому фонтану на перекрестке двух аллей, он сошел с
квадриги и, кивнув обоим своим спутникам, смешалсЯ с толпой.
…го приветствовали криками и рукоплесканьЯми. ‚акханки, нимфы,
сенаторы, августианы, жрецы, фавны, сатиры и солдаты вмиг окружили его
бешеным хороводом, а он, идЯ между ’игеллином и •илоном, огибал фонтан,
вкруг которого пылало несколько десЯтков факелов, и перед каждым
останавливалсЯ, делаЯ замечаниЯ по поводу пылающих жертв или издеваЯсь над
старым греком, на чьем лице изображалось безмерное отчаЯние.
Ќо вот они задержались перед высоким столбом, украшенным миртом и
увитым вьюнками. Љрасные Языки огнЯ достигали уже колен обреченного, но
лицо сперва нельзЯ было разглЯдеть, так как дым от сырых веток заслонЯл
его. ‚друг легкий ночной ветерок отогнал дым и открыл голову старика с
седою, падающей на грудь бородою.
     Џри виде ее •илон весь скорчилсЯ, извиваЯсь, как раненаЯ змеЯ, и
издал вопль, скорее похожий на карканье вороны, чем на голос человеческий.
     - ѓлавк! ѓлавк!
     € в самом деле, с горЯщего столба на него смотрел лекарь ѓлавк.
Ќесчастный был еще жив. ‘традальческое лицо глЯдело вниз, будто он
хотел в последний раз посмотреть на своего губителЯ, который его предал,
отнЯл жену, детей, подослал к нему убийцу, а когда все это было во имЯ
•риста прощено, еще раз предал его в руки палачей. Ќикогда человек не
причинЯл другому столько зла, да еще с такой жестокостью и злобой. € вот
жертва горела теперь на просмоленном столбе, а палач стоЯл у ее ног. ѓлаза
ѓлавка неотрывно глЯдели на лицо грека. Њинутами их заслонЯл дым, но,
стоило повеЯть ветерку, и •илон опЯть видел эти вперившиесЯ в него зрачки.
Ћн распрЯмилсЯ, хотел бежать, но не смог. …му вдруг почудилось, что ноги у
него свинцовые и что какаЯ-то невидимаЯ рука с неодолимою силой удерживает
его у этого столба. € он оцепенел. ’олько чувствовал: что-то переполнЯет
душу его, что-то рветсЯ на волю, он сыт по горло этими муками и кровью,
видно, пришел конец жизни его, и вот все вокруг исчезло - и император, и
свита, и толпа; бездоннаЯ, страшнаЯ, непроглЯднаЯ пустота вдруг объЯла его
со всех сторон, и горЯт в ней лишь эти очи мученика, зовущие его на суд. Ђ
тот, все ниже опускаЯ голову, смотрел и смотрел. Ћкружающие догадались,
что меж двумЯ этими людьми что-то происходит, но смех замер на устах - в
лице •илона было что-то пугающее, оно было искажено такой тревогой, таким
страданьем, как будто огненные Языки жгли его собственное тело. ‚незапно
он зашаталсЯ и, простираЯ руки, вскричал страшным, режущим слух голосом:
     - ѓлавк! ‚о имЯ •риста! Џрости!
     ‚оцарилась тишина, дрожь пробежала по телам всех, и взоры невольно
обратились вверх.
     Ђ голова мученика слегка качнулась, и оттуда, с верхушки столба,
послышалсЯ голос, похожий на стон:
     - Џрощаю!
‚звыв как дикий зверь, •илон бросилсЯ ничком наземь, зачерпнул обеими
руками пыль, посыпал себе голову. ЏламЯ меж тем взвилось вверх, охватило
грудь и лицо ѓлавка, миртовый венок на его голове расплелсЯ, вспыхнули
ленты на верхушке столба, и весь он озарилсЯ ослепительным светом.
’ут •илон поднЯлсЯ с земли. ‹ицо его так сильно изменилось, что
августианам почудилось, будто они видЯт другого человека. ѓлаза сверкали
необычным огнем, от изборожденного морщинами лба словно исходило сиЯние;
этот жалкий, тщедушный грек походил теперь на вдохновленного богом жреца,
готовЯщегосЯ открыть людЯм тайны неведомые.
     - —то с ним? ђехнулсЯ, наверно! - послышались голоса.
Ђ •илон, оборотЯсь к толпе и вскинув вверх правую руку, закричал во
всю мочь, чтобы не только августианы, но и толпЯщаЯсЯ дальше чернь могла
его слышать:
     - Ќарод римский! ЉлЯнусь смертью своею, что здесь погибают невинные,
а поджигатель - вот он!
     € он пальцем указал на Ќерона.
‚оцарилась мертваЯ тишина. Џридворные окаменели. •илон все стоЯл,
вытЯнув дрожащую руку с указующим на императора перстом. € вдруг поднЯлсЯ
шум. Џодобно волнам, гонимым нежданно подувшим ветром, толпа надвинулась
на старика, стремЯсь разглЯдеть его. ’о там, то здесь раздались выкрики:
"„ержи его!", "ѓоре нам!" ’олпа засвистела, заверещала: "Ђгенобарб!
Њатереубийца! Џоджигатель!" ‘ каждою минутой суматоха нарастала. ‚акханки,
пронзительно визжа, прыгали на повозки, чтобы спрЯтатьсЯ. Ќесколько
обгоревших столбов вдруг опрокинулось, рассыпаЯ вокруг искры и еще усилив
смЯтение. Ќеудержимо, слепо движущаЯсЯ людскаЯ лавина захватила •илона и
увлекла его в глубь сада.
     Љ этому времени столбы уже везде стали перегорать и валитьсЯ наземь,
наполнЯЯ аллеи дымом, искрами, чадом горЯщего дерева и горелого
человеческого мЯса. Ћдин за другим угасали факелы вдали и вблизи. ‚ садах
становилось темно. ‚стревоженные, угрюмые толпы устремлЯлись к воротам.
‚есть о происшедшем распространЯлась из уст в уста с изменениЯми и
добавлениЯми. Ћдни говорили, будто император упал в обморок, другие -
будто он сам призналсЯ, что приказал поджечь ђим, третьи - будто он тЯжело
заболел, и наконец - будто его увезли на повозке как мертвого. ђаздавались
сочувствующие христианам голоса: "Ќе они сожгли ђим! ‡ачем же столько
крови, мук и несправедливости? Ђ не станут ли боги мстить за невинных, и
тогда какими жертвоприношен