золотой  цепи  со множеством золотых  же
медалек. „овершали  ее  воскресное  убранство  тЯжелый,  отделанный серебром
молитвенник, который она повсюду таскала с собой и  воспользоватьсЯ  которым
ей  было бы весьма  не просто, и  красивые  черно-белые  четки с серебрЯными
цепочками, которые она перебирала с тем большею ловкостью. Љогда она, сидЯ в
лод-жетте  между  двумЯ мессами, перечислЯла не  сводЯщим с нее восторженных
глаз соседкам грехи отсутствующих подружек, на круглом благочестивом лице ее
было написано трогательное блаженство примиренной с Ѓогом души.
     ЊенЯ  по  причине невозможности выговорить мое имЯ все называли  просто
синьор Џьетро.  Џрекрасными  золотистыми вечерами мы  сидели все  вместе  --
соседи, дети  и кошки -- в крохотной  лоджетте или в лавке, посреди фруктов,
корзин с овощами, коробок с семенами и развешенных копченых колбас, поверЯли
друг другу  свои  заботы,  обсуждали виды  на урожай, покуривали  сигары или
посасывали ломтики арбуза. џ рассказывал о св. ”ранциске, о Џортиункуле и  о
церкви   свЯтого,  о  св.  Љларе  и  о  первых  братьЯх-францисканцах.  ЊенЯ
внимательно   слушали,  засыпали  маленькими,  бесхитростными  вопросами  и,
похвалив  свЯтого,  переходили  к  обсуждению  более  новых  и  сенсационных
событий,   среди  которых  особой  популЯрностью  пользовались   истории   о
разбойниках и политические распри. Њежду нами играли, возились и барахтались
дети,  кошки  и собачата.  ЏовинуЯсь  своему  собственному  желанию  и чтобы
оправдать  свою  добрую  репутацию, Я  прочесывал  житиЯ  свЯтых  в  поисках
назидательных и  трогательных  историй  и  не  мог  нарадоватьсЯ,  что среди
нескольких  книг,  привезенных мною с собой, оказались и  "†итиЯ праотцев  и
других  богопреданных  лиц"  Ђрнольда;  они-то   и  служили  мне  источником
простосердечных анекдотов,  которые Я  с небольшими вариациЯми передавал  на
своем  скверном  итальЯнском.   Џрохожие   останавливались  ненадолго,   кто
послушать,  а  кто  поболтать,  и  таким  образом  компаниЯ  менЯлась  порой
три-четыре раза за вечер.  ’олько мы  с госпожой Ќардини  были по-настоЯщему
оседлыми  и  всегда оставались на месте. Џодле менЯ неизменно стоЯл фиаско с
красным  вином,  и  Я  немало  импонировал  этим  бедным,  умеренно  живущим
человечкам своей внушительной мерой возлиЯний. ђобкие соседские девушки тоже
постепенно прониклись ко мне доверием и все чаще вступали в разговор, стоЯ у
порога, принимали от менЯ в подарок картинки и вскоре окончательно уверовали
в мою свЯтость, так как  Я не только не докучал им развЯзными  шутками, но и
вообще  не  заботилсЯ о  том, чтобы добитьсЯ их расположениЯ. ‘реди них было
несколько  большеглазых  мечтательных  красавиц, словно сошедших  с  полотен
Џеруджино.  Ћни нравились  мне  все без исключениЯ, Я  от  души радовалсЯ их
добродушно-лукавой красоте,  но ни в одну из них  не был  влюблен, ибо самые
хорошенькие  из  них так  похожи  были друг  на  друга,  что  красоту  их  Я
воспринимал лишь как свидетельство принадлежности к одной и той же породе, а
не как личное преимущество. Ќередко к нам присоединЯлсЯ  и  Њаттео ‘пинелли,
молодой  паренек,  сын  булочника,  пройдоха  и  шутник.  Ћн ловко  подражал
всевозможным  животным,  знал  подробности  всех  скандалов,  и голова  его,
казалось, вот-вот  должна  была лопнуть  от  переполнЯвших ее  хитроумных  и
дерзких  проказ. Љогда  Я  рассказывал  легенды,  он  слушал  с  неописуемым
благочестием  и  смирением,  а  затем,  к  ужасу торговки,  и  нескрываемому
удовольствию большинства слушателей, с невинным видом высмеивал свЯтых отцов
в злочестивых вопросах, предположениЯх и сравнениЯх.
     —асто мы  сидели вдвоем с госпожой Ќардини;  Я  внимал ее назидательным
речам и грешным образом забавлЯлсЯ ее многочисленными слабостЯми.  Ћт нее не
мог  укрытьсЯ  ни  один   порок  или   недостаток  близких;  она  заранее  с
ошеломлЯющей тщательностью определЯла  каждому из них его место в чистилище.
ЊенЯ  же  она  заключила в  свое  сердце  и  делилась  со  мною  даже самыми
мельчайшими  впечатлениЯми и  наблюдениЯми, откровенно  и  обстоЯтельно. Ћна
спрашивала менЯ после каждой сделанной мною покупки,  сколько  Я заплатил, и
зорко  следила  за  тем,  чтобы  менЯ не обманули. џ рассказывал ей  о жизни
свЯтых, она же посвЯщала менЯ в секреты кухни, торговли овощами и учила, как
правильно покупать  фрукты.  Ћднажды  вечером мы  сидели под ветхими сводами
овощной  лавки.  џ  только что  к  бешеному  восторгу детворы и  молоденьких
девушек  спел  швейцарскую  песню,  разразившись  йодлером. Ћни  визжали  от
удовольствиЯ,  пытались  имитировать  звуки чужого Языка  и показывали,  как
забавно дергалсЯ вверх-вниз мой кадык во времЯ переливов. € тут кто-то вдруг
заговорил о любви.  „евушки  захихикали,  госпожа Ќардини закатила  глаза  и
томно вздохнула, и дело кончилось тем, что менЯ уговорили  рассказать о моих
любовных приключениЯх. “молчав об ќлизабет, Я поведал им о  катании на лодке
с Ђглиетти и о своем задушенном признании. ‘транно мне было рассказывать эту
историю, о которой не знал  никто, кроме ђихарда, моим любопытным умбрийским
друзьЯм,  здесь,  посреди  узеньких каменных  переулков  и  холмов,  объЯтых
золотистым,  благоуханным  южным  вечером.   џ  рассказывал   без   излишней
рефлексии,  в духе  старых  новелл, и  все же сердце мое  не могло  остатьсЯ
безучастным, и Я втайне опасалсЯ, как  бы слушатели мои не  рассмеЯлись и не
принЯлись дразнить менЯ.
     Љогда Я  кончил, ко  мне были  прикованы сочувствей**  ные  взоры  всех
присутствующих.
     <i>--</i> ’акой  красивый  мужчина!  --  живо воскликнула одна из  девушек. --
’акой красивый мужчина -- и такаЯ несчастливаЯ любовь!
     ѓоспожа Ќардини осторожно провела своей круглой, мЯгкой ладонью по моим
волосам и промолвила:
     -- ђоverinо!<sup> </sup>(ЃеднЯжка! <i>/€тал./</i>)
     Ђ  другаЯ девушка  подарила  мне  большую  грушу. џ попросил  ее первой
откусить  от нее, и она исполнила мою просьбу,  серьезно глЯдЯ мне  в глаза.
Љогда же Я и другим предложил откусить, она запротестовала:
     -- Ќет, ешьте сами!  џ подарила ее вам!  Џотому что вы нам рассказали о
своем несчастье.
     --  Ќу теперь-то  вы  уж  непременно  полюбите другую,  --  сказал  мне
загорелый дочерна виноградарь.
     -- Ќет, -- ответил Я.
     -- Ћ! ‚ы все еще любите эту злую ќрминию?
     --  џ  теперь люблю  свЯтого ”ранциска, а  он научил  менЯ  любить всех
людей, и вас, и перуджийцев, и вот этих детей, и даже возлюбленного ќрминии.
     €диллический  покой тех дней был,  однако, вскоре нарушен определенными
сложностЯми  и  опасностЯми,  когда  вдруг  открылось, что  синьора  Ќардини
проникнута страстным желанием: чтобы Я  навсегда  осталсЯ в Ђссизи и женилсЯ
на  ней.  ќта маленькаЯ  щекотливаЯ историЯ  сделала  из  менЯ  искуснейшего
дипломата,  ибо  развеЯть  ее мечты,  не  разрушив при этом  гармонии  и  не
лишившись сладостно-безмЯтежной дружбы, оказалось делом  весьма нелегким. „а
и  пора  уже было  собиратьсЯ  в  обратный  путь. …сли  бы  не моЯ  мечта  о
прекрасной поэме и  не  угрожающе растущаЯ  пустота  в  моем кошельке,  Я бы
осталсЯ. ‚озможно, Я бы даже женилсЯ на Ќардини -- именно из-за этой пустоты
в  кошельке.  Ђ  впрочем,  нет:  мне  не позволили  бы  сделать  это еще  не
зарубцевавшаЯсЯ рана, нанесеннаЯ ќлизабет, и желание вновь увидеть ее.
     ‚опреки ожиданию пышка-вдова легко смирилась с неизбежностью,  и мне не
пришлось  поплатитьсЯ  за ее  разочарование.  Љогда  Я уезжал,  то длЯ  менЯ
расставание было,  пожалуй, тЯжелее,  чем  длЯ нее. џ  оставлЯл  здесь много
больше, чем мне когда-либо доводилось оставлЯть на родине, и никогда и нигде
мне не дарили на  прощание  столько сердечных рукопожатий. Њне дали в дорогу
фруктов,  вина,  сладкой водки,  хлеба и целую  колбасу, и  у менЯ поЯвилось
непривычное   чувство   предстоЯщей  разлуки  с   друзьЯми,   которым   было
небезразлично, уеду Я или останусь.  ѓоспожа Ђннунциата Ќа-рдини расцеловала
менЯ на прощание в обе щеки и прослезилась.
     ђаньше Я полагал, что  это, верно,  особое наслаждение -- быть любимым,
не  отвечаЯ взаимностью. ’еперь же  Я  узнал,  как мучительно неловко бывает
перед лицом предлагаемой любви, котораЯ  не рождает ответного чувства. € все
же Я испытывал  легкую  гордость оттого,  что менЯ любит и желает стать моей
женой  чужаЯ  женщина.  “же  одно лишь  это  маленькое  проЯвление тщеславиЯ
означало длЯ менЯ  большой шаг  к исцелению. Њне было жаль  госпожу Ќардини,
однако Я  не  хотел бы ничего изменить. Љ тому же  Я  постепенно все  больше
понимал, что счастье едва ли зависит от  исполнениЯ внешних  желаний  и  что
страданиЯ влюбленных юношей, как  бы  мучительны  они ни были, лишены всЯкой
трагики.  Њысль о том, что ќлизабет не досталась  мне, конечно же, причинЯла
боль, но моей жизни, моей свободы, моей работы и моих мыслей у менЯ никто не
отнимал  и не ограничивал,  а любить ее по-прежнему Я  могу и на расстоЯнии,
сколько мне  заблагорассудитсЯ. Џодобные рассуждениЯ,  а  еще более  наивнаЯ
веселость  моего умбрийского бытиЯ,  продлившегосЯ несколько  месЯцев, пошли
мне  на  пользу.  “ менЯ с  давних пор был развит  вкус  ко всему смешному и
забавному,  однако ирониЯ  моЯ  лишала  менЯ удовольствиЯ  пользоватьсЯ этим
даром, и вот теперь у менЯ постепенно открылись глаза на юмор, которым щедро
сдобрена жизнь, и мне все сильнее верилось, что это возможно и даже легко --
примирившись с судьбой, еще успеть отведать того или иного лакомства на пиру
жизни.
     Љонечно, так всегда бывает, когда возвращаешьсЯ из €талии: засунув руки
в карманы брюк, плюешь на принципы и предрассудки, снисходительно улыбаешьсЯ
и   сам  себе  кажешьсЯ  этаким  ловким  малым,  в  совершенстве  овладевшим
искусством  жизни. Ћкунувшись ненадолго в  ласковое тепло  простой  народной
жизни юга,  начинаешь думать, что и дома все будет так же легко и приЯтно. €
со мною было то же всЯкий раз, когда Я возвращалсЯ из €талии, а в тот раз --
особенно.  Џриехав  в Ѓазель,  Я  нашел  старую  чопорную  жизнь  ничуть  не
изменившейсЯ и ни на  миг  не помолодевшей и принужден был спуститьсЯ вниз с
вершины  своей  веселости, ступенька за ступенькой, пристыженный и сердитый.
Ћднако  что-то из  того, что Я приобрел в €талии, успело пустить ростки, и с
тех пор в каких бы водах ни совершал  свое  плавание кораблик моей жизни  --
мутных или прозрачных, -- на мачте его всегда гордо и доверчиво реЯл хотЯ бы
маленький цветной вымпел.
     €  в  остальном  взглЯды  мои  тоже  постепенно изменились. Ѓез особого
сожалениЯ чувствовал  Я, как  отдалЯетсЯ  от  менЯ молодость и близитсЯ пора
зрелости,  когда  обретаешь  способность рассматривать  жизнь  как  короткий
переход,  а  себЯ самого  как странника,  чьи пути  и  чье  исчезновение  не
прибавЯт в этом мире ни радости, ни печали.  ’ы стараешьсЯ не терЯть из вида
свою  жизненную  цель, лелеешь свою заветную мечту, но уже не  кажешьсЯ себе
чем-то незаменимым в этой жизни и все чаще позволЯешь себе передышку в пути,
не  мучаЯсь  более  угрызениЯми  совести  о  несостоЯвшемсЯ  дневном  марше,
ложишьсЯ в траву, насвистываешь незатейливую  песенку  и радуешьсЯ  прелести
бытиЯ без  всЯких задних мыслей.  „о сих пор Я,  собственно,  не будучи Ярым
поклонником ‡аратуст-ры, был все же неким образчиком человека-господина,  не
испытывающего недостатка ни в самопочитании, ни в презрении к простолюдинам.
’еперь же Я постепенно все отчетливее видел, что неизменных границ  нет, что
бытие слабых, угнетенных и бедных не только так же многообразно, но чаще еще
и теплее, истиннее и примернее, чем бытие избранных и блистательных.
     ‚  Ѓазель  Я  вернулсЯ  как раз  вовремЯ, чтобы стать  гостем на первом
званом  вечере в доме ќлизабет, вышедшей за это времЯ замуж. џ., загорелый и
свежий, в превосходном расположении духа, принес с собою множество маленьких
веселых  воспоминаний.  Љрасавица  хозЯйка  благоволила выделить  менЯ среди
остальных гостей  тонким, ласково-доверительным  вниманием,  и Я весь  вечер
радовалсЯ тому счастливому случаю, который уберег менЯ от позора запоздалого
сватовства. €бо,  несмотрЯ  на  произошедшие со  мною в  €талии перемены,  Я
по-прежнему относилсЯ к женщинам с некоторым недоверием, будто опасаЯсь, что
они  испытывают злорадство при виде безнадежных мук влюбленных в них мужчин.
ЌаглЯднейшим примером такого унизительного и болезненно-постыдного состоЯниЯ
служил мне  рассказ об  одной  школьной  традиции, услышанный  мною  из  уст
маленького  мальчика.  ‚  школе,  в  которой он  училсЯ,  существовал  такой
странный  и  символический  обычай.  ‚сЯкий  раз,  как  только  какой-нибудь
особенно провинившийсЯ мальчуган должен был получить свои заслуженные розги,
назначалось   шесть  девочек,   коим  надлежало   держать  сопротивлЯющегосЯ
проказника на скамье в том постыдном  положении, предусмотренном экзекуцией.
Ђ так как "держание" это  считалось высшим наслаждением и большой честью, то
право вкусить жестокого блаженства предоставлЯлось лишь  самым  прилежным  и
послушным девочкам, временно ЯвлЯющим собою воплощение добродетели. ‡анЯтнаЯ
детскаЯ историЯ эта навела менЯ на размышлениЯ и закрадывалась порою даже  в
мои сны, так что Я  по меньшей мере в сновидениЯх испытал на себе всю боль и
обиду такого положениЯ.

        7

     ‘очинительство  свое  Я  по-прежнему  не принимал  всерьез.  ЊоЯ работа
кормила  менЯ, позволЯла мне  делать скромные сбережениЯ и времЯ от  времени
посылать немного денег отцу. Ћн с радостью нес их в трактир, распевал там на
все лады дифирамбы сыну и даже пыталсЯ отблагодарить менЯ на деле. Ћднажды Я
сказал ему, что зарабатываю свой хлеб  большей частью  газетными статьЯми. €
вот  теперь он,  считаЯ менЯ редактором или корреспондентом, наподобие  тех,
что пишут длЯ сельских окружных газет, направил мне три отцовских  посланиЯ,
написанных кем-то под его диктовку, в которых сообщал о событиЯх, важных  на
его взглЯд и могущих послужить  мне хорошим  материалом  и принести неплохой
заработок.  ‚ первый раз это был пожар  на  гумне, во второй --  гибель двух
сорвавшихсЯ  со скалы  туристов,  а в третий --  выборы сельского  старосты.
‘ообщениЯ  эти  уже облечены были в гротескно-газетный стиль и доставили мне
истинное удовольствие, ибо это все же были знаки дружеской свЯзи  между мною
и отцом и первые письма с родины за многие годы. Ћни  развеселили менЯ еще и
тем, что  стали своего рода  невольной сатирой на мою собственную  писанину:
ведь Я  месЯц за  месЯцем  писал  рецензии  на книги,  которые по важности и
степени  влиЯниЯ на  окружающую  жизнь не выдерживали  никакого  сравнениЯ с
этими сельскими новостЯми.
     ‚ то времЯ как раз вышли две книги, авторов которых Я знал еще в –юрихе
экстравагантными,  лирически настроенными  юнцами. Ћдин  из них теперь жил в
Ѓерлине  и охотно изображал грЯзь,  собранную  им в  кафешантанах и борделЯх
столицы. „ругой, уединившись от всех где-то в окрестностЯх Њюнхена и окружив
себЯ изысканной роскошью, упивалсЯ дурманом неврастенического самосозерцаниЯ
и спиритизма  с печатью  презрениЯ  и отчаЯниЯ  на челе. Њне  было  поручено
написать  рецензии  на  эти  книги,  Я не смог отказать себе в  удовольствии
беззлобно посмеЯтьсЯ над обоими  авторами. Ќеврастеник ответил презрительным
письмом, выдержанным  поистине  в  царственном  тоне.  Ѓерлинец  же  устроил
скандал в  одном из журналов,  отстаивал чистоту своих помыслов, ссылалсЯ на
‡олЯ и  осуждал в лице моей невежественной критики вообще всех швейцарцев за
их  чванливость  и  прозаизм  духа. ‚озможно,  времЯ, проведенное им тогда в
–юрихе, было единственным более или менее здоровым и достойным периодом  его
литературной  жизни.  €  Я,  никогда не  страдавший избытком  патриотических
чувств, на  сей раз не удержалсЯ  при виде этого  воинствующего берлинства и
ответил возмущенному автору длинной эпистолой,  в  которой почти  не скрывал
своего презрениЯ к самодовольному столичному модернизму.
     ќта  перебранка оказала на менЯ благотворное действие  и  побудила менЯ
еще раз  пересмотреть свои  взглЯды на современную культурную  жизнь. ђабота
была  тЯжелой и долгой и не слишком баловала менЯ  отрадными результатами. €
если Я умолчу о ней, книжечка моЯ совсем не проиграет от этого.
     ‚ то же времЯ, однако,  анализ этот заставил менЯ еще глубже задуматьсЯ
о себе самом и давно избранной цели всей моей жизни.
     џ,  как уже  известно читателю, мечтал в своей  большой  поэме раскрыть
перед современным человеком все богатство и щедрость немой природы и внушить
ему любовь к ней. џ  хотел научить его внимать сердцебиению земли, приобщить
его к жизни великого  целого, дабы он в  плену у своей  маленькой  судьбы не
забывал о  том, что мы не боги  и не создали сами себЯ,  но суть лишь дети и
отдельные  части  ‡емли и  Љосмоса.  џ  хотел  напомнить о том, что, подобно
песнЯм поэтов и ночным сновидениЯм, реки и морЯ, плывущие в лазури  облака и
бури, тоже суть  символы  и носители тоски, котораЯ распростерла свои крыльЯ
меж небом и землей и цель которой -- непоколебимаЯ уверенность в гражданских
правах и  в бессмертии всего  живого.  ‘окровеннейшаЯ суть  всЯкого творениЯ
знает эти свои права, знает  о  своем близком родстве с  Ѓогом  и бесстрашно
покоитсЯ в объЯтиЯх  вечности. ‚се же дурное, болезненное, порочное,  что мы
носим в себе, упорствует и верит в смерть.
     Ђ  Я  хотел  и  людей  научить в  братской  любви к  природе  открывать
источники радости и бурливые потоки жизни; Я хотел  проповедовать  искусство
созерцаниЯ, странствованиЯ и  наслаждениЯ,  утверждать  радость  настоЯщего.
ѓоры, морЯ  и  зеленые  острова Я хотел  заставить  говорить  с  вами на  их
прекрасном,  могучем Языке,  а вам  --  силою  раскрыть глаза на  бесконечно
многообразную, хмельную жизнь, неустанно  цветущую и благоухающую за порогом
ваших  домов и  городов.  џ хотел пробудить в  вас стыд за то, что о далеких
войнах, о моде, о сплетнЯх, о литературе и искусстве вы знаете больше, чем о
весне,  котораЯ  каждый день затевает  свои  буйные игры  за  воротами ваших
городов, и о реке, бегущей  под вашими мостами, и о лесах и роскошных лугах,
по которым мчатсЯ ваши поезда. џ хотел поведать вам о той блистательной цепи
наслаждений, которые, несмотрЯ на свое одиночество и жизнеро-бость, Я  нашел
в этом  мире;  Я  хотел, чтобы  вы  -- те,  кто,  быть  может,  счастливее и
радостней менЯ, -- испытали еще ббльшие радости, открываЯ этот мир длЯ себЯ.
     Ќо  сильнее  всего мне хотелось  вложить в ваши сердца прекрасную тайну
любви. џ надеЯлсЯ  научить вас быть  истинными братьЯми всему живому  и  так
преисполнитьсЯ любви, чтобы, навсегда  позабыв страх перед страданием и даже
перед смертью, вы могли спокойно  и по-родственному  встретить этих  суровых
посланцев судьбы, когда они придут к вам.
     ‚се это Я надеЯлсЯ представить не в гимнах или возвышенных песнопениЯх,
но скромно,  искренне и предметно,  серьезно и в то же времЯ  шутливо -- как
воротившийсЯ домой путешественник, рассказывающий товарищам о чужих краЯх.
     "џ  хотел", "Я мечтал", "Я  надеЯлсЯ" -- все  это,  конечно же,  звучит
смешно. ’от день, в который это мое хотение обратилось бы в план, принЯло бы
некие очертаниЯ, все еще был впереди. Ќо зато Я уже успел  накопить  богатый
материал. € не только в голове, а еще и  в многочисленных узеньких  записных
книжечках, которые  Я всегда имел при себе во  времЯ своих поездок или пеших
переходов  и  каждаЯ из которых заполнЯлась всего лишь за две-три  недели. џ
делал сжатые и короткие заметки обо всем видимом и слышимом, без рефлексий и
взаимосвЯзи.  ќто  было нечто вроде  блокнота рисовальщика; они  заключали в
себе  сплошь  реальные  вещи: сцены,  увиденные в  переулках  и  на  больших
дорогах, силуэты  гор  и городов, подслушанные  разговоры крестьЯн,  молодых
ремесленников   или   рыночных   торговок,  народные  приметы,  сведениЯ  об
особенностЯх   солнечного  света,  о   ветрах,  ливнЯх,  камнЯх,  растениЯх,
животных, птицах, о волнообразовании, об игре красок на морской  поверхности
и о различных  формах облаков. Ћт случаЯ к случаю Я перерабатывал эти записи
в коротенькие истории и публиковал их в виде путевых заметок-эскизов, но без
всЯкий свЯзи с  миром людей. „лЯ менЯ историЯ дерева или животного или полет
облака были достаточно интересны и без стаффажа в виде человеческих фигур.
     Њне уже не раз приходило в голову, что обширнаЯ поэма, в которой вообще
отсутствуют человеческие образы, -- это сущий вздор, и все же Я долгие  годы
цеплЯлсЯ   за  этот   идеал  и  лелеЯл  темную  надежду,  что,  быть  может,
когда-нибудь  озаренный  великим  вдохновением,  Я сумею сделать невозможное
возможным. €  вот Я  окончательно убедилсЯ в том, что  должен  населить свои
прекрасные  ландшафты людьми и  что чем естественней и достоверней они будут
изображены,  тем  лучше.   €  тут  мне  предстоЯло  весьма  и  весьма  долго
наверстывать упущенное, чем Я и занимаюсь до сих пор. „о этого Я воспринимал
людей как одно целое и в сущности нечто чуждое мне. ’еперь же мне открылось,
как выгодно  --  знать  и изучать не какое-то  абстрактное  человечество,  а
отдельных,  конкретных  людей, и  мои  записные книжечки, равно  как  и  моЯ
памЯть, стали заполнЯтьсЯ совершенно новыми картинами.
     Ќачало этих новых  исследований было вполне отрадным. џ вырвалсЯ наружу
из  скорлупы  своего  наивного  равнодушиЯ и прониксЯ интересом  к различным
людЯм. џ увидел, как много неоспоримых  истин были длЯ менЯ недоступны, но Я
увидел также и то,  что странствиЯ мои  и постоЯнное упражнение в созерцании
раскрыли мне глаза и обострили взглЯд.  € так как менЯ с ранних лет влекло к
детЯм, Я с особенною охотой и довольно часто возилсЯ с детворой.
     € все же наблюдать за волнами или  облаками было  куда приЯтнее, нежели
изучать  людей.  џ с  удивлением заметил,  что человек отличаетсЯ  от других
Явлений природы своею скользкой, студенистой оболочкой лжи,  котораЯ  служит
ему защитой. ‚скоре  Я установил наличие этой оболочки  у всех моих знакомых
--  результат того  обстоЯтельства, что каждый испытывает  потребность Явить
собою  некую  личность,  некую  четкую  фигуру, хотЯ  никто  не  знает своей
истинной  сути.  ‘о  странным  чувством обнаружил Я это  и  в себе  самом  и
навсегда отказалсЯ от своих попыток добратьсЯ до  самого Ядра души того  или
иного человека. „лЯ большинства людей оболочка была гораздо важнее того, что
она  скрывала.  џ  мог  наблюдать  ее  даже  у   детей,  которые  совершенно
непосредственному,   инстинктивному  самовыражению   всегда  осознанно   или
неосознанно предпочитают разыгрывание какой-либо роли.
     ‘пустЯ  некоторое   времЯ  мне  показалось,  что  Я  стою  на  месте  и
размениваюсь  на забавные  пустЯки. ‚начале Я  склонен был искать  причину в
своей собственной душе, однако  вскоре  мне пришлось признатьсЯ самому себе,
что Я разочарован,  что в м©ем окружении нет тех людей, которых Я искал. Њне
нужны были  вовсе  не  разные интересности, а разные типы. ќтого  же  мне не
могли  дать  ни  университетскаЯ  братиЯ,  ни  светское  общество.  ‘ тоской
вспоминал  Я об  €талии,  о бродЯчих  подмастерьЯх,  верных  моих  друзьЯх и
спутниках  на бесчисленных дорогах, которые  Я исходил. ‘ ними  довелось мне
немало постранствовать, среди них попадалось немало прекрасных парней.
     Ѓесполезно  было  возвращатьсЯ  в  мирную  гавань  родины   или  искать
успокоениЯ  в диких бухтах знакомых ночлежек.  ‚ереницы  непоседливых бродЯг
тоже ничем  не  могли  мне  помочь.  €  вот Я вновь  беспомощно озиралсЯ  по
сторонам;  времЯ шло; Я  старалсЯ держатьсЯ  ближе к детЯм и в  то  же времЯ
вновь рьЯно  принЯлсЯ  учитьсЯ  в  пивных, где,  конечно же, тоже нечем было
поживитьсЯ.  ‡атем последовали  несколько  горьких недель, когда Я  перестал
верить самому себе, считал свои  надежды  и желаниЯ  до смешного  вычурными,
бесцельно  слонЯлсЯ  по  окрестностЯм  и  по полночи  просиживал  за  вином,
погруженный в мрачные думы.
     Ќа  моих  столах между тем  вновь  выросло  несколько  стопок  книг,  с
которыми мне жаль было расставатьсЯ  и которые Я, однако, должен был отнести
антиквару, так  как в шкафах  моих совсем не осталось места. —тобы  выйти из
положениЯ, Я  отправилсЯ  в  одну маленькую столЯрную мастерскую и  попросил
мастера прийти ко мне в квартиру и сделать необходимые измерениЯ длЯ книжной
этажерки.
     Ћн  пришел,  этот  маленький,  степенный  человечек   с  неторопливыми,
осторожными движениЯми, измерил комнату, ерзаЯ на  коленЯх  и  распространЯЯ
резкий запах клеЯ, то складываЯ метровую линейку, то растЯгиваЯ ее от пола к
потолку и  бережно  записываЯ  размеры  в  свой  блокнот дюймовыми  цифрами.
“влеченный работой, он случайно толкнул заваленное книгами кресло. Ќесколько
томов упали на пол, и он наклонилсЯ, чтобы поднЯть их. ‘реди них  оказалсЯ и
маленький лексикон Языка  подмастерьев. ќту толково  составленную и занЯтную
книжечку в картонном переплете можно  увидеть на  любом  немецком  постоЯлом
дворе длЯ бродЯчих подмастерьев.
     ‡аметив  хорошо знакомую  книжицу,  столЯр  изумленно  вскинул  глаза и
посмотрел на менЯ с веселым любопытством и в то же времЯ с недоверием.
     -- —то случилось? -- спросил Я.
     -- ‘ вашего позволениЯ,  сударь, Я тут увидел книжку, которую и Я знаю.
‚ы и в самом деле изучали это?
     --  џ  изучал воровской  Язык  на большой дороге,  -- отвечал Я, --  но
иногда полезно заглЯнуть и в эту книжонку.
     --  ќто верно! --  воскликнул  он. -- Ђ  не  были  ли  вы часом  и сами
бродЯчим ремесленником?
     -- Џожалуй, что нет. Ќо постранствовал  Я  немало  и переночевал  не  в
одной ночлежке.
     Ћн тем временем вновь сложил книги на кресле и собралсЯ уходить.
     -- Ђ где вы в свое времЯ бродЯжили? -- поинтересовалсЯ Я.
     -- џ прошел отсюда до Љобленца, а позже добиралсЯ и до †еневы. Ќеплохое
было времечко!
     -- Ђ в кутузку вам попадать не доводилось?
     -- ‚сего один раз, в „урлахе.
     -- ‚ы мне еще  расскажете об этом, если, конечно, захотите. Ќе посидеть
ли нам как-нибудь за стаканчиком вина?
     -- Ќе хотелось бы, сударь.  ‚от если бы вы как-нибудь заглЯнули  ко мне
под вечер, мол, как  делишки?  как детишки?  --  это другое  дело.  …сли вы,
конечно, не затеваете какую-нибудь недобрую шутку.
     Ќесколько дней спустЯ -- у ќлизабет как  раз была вечеринка --  Я вдруг
остановилсЯ на полпути к ее дому и задумалсЯ, не лучше ли наведатьсЯ к моему
ремесленнику. ‚ конце концов Я вернулсЯ, оставил дома сюртук и отправилсЯ  к
столЯру.  ‚ мастерской  было  темно;  Я, спотыкаЯсь,  прошел  через  мрачную
переднюю в узенький дворик и долго карабкалсЯ вверх-вниз по лестнице заднего
дома, пока наконец не обнаружил на одной из дверей написанную рукой табличку
с  именем мастера.  Ћтворив  дверь, Я оказалсЯ прЯмо в  крохотной кухоньке и
увидел  тощую   хозЯйку,  занЯтую  приготовлением   ужина   и   одновременно
приглЯдывавшую за тремЯ детьми,  которые весело резвились и галдели тут же у
ее  ног. †енщина, не  скрываЯ своего недовольства, провела менЯ  в следующую
комнату, где у сумеречного окошка  сидел столЯр с газетой в руках. Ћн грозно
пробурчал что-то, видимо принЯв менЯ в потемках за какого-нибудь назойливого
заказчика, но затем узнал менЯ и протЯнул мне руку.
     —тобы  дать  ему возможность оправитьсЯ  от  удивлениЯ  и  смущениЯ,  Я
заговорил с  детьми. Ћни  же ретировались  обратно в  кухню, и Я  отправилсЯ
вслед за ними. Џри виде риса, который хозЯйка готовила на ужин, во мне ожили
воспоминаниЯ о  кухне  моей  умбрийской  патронессы,  и  Я поспешил  принЯть
участие в стрЯпне. ђиса  у нас совсем не  умеют варить и  обычно безжалостно
превращают его в некое подобие клейстера, не имеющее вообще никакого вкуса и
отвратительно  вЯзнущее  в  зубах.  €  здесь,  конечно  же,   чуть  было  не
приключилась  та же беда:  Я подоспел как раз  вовремЯ и в последний  момент
спас блюдо, вооружившись кастрюлей и шумовкой и решительно взЯвшись за дело.
•озЯйка  удивилась,  однако  не  стала  противитьсЯ:  рис  получилсЯ  вполне
сносным, мы подали его на стол, зажгли  лампу, и Я  разделил с  хозЯевами их
скромную трапезу.
     †ена мастера в этот вечер втЯнула менЯ в такую  обстоЯтельную беседу  о
вопросах кулинарии, что мужу лишь изредка удавалось вставить одно-два слова,
поэтому нам  пришлось отложить его  рассказ  о странствиЯх и приключениЯх до
следующего раза. ‚прочем, эти славные люди вскоре почувствовали, что Я  лишь
внешне  господин,  на  самом  же  деле -- крестьЯнский  парень,  выходец  из
простого народа, и мы уже  в первый  вечер подружились и сблизились. €бо так
же как они распознали во мне ровню -- так и Я почуЯл у  этого скудного очага
родной воздух мира простолюдинов. “  этих людей не было времени на тонкости,
на  позы  и  комедии;  их  суроваЯ, беднаЯ  жизнь была им  мила  и без плаща
учености и возвышенных интересов и слишком дорога,  чтобы  тратить  времЯ на
украшение ее красивыми речами.
     џ стал приходить к ним все  чаще и забывал  у столЯра не  только жалкий
балаган  светской  жизни, но и  свои беды и неотвЯзную тоску. Њне  казалось,
будто Я  нашел здесь сбереженный длЯ  менЯ  кем-то  кусочек  детства  и могу
наконец  продолжить ту жизнь, которую когда-то прервали свЯтые отцы,  послав
менЯ учитьсЯ наукам.
     ‘клонившись над  растрескавшейсЯ  и засаленной старинной  картой,  мы с
мастером показывали  друг другу  и обсуждали  маршруты  своих  странствий  и
радовались каждой городской башенке и каждому переулку, которые были знакомы
нам обоим; мы вспоминали  старые ремесленные анекдоты, а один раз даже спели
несколько нестареющих песен бродЯг. Њы говорили о заботах ремесла, домашнего
быта, о  детЯх,  о городских новостЯх,  и постепенно,  совершенно  незаметно
случилось  так,  что мы  с  мастером обменЯлись  ролЯми  и  Я превратилсЯ  в
благодарного ученика, а он в щедрого учителЯ. џ с облегчением  почувствовал,
что вместо салонной болтовни менЯ окружает действительность.
     ‘реди детей ремесленника особенно выделЯлась своею нежностью пЯтилетнЯЯ
девочка. …е  имЯ было Ђгнес, хотЯ все звали ее  просто Ђги. ќтот  белокурый,
бледный  ребенок  с  болезненно-хрупкими  членами  и  большими  застенчивыми
глазами  отмечен  был печатью  какой-то  необычной тихой  робости. Ћднажды в
воскресенье  Я  ЯвилсЯ  к  столЯру, чтобы  отправитьсЯ вместе  со  всем  его
семейством на прогулку. Ђги  была больна, и мать  осталась с ней дома; мы же
медленно  побрели за  город. Њиновав  церковь св. Њаргретен,  мы уселись  на
скамейке;  дети занЯлись  камешками,  цветами  и  жуками,  а  мы,  взрослые,
обозревали летние луга,  биннин-генское кладбище и  красивую синеватую грЯду
ћры. ‘толЯр выглЯдел усталым и подавленным, почти не размыкал уст и Явно был
чем-то сильно озабочен.
     -- Ћ чем печалитесь, мастер? -- спросил Я, когда дети отошли подальше.
     Ћн с грустной растерЯнностью взглЯнул на менЯ.
     -- Ќеужто вы не замечаете? Ђги наша -- того и глЯди  помрет. џ уж давно
это понЯл  и  все удивлЯюсь, как  это она все  еще с нами: смерть-то  у  нее
давным-давно в глазах написана. Ђ теперь вот, видно, пришел ее черед.
     џ стал утешать его, но скоро беспомощно умолк.
     -- ‚от видите! -- грустно  рассмеЯлсЯ  он. -- ‚ы и сами не  верите, что
она  выживет. џ не свЯтоша, знаете ли, и в церковь хожу раз в сто лет, но  Я
чувствую,  что  ѓосподь  решил  напомнить  мне  о  себе. Ћна,  конечно,  еще
младенец, да  и здоровьем никогда не отличалась, но, ей-Ѓогу, она мне дороже
двух других вместе взЯтых.
     ‚ этот момент шумно, с тирольским улюлюканьем, налетели дети, бросились
ко мне, засыпали менЯ вопросами -- а что это за трава? а как называетсЯ этот
цветок? а этот? -- и  в конце концов уговорили менЯ рассказать что-нибудь. џ
принЯлсЯ  рассказывать им о цветах, о деревьЯх  и кустарниках, о том,  что у
них, так же как и у  детей,  у каждого есть своЯ  душа,  свой ангел на небе.
Ћтец их тоже слушал, улыбалсЯ и времЯ  от времени поддерживал менЯ короткими
замечаниЯми.
     Њы еще  полюбовались  немного  на  сгущающуюсЯ  синеву  гор,  послушали
вечерний  звон  колоколов  и  тронулись в  обратный путь. Ќад  лугами  мрела
красноватаЯ  вечернЯЯ  дымка;  далекие башни  кафедрального собора  казались
маленькими  и тонкими  на  фоне теплой  лазури, уже постепенно переходЯщей в
зеленовато-золотистый  перламутр;  тени деревьев  становились  все  длиннее.
Њалыши утомились и притихли. Ћни думали об ангелах  гвоздик, колокольчиков и
маков, в то времЯ как мы, старики,  думали о маленькой Ђги, душа которой уже
готова была приЯть крыльЯ и покинуть нашу маленькую, пугливую стаю.
     ‘ледующие две недели  прошли благополучно. „евочка, казалось, уже  была
близка к выздоровлению:  она уже могла надолго покидать  постель и выглЯдела
среди  своих прохладных  подушек краше  и веселей, чем когда-либо до  этого.
Џотом было несколько тревожных, горЯчечных ночей, и мы понЯли, больше уже не
говорЯ об этом друг с другом, что ребенку совсем недолго осталось быть нашим
гостем -- две-три недели, а может, всего два-три днЯ. ‹ишь один-единственный
раз еще  обмолвилсЯ  отец о близкой смерти дочери.  ќто  было в  мастерской.
‡аметив, как он  перебирает свои  запасы досок, Я сразу  догадалсЯ,  что  он
подыскивает подходЯщие заготовки длЯ детского гробика.
     -- ‚се  равно ведь скоро придетсЯ... -- поЯснил  он. -- ’ак уж лучше  Я
сделаю это спокойно, после работы, чтобы никто не стоЯл над душой.
     џ  сидел  на одном  верстаке,  а он работал  рЯдом,  на  другом.  —исто
обстругав  доски, он  показал их  мне  с  оттенком гордости. ќто  была  ель,
красивое, здоровое, безукоризненное дерево.
     -- € гвоздей Я в него  не буду забивать: плотно пригоню доски  шипами и
пазами, чтобы был гроб так гроб, настоЯщий, добротный. Ќо на сегоднЯ хватит,
пойдем-ка мы наверх, жена, уж верно, заждалась.
     ли дни,  жаркие,  удивительные  летние дни; Я каждый день проводил час
или два у постели маленькой Ђги, рассказывал ей  о прекрасных лесах и лугах,
держал в своей  широкой ладони узенькую, невесомую детскую ручку и жадно пил
всей душой  эту милую, лучистую прелесть, котораЯ,  словно облачко, окружала
девочку до самого последнего часа.
     Ђ потом  мы  испуганно  и  печально  стоЯли подле  нее и  смотрели, как
маленькое, худенькое  тельце в  последний раз  напрЯгло  все свои  силы  длЯ
борьбы  с   неумолимой   смертью,   котораЯ  быстро  и   легко  сломила  это
сопротивление. Њать снесла  свое горе безмолвно и стойко; отец лежал  грудью
на постели и никак не мог распрощатьсЯ со своей мертвой любимицей, без конца
гладил ее светлые волосы и ласкал неподвижное личико.
     Џосле  короткой,  скромной  церемонии   погребениЯ  начались  тЯгостные
вечера, когда  дети  плакали  в своих кроватЯх;  начались отрадные посещениЯ
кладбища, где мы посадили цветы на еще свежей могилке и подолгу молча сидели
на  скамье  в тени  деревьев,  думаЯ о  маленькой Ђги  и по-новому,  другими
глазами глЯдЯ на землю, в которой лежала наша любимица, и  на  деревьЯ  и на
траву, которые росли на этой земле, и на птиц, непринужденнаЯ, веселаЯ вознЯ
которых еще сильнее подчеркивала тишину кладбища.
     Њежду  тем полные труда и  хлопот строгие будни  брали свое; дети вновь
смеЯлись, дурачились и пели и просили историй, и все мы незаметно привыкли к
тому,  что  никогда  уже не  увидим нашу Ђги,  а  на  небе  одним  маленьким
прекрасным ангелом стало больше.
     ‡а всем этим Я совершенно забыл  дорогу  к  профессору и лишь несколько
раз  побывал в доме ќлизабет, где Я каждый раз,  окунаЯсь в тепловатый поток
несмолкаемых разговоров, испытывал  странное чувство растерЯнности и щемЯщей
тоски. ’еперь  же  Я  решил навестить  оба дома,  однако  и  там  и  здесь Я
наткнулсЯ на запертые двери, ибо все давно уже были в деревне. ’олько сейчас
Я с удивлением заметил, что за дружбой с семьей столЯра и болезнью ребенка Я
совсем позабыл про знойное лето и про каникулы. Џрежде это  было бы длЯ менЯ
совершенно невозможно -- провести июль и август в городе.
     џ   ненадолго  распростилсЯ  со   всеми   и  отправилсЯ  пешком   через
варцвальдский лес,  затем по горной дороге и дальше по Ћденвальдскому лесу.
‚ пути Я с  особенным,  доселе  незнакомым  мне удовольствием посылал  детЯм
базельского  ремесленника  открытки   из   разных  красивых  мест  и   всюду
представлЯл себе,  как  потому  буду  рассказывать им  и  их  отцу  о  своем
путешествии.
     ‚о ”ранкфурте Я  решил продлить свои странствиЯ  еще на пару  дней. џ с
новой  радостью  любовалсЯ произведениЯми древнего искусства в Ђшаффенбурге,
Ќюрнберге, Њюнхене и  “льме и  в конце концов остановилсЯ  без всЯких задних
мыслей на денек-другой в  –юрихе. „о сих  пор, все последние годы, Я избегал
этого города,  как могилы,  и вот вдруг вновь  бродил  по  знакомым  улицам,
заглЯдывал в старые  погребки  и  летние  рестораны и  мог наконец  без боли
вспоминать  далекие прекрасные годы  юности. •удожница Ђглиетга вышла замуж;
мне назвали  ее  новый  адрес.  џ отправилсЯ туда под вечер, прочел на двери
дома имЯ ее мужа, поднЯл глаза на окна  и  заколебалсЯ:  во мне  вдруг вновь
ожили картины  прошлого,  и юношескаЯ любовь моЯ болезненно  шевельнулась  в
груди, словно  вдруг  пробудившись  ото сна.  џ повернулсЯ и ушел прочь,  не
замутив  драгоценный  образ  прекрасной  чужеземки  никчемным  свиданием.  џ
медленно побрел в сад на берегу озера, где художники устроили праздник в тот
памЯтный летний вечер, постоЯл перед домиком,  под крышей которого в высокой
мансарде  Я  прожил  три  коротких,  но  славных  года,  и  сквозь  все  эти
воспоминаниЯ уста мои вдруг сами собой произнесли имЯ ќлизабет. ЌоваЯ любовь
оказалась все же сильнее своих старших сестер. Ћна  была тише, застенчивей и
благодарней.
     —тобы  подольше  сохранить  это  дивное  настроение,  Я  взЯл  лодку  и
медленно-медленно поплыл  в теплую,  полную  света  озерную  ширь.  ЃлизилсЯ
вечер;    в    небе   неподвижно   застыло   чудное,   белоснежное   облако,
одно-единственное  на  всем  небосклоне. џ не сводил  с него  глаз, дружески
кивал ему времЯ от  времени и вспоминал о своей  детской любви к облакам, об
ќлизабет  и о том изображенном на  холсте  облаке  ‘егантини, перед  которым
однажды  увидел ќлизабет такою прекрасной и восторженно-отрешенной.  Ќикогда
еще ни словом, ни похотью не замутненнаЯ любовь  моЯ к ней не действовала на
менЯ  так  благотворно  и очищающе,  как  в этот  миг, перед лицом одинокого
облака, когда  Я,  умиротворенный и  благодарный,  перебирал  в  памЯти  все
светлые грани своей  жизни и вместо прежних  страстей и внутренней  сумЯтицы
чувствовал  лишь старую тоску детских  лет, да  и  та  стала более  зрелой и
затаенной.
     “  менЯ  издавна  была  привычка  что-нибудь  вполголоса  напевать  или
бормотать  в такт  веслам. џ  и  в  этот раз  тихонько запел и  лишь  спустЯ
некоторое  времЯ  заметил, что это  стихи. ‚ернувшись  домой,  Я  без  труда
вспомнил  и  записал их,  на памЯть об  этом  прекрасном вечере на  озере  в
–юрихе.

     Џодобно белой тучке,
     —то не достать с земли,
     € ты мне светишь нежно,
     ќлизабет, вдали.

     Џлывет, блуждает тучка,
     Ќикак не уследишь.
     ‹ишь грезою приходит
     Љо мне в ночную тишь.

     ‘иЯет так блаженно,
     —то, потерЯв покой,
     ‘тремишьсЯ к белой тучке
     ‘о сладкою тоской.

     (Џер. Ќ. ѓучинской.)

     ‚  Ѓазеле  менЯ уже  дожидалось  письмо из  Ђссизи. Ћно  было  прислано
госпожой Ђннунциатой Ќардини и заключало в себе множество приЯтных новостей.
ѓоспожа Ќардини все  же нашла себе мужа!  ‚прочем,  бу-; дет  лучше,  если Я
приведу ее письмо полностью.
     "ѓлубокоуважаемый и горЯчо любимый господин Џетер!
     Џростите  менЯ, ‚ашего верного друга, за то,  что Я осмелилась написать
‚ам письмо. Ѓогу было  угодно  послать мне большое счастье, и теперь Я  рада
пригласить ‚ас на мою свадьбу двенадцатого октЯбрЯ.  …го  зовут  Њенотти,  и
хотЯ у него и мало денег, но зато он менЯ очень любит и ему уже  приходилось
торговать  фруктами.  Ћн  очень  приЯтный  на  вид, но не  такой  высокий  и
красивый, как ‚ы, господин  Џетер.  Ћн будет  торговать на  площади, а  Я --
хозЯйничать  в лавке.; •орошенькаЯ  Њариетта, соседскаЯ  дочка, тоже выходит
замуж, правда, всего лишь за простого каменщика из других краев.
     џ  каждый день думала  о  ‚ас и  всем о  ‚ас  рассказывала. џ ‚ас очень
люблю, и  св.  ”ранциска тоже и поставила ему четыре свечи, на памЯть о ‚ас.
Њенотти тоже будет очень рад, если вы приедете на свадьбу. …сли он  вздумает
грубить ‚ам, Я ему не позволю. †алко вот, что Њаттео ‘пинелли и в самом деле
оказалсЯ злодеем, как Я всегда и говорила. Ћн часто воровал у менЯ лимоны. Ђ
сейчас  его  забрали, потому  что он  украл  у  своего  отца,  у  булочника,
двенадцать  лир,  а  еще  за  то,  что  он  отравил  собаку  нищего  бродЯги
„жанджакомо.
     „а благословит ‚ас ѓосподь и св. ”ранциск. џ очень по ‚ам скучаю.
     ‚аш преданный и верный друг
     <i>Ђннунциата Ќардини.</i>
     “рожай  в этом  году был неважный. ‚иноград уродилсЯ  плохо, да  и груш
оказалось мало, зато лимонов было хоть  отбавлЯй, жаль только,  что пришлось
их продавать за бесценок. ‚ ‘пелло случилось ужасное несчастье. Ћдин молодой
человек  насмерть  убил  своего  брата граблЯми. Ќикто  не знает  за что, но
навернЯка от ревности, хотЯ тот и был его родной брат".
     Љ сожалению,