рЯ  на свою
распространенность,    оставалась    длЯ    ученых    приватным
упражнением. €грали в одиночку, вдвоем, группами, хотЯ особенно
глубокомысленные,  удачно  скомпонованные  €гры  фиксировались,
становЯсь затем известными в других городах и даже странах, где
ими порой восхищались, а порой и критиковали. € только  теперь,
причем  весьма медленно, €гра обогатилась новой функцией -- она
стала общественным празднеством. Ћднако  и  ныне  каждый  волен
играть   в   нее  частным  порЯдком,  чем  особенно  увлекаетсЯ
молодежь. ‚се же, слыша сейчас  слова  "€гра  в  бисер",  "€гра
стеклЯнных  бус",  прежде всего представлЯют себе торжественные
публичные €гры. ‚о всем мире они  проводЯтсЯ  под  руководством
опытнейших   мастеров,  возглавлЯемых  в  каждой  стране  своим
Њагистром  €гры,  при  благоговейном  молчании  приглашенных  и
напрЯженном  внимании слушателей; некоторые из таких €гр длЯтсЯ
несколько дней или  недель  и  в  продолжение  всего  торжества
играющие   и   слушатели   живут   по   строгим   предписаниЯм,
простирающимсЯ даже на времЯ  сна,  аскетической  и  отрешенной
жизнью   абсолютного   самоуглублениЯ,  похожей  на  ту  строго
упорЯдоченную подвижническую  жизнь,  какую  ведут  исполнители
духовных упражнений свЯтого €гнатиЯ.
     Ќам остаетсЯ мало что добавить. Џод сменЯющейсЯ гегемонией
различных  наук  и  искусств  €гра  игр  развилась  до  некоего
универсального   Языка,   посредством   которого    оказываетсЯ
возможным   выражать  ценности  духа  в  осмысленных  знаках  и
сопрЯгать их между  собой.  ‚о  все  времена  €гра  была  тесно
свЯзана  с  музыкой  и  в  большинстве  случаев  велась  она по
музыкальным и по математическим правилам. Џри  этом  назывались
одна,   две,  три  темы,  затем  их  разыгрывали,  варьировали,
развиваЯ подобно теме фуги или музыкальной фразе концерта. €гра
могла, например, отправлЯтьсЯ от  определенной  астрономической
конфигурации  или от темы баховской фуги, от фразы ‹ейбница или
“панишад, далее же, в зависимости от намерениЯ  и  способностей
играющего,  вызваннаЯ к жизни главнаЯ мысль могла развиватьсЯ и
ширитьсЯ или обогащатьсЯ в своей выразительности через  отзвуки
родственных   ей  представлений.  …сли  начинающему  удавалось,
например, в знаках €гры установить параллели между классической
музыкой и формулой физического закона, то у искушенного мастера
€гра,  начинаЯ  с  исходной  темы,   развивалась   свободно   в
безграничных  комбинациЯх. Ѓольшой любовью у одной из школ €гры
долгое времЯ пользовались сопоставлениЯ, противопоставлениЯ  и,
наконец,  гармонические сочетаниЯ враждебных друг другу тем или
идей, например,  закона  и  свободы,  индивидуума  и  общности,
причем  особое  внимание уделЯлось тому, чтобы обе эти темы или
оба   тезиса   развивались   на   абсолютно   равных    правах,
беспристрастно,  и  из тезиса и антитезиса в наивозможно чистом
виде был бы выведен синтез.  ‚ообще  говорЯ,  если  не  считать
гениальных  исключений.  €гры,  оканчивающиесЯ  негативным  или
пессимистическим,  дисгармоничным  аккордом,  не   пользовались
любовью;   по  временам  на  них  налагалсЯ  даже  запрет,  что
диктовалось смыслом, какой приобрела €гра на гребне  славы  длЯ
своих   приверженцев.  Ћна  означала  изысканную,  символически
многозначительную форму исканий совершенства, высокую  алхимию,
приближение  к единому в себе и превыше всех образов и множеств
духу, стало быть -- к богу. Љак благочестивые  мыслители  более
ранних   времен  представлЯли  жизнь  сотворенной  вселенной  в
устремлении  к  богу  и  видели  множественность  мира  Явлений
завершенной  и  до  конца продуманной лишь внутри божественного
единства, так строились, музицировали и любомудрствовали фигуры
и формулы €гры стеклЯнных бус на вселенском Языке, вскормленном
всеми  науками   и   искусствами,   в   танце   устремлЯЯсь   к
‘овершенству,    к    чистому   Ѓытии,   к   глубокой,   полной
„ействительности.  ‘реди  мастеров   было   в   ходу   словечко
"реализовать",  и  действиЯ  свои они рассматривали как путь от
становлениЯ к бытию, от возможного к действительному. „а  будет
нам  позволено  в  этом месте еще раз напомнить вышеприведенное
высказывание ЌиколаЯ Љузанского{<a href=#1_1_0_03>1_1_0_03</a>}.
     Љстати говорЯ, понЯтиЯ христианской  теологии,  постольку,
поскольку  они  были  классически  сформулированы  и  тем самым
представлЯлись  общим   культурным   достоЯнием,   естественным
образом  вошли  в  Язык  €гры;  в  него  с одинаковой легкостью
включались  как  основные  понЯтиЯ  веры,  библейское  речение,
высказывание  свЯтого  или  латинскаЯ  цитата  из  мессы, так и
геометрическаЯ аксиома или же мелодиЯ Њоцарта. Њы не  впадем  в
преувеличение,   если   осмелимсЯ  заЯвить:  длЯ  узкого  круга
истинных мастеров €гра  была  почти  равнозначна  богослужению,
хотЯ от созданиЯ собственной теологии она уклонЯлась.
     ‚  борьбе за свое существование посреди враждебных мирских
сил €гра в бисер и ђимскаЯ  церковь  слишком  Явно  оказывались
союзниками,  чтобы  можно  было допустить их столкновение, хотЯ
поводов длЯ этого имелось более чем достаточно.  €бо  и  там  и
здесь  интеллектуальнаЯ  честность  и нелицемерное стремление к
четкой односмысленной формулировке толкали к разладу. Ќо он так
и не произошел. ђим то благоволил €гре, то  порицал  ее  и  тем
довольствовалсЯ;  мало  того,  в  конгрегациЯх  и среди высшего
духовенства самые светлые головы были прикосновенны к €гре.  „а
и  сама €гра, с тех пор как €гры стали открытыми и был назначен
Magister  Ludi,  находилась  под  покровительством   Ћрдена   и
‚оспитательной  Љоллегии,  а  тот  и другой по отношению к ђиму
всегда ЯвлЯли собой воплощение рыцарской вежливости.  Џапа  Џий
XV,  который  в  бытность  свою  кардиналом  прослыл  опытным и
прилежным мастером €гры, став папой, не только,  подобно  своим
предшественникам, навсегда распростилсЯ с €грой, но и попыталсЯ
вступить  с  нею  в  борьбу;  дело  едва  не  дошито до запрета
католикам участвовать в €грах. Ќо папа умер  прежде,  чем  было
вынесено  окончательное  решение,  и  одна  известнаЯ биографиЯ
этого незаурЯдного человека рисует его  отношение  к  €гре  как
глубокую  страсть,  которую  он,  уже  будучи  папой,  надеЯлсЯ
подавить в себе, сделавшись ее врагом.
     •арактер общественного института €гра, -- в которую прежде
свободно играли одиночки или товарищества и котораЯ задолго  до
того     уже    пользовалась    благоволительным    содействием
‚оспитательной Љоллегии,  --  приобрела  сперва  во  ”ранции  и
Ђнглии, а затем, довольно скоро, и в других странах. ’огда-то в
каждой  стране  были  созданы Љомиссии €гры в бисер и назначены
верховные руководители со званием Њагистра, а официальные €гры,
проходившие под личным руководством Њагистра, были возведены  в
ранг  духовного  празднества.  ђазумеетсЯ,  Њагистр,  как и все
высокие и высшие функционеры  интеллектуальных  сфер,  сохранЯл
анонимность;  за исключением нескольких приближенных лиц, никто
не знал его гражданского имени. ђадио  и  другие  международные
средства свЯзи использовались лишь во времЯ официальных крупных
€гр,  за  которые отвечал сам Magister Ludi. Џомимо руководства
публичными €грами, в обЯзанности Њагистра входило  попечение  о
мастерах  и  школах  €гры  и,  главное,  строжайший  надзор  за
развитием  самой  €гры.  ’олько  всемирнаЯ  ЉомиссиЯ  Њагистров
решала  вопрос  (ныне  это  уже  редко  встречающийсЯ  случай),
принЯть или не принЯть новые знаки или формулы в  состав  Языка
€гры,  расширить  ли список правил, желательно или нежелательно
включить в нее новые области знаний.  …сли  рассматривать  €гру
как  некий  всемирный  Язык интеллектуалов, то игровые Љомиссии
отдельных стран под руководством своих Њагистров ЯвлЯют собой в
совокупности подобие академии, котораЯ наблюдает  за  составом,
развитием  и  чистотой  этого  международного  Языка.  ‚ каждой
стране  имеетсЯ  Ђрхив  €гры,  то  есть  списки   всех   доселе
проверенных  и допущенных символов и кодов, число которых давно
уже  превзошло  число  старинных  китайских   иероглифов.   Љак
правило,  достаточной  подготовкой  длЯ  мастера €гры считаетсЯ
выпускной экзамен высшей школы, особенно школы элиты, однако --
так оно было раньше, так молчаливо предполагаетсЯ и  теперь  --
необходимы  также и более чем средние успехи в одной из ведущих
отраслей наук или же в музыке.
     Џочти каждый  из  пЯтнадцатилетних  учеников  школы  элиты
мечтает  когда-нибудь  стать  членом  Љомиссии  €гры  или  даже
Њагистром €гры. Ќо уже среди докторантов лишь  ничтожнаЯ  часть
тешит  себЯ  честолюбивой  мечтой  активно  служить  €гре  и ее
дальнейшему развитию. ‡ато все эти  приверженцы  €гры  прилежно
упражнЯютсЯ  в  теории,  в  медитации, а во времЯ "больших €гр"
составлЯют тот  тесный  круг  благоговейных  и  преданных  €гре
участников,  которые  и  придают  публичным €грам торжественный
характер, предохранЯЯ их от превращениЯ  в  некое  декоративное
действо.  „лЯ этих подлинных знатоков и ценителей €гры Magister
Ludi -- некий государь или первосвЯщенник, чуть ли не божество.
     Ќо длЯ каждого самостоЯтельного мастера  и  тем  паче  длЯ
Њагистра  €гра  стеклЯнных бус есть прежде всего музицирование,
примерно в духе тех слов, которые сказал  однажды  €озеф  Љнехт
относительно сущности классической музыки:
     "Њы  почитаем  классическую  музыку  за  некий  экстракт и
средоточие нашей культуры, ибо она есть наиболее  отчетливый  и
характерный  жест  последней. ‚ этой музыке мы видим наследство
античности  и  христианства,  дух  светлого   и   мужественного
благочестиЯ,  непревзойденную  рыцарскую  этику.  ‚едь  в конце
концов  каждое   классическое   самовыражение   культуры   есть
свидетельство    определенной   этики,   есть   доведенный   до
пластической выразительности прообраз человеческого  поведениЯ.
Њежду  1500  и  1800  годами  сочинЯлась всЯкаЯ музыка, стили и
средства ее были  весьма  различны,  однако  дух  или,  вернее,
этическое  содержание ее было одним и тем же. ЏозициЯ человека,
нашедшаЯ свое выражение в классической музыке, повсюду  одна  и
та  же,  она  основана  на  одном и том же виде познаниЯ жизни,
стремитсЯ к одному и тому же виду превосходства над  случайным.
Ћсновные   черты   классической   музыки:   знание  о  трагизме
человеческого бытиЯ, приЯтие человеческого  удела,  мужество  и
Ясность!  Ѓудь  то  грациЯ  менуэта  ѓенделЯ  или Љуперена, или
сублимированнаЯ до нежного жеста чувственность,  как  у  многих
итальЯнцев или у Њоцарта, или тихаЯ, сосредоточеннаЯ готовность
к смерти, как у Ѓаха, -- это неизменно некое противление, некаЯ
неустрашимость,   некое   рыцарство,  и  во  всем  этом  отзвук
сверхчеловеческого смеха, бессмертной Ясности. „а прозвучит это
и в наших играх, во всей нашей жизни, во всем, что мы творим  и
претерпеваем".
     ‘лова эти были записаны одним из учеников Љнехта. €ми мы и
завершаем наш опыт об €гре в бисер.

        Џђ€‡‚ЂЌ€…

     Ћ  происхождении  €озефа  Љнехта  нам  ничего  не  удалось
узнать. Џодобно многим другим ученикам элитарных школ,  он  или
рано  осиротел,  или  же  бил  изъЯт из неблагоприЯтной среды и
усыновлен ‚оспитательной Љоллегией. Љак бы то ни  было,  судьба
избавила  Љнехта  от  конфликта  между  семьей и школой, тЯжким
бременем ложащегосЯ на юношеские плечи высокоодаренных  молодых
людей,  затруднЯЯ  им  вступление  в  Ћрден,  а порой и наделЯЯ
упрЯмым  и  своеобычным  характером.   Љнехт   был   одним   из
счастливцев,  словно рожденных и предопределенных длЯ Љасталии,
длЯ Ћрдена, длЯ службы в ‚оспитательной Љоллегии, и хотЯ  он  и
сталкивалсЯ  со  сложными  проблемами духовной жизни, трагедию,
которую суждено  пережить  всем  посвЯщенным,  он  пережил  без
надрыва.  ‚прочем,  не трагедиЯ эта сама по себе соблазнила нас
посвЯтить личности €озефа Љнехта столь обстоЯтельные изысканиЯ,
но скорей -- та  тихаЯ,  просветленнаЯ,  лучащаЯсЯ  Ясность,  с
какой  он  творил  свою  судьбу,  осуществлЯл  свой  дар,  свое
назначение. Љак и у всЯкого выдающегосЯ человека, был и у  него
свой daimoniоn{<a href=#2_1_01>2_1_01</a>}, свой amor fati{<a href=#2_1_02>2_1_02</a>}, однако его amor
fati  предстает свободным от мрачности и фанатизма. ђазумеетсЯ,
не дано заглЯнуть в сокровенное, и мы не должны забывать:  даже
самый   беспристрастный,  предельно  объективный  летописец  --
всегда поэт, а историЯ, изложеннаЯ на бумаге, -- всегда поэзиЯ,
ее третье измерение есть вымысел. Њы ведь совершенно не  знаем,
радостно  или мучительно жилось, если взЯть самые прославленные
примеры, --  €оганну  ‘ебастьЯну  Ѓаху  или  ‚ольфгангу  Ђмадею
Њоцарту.  Њоцарт ЯвлЯет нам необычайно трогательное, поражающее
до глубины души  обаЯние  рано  созревшего  гениЯ,  Ѓах  же  --
воспитующе   утешительное   приЯтие   страданий  и  смерти  как
отеческой воли бога. Ќо ведь все это мы усматриваем  не  из  их
биографий  или  переданных  нам современниками фактов их личной
жизни, но единственно из их произведений, из их  музыки.  Ѓолее
того,  к  тому  Ѓаху, чьЯ биографиЯ нам известна и чей образ мы
составили себе по его музыке, мы непроизвольно прилагаем и  его
посмертную  судьбу: в нашем воображении он как бы еще при жизни
знал и молча улыбалсЯ тому, что  сразу  после  смерти  все  его
творениЯ  будут  забыты,  его рукописи погибнут как макулатура,
что вместо него один из его сыновей станет  "великим  Ѓахом"  и
стЯжает успех, что после своего возрождениЯ его музыка окажетсЯ
объектом     варварских     недоразумений    фельетонистической
эпохи{<a href=#1_1_0_04>1_1_0_04</a>},  и  так  далее.  ђавным  образом  склонны   мы
приписывать или примышлЯть Њоцарту еще при жизни и в средоточии
его  столь  щедрого  и  здорового творчества некоторое знание о
своей  укрытости  в  руке  смерти,  некое  предвосхищение  свой
обреченности.   ’ам,  где  историк  располагает  произведениЯми
искусства  и  научными  трудами,  он  не  может  иначе,  --  он
рассматривает  их слитно с жизнью их создателЯ, как неразрывные
части некоего живого единства. ’ак мы поступаем с Њоцартом  или
Ѓахом, так мы поступаем и с Љнехтом, хотЯ он принадлежит нашей,
в  сущности  своей  нетворческой, эпохе и не оставил после себЯ
"творений" наподобие тех великих Њастеров.
     ЏредпринимаЯ  попытку  описать  жизнь  €озефа  Љнехта,  мы
неизбежно   даем  и  опыт  ее  истолкованиЯ,  и  если  мы,  как
летописцы, глубоко сожалеем, что  о  последних  годах  его  нет
никаких   достоверных   сведений,   то   именно   легендарность
заключительного периода его жизни и придала  нам  мужество  длЯ
нашего  начинаниЯ.  Њы перенимаем эту легенду и внутренне с ней
согласны, представлЯет ли она благочестивый  вымысел  или  нет.
’ак  же, как мы ничего не знаем о рождении и генеалогии Љнехта,
ничего не известно нам и о его конце. Ќо у нас нет ни  малейших
оснований  предполагать,  что  конец  этот был случайным. †изнь
€озефа  Љнехта,  в  той  мере,  в  какой  она   нам   известна,
представлЯетсЯ    отчетливо   построенной   последовательностью
поднимающихсЯ ступеней, и если в наших домыслах о его конце  мы
добровольно   присоединЯемсЯ   к   легенде  и  благоговейно  ее
принимаем, то делаем это потому, что поведанное легендой ЯвлЯет
собой завершающую ступень  его  жизни,  строго  соответствующую
предыдущим.  Њы  признаем  даже,  что уход этой жизни в легенду
кажетсЯ нам органичным и закономерным, подобно тому как  у  нас
не вызывает сомнений существование "зашедшего", исчезнувшего из
глаз  светила. ‚ том мире, в каком мы, автор и читатель, живем,
€озеф Љнехт достиг и свершил наивысшее: как Magister  Ludi,  он
был  вождем  и  образцом  длЯ  адептов  и  поклонников духовной
культуры, он образцово хранил и приумножал воспринЯтое духовное
наследие  как  первосвЯщенник  того  храма,  который  свЯт  длЯ
каждого  из нас. Ќо он не только возвысилсЯ до уровнЯ Њагистра,
поднЯлсЯ до пространств на вершине нашей  иерархии,  --  он  их
превзошел  и  перерос  в том измерении, о котором мы можем лишь
благоговейно догадыватьсЯ, и именно потому нам  кажетсЯ  вполне
подобающим и соответствующим всей его жизни выход его биографии
за  рамки  обычных  измерений  и в конце своем превращение ее в
легенду. Њы склонЯемсЯ перед чудом  подобного  факта,  радуемсЯ
ему  и  не  намерены  углублЯтьсЯ  в истолкование его. Ќо в той
мере, в какой жизнь  Љнехта  есть  историЯ,  а  она  такова  до
совершенно  определенного  днЯ,  мы  ее  как  таковую  и  будем
рассматривать, прилагаЯ стараниЯ  к  точной  передаче  преданиЯ
таким, каким оно нам представилось во времЯ наших розысков.
     Ћ  детстве €озефа Љнехта, то есть о годах до поступлениЯ в
школу элиты, нам известно только одно событие,  однако  важное,
имеющее  символическое  значение,  ибо  оно  свидетельствует  о
первом зове духа, о первом акте его  призваниЯ,  и  характерно,
что  первой  призвала  его  не наука, а музыка. Љак почти всеми
воспоминаниЯми о личной жизни Љнехта, мы обЯзаны и этим  одному
из  его  учеников  по  классу  €гры  в  бисер,  преданному  его
почитателю,  записавшему  много  речений  и  рассказов   своего
великого учителЯ.
     ‚  ту пору Љнехту было двенадцать или тринадцать лет, и он
был учеником классической гимназии в городке Ѓерольфинген,  что
у  отрогов  –абервальда,  где он, по всей вероЯтности, родилсЯ.
•отЯ мальчик уже  длительное  времЯ  числилсЯ  стипендиатом,  и
коллегиЯ  учителей,  особенно  учитель музыки, два или три раза
рекомендовали его высшей инстанции длЯ перевода в школу  элиты,
сам  он  ничего  не знал об этом и ни с кем из элиты, не говорЯ
уже о Њагистрах ‚оспитательной Љоллегии, не встречалсЯ. € вдруг
учитель музыки (€озеф брал тогда уроки игры на скрипке и лютне)
сообщает ему, что в ближайшие дни в  Ѓерольфингеи,  на  предмет
инспекции  музыкальных  занЯтий,  в  гимназию  прибудет Њагистр
музыки, и пусть  он,  €озеф,  прилежно  упражнЯетсЯ,  чтобы  не
поставить себЯ и своего учителЯ в неприЯтное положение. Ќовость
эта  глубоко  взволновала  мальчика, ибо он, разумеетсЯ, хорошо
знал, кто  такой  Њагистр  музыки,  знал,  что  тот  не  просто
приходит   из   высших   сфер   ‚оспитательной   Љоллегии,  как
инспекторы, дважды в год посещавшие гимназию, нет, Њагистр один
из двенадцати полубогов, из двенадцати руководителей этой самой
досточтимой Љоллегии и высшаЯ  инстанциЯ  во  всех  музыкальных
вопросах  длЯ  всей страны. €так, Magister musicae, собственной
персоной,  посетит  Ѓерольфинген!  ‚о  всем  мире  длЯ   €озефа
существовал   только   один  человек,  быть  может,  еще  более
таинственный и непостижимый, -- Њагистр €гры.  Џеред  ожидаемым
Њагистром   музыки   €озеф  заранее  трепетал  от  неимоверного
благоговениЯ, он представлЯл себе  его  то  неким  королем,  то
неким  волшебником, то как бы одним из двенадцати апостолов или
великих  мастеров  классических   времен,   наподобие   ЊихаэлЯ
Џреториуса,  Љлаудио  Њонтеверди,  €.€.  ”робергера или €оганна
‘ебастьЯна  Ѓаха,  и  он  столь  же  глубоко  радовалсЯ,  сколь
страшилсЯ  той минуты, когда наконец глазам ЯвитсЯ это светило.
—то один из полубогов и  архангелов,  один  из  таинственных  и
всемогущих правителей духовного мира во плоти ЯвитсЯ им здесь в
городке  и  школе,  что он, €озеф, сам увидит его, что Њагистр,
быть может, заговорит с ним, станет экзаменовать,  пожурит  или
похвалит  --  все  это  было чем-то огромным и важным, подобным
чуду  и  необыкновенному  небесному  Явлению,  да   и   учителЯ
говорили,  что  впервые  за  много десЯтилетий Magister musicae
посещал Ѓерольфинген и его гимназию. Њальчику  рисовалась  одна
картина  чудесней  другой  и  прежде  всего  пышное  торжество,
встреча, какую он видел  однажды  при  вступлении  в  должность
нового  бургомистра:  с  духовым  оркестром  и знаменами, может
быть, даже фейерверком. ’оварищи Љнехта тоже представлЯли  себе
приезд  Њагистра  не  иначе.  Џравда,  радость €озефа несколько
омрачалась при мысли, как бы он  сам  не  оказалсЯ  в  чересчур
опасной  близости  к  этому  великому  человеку и не опозорилсЯ
перед таким знатоком своими ответами, своей игрой. Ћднако страх
этот был не только мучителен, он был и сладок,  ибо  в  глубине
души,  даже  самому  себе  не  признаваЯсь, он считал ожидаемый
Џраздник со всеми  знаменами  и  фейерверком  далеко  не  столь
прекрасным,   волнующим,   важным  и  вопреки  всему  не  столь
удивительно  радостным,  сколь  то  обстоЯтельство,   что   он,
маленький €озеф Љнехт, увидит этого человека совсем вблизи, так
что  Њагистр  приедет  в  Ѓерольфинген  немножко  и  ради него,
€озефа.  ‚едь  он  приедет  проверЯть  преподавание  музыки,  а
учитель музыки Явно считает возможным, что экзаменовать будут и
Љнехта.
     Ќо  скорей всего... ах, нет! по всей вероЯтности, до этого
дело не дойдет, да и не может дойти,  у  Њагистра  есть  заботы
поважнее,  чем выслушивать пиликание мальчишки, он отправитсЯ в
старшие классы, там ученики играют куда лучше. ‘ такими мыслЯми
Љнехт ожидал обетованного днЯ,  и  день  этот  в  конце  концов
настал  и  сразу  же  принес разочарование: на улицах не играли
оркестры, на домах не было ни знамен, ни  венков,  нужно  было,
как  в  любой  другой  день,  собирать  учебники  и  тетради  и
отправлЯтьсЯ на привычный урок, даже  в  классе  он  не  увидел
никаких признаков торжества. ‚се было как обычно.
     “рок  началсЯ,  на  учителе  был  его обычный повседневный
сюртук, и он ни единым словом не упомЯнул о прибытии  почетного
гостЯ.
     Ќо  на  втором  или  третьем  уроке  все же это случилось:
раздалсЯ стук в дверь, вошел служитель, поздоровалсЯ с учителем
и  сообщил,  что  ученику   €озефу   Љнехту   надлежит,   вымыв
предварительно  руки  и  вычистив  ногти,  через  четверть часа
ЯвитьсЯ к преподавателю музыки. Џобледнев  от  волнениЯ,  Љнехт
неверными  шагами  покинул  класс,  вбежал  в  интернат, сложил
учебники, умылсЯ, причесалсЯ, дрожащими руками  схватил  футлЯр
со скрипкой и тетрадь с нотами и, не в силах проглотить комок в
горле, зашагал к флигелю, где помещались музыкальные классы. Ќа
лестнице  к  нему  подбежал кто-то из однокашников и, волнуЯсь,
проговорил: "‚от тут тебе велели ждать, пока не вызовут", --  и
указал на музыкальный класс.
     Џрошло  не так много времени, но длЯ €озефа это была целаЯ
вечность, пока не пришло избавление. Ќикто его так и не вызвал,
просто в класс вошел незнакомый человек, совсем старый, как ему
сперва  показалось,  невысокого  роста,  седой,  с   прекрасным
просветленным   лицом   и   проницательно  глЯдевшими  голубыми
глазами, взглЯда которых можно было бы  испугатьсЯ,  однако  он
был  не  только проницательным, но также и Ясным, веселым -- не
смеющейсЯ и улыбчивой,  а  тихо  лучащейсЯ  веселостью.  ‘тарик
подал  мальчику  руку,  кивнул,  задумчиво опустилсЯ на табурет
перед старым школьным клавиром и сказал:
     -- ’ебЯ зовут €озеф  Љнехт?  “читель  тобою  доволен,  мне
кажетсЯ,  он  неплохо  к  тебе относитсЯ. ‘адись, давай немного
помузицируем вместе.
     Љнехт еще до этого вынул скрипку из футлЯра,  старик  взЯл
ноту  "лЯ", мальчик настроил инструмент, затем робко вопрошающе
взглЯнул на Њагистра.
     -- —то бы тебе хотелось сыграть? -- спросил тот.
     Ќо  ученик  не  в  силах  был  ответить,  его  переполнЯло
благоговение   к  старику,  никогда  еще  не  видел  он  такого
человека. Ћн нерешительно взЯл ноты и протЯнул их Њагистру.
     -- Ќе надо,-- сказал Њагистр,-- мне хотелось бы, чтобы  ты
сыграл  что-нибудь  наизусть, не упражнение, а что-нибудь очень
простое, что ты знаешь наизусть,  может  быть,  песню,  котораЯ
тебе нравитсЯ.
     €озеф  смешалсЯ, это лицо, эти глаза заворожили его, он не
мог говорить, он очень стыдилсЯ своего  замешательства,  но  не
мог  вымолвить  ни  слова. Њагистр не торопил. Ћдним пальцем он
проиграл начало какой-то мелодии и  взглЯнул  на  ученика,  тот
кивнул  и  тут  же  радостно  заиграл  эту мелодию -- старинную
песню, которую они часто пели в школе.
     -- …ще раз!--сказал Њагистр,  Љнехт  повторил  мелодию,  а
старец сыграл на фортепиано второй голос. Ќа два голоса звучала
теперь в пустом классе стараЯ песнЯ. -- …ще раз!
     Љнехт  повторил  первый  голос,  а  Њагистр сыграл сразу и
второй, и третий. Ќа три голоса  звучала  в  классе  прекраснаЯ
стараЯ песнЯ.
     --  …ще  раз!  --  €  Њагистр  сыграл сразу три голоса. --
ЏрекраснаЯ песнЯ, -- тихо произнес он. -- Ђ теперь  сыграй  еще
раз в альте.
     Љнехт  послушно  заиграл.  Њагистр задал ему первую ноту и
теперь играл все три дополнительных голоса сразу. ‚новь и вновь
старик повторЯл: "…ще раз!", и с каждым разом слова эти звучали
веселей. Љнехт играл мелодию в теноре, под  аккомпанемент  двух
или  трех  противопоставленных  голосов.  ’ак они несколько раз
проиграли старинную песню; в  поЯснениЯх  теперь  уже  не  было
нужды,  --  с  каждым  новым  повтором  песнЯ как бы сама собой
обогащалась  украшениЯми  и  расцвечивалась.  ЊаленькаЯ  пустаЯ
комната,   освещеннаЯ   веселым  утренним  солнцем,  празднично
звучала в ответ.
     Ќемного спустЯ старик вдруг оборвал игру, спросив:
     -- Њожет быть, хватит?
     Љнехт покачал головой и сразу же вновь заиграл, к нему тут
же присоединились светлые звуки трех голосов, и  четыре  голоса
протЯнули  свои  тонкие,  Ясные  линии,  перекликались  друг  с
другом,  поддерживали  друг  друга,  взаимно   пересекались   и
описывали  друг  возле друга веселые дуги и фигуры, а мальчик и
старик, забыв обо всем на свете,  отдавались  этим  прекрасным,
сроднившимсЯ  линиЯм  и  фигурам,  возникавшим из переплетений,
отдавались в плен  этих  невидимых  тенет,  музицировали,  тихо
раскачиваЯсь,  словно  повинуЯсь  незримому капельмейстеру. ’ак
продолжалось, покуда Њагистр,  закончив  мелодию,  не  повернул
головы и не спросил:
     -- Џонравилось тебе, €озеф?
     ѓлаза  мальчика  сипли благодарностью, -- не только глаза,
он весь сиЯл, но ни слова произнести не мог. Њагистр спросил:
     -- Њожет быть, ты уже знаешь, что такое фуга?
     Љнехт поднЯл брови. Ћн не раз слышал фуга,  но  на  уроках
они их еще не разбирали.
     -- •орошо, -- сказал Њагистр.
     --  ’огда  Я  сыграю тебе фугу. Џо лучше всего ты поймешь,
что это такое, если мы с тобой сами  сочиним  фугу.  €так,  длЯ
фуги  прежде  всего  необходима  тема,  но  тему  мы  не  будем
придумывать, мы просто возьмем ее из нашей песни.
     Ћн сыграл несколько  нот,  отрывок  мелодии,  прозвучавший
очень  странно,  какой-то  обрубок  без  головы и хвоста. Џотом
сыграл тему еще  раз  и  дальше,  вот  уже  послышалось  первое
вступление, второе совершило переход из квинты в кварту, третье
повторило  первое  на октаву выше, четвертое повторило второе и
разрешилось в тональности доминанты. ‚тораЯ разработка свободно
модулировала в  другие  тональности,  третьЯ,  с  тЯготением  в
субдоминанту,  завершилась  переходом  в  основной тон. Њальчик
смотрел на умные белые пальцы, видел,  как  на  сосредоточенном
лице  тихо  отражалось течение музыки, пока глаза покоились под
полуопущенными веками.  ‘ердце  мальчика  буйно  колотилось  от
восхищениЯ,  от любви к Њагистру, его слух впитывал фугу, и ему
казалось,  что  он  впервые  слушает  музыку;  он  угадывал  за
возникающим  сочетанием звуков дарующую счастье гармонию закона
и свободы, служениЯ и власти, он вверЯл себЯ и приносил  клЯтву
верности этому Њагистру, он видел в те минуты, как он сам и его
жизнь,  как весь мир ведом, упорЯдочен и осмыслен духом музыки,
и когда игра обрела конец,  он  смотрел,  как  его  кумир,  его
волшебник  и  король,  еще несколько мгновений слегка склонЯлсЯ
над клавишами,  с  полуприкрытыми  глазами  и  тихо  светЯщимсЯ
изнутри лицом, и мальчик не знал, ликовать ли ему от блаженства
этих мгновений или горько плакать оттого, что они уже миновали.
‡атем  старик  медленно  поднЯлсЯ  с  табурета, проницательно и
вместе несказанно ласково  взглЯнул  на  него  своими  веселыми
голубыми глазами и проговорил:
     --  Ќигде  люди  так  быстро  не  делаютсЯ  друзьЯми,  как
музицируЯ. ќто чудесно. Ќадеюсь, что мы останемсЯ друзьЯми,  ты
и Я. Њожет статьсЯ, ты и сам научишьсЯ сочинЯть фуги, €озеф.
     ‘  этими  словами  старец протЯнул ему руку и направилсЯ к
выходу, но в дверЯх обернулсЯ, приветствуЯ €озефа  па  прощанье
еще раз взглЯдом и легким учтивым наклоном головы.
     Њногие  годы  спустЯ  Љнехт  рассказывал  одному  из своих
учеников: когда он вышел из флигелЯ, то увидел город и мир куда
более преображенными и зачарованными, чем если бы  их  украсили
знамена,  венки, гирлЯнды и фейерверк. Љнехт только что пережил
акт своего призваниЯ, которое с  полным  правом  можно  назвать
таинством: он лицезрел раскрывшийсЯ ему мир духовного, до этого
известный  только с чужих слов или по страстным мечтаниЯм. ќтот
мир не только существовал где-то вдали, в прошлом или  будущем,
нет,  он  был  рЯдом  и действовал, излучал свет, посылал своих
вестников,  апостолов,  посланцев,  таких,  как   этот   старый
Њагистр, впрочем, казавшийсЯ теперь €озефу не таким уже старым.
€   именно   этот  мир  прислал  одного  из  своих  досточтимых
вестников,  дабы   окликнуть   и   призвать   его,   маленького
гимназиста! ’аково было значение этой встречи, и прошли недели,
прежде  чем  €озеф осознал и убедилсЯ, что магическому событию,
свершившемусЯ   в   тот   свЯщенный    час    его    призваниЯ,
соответствовало  определенное  событие  и  в реальном мире, что
призвание его было не  только  благодатью  и  зовом  в  душе  и
совести его, но также даром и зовом к Ќему земных сил.
     ‚едь долго не могло оставатьсЯ в тайне, что визит Њагистра
музыки  был  не  случайностью  и  не  обычной  инспекцией.  “же
несколько лет имЯ Љнехта, на основании сообщений его  учителей,
значилось в списках учеников, признанных достойными включениЯ в
элиту  или,  во всЯком случае, рекомендованных к тому ‚ерховной
Љоллегией. Џоскольку же Љнехта хвалили не только  за  успехи  в
латыни  и  добрый  нрав,  но особенно его рекомендовал и хвалил
учитель музыки. Њагистр не преминул  воспользоватьсЯ  служебной
поездкой  и  на  несколько  часов  заехал в Ѓерольфинген, чтобы
самому взглЯнуть на рекомендованного ученика. Џри этом длЯ него
не столь важны были успехи в латыни или беглость  пальцев  (тут
он  целиком полагалсЯ на отметки учителей, на уроках которых он
все  же  побывал),  сколько  убеждение  в  том,   что   мальчик
действительно  обладает  даром  музыканта в высшем смысле этого
слова,  даром  вдохновениЯ,  даром  подчинениЯ  высшему,  даром
смирениЯ  и  службы  культу. ‚ообще говорЯ, учителЯ, с полным к
тому основанием, вовсе не были щедры на  рекомендации  учеников
длЯ  элиты,  но все же случалось, что они отдавали предпочтение
какому-нибудь    гимназисту,    руководЯсь    недобросовестными
побуждениЯми.   Ќередко   кто-нибудь   из   преподавателей   по
недостатку проницательности упорно рекомендовал своего любимца,
у   которого,   кроме   прилежаниЯ,   честолюбиЯ    и    умениЯ
приноравливатьсЯ,  ничего  не  было  за  душой.  ’аких  Њагистр
решительно не выносил и очень быстро, каким-то  особым  чутьем,
угадывал, сознает ли испытуемый, что сейчас решаетсЯ его судьба
и  будущность; и горе тому кандидату, который выступал чересчур
уж спокойно, самонадеЯнно и умно, или, еще того  хуже,  начинал
заискивать -- таких Њагистр отвергал еще до начала испытаний.
     “ченик  Љнехт  понравилсЯ  старому  Њагистру,  даже весьма
понравилсЯ, он с удовольствием вспоминал о нем и  тогда,  когда
он  давно  уже  покинул  Ѓерольфинген;  записей  или отметок он
никаких в своей тетради не сделал,  но  запомнил  искреннего  и
скромного  мальчугана и сразу по прибытии собственноручно занес
его в список, куда вносились ученики,  проэкзаменованные  одним
из членов ‚ерховной Љоллегии и признанные достойными.
     Ћб   этом  списке  --  гимназисты  называли  его  "‡олотой
книгой", но  иногда  проскальзывало  и  презрительное  "Љаталог
честолюбцев"  -- €озефу приходилось слышать а гимназии и всЯкий
раз на иной лад. Љогда список упоминал учитель, хотЯ бы  только
длЯ того, чтобы упрекнуть ученика: такому, мол, нечего и думать
о  занесении  в  "‡олотую  книгу", тогда в голосе его слышались
торжественные нотки, что-то весьма уважительное,  но  было  при
этом  и  какое-то важничание. Ќо когда, случалось, сами ученики
заговаривали  о  "Љаталоге  честолюбцев",  то  делали  они  это
развЯзно,  с  несколько  преувеличенным безразличием. Ђ однажды
€озеф из уст одного юнца услышал и следующее: "—его там, плевал
Я на этот идиотский список! ЌастоЯщему парню туда  не  попасть,
это  Я  уж точно говорю. “чителЯ заносЯт в него только зубрилок
да подхалимов".
     ‘транное настало времЯ длЯ €озефа  Љнехта  после  чудесной
встречи  с  Њагистром.  ‘начала  он  ничего  не знал о том, что
отныне    он    причислен    к    electi{<a href=#2_1_03>2_1_03</a>},    к     flos
juventutis{<a href=#2_1_04>2_1_04</a>},  как  в Ћрдене именовали учеников элитарных
школ. Ћн и не думал  ни  о  каких  практических  результатах  и
ощутимых последствиЯх той встречи, которые отразились бы на его
судьбе,  на  его  повседневной  жизни,  и  в  то  времЯ как длЯ
учителей он был избранным, как бы уже уходЯщим, сам он  отнессЯ
к  акту  своего  призваниЯ  как к чему-то происшедшему только в
глубине его души. Ќо и так это был резкий перелом в его  жизни.
…сли  в  час,  проведенный  с  волшебником,  и  свершилось  или
приблизилось нечто, что сердце его уже предчувствовало, то  все
же  именно  этот час отделЯл вчерашнее от сегоднЯшнего, прошлое
от настоЯщего и  грЯдущего.  €  это  было  похоже  на  то,  как
пробудившийсЯ,  даже проснувшись среди обстановки, увиденной им
во сне, все же не усомнитсЯ, что видит  ее  наЯву.  …сть  много
различных  форм,  в  каких нам открываетсЯ призвание, но Ядро и
смысл этого событиЯ всегда одни и те же: это пробуждение  души,
преображение    или   пресуществление   ее;   вместо   снов   и
предчувствий, идущих  изнутри,  вдруг  возникает  и  вторгаетсЯ
призыв   извне,   частица   действительности.   Џеред   €озефом
действительность предстала в  образе  Њагистра.  €звестный  ему
доселе  лишь  как  далекий  и  глубоко  почитаемый полубог, как
архангел с  верховных  эмпиреев,  он  ЯвилсЯ  вдруг  во  плоти,
смотрел   на   него  всеведущими  голубыми  глазами,  сидел  на
табуретке  перед  школьным   клавиром,   музицировал   с   ним,
удивительно  музицировал,  почти  без  слов  показал,  что есть
собственно музыка,  благословил  его  и  исчез.  Ќо  как  будет
дальше,  об  этом Љнехт не мог и думать, он все еще был весь во
власти непосредственного внутреннего отклика  на  это  событие,
поглотившего  его целиком. Џодобно молодому растению, безмолвно
и робко развивающемусЯ, но вдруг начинающему  полнее  дышать  и
буйно  расти,  как  будто в час свершившегосЯ чуда ему открылсЯ
закон собственного образа и отныне оно устремлЯет все свои силы
на исполнение этого закона, -- подобно этому и €озеф, едва рука
волшебника прикоснулась к нему,  быстро  и  стремительно  начал
набирать силы, напрЯг их, сразу ощутив себЯ изменившимсЯ, буйно
растущим,  живо воспринимаЯ новые гармонии и новые диссонансы с
внешним  миром.  ‚  иные  часы,  на  уроках   музыки,   латыни,
математики,  он  мог  решать задачи, до которых его сверстникам
было еще далеко, мнил себЯ способным свершить необычайное, и  в
то  же  времЯ  в  другие  часы забывал все на свете, с какой-то
неведомой ранее нежностью и  самоотдачей  погружалсЯ  в  мечты,
слушал дождь и ветер, не отрываЯсь смотрел на бегущие воды реки
или  разглЯдывал  цветок,  ничего  не  понимаЯ,  все  угадываЯ,
охваченный  любопытством,  волей  к  пониманию,   влекомый   от
собственного  "Я"  -- к ближнему, к миру, к тайне и таинству, к
мучительно прекрасной игре Явлений.
     ’ак, родившись внутри и разрастаЯсь до встречи и взаимного
подтверждениЯ  внутреннего  и  внешнего,  свершилось  призвание
Љнехта  в  кристально  чистом  виде. Ћн прошел все его ступени,
вкусил все его счастье, изведал  псе  его  страхи.  Ѓлагородный
процесс     не    был    нарушен    нескромными    вторжениЯми,
преждевременными открытиЯми, --  то  была  предысториЯ,  юность
всЯкого  подлинно  благородного  ума;  в  гармоничном  согласии
трудились и росли навстречу друг другу -- то, что было  внутри,
и  то,  что  должно  было  прийти извне. Љогда же в конце этого
процесса Љнехт осознал свое положение и  свою  внешнюю  судьбу,
когда  учителЯ стали обращатьсЯ с ним, как с равным, даже как с
почетным гостем, который с минуты  па  минуту  должен  уйти,  а
сверстники  стали  смотреть  на  него  полудивЯсь, нолузавидуЯ,
когда кое-кто уже начал избегать его, относитьсЯ с подозрением,
а некоторые противники с издевкой,  даже  с  ненавистью,  когда
друзьЯ  стали  все дальше отдалЯтьсЯ и покидать его, -- тогда в
душе  его  такой  же  процесс  отрыва  и  уединениЯ  давно  уже
завершилсЯ.  ’еперь  учителЯ  все  более и более превращались в
товарищей, прежние друзьЯ -- в спутников, отставших на каком-то
отрезке пути, теперь он ни в школе, ни в городке уже не находил
себе  равных,  чувствовал  себЯ  не  на  месте,  ибо  все  было
пронизано  каким-то скрытым умиранием, флюидом уже миновавшего,
нереального. ‚се стало чем-то преходЯщим, похожим на изношенное
платье, из которого он уже давно вырос.  €  это  вырастание  из
такой  гармоничной  и  любимой родины, отход от ставшей чужой и
несозвучной ему формы жизни, эта прерываемаЯ часами  наивысшего
блаженства  пенЯющим  чувством  собственного  достоинства жизнь
человека, уже прощающегосЯ, уже  отозванного,  в  конце  концов
превратилась  длЯ  него в муку, в невыносимый гнет и страданиЯ,
ибо все уже покинуло его. Ђ вдруг это он сам покинул все? ‚друг
он сам виновен в этом отчуждении, в умирании такого  привычного
и  милого его сердцу мира, виновны его честолюбие, высокомерие,
его измена, малаЯ любовь его. ‚едь среди мук,  что  приносит  с
собой  подлинное  призвание,  --  эти  наигорчайшие.  ’от,  кто
приемлет его, приемлет не только дар, не только  приказ,  но  и
некоторую  долю  вины,  как  это  бывает  с  солдатом, которого
вызвали из строЯ, где он стоЯл рЯдом  с  другими,  и  назначили
офицером,  и  такое  назначение  тем  справедливее, чем большим
чувством вины, даже нечистой совести он расплачиваетсЯ  за  это
перед товарищами.
     ‚прочем,  на  долю  Љнехта  выпало  счастье  пережить этот
процесс  без  всЯких  помех  и  в   полном   неведении:   когда
педагогический  совет  сообщил  ему  об  отличии  и  скором его
переводе в школу элиты, то в первое мгновение он  был  поражен,
но  уже  в  следующее  эта  новость, обрушившаЯсЯ на него столь
неожиданно, представилась  ему  как  нечто  давно  известное  и
ожидаемое.  ’олько  тогда он вспомнил, что уже несколько недель
ему  как  насмешку  бросали  вслед:  "electus"   или   "элитный
мальчик".  Ћн, правда, слышал эти слова, но больше краем уха, и
воспринимал их именно только  как  насмешку.  Ќе  "избранником"
хотели его назвать, а как бы кричали: "ќй ты, что в высокомерии
воображаешь,  что  ты  electus!"  Џорой  он  тЯжко  страдал  от
подобных  взрывов  чувства  отчуждениЯ  между  собой  и  своими
товарищами,   сам   же  на  себЯ  никогда  не  смотрел  как  на
"избранника", в своем призвании он не видел повышениЯ в  ранге,
длЯ него оно прозвучало как внутренний оклик и ободрение. € все
же,  несмотрЯ  ни  на  что,  разве  он не знал этого прежде, не
предчувствовал, не ощущал тысЯчу раз? € вот  оно  созрело,  его
восторги  подтверждены  и узаконены, муки его не были напрасны,
невыносимо тесное старое платье  можно  наконец  сбросить,  длЯ
него уже готово новое.
     ‘   принЯтием  в  элиту  жизнь  Љнехта  оказалась  как  бы
пересаженной в другую сферу, первый решающий шаг в его развитии
был сделан. Ћтнюдь не у всех учеников элиты официальный перевод
совпадает с внутренним ощущением призваниЯ. Џодобное совпадение
-- благо, или, говорЯ банально, счастливый случай. †изнь  того,
с  кем  это  происходит,  имеет  определенное преимущество, как
жизнь тех людей, которые благодарЯ счастливому случаю  наделены
особыми телесными или душевными качествами. Џравда, большинство
учеников  элиты, даже почти все, воспринимают свое избрание как
великое счастье,  как  некое  отличие,  которым  они  гордЯтсЯ,
многие  из  них  задолго  до этого горЯчо жаждали его. € все же
переход из обычной, родной школы в школы  Љасталии  большинство
избранных  переживает  куда  тЯжелей,  чем они сами ожидали, он
приносит с собой  не  одно  разочарование.  „лЯ  тех  учеников,
детство  которых  протекало  счастливо  и  которые в семье были
окружены любовью, переход этот подобен тЯжелой разлуке, некоему
отречению, что влечет за собой, особенно  в  первые  два  года,
возвращение   немалого   числа  учеников  в  обычную  школу.  €
происходит  это  вовсе  не   из-за   недостатка   таланта   или
прилежаниЯ,  а  из-за  невозможности  примиритьсЯ  с  жизнью  в
интернате, и главное, с мыслью о том, что в  будущем  предстоит
порывать  одну  свЯзь  за  другой: с родиной, с семьей, и что в
конце концов он не будет знать уже никаких уз, кроме уз Ћрдена.
…сть и другой тип учеников  --  эти,  напротив,  избавление  от
родительского  дома  и  от опостылевшей школы рассматривают как
главную цель перехода: уйдЯ  из-под  надзора  строгого  отца  и
ненавистного  учителЯ,  они  вздыхают  свободно, однако ждут от
этой перемены столь больших и  невероЯтных  изменений  во  всей
своей  ж