огда  менЯ  поразило  больше  всего, что Љарлуша,
казалось, уже многое испытал в своей жизни и в  том  числе  уже
был  когда-то  замечательным  велосипедистом, а ведь он был еще
школьником девЯтого или десЯтого класса.
        x x x
     ‚ремЯ, описываемое мной, совпадает с  мирным  договором  с
ѓерманией, то есть с 1939 годом. Њне было десЯть лет. ‚ нас был
рано разбужен интерес к политике, и этот интерес, как зажженный
бикфордов шнур, шел к своему логическому взрыву в душе каждого,
в ком была душа. —аще всего это был взрыв внутренний, мало кому
заметный  из  окружающих,  но  иногда  это  был  и заметный длЯ
окружающих  трагический  взрыв,  похожий  на  взрыв  гранаты  в
неумелой детской руке.
     ‘мутно  помню,  что,  когда  в  газете  поЯвилсЯ  портрет,
кажетсЯ,  ђиббентропа   с   Њолотовым,   было   как-то   чудно,
ненормально,  неприЯтно,  скорее  всего  из-за  привычки видеть
гитлеровцев только в качестве карикатуры.  ‚  натуральном  виде
они воспринимались как нечто ненормальное.
     Џомню,  что  сам  мирный договор мной и, наверное, многими
моими  сверстниками  воспринималсЯ   как   некий   политический
шахматный  ход  (мы  уже  играли в шахматы) с некоторой потерей
качества длЯ будущей грандиозной комбинации  с  шахом  и  матом
всему капиталистическому миру.
     Њы как бы подмигивали друг другу по поводу этого договора,
не замечаЯ,  что  человек,  который от имени всех нас, ну уж по
крайней  мере  от  имени  всех  наших  взрослых  родственников,
заключил  этот договор, никакого повода к этому подмигиванию не
давал и тем более сам, по крайней мере в этом смысле, никому не
подмигивал.
     Џомню смешную тонкость, которую Я тогда заметил в газетах.
„о мирного договора, судЯ по нашим  газетам,  казалось,  что  в
мировой  политике  более  правы  противники  ѓермании.  ’о есть
газеты, наверное, точно освещали фактический  ход  событий,  но
было ощущение спокойного, ровного отношениЯ к двум хищникам.
     Џосле  мирного  договора  осторожно  стали  выступать едва
заметные признаки симпатии по отношению  к  ѓермании.  Џризнаки
симпатии воспринимались как намек на правоту. Ќамек на правоту,
в  свою  очередь,  давал  намек на победу, потому что по нашему
учению правота в конечном итоге всегда должна  была  побеждать.
…сли  она побеждала сразу -- тем более правота себЯ утверждала.
Џравда,  судЯ  по  газетам,  правота  немцев  была  не  слишком
большой,  но  и  победы их соответственно были не так блестЯщи,
как мы собирались в будущем побеждать врага.
     ќта разница  между  освещением  хода  мировых  событий  до
мирного  договора  с  ѓерманией  и  после  него воспринималась,
помню, с каким-то симпатизирующим комизмом. ќто было похоже  на
возрастающие  и  угасающие симпатии моей тетушки по отношению к
соседЯм. „а стоЯт ли они все того, чтобы из-за  них  вводить  в
газеты  такие  тонкие  намеки  на правоту, котораЯ все равно по
сравнению с нашей Џравотой смехотворна, на победу, котораЯ  все
равно  рано  или  поздно  обернетсЯ полным поражением, когда мы
возьмемсЯ за дело?!
     Ќо вот в один прекрасный день длЯ менЯ лично  и  произошел
тот душевный взрыв, сильнее которого Я не знал в жизни.
     --  ђебЯта,--  сказала  в этот день Ђлександра €вановна,--
теперь нельзЯ говорить "фашисты"...
     ќто было сказано в классе, но Я не помню, по какому поводу
это было сказано, и  было  бы  кощунственно  сейчас  выдумывать
повод.  ’о ли кто-то из ребЯт, разозлившись на товарища, назвал
его фашистом, то ли один  мальчик  у  другого  громко  попросил
какую-нибудь  книгу,  скажем,  про  смелого  немецкого пионера,
обманывающего фашистов. ’огда было довольно много таких книг.
     Ћна об этом  сказала  просто  как  об  изменении,  которое
отныне  вошло  в  грамматические  правила.  Ќо,  видно,  что-то
заключалось в этих словах такое, чего ни она, ни мы не ожидали.
‘лова эти в отличие от многих других слов, которые  мы  слышали
от  учителей,  не  прошли  мимо ушей и не вошли в сознание. Ћни
остались в воздухе. €, словно оставшись в воздухе, они как бы с
каждой секундой твердели, становились  все  более  отчетливыми,
все  более  удобочитаемыми.  ќто  подтверждалось еще и тем, что
многие   ученики,   когда   она    произносила    эти    слова,
переговаривались  или  рассеЯнно думали о чем-то своем, как это
бывает в конце последнего урока, когда все ждут звонка. €  вот,
словно  в  самом  деле  слова висели в воздухе, постепенно к их
постыдной удобочитаемости  подключилсЯ  весь  класс,  в  классе
становилось  все  тише  и  тише  и,  наконец,  мертваЯ тишина в
течение пЯти-десЯти секунд.
     ‚се ждали, что Ђлександра  €вановна  как-то  поЯснит  свои
слова,  но  она ничего не говорила. Џомню, хорошо помню красные
пЯтна,  которые  пошли  по  морщинистым  щекам   нашей   старой
учительницы. Ћна продолжала молчать, и краЯ губ с одной стороны
ее рта мелко-мелко вздрагивали.
     ’от  стыд,  который  Я  тогда испытал и который в какой-то
мере охватил весь класс, Я никогда не забуду.
     Џосле этого много раз в жизни мы видели  эти  повороты  на
сто восемьдесЯт градусов, которые никто и не пыталсЯ нам как-то
объЯснить.     Љазалось,    самим    отсутствием    какого-либо
правдоподобного объЯснениЯ зигзагов политики  тот,  кто  вершил
ее, проверЯл полноту своей власти над нами.
     -- Ќичего, схамают, как булочку,-- казалось, бормотал он в
усы, словами брата ћры ‘тавракиди.
     ‚се-таки  Я  благодарен какой-то детской чуткости, котораЯ
ни на мгновенье, это Я помню хорошо, не дала мне подумать,  что
предательство это свЯзано с самой Ђлександрой €вановной. Ќет, Я
почувствовал,  что  есть  какаЯ-то  страшнаЯ  сила,  котораЯ  с
неимоверной тЯжестью давила на нашу учительницу и вынудила  ее,
покрываЯсь красными пЯтнами, сказать то, что она нам сказала.
        x x x
     €з  всех  дЯдей  моих самым любимым был дЯдЯ ђиза. Ћн-то и
подарил мне когда-то мои первые  книги  --  "ѓадкий  утенок"  и
"ђассказы о мировой войне".
     Ќебольшого   роста,   ладный,  красивый.  ‚о  всей  фигуре
какаЯ-то   невзрослаЯ    легкость,    стремительность,    глаза
насмешливые  и  зоркие-презоркие.  €менно  эти стремительность,
живость, добродушнаЯ зоркость на все  смешное  и  казались  мне
тогда красотой. Ќо он и в самом деле был хорош.
     „ЯдЯ  часто  водил менЯ на стадион. Џроходили без билетов,
потому что он был еще недавно сам известным футболистом, и  его
все знали.
     Ѓыло   по-праздничному   радостно  идти  с  ним  за  руку,
подходить  к  гудЯщему  стадиону,  протискиватьсЯ  к  входу.  џ
нарочно старалсЯ пройти мимо контролерши с независимым видом.
     --  Њальчик,  куда?  --  спохватывалась она, уже пропустив
менЯ.
     Ќо тут Я оборачивалсЯ, а дЯдЯ, улыбаЯсь, говорил: -- Ћн со
мной...
     Њы усаживались возле раздевалки, откуда доносились  голоса
футболистов.  ‚  окошечко  было видно, как они примерЯют бутсы,
туго натЯгивают гамаши,  разминаютсЯ.  „Ядю  встречали  друзьЯ,
такие  же  крепкие,  франтоватые, возбужденные. ђазумеетсЯ, все
болели  за  нашу  местную  команду,   но   она   почти   всегда
проигрывала.
     -- „ыханиЯ не хватает,-- говорили одни.
     --  ‘удьЯ зажимает, судью на мыло! -- кричали другие, хотЯ
неизвестно  было,  зачем  судье,  местному  человеку,  зажимать
своих.
     Њне тогда почему-то казалось, что возглас "‘удью на мыло!"
свЯзан не только с качеством судейства, но и с нехваткой мыла в
магазинах в те времена. Ќо вот и теперь, когда мыла в магазинах
полным-полно, кричат то же самое.
     …сли  во  времЯ  игры  кого-нибудь из наших сшибали и ног,
стадион приходил в неистовство.
     -- Џеналь! Џеналь! -- громыхали болельщики. …сли же  падал
кто-нибудь  из противников: -- ‘имулЯнт! ‘ полЯ! -- безжалостно
гудел стадион.
     ѓлавным  врагом  нашей  местной   команды   была   команда
тбилисского  "„инамо". ‚се болельщики Њухуса жили одной мыслью,
одной надеждой, одним пламенным желанием увидеть поражение этой
команды от нашей. Џоистине это  была  любовь-ненависть,  потому
что,  когда  тбилисское  "„инамо"  играло с какой-нибудь другой
командой, все наши болельщики болели за нее. …сли наша  команда
проигрывала какой-нибудь другой команде, это было неприЯтно, но
более или менее терпимо.
     Ќо  проигрыш тбилисскому "„инамо" каждый раз воспринималсЯ
как     чудовищнаЯ     несправедливость,     как      результат
катастрофического  невезениЯ.  Ќадо сказать, что наша команда с
величайшим ожесточением играла с тбилисским "„инамо", и нередко
первый тайм кончалсЯ вничью или даже в нашу пользу,  но  потом,
во втором тайме, они все равно выигрывали.
     Ѓывало,   если   первый   тайм  кончалсЯ  вничью,  стадион
охватывало предвкушение счастьЯ. € каждый, предвосхищаЯ победу,
старалсЯ с  суеверным  страхом  сдерживать  радостные  прогнозы
друзей,  хотЯ  тут  же забывалсЯ и сам давал такие же прогнозы.
’ак что во времЯ перерыва весь  стадион  сам  себЯ  успокаивал,
чтобы не сглазить победу.
     €ногда  кто-нибудь  с  верхней  трибуны, отвечаЯ на вопрос
прохожего,  говорил:  --  Џока  ничьЯ...  Ќо  (тьфу,  тьфу,  не
сглазить!) наши сидЯт у них на воротах.
     Ќо тут зрители суеверно оборачивались на этого болельщика,
потерЯвшего  сдержанность, и с презрительным шиканьем водворЯли
его на место.
     -- …сли  без  него  жить  не  можешь,  иди  и  там  с  ним
разговаривай,--  стыдили  они  его. Ќо некоторые болельщики все
равно никак не могли сдержать провидческого зуда.
     -- —тоб ты менЯ похоронил, если три -- один не будет!
     -- „ва-один тоже неплохо.
     -- —тоб ты менЯ похоронил, если три -- один не будет!
     --  —тоб  Я  тебЯ  похоронил,--   неожиданно   вмешиваетсЯ
совершенно  посторонний  болельщик,-- не надо заранее говорить,
сколько раз можно предупреждать!
     -- Ќо Я просто так,-- миролюбиво гаснет,  оборачиваЯсь  на
него  любитель  счета  "три  --  один",--  Я просто так, вообще
говорю...
     -- ‚ообще тоже не  надо,--  безжалостно  отрезает  нервный
болельщик.
     ‘реди  наших  футболистов особенно выделЯлись двое -- один
из нападающих и защитник.
     —ерноголовый  нападающий  был  очень  быстрым   и   ловким
игроком,  но, ложалуй, бестолковым. Љак только ему попадал мЯч,
он прорывалсЯ к воротам. Ќо тут его перехватывали защитники. Ћн
извивалсЯ, пританцовывал, делал финты  и  в  конце  концов  так
запутывалсЯ,  что бил в двух шагах от ворот мимо или неожиданно
с  какой-то  оскорбительной  легкостью  у  него  отбирали  мЯч.
Џартнер,  который  все  это  времЯ  прЯмо-таки вымаливал у него
подачу, останавливалсЯ как  вкопанный,  как  бы  призываЯ  весь
стадион в свидетели. ‘удорожно вытЯнув руки, он показывал на то
место, где стоЯл и откуда он Якобы обЯзательно забил бы гол.
     Ќападающий  делал  вид,  что  только  что  его заметил, и,
покаЯнно  опустив   голову,   покрытую   черными   глЯнцевитыми
волосами,  удалЯлсЯ к центру. Ќо как только ему попадал мЯч, он
мгновенно забывал свое покаЯние,  и  все  повторЯлось  сначала.
‡ато  какой  грохот  стоЯл  над  стадионом, когда ему удавалось
забить мЯч! Ћвеваемый гулом обожаниЯ,  не  глЯдЯ  ни  на  кого,
ровной рысцой, как цирковаЯ лошадка, он бежал к середине полЯ.
     Џро   длинного,   всегда  невозмутимого  защитника  пацаны
рассказывали легенды. Ћн был левша,  но  говорили,  что  правой
ногой  ему  запретили  бить после того, как он ударом мЯча убил
голкипера. …ще говорили, что он однажды с такой силой выбил мЯч
из вратарской площадки, что тот влетел в ворота противника.  Ћн
и в самом деле сильно бил. Ѓывало, выбежит навстречу мЯчу и как
саданет!  Ђ  потом лениво возвращаетсЯ на место, уверенный, что
после его удара мЯч не так-то скоро прилетит обратно.
     €ногда мЯч влетал на  трибуну,  и,  когда  кто-нибудь  его
оттуда выбивал, почему-то все начинали смеЯтьсЯ.
     Џосле  первого  тайма  потные,  усталые футболисты, тЯжело
передвигаЯ могучие ноги, возвращались в  раздевалку.  Ќекоторые
усаживались  возле  раздевалки  на  трибунах.  Љ  ним подходили
знакомые, пожимали руки, разговаривали. …сли игра  складывалась
плохо,   особенно   желчные   болельщики   вступали   с  нашими
футболистами в спор и даже иногда рвались в драку, но их тут же
оттаскивали окружающие.
     €ногда на трибунах усаживались и представители тбилисского
"„инамо". ‘реди них почти  всегда  было  два-три  наших  бывших
игрока.  Љ ним тоже подходили знакомые и разговаривали, с одной
стороны, стараЯсь показать, что  они  близко  знают  знаменитых
игроков,  с  другой  стороны, независимым видом и сдержанностью
показываЯ, что они не собираютсЯ подхалимничать перед ними.
     ќту мирную, сдержанную беседу иногда прерывал какой-нибудь
не в меру патриотичный болельщик. ЏодойдЯ близко к футболисту и
беседующим с ним землЯкам, он враждебно прислушивалсЯ  к  тому,
что  они  говорЯт,  стараЯсь  извлечь  пищу длЯ своего гнева из
самого  содержаниЯ  их  разговора.  Џри  этом  он,  не  скрываЯ
презрениЯ,  поглЯдывал  на  наших  людей,  которые  не стыдЯтсЯ
разговаривать с человеком, покинувшим родную команду.
     ‚ конце концов он вмешивалсЯ в разговор и начинал  спорить
с ним, иногда совершенно не имеЯ длЯ этого никакого повода.
     --  Ђ  ты,  продажный  изменник,  молчи! -- в конце концов
обращалсЯ он к бывшему  нашему  футболисту  и  уходил  с  видом
человека,  исполнившего  свой  гражданский  долг. €ногда такого
рода патриоты  поступали  несколько  хитрее.  Ћни  нанимали  за
порцию  мороженого  какого-нибудь  мальчика,  чтобы тот крикнул
бывшему нашему футболисту то же самое и убежал.
     Ћбычно футболист после этого уходил в  раздевалку,  а  те,
что  до этого с ними разговаривали, выражали неодобрение на эти
оскорбительные выпады.
     -- ќто тоже неправильно,-- говорили они,-- человек растет,
ему надо выдвигатьсЯ! -- Њы не против,-- говорили другие,-- но,
пока молодой, мог еще два-три года поиграть,  отплатить  добром
своей команде, котораЯ научила тебЯ играть...
     --  Џожалуйста, уходи! -- вдруг вмешивалсЯ человек, как бы
озаренный совершенно новым взглЯдом на эту  старую  проблему.--
Ќо только при одном условии...
     --  Љаком  условии?  --  с  большим  любопытством начинали
спрашивать остальные, придвигаЯсь к этому  человеку  и  окружаЯ
его кольцом.
     --  ‚ родном поле не играй! -- с огромной силой произносил
этот человек и оглЯдывал окружающих с некоторой  патриотической
агрессивностью.
     --  ’оже правильно! -- соглашались окружающие, хотЯ и Ясно
было, что они ожидали чего-то более оригинального. Ќо сама  эта
патриотическаЯ   агрессивность,  как  бы  вызваннаЯ  непомерной
любовью к своему городу, мешала им  высказать  свой  взглЯд  на
недостатки этого предложениЯ.
     Ќекоторые  футболисты  сразу же после перерыва подбегали к
ларьку,  прилепившемусЯ  к  ограде.   ‹арек   одним   окошечком
открывалсЯ внутрь стадиона.
     †аркие, запрокинув голову, не отрываЯ бутылки ото рта, они
пили,  прислушиваЯсь  к  собственному  удовольствию, высасывали
маленький водоворот прохлады, словно трубили в  трубу  какую-то
вкусную беззвучную мелодию утолениЯ.
     Ћбычно они брали сразу по две бутылки и, допиваЯ одну, уже
вторую  держали  наготове  и  даже  слегка  приподымали руку со
второй бутылкой, как бы успокаиваЯ свою жажду: мол,  не  бойсЯ,
еще есть.
     Ќасмотревшись на футболистов, пьющих лимонад, Я подходил к
дощатой  изгороди  стадиона. ‘колько томительных часов провел Я
здесь, только по ту сторону, когда дЯдЯ бывал в  командировках,
а мне не удавалось пройти зайцем!
     ‚  таких  случаЯх  вместе  с  остальными  неудачниками  мы
следили за игрой, прильнув к щелЯм  в  заборе.  Џравда,  лучшие
щели  всегда  забирали  ребЯта  постарше  нас,  так что и среди
неудачников не было равенства, но все же и на нас хватало.
     ’еперь Я подходил к изгороди по-хозЯйски изнутри.  „есЯтки
ребЯчьих глаз жадно глЯдели на менЯ. Њногие из пацанов были мне
знакомы.   џ   несколько   покровительственно   рассказывал  им
кое-какие  подробности  матча.  Ћни  завистливо  слушали  менЯ,
иногда спрашивали:
     -- Љак проканал?
     -- џ с дЯдей,-- отвечал Я.
     -- Ђ-а,-- вздыхали они.
     ‚озле   забора  похаживал  милиционер.  Љогда  он  отходил
подальше или отворачивалсЯ, Я давал  им  знак,  они  перелезали
через  забор  и  быстро нырЯли в толпу. џ возвращалсЯ на место,
испытываЯ двойную радость и от собственной добропорЯдочности, и
оттого, что удалось провести милиционера.
     €ногда мы с дЯдей приходили на стадион помытьсЯ в душевой.
ќто тоже было привилегией  длЯ  своего  человека.  „ЯдЯ  быстро
раздевалсЯ,   аккуратно  складывал  одежду  и  пускал  воду.  џ
становилсЯ под крепкую толкающую струю, пыхтел и  отфыркивалсЯ,
делаЯ  вид,  что  смываю  с  себЯ  грЯзь,  хотЯ был уверен, что
никакой грЯзи на мне  нет.  „ЯдЯ  мылсЯ  с  удовольствием.  …го
мускулистое  тело  все  времЯ двигалось, под мышкой трепыхалась
смешнаЯ  родинка,  похожаЯ  на  маленькую  матрешку.  Џотом  он
обтиралсЯ   скрипЯщим   махровым  полотенцем,  подмигивал  мне,
посмеиваЯсь над моей неловкостью.
     Џосле купаниЯ тело  делалось  легким  и  сильным.  Њы  шли
домой. џ вышагивал рЯдом с ним, с обожанием глЯдел на его лицо,
на  блестЯщие  волосы,  причесанные  на  косой  пробор,  на его
улыбающийсЯ рот. џ чувствовал, что моЯ  персона  сама  по  себе
доставлЯет   ему   какое-то  насмешливое  удовольствие,  и  это
почему-то радовало, окрылЯло. Њы любили друг  друга.  ќто  было
точно.
     Њежду  прочим,  Я  не  помню,  чтобы  он менЯ когда-нибудь
целовал. Њожет быть, это бывало, но, видимо, так редко,  что  Я
не  запомнил.  ‚  нашей  огромной  родне и вообще в кругу наших
знакомых  на  детей,  и  в  том  числе  на  менЯ,  обрушивалось
неимоверное  число  поцелуев.  ѓосподи,  как  Я  ненавидел  эти
поцелуи! †естко-небритые, винно-водочные, чмокающие, скребущие,
сосущие. Ћсобенно женские, противно пахнущие помадой,  особенно
же среди особенных поцелуи женщин с неудавшимисЯ судьбами, Я их
сразу отличал по какой-то свойственной им тупиковой силе удара.
Ћт  поцелуев было трудно увернутьсЯ, приходилось терпеть, чтобы
не обидеть взрослых.
     „ЯдЯ был высшим авторитетом не только у нас в семье, но  и
во дворе, многолюдном, многоЯзычном и по-южному шумном. †енщины
нашего  двора, постоЯнно переругивавшиесЯ, стараЯсь перекричать
собственные  примуса,  смолкали,  когда  он  входил  во   двор,
прихорашивались, вспоминали, что они женщины.
     ђаботал   он   экономистом   в   каком-то  заготовительном
учреждении, а тогда Я думал, что он  занЯт  сказочной  работой,
смысл  которой  --  делать  людей умелыми, веселыми, легкими. ‚
сущности, так оно и было.
     Џо воскресеньЯм дЯдЯ  выводил  из  дому  велосипед,  н  мы
ездили купатьсЯ на море.
     Џомню  ослепительный  день.  „ЯдЯ  в  белоснежном костюме,
какой-то особенно свежий, бодрый.  ‘веркают  быстро  мелькающие
спицы, руль, звонок на руле, даже камни мостовой, по которой мы
едем.  ‚елосипед дребезжит, вибрирует на туго накачанных шинах.
‘идеть на подпрыгивающей раме больно, ноги приходитсЯ  неудобно
подтЯгивать, чтобы не мешать дЯде педалить. Ћн то и дело просит
менЯ,  чтобы  Я  держал  руль  посвободней,  но  какой-то страх
заставлЯет менЯ сжимать его изо всех сил.
     ‚стречный ветер надувает рубаху, режет глаза, но Я  каждым
нервом  и  мускулом  впиваю  счастье  езды, нашей с ним дружбы,
близости морЯ. џ  замечаю,  как  встречные  мужчины  и  женщины
улыбаютсЯ нам, кивают дЯде, некоторые успевают спросить:
     -- ‘ын?
     --  ЏлемЯнник,--  бросает  дЯдЯ, и Я чувствую в голосе его
улыбку.
     "ЏлемЯнник",-- повторЯл Я про себЯ вкусное, веселое слово,
похожее на прЯник. Њне казалось, что именно этому сходству слов
улыбаетсЯ он.
     „ЯдЯ в те времена, когда Я его стал помнить, жил с матерью
и сестрой в нашем доме. „о этого он был женат и  жил  где-то  в
другом месте, но Я этого времени не застал.
     Џосле  работы  в  летнее  времЯ  он обычно отдыхал в своей
кровати под марлевым балдахином от комаров и мух.
     џ часто приходил к нему в комнату, садилсЯ  за  письменный
стол  и  листал  книги  или  рисовал, валЯЯсь на старой рогатой
шкуре тура,  распластанной  перед  кроватью.  Џод  колониальным
балдахином  таинственно  шелестели страницы Њопассана и ‘тефана
–вейга.
     ЏриходЯ к нему, Я каждый раз просил листик  бумаги,  чтобы
изобразить  очередную  баталию  с  фашистами.  Ћднажды  он  мне
сказал, что у него не осталось ни одного листика.
     -- Ќу, тогда дай веточку,--  неизвестно  зачем  сказал  Я.
Ћтвет   ему   так  понравилсЯ,  что  он,  смеЯсь,  потом  часто
рассказывал об этом своим друзьЯм.
     „ЯдЯ часто  мне  что-нибудь  приносил  с  работы.  Ѓывало,
разденетсЯ,   позовет   менЯ  и  говорит,  улыбаЯсь  и  заранее
наслаждаЯсь моей радостью:
     -- Ђ ну-ка, посмотри, что у менЯ там в кармане?
     џ бегу к вешалке, роюсь в карманах, в  сладкой  лихорадке,
стараЯсь догадатьсЯ, чтобы это могло быть.
     €  вот однажды исполнилась великаЯ мечта -- дЯдЯ купил мне
настоЯщий двухколесный велосипед.
     ЏриЯтно  пахнущий  резиной  и  свежей   краской,   легкий,
нарЯдный,  чем-то  похожий  на  самого  дЯдю, он стоЯл у него в
комнате, молодцевато прислоненный к подоконнику. —то  это  была
за    радость    --    трогать   новенький   руль,   еще   туго
поворачивающийсЯ, бесконечно звонить в звоночек на руле, нюхать
кожаное седло, треугольную сумочку, висЯщую на  раме  и  чем-то
грозно  похожую  на кобуру пистолета, гладить клейкие шины, как
живое тело, чувствуЯ ладонью их шершавую, рубчатую поверхность!
     ’еперь каждую свободную минуту Я возилсЯ возле велосипеда.
‚ыводить его во двор мне еще не разрешали, Я был слишком мал, а
рос, как  назло,  медленно.  —то  было  делать!  џ  влезал   на
неподвижный  велосипед,  усаживалсЯ на седло и представлЯл, как
лечу по улицам города, звоню, притормаживаю, учусь  ездить  без
рук,  иногда  даю  сделать  круг  знакомым пацанам. ’олько один
круг, и то не всем, а на выбор, самым лучшим.
     Џотом Я научилсЯ ездить по комнате, стоЯ на одной  педали.
џ  был  влюблен  в  своего  нового  друга,  особенно, помнитсЯ,
нравилсЯ  мне  малиновый  фонарик  на  заднем  крыле,  волшебно
блестевший  в  уютном  сумраке комнаты: летом ставни были почти
всегда прикрыты от жары.
     ли дни томительного и счастливого ожиданиЯ, но Я так и не
вывел ни разу свой велосипед, потому что случилось страшное.
     Ћднажды дЯдЯ не пришел  с  работы,  а  потом  тетЯ  где-то
узнала,  что  его  "взЯли".  џ  еще  не  знал значениЯ, которое
придавали  этому  слову,  но   чувствовал   какую-то   жестокую
безличную силу, заключенную в нем.
     ЏечальнаЯ  таинственность  окружила  нашу семью. Џриходили
соседи,  сочувственно  вздыхали,  качали  головой.  ѓоворили  с
оглЯдкой,    полушепотом.   —увствовалось,   что   люди   живут
напрЯженно, в ожидании грозного, как бы стихийного бедствиЯ.
     Ђрест дЯди  скрывали  от  бабушки.  Ќо  она  чуЯла  что-то
недоброе  и,  страшась  правды,  делала  вид,  что  верит в его
неожиданную командировку. Ћднажды Я увидел, как она  перебирает
вещи  в  дЯдином  чемодане  и  тихо причитает над ними, как над
покойником. Њне стало не по себе, Я понЯл, что она все знает.
     Џриходили дЯдины друзьЯ, все такие же стройные,  нарЯдные,
но притихшие. Ћни без конца курили, грустно шутили, что" лучших
забирают",  и  как-то  утешающе  рассказывали,  что "взЯли" еще
такого-то и такого-то.
     ’етушка  с   неприЯтной   услужливостью   подставлЯла   им
пепельницу,  угощала  чаем,  сама  пила  его  с каждым из них и
рассказывала,  рассказывала.  Љак   она   ходила   к   каким-то
начальникам, как ее культурно принимали и обещали все выЯснить.
џ  чувствовал, что они ей не очень верЯт, но им приЯтно то, что
они не побоЯлись прийти, и то, что сами они все-таки на свободе
и могут вот так удобно сидеть на  кушетке  и  слушать  тетушку,
чувствовать уют человеческой близости перед неумолимой бедой.
     ‚  первые  дни  они заходили часто. Џотом все реже и реже.
Ћдин, помню, держалсЯ дольше других. Ќо и  он  вскоре  перестал
приходить. Џо слухам, многих из них постигла дЯдина участь.
     —ерез  полгода  мы  узнали,  что  дЯдю перевели в ’билиси.
’огда-то тетушка продала мой новенький,  так  и  не  обкатанный
велосипед, чтобы поехать туда. Љупил его Ѓогатый Џортной.
     --  ‚се равно как осталсЯ,-- сказал он, намекаЯ на то, что
велосипед не ушел из дому. Џосле этого он бесшумно укатил его к
себе в квартиру. Ќадо сказать,  что  тогда  Я  не  почувствовал
особой  обиды  на  Ѓогатого Џортного: слишком велико было горе,
которое  обрушилось  на  нашу  семью.  ‚ернее,  Я  почувствовал
некоторую  обиду  на  тетушку.  Њне  казалось, что она могла бы
достать деньги на поездку каким-нибудь другим  способом.  Ќо  Я
понимал, что сейчас говорить об этом и даже думать стыдно.
     €  только  позже,  когда Ћник впервые вытащил велосипед на
улицу и отец  его,  одной  рукой  придерживаЯ  руль,  а  другой
держась   за   седло,   прогуливал  по  улице,  Я  почувствовал
нестерпимую ревность. Џочему-то особенно постыдным, невыносимым
казалось обнаружить, что Я к нему неравнодушен. Љак  назло,  ко
мне  подходили  пацаны  с  нашей  улицы  и,  ничего не понимаЯ,
расспрашивали:
     -- Џравда, что Ћникин пахан купил твой велосипед?
     -- Ќу и что,-- отвечал Я как можно суше,-- правда.
     -- Ђ зачем продала твоЯ тетка?
     -- ‡начит, надо было,-- отвечал Я, сдерживаЯсь.
     -- Ђ тебе не жалко?
     -- Ќет,-- говорил Я,-- Я буду на дЯдином кататьсЯ...
     ’етушка в это времЯ выглЯдывала из окна на улицу и курила.
‘оседи, иносказательно переговариваЯсь с нею,  жалели  менЯ.  џ
чувствовал, что главное сейчас -- не показать виду, что Я думаю
о  нем.  џ  был  рад,  что они переговариваютсЯ иносказательно,
можно было притворЯтьсЯ, что Я ничего не  понимаю.  Ќо,  видно,
тетушке,  по  ее  склонности  к мелодраме, нужно было, чтобы Я,
сидЯ на лужайке перед домом, поник  головой,  или  каким-нибудь
другим   способом  показал,  что  безропотно  переношу  великую
несправедливость.
     -- ‚от так разбиваетсЯ  счастье,--  сказала  она,  как  бы
продолжаЯ  говорить  иносказательно,  и в то же времЯ ожидаЯ от
менЯ каких-нибудь более Явных признаков  тайного  горЯ.  џ  изо
всех  сил  держалсЯ  и  спокойно  смотрел,  как Ѓогатый Џортной
прогуливает Ћника. ќтого тетушка не могла простить. Љак человек
исключительно артистичный, она любила, чтобы ей подыгрывали.
     -- Ќо, с другой стороны, черствый,--  добавила  она  через
некоторое   времЯ,  как  бы  иносказательно,  уточнЯЯ  слова  о
разбитом счастье. ‘оседка, с которой она разговаривала,  ничего
ей  не ответила, и тетушка добавила: -- Ќо он не виноват, у них
материнскаЯ   линиЯ    такаЯ,--    продолжала    она,    теперь
иносказательно  перекладываЯ  часть  ответственности  на  маму.
’етушка и мама всю жизнь не любили друг друга.
     —ерез несколько дней Ћник уже сам ездил на велосипеде.  Ћн
вообще  был очень способен к таким вещам. ђебЯта с нашего двора
и улицы быстро забыли, ному принадлежал  когда-то  велосипед  с
малиновым   фонариком,  и  это  намного  облегчило  мою  задачу
скрывать, что Я этого не забыл. € Я вместе  с  другими  брал  у
него  велосипед сделать круг по нашему кварталу, чтобы никому в
голову не приходило, что Я все помню.
     ‚ернее, Я даже сам надеЯлсЯ, что это пройдет, но почему-то
какаЯ-то заноза в душе навсегда осталась. €  позже,  через  год
или  два,  когда  Я  ездил  на  дЯдином велосипеде, сначала под
рамой, а потом стоЯ или садЯсь  на  седло  после  разгона,  все
равно Я не забывал ничего.
     ’етушка  поехала в ’билиси и через неделю вернулась. ЋпЯть
говорила о том, как ее принимало  большое  начальство,  как  ее
вежливо   усаживали,   внимательно  выслушивали  и  даже  Якобы
возмущались несправедливостью местных властей, которые,  по  ее
словам, все выскочки, а настоЯщие люди только там.
     …й   удалось   передать   одежду   и   деньги,   она  даже
рассказывала, что видела дЯдю  на  вокзале,  когда  их  куда-то
отправлЯли  эшелоном.  Ћна  сказала, что выглЯдел он прекрасно,
только голову ему некрасиво побрили, что он даже улыбнулсЯ ей и
крикнул, что скоро увидимсЯ.
     ‚се  это  было  похоже  на  фантазию,  но  и  времЯ   было
фантастическое.   ѓазеты   были   переполнены   сообщениЯми   о
злодеЯниЯх врагов народа, повсюду искали вредителей. „остаточно
было  в  городе  кому-нибудь  отравитьсЯ  несвежей  рыбой,  как
выползали  слухи,  что  на консервной фабрике засели вредители.
€счезали самые неожиданные люди. Ѓывало, еще вчера  человек  на
митинге  или по радио призывал к беспощадной классовой борьбе с
врагом, а сегоднЯ сам,  как  бы  не  договорив  речь,  летел  в
пропасть.
     „аже  мы,  школьники первых классов, тоже были вовлечены в
эту борьбу. Ќа книжных иллюстрациЯх, на  обложках  тетрадей  мы
находили   каббалистические   знаки,   зловещие   письмена  тех
вредителей.  …ще  вчера  напечатанные  в   учебниках   портреты
руководителей государства и маршалов сегоднЯ вычеркивались.
     ‚от  одно из забавных наблюдений тех лет. џ заметил, что в
те времена на лицах взрослых, главным образом городских  людей,
поЯвилось  что-то  новое и очень смешное. ’еперь, вспоминаЯ эти
лица,  самые  различные  и  в   самых   различных   положениЯх,
повторЯющие  одну  и  ту же гримасу, Я могу сформулировать свое
наблюдение так: на лицах людей поЯвилось выражение политической
настороженности.
     €ногда, казалось бы, у человека совсем другое выражение на
лице, но какой-то миг, какаЯ-то  быстраЯ  перемена  во  внешней
обстановке,  которую он не сумел осознать и дать ей оценку,-- и
это  выражение  настороженности  выпархивает  на  лицо.  ’очнее
сказать,   не   успев  осознать  быструю  перемену  во  внешней
обстановке, он ее осознает как враждебную  вылазку,  даже  если
эта перемена вызвана Явлением природы.
     Ќеожиданный  порыв ветра попыталсЯ сдуть с головы человека
шлЯпу, он хватаетсЯ за шлЯпу и всей позой  выражает  готовность
догнать  и  наказать  нарушителЯ. Ќеожиданно тронулсЯ поезд или
неумело затормозил  --  вскидываетсЯ  голова:  "—то  еще  там?"
‡накомый  сзади хлопнул по плечу, какнула пролетающаЯ птичка на
рукав, рука на мгновение застывает в воздухе -- сохранить улики
преступлениЯ! ѓаснет в комнате свет и не  успел  еще  погаснуть
(быстрее  света,  что  ли?),  как  поЯвлЯетсЯ на лице выражение
настороженности, всеобщей мобилизации бдительности.
     ’от, кто устроил  все  это,  хорошо  понимал  одну  важную
сторону   человеческой   психологии.   Ћн  знал,  что  человеку
свойственно  жгучее  любопытство   к   постороннему.   —еловеку
доставлЯет особую усладу мысль, что рЯдом с обычной, нормальной
жизнью   идет   тайнаЯ  жизнь,  чертовщина.  —еловек  не  хочет
смиритьсЯ с мыслью, что мир сиротливо  материален.  Ћн  как  бы
говорит судьбе: если уж ты менЯ лишила бога, то по крайней мере
не лишай дьЯвола.
     Ѓез    этой   могучей   встречной   волны,   без   желаниЯ
гипнотизируемых быть загипнотизированными предприЯтие не  имело
бы такого грандиозного успеха.
     ђазумеетсЯ,  нарЯду  с  этой  тайной  склонностью  природа
человека, его  разум  обладают  могучим  свойством  разоблачать
демонов ночи, и одно из испытанных проЯвлений этого свойства --
смех. Ѓольше петушиного крика дьЯвол боитсЯ смеха.
     ‡вук  смеха  --  как  сноп  света. Њожет быть, смех -- это
озвученный свет?
     “лыбка -- струение света.
     „ержу пари, если бы у обыкновенного гипнотизера  спросить,
что  ему  больше  всего  мешает  во  времЯ массовых сеансов, он
ответит: смех в зале.
        x x x
     Џомню первое письмо от дЯди. …го  читали  и  перечитывали,
его воспринимали как начало освобождениЯ.
     Ћн писал из какой-то неслыханной бухты Ќагаева. Џисал, что
работает  грузчиком  в  порту,  чувствует  себЯ  хорошо. Џросил
прислать теплых вещей и побольше чеснока, потому что начиналась
цинга. € еще просил матери ничего не говорить о  своем  аресте,
так   как   он  кристаллически  чист  и  его,  наверное,  скоро
освободЯт.
     -- "Љристаллически чист",-- гордо повторЯла  тетушка.--  џ
же знала, что мой брат не может быть замешан в грЯзные дела.
     џ  писал  ему  бодрые пионерские письма, хвасталсЯ хорошей
учебой, раз даже  зачем-то  обвел  ладонь  карандашом  и  таким
образом как бы послал ему отпечатки своих пальцев.
     Ћн   продолжал   писать,   но   с   каждым  новым  письмом
чувствовалсЯ как бы  нарастающий  крик.  Ћн  нервничал  и  даже
сердилсЯ  на  нас за то, что мы не можем написать кому следует,
что он не знает даже, в чем его обвинЯют.
     Ћткуда ему было знать, что письма писались во  все  концы!
Ћднажды  даже  поручили мне, чтобы разжалобить, написать самому
ЃериЯ. Џо преданиЯм, он когда-то  училсЯ  с  дЯдей  в  реальном
училище. ‚ ответ приходили вежливые бумаги, где говорилось, что
в  деле  вашего  дЯди  (вашего брата, вашего сына, вашего мужа)
разберутсЯ и о результатах сообщат.
     ѓоды шли, но в деле дЯди так никто и не разобралсЯ.  Џотом
переписка заглохла, потом война...
     џ  рано  научилсЯ  ездить на старом дЯдином велосипеде. Ћн
двигалсЯ судорожными рывками, потому что Я изо всех сил нажимал
на педали, чтобы они успели перекрутитьсЯ, так как Я еще  плохо
доставал  до  них.  Ќоги  мои  были  покрыты  лиловыми прочными
синЯками. Њашина имела хороший ход, работала долго и терпеливо,
как будто  дожидалась  своего  хозЯина.  Џотом  тетушка  и  его
ухитрилась  продать.  ‘трах перед временем усиливал слабости ее
легкой натуры -- она все продавала.
     „ЯдЯ так и не вернулсЯ. ‘ годами боль улетучилась, оставив
каплю Яда в крови и воспоминание о нем, как о далеком солнечном
дне. € только  бабушка  с  неутихающей  Яростью  молила  своего
глуховатого  бога  вернуть  ей  сына. Ћбычно она молилась, стоЯ
лицом к окну, возле дЯдиного письменного стола. ‚ такие минуты,
чтобы не мешать, никто к ней близко не подходил.
     Ћднажды Я подошел к стене и  посмотрел  на  нее  сбоку  --
бабушка  держала  в  руке  рюмку  водки,  и  это менЯ потрЯсло.
ЋказываетсЯ, она прЯтала бутылку  за  ставней.  ЃеднаЯ  бабушка
молилась в день по пЯть-шесть раз. Њолитва, поддержаннаЯ рюмкой
водки,  наверное,  утешала,  но  все  же  она  умерла, так и не
дождавшись сына.
     €зредка, бываЯ у своих, Я  заглЯдываю  в  письменный  стол
дЯди,  перечитываю  письма  его  друзей и женщин, еще пахучие и
нежные. Љак ни странно, в городе его еще хорошо помнЯт. €ногда,
назвав себЯ в каком-нибудь учреждении,  Я  вижу,  как  светлеет
лицо  пожилой  женщины  и  она  спрашивает  с  каким-то молодым
любопытством:
     -- ‚ы не сын?
     -- ЏлемЯнник,-- отвечаю Я, как в давние годы, и вижу,  как
задумчиво теплеют глаза женщины.
     Џосле двадцатого съезда пришло письмо о реабилитации дЯди.
‚ эти  дни  Я  случайно  встретилсЯ с Ћником, теперь работником
следственных органов. џ знал, что ему поручена проверка  такого
рода  дел.  Ћн,  не  дожидаЯсь моего вопроса, сказал, что видел
папку с делом моего дЯди.
     -- —то же в ней было? -- спросил Я.
      -- Ќичего,-- сказал он и развел руками.
      џ вспомнил одну горькую подробность нашей переписки Љогда
установилась более или  менее  регулЯрнаЯ  переписка  с  бухтой
Ќагаева,  где  он  находилсЯ  в  заключении, он в каждом письме
спрашивал об отце, удивлЯЯсь, что отец ему не пишет. ‘начала он
спрашивал, не постигла ли отца та же участь или не боитсЯ ли он
переписки с осужденным братом, но мы  никогда  не  отвечали  на
этот  его вопрос, всегда обходили его. € он перестал спрашивать
об отце.
     џ еще тогда заметил, что письма оттуда были  свободней  по
духу  и  по  фактам, чем письма туда. Њы не могли ему написать,
что отца с нами нет, потому что с воли в тюрьму не принЯто было
сообщать печальных вестей, тюрьма должна была думать, что  волЯ
цветет  пышным цветом, как бы намекаЯ тем самым на правильность
массовых арестов. Њожет быть, многие заключенные,  получаЯ  эти
оптимистические  письма,  думали  про  себЯ:  менЯ-то, конечно,
взЯли ошибочно, но в целом это была правильнаЯ политика, потому
что избавила  страну  от  тысЯчи  вредителей  и  привела  ее  к
расцвету.
     Њы  никогда  не узнаем, догадалсЯ ли дЯдЯ, почему отец ему
не пишет. „о реабилитации оставалсЯ слабый лучик  надежды,  что
он  все-таки  жив,  что ему просто запретили переписку. ’еперь,
разумеетсЯ, никакой надежды не оставалось.
        x x x
     Њой отец был прирожденным неудачником. Њожно сказать,  что
ему  иногда  везло,  но  чаще все-таки не везло. Ѓывало, если в
чем-либо повезет, то сейчас же в чем-нибудь другом не  повезет,
так что становилось хуже, чем до того, как повезло.
     Ќасколько  Я  знаю, только один раз было наоборот, то есть
сначала было плохо, а потом хорошо.
     ‚ гражданскую войну он каким-то непонЯтным образом попал в
Ћдессу, и его схватили во времЯ облавы или еще чего-то  там.  “
него  уже  тогда  с документами было не все в порЯдке, Я думаю,
что скорее всего у него их вообще не было.
     Ћдним словом, его засадили в камеру  смертников  вместе  с
какими-то  спекулЯнтами.  Њожет  быть,  решили, что он привез в
Ћдессу мандарины или еще  что-то?  •отЯ  в  те  времена  у  нас
цитрусовых   не   производили,  так  что  и  с  мандаринами  не
получаетсЯ. ‚  те  годы  он  работал  на  кирпичном  заводе,  и
единственное, что он мог привезти в Ћдессу,-- это кирпич. Ќо во
времЯ  революции  никто  не  покупает  кирпичей, даже если их и
пускают в ход во времЯ баррикадных боев.  Ћдним  словом,  Я  не
знаю, как он попал в Ћдессу.
     Џросидел  он  двое суток в камере, но долго тогда в тюрьме
не держали, потому что заключенных надо кормить, а  времЯ  было
голодное.  €  вот  вывели  их  на тюремный двор, пересчитали на
всЯкий случай и уже собирались посадить в грузовик,  как  вдруг
поЯвлЯетсЯ  тот  самый  комиссар.  Ћтец когда-то, до революции,
спас его. ‡а  ним  охотились  жандармы.  Ћтец  спрЯтал  его  на
чердаке  нашего  дома, потому что жандармы в те времена чердаки
не обыскивали. Ћн там у него просидел больше  месЯца.  ‚  конце
концов  жандармам надоело его искать, и он с помощью отца ночью
сел на турецкую фелюгу и удрал. ’огда отец, конечно,  не  знал,
что  этот  человек станет красным комиссаром, но, видно, делать
добро бывает выгодно -- может пригодитьсЯ. Ђ может  и  нет.  Ќа
этот  раз  пригодилось.  “знал  его комиссар. Ќе мог не узнать.
Ћтец мой был видный мужчина. ‚ысокий, в папахе, и усы.
     -- €брагимыч! --  крикнул  ему  комиссар.--  ‚идно,  ты  в
рубашке родилсЯ!
     -- ‚асильич! -- крикнул отец.-- —уть не снЯли рубашку!
     --  —то  же,--  говорит комиссар,-- ты, старый подпольщик,
без документов гулЯешь по Ћдессе?
     -- „а и ты,-- говорит отец,-- гулЯл у менЯ по чердаку  без
документов.
     Ћтец мой был острый на Язык и за словом в карман не лез.
     --  Ќу,--  говорит  комиссар,--  езжай  домой.  Џусть твоЯ
мамаша приготовит  индюшку  по-абхазски,  с  перцем.  Џриеду  в
гости, как только закончим.
     --  Љончайте  скорей,-- говорит ему отец,-- а то не только
индюшек, кур не будет к тому времени.
     „ал ему комиссар  буханку  хлеба,  справку  и  посадил  на
пароход.
     -- •леб,-- говорит,-- можешь съесть, а справку не терЯй.
     --  …сли сейчас там меньшевики,-- ответил отец,-- придетсЯ
и справку съесть.
     -- „лЯ меньшевиков у  менЯ  одна  справка.  €  ты  знаешь,
какаЯ?
     -- —уть не узнал,-- говорит отец.
     Ћн  тогда  благополучно  добралсЯ до Ђбхазии, правда, Я не
знаю, пришлось ему справку съесть или нет.
     Ћб этой веселой истории  он  часто  рассказывал,  сидЯ  за
самоваром,   потому   что   любил   пить  чай.  ‘амоварный  чай
собственной заварки.
     Ћднажды к нам неожиданно  приехал  в  гости  сам  комиссар
‚асильич.  Ћн  был высокий, грузный человек с красным лицом и с
орденом ‹енина, привинченным Я пиджаку. џ впервые  видел  орден
‹енина  на живом человеке и почти весь вечер просидел у него на
коленЯх, рассматриваЯ орден и иногда трогаЯ его  рукой.  €з-под
ордена  высовывалсЯ  лоскуток  красной  материи. Ћрден лежал на
нем, как на флажке. Љрасный лоскут такого же цвета, как и  лицо
комиссара, и это почему-то было приЯтно. Њне казалось: и орден,
и  комиссар  сделаны  из того же материала, из которого сделана
сама  гражданскаЯ  война  и  книга  об  этой  войне  в  красном
переплете,   которую  мы,  ребЯта  тех  лет,  листали  с  таким
интересом.
     ‚есь вечер комиссар и отец пили вино и вспоминали о том, о
чем Я уже рассказывал. ЊенЯ слегка беспокоило, что на столе нет
обещанной индюшки, но комиссар не вспоминал, да и закусок  было
достаточно.
     ‚друг  отец  и  комиссар заговорили о чем-то другом. Ћ чем
они  говорили,  Я  не  понимал,  но  чувствовал,  что  разговор
какой-то тревожный. џ запомнил только два слова, которые теперь
все времЯ мелькали,-- "диктатура пролетариата".
     —то-то  грозное  и красивое было в этих словах, и вместе с
тем, казалось, они в какой-то опасности. Ќо  слова  были  такие
красивые  и  храбрые, что Я был уверен: они расправЯтсЯ с любой
опасностью  или,  в  крайнем  случае,  вырвутсЯ  из  нее,   как
партизаны из окружениЯ.
     --  „иктатура  пролетариата,--  начинал  ‚асильич,  тЯжело
склонившись над столом, и огненные мурашки  пробегали  по  моей
спине.  „альше  Я  не  понимал, да и не мог понЯть, может быть,
потому, что они сразу  заполнЯли  в  голове  все  пространство,
отпущенное  на  слова.  „лЯ  других  слов  просто не оставалось
места.
     -- „а, но диктатура пролетариата,-- отвечал  м