льствах  о  мужских
обществах, существовавших в армии или при „ворах). ’ак  что поЯвление в  XIX
веке  в психиатрии,  в  юриспруденции,  а также  в  литературе  целой  серии
дискурсов  о  видах  и  подвидах  гомосексуальности,  инверсий,  педерастии,
"психического гермафродитизма",  несомненно,  способствовало  очень сильному
продвижению   различных   форм   социального   контролЯ   в   этой   области
"первертированности", но оно способствовало также и конституированию некоего
"возвращенного"   дискурса:   гомосексуальность  стала   говорить  о   себе,
отстаивать  свою  законность и  свою  "естественность", и  часто  в  тех  же
терминах,   в   тех   же   категориЯх,   посредством   которых   она    была
дисквалифицирована медициной.
     „ело обстоит не так, что,  с  одной  стороны, есть дискурс  власти, а с
другой -  дискурс,  который этому  первому  противостоит. „искурсы  ЯвлЯютсЯ
тактическими  элементами или блоками  в поле отношений  силы; внутри одной и
той же стратегии могут быть самые различные и даже противоречащие друг „ругу
дискурсы; и, наоборот, они могут обращатьсЯ,

     {i}203{/i}
     не менЯЯ своей формы, между противоположными стратегиЯми. “ дискурсов о
сексе  не следует спрашивать,  из какой имплицитной  теории они проистекают,
или  какие  моральные  разделениЯ они воспроизводЯт, или  какую идеологию  -
господствующую или  же ту, над которой  господствуют,- они  представлЯют. €х
следует   расспрашивать   на  двух  уровнЯх  -  на  уровне  их   тактической
продуктивности: какие реципрокные эффекты знаниЯ и  власти они обеспечивают,
и  на уровне их стратегической  интеграции: какое стечение  обстоЯтельств  и
какое  отношение  силы  делает  их использование  необходимым в  таком-то  и
таком-то эпизоде происходЯщих столкновений.
     ђечь, стало  быть, идет  о  том, чтобы ориентировать себЯ в направлении
такой концепции власти, котораЯ исключительное право  закона заменЯет точкой
зрениЯ цели,  исключительное  право  запрета  -  точкой  зрениЯ  тактической
эффективности, исключительное право суверенитета - анализом множественного и
подвижного  полЯ отношений силы, где производЯтсЯ  глобальные, но никогда не
стабильные до конца эффекты господства. ‘корее модель стратегий, чем  модель
права.  €   все  это   отнюдь  не  вследствие   умозрительного   выбора  или
теоретического   предпочтениЯ,   но   поскольку   действительно   одной   из
фундаментальных черт западных обществ как раз и ЯвлЯетсЯ  то,  что отношениЯ
силы, в течение долгого времени находившие свое основное выражение в войне -
во всех формах войны,- мало-помалу инвестировали себЯ в порЯдок политической
власти.

     3. Ћбласть
     Ќе следует  описывать сексуальность  как  некий своенравный  напор,  по
своей природе чуждый и неизбежно непокорный власти, котораЯ со своей стороны
изнурЯет себЯ тем, чтобы ее покорить, и зачастую терпит
     {i}204
     крах{/i}  в попытке  полностью  ее  обуздать. ‘ексуальность  предстает,
скорее,  как чрезвычайно тесный пропускной пункт длЯ отношений власти: между
мужчинами и женщинами, между молодыми и старыми, между родителЯми  и детьми,
между  воспитателЯми  и учениками,  между  свЯщенниками  и  мирЯнами,  между
администрацией  и населением.  ‚ отношениЯх  власти сексуальность  вовсе  не
ЯвлЯетсЯ  самым глухим элементом,  но,  скорее,  напротив  - одним  из  тех,
которые  в  наибольшей  степени  наделены   инструментальностью:  элементом,
который может быть использован длЯ наибольшего числа маневров, который может
служить точкой опоры, шарниром длЯ самых разнообразных стратегий.
     Ќе существует одной-единственной глобальной  стратегии, подходЯщей  длЯ
всего общества  и  единообразно касающейсЯ всех  проЯвлений  секса;  думать,
например,  что  весь секс  часто пытались различными  путЯми  свести  к  его
репродуктивной функции, к  его гетеросексуальной и  взрослой форме  и  к его
супружеской  легитимности,-  значит,  конечно,   не  принимать  во  внимание
множественности     преследуемых     целей,     многочисленности    средств,
задействованных в разного рода сексуальных политиках, которые касались обоих
полов, разных возрастов и различных социальных классов.
     ‚  первом приближении кажетсЯ, что можно было  бы различить, начинаЯ  с
XVIII века, четыре основных стратегических ансамблЯ,  которые и развертывают
по отношению  к сексу особые диспозитивы знаниЯ и власти. Ћни  не родились в
этот момент  в  готовом виде, но  приобрели  свЯзность и достигли  в порЯдке
власти той эффективности, а в порЯдке  знаниЯ - той  продуктивности, которые
позволЯют описывать их в их относительной автономности.

     {i}€стеризациЯ тела женщины -{/i} тройной процесс, посредством которого
тело женщины было проана-

     {i}205{/i}
     лизировано  - квалифицировано  и  дисквалифицировано  -  как  тело,  до
предела насыщенное сексуальностью; процесс, с помощью которого это тело было
интегрировано  -  по  причине некоторой, будто  бы  внутренне  присущей  ему
патологии -  в поле  медицинских практик; с помощью которого,  наконец,  оно
было  приведено  в  органическую  свЯзь с  социальным  телом  (упорЯдоченную
плодовитость  которого  оно должно обеспечивать), с  семейным  пространством
(субстанциальным  и  функциональным элементом которого оно должно  быть),  а
также  с  жизнью  детей  (которую  оно  производит  и  которую  оно   должно
гарантировать  посредством биологически-моральной ответственности,  длЯщейсЯ
весь  период воспитаниЯ): Њать, с ее негативным  образом  "нервной женщины",
конституирует наиболее зримую форму этой истеризации.

     {i}ЏедагогизациЯ секса ребенка-{/i} двойное утверждение: во-первых, что
почти все дети  предаютсЯ или  способны предаватьсЯ сексуальной деЯтельности
и,  во-вторых, что эта сексуальнаЯ деЯтельность, будучи непозволительной длЯ
ребенка, одновременно и "естественной" и "противоестественной", несет в себе
опасности  -  физические  и  моральные, коллективные и  индивидуальные. „ети
определЯютсЯ  как "пороговые" сексуальные существа,  как находЯщиесЯ еще  по
эту  сторону  от секса и  одновременно - уже  в  нем, как стоЯщие на опасной
линии раздела; родители,  семьЯ, воспитатели, врачи и психологи впоследствии
должны  будут  взЯть  на  себЯ постоЯнную  заботу  об  этом зародыше  секса,
драгоценном   и  гибельном,  опасном   и   находЯщемсЯ   в  опасности;   эта
педагогизациЯ особенно проЯвлЯетсЯ  в  той  войне против  онанизма,  котораЯ
длилась на ‡ападе в течение почти двух веков.

     {i}‘оциализациЯ  производЯщего  потомство поведениЯ-{/i}  экономическаЯ
социализациЯ, котораЯ достигаетсЯ на окольном пути всЯкого рода побуждений и
тормо-

     {i}206{/i}
     жений,  осуществлЯемых  посредством "социальных"  и  налоговых  мер  по
отношению к плодовитости супружеских пар;  политическаЯ социализациЯ - через
вменение супружеским  парам  ответственности перед социальным  телом в целом
(которое  следует  ограничивать  или,   наоборот,  укреплЯть);   медицинскаЯ
социализациЯ  -  через  приписывание  практикам  контролЯ  за   рождаемостью
патогенного значениЯ как длЯ индивида, так и длЯ рода.
     Ќаконец,  {i}психиатризациЯ  извращенного удовольствиЯ-{/i} сексуальный
инстинкт   оказалсЯ  выделенным  в  качестве  автономного  биологического  и
психического инстинкта; был проделан клинический анализ всех  форм аномалий,
которым он может быть подвержен;
     ему  приписали роль нормализации и патологизации по отношению ко  всему
поведению в целом; наконец, была предпринЯта  попытка  найти  корректирующую
технологию длЯ этих аномалий.
     ‚ озабоченности  сексом, котораЯ  возрастает  на протЯжении  всего  XIX
века,  вырисовываютсЯ  четыре  фигуры  -  четыре  привилегированных  объекта
знаниЯ, четыре  мишени и точки закреплениЯ длЯ разного рода демаршей знаниЯ:
истеричнаЯ женщина, мастурбирующий ребенок, мальтузианскаЯ пара, извращенный
взрослый,- фигуры, каждаЯ из которых  соответствует  одной  из перечисленных
стратегий, которые - каждаЯ по-своему - пронизали и использовали секс детей,
женщин и мужчин.
     Ћ чем же идет речь в этих  стратегиЯх?  Ћ борьбе против  сексуальности?
€ли  об  усилии  взЯть ее  под контроль?  Ћ  попытке лучше ею  управлЯть?  €
замаскировать то, что может  быть  в ней  нескромного, бросающегосЯ в глаза,
непокорного? €ли  сформулировать  о  ней как раз  такую  порцию  знаниЯ - не
больше не меньше,- котораЯ была бы приемлемой или

     207

     полезной?   Ќа  самом   деле  речь   тут  идет,  скорее,  собственно  о
{i}производстве{/i}  сексуальности.  …е,  эту   сексуальность,   не  следует
понимать ни  как  нечто  данное  от  природы,  что власть будто бы  пытаетсЯ
обуздать, ни как некую  темную область, с  которой  знание Якобы мало-помалу
пытаетсЯ  снЯть  покров.  ‘ексуальность  -  это  имЯ,   которое  можно  дать
некоторому  историческому диспозитиву:  это не  подпольнаЯ  реальность,  над
которой будто  бы разыгрываютсЯ  трудные схватки,  но обширнаЯ поверхностнаЯ
сеть,  где   стимулЯциЯ  тел,  интенсификациЯ  удовольствий,  побуждение   к
дискурсу,   образование   знаний,   усиление   контролей   и   сопротивлений
сцепливаютсЯ  друг   с  другом   в  соответствии  с  несколькими  важнейшими
стратегиЯми знаниЯ и власти.
     Њожно  допустить, что  сексуальные  отношениЯ во всЯком обществе давали
место   некоему   {i}диспозитиву  супружеского  союза:{/i}   системе  брака,
установлениЯ и расширениЯ родственных свЯзей,  передачи  имен  и  имущества.
ќтот диспозитив супружеского союза вместе с механизмами принуждениЯ, которые
его  обеспечивают,  вместе  с  тем знанием, нередко  -  сложным, которого он
требует, постепенно утрачивал свое значение по мере  того, как экономические
процессы и политические структуры больше уже не находили  в  нем адекватного
инструмента и  достаточной опоры. ‘овременные западные  общества  изобрели и
пустили  в  ход,  особенно  начинаЯ с  XVIII века, некий  новый  диспозитив,
который накладываетсЯ на первый и, не упразднЯЯ его, способствует уменьшению
его  значениЯ.  ќто  -  {i}диспозитив  сексуальности,{/i}  как  и диспозитив
супружества, он замыкаетсЯ на  сексуальных партнерах,  но  совершенно иначе.
ќти два  диспозитива можно было  бы  почленно  противопоставить.  „испозитив
супружества выстраиваетсЯ вокруг системы правил, определЯющих  разрешенное и
запрещенное, предписанное и незаконное. „испозитив же сексуаль-

     {i}208{/i}
     ности  функционирует  в  соответствии  с  подвижными,  полиморфными   и
сообразующимисЯ с обстоЯтельствами техниками власти.  „испозитив супружества
среди своих  основных  задач имеет  задачу воспроизводить игру  отношений  и
поддерживать закон, ими управлЯющий.  „испозитив сексуальности же, напротив,
порождает постоЯнное  расширение областей  и форм контролЯ.  —то существенно
длЯ  первого  -  так это  свЯзь между  партнерами,  обладающими определенным
статусом; длЯ второго  же  - это  телесные ощущениЯ,  качество удовольствий,
природа  впечатлений, сколь  бы тонкими и неуловимыми  они ни были. Ќаконец,
если диспозитив супружества  крепко сочленен с  экономикой в силу  той роли,
которую он может играть  в передаче или в обращении  богатств, то диспозитив
сексуальности  свЯзан   с   экономикой  через  многочисленные  и  изощренные
передаточные  звеньЯ,  основным  из которых, однако, ЯвлЯетсЯ тело  -  тело,
которое  производит  и  которое потреблЯет. ‘ловом, диспозитив  супружества,
безусловно,  упорЯдочен   гомеостазисом   социального  тела,  гомеостазисом,
который    этим   диспозитивом    должен    поддерживатьсЯ;   отсюда-    его
привилегированнаЯ  свЯзь  с  правом;  отсюда   также   тот  факт,  что   его
кульминацией   ЯвлЯетсЯ  "воспроизводство".   Џраво  же   на   существование
диспозитива сексуальности состоит не в том, чтобы воспроизводитьсЯ, а в том,
чтобы размножатьсЯ,  обновлЯть, захватывать,  изобретать,  проникать в тела-
все более и  более  детально, и контролировать население  все более  и более
глобально.  ‘ледует,   стало   быть,   принЯть   три  или   четыре   тезиса,
противоположных  тому, что предполагаетсЯ темой  сексуальности,  подавленной
современными формами общества: сексуальность свЯзана  с недавно поЯвившимисЯ
диспозитивами  власти;  ее экспансиЯ  постоЯнно  возрастала, начинаЯ с  XVII
{i}ве-{/i}ка; распорЯдок, который ее с тех пор поддерживал, не

     {i}209{/i}
     определЯлсЯ  воспроизводством  -  он  был  свЯзан  с  самого  начала  с
интенсификацией тела, с наделением его ценностью в качестве объекта знаниЯ и
в качестве элемента в отношениЯх власти.
     Ѓыло  бы  неточностью сказать,  что  диспозитив  сексуальности  заменил
диспозитив супружества. Њожно вообразить, что однажды, быть может, он его  и
в  самом деле  заменит.  ”актически, если он  сегоднЯ и  имеет тенденцию его
перекрыть,  то  все  же  он его  не  стер и не сделал бесполезным.  ‚прочем,
исторически, именно вокруг и исходЯ из диспозитива супружества и установилсЯ
диспозитив сексуальности. …го образующим  Ядром выступила практика покаЯниЯ,
затем исповедываниЯ совести  и  духовного  руководства: как мы  уже видели',
именно секс в качестве субстрата отношений становилсЯ  предметом  обсуждениЯ
на  суде покаЯниЯ; вопрос, который  здесь  задавалсЯ,-  это вопрос  о  вещах
разрешенных  или запрещенных (супружескаЯ измена, внебрачнаЯ свЯзь,  свЯзь с
лицом, запрещеннаЯ по крови или по статусу, законный или незаконный характер
акта  соединениЯ); потом,  понемногу,  вместе  с  новым  пастырством,  с его
применением в семинариЯх,  коллежах и монастырЯх,  от проблематики отношениЯ
перешли к проблематике "плоти",  т.е. тела, ощущениЯ, природы  удовольствиЯ,
наисекретнейших   движений  вожделениЯ,   тончайших   форм   наслаждениЯ   и
удовлетворениЯ.  ђождалась  "сексуальность"  -  рождалась из техники власти,
котораЯ  первоначально была центрирована на супружестве. € с  тех пор она не
переставала функционировать в отношении к системе супружества и с опорой  на
нее.  џчейка  семьи, в том значении, которое было  ей придано по ходу  XVIII
века, позволила развернутьсЯ на
     __________
     1 ‘равни выше, с. 135.

     {i}210{/i}
     двух своих  главных измерениЯх - ось "муж-жена" и ось "родители-дети" -
основным  элементам диспозитива сексуальности  (женское тело, раннее детское
развитие,  регулирование  рождаемости и,  безусловно,  в меньшей  степени  -
спецификациЯ извращений). Ќе следует понимать семью, в ее современной форме,
как структуру  -  социальную, экономическую  и политическую  -  супружества,
структуру, котораЯ исключает сексуальность или, по крайней  мере, обуздывает
и  приглушает  ее  насколько возможно и удерживает от  нее  только  полезные
функции.  Ќапротив, роль  ее состоит в  том, чтобы укоренЯть сексуальность и
конституировать  длЯ  нее  постоЯнную опору. ‘емьЯ обеспечивает производство
такой   сексуальности,   котораЯ,  не  совпадаЯ  с  исключительными  правами
супружества,  все  же  позволЯет,  чтобы  системы супружества были пронизаны
совершенно новой тактикой власти, до того им неизвестной.
     ‘емьЯ - это  пункт  обмена  между сексуальностью  и  супружеством:  она
переносит закон и измерение юридического в диспозитив  сексуальности; и  она
же переносит экономику удовольствиЯ  и  интенсивность  ощущений в распорЯдок
супружества.
     ќто сцепление диспозитива супружества  и  диспозитива  сексуальности  в
форме  семьи позволЯет  понЯть рЯд фактов:  что  семьЯ становитсЯ, начинаЯ с
XVIII века,  местом обЯзательного присутствиЯ аффектов, чувств и любви;  что
семьЯ  ЯвлЯетсЯ  привилегированной  точкой зарождениЯ  сексуальности; что по
этой причине сексуальность рождаетсЯ "инцестуозной".  ‚полне возможно, что в
обществах,   где   преобладают  диспозитивы  супружества,   запрет   инцеста
оказываетсЯ  функционально  необходимым  правилом. Ќо в  обществе,  подобном
нашему, где семьЯ  ЯвлЯетсЯ наиболее активным очагом  сексуальности и где ее
существование, безусловно, поддерживаетсЯ и

     {i}211{/i}
     длитсЯ именно  требованиЯми  сексуальности, инцест  уже  по  совершенно
другим причинам и совершенно иным образом занимает  центральное место: здесь
он  постоЯнно и  востребуетсЯ  и  отвергаетсЯ  -  как  объект  и  неотступно
преследующий  и призываемый, как устрашающаЯ тайна и необходимое сочленение.
Ћн  предстает как то, что в высшей степени запрещено  в семье, поскольку она
выступает в качестве диспозитива супружества; но в  равной мере инцест также
и  то,  что  постоЯнно требуетсЯ,  чтобы  семьЯ  действительно  была  очагом
постоЯнного возбуждениЯ сексуальности. …сли на  протЯжении более  века ‡апад
проЯвлЯл столь большой интерес к запрету инцеста, если в этом запрете, почти
со всеобщего согласиЯ,  видели социальную универсалию и один  из непременных
пунктов перехода к  культуре, то это,  быть  может, потому, что в нем видели
средство защититьсЯ вовсе не от инцестуозного желаниЯ, но от экспансии и  от
последствий этого диспозитива сексуальности, который был  уже установлен, но
неудобство которого, нарЯду со  многими преимуществами, состоЯло в том,  что
он  игнорировал законы  и  юридические  формы  супружества. “тверждать,  что
всЯкое общество, каким  бы оно ни  было, а следовательно, и наше,  подчинено
этому правилу правил, значило гарантировать, что и диспозитив сексуальности,
странными эффектами  которого  - и среди  них интенсификацией  аффективности
внутри пространства семьи - уже начинали манипулировать,- что и он не сможет
ускользнуть от великой и древней  системы супружества. € право - даже внутри
новой механики власти - будет, таким  образом,  спасено. €бо таков  парадокс
этого общества, которое, начинаЯ с XVIII  века,  изобрело столько технологий
власти, чуждых праву: оно опасаетсЯ  их последствий и размножений  и  потому
пытаетсЯ перекодировать их в формы права. …сли до-

     {i}212{/i}
     пустить,  что порогом всЯкой культуры  ЯвлЯетсЯ запрещенный  инцест, то
сексуальность  тогда оказываетсЯ испокон веков размещенной под знаком закона
и права. ќтнологиЯ,  котораЯ в  течение  столь  долгого  времени непрестанно
разрабатывала  транскультурную  теорию запрета на  инцест,  оказала  большую
услугу  всему  современному  диспозитиву  сексуальности  и  производимым  им
теоретическим дискурсам.
     ’о,  что  произошло  начинаЯ  с  XVII  века,  может  быть  расшифровано
следующим  образом: диспозитив  сексуальности,  первоначально сложившийсЯ на
краЯх  семейных  институтов  (в  нравственном  руководстве,  в  педагогике),
мало-помалу начинает  центрироватьсЯ на  семье:  все,  что могло  быть в нем
чуждого, неустранимого, возможно  -  гибельного  длЯ диспозитива супружества
(сознание этой опасности проЯвлЯетсЯ как  в  критике, столь часто адресуемой
несдержанности наставников, так и в споре, чуть более позднем, о частном или
публичном,  институциональном или  семейном  воспитании  детей1), - все  это
беретсЯ теперь  на свой счет  семьей,  семьей реорганизованной,  несомненно,
более  тесной  и,  конечно  же, интенсифицированной  по отношению  к прежним
функциЯм,  которые она отправлЯла внутри диспозитива супружества.  ђодители,
супруги   становЯтсЯ   в   рамках   семьи  основными  агентами   диспозитива
сексуальности,  который,   в  свою  очередь,  вовне  опираетсЯ   на  врачей,
педагогов, позже - на психиатров, внутри же начинает дублировать,  а вскоре-
и "психологизировать" или "психиатризировать" отношениЯ супружества.
     ’огда и поЯвлЯютсЯ эти новые персонажи: невротичнаЯ женщина,  фригиднаЯ
супруга, мать, безраз-
     _____________
     1{i}’артюф{/i}  Њольера  и  {i}Ќаставник{/i}  ‹енца, отстоЯщие друг  от
друга во времени более чем на столетие, представлЯют собой оба интерференцию
диспоэитива   сексуальности   с  диспоэитивом   семьи  -   внутри  духовного
руководства  в  случае  {i}Taртюфа{/i}  и  внутри   воспитаниЯ  -  в  случае
{i}Ќаставника.
     213{/i}
     личнаЯ или же не находЯщаЯ себе покоЯ из-за ужасных навЯзчивостей, муж-
импотент, садист  или извращенец, истеричнаЯ или  неврастеничнаЯ дочь,  рано
созревший и  уже изнуренный  ребенок, молодой гомосексуалист, отказывающийсЯ
женитьсЯ или  пренебрегающий своей женой. ќто -фигуры, совмещающие сбившеесЯ
с  пути супружество  и аномальную сексуальность; расстройство последней  они
вносЯт  в порЯдок первого; длЯ  системы супружества же они  ЯвлЯютсЯ поводом
отстаивать свои  права внутри порЯдка сексуальности. ’огда со стороны  семьи
рождаетсЯ  настойчиваЯ просьба- просьба помочь в разрешении этих злосчастных
игр между сексуальностью и супружеством; и попав в ловушку этого диспозитива
сексуальности, который  сделал в нее вклады извне, который способствовал  ее
укреплению в ее современной форме,  семьЯ обращает к врачам,  к педагогам, к
психиатрам, равно как и  к  свЯщенникам и пасторам,- ко  всем этим возможным
"экспертам"  протЯжную жалобу о  своем сексуальном страдании. ‚се происходит
так,  как  если  бы  она  внезапно  раскрыла  опасный  секрет  того,  что ей
вдалбливали  в  голову  и  непрестанно  внушали:  она,  краеугольный  камень
супружества, Явилась началом всех бедствий секса. €  вот, начинаЯ по крайней
мере   с  середины  XIX  века,  она  устраивает  облаву  на  малейшие  следы
сексуальности в себе, вырывает у самой себЯ тЯжелейшие признаниЯ, настойчиво
добиваетсЯ,  чтобы ее  выслушали все те, кто  может что-то об этом знать,  и
открывает себЯ настежь длЯ бесконечного рассмотрениЯ. ‘емьЯ - это кристалл в
диспозитиве сексуальности:  кажетсЯ, что она рассеивает сексуальность, тогда
как   на  самом   деле  она  ее  отражает   и  преломлЯет.  ЃлагодарЯ  своей
проницаемости и благодарЯ этой игре отражений  наружу она ЯвлЯетсЯ длЯ этого
диспозитива одним из наиболее ценных тактических элементов.

     {i}214{/i}
     ’ут, однако, не обошлось  без напрЯжениЯ и  без проблем.  Ќесомненно, и
здесь арко выступает в качестве центральной фигуры. ‚ течение многих лет он
был самым именитым среди тех,  к кому  семьи, затопленные  перенасыщавшей их
сексуальностью, обращались как к третейскому судье и попечителю. € первейшей
заботой его,  принимавшего со всего света родителей, которые приводили своих
детей, мужей,  которые  приводили своих жен, и жен,  которые приводили своих
мужей,  была забота о том -  что он часто советовал и своим ученикам,- чтобы
отделить "больного" от его семьи и -  дабы лучше его наблюдать - слушать эту
последнюю как  можно меньше1. Ћн стремилсЯ выделить область сексуальности из
системы супружества, чтобы лечить  ее непосредственно  с помощью медицинской
практики,   техничность   и   автономность   которой    были   гарантированы
неврологической моделью. ‚от таким образом медицина переводила на свой  счет
и  в соответствии с правилами специфического знаниЯ ту самую  сексуальность,
озаботитьсЯ которой  как  важнейшей задачей и величайшей опасностью она сама
же семьи  и  побуждала. € арко вновь и вновь отмечает, с каким трудом семьи
"уступали" врачу пациента, которого они же ему и  привели;  как они осаждали
лечебницы, где  пациент содержалсЯ  на  расстоЯнии,  и  какими помехами  они
непрестанно затруднЯли работу врача.  •отЯ им  не о чем  было  беспокоитьсЯ:
терапевт и осущес-
     ________
     1арко,  в  своих  {i}‹екциЯх  по  вторникам,  7{/i} ЯнварЯ  1888  года
говорит:  "„лЯ  успешного  лечениЯ  молодой  истеричной девушки  не  следует
оставлЯть ее с отцом  и матерью, нужно поместить ее в лечебницу.[...] ‡наете
ли  вы,  сколько молодые  благовоспитанные девушки плачут по своим  матерЯм,
когда  с   ними   расстаютсЯ?  ...‚озьмем,  если   угодно,  средний  случай:
полчаса-это не много". ‚  лекции 25 ЯнварЯ он добавлЯет: "‚ случае истерии у
юношей - что нужно сделать, так это отделить их от матерей. Џока они вместе,
ничего не  выйдет.  [...] Џорой отец  так же  несносен, как  мать; наилучшим
действием поэтому будет устранить их обоих".
     215
     твлЯл свое вмешательство ради того, чтобы вернуть им индивидов, которые
могли бы быть сексуально интегрированы в систему семьи; и это вмешательство,
пусть  оно  и  имело  дело с сексуальным телом,  не  позволЯло ему,  однако,
выражать себЯ в Явном дискурсе. Ћб этих "генитальных  причинах" говорить  не
следует -  такова  была произнесеннаЯ  вполголоса фраза,  которую однажды, в
1886 году, подслушало самое знаменитое ухо нашего времени из уст арко.
     ‚  пространстве  этой  игры  и  расположилсЯ  психоанализ,  значительно
изменив,  однако, распорЯдок  тревог и  перестраховок. Џоначалу он  и впрЯмь
должен был вызывать недоверие  и враждебность, поскольку, доводЯ до  предела
урок арко,  он предпринЯл рассмотрение сексуальности индивидов вне контролЯ
семьи; он извлек  на свет эту сексуальность  саму по себе, не  прикрываЯ  ее
неврологической  моделью;  более  того,  тем  анализом  семейных  отношений,
который он проделал, он поставил их под вопрос. Ќо вот  психоанализ, который
в своей технической части, казалось бы,  поместил сексуальные признаниЯ  вне
суверенитета семьи, обнаруживает  в самой  сердцевине  этой  сексуальности в
качестве  принципа  ее  образованиЯ  и  шифра  ее  интеллигибельности  закон
супружества,  запутанные  игры  женитьб и  родственных свЯзей,  равно как  и
инцест. ѓарантиЯ, что  там, в  глубине  сексуальности  каждого,  обнаружитсЯ
отношение "родители-дети", позволЯла - в тот самый  момент, когда все, вроде
бы,  указывало  на обратный  процесс,-  сохранить  прикрепление  диспозитива
сексуальности  к  системе супружества. Њожно  было не опасатьсЯ  тогда,  что
сексуальность  окажетсЯ  по  своей  природе  чуждой  закону:   им-то  она  и
конституировалась. ђодители,  не бойтесь отводить своих  детей на анализ: он
научит  их,  что,  во всЯком  случае, именно  вас-то они и любЯт.  „ети,  не
слишком переживайте, что вы не сироты, что

     {i}216{/i}
     вы всегда найдете в глубине себЯ  Њать-Ћбъект или  верховный знак Ћтца:
именно через них  вы и  получаете доступ  к  желанию.  Ћтсюда  - после такой
сдержанности  - это  неумеренное потребление  анализа в тех  обществах,  где
диспозитив  супружества и  система семьи нуждались  в  укреплении. €бо это и
есть одна из основных точек всей этой  истории диспозитива сексуальности: он
родилсЯ  вместе  с технологией "плоти" в классическом христианстве, с опорой
на системы супружества и регулирующие их правила; сегоднЯ, однако, он играет
обратную  роль  -  именно  он  и  стремитсЯ  поддержать  прежний  диспозитив
супружества.  Ћт нравственного  наставлениЯ  до  психоанализа,  диспози-тивы
супружества   и  сексуальности,  поворачиваЯсь  друг  относительно  друга  в
соответствии  с тем медленным процессом,  которому вот уже более трех веков,
поменЯлись местами; в  христианском пастырстве  закон супружества  кодировал
эту плоть, которую как раз  тогда и обнаруживали, и  навЯзывал  ей с  самого
начала  все  еще  юридическую арматуру, с  приходом  же психоанализа  именно
сексуальность дает плоть и жизнь порЯдкам супружества, насыщаЯ их желанием.
     Ћбластью,  об  анализе  которой  пойдет речь в  следующих за этим томом
работах,  и ЯвлЯетсЯ, стало быть,  этот {i}диспозитив сексуальности,{/i} его
образование  на  основе  христианской "плоти"; его разворачивание  через  те
четыре  важнейшие  стратегии,  которые сложились  в  •IX веке,-сексуализацию
ребенка,   истеризацию  женщины,  спецификацию  извращений  и  регулирование
рождаемости,- через все  эти стратегии, проходЯщие сквозь  семью, по  поводу
которой  следовало бы хорошенько понЯть, что она  была не запрещающей силой,
но, напротив, главнейшим фактором сексуализации.
     Џервый момент  соответствовал бы  необходимости  образовывать  "рабочую
силу" (стало быть - никакой бесполезной "растраты", никакого расточи-

     {i}217{/i}
     тельства  энергии,  все  силы - только длЯ  работы) и  обеспечивать  ее
воспроизводство (институт  брака, регулируемое  изготовление  детей). ‚торой
момент   соответствовал   бы   той  эпохе   {i}Spatkapitalismus,{/i}   когда
эксплуатациЯ наемного труда не требует уже таких насильственных и физических
принуждений,  как в XIX веке,  и когда политика  тела не нуждаетсЯ больше  в
выпадении секса или в его ограничении только воспроизводЯщей ролью; политика
эта   проводитсЯ,  скорее,  через   его  множественное   канализирование   в
контролируемые   обороты  экономики:   сверхрепрессивнаЯ  -  как  говорЯт  -
десублимациЯ.
     Ћднако, если  политика секса задействует уже  не столько закон запрета,
сколько  целый технический  аппарат, если речь  идет, скорее, о производстве
"сексуальности", а не о подавлении секса, то следует отказатьсЯ от подобного
членениЯ,  открепить  анализ  от  проблемы  "рабочей  силы"  и,  безусловно,
отбросить диффузный энергетизм, который поддерживает тему подавлЯемой в силу
экономических соображений сексуальности.

     4. ЏериодизациЯ
     €сториЯ сексуальности,  если центрировать ее на механизмах  подавлениЯ,
предполагает два разрыва. Ћдин - в XVII веке:  рождение главнейших запретов,
придание  значимости  исключительно  взрослой и  супружеской  сексуальности,
императивы приличиЯ, обЯзательное избегание  тела, приведение к  молчанию  и
императивные стыдливости Языка; другой - в XX веке (меньше, впрочем, разрыв,
нежели  отклонение кривой):  это  момент, когда  механизмы подавлениЯ начали
будто  бы  ослабевать;  когда будто бы  совершилсЯ  переход  от  непреложных
сексуальных запретов к известной терпимости по отношению к до-  и внебрачным
свЯзЯм; когда будто бы ослабла дисквалификациЯ

     {i}218{/i}
     "извращенцев", а их  осуждение законом отчасти сгладилось;  когда табу,
тЯготевшие  над  детской сексуальностью,  по большей части  оказались  Якобы
снЯтыми.
     ‘ледует    попытатьсЯ    проследить   хронологию   этих   происшествий:
изобретений, инструментальных мутаций, остаточных Явлений. Ќо существует еще
и календарь  их употреблениЯ,  хронологиЯ их распространениЯ и  тех эффектов
(подчинениЯ или сопротивлениЯ), которые  они  индуцируют.  ќти множественные
датировки, конечно  же,  не  совпадают с тем  известным  циклом  подавлениЯ,
который обычно помещают между XVII и XX веками.

     1. •ронологиЯ самих по себе  техник  уходит  далеко в прошлое. ’очку их
образованиЯ  следует искать в практиках покаЯниЯ средневекового христианства
или, скорее,  в  двойной  серии, образуемой  обЯзательным,  исчерпывающим  и
периодическим  признанием, которое предписывалось всем верующим. ‹атеранским
собором  -  с одной стороны, и  методами аскетизма, духовного  упражнениЯ  и
мистицизма, которые особенно интенсивно разрабатывались начинаЯ с XIV века -
с другой.
     ‘начала ђеформациЯ, затем ’ридентский собор  маркируют важную мутацию и
раскол в  том, что можно было бы  назвать  "традиционной технологией плоти".
ђаскол,  глубина  которого  не  должна  недооцениватьсЯ; это  не  исключает,
однако, определенного  параллелизма  католических  и протестантских  методов
исповедываниЯ совести и  пастырского  руководства:  и  тут и  там вместе  со
всЯкого рода ухищрениЯми устанавливаютсЯ способы анализа "вожделениЯ" и  его
выведениЯ  в  дискурс. ќто  была богатаЯ и рафинированнаЯ техника,  котораЯ,
начинаЯ   с  XVI  века,  развивалась   благодарЯ  длительным   теоретическим
разработкам и фиксировалась в  формулах, которые могли бы выступить символом
длЯ умеренного ригоризма

     {i}219{/i}
     Ђльфонса де ‹игуори - с одной стороны, и длЯ уэслиевской педагогики - с
другой.
     ’ак вот, в том же  самом конце XVIII века и в силу причин, которые  еще
нужно будет установить, рождаетсЯ совершенно новаЯ технологиЯ секса; новаЯ -
поскольку, не будучи действительно независимой от  тематики греха, в главном
она ускользала от института  церкви. —ерез посредство педагогики, медицины и
экономики  она  превращала  секс  в  дело  не  просто  светское,  но в  дело
государственной важности; и более того: в дело, внутри которого и социальное
тело в  целом и почти каждый из его индивидов призывались поставить себЯ под
надзор.  ЌоваЯ  еще  и потому, что  технологиЯ эта развивалась по трем осЯм:
педагогики,  нацеленной  на своеобразную  сексуальность  ребенка,  медицины,
нацеленной на сексуальную физиологию женщины и, наконец, демографии, имеющей
целью спонтанное или согласованное регулирование рождаемости. "ѓрех юности",
"нервные болезни" и "мошенничества с  деторождением" - как позже назовут эти
"пагубные секреты" - маркируют, таким образом, три привилегированные области
этой  новой технологии.  „лЯ  каждой  из  них технологиЯ  эта,  конечно  же,
подхватывает  -  не  без  того, чтобы их  при этом  упростить,- методы,  уже
сформированные  христианством:  детскаЯ  сексуальность  выступила в качестве
проблемы уже длЯ духовной педагогики христианства (небезразлично, что первый
трактат,  посвЯщенный  греху  {i}"мЯгкотелости",{/i} был написан  в  XV веке
†ерсоном, воспитателем и мистиком, и что сборник {i}ЋнаниЯ,{/i} составленный
„еккером в  XVIII  веке, воспроизводит слово в слово  примеры, приводившиесЯ
англиканским пастырством); в свою очередь,  медицина нервов  и  истерических
припадков подхватывает в XVIII веке область анализа, уже определенную к тому
моменту, когда феномены одержимости

     {i}220{/i}
     обнажили  серьезный кризис  столь  "нескромных"  практик  нравственного
руководства  и  духовного  исповедываниЯ  (нервнаЯ  болезнь  - это не  есть,
конечно же, истина об одержимости;  но нельзЯ сказать, что медицина  истерии
никак не свЯзана с прежней практикой руководства "одержимыми" женщинами); и,
наконец,  кампании   по  поводу  рождаемости  переводЯт  в  другую  форму  и
перемещают   на  другой   уровень   контроль  за  супружескими  отношениЯми,
рассмотрение  которых  с  такой  настойчивостью  производилось  христианским
покаЯнием. џвнаЯ преемственность, котораЯ не мешает, однако, фундаментальной
трансформации:   технологиЯ   секса,   начинаЯ  с   этого   момента,   будет
упорЯдочиватьсЯ    преимущественно    институтом    медицины,    требованием
нормальности и скорее  проблемой  жизни и болезни, нежели вопросом смерти  и
вечной кары. "Џлоть" низводитсЯ до организма.
     ќта мутациЯ располагаетсЯ на повороте от XVIII к XIX веку;  она открыла
дорогу множеству других, из не± проистекающих трансформаций. ‚начале одна из
них  отделила  медицину пола  от общей медицины тела;  она обособила половой
"инстинкт", который даже без органических изменений может представлЯть собой
конститутивные аномалии, приобретенные отклонениЯ, хронические заболеваниЯ и
патологические  процессы. €ндикатором  здесь  может  служить  {i}‘ексуальнаЯ
психопатиЯ{/i} ѓенриха  Љаана,  вышедшаЯ в  1846 году: с этих пор начинаетсЯ
относительнаЯ  автономизациЯ  пола  по  отношению  к телу и,  соответственно
этому,  поЯвление  медицины,  некой  "ортопедии",  котораЯ  длЯ  пола  Якобы
характерна,- словом, открытие  этой  обширной  медикопсихологической области
"извращений", котораЯ в скором времени должна будет принЯть эстафету прежних
моральных  категорий  распутства  и излишества. ‚ то  же  самое времЯ анализ
наследственности поставил секс (сексу-

     {i}221{/i}
     альные  отношениЯ,  венерические болезни,  брачные союзы, извращениЯ) в
позицию "биологической ответственности" по отношению  к роду: секс не только
может быть поражен своими собственными болезнЯми,  но он может, если его  не
контролировать,  либо  передавать,  либо  создавать   болезни   длЯ  будущих
поколений;  он, таким образом, оказываетсЯ  в  основе целого патологического
капитала  рода.  Ћтсюда  -  медицинский,  но  также  и  политический  проект
организации    государственного    управлениЯ   браками,   рождаемостью    и
продолжительностью  жизни;   пол  и   его  плодовитость   должны   подлежать
регулированию.  Њедицина  извращений и программы  улучшениЯ  рода были двумЯ
важнейшими инновациЯми в технологии секса второй половины XIX века.
     €нновациЯми, которые легко сочленЯлись,  поскольку теориЯ "дегенерации"
позволЯла им бесконечно отсылать друг к другу; она  объЯснЯла, каким образом
наследственность,   чреватаЯ   различными   заболеваниЯми   -   безразлично:
органическими,  функциональными или психическими  -  производит  в  конечном
счете  сексуального  извращенца   (заглЯните  в   родословную  какого-нибудь
эксгибициониста  и  гомосексуалиста:  вы  непременно  там найдете  разбитого
односторонним  параличом предка, чахоточного родителЯ  или дЯдю, пораженного
старческим  безумием); но она  объЯснЯла  и то,  каким  образом  сексуальное
извращение  вело  к  вырождению  потомства:  детскому  рахитизму,  бесплодию
следующих    поколений.   ‘вЯзка   "извращение-наследственность-дегенерациЯ"
конституировала прочное Ядро  новых технологий секса. € не нужно думать, что
речь  здесь   идет   всего   лишь   о   некой  медицинской   теории,  научно
несостоЯтельной,  злоупотреблЯющей  морализированием. Џлощадь ее рассеиваниЯ
была  обширной,   а  внедрение  ее  -  глубоким.   ЏсихиатриЯ,  но  также  и
юриспруденциЯ, судебнаЯ медици-

     {i}222{/i}
     на, инстанции социального контролЯ, надзор за опасными или находЯщимисЯ
в   опасности  детьми  в  течение  долгого  времени  функционировали  "a  1а
дегенерациЯ", в духе системы "наследственность-извращение". –елаЯ социальнаЯ
практика, по отношению к которой государственный расизм ЯвилсЯ ее отчаЯнной,
но вместе с  тем и свЯзной формой, дала этой технологии секса опасную мощь и
далеко идущие последствиЯ.
     ЌельзЯ  верно понЯть все своеобразие положениЯ психоанализа в конце XIX
века, если не  видеть того разрыва, который он произвел  по отношению к этой
великой  системе   дегенерации:  он  подхватил  проект   некой   медицинской
технологии,  сопрЯженной  с сексуальным инстинктом, но постаралсЯ освободить
ее от  ее соотнесенности с  наследственностью и,  следовательно - от  всех и
всЯких  форм расизма и евгенизма. ’еперь можно, конечно, припоминать то, что
было у ”рейда  от воли  к  нормализации,  равно  как  и изобличать ту  роль,
которую в течение многих  лет играл институт психоанализа. Ћднако внутри той
большой  семьи   технологий  секса,   уходЯщей  корнЯми  далеко   в  историю
христианского  ‡апада,  и  среди  тех  из  них, что  произвели  в  XDC  веке
медикализацию секса, психоанализ  был вплоть до сороковых  годов нашего века
именно  той  технологией, котораЯ  решительно противостоЯла  политическим  и
институциональным                      эффектам                      системы
"извращение-наследственность-дегенерациЯ".
     ЏонЯтно,  что  генеалогиЯ   всех  этих  техник  -  с   их  мутациЯми  и
перемещениЯми,  с их  непрерывностЯми и разрывами - не совпадает с гипотезой
великой репрессивной фазы,  торжественное открытие которой состоЯлось  будто
бы в классическую эпоху, а долгаЯ церемониЯ  закрытиЯ растЯнулась на весь XX
век.  ‘корее,  здесь имела  место  бесконечнаЯ изобретательность, постоЯнное
размножение методов и способов, с двумЯ моментами особой плодовитости в этой
пролифериру-

     {i}223{/i}
     ющей  истории: развитие процедур направлениЯ  и исповедываниЯ совести к
середине XVI века и поЯвление медицинских технологий секса - в начале •IX.

     2. ќто, однако, пока лишь датировка самих техник. €ной была  историЯ их
распространениЯ  и  точек  приложениЯ.  …сли писать  историю сексуальности в
терминах  подавлениЯ и  если  соотносить  это  подавление  с  использованием
рабочей  силы,  то  и в самом деле  следовало  бы предположить,  что способы
контролЯ за сексом были наиболее  интенсивными и  тщательными  именно тогда,
когда  они  адресовались  неимущим  классам;  что  они следовали  по  линиЯм
наибольшего  господства  и  наиболее  систематической  эксплуатации:  именно
взрослый  человек, молодой, располагающий длЯ того, чтобы существовать, лишь
своей  собственной  силой,  и  должен  был  бы  стать   первой  мишенью  длЯ
подчинениЯ,  направленного   на  то,  чтобы   перемещать  свободные  энергии
бесполезного  удовольствиЯ в  сторону  обЯзательного труда. ЉажетсЯ, однако,
что все  происходило иначе. Ќапротив, наиболее строгие техники сложились и в
особенности -  применЯлись,  первоначально  и  с  наибольшей интенсивностью,
внутри   классов   в  экономическом   отношении  -   привилегированных  и  в
политическом   отношении   -    руководЯщих.    Ќравственное    руководство,
исповедывание самого  себЯ,  всЯ  эта  длительнаЯ  разработка грехов  плоти,
скрупулезное  распознавание  вожделениЯ  -  так  много  изощренных  приемов,
которые могли быть доступны лишь длЯ узких групп. Њетод покаЯниЯ Ђльфонса де
‹игуори,  правила,   предложенные  методистам  „жоном  “эсли,  действительно
обеспечили  этим приемам в некотором  роде более широкое распространение, но
произошло это  ценою значительного  упрощениЯ.  ’о  же самое можно  было  бы
сказать  о  семье как  инстанции  контролЯ и точке  сексуального  насыщениЯ:
именно в "буржуазной"

     {i}224{/i}
     или  "аристократической"  семье  была первоначально  проблематизирована
сексуальность детей и подростков;  в  ней  {i}же{/i}  была  медикализирована
сексуальность женщины; и именно она первой была поднЯта по тревоге в свЯзи с
возможной патологией секса, в свЯзи с неотложной нуждой за ним  надзирать  и
необходимостью  изобрести рациональную корректирующую технологию. €менно эта
семьЯ была местом первоначальной психиатризации  секса. Ћна  первой пришла в
состоЯние повышенной  возбудимости  по отношению  к сексу,  придумываЯ  себе
страхи,  изобретаЯ рецепты, призы