€ван Ѓунин. Џодснежник

Ћцените этот текст:
€ван Ѓунин. Џодснежник



”айл с книжной полки Ќесененко ЂлексеЯ 
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/


   Ѓыла когда-то ђоссиЯ, был снежный уездный городишко, была
масленица - и был гимназистик ‘аша, которого милаЯ,
чувствительнаЯ тетЯ ‚арЯ, заменившаЯ ему родную мать,
называла подснежником.
   Ѓыла оттепель, стоЯли теплые и сырые дни, русские,
уездные, каких было уже много, много в этом старом степном
городишке, и приехал к ‘аше отец из деревни.
   Ћтец приехал из глухой, внесенной сугробами усадьбы и,
как всегда, остановилсЯ на …лецком подворье, в грЯзных и
угарных номерах. Ћтец человек большой и краснолицый,
курчавый и седеющий, сильный и моложавый. Ћн ходит в
длинных сапогах и в романовском полушубке, очень теплом и
очень вонючем, густо пахнущем овчиной и мЯтой. Ћн все времЯ
возбужден городом и праздником, всегда с блестЯщими от хмелЯ
глазами.
   Ђ ‘аше всего десЯть лет, и поистине подобен он
подснежнику не только в этих мерзких номерах …лецкого
подворьЯ, но и во всем уездном мире. Ћн такой
необыкновенный, особенный? Ќет, ничуть не особенный:  разве
не каждому дает бог то дивное, райское, что есть
младенчество, детство, отрочество?
   Ќа нем новаЯ длиннаЯ шинель, светло-сераЯ, с белыми
серебрЯными пуговицами, новый синий картуз с серебрЯными
пальмовыми веточками над козырьком:  он еще во всем, во всем
новичок! € до чего эта шинель, этот картуз, эти веточки
идут к нему, - к его небесно-голубым, Ясным глазкам, к его
чистому, нежному личику, к новизне и свежести всего его
существа, его младенчески-простодушного дыханиЯ, его
доверчивого, внимательного взглЯда, еще так недавно
раскрывшегосЯ на мир божий, и непорочного звука голоса,
почти всегда вопросительного!
   †ивет ‘аша "на хлебах", в мещанском домишке. ѓрусть,
одиночество, скучные, одинаковые дни в чужой семье. Љакое
же счастье, какой праздник, когда вдруг у ворот этого
домишки останавливаютсЯ деревенские, набитые соломой сани,
пара запрЯженных впротЯжку лохматых деревенских лошадей! ‘
этого днЯ ‘аша переселЯетсЯ на …лецкое подворье.
   Ћтец просыпаетсЯ рано, наполнЯет весь номер, и без того
душный, едким табачным дымом, затем кричит в коридор, требуЯ
самовар, пьет чай и опЯть курит, а ‘аша все спит и спит на
диване, чувствуЯ, что можно спать сколько угодно, что в
гимназию идти не надо. Ќаконец, отец ласково будит его,
шутЯ стаскивает с него одеЯло. ‘аша молит дать поспать ему
хоть одну минуточку, а потом сразу приходит в себЯ, садитсЯ
на диване и, радостно оглЯдываЯсь, рассказывает, что снилось
ему, будто у него передержка по латыни, но только не в
гимназии, а где-то на голубЯтне.
   “мывшись, он становитсЯ во фронт и учтиво, но рассеЯнно
креститсЯ и кланЯетсЯ в угол, потом шаркает отцу ножкой и
целует его большую руку. Ћн счастлив, он свеж и чист, как
ангел. Ћн кладет в стакан целых пЯть кусочков сахару,
съедет целый калач и опЯть шаркает ножкой:
   - Њерси, папочка!
   Ћн совершенно сыт, но отец уже надевает полушубок:  пора
идти на базар, в трактир, - завтракать. €, одевшись, они
выходЯт, бросив теплый, полный дыму номер раскрытым настежь.
Ђх, как хорош после комнаты зимний сырой воздух, пахнущий
праздничным чадом из труб! € какой долгий прекрасный день
впереди!
   ‚ трактире "чистаЯ" половина во втором этаже. € уже на
лестнице, необыкновенно крутой и донельзЯ затоптанной,
слышно, как много в ней народу, как буйно носЯтсЯ половые и
какой густой, горЯчий угар стоит повсюду. € вот отец
садитсЯ, снЯв шапку, распахнув полушубок, и сразу заказывает
несколько порций, - селЯнку на сковородке, леща в сметане,
жареной наваги, - требует графин водки, полдюжины пива и
приглашает за стол к себе знакомых:  каких-то рыжих мужиков
в тулупах, каких-то чернЯвых мещан в чуйках...
   Љазалось бы, какое мучение сидеть в этом чаду, в этой
тесноте, среди бесконечных и непонЯтных разговоров и споров
без всЯкой меры пьющих, закусывающих и пьЯнеющих людей!
‘колько их кругом, этих мужиков, извозчиков, толстых купцов,
худых барышников! ‘колько красных, распаренных едой, водкой
и духотой лиц, потных лбов, лохматых голов, густых бород,
чуек, армЯков, полушубков, тулупов, громадных сапог и тающих
валенок, разводЯщих под табуретами целые лужи! Љак везде
натоптано, наплевано, как дико и нелепо орут за некоторыми
столиками и как ошалели половые в белых штанах и рубахах,
носЯсь туда и сюда со сковородками и блюдами в руках, с
задранными головами, меж тем как спокоен только один высокий
и худой старик, строгим и зорким командиром стоЯщий за
стойкой! €, однако, как незаметно летит этот счастливый
день, как блаженно и широко раскрыты лазурные детские глаза!
   Ђ в понедельник все это сразу кончаетсЯ. ѓород принимает
смиренный и будничный вид, пустеет даже базарнаЯ площадь - и
великое горе надвигаетсЯ на ‘ашу:  отец уезжает.
   „а, даже проснулсЯ отец нынче уже совсем не таким, как
просыпалсЯ все эти масленичные дни. Ћн прост, тих, чем-то
озабочен. Ћн собираетсЯ, расплачиваетсЯ. Ђ там, во дворе,
уже запрЯгают лошадей. Џоследний, самый горький час! ‚от
сию минуту вдруг войдет коридорный:
   - Џодано, Ќиколай Ќиколаич!
   € отец, огромный, толстый от медвежьей шубы, надетой
поверх полушубка, в черных, выше колен, валенках и в большой
боЯрской шапке, сЯдет на диван и скажет;
   - Ќу, присЯдем, ‘ашенька, и •ристос с тобой.
   € тотчас же опЯть встанет и начнет торопливо крестить,
целовать его, совать руку к его губам...
   Ђ лошади уже стоЯт у крыльца. Ћни косматы, ресницы у них
большие, на усах засохшее тесто - боже, какой родной, не
городской, а деревенский, зимний, бесконечно милый вид у
них! Њилые, деревенские и эти сани, набитые соломой! €
работник уже стоит в их козлах, в буром и грубом армЯке,
надетом на полушубок, с вожжами и длинным кнутом в руках...
…ще минута - и побегут, побегут эти лошади, эти сани по
“спенской улице вон из города, в серые снежные полЯ - и
прости, прощай, счастливейшаЯ в жизни неделЯ!
   - „о свиданьЯ, ‘ашенька, •ристос с тобой.

1927

Last-modified: Wed, 23 Jun 1999 22:13:44 GMT
Ћцените этот текст: