Карел Чапек. Тайна почерка
Перевод Т. Аксель и О. Молочковского
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
- Рубнер, - сказал редактор, - сходите-ка поглядите на
этого графолога Енсена, сегодня он выступает перед
представителями печати. Говорят, нечто потрясающее. И дайте
о нем пятнадцать строк.
- Ладно, - проворчал Рубнер безразличным тоном
искушенного службиста.
- Но смотрите, не поддавайтесь на мистификацию, -
наставлял его редактор. - Хорошенько все проверьте, по
возможности лично. Для того я и посылаю такого опытного
репортера, как вы...
- ...Таковы, господа, основные принципы научной, точнее
говоря, психометрической графологии, - закончил графолог
Енсен свои теоретические пояснения. - Как видите, вся
система построена на чисто экспериментальных основах.
Разумеется, практическое применение этих эмпирических
методов настолько сложно, что я не смогу подробно изложить
их в этой единственной лекции. Поэтому я ограничусь тем,
что продемонстрирую вам анализ двух-трех почерков, не входя
в подробные объяснения аналитического процесса, на это у
нас, к сожалению, сегодня нет времени. Прошу, господа, дать
мне какой-нибудь образец почерка.
Рубнер, уже ожидавший этого момента, тотчас подал
знаменитому графологу исписанный листок. Енсен нацепил свои
волшебные очки и воззрился на почерк.
- Ага, женская рука, - усмехнулся он. - Мужской почерк
обычно выразительнее и интереснее для анализа, но в конце
концов... - Бормоча что-то себе под нос, графолог
внимательно смотрел на листок. - Гм, гм... - произносил
он, покачивая головой. Стояла мертвая тишина.
- Скажите, эта особа - ...близкий вам человек? - спросил
вдруг Енсен.
- Нет, что вы! - решительно возразил Рубнер.
- Тем лучше, - сказал великий Енсен. - Тогда слушайте.
Эта женщина лжива! Таково самое первое впечатление от ее
почерка: ложь, привычка лгать, лживая натура. Впрочем, у
нее довольно низкий духовный уровень, образованному человеку
с ней и поговорить не о чем. Ужасная чувственность,
смотрите, какие жирные линии нажима... И страшно неряшлива,
в доме у нее, наверное, черт знает какой беспорядок, да.
Таковы основные черты почерка, как я вам уже объяснял. Они
отражают те привычки, свойства, особенности характера,
которые видны сразу и проявляются непроизвольно, так
сказать, механически. Собственно психологический анализ
начинается с тех черт и свойств, которые данная личность
прячет или подавляет, боясь предстать без прикрас перед
окружающими. Вот, например, эта женщина, - продолжал Енсен,
приставив палец к носу, - она ни с кем не поделится своими
мыслями. Она примитивна, но эта примитивность, так сказать,
с двойным дном: у нее много мелких интересов, за которыми
она прячет подлинные мысли. Эти скрытые помыслы тоже
ужасающе убоги: я сказал бы, что это порочность,
подчиненная душевной лени. Обратим, например, внимание на
то, какая отвратительная чувственность в этом почерке (это
же и признаки расточительности) сочетается с низменной
рассудочностью. Эта особа слишком любит свои удобства,
чтобы пускаться в рискованные похождения. Разумеется, если
подвертывается удобный случай, она... впрочем, это не наше
дело. Итак, она необычайно ленива и при этом многоречива.
Если она что-нибудь сделает, то говорит потом об этом
полдня, так что слушать опротивеет. Она слишком много
занимается своей особой и явно никого не любит. Однако ради
собственного благополучия она вцепится в кого угодно и будет
уверять, что любит его и бог весть как о нем заботится. Она
из тех женщин, с которыми всякий мужчина становится тряпкой
просто от скуки, от бесконечной болтовни, от всей этой
низменной чувственности. Обратите внимание, как она пишет
начало слов, в особенности фраз, - вот эти размашистые и
мягкие линии. Ей хочется командовать в доме, и она
действительно командует, но не благодаря своей энергии, а в
результате многословия и какой-то деланной значительности.
Самая подлая тирания - это тирания слез. Любопытно, что
каждый размашистый штрих завершается спадом,
свидетельствующим о малодушии. У этой женщины есть какая-то
душевная травма, она постоянно чего-то боится, вероятно
разоблачения, которое разрушило бы ее материальное
благополучие. Видимо, она мучительно скрывает что-то...
гм... я не знаю что. Возможно, свое прошлое. После
каждого такого невольного спада она собирает силу воли, а
вернее силу привычки, и дописывает слово с тем же
самодовольным хвостиком в конце, - она уже опять прониклась
самонадеянностью. Отсюда и первое впечатление лживости,
которое мы уже отмечали. Таким образом, вы видите, господа,
что подробный анализ подтверждает наше первое, общее,
несколько интуитивное впечатление. Это совпадение выводов
мы называем методической взаимопроверкой.
Я уже сказал, что у этой женщины низкий духовный уровень,
но он обусловлен не примитивностью, а дисгармоничностью ее
натуры. Весь почерк проникнут притворством, он как бы
старается быть красивее, чем на самом деле, но только в
мелочах. Особа, чей почерк мы исследуем, в мелочах
заботится о порядочности, старательно ставит точки над "и",
а в больших делах она неряшлива, безответственна, аморальна,
- полная распущенность. Особенно обращают на себя внимание
черточки над буквами. Почерк имеет обычный наклон вправо, а
черточки она ставит в обратном направлении, что производит
странное впечатление - точно удар ножом в спину... Это
говорит о вероломстве, коварстве. Фигурально выражаясь, эта
женщина способна нанести удар в спину. Но она не сделает
этого из-за лени... и потому что у нее слишком вялое
воображение. Полагаю, что этой характеристики достаточно.
Есть еще у кого-нибудь образец почерка поинтереснее?
Рубнер пришел домой мрачный, как туча.
- Наконец-то! - сказала жена. - Ты уже ужинал
где-нибудь?
Рубнер сурово взглянул на нее.
- Опять начинаешь? - угрожающе проворчал он.
Жена удивленно подняла брови.
- Что начинаю, скажи, пожалуйста? Я только спросила,
будешь ли ты ужина ты.
- Ага, ну, конечно! - с отвращением сказал Рубнер. -
Только и можешь говорить, что о жратве. Вот она,
низменность интересов! Как это унизительно - вечно пустые
разговоры, грубая чувственность и скука... - Он вздохнул,
безнадежно махнув рукой - Я знаю, вот так мужчина становится
тряпкой!..
Жена положила шитье на колени и внимательно посмотрела на
него.
- Франци, - сказала она озабоченно, - у тебя
неприятности?
- Ага! - язвительно воскликнул супруг. - Проявляешь
заботу обо мне, не так ли? Не воображай, что ты меня
проведешь! Не-ет, голубушка, в один прекрасный день у
человека раскрываются глаза, и он видит всю лживость, видит,
что женщина вцепилась в него единственно ради материального
благополучия... ради низкой чувственности! Бр-р-р, -
содрогнулся он, - какая гнусность!
Жена Рубнера покачала головой, хотела что-то сказать, но
лишь сжала губы и стала шить быстрее. Воцарилось молчание.
- Поглядеть только кругом! - прошипел через минуту
Рубнер, мрачно оглядываясь по сторонам. - Неряшливость,
беспорядок... Ну, конечно, в мелочах она сохраняет
видимость порядка и благопристойности. Но в серьезных
вещах... Что это тут за тряпка?!
- Чиню твою рубашку, - с трудом произнесла жена.
- Чинишь рубашку? - саркастически усмехнулся Рубнер. -
Ну, конечно, она чинит рубашку, и весь мир должен знать об
этом! Полдня будет говорить и том, что она чинит рубашки!
Сколько разговоров и саморекламы! И ты думаешь, что можешь
командовать мною? Пора положить этому конец!
- Франци! - изумленно воскликнула жена. - Я обидела
тебя чем-нибудь?
- Откуда я знаю, - накинулся на нее Рубнер. - Я не знаю,
что ты натворила, о чем думаешь и что замышляешь. Вообще
мне ничего о тебе не известно, потому что ты чертовски ловко
все скрываешь. Я даже не знаю, каково твое прошлое!
- Позволь! - вспыхнула госпожа Рубнерова. - Это уже
переходит всякие границы! Если ты скажешь еще хоть... -
Усилием воли она сдержалась. - Милый, - сказала она в
испуге, - да что с тобой случилось?
- Ага! - восторжествовал Рубнер. - Вот оно! Чего это
ты так испугалась? Ясно, боишься разоблачения, которое
грозит твоему мещанскому благополучию? Не так ли?> Знаю,
знаю! Ты ведь, при всей твоей лени, не упускаешь случая
затеять одну- другую интрижку, а?
Жена просто окаменела от обиды.
- Франци, - произнесла она, глотая слезы. - Если ты
имеешь что-то против меня, скажи лучше прямо. Умоляю!
- О, ровно ничего! - провозгласил Рубнер с уничтожающей
иронией. - В чем я мог бы тебя упрекнуть? Это ведь
совершенные пустяки, если жена распущена, аморальна, лжива,
непорядочна, вульгарна, ленива, расточительна и ужасающе
чувственна... Да к тому же с таким низким духовным уровнем,
что... Жена всхлипнула и встала, уронив шитье на пол.
- Прекрати! - с презрением крикнул Рубнер. - Самая
подлая тирания - это тирания слез!
Но жена уже не слышала этого: сдерживая рыдания, она
убежала в спальню.
Рубнер трагически расхохотался и сунул голову в дверь.
- Всадить человеку нож в спину - ты вполне способна, -
воскликнул он. - Но и для этого ты слишком ленива!
Вечером Рубнер зашел в свой излюбленный ресторанчик.
- Как раз читаю вашу газету, - приветствовал его знакомец
Плечка, глядя через очки. - Расхваливают графолога Енсена.
В самом деле, это крупный успех, а, господин журналист?
- И какой! - ответствовал Рубнер. - Господин Янчик,
подайте-ка мне бифштекс, только не жесткий... Да, скажу я
вам, этот Енсен просто чудо. Я видел его вчера. Почерк он
анализирует абсолютно научно.
- Значит, это жульничество, - заметил Плечка. - Сударь,
я верю чему угодно, только не науке. Как с этими
витаминами, пока их не было, человек знал, что он ест. А
теперь не знает. Теперь в этом бифштексе есть неизвестные
"жизненные факторы". Плевать мне на них! - недовольно
воскликнул Плечка.
- Графология - совсем другое дело, - возразил Рубнер. -
Долго рассказывать, что такое психометрия, автоматизм,
первичные и вторичные признаки и всякое такое. Но я вам
скажу, что этот графолог читает по почерку, как по книге.
Так распишет характер человека, что вы буквально видите его
перед собой. Расскажет вам, кто он такой, какое у него
прошлое, о чем он думает, что скрывает, ну, словом, все! Я
сам слышал, господин Плечка!
- Рассказывайте! - скептически пробурчал собеседник.
- Я вам приведу один пример, - начал Рубнер. - Один
человек - не буду называть его фамилию, ее все хорошо знают
- дал этому Енсену почерк своей жены. Енсен только взглянул
и сразу говорит: "Это женщина насквозь лживая, неряшливая,
ужасающе чувственная и поверхностная, ленивая,
расточительная, болтливая. Дома она командует, прошлое у
нее темное, да еще хочет убить своего мужа". Представляете
себе, этот человек побледнел как смерть, потому что все это
была чистая правда. Вы только подумайте, он жил с ней
счастливо двадцать лет и решительно ничего не замечал! За
двадцать лет брака он не увидел в своей жене и десятой доли
того, что Енсен обнаружил с первого взгляда! Здорово, а?
Это должно убедить и вас!
- Удивляюсь, - сказал Плечка, - что же за шляпа этот муж,
если он за двадцать лет ничего не заметил.
- Не говорите! - поспешно возразил Рубнер. - Эта
женщина так ловко притворялась, что муж с ней был вполне
счастлив... Счастливый человек слеп. Кроме того, знаете
ли, он не владел точным научным методом. Вот, к примеру, вы
видите невооруженным глазом белый цвет, а при научном
анализе он распадается на несколько цветов. Личный опыт,
друг мой, ничего не значит, современный человек верит только
в научное исследование. И потому не удивляйтесь, что этот
муж и понятия не имел, какая стерва его жена - просто он не
подходил к ней с научных позиций, вот и все.
- А теперь, наверное, он с ней развелся? - вмешался в
разговор ресторатор Янчик.
- Не знаю, - небрежно ответил Рубнер. - Такие пустяки
меня не интересуют. Мне важно одно: как по почерку можно
узнать то, чего иначе никак не узнаешь. Представьте себе,
что вы знакомы с человеком много лет, всегда считали его
порядочным и честным, и вдруг, хлоп, по его почерку узнаете,
что он вор или закоренелый негодяй. Да, друзья мои,
внешности нельзя верить. Голько научный анализ покажет, что
скрыто в человеке!
- Ну и ну! - удивлялся подавленный Плечка. - Выходит,
что и письма-то писать рискованно.
- Вот именно, - подтвердил Рубнер. - Представьте себе,
какое значение графология получает для криминалистики. Вора
можно будет посадить раньше, чем он украдет что-нибудь:
допустим в его почерке нашлись "вторичные воровские штрихи",
- ну и хвать его в кутузку. У графологии огромное будущее!
Это настоящая наука, в этом не может быть никакого сомнения.
- Рубнер взглянул на часы. - Гм, десять часов Мне пора
домой.
- Что сегодня так рано? - осведомился Плечка.
- Да, видите ли, - мягко сказал Рубнер, - чтобы жена не
ворчала, что я все время оставляю ее одну.
1928
Last-modified: Mon, 31 May 1999 05:55:52 GMT