ьно поступит в какой-нибудь вуз. В какой - неважно. На Лену Володька всегда смотрел сверху вниз. Не третировал, как многие в классе, а просто, как проходя мимо пустого место, не замечал. Для Володьки ее не существовало. Сейчас Лена, спрятав руки в карманах, молча наблюдала, как тот подходит ближе. Романов снял очки. Недокуренную сигарету, не глядя, бросил на тротуар. - Ба! - Глаза у него засверкали. - Никогда не думал, что люди так меняются! "Действительно" - подумала Лена. Она, сощурившись, оглядела володькин наряд. Когда-то Володька Романов носил только аккуратные фрайерские костюмчики. - Девушка, да вы теперь просто красавица! Да вам теперь только в Голливуд ехать! - Продолжал он. Володька напрягся, пытаясь родить еще какой-нибудь комплимент - по возможности умный, но не смог. Лена молчала. Она выжидательно глядела на Романова. И тот решил перейти к делу. - Сегодня мы пойдем в ресторан! - Заявил Володька так, как будто речь шла о чем-то, уже решенном. Лена медленно покачала головой. - Думаю, что не пойдем. Тот опешил. Уверенность, с которой это было сказано, поставила Володьку в тупик. Он не умел получать отказы. - Почему? - В голосе его звучало сейчас одно только удивление. Обиду он еще не успел прожевать. - Мы не знакомы, - холодно проговорила Лена. Тот аж отошел в сторону. Володька не знал, как это ему понимать. - Ленка, ты че? Придуриваешься? Лена не отвечала. Она спокойно смотрела в глаза Романову. Тот видел, каким неживым светом блеснули ее зрачки. - Вы обознались,- сказала она тихо и скучно. ...Валет, в последний раз затянувшись, швырнул на землю окурок. Среди пассажиров, вывалившихся из забрызганного грязью автобуса, он увидел Красикова. Опер был не один. С ним рядом шагал невысокий рыжий тип в кожанке. Валет узнал еще одного опера из отдела по борьбе с бандитизмом. Он выяснил уже, что личная машина Красикова вторую неделю отдыхает в ремонте, и тот пользуется - когда такси, а когда и общественным транспортом. Переждав с минуту, Валет двинулся следом. Пальцы погладили рукоятку макара, что грелся в кармане плаща. Валет не обратил внимания на бородатого типа в шляпе, который тихо сидел у остановки и читал "Кубанские новости", вяло пожевывая торчащую в зубах спичку. Газета была свернута и исчезла в кармане, как только Валет скрылся за ближним углом. Уже стемнело. Глухие ряды многоэтажек неясно проглядывали сквозь вечерний туман. Дойдя до дома, где жил Красиков, Валет прибавил шагу. Здесь Красиков обернулся. И тут же два выстрела свалили его на тротуар. Другой опер сунул руку в карман плаща, но Валет опередил его, дважды надавив курок. Не опуская дула, подошел ближе. Огляделся. Вокруг - тихо. Прицелившись, он выпустил еще одну пулю в одного и пулю - в другого. Опять огляделся и спрятал оружие. ... Минуты две прошло с момента, как он растаял в темноте улицы, и тут откуда-то вынырнула фигура человека в шляпе со спичкой в зубах. В руке тот держал браунинг. Подойдя к рыжему оперу, незнакомец тяжело пнул его. Опер зашевелился и что-то промычал, как спросонья. В ту же секунду пуля разнесла ему череп. Держа наготове дуло, бородатый шагнул к Красикову. Пожевав спичку, прицелился. Громыхнул выстрел. Всплеснув руками и выронив пистолет, бородатый рухнул. Красиков с усилием приподнялся, вытащил из кармана дуло и, ковыляя, подошел ближе. Тяжело качнулся, перевел дыхание. Потом приподнял ствол. С расстановкой всадил три пули в распластанное на тротуаре тело. Тяжело спотыкаясь и придерживая правой рукой простреленную левую, опер зашел в подъезд. Кровь стекала по пальцам и капала на грязный пол. Красиков негромко скулил. Войдя в квартиру, он первым делом стащил с себя намокший от крови плащ. Расстегнув рубашку, убедился, что две пули сплющились о пуленепробиваемый жилет, не причинив никакого вреда. Однако боль в ране - тупая и ноющая, заводилась сильнее и сильнее, не думая отпускать ни на секунду. Дрожащими пальцами опер потянулся к телефону и набрал "03". Глава 12. Лена опустила пистолет. Беляков облегченно вздохнул про себя. Он понял - стрелять в него, по крайней мере, сейчас не будут. Помолчал немного, побарабанил пальцами по кожаной обшивке руля. - Залезай, - сказал Беляков. - Он смотрел не на Лену, а куда-то вдоль улицы. - Залезай. Поговорим спокойно. Лена стояла, не двигаясь. Пистолет устало висел, глядя своим тупым носом в асфальт. Беляков сочувственно оглядел девушку. Ее одежда, волосы - все было перемазано грязью. - Видок у тебя сегодня... - Беляков усмехнулся. - Лезь в машину. Он неспеша открыл дверцу. Лена медленно подошла ближе. Беляков смотрел на нее внимательно, пока та не оказалась внутри и не пристроилась на заднем сиденьи. - Хлопни дверь, - сказал Беляков. - И спрячь пистолет. Машина, заурчав, сорвалась с места и побежала быстро по узенькой кривой улочке вдоль жалких, согнутых жизнью, домишек. Лена сунула оружие в карман куртки и, ничего не видя, смотрела прямо перед собой на дорогу. - Начнем с того, что мне ничего не известно, - Беляков спокойно повернул баранку. - Я не верю, - отозвалась Лена глухо. Она знала - Белякова отличала болезненная подозрительность, и тот собирает досье на каждого, с кем его так или иначе знакомит жизнь. Частный детектив, не считаясь со своей занятостью, открывал досье на дворника, подметающего улицу напротив дома и на почтальона, приносящего письма. То, что он, конечно же, имел досье и на саму Лену, та знала наверняка. Но знала она и другое: Беляков никогда не станет ни с кем делиться своей информацией. Все, что было ему известно - было известно ему одному. - Откуда я знаю, что там у тебя случилось? - Детектив пожал плечами. - Мне хватает своих забот. - А этот твой ублюдок, который грохнуть меня хотел? - Лена повернула голову и глянула на Белякова. - Не знаю, про кого ты говоришь, - тот снова пожал плечами, - но догадываюсь. Некоторые мои люди подрабатывают иногда где-то на стороне. У многих - семья, дети. Я к этому отношусь с пониманием, - он очень серьезно кивнул. - Бедный, - Лена качнула головой, - тебя завтра прирежет твой же охранник, который захочет где-то, на стороне, подзаработать. - Все мы смертны, - Беляков, поджав губы, смотрел на дорогу. - И ты, конечно, не знаешь, что произошло позавчера в редакции "Дем. Кубани"? - Почему? - Беляков повернул голову. - Знаю. Читал в газете. - Как свихнувшийся журналист перестрелял редакцию, убил еще какого-то прохожего и ранил мента, который хотел его задержать? - Ну видишь, - Беляков пожал плечами, - ты тоже в курсе. - И что случилось с Ромашовым - не слышал? - Это кто такой? Лена молчала, прикусив губу. Они подъехали к большой серой девятиэтажке. У подъезда было пусто. Вокруг тоже - ни души: дома, деревья, лавочки - все терялось и пропадало в молочно - кисельном тумане. Беляков вылез наружу. Он запер левую дверцу и открыл правую. - Давай. - Бросил он Лене. - Пока тебя никто не увидел. В подъезд он вошел первым. Лена брела сзади, держась за рукоятку пистолета и все время туда-сюда оглядываясь. У лифта царил полумрак. Беляков повернул выключатель, но ничего за этим не последовало: лампочку опять кто-то выкрутил. Обычно ее вымазывали красным, чтобы она уже не представляла интереса ни для кого, но желающие разжиться все равно находились. Приехал лифт. Дверцы его, заскрипев распахнулись, и осветили своим мутно-зеленым светом облезлые и покареженные почтовые ящики напротив. Беляков нащупал в кармане ключи и вошел в лифт. - Давай. Дверцы сомкнулись. Лена молча смотрела на узенькую полоску-щелку. Беляков размышлял о чем-то. Ключи в руке у него самоуверенно позвякивали. Обернувшись, он посмотрел на Лену. - Ты рано обычно встаешь? Та глядела, не понимая. - Чего? Детектив спокойно дожидался ответа. - Я спрашиваю, ты спать любишь долго? Лена смотрела на него молча, прожевывая вопрос, потом скривилась: - Ты нормальный? Беляков устало пожал плечами: - Я тебе пытаюсь помочь, а ты меня обижаешь. Лифт встал. Двери раскрылись. - Пойдем, - пригласил ее Беляков. Лена вышла следом за ним. - Что все это значит? - Спросила она, когда тот открыл дверь. - Зачем ты меня сюда привел? - Я думаю, - ответил Беляков, - тебе следует прежде помыться, переодеться, поесть. Потом поговорим об остальном. Очутившись внутри, Лена поняла сразу - таких богатых квартир она еще не видела. Стены в коридоре были оббиты красного цвета кожей. Пол выложен мозаикой. Под потолком красовалась маленькая хрустальная люстра. Когда Лена разделась, Беляков повел ее в ванную. Там в нос ей ударил букет ароматов, в основном незнакомых - мыла, шампуни, одеколоны. В большом зеркале, обнесенном узорчатой железной рамкой, она увидела себя. Рядом с холеным и чистым Беляковым Лена выглядела ужасно. - Здесь - мыло, вот - шампунь. Возьми эту мочалку. Беляков показал ей, как пользоваться краном. - У меня в прошлом году девица одна ночевала, - он заулыбался. - Сломала мне ручку. Стала ее крутить, когда нужно - оттягивать. Беляков вышел, и Лена защелкнула за ним дверцу. Потом разделась и пустила воду. Пистолет она пристроила на полке, между шампунями и еще какими-то пузырьками - так, чтобы в любой момент можно было до него дотянуться. Лена легла в ванну и закрыла глаза. Не треволнения последних дней, а какие-то очень далекие воспоминания - стершиеся и почти забытые, нахлынули на нее: школьный двор, туапсинские улицы, пляж, нагретый от солнца... Лена чуть не уснула. Она отряхнулась, мгновенно вернувшись в действительность. Конечно, было бы глупо сейчас утонуть в ванне. Вымывшись, Лена облачилась в мягкий махровый халат, оставленный для нее Беляковым. Сунула пистолет в кармашек. Когда она вышла в прихожую, то сразу же уловила запахи, которые шли с кухни. Там возился хозяин квартиры. Запахнувшись в халат, Лена потянула носом и прислушалась: что-то аппетитно шипело и булькало. Когда она появилась на кухне, Беляков, повернув голову, быстро оглядел ее. Потом прервался и сходил в ванную. Он брезгливо скосился на ком грязной одежды, лежавший в углу. - Я думаю, все это пойдет в мусор, - Беляков почесал нос. - Я тебе подберу что-нибудь. - Потом он увидел цепочку с крестиком на полочке между шампунями и дезодорантами. - И украшение свое забери. - Это - не украшение. Лена взяла крестик. Беляков поглядел на нее с интересом. - Ты веришь? Лена серьезно кивнула. Частный детектив пожал плечами. - Каждому свое, - сказал он. - Я верю только в то, что могу пощупать. Беляков вернулся на кухню и продолжал возиться с едой. Лена подошла ближе и поглядела насмешливо. - Сразу будем трахаться, - спросила она, или вначале покормишь? Беляков обиженно скривился. - Как захочешь. Но, вообще-то, я еще никогда не принуждал женщин. Я тебе не хачик какой-нибудь. Лена вернулась назад, в прихожую. - Дай мне расческу. - Возьми в ванной - какая нравится, - ответил Беляков, не поворачивая головы. ...Опер Красиков сидел у себя в кабинете. Его перебинтованная левая рука неподвижно покоилась перед ним на столе. Красиков рассеянно глядел на охотничью двустволку, изъятую сегодня утром у одного мужика из станицы Пашковской. Тот стрелял в соседа, изнасиловавшего его дочь, которая наутро повесилась. Сосед лежал сейчас в больнице. "Лучше бы убил, - думал Красиков. - Одной скотиной стало бы меньше." Но главное, что его заботило теперь, было, конечно, не это. Послышался стук в дверь. - Да, - устало проговорил опер, - открыто. В кабинет ввалился Сергеев. Следом показалась смуглая небритая физиономия. - Знакомьтесь, - Сергеев подвел гостя к столу Красикова. - Это - Алик Кабардинец. А это - Леша Красиков. Между прочим, старший оперуполномоченный. Алик угрюмо хмыкнул. Для него это явно не звучало как лестная похвала. Он молча бухнулся на стул и зажег сигарету. Сергеев присел рядом. - Короче, че делать? - Алик Кабардинец с вызовом разглядывал Красикова. - В самом деле - кабардинец? - Недоверчиво спросил тот, отодвигая ящик стола. - Он в Нальчике родился, - ответил за Алика опер Сергеев. Красиков вынул фото и бросил его небрежно на стол перед уроженцем горной республики. - Я больше не хочу ничего слышать об этом человеке, - проговорил он сумрачно. - На обороте - все данные. Кабардинец двумя пальцами подобрал карточку, где анфас был изображен Валет и брезгливо ее повертел. Наморщив лоб и шевеля губами, прочитал нацарапанное на другой стороне. Письменная речь ему явно давалась с трудом. - Четыре штуки баксов сразу - чтобы не торговаться. - Он достал изо рта сигарету и потушил ее о крышку стола, рядом с пепельницей. Красиков посмотрел на Сергеева. - Он не понимает, где находится? Сергеев серьезно кивнул. - Понимает. - Бабки вперед, - сказал Кабардинец. - И - два, три, четыре дня, неделя максимум: будет трупак. - А если не будет? - Красиков спокойно смотрел на кабардинца. Глаза у Алика холодно блеснули. - Если не будет - верну бабки. - А если ни тебя не будет, ни бабок? - Красиков продолжал разглядывать нальчикского хулигана. Тот спокойно поднялся. - Слушай, - сказал он медленно. - Я - Алик Кабардинец. Я свою мать на куски порежу... Развернулся и двинулся прямо к двери. Сергеев проворно ухватил его за куртку. - Стой, Алик, не горячись. Сядь на место, не дергайся. Кабардинец снова уселся. - Леша, послушай меня, - Сергеев говорил убежденно, и Красиков, который знал его не один день, понимал - тот не лукавит. - Алик - хороший парень. Он ошибок не делает. У Алика восемнадцать мокрух на счету. Ему еще четыре года назад ростовский суд расстрел дал. Он убил двух конвойных и свалил. А сейчас он на таких серьезных людей работает, он с такими людьми повязан... - Сергеев несколько раз поднял к потолку палец - так, словно бы хотел воткнуть палец в потолок. - За него... - Опер замолк и огляделся. - ...Карлик поручился. Карлик - ты понял?.. И, Леша, ты меня знаешь. Я бы тебе не стал абы кого пихать. Красиков с тяжелым сомнением посмотрел на кабардинца. Как только он услышал о Карлике, все вопросы сразу отпали. Этот человек, очень хорошо известный в бандитском мире, держал свою киллерскую школу. С одной стороны - это солидная рекомендация, и Алик Кабардинец уже не сможет просто так исчезнуть с полученным гонораром. Ведь, в этом случае обманутый Карлик отыщет его и в преисподней. И он отыщет - ведь под вопросом уже будет стоять его, Карлика, репутация. А с другой стороны покровительство последнего внушало нальчикскому уроженцу невероятную наглость. Но не преувеличивает ли он свои права и возможности? Что помешает ему, Красикову, примочить Алика, когда уже будет сделана вся работа. Красиков терпеть не мог наглецов. - Хорошо, - он кивнул, наконец, и достал из ящика толстую пачку, обернутую газетой. Повертев, бросил ее на стол. - Здесь - три штуки. - Вытащил еще несколько стодолларовых купюр, отсчитал десять и положил рядом. - Не буду тебе говорить, что случится, если провалишься. Алик молча сгреб деньги, сунул их в карман и, не прощаясь, вышел. - Он - парень грамотный, - уверенно повторил Сергеев. - Можешь не сомневаться. - Ты, что, серьезно считаешь - я дам ему уйти с этими деньгами? - Красиков с интересом глядел на своего коллегу. Тот развел руками. - Ну, это уже - чисто твое дело. - Интересно, - Красиков покосился на смятый окурок и потрогал пальцем след от него посреди стола, - там у них в Нальчике - все такие отморозки, или он один? - Не знаю, - Сергеев пожал плечами. - Спроси у него самого. Глава 13. Ресторан "Три платана" бодро сверкал разноцветными огоньками неоновой вывески, зазывая праздную публику и обещая прямую возможность просадить лишние деньги. Веселье тут кипело наполную. Смазливого вида девица, без голоса, но с ногами, исполняла последний шлягер из репертуара Маши Распутиной. Столы были уставлены тарелками с расковырянной уже едой, початыми бутылками самого разного содержания. Путаны угощались за счет клиентов. Столбом стоял сигаретный дым. Кто-то уже нажрался, кто-то только еще начинал. Кого-то от выпитого неумолимо клонило в сон, и он начинал дремать, упав носом в тарелку, кого-то - тянуло в уборную, кого-то - танцевать, а кого-то - в драку, но он не находил пока повода. Бандиты, фарцовщики, милиционеры, деятели полуподпольного бизнеса, судьи и адвокаты - все хотели хорошо отдохнуть, расслабиться и не думать, хоть пару часов, о проблемах минувшего дня. За одним из столиков, в углу зала, восседал усатый горец лет сорока на вид. Он отдыхал тут почти уже четыре часа и успел набраться. С ним рядом пировали трое молодцов с мрачными бандитскими физиономиями. Один из них примостил у себя на коленях раскрашенную девицу. Он ее накачал "смирновской" и предложил, чтобы не торговаться, сто баксов за ночь. Оркестр заиграл какую-то новую мелодию, и веселые огоньки разных цветов заплясали вдоль ресторанной эстрады. Усатый горец неспеша сгреб бутылку сухого вина, уже почти приконченную и угрюмо выплеснул остатки себе в бокал. Потом поглядел на пустую бутыль и с размаху швырнул ее куда-то в вдаль. Зазвенело. Брызги оконного стекла посыпались на пол. Всем в зале стало, вдруг, неуютно. Посетители нервно переглядывались, ожидая, что произойдет следом. Никто из них не посмел бы вмешиваться. Все знали усатого горца. Ахмет захаживал сюда частенько, но буйствовал только время от времени. Это был тот самый Ахмет, именем которого в Краснодаре пугали друг друга фарцовщики и мелкие урки. Ахмет не был вором в законе. За жизнь он успел отсидеть только один срок: в молодости его осудили за изнасилование. Сам Ахмет не любил вспоминать об этом и никому не показывал, оставшуюся как память, выколотую на спине и позорную для него, татуировку. Сейчас он залпом докончил вино, и опустевший стакан полетел вдогон за бутылкой. Угрюмые парни, сидевшие рядом, переглянулись. Они уже знали: что-то сейчас будет. В глазах у Ахмета плясали недобрые белые огоньки. Раскрашенная девица, почуяв, что к хорошему не идет, слезла с колен и куда-то в момент испарилась. К столу подобрался, бледный как смерть, официант. - Желаете что-нибудь? - Спросил он, заикаясь от страха, ни то у Ахмета, ни то у всей компании сразу. Ахмет медленно покачал головой. - Исчезни, - проговорил он глухо, но выразительно. Парни его угрюмо молчали. Официант сделался еще бледнее и быстро пропал, как будто его и не было. Ахмет, с силою грохнул кулаком по столу - так что пепельница рядом с ним подпрыгнула высоко, и окурки полетели в разные стороны. Бутылка с остатками "смирновской" тоже очутилась внизу, поливая паркет. Все замерли. Музыка стихла. Певица оборвала песню на полуслове. Посетители, съежившись и потупив глаза, ждали. Ахмет оглядел всех медленно, потом, вдруг, ткнул в какого-то смуглого парня, тихо жующего свой бифштекс в компании двух приятелей. - Ты! - Ахмет мрачно прищурился. Парень сделался белее тарелки, из которой ел. Ахмет показал пальцем в рыжую девицу, сидящую со своим кавалером возле самой эстрады. - И ты! Оба ко мне! Быстро! Наклонившись, он тупо смотрел в пол и, как казалось, не замечал ничего. В зале царила жуткая тишина. Все здесь не отрывали глаз от Ахмета. И каждый радовался втихоря, что не на него пал выбор мрачного горца. Тот, вдруг, встряхнул головой и хищно прищурился. - Раздевайтесь!.. И трахайтесь!.. Прямо вот здесь!.. - Он ткнул пальцем в залитый водкой паркет. - Чтобы я видел! - Ахмет закатил рукав и посмотрел на свои швейцарские часы. - Даю пять минут на все. Если не уложишься... - Он медленно глянул на молодого человека и, вытащив из кармана тяжелый браунинг, бросил на стол - между початой бутылкой водки и полной до краев салатницей. Никто не двигался. Ахмет еще раз глянул на часы. - Время пошло. Бедная девушка, испустив вопль, бросилась в сторону и судорожно ухватилась за белокаменную колонну. Парень растерянно замер на месте. Он явно решал - куда ему убегать. Один из телохранителей Ахмета встал и, выдернув пистолет, прицелился. Несчастный обреченно посмотрел на дуло, потом - на Ахмета, и наконец - на неживую от страха девицу. В глазах у него отразилась какая-то мрачная, жестокая решимость. Девушка не отводила глаз от того, кто должен был сейчас ее изнасиловать. Она испустила еще вопль, ужаснее прежнего. Крепче обхватила каменную колонну, словно бы та могла ее защитить. Голос у нее осекся. И тут тишину оборвало. - Хватит! - Не очень громко, но сейчас это прозвучало, как пистолетный выстрел. Все, кто был в зале, обернулись. В нескольких шагах от Ахмета, тяжело качаясь, стоял военный офицер в форме - здоровенный мужик богатырского вида, с пышными казачьими усами. Дуло короткоствольного автомата в руке у него было нацелено в лоб Ахмету. Тот прищурился недовольно и с интересом разглядывал незнакомца. - Хватит, - повторил военный. Слова путались. - Я... - есаул Всекубанского Казачьего Войска. Я запрещаю... это продолжать. Телохранитель Ахмета оглядел есаула и неспеша перевел ствол. Он видел, что палец у казака - на курке. Есаул развернулся... Все потонуло в грохоте выстрелов. Оконные стекла дрогнули. Каждому, кто был в зале, заложило уши. Есаул, продырявленный двумя пулями, рухнул прямо на стол. Противник его, скошенный автоматной очередью, лежал на полу, в проходе между столами. Трое, кто сидел за одним столом с есаулом, молча достали оружие. Ахмет угрюмо глядел в три пистолетных дула. Потом посмотрел на девушку. Та не отпускала колонну. - На сегодня все, - сказал он, обернувшись к двум своим людям, которые продолжали держать наготове стволы. Ахмет сгреб со стола пистолет и неспеша опустил его в боковой карман кожаной куртки. Вытер губы и бросил салфетку в салатницу. Медленно встал и, не оборачиваясь на три пистолета, что глядели ему в спину, побрел к выходу. Официант, чуть живой, наблюдал все это из укромного места. Он знал, что Ахмет никогда не платит и сейчас не ждал от него никаких денег. Двое телохранителей Ахмета пятились за хозяином, не опуская оружия. Как только тот очутился на улице, они поспешно скользнули за ним. Подойдя к своему белому "Шевроле", Ахмет постоял, хмуро опустив голову и сунув руки в карманы широких спортивных штанов. Один из телохранителей услужливо раскрыл перед ним дверцу. - Что-то мне грустно сегодня, - проговорил Ахмет медленно. - Что-то охота развеяться... Поехали-ка в "Кавказ". Команда была принята. Один из парней сел за руль. Другой устроился на заднем сиденьи. Сам Ахмет, сложив на животе руки, сидел впереди, рядом с водителем. - Кто это были? - Он задумчиво глядел в окно. - Казаки из екатерининского, - спокойно ответил тот, что крутил руль. - Двоих я знаю. Машина мчалась куда-то в ночь по широкому мокрому шоссе, облитому огнями больших уличных фонарей. Из-за дерева показалась почти незаметная фигура в сером плаще. Черный короткий ствол автомата холодно и тихо блеснул, шелкнул негромко затвор, и удаляющийся по дороге автомобиль заплясал обреченно, пойманный в прорезь прицела. - Напомни мне завтра, чтобы я не забыл это разобрать. - Сентиментально процедил Ахмет, глядя в окно. Автоматная очередь выбила оконные стекла. Они брызнули в разные стороны дождем мелких осколков. Не успевшее как следует набрать скорость "Шевроле" изобразило на дороге кривую черту и замерло, въехав в большое толстое дерево. Кругом было тихо. Еще раз передернув затвор, убийца подошел ближе. Немного постоял, всматриваясь. Потом одной рукой вскинул ствол и прицельно, короткими очередями, расстрелял три неподвижных фигуры. ...Утро случилось солнечное и не по-зимнему теплое. Кафе "Летнее" на Красной открылось только-что. Первые сонные посетители, желая разбудиться в предверии наступающего дня, пили крепкий дымящийся кофе и потягивали армянского разлива коньяк. Из охрипшего транзистора пел Миша Шуфутинский. Валет расположился за крайним столиком в самом углу, спиной к стене и лицом к улице. Он курил, поглядывая вокруг. На столике перед ним стояла чашка уже остывшего кофе. Рядом - самодельная пепельница, бывшая когда-то пивной банкой и приоткрытая пачка "L & M". Валет ждал. Редактор "Зари Кубани" должен был появиться вот-вот. Минуты текли медленно. Валет смотрел на часы, потом гасил в пепельнице окурок и зажигал следующую сигарету. Павловский появился из серых "Жигулей", притормозивших у бордюра. Он нагнулся, что-то сказал шоферу, и машина, тронувшись с места, укатила. Валет увидел, что Алексей Михайлович держит в руках какие-то бумаги. Павловский не подал ему никакого знака, молча направился к стойке и взял сто грамм коньяка. Валет, не отрываясь, глядел на тлеющий кончик сигареты, когда редактор брел к его столику. Павловский снял шляпу, поставил коньяк и бросил на стол две газеты. - Читал? - Начал он вместо приветствия. Валет оторвал взгляд от сигареты и посмотрел туда, куда Павловский ткнул пальцем. - Прочти, интересно. Валет развернул газеты к себе и быстро пробежал глазами. Одна из заметок называлась "Труп на обочине". Валет узнал из нее, что вчера днем, у проезжей части, нашли лейтенанта милиции. Тот был убит выстрелом в горло. Стреляли, предположительно, с нескольких шагов и, предположительно, из пистолета Макарова, милицейского образца. В другой заметке, под заголовком "Нападение на работников милиции", сообщалось, что вчера вечером, у подъезда своего дома был ранен выстрелом из пистолета старший оперуполномоченный уголовного розыска Алексей Красиков. Сопровождавший его коллега, тоже работник милиции, от полученных огнестрельных ранений скончался на месте. В завязавшейся перестрелке один из нападавших был убит. Другому удалось скрыться. - У них оперативная информация, - скучно сказал Валет. - Вчера постреляли, а уже сегодня - в номере. Совсем, как в Чикаго. Павловский свернул газеты и сунул их в карман. - Это все, что ты мне можешь сказать? - А что еще? - Валет пожал плечами. - Мента у дороги нашли - понятия не имею, кто это. А про второго нападавшего ты, думаю, знаешь лучше меня. - Он ткнул недокуренную сигарету в пепельницу. Павловский молчал, глядя на молодого человека с сочувствием. - Ты всегда знаешь больше, чем говоришь. - Закончил Валет. - Что я знаю - это мое дело. Я перед тобой отчитываться не собираюсь. Хотелось тебя послушать. Валет отпил кофе и снова пожал плечами. - О чем именно? Я думал, ты будешь говорить, как тебе это все не нравится, что заинтересован в серьезных людях, что если дальше будет похожее, сдашь меня Ахмету. Ведь, ты это хотел сказать? Давай. Павловский медленно покачал головой. - Не буду. Ты все и так знаешь. Без меня. Слушай другое. - Он посмотрел на пропитого вида бомжа, который просил мелочь, сидя у входа в кафе. - Ты говорил, что тебе надо будет еще за чем-то съездить в Москву, чтоб закончить материал на Илюшенко. Валет отпил кофе. - Ахмет этим снова заинтересовался? Павловский кивнул. - Я вчера говорил с ним. Тебе хватит суток, чтобы слетать в Москву и вернуться? - Хватит. - Валет допил кофе и отодвинул чашку. - Рейс до Стамбула переносится на завтра. Сначала слетаешь в Москву. Возьмешь, что хотел там взять... Павловский без интереса глядел на свой коньяк. - Хочешь? Я не притрагивался. Валет медленно и с сожалением покачал головой. Обернулся и увидел бомжа у входа. - Предложи ему. Он не откажется. Павловский надел шляпу. - Какая жизнь гадкая... Валет потрогал пустую чашку. - Думаешь, на том свете лучше будет? Павловский зевнул. - Не знаю. Может, и не лучше. Глава 14. Звезды тихо таяли над ночным городом. Ровные силуэты многоэтажек прорисовывались нечетко сквозь синеватую мглу. Свет на кухне в этот час был потушен. Лена и Беляков сидели в креслах и неспеша потягивали остывающий чай. Беляков смотрел в окно. - Бывают моменты, - проговорил он, cкосившись на Лену, когда я, вдруг, начинаю чувствовать себя романтиком. Та повернула голову. - Ты хочешь сказать, что хочешь сейчас меня трахнуть? Детектив поморщился. - Я пытаюсь говорить стихами, а ты сводишь все к грубой пошлости. Лена поставила свою чашку на стол. - Говори прозой. Я это скорее пойму. - Ты не любишь стихи? - У Белякова в голосе прозвучала обида. Лена откинулась в кресле. - Не сейчас. - Жаль. Это грустно очень. - Беляков разочарованно пожал плечами. - Именно теперь-то меня и тянет на поэзию. Все мы немножко поэты. И немножко романтики. Помню, я в детстве был ужасно сентиментальным. Всегда плакал, по любому поводу. Или мне не дали конфету, или мама ушла надолго. А уж, как я надрывался, когда падал или ударялся обо что-нибудь нечаянно... Ты знаешь, наверное, и не от боли даже. Просто себя было жалко. Думал о несправедливости своего страдания. Детектив усмехнулся и покачал головой. - Я просто рыдал. Лена взяла свою чашку. - Когда я была маленькой - старалась никогда не плакать. Даже если было действительно очень больно. Все другие девчонки плакали по любому поводу, а чаще - без повода. Я - нет. Мама всегда удивлялась. Ей такое казалось странным. А мне - наоборот. Я всегда думала, что плакать - это унизительно. Беляков смотрел на Лену с уважением. Та допила свой чай и поставила чашку на столик. Потом поднялась с места, отряхнув на себе халат. - Я хочу спать, - сказала она негромко. Лена заметила, как в темноте у Белякова тихо, по-кошачьи, блеснули зрачки. - Я - тоже, - заявил он. Лена посмотрела на него с сочувствием и, чуть улыбнувшись, качнула головой: - Я имею в виду не это. ... Алик Кабардинец сидел один за ресторанным столиком. На тарелке покоился расковырянный ужин. Рядом - две почти пустые бутылки - с русской водкой и грузинским вином. Алик выплеснул в бокал остатки водки и залпом прикончил. Пустой бокал он отчаянно, с силой, швырнул об пол. Несколько пар глаз за соседними столами покосились на него с опаской. Кабардинец откинулся на спинку стула и, дымя сигаретой, слушал, как колхозного вида девка на сцене пропито-прокуренным голосом исполняла прошлогодний шлягер Алены Апиной - грустную историю о непутевой Ксюше, отвергнувшей клевого парня Витюшу и спутавшейся с уголовником. - И что дальше? - Вдруг прозвучало откуда-то сзади. Алик повернул туда голову и увидел надменную физиономию официанта. Тот глянул на останки бокала, разбросанные там и сям по полу и так же - на Кабардинца. Алик оживился. Он небрежно прищелкнул пальцами. - А, офцант! Икры хочу! - Это было заявлено громко, и многие еще раз обернулись, поглядев на Алика с недображелательным интересом. Официант, усатый чернявый парень, разглядывал его, как если бы смотрел на грязь у себя под ногами. - Красную, черную? - Поинтересовался он спокойно. - Черную! - Алик снова прищелкнул. Он не понял иронии. Официант продолжал холодно глядеть на клиента. - Я тебе сейчас коричневую принесу... Кабардинец посмотрел сначала на официанта, потом - на осколки. Лицо у него брезгливо скривилось. - Ой, сука, мелочный! - Он вытащил из кармана двадцатидолларовую купюру и, скомкав, бросил на пол. Официант быстро подобрал деньгу и сунул ее в кармашек своего белоснежного костюмчика. Лицо у него ожило. Взгляд подобрел. - Одну минуту, пожалуйста. - В голосе прозвучало раскаяние. - Сейчас будет икра. Он исчез быстрой проворной походкой. Алик сгреб со стола бутылку вина и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Следующей песней Марина Журавлева приглашала желающих на медленный танец. Алик тупо отстранил от себя недоконченную бутыль и обвел глазами соседние столы. Уже достаточно мутный взгляд его остановился на роскошного вида брюнетке, которая неспешно беседовала со своим спутником. Алик встал и, покачиваясь, направился к ней. Брюнетка и ее молодой человек настороженно разглядывали приближающегося горца. - Я - Алик Кабардинец, - заявил он, подойдя. - Меня тут все знают. - Он неопределенно махнул рукой. - Если кому не нравится Алик Кабардинец - я его убиваю сразу. Брюнетка и ее приятель пристально и без интереса рассматривали нового своего знакомого. Тот, не тратясь больше на церемонии, ухватил девушку за руку. - Пошли, - заявил он хрипло, но дружественно, и решительно потащил девушку из-за стола. - Танцевать будем. Брюнетка, взвизгнув, пыталась высвободиться, но Алик держал крепко. Парень ее, бросился на кабардинца, однако переоценил себя. Алик, проворно выпустив руку девушки, уложил противника точным ударом в челюсть. Тот грохнулся прямо на стол, круша посуду и переворачивая стулья. С другого конца зала быстро приближался патрульный милиционер в форме. Алик, разведя руки в стороны, двинулся ему навстречу. - Командир, погляди: я говорю - танцевать идем, а она - ненавижу, говорит, черных. Че делается, погляди... Патрульный сверху вниз смотрел на кабардинца. Наметанным глазом сразу усек - человек при деньгах. Милиционер шагнул к Алику и твердо взял его за локоть. - Пойдем, - сказал он еще вполне миролюбиво. - Не надо тут скандал устраивать. Алик выдернул руку из пятерни патрульного. Мелькнула смятая стодолларовуя бумажка, которую он сунул в верхний карман милицейского пиджака. Потом доброжелательно хлопнул милиционера по небритой щеке. - Исчезни, - Алик развернулся на все девяносто градусов и, покачиваясь, двинулся назад, к своему столу. Тяжелая милицейская дубинка быстрее молнии взлетела в воздухе и звучно опустилась на спину кавказца. Тот упал на колени и заполучил еще один удар по спине. Патрульный ухватил кабардинца за шиворот и под одобрительные взгляды зала поволок к выходу. Но Алик проделал, вдруг, то, чего патрульный от него не ждал. Ухватив правой рукою никем не занятый стул, он резким, неожиданным, ударом навернул своего противника. Вскочив на ноги, сграбастал за шкирку полуоглушенного милиционера и со всей дури звезданул ему в челюсть. У того зазвенело в ушах, в глазах померк свет. Вторым ударом кабардинец вырубил патрульного, который чурбаном свалился на пол. Алик еще раза два пнул его. Оглянувшись, увидел, что все глаза в зале смотрели сейчас на него. Музыка тоже стихла. Все наблюдали за разбушевавшимся клиентом. Поправив прическу, Алик двинулся обратно к своему столику, но тут увидел появившуюся у входа группу в синих, милицейского образца, мундирах. Это были "срочники": у них не виднелось никакого оружия, кроме дубинок. Энергично ими помахивая, парни направлялись к будущей своей жертве. Глаза у них возбужденно сверкали в предчувствии жестокого и кровавого мордобоя. Иначе "срочники" не привыкли: любой ими задержанный должен был харкать кровью и выплевывать зубы. Алик застыл на месте. Публика в зале радостно съежилась в предвкушении мрачного зрелища. Те, кто был опытнее, поднимались и уходили тихонько: ситуация обещала мало хорошего - здесь обычно не ограничиваются хулиганом, а успевают отделать еще человек десять. Газеты напишут потом, что в ресторане случилась массовая драка. Когда между "срочниками" и кабардинцем осталось шагов несколько, тот выхватил браунинг. "Срочники" замерли. Они не ждали такого. - А ну, стоять! - Заорал кабардинец, беря на прицел то одного, то другого. Глаза его горели безумным огнем. - Кто сделает шаг, первый ляжет на месте! "Срочники" и не собирались двигаться. Им стало, вдруг, зябко. За долгие месяцы суровой армейской школы парни здорово обучились колотить пьяных и выворачивать карманы прохожим. Наведенный на них пистолет они увидели сегодня впервые. Не опуская дула, кабардинец боком прокрался к выходу. Оказавшись на воздухе, он быстро спрятал оружие и, не теряя времени, зашагал прочь. Было темно. Только холодные звезды и одинокие скучные фонари рассеивали черноту декабрьской ночи. Луна, вчера еще круглая и полнолицая, стала теперь полумесяцем, обещая скоро ни то дождь, ни то снег, ни то и дождь и снег сразу. Алик остановился, достал пачку "Marlboro", распечатал и неспеша закурил. Машины, забрызганные дорожной грязью, выныривали и пропадали в темноте пустых улиц. На остановке Алик увидел трех скромного вида девушек. Те дожидались троллейбуса, запаздывавшего в этот час. Отшвырнув в сторону недокуренную сигарету, кабардинец решительно направился к ним. Девушки почуяли недоброе сразу. Они настороженно стихли. Алик, подойдя, оглядел их внимательно. - Я - Алик Кабардинец, - заявил он твердо, хотя язык заплетался. И добавил: - Меня здесь каждая сволочь знает. Подумал немного и решил, что для недолгого знакомства этого хватит. Алик выхватил пистолет из-за пояса и с размаху въехал одной из них в лоб. Потом - другой. Обе девицы без чувств лежали на тротуаре. Алик схватил третью и ткнул ей в живот дуло. - А ну, идем! - Хрипло приказал он и тут же оттащил в сторону - где жалкие облезлые кустики рядом с троллейбусной остановкой кое-как прятали от чужих глаз небольшую лужайку. Несчастная отчаянно взвизгнула и хотела вырваться, но Кабардинец заехал ей рукояткой в темя и отволок бесчувственное тело в кусты. Уложив свою жертву, он начал расстегиваться. Пистолет бросил рядом, на землю. Было тихо. Луна печально глядела сверху, но молчала. Немые деревья равнодушно смотрели в небо, протягивая к звездам кривые мерзлые ветки. Когда Алик кончил, он удовлетворенно хмыкнул и неспеша вытерся. Подумал, что у остановки лежат еще две, но... мужские резервы его, увы, были на исходе. Глава 15. Надежду Павловну Романцову Валет знал давно; она была первым редактором "Демократической Кубани" - еще до Покровского. Газета тогда занималась критическим разбором любой власти: начиная с кремлевских коммунистических шишек и кончая их кубанскими наместниками. В августе 91-го она сменила тон - стала официозной, продьяконовской. Но давняя тяга к скандалам и разоблачениям осталась. Новой мишенью стал мэр Краснодара Николай Егоров, противостоявший губернатору Дьяконову в борьбе за власть, и люди из администрации, считавшиеся его сторонниками. Сентябрь 92-го стал переломным. Появившаяся в газете статья с открытыми обвинениями в адрес Илюшенко наделала шуму. Речь шла о серьезных злоупотреблениях, делались намеки, достаточно внятные, на связь будущего заместителя главы края с местной мафией. В суд Илюшенко не подал. Ограничился интервью одной из оппозиционных Дьяконову газет: все, что про него написали - клевета. Удар последовал с другой стороны. Удар резкий и неожиданный. "Москвич", за рулем которого сидел тридцатипятилетний муж Романцовой, столкнулся на ночном шоссе с патрульной милицейской машиной. От удара "Москвич" оказался в обочине. Все разнесло всмятку. Муж Надежды и их девятилетний сын погибли на месте. Экспертиза показала потом: водитель "Москвича" был пьян. Романцова знала все. И что аварию заказал Илюшенко, и что организовал ее опер из угрозыска Красиков. Но сделать ничего не могла. И не хотела. После месячного лечения в нервном отделении краевой больницы решила твердо - уйдет в монастырь и закончит этим мирскую жизнь. Наверное, навсегда. Она умрет для этого мира. Никто не будет ей интересоваться. И она - никем. ...Валет забрался в такси и сунул водителю мятую бумажку с адресом. Таксист, толстый и румяный от