не подарили часть своей дороги -- И их кипящий след перечеркнул В моей душе все беды и тревоги. Они ушли. Но это не беда -- Соленой пылью оседает влага, И с крыши звонко капает вода, Считая мили, как вертушка лага. -- Жаль, если это действительно пророчество, -- Лат вздрогнул и зябко поежился, словно в него дохнуло морозом. -- И все же спасибо, друг... Знаю -- не мог не спеть... -- И мог бы не успеть... Всего четыре месяца... Четыре месяца и два года... А знаешь, Лат? У тех клиперов были желтые паруса... Желтые даже в тумане... Глава 13 После дневной суеты ребята собрались у костра на берегу реки. Были тут и местные, и из Отряда. Звенели гитары, слышались шутки и смех. Порой кто-то из взрослых появлялся из темноты, или придя из Города, или просто спустившись с небес. Странно -- но летали в основном взрослые. Дети предпочитали бегать по планете, ощущая босыми ступнями силу ее жизни, тепло и ласковость... Лат пел, и Зеленый Шут внимательно слушал его. И лицо Зеленой Птицы становилось все грустней и серьезнее. Мишель прислушался. Ты ушел навсегда, ты растаял вдали, Слишком поздно пришли за тобой Корабли... Парус желтый мелькнул слишком поздно вдали. Тела след на песке... Тебя не сберегли... Ты плевал на Стрелу и плевал ты на Круг, И клинок твой чертил в небе радужный круг... Из пространства петель в море огненных дуг За тобой шел мальчишка -- твой преданный друг. Пристань Золотых Кораблей, Пристань на Планете Людей... Если рвутся нити Пути -- Сможешь ты на Пристань прийти... Нечаянно вспомнились утренние слова Шута: "А знаешь, Лат? У тех клиперов были желтые паруса... Желтые даже в тумане... " И как вздрогнул в ответ Изначальный. Что за вести несет желтый парус вдали? Желтой тенью идут из мечты Корабли, Этот траурный бег не прервать, не сдержать, И над синей Землей встанет Пристань опять... И тебя уже нет: чей-то выстрел вдали На твои горизонты послал Корабли, И рыдает мальчишка, уткнувшись в песок: Он теперь одинок, навсегда одинок... Пристань из мечты Кораблей, Пристань на Планете Людей... Если рвутся нити Пути -- Сможешь ты на Пристань прийти... И не сбудется сказка, Господь не придет, Не утешит, из черных краев не вернет!.. Ты оставил мальчишке в наследство клинок... Он один -- а вокруг мир суров и жесток... На суровой Земле среди сорной травы Прорастает огнем Древо Сил и Любви, Звездный Рыцарь-мальчишка сквозь Вечность идет, Где-то там в Лабиринте его парус найдет... Желтый караван Кораблей Душу унесет от людей, Чтобы в лабиринте Пути След твой пылью звезд занести... Лат допел. И воцарилась тишина. Только костер трещал, пожирая брошенные в него ветки. Пауза затягивалась, и тогда Мишель вдруг протянул руку к гитаре: -- Можно? Лат протянул. Так же, как протянул бы любому другому из сидящих у костра. Как незнакомому... Мишель вспоминал песню, услышанную лишь раз на кассете. Кажется, сочинил ее Ник Дракуля, давным-давно создавший на Арде музыкальную группу "Лиссэ Лотэссэ". Солист той группы дважды подряд предал своего Учителя, и вот тогда-то и родилась эта песня. Странно -- но сейчас она будет тоже к месту. И чья ж в том вина, что на этот раз по иронии судьбы поет ее не Учитель, а Ученик... Ты собираешься в обратный путь -- И у костра останусь я один. Ну что ж, иди, А мне не повернуть, Я не хочу сойти на полпути. Как жаль, что выбрал именно тебя себе в друзья, В хранителя всех тайн... Но не держать же мне тебя в цепях... Иди обратно и болтай, болтай... Не думай, я не буду проклинать тебя, Твои фальшивые черты. Прекрасно, что есть свойство забывать. И дай мне бог не стать таким, как ты! -- Благородного дона обидел кто-то из его друзей? -- метнул в мальчишку быстрый взгляд Лат. -- Можно и так сказать... -- уклончиво заметил Мишель. -- То общались и даже ссорились временами, а то вдруг делает вид, что вообще со мной не знаком... -- И... кто же это, если не секрет? -- тихо спросил Командор. -- Какая разница... -- пожал плечами мальчишка. -- Главное -- что он услышал эту песню... Хотя и делает вид, что не понял ее... -- Да-а... Это ж как надо разочароваться, как должно болеть в душе, чтобы вспомнить песню почти трехсотлетней давности... -- Ничего, Командор, она и в две тысячи пятьсот девятом по земному летоисчислению не утратила своего смысла... -- Ты можешь предрекать будущее? -- вскинул бровь Лат. -- Нет... А с чего бы это вдруг? -- Ну как же, до две тысячи пятьсот девятого еще три года. Сейчас на Земле две тысячи пятьсот шестой... Август... "Ну вот, ни за что чуть не оскорбил Лата!" -- пронеслось в мозгу пацана. -- Выходит -- я в прошлое угодил! Тогда все ясно: Лат меня ЕЩ╗ не знает, я только два года спустя в отряд приду! Но если я в прошлом, то интересно, какой это мир? Лат что-то говорил, что их Отряд лишился прежней базы, но я тогда невнимательно слушал... Даже не запомнил, где она была. -- Лат, а как называется этот мир? -- Память мою проверяешь, что ли? Сам ведь живешь здесь! Аль не знаешь, как собственная родина называется? -- Понимаешь, -- уклончиво отозвался мальчишка, -- Я тут сам в гостях. И попал сюда через портал. Так что в астрономических координатах не пояснишь, где мы сейчас находимся? Лат подбросил ветки в костер. -- Это недалеко от Призрака-5. Раньше этот шарик назывался "Полигон "Чертоги"", но с недавних пор зовется просто Планета-Рай. Мы сюда уже лет двадцать приплываем на практику, каждый август. -- А на Риадан не думали полететь? Там тоже, говорят, неплохо... -- осторожно спросил Мишель. -- А что мы там забыли? -- отмахнулся Лат. -- Тут поспокойнее. Нету ни тоталитарных режимов, ни войн, ни вообще никакого правительства! И население относится к нам дружелюбно... А на Риадане -- кровь, постоянные сражения во имя то одного, то другого... В такой обстановке не о парусных гонках, а о сохранении жизни приходится думать... Впрочем -- справедливости ради замечу, что Риадан -- это все же не Дэсхорд, не Риан и уж тем более не Эспария. Так что тихий уголок там, возможно, и удастся отыскать. Но -- это ж еще искать надобно, а тут вся планета нам рада... А с чего ты спрашивал? Захотел прокатиться отсюда на Риадан? Так после практики могу устроить желающим небольшую экскурсию туда, на денек-два... -- Да нет, спасибо, не надо... -- отмахнулся Мишель. -- Просто так спросил. Пришла планета на ум... * * * И по утрам на торжественной Отрядной линейке поднимали походный флаг: ярко-синий, с белым кругом и вписанным в него силуэтом-корабликом. И днями яхты "Звездного Ветра" скользили по волнам, и их белые крылья отражались в залитой солнцем воде. И местная ребятня прибегала на берег, и, забыв обо всем, детишки расправляли словно из ниоткуда взявшиеся крылья и парили над яхтами. Или дельфинами мчались по воде, обгоняя легкокрылые суденышки, обдавая брызгами моряков. Один только Мишель старался пореже попадаться на глаза Командору: к чему создавать очередной анахронизм? И так все в этой истории запуталось до предела... А вечерами вновь собирались все вместе, и тогда начинал свои рассказы Лат. И странное чувство появлялось в душе у Мишеля. Казалось -- знает Лат уже и о Воинах Сновидений, и о Пространствах Снов, и рецепты по перемещениям меж мирами были у него так похожи на истину. Но не только Лат удивлял Мишеля. Как-то услышал Майкл кусочек беседы Изначального с Шутом. Говорили о нем, о Мишеле: -- Откуда пришел он на самом деле? Откуда? Зачем? Сам -- не ответит. Другие -- не догадаются... Ладно, пусть думает-гадает, через два года ответ сам вломится к нему в кабинет с воплем "Запишите меня в Отряд!"... Вот тогда и узнаешь, "откуда"... А "зачем" -- а кто его знает, какими превратностями судьбы вышвырнуло его в эти времена и дали, на три года назад и на тысячи парсеков в сторону... В один из таких вечеров Мишель не удержался, и, сломив свое молчание, рассказал "небольшую страшилку". Историю про Ковчег Мрака, так и не добравшийся до обитателей какого-то отдаленного мирка, несмотря на все свое желание. Ребята охали и вздыхали, а Лат хмурился, словно чувствуя недосказанности в этом повествовании. А затем, перед самым отъездом с планеты, Изначальный подошел с Мишелю и Саньке, расположившихся в тени домика смотритель пристани. Он протянул Майклу длинный сверток, замотанный в газету. -- Я помню твой рассказ, и я знаю -- в нем нет ни слова фальши. Жаль, что ты рассказал не все, но, видимо, на то есть у тебя и своя причина... И я хочу оставить тебе кое-что на память о нашей встрече. Сдается мне, что это еще пригодится тебе. Пообещай, что откроешь не раньше, чем яхты уйдут в Портал. -- Обещаю... Когда дымок воронки рассеялся за последней из яхт, и вновь над водой висело только ясное летнее небо, Майкл медленно и осторожно развернул газету. В ней лежал кинжал. Настоящий кинжал в черных кожаных ножнах. И дни приближались к осени. И вдруг тоска и боль предчувствия резанули грудь. Ковчег. Он и тут пройдет. Но только -- не хватит сил, чтоб обуздать здесь чудовище. Отданы они в предыдущем мирке, и Планета-Рай обречена. Словно воочию увидел Мишель тот кровавый апрель, что обрушится в этот мир. Горящие дома, алчное багровое воронье и вышедший на бой Шут. Один против всех вторженцев. Обреченный на поражение. "Воин на пенсии", как он любил сам себя называть. И даже песню про это пел... Нож на поясе, меч у меня за спиной, Стычки, битвы и кровь и опять, и опять. Но ведь может боец уйти на покой. Но ведь можно воину однажды устать. Можно лечь на траву... В вышине облака... Прошептать: "Надоело! Дрался я столько лет! Есть на свете покой, есть на свете любовь, Запах трав полевых и алый рассвет." И с меча боевого смыть присохшую кровь, И на мирное солнце прищурить глаза. Но, о боги, откуда-то снова и вновь Раздаются тревожные голоса: "Воин, рядом война! Встань, друзьям помоги! Ты -- Боец, ты -- Защитник! Не противься судьбе! Воин, встань, оглянись: повсюду враги, А пока это так -- ты не служишь себе..." И, тебя ожидая, седлает коней Твой отряд, где ты нужен, где нельзя без тебя. И прийдется идти туда, где нужней, Чтоб в бою снова встретить утро этого дня, Утро нового дня... И все же не выстоять одному против Мрака. Не проиграть -- можно. Победить -- нельзя. Ибо такая победа обернется поражением мгновенно. Желание защитить Город вспыхнуло яркой звездой. Оно затопило улицы и дома, пронзило жителей и подвалы, небо с его ветрами и облаками и заброшеные подземные ходы и норы... И вновь горело болью тело. Но от этой боли, от напряженных нервов, Город расслоился, как бывает только во снах. И Мишель видел, как лежит уничтоженный багровыми воронами мальчишка у тополя, как обезумевший Город дерется сам с собой всеми своими жителями, и в то же время, оторвавшись от Планеты-Чертогов, Город нашел себе новый мир, и там, у такой же точно реки, мирно живет себе дальше, и мальчишки по-прежнему катаются на велосипедах и запускают воздушных змеев. И постепенно злобный, осатаневший Город таял и исчезал, а единственно реальным становился этот, другой, мирно стоящий в ином мире под ветрами августа. Глава 14 И второй раз за этот август распахнулись у пристани врата портала. И вновь скользнули на воду белокрылые яхты, во главе с "Виктом", сияющим свежим лаком. -- Лат вернулся! -- пролетел по городу слух, и вновь бежали ребята на пристань. И сошедший на берег Лат радостно пожал руку Мишелю: -- Привет, пропажа! А я уж думал, что с тобой приключиться могло! А ты уж тут, на Рокласе околачиваешься, поджидаешь... Что, обиделся за взбучку по поводу Сновидений, а? И тут взгляд Командора упал на телепающийся кинжал в черных ножнах. -- Так значит, "не думали ль полететь на Риадан"? Ладно, расскажешь мне все подробнее. И про Ковчег в том числе. Договорились? -- Ладно, ближе к вечеру, у костра... -- Майкл еще не отошел от Перемещения, хоть и прошло пару дней... -- Можно и завтра... Впрочем, завтра будет Бал... Ладно, как надумаешь, в общем, так и поговорим... Мишель благодарно кивнул. -- А ты знаешь, я удивлен, как похож этот городок на Риадане на тот, что был в Чертогах-Рае... Или это не случайно, Воин? -- Не случайно... Я боялся, что он погибнет там, когда сперва приблизится Ковчег, а затем -- дружины Вепря. Я сам не понимаю, как это все получилось, но -- получилось ведь, и то хорошо... -- И то хорошо... -- согласился Лат. Сквозь толпу встречающих пробился Славик, одной рукой сжимающий полупустую бутылку, а другой волочащий за собой Макса. -- Ну что, снял, как яхты из портала выпадали? -- Да снял, снял!.. -- отмахивался бывший контрабандист. -- Теперь бы сами гонки отснять... -- Насколько я понял, Командор -- это Вы, -- обратился к Изначальному Славик. -- Да. А что случилось? -- Ничего особенного... Прос-сто мы хотели бы поснимать гонки. Регату, в смысле. Когда она начинается? -- Сегодня после обеда... -- Лат цепкими пальцами ухватился за плечо юного нахала. -- Но у меня к тебе одна просьба. Не пойми неправильно, но здесь, в Отряде, ребята из разных миров. И далеко не все используют медицинские нанароботы и прочую дребедень. Так что я был бы благодарен тебе, если бы в следующий раз ты появлялся бы тут без бутылок вина и в трезвом состоянии. -- Бу сде! -- выпалил Славик и с тоской посмотрел на бутылку: -- Щас выкинуть или можно допить?.. -- Сам решай. Славик глянул сквозь рубиновый напиток на солнце, на блики по воде, на искры на лакированных бортах яхт... -- Лучше допить. Ему более ста лет! А чтоб никому не было обидно, предлагаю тост, такой, чтоб был в тему: -- За нашего Крылатого, который нагнал нам попутный ветер. А заодно за того разгильдяя, что обеспечил нам море (Салют, Ульмо!) Говорят, что в этот самый момент в зеркальном новеньком замке Мельтор, наблюдавший за происходившим в палантир, удивленно спросил, повернувшись к стоящим рядом балрогессе и Максу Второму: -- Я кому-то вызывал какой-то ветер?! По-моему, это работа возложена на брата моего Манвэ... И, кстати, не в этом даже мире... -- Будем надеяться, что это он Лассару крылатого благодарил, -- ухмыльнулся Максим. И весь день, и половину дня следующего длилась регата. И Славик с Максом снимали сперва гонки, а затем исчезли куда-то. Наверное -- телепортировали в другой городок. Подальше от Командора, поближе к трактирам... * * * По случаю удачного завершения Регаты решено было устроить грандиознейший сабантуй. Ребята веселились, кто как мог. Да и девчата-барабанщицы не отставали от них. Музыка плавно лилась из динамиков, и пары кружились в мягких зовущих волнах вальса. Приглашенные девушки охотно кружились, прикорнув к плечу своих кавалеров. Все было изысканно и старомодно. Свечи в тяжелых подсвечниках трепетали, неровными огоньками озаряя полутемный зал и кивая пламенем вслед проносившимся мимо парам. Можно было бы, конечно же, включить верхний свет и поставить что-нибудь из "тяжелого рока", но в душе так хотелось романтики... Королем избрали Лата. И не только потому, что был он высок, красив и статен. И не только потому, что он -- Командор флотилии. Сыграли свою роль и те его книжки, что, оказывается, уже читали все его сотоварищи... "Сказки" -- любил говорить он сам. Волшебные сказки про мальчишек, его друзей и знакомых, и о том взрослом мире, куда вбрасывает их равнодушная жизнь, не спрашивая желания пацанов. Всегда казалось -- истории эти интересны будут лишь детям. Ан нет... Читали и полюбили... Короновали прямо посреди зала, водрузив на голову тонкую жестяную корону. "...И нарекаем Королем Бала, и..." Капелька серебряной краски упала на плечо, расползаясь по тонкой ткани рубашки. Откуда? Не досохла корона? Вторая капля, третья... И вдруг со звоном вылетело стекло и, сметая все на своем пути, гася биением крохотных крылышек свечи, в зал ворвался, одевая празднующих в зеркальные саваны, Рой. Никто не успел понять, что случилось, никто не завизжал от испуга, никто не скорчился в углу и не попытался вжаться в стенку. Стальная, с золотистым отливом, промчалась и схлынула невероятная волна, и только краска бесцельно падала на пол, застывая ртутными лужами. Командор с изумлением воззрился на ставшего вдруг золотой зеркальной статуэткой сотоварища. Что-то неведомое перекрасило присутствующих, изменило все вокруг, но почему-то первой мыслью было "Боже, да как же я теперь отмоюсь от этого!" Что-то странное происходило вокруг, и Лат со смесью испуга и непонимания глядел на участников бала, размеренными шагами зомби шагающих по залу на несгибаемых ногах и никак не реагирующих на реплики Лата и столкновения между собой. "Если это розыгрыш -- то очень плохой! Если это всерьез -- тогда это действительно страшно... Почему же я не боюсь?" -- билось в голове. А затем, подбежав к окну, он увидел серебряно-золотой макет Города в натуральную величину и испугался по настоящему. * * * В Растер-Гоув Славика не пустили в кафе "Рыцарское". Можно было б, конечно, пойти в другую забегаловку, но уж очень взбесила мальчишку надпись, в которую ткнул дюжий вахтер-вышибала: "Вход только в доспехах! Или хотя бы в шлемах!" -- Ах, не позволяют?! Ну, ладно! Макс, подсади меня, а то я не вижу, что за этим забором... Отлично, свалка цветмета. Полезли, тут достаточно алюминия, чтобы дракона собрать, а не то что пару шлемов! На этот раз двух пареньков в джинсовых прикидах, но с сияющими шлемами на головах, никто не задержал. Когда жаркое было съедено, и выпивка последовала за ним, Славик повернулся к Максиму: -- Кажется, нам светит проблема: монеты у меня еще в прошлой забегаловке завершились... К несчастью, его услышал трактирщик. Он сграбастал паренька... нет, не за грудки, а за шлем. И алюминиевая подделка расползлась в его мощных руках. -- Э, да у них шлемы поддельные! -- заорал служитель котелков и сковородок. -- Так как, хлопцы, платите сразу или... -- Или, -- равнодушно зевнул Славик. -- А что там планируется на "или"? Тем временем Макс скинул свой шлем и предпочел нахлобучить стальную миску в качестве возможной защиты при драке. Трактирщик тем временем заявил: -- Спрашиваешь, что "или"? Ща я тебе сделаю шлем! А потом потащу в полицию, и там ты заплатишь мне за все, и за еду, и за учиненный дебош... -- Какой дебош? Не было ж никакого дебоша! -- возмутился мальчишка. -- Ничего! Ща будет!.. -- успокоил толстяк. И с этими словами надел на голову Славки чугунок, а затем резко замахнулся и начал уже опускать руку вниз, чтобы "забить" чугунок поглубже. Славик зажмурился в ожидании удара сверху... И потому не видел, что выбило окно... * * * Туча появилась внезапно. Не парило, не слышались раскаты грома, лишь легкое зудение заполнило воздух. А вслед за ним сплошной лавиной ринулись тучи. Они казались единой тварью, невероятным и фантастическим драконом, раскинувшим крылья от горизонта до горизонта. Клочьями и клубами дыма неслось это на Мишеля. Казалось, то ли крылья звездных скоплений, то ли целая галактика летит над землей. Туча странно светилась, и вдруг с ужасом понял мальчишка, что это не туча, а рой, гигантский рой каких-то крохотных светящихся насекомых, заполонивших всю округу и сияющих ослепительным металлическим блеском. А в центре этого роя летела его королева, и была она много больше простых насекомых, и напоминала она отлитую из чистейшего золота статуэтку пчелы, которую оживил какой-то добрый волшебник. Все части этого металлического создания были подвижны, и была она живой, хотя и сверкала металлом. Красотой был полет Роя и его госпожи, но вдруг ударила в сердце позабытая уж тревога, когда под Роем заблестел металлом старый замок на холмах за городком. Словно превратили старые благородные камни, источенные временем, в дорогую безделушку-подделку. Майкл ринулся было бежать, когда кто-то сбил его с ног. Быстрый взгляд... -- Том! Впервые вижу тебя не во сне! Какими судьбами? -- Тут все наши! Воины. Слушай внимательно! ЛЯГ!!! Рой не трогает тех, кто не думает. Так что ляг и постарайся ни о чем не думать, пока он не пройдет! Рой не трогает мертвых и тяжелобольных! Капля стального дождя ударила в плечо Тома, расплываясь ртутным сиянием. Вторая и третья. Сотая. Их были тысячи! Тысячи тысяч! И среди них грозно и гордо плыла в спокойном величии громадная золотая матка -- Царица Роя. Гул стал нестерпимым, и тут Том шагнул в сторону, чтобы собою не привлечь внимания к другу, лежащему на земле. Пулями били "пчелки", и волной живого металла одел Тома пролетающий Рой. Волна за волной крохотные совсем мушки ударялись о вечно молодого мальчишку, и каждая разбрызгивалась капелькой серебра, и вскоре Том напоминал только что отлитую сияющую статую. Но при этом он был по прежнему живой, он двигался и пытался заговорить вновь. И когда сделал он шаг -- показалось перепуганному Мишелю, что шагает киборг из жидкого металла, неумолимый Т-1000 из старого кинобоевика "Терминатор-2. Судный День.", так сиял и переливался тот, кто еще мгновение назад был простым человеком из плоти и крови. Был... Как скоро убедился в страшной, неумолимой правоте этого слова Мишель. Рой уходил, оставляя за собой город, полный жидкометаллических людей. Скрывалось за горизонтом нашествие, пыльные крылья чудовища покидали встревоженное небо. И тут каплями и ручейками потекла с людей краска, ртутными лужицами растекаясь у ног. Мишель облегченно вздохнул: пронесло! Снова возвращался естественный цвет кожи, и Том больше не походил на шагающий ртутный манекен. -- Том! Оно ушло! Голос Мишеля разом заглох, когда он понял, что Том никак не реагирует на его слова. Подбежал, тряхнул за плечи: -- Том! Очнись!!! Никакой реакции. Пустой, равнодушный взгляд. Мертвый. Том отвернулся и мерно зашагал от перепуганного Мишеля, деревянно переставляя негнущиеся руки и ноги. Мальчишка попытался догнать уходящего друга, но что-то тяжелое сбило его с ног. Оказалось -- дед с Пристани, так же деревянно шагающий по своим неизвестным теперь делам. Он даже не заметил мальчика, пошагал дальше. Не обернулся. Порою кто-то из жителей городка налетал на другого. Сталкивались. Топтались на месте, затем резко, как по команде, разворачивались и расходились в разные стороны. Словно игрушки-вездеходики в магазине. Мишелю стало по настоящему страшно от этой механической, бесцельной и пугающе стройной математически возни. И жуть ознобом продирала грудь, когда он видел, с какой бесстрастностью шагали наравне со взрослыми мальчишки -- его недавние друзья и просто знакомые. И не было в их движениях ничего кроме математической неумолимости маятника. Город обезумел. Молчали посеребренные кузнечики. Тупо тыкались в землю клювами одуревшие горлицы, не сдвигаясь с места. И гулом барабанов -- шаги негнущихся ног. Славик с изумлением уставился на "позолоченного" трактирщика, который, не опуская руки, повернулся и ушел за стойку, где принялся наливать в стаканы виски из пустой бутылки. Затем повернулся к Максу: -- Так! Дебош отменяется! И платеж, кстати, тоже... Прихватим с собой чего пожевать? Увы -- ртутная пища не вызвала аппетита у двух землян. А за дверью трактира их ждал золотой ад. Славик отступил на шаг, тряхнул головой: -- Что-то мне не нравится этот "Зомбиленд"! Поперли-ка отсюда!.. -- Не "поперли", а полетели! -- огрызнулся Макс. -- Ты ведь не забыл, надеюсь, как выглядят апартаменты Мельтора? -- Не только не забыл, но и зарисовал. Э нет, это я для себя зарисовывал! -- и Славик помахал перед носом сотоварища картонкой шесть на девять сантиметров... -- Кстати, если уж на то пошло, то не "полетели", а приготовились начинать перемещение путем искажения криволинейности пространства в его топологическом преобразовании посредством трансгрессии исходных функций мерности с применением для реализации процесса вектора поросячьего хвостика слушавшего меня! Не хрюкай возмущенно, а телепортируемся! Я там знаю почти пустую комнату, где просто невозможно с чем-нибудь совместиться!.. В комнате было сумеречно. Возникшие посреди комнаты ребята поморгали, привыкая к полумраку. И различили в углу комнаты Крылатого, склонившегося над столом и сосредоточенно читающего рукопись. -- Хочешь новые спецэффекты? -- шепнул Славик. -- Тогда бери камеру и поскорее снимай, сейчас тако-о-ое начнется!.. Недоумевающий Макс вскинул камеру, направляя ее на читающего. Тем временем юный контрабандист прокрался к полке, на которой лежало несколько сверкающих бронзовых колоколов и колокольчиков разного размера. Подумав, выбрал корабельную рынду и, стараясь не звякнуть, занял место за спиной хозяина замка. -- ДО-О-ОН-Н-НГ! -- густой звон сотряс комнату. Мальчишку отбросило упругим потоком ветра от распахнувшихся крыльев взлетающего. Рында упала на пол и еще раз звякнула, на этот раз дребезжаще и жалобно. А Мельтор уже воспарил к потолку и теперь медленно спускался вниз, слегка шевеля кончиками крыльев. Макс был в восторге. Коснувшись ступнями каменного пола, Мельтор повернулся к Славику: -- Ну как, нормально сыграл испуг? Или еще дубль снимем, а? Все запечатлели? Думаю, в "3х4" или "Сам себе режиссер" это вам принесет приз... Может быть... -- Может -- и принесет, но учитывая, как тот мужик в кепочке подбирает кадры... Стоп, так ты заранее знал и так прикидывался? -- Прикалывался. А подкрасться незаметно... Ты слишком громко думал. Да и зеркало на стене... было... пока не взлетел... -- Ах, зеркало на стене... Склеить? -- мальчишка достал любимую пробирку с нанароботами, -- А то ж семь лет несчастий... А с другой стороны -- что тебе семь лет по сравнению с тысячами, что ты в свое время промаялся?.. -- и спрятал пробирку обратно. -- Само зарастет... -- отмахнулся крылатый. -- Ты вот скажи лучше, что тебе, лично тебе надобно? -- Что мне надобно? Ой, никогда еще с золотой рыбкой не общался, сейчас подумаю. Итак, ага! Вспомним аск... Я жутко извиняюсь, но не будет ли любезен глубокоуважаемый джинн... То есть не джинн, но... В общем, не будет ли у Крылатого для бедного студента... -- Булочка за углом? -- ухмыльнулся Мельтор. -- Найдем. Вот зернышко. Как раз пока ты станешь студентом, из него успеет вырасти каравай. Или все же лучше булочка? -- Не угадали... -- Славик ядовито улыбнулся и загадал: -- Я не отказался бы от Жетона, прозрачного такого, с буковкой в центре, ну, ты знаешь... От пива хорошего на золотой, копеек тридцать на всякий случай... А сигаретки не найдется?.. Может -- еще и прикурить будет? Ой, а куда это я полетел? -- Сейчас тебе будет и пиво, и сигаретка, и прикурить!.. -- донесся ему вслед немного странно звучащий голос Мельтора. И оказался Славик в кабаке, откуда так недавно телепортировал к Мельтору. В зубах у него дымилась забойная "Монастырецкая Прима", которую считал ядреной даже Загорский. На столе лежал прозрачный жетончик московского метрополитена, с буквой "М" посерединке. Под ним оказались три желтых монетки, с одной стороны которых красовался трехзубый знак, напоминающий чем-то герб то ли Крымской Республики, то ли кого-то из их древних соседей, а на другой -- надпись "10 копiйок". В тот же момент к Славику подошел нетвердой походкой трактирщик и поставил на стол здоровенную кружку ароматного пенистого пойла. -- Как и заказывали: на золотой. Славик отчетливо сознавал, что золотого у него не найдется... Мельтор обернулся к укрывшемуся в темном уголке Максу: -- Вылезайте, молодой человек, я Вас и так прекрасно вижу... Можете и в замке поснимать, мне не жалко... Но сперва направьте объектив своей камеры на лежащий на столе палантир. Так Вы сможете запечатлеть, что бывает, когда желания сбываются дословно... Поучительное зрелище, юноша... Бежать! Бежать!!! Дорога бьет по пяткам горячей пылью, похлопывает по бедру черными ножнами прицепленный прямо к плавочкам кинжал -- подарок Лата. Командора. Звоном вспоров тишину, вынырнул, атакуя в спину, Рой. Словно почувствовал, что не все еще утратили разум, что один -- остался. Теперь уже ненадолго. Рой выскочил внезапно -- не убежать. Даже не отпрыгнуть... Что-то резко рвануло Мишеля, швырнуло в сторону, отбросив с дороги, и вот уже на том месте, где только что стоял мальчишка, закружился, отвлекая внимание Роя на себя, крохотный ветерок, кружа пожухлые внезапно серые сухие листья, поднимая махонькие смерчики дорожной пыли. Рой пронесся сквозь вихрик -- и на месте крохотного смерча возник вдруг упавший в поднятую пыль сверкающий серебристый мальчишка. Он лежал, раскинув руки, будто маленький воин, срезанный пулеметной очередью. Вот только пули -- маленькие, крылатые -- размазались, разлетелись по дорожной пыли серебряными ртутными каплями, чуть золотыми в лучах потревоженного, воспаленного солнца, и лужицы сверкающего металла покрыли дорогу. Кровь?.. Кровь!.. Боль... Сон... Со стороны казалось -- мальчишка заснул. Но Мишель с болью и ясностью понял -- нет, никогда уже не взлететь этому пацаненку над домами, никогда не коснуться чьей-то щеки своей теплою ладошкой. Никогда больше не стать ему ветерком, поднимая махонькие смерчики пыли. Никогда не вознестись веселым звоном над городом... Вы никогда не видели, как умирает ветерок? Нет? Счастливые... Мишель плакал. Они были незнакомы, хотя и виделись каждый день... Сколько раз он подхватывал сотворенные Мишелем стихи и уносил их под карнизы, в гнезда ласточек. Сколько раз обдувал плечи своему другу-мальчишке, веселился и баловался. А вот поговорить им так и не довелось. И даже имя его Мишель не знает. Да и есть ли имена у ветерков?.. Маленький ветерок, который успел в своей жизни сделать одно большое дело -- вовремя толкнуть Мишеля... Словно поняв, что его обманули, Рой медленно развернулся для новой атаки. Нестерпимо звенели мириады крохотных крыльев. Мишель отшатнулся назад. С размаху ударился спиной о старый плетень. С треском сломались прогнившие доски, и мальчик покатился вниз, под откос, обдираясь о покрывающие склон колючки и тырсу. Верх-низ, верх-низ! Земля и небо кружились в бешеной карусели, Верх-низ... И вдруг -- полет, падение... Плюх! Холодная вода смыкается над головой, вновь расступается, ознобом пробирает тело, залечивая царапины. Теперь можно осторожно поднять глаза. Над головой отвесной стеной нависает огромный глинистый обрыв -- метров тридцать! Или просто из воды кажется он таким здоровенным? Мишель ложится на спину, и течение медленно несет его вдаль, все вперед и вперед. -- "Хорошо хоть, что ходил в последнее время, как и вся местная ребятня: в одних только плавках, подставляя солнцу и теплому ветру коричневые от загара плечи, ощущая босыми ступнями теплую шероховатость деревянных тротуаров, прохладный шелк травы и горячее дыхание песка, когда он струился меж пальцев ног. Зато теперь можно не опасаться, что лишняя одежда потащит на дно. Можно плыть и плыть, куда течение несет. Как бревно. Бревно с глазами. Горлум. Золотой Горлум. Белый Голлум мира." Разумеется, в мыслях плывущего пацана не было такой стройности и красоты: это уже потом могут прийти словесные обороты для описания мыслей и чувств. А пока -- лишь образы-чувства: Светлое и с запахом тополей -- лето. Теплое -- загар на плечах. Стремительно-ласковое -- ветерок. Прохладное и успокаивающее -- течение. Грустное и незадачливое -- Горлум, невезучий пожилой полухоббит из старой детской книжки. "Как-то раз у Эсгарота Видели бревно с глазами -- Результат больших мутаций! Как-то раз у Эсгарота Выплыло бревно с глазами -- Видно, в сваях заблудилось..." Сумрак наползает на глаза, холодит кожу, вода становится серой и зябкой, с запахом тины и ракушек. Плюхает вода, разбиваясь обо что-то неясное впереди. Поскрипывает старое дерево. Надо открыть глаза, надо посмотреть... Старый причал надвигался на озябшего мальчишку, словно крейсер. "Айда наперегонки! До причала!" "Дедушка, а на лодке прокатите?" "Намерзлись, пострелы? Заходите, хлопцы, чайком обогреетесь! Он у меня липовый, сам цвет собирал!.." "Деда, мы тут в прятки, так не выдавай, я под парусом сныкаюсь!" "Дедуль, Мишку не видал?" "Сорока летела, о Михее болтала, да разглашать не велела! У нее и спросите..." "Чай свежий, с медом..." Дедушку не попросишь о помощи. Вон он сидит на валяющемся у причала бревне, лениво раскуривая самокрутку, и серебристый металл клочками сползает с него, умерщвляя траву. Дедушка не узнает никого. Теперь он действительно один. Как и все, кто прошел через Рой. Сумерками -- тень причала. Дощатый сруб скрывает от глаз дедушку. Рядом пляшут на воде ялики, лодки, хлюпают поплавками водные велосипеды. И среди всей этой мелочи -- стремительный силуэт яхты, отдыхающей перед Великим Походом. Одиночное кругосветное плавание -- это всегда завораживает. И мальчишки со всего города сбегались поглазеть на легкокрылое чудо, замершее у берега, словно присевшая отдохнуть птица. И музыка дальних странствий звучала в сердцах мальчишек, когда косой треугольник парусов скользил над волной. Яхта привязана к причалу единственным тросом. Туго, очень туго сдвигается он. Но вот плюхнулся в воду пеньковый канат, и яхта медленно отошла от пирса... Прости, Андрис! Но тебе вряд ли понадобится она... Мишель вскочил в яхту и потянулся к гика-шкоту. Серебряная нить, напоминающая наполненную металлом трубку капельницы, тянулась от гика прямо к берегу, уходя в домик. Звенящий звук приближающегося Роя разорвал тишину. Ударом кинжальчика, по-прежнему прицепленного к плавочкам (надо же -- столько всего стряслось, а не потерялся!) мальчик одним взмахом пересек тросик, и лишь его обрывок дернулся на конце гика. Рой приближался, и "пчелы" его блестели, как трос. Смутная догадка толкнулась в голове. Двумя ударами перерубив остатки сверкающей гибкой трубки, Мишель зашвырнул обрезки в кусты на недалеком еще берегу. Мокрая пеньковая веревка не очень-то годилась на гика-шкот, но выбора не было. Вытянув идущую хвостиком за яхтой причальную веревку, Мишель привязал ее к кольцу на гике и, намотав на ребристый барабан ручной лебедки, с треском потянул. Хлопнул, ловя ветер, грот, и тут же -- резкий крен. Ветер мотает яхту, и она рыскает, как раненый альбатрос над пеной прибоя. Что-то не так. Пока сознание размышляет -- руки словно живут своей жизнью. Привычным движением берутся за рычаг -- и из швертового колодца выдвигается в воду под брюхом яхты стальная тяжелая пластина -- шверт. Движения яхты становятся ровнее, ветер теперь лишь подгоняет ее. Вот тебе и парусная практика... Можно и обернуться. Рой кружит над кустами, куда улетела фальшивая веревка, раз за разом тщетно пронзая кусты в поисках беглеца. Сработало!!! Кажется, можно расслабиться. Удерживать яхту на курсе удивительно легко. Все дальше и дальше милый сердцу городок светлого детства, превращенный неясной стихией в живое кладбище, адский кошмар. Проплывает мимо деревенька. Кажется, отсюда к Саньке приезжал в гости Рэм. Или не отсюда. Деревянными шагами бродят по деревне серебряные зомби. Интересно, как там Лат? Подействовал ли на Изначального металлический монстр? Нельзя останавливаться. Остановишься, чтобы узнать -- и уже некому будет узнавать... Вечером так хочется остановиться на привал. Глаза слипаются, и зевота раздирает рот не хуже Самсона. Но что-то звенит: "Останавливаться нельзя!" То ли страх, то ли внутренний голос. На камбузе нашелся единственный брикет растворимого кофе. Смешивая его с сахаром, Мишель жевал горчащую смесь, отгоняя сон, но тот кружил рядом, терпеливо выжидая. И только когда миновал Час Быка -- он бежал, чтобы вернуться потом. Завтра. Впереди были города Торговой Республики, но сознание их заснуло в объятьях металла. И некому было помочь одинокому мальчишке. Они сами нуждались в помощи, хотя и не знали этого. У больших причалов речных вокзалов кислым запахом угасших угольных топок жаловались на свою судьбу пароходы. Лодки нерадивыми коровами разбрелись по реке, порвав заграждения лодочной станции. Дождик готовился вдали... Дождик?! Стремительной тучей налетал Рой. Он был ужасен, как в тот, первый раз! Раскинув от горизонта до горизонта свои рваные крылья, он комками металла мчался над самой землей, сметая все на своем пути. Экстра-нейтронная бомба: дома есть, люди есть, а сознания -- нет!.. Мишель вывалился за борт яхты, в холодную утреннюю воду, и со всей силы вцепился в перо руля. Надо было не просто держаться, чтобы не отстать от яхты, но и удерживать на курсе белокрылое судно. Иначе первое же виляние -- и берег позаботится о дальнейшей судьбе. Вон он какой каменистый!.. С тонким звоном промчались первые Стражи. За ними заклубился туман крохотных, ослепительно сверкающих тел, расползающийся клубами чуть золотистого дыма. И среди этого великолепия грузно проплыла огромная матка. Сейчас она прошла так близко, что можно было точно понять ее размеры: метра три. Ничего себе "пчелка"! Она прошла рядом, почти вплотную, но на этот раз она не казалась ожившей золотой статуэткой. Напротив, что-то фальшивое было в ее сиянии и блеске, словно шел в небе гигантский компьютерный рисунок, этакая иллюстрация к фразе "И стал тут терминатор Т-1000 огромной пчелой, и полетел в небо..." Красивый такой рисунок, со всеми тенями, полутенями и блеском бликов по живому металлу, но -- мертвый, ненастоящий. То ли примелькалось чудовище, то ли просто не мог уже Майкл относиться к нему, как в тот, первый раз... Полусферой накрывали летящую королеву крохотные совсем "пчелки", такие же яркие, как и их госпожа... И крыльями стали расходился по сторонам Рой. И не было ему ни конца, ни края. Лежащего на воде не тронули. Видимо, сочли за утопленника. "Больных и мертвых он не трогает! Надо лежать и НЕ ДУМАТЬ!" Как же прав оказался Том. Жаль только, что сам он не успел прибегнуть к своему совету, спеша поделиться открытием с другом... Открытием или Знанием? Впрочем, теперь не все ли равно... Стальные серпы смерти -- раскинутые крылья Роя. Золотые. И все же -- не бесконечен он. Последние "пчелки" скрылись за горизонтом, и Мишель, облегченно вздохнув, подтянулся на руках, забрасывая озябшее тело в яхту. Он не знал, сколько прошло времени, дни и ночи слились в сплошной кошмар, когда приходится чутко прислушиваться к плеску волн и шугаться звона цикад, принимая его за Нашествие. Когда остановиться нельзя, а плыть сонным -- значит столкнуться с камнями или вылететь на берег. Если бы был момент остановиться и подумать, то Мишель, без сомнения, удивился бы, что стремится куда-то вдаль. Словно во сне, когда бежишь, плывешь, летишь куда-то и не догадываешься даже, куда и зачем, знаешь только, что должен спешить и что двигаешься правильно... А затем река резко раздалась в стороны, широко раскинув руками свои берега, и впереди заблестело далекое, неимоверно синее и бескрайнее море.