ят метров, раздался его крик - и князя не стало. К вечеру волны выбросили на берег его труп. При вскрытии обнаружилось, что алкоголь, принятый князем впервые в жизни, оказал свое роковое действие, в результате чего в воде произошел инфаркт миокарда со смертельным исходом... Молодая вдова вернулась в Петербург, где немедленно подала заявление в женский монастырь, желая поступить в монахини. Но так как в Персии она стала мусульманкой, то в монастырь ее не приняли. Пока она оформляла документы на обратный переход в христианство, началась первая мировая война, а затем произошла революция, и идти в монастырь Антонине Антоновне уже расхотелось. Тогда она решила пойти работать в баню, - тем более что теплый воздух предбанника частично напоминал ей знойный берег Каспийского моря, где она сперва нашла свое счастье, а затем потеряла его через роковую бутылку... И вот теперь, по прошествии многих лет, когда предвидится переход на пенсию, а в дальнейшем и в потусторонний мир, она хочет безвозмездно опубликовать свою формулу. Но она опасается, не принесет ли людям вред ее открытие. - Я дарю вам эту бутылку для испытания, - закончила она разговор. - Вы можете пользоваться ею лично, а можете передарить какому-нибудь достойному человеку. Если в течение года этот сосуд никому не принесет беды, я опубликую свою формулу... Кстати, вино уже готово. Взглянув на стоящую на подоконнике бутылку, я убедился, что она полна темно-красного вина. Я налил стопку и попробовал. Вино было густое и сладкое, с натуральным вкусом и ароматом. Это был типичный кагор высшей марки. Вскоре, поблагодарив свою собеседницу, я аккуратно закупорил бутылку, завернул подарок в газету и отправился домой. Через несколько дней я был приглашен моими соседями по квартире на день рождения Георгия Васильевича. Считая, что лучшего объекта для подарка мне не найти, я вручил вечную бутылку юбиляру, предварительно объяснив способ получения вина. Супруги были обрадованы таким интересным подарком, но Марина Викентьевна сразу же заявила, что часто использовать им этот сосуд не придется, ибо они, слава богу, люди непьющие. Однако к концу нашего скромного праздника Георгий Васильевич сделал высказыванье, которое меня несколько встревожило. - А ведь винцо-то теперь, выходит, у нас бесплатное, - произнес он, обращаясь к своей супруге. - В магазине за такой кагор 22 рублика отвалить надо, а тут пей - не хочу! - Странная логика, - засмеялась в ответ Марина Викентьевна. - Шутник ты у меня. Однако на следующий день выяснилось, что Георгий Васильевич не шутил. Вернувшись с работы и увидев своего соседа в кухне, я вынужден был мысленно признать, что он находится подшофе. Глаза у него были красные, и язык слегка заплетался. - Сегодня двадцать два рубля сэкономил, - радостно объявил он мне. - А если выпивать ежедневно две бутылки, можно в день сорок четыре рубля экономить! Значит, за месяц выходит тысяча триста двадцать рублей экономии! Замечательное изобретение! Вскоре он натренировался выпивать по две бутылки в день, а потом перешел на три. Когда жена говорила ему, что это вредно, он доказывал ей, что вред невелик, зато сегодня он сберег шестьдесят шесть рублей. Такие деньги на улице не валяются! Однажды утром, собираясь на работу, я заметил, что сосед мой на производство не пошел. - Хочу сегодня восемьдесят восемь рублей сэкономить, - подмигнул он мне. - Но чтобы поставить этот рекорд, придется на день остаться дома. Вскоре Георгии Васильевич вообще перестал ходить на работу. Марина Викентьевна, огорченная его поведением, вынуждена была уехать на месяц в санаторий, чтобы подлечить нервы. Пользуясь отсутствием жены, сосед мой развернулся вовсю. Теперь он ежедневно одолевал пять бутылок. Завелись у него и алкогольные дружки-приятели и даже веселые девицы. Бутылка все время была в действии. Каждые семнадцать минут кто-нибудь нетвердыми шагами топал на кухню и наполнял сосуд водопроводной водой. Так как процесс превращения воды в вино требовал дневного света, то это лимитировало пьющих, но вскоре один из собутыльников Георгия Васильевича притащил откуда-то сильную лампу дневного света, и ночью бутылку стали ставить под эту лампу. Так бутылка перешла на круглосуточную работу. Вдобавок ко всему вышеизложенному дружки моего соседа додумались разливать кагор в обыкновенные бутылки и продавать его на рынке, а на вырученные деньги стали покупать водку, что привело к еще большей алкоголизации. Посетители день и ночь кричали, пели бурные лирические песни, с притопом танцевали западноевропейские танцы и все время провозглашали тосты за мудрого владельца Большой Бутылки. Когда я вежливо стучал в стену и просил тишины, они смеялись надо мной и даже угрожали физической расправой. Но вот, отбыв срок в санатории, Марина Викентьевна вернулась домой и застала на своей жилплощади такую печальную картину, что все лечение пошло насмарку. В повышенном нервном состоянии она вырвала из рук мужа вечную бутылку и побежала в мою комнату. - Это ты, негодяй, подсунул моему мужу эту проклятую посудину! - воскликнула она. - Это ты, изверг, споил моего мужа! - И с этими словами она гневно швырнула в меня Большую Бутылку, в результате чего та разбилась о мою голову, и я упал, обливаясь кровью. Осознав свою ошибку, Марина Викентьевна со слезами кинулась ко мне и начала оказывать первую помощь при несчастных случаях. Но это бутылочное ранение было настолько серьезно, что тут требовалось вмешательство специалиста, и я, обмотав голову махровым полотенцем, двинулся в районную поликлинику. Там мне сделали перевязку. Когда врач стал писать историю болезни, он спросил, при каких условиях состоялось повреждение моей головы. Чтобы не подвести соседку, я заявил, что на меня напали уличные хулиганы, которые затем безболезненно скрылись. Врач этому вполне поверил, потому что хулиганов у нас хватает. Когда я явился на работу с перевязанной головой, меня увидела Антонина Антоновна, изобретательница Большой Бутылки. Она спросила меня, что случилось, и я поведал ей всю печальную правду. - Увы, теперь я понимаю, что мое уникальное открытие может принести людям только вред, - печально сказала она. - Рано еще человечеству переходить на бесплатное вино. Вскоре я ушел из бани и поступил работать в другое место и больше не встречал Антонину Антоновну. А не так давно я узнал, что она скончалась. И так как о Большой Бутылке нигде ничего не слышно, то ясно, что свой секрет изобретательница унесла в могилу. Что касается моих соседей по квартире, то сразу же после того, как бутылка была разбита, Георгий Васильевич перестал пить, вернулся на работу и честным трудом загладил свои вынужденные прогулы. Между супругами восстановился мир, но меня на семенные торжества уже не приглашали. Я же, сознавая себя виновником невзгод, обрушившихся на эту дружную семью, решил уехать, чтобы не напоминать своим присутствием о печальных событиях, связанных с Большой Бутылкой. Совершив обмен, я переехал в шестиметровую комнату, которая находилась в многонаселенной коммунальной квартире в другом доме и на другой улице. Я все о себе да о себе, а ведь вас, уважаемый читатель, наверно, интересует мой высокоталантливый брат Виктор. После того как явился я к брату в виде шерстеносителя и тем вызвал его законное недовольство, я к нему больше не заходил, чтобы не мешать его научной деятельности. Но с отцом я поддерживал регулярную переписку и время от времени посылал ему небольшие суммы из личного скромного заработка. В своих наставительных письмах отец каждый раз сообщал мне о продвижении Виктора и о его семейных делах. Во время войны мой талантливый брат, как ценный корифей науки, был эвакуирован вместе с женой в глубинный тыл, где он мог, не подвергая ненужной опасности свою жизнь, смело двигать вперед науку. После войны он вернулся в Ленинград с повышением. Вскоре отец сообщил мне, что Перспектива Степановна подарила Виктору двух полновесных близнецов - мальчика и девочку. Виктор лично зарегистрировал их в загсе, дав им научно обоснованные имена. Имя мальчика - Дуб! (Дуб! Викторович); имя девочки - Сосна! (Сосна! Викторовна). Эти наименования должны свидетельствовать всем окружающим о высокой сознательности отца, а в дальнейшем помочь детям в повышении их авторитета в быту и в учебе. Я очень обрадовался за брата - теперь у него есть достойные наследники - и написал ему поздравительную открытку. Правда, меня несколько удивили древесные имена, которые мой талантливый брат присвоил моим племянникам, и встревожили восклицательные знаки, документально прикрепленные к каждому имени. Своими мыслями я письменно поделился с отцом, и вскоре он прислал мне очередное письмо, где рассеял эти мои сомнения. Мягко упрекнув меня в том, что я еще не избавился от своих пяти "не" и, в частности, от недогадливости, отец просто и доходчиво пояснил мне суть дела. Имя Дуб! - это не просто дуб, а сокращенный призыв: "Даешь улучшенный бетон!" Имя Сосна! - это не просто какая-то там сосна, дико растущая в лесу, а тоже призыв: "Смело овладевайте современной научной агротехникой!" Таким образом, мои племянники Дуб! и Сосна!, если взять их порознь, представляют собой: он - промышленность, она - сельское хозяйство. А вкупе они знаменуют союз города и деревни. В конце своего письма отец призывал меня скорее избавляться от пяти "не" и множить скромные успехи, чтобы моему брату не было стыдно за меня. 9. ЗВУЧАЩИЙ ЧЕЛОВЕК Переселившись в другую квартиру и переменив место работы, я надеялся, что в новых условиях жизнь моя потечет без всяких срывов и пертурбаций. Я теперь работал помощником завскладом бракованных силикатных изделий; должность эта была спокойная и малоответственная. Что касается быта, то квартира, несмотря на многонаселенность, отличалась сравнительной тишиной, и в целом жильцы в ней жили дружно. Таким образом, теперь я отдыхал от недавних передряг. Однако для моего корабля судьба готовила новые мели и подводные камни. Неожиданно склад закрылся на капитальный ремонт, мне дали длительный отпуск, и я устроился на временную работу в одну геологоразведочную экспедицию. Наша экспедиция трудилась в горах Кавказа, а базировались мы в небольшом горном ауле. В мои обязанности входило готовить пищу, а также выполнять разные вспомогательные работы. В помощь мне был придан местный горец, парень по имени Орфис. Он был способный и старательный работник и к тому же хорошо говорил по-русски. Однажды началась сильная гроза с ливнем, и продолжалась она целый день. После этого одна из наших поисковых групп, состоящая из трех человек, не вернулась в срок на базу, и от нее не было никаких вестей. Группа эта работала в дальнем ущелье, и возникло опасение, что с людьми случилось какое-нибудь несчастье. Так как пропавшая группа в день, когда застала ее гроза, должна была находиться уже на обратном пути на базу, то точного ее местонахождения никто не знал. Поэтому было решено послать две спасательные группы в разных направлениях. В основную спасательную группу вошли три квалифицированных геологоразведчика во главе с опытным проводником. Вторая группа, на которую возлагалось меньше надежд, составилась из меня и из Орфиса, ибо он отлично знал родные горы. Когда я добровольно попросился на это дело, то опасался, что меня, ввиду выполняемой мной работы, не отпустят, однако меня отпустили довольно охотно. Среди остающихся послышались даже грубые намеки на некачественное приготовление пищи и высказывания насчет того, что люди хоть ненадолго отдохнут от моей стряпни. Взяв рюкзаки с консервами и медикаментами, мы с Орфисом вышли в северо-западном направлении и долго шли долиной, а затем мои вожатый круто забрал влево, и мы начали карабкаться в гору. К вечеру вышли мы на зеленый луг, расположенный среди высоких гор. Здесь стояла такая тишина, что от нее даже ломило в зубах, как от холодной воды. Вскоре на пологом склоне горы я увидал много серовато-желтых валунов, похожих на баранов. Среди них ходил человек и махал не то кнутом, не то палкой. - Что этот человек там делает? - спросил я Орфиса. - Это мой прапрадедушка, - ответил Орфис. - Он пасет камни. - Бедный старик, - сказал я. - Раз он свихнулся, то ему надо оказать медицинскую помощь. - Он не сумасшедший, - с обидой в голосе возразил мой спутник. - Он такой же здоровый умом, как и мы, только он очень старый. Всю жизнь он пас живых овец, а теперь ноги не те, и вот он пасет камни. Он не может жить без дела. - Почему же он не спустится в долину? - Он привык к высоте, в долину он не хочет. Мои родные сто раз упрашивали его сойти вниз. Много лет назад ему приготовили лучшую комнату в доме, всю в коврах, а он ни разу в ней не был. Зимой и летом живет он здесь в шалаше и спит на овечьей кошме. - Может быть, его обидели? - спросил я. - Какое там! Все полны к нему почтения, да и сам он любит родню. Но ему нравится жить здесь. Мы подошли к человеку, пасущему камни, и почтительно поздоровались с ним. Это был глубочайший старик, но он не походил на ходячую развалину. Он был бодр и приветлив и быстренько сходил в свой шалаш за вином. Мы втроем сели на траву и стали поочередно пить сухое вино из бурдюка, закусывая каким-то вкусным волокнистым сыром. По-русски старик знал плохо, но Орфис служил нам переводчиком, и я, воспользовавшись этим, изложил почтенному старцу свою краткую биографию, которую тот выслушал с интересом и сочувствием. Затем он передал мне через Орфиса, что все плохое - к лучшему и что скоро я найду ту, которой я предназначен и которая предназначена персонально мне. А перед этим я прыгну в пропасть, но в миг падения у меня вырастут крылья. За вином и разговором старик не забывал и своего дела. Время от времени он вставал, брал кнут и быстрым шагом подходил к какому-нибудь из камней, окружавших нас. Он цокал языком, что-то строго выкрикивал и замахивался кнутом на камень. Проделывал он все это всерьез, но как бы и играя. - Что он говорит этому камню? - спросил я Орфиса в один из таких моментов. - Говорит: "Хитрый баран, отбиться хочешь?" - пояснил Орфис. Когда мы насытились, я откинулся на траву и задремал, а мой спутник и старик завели какой-то длинный разговор. Потом Орфис сказал мне, что пора идти на поиски. Старик посоветовал ему держать путь на гору, синевшую вдалеке. - Но скоро ночь, - возразил я. - Мы можем заблудиться. - Я знаю здешние горы, - спокойно ответил мне мой проводник. Попрощавшись с гостеприимным стариком, пасущим камни, мы двинулись в путь. Вскоре мы вошли в горную котловину и пошли среди нагромождений камней. Меж тем стемнело. - Мы не потеряем друг друга, - сказал вдруг мой спутник, словно угадав мои тайные мысли. И с этими словами он вынул из кармана небольшой брусок какого-то вещества, похожего на воск. Этим веществом он вдруг стал натирать свой лоб. - Что это такое? - спросил я. - Сейчас узнаешь, - ответил Орфис. И вдруг послышалась негромкая, но довольно приятная музыка, напоминающая звук пастушеского рожка. Можно было подумать, что в кармане у моего спутника спрятан маленький транзисторный приемник. Но я-то знал, что никакого приемника у него нет. - Откуда это слышна музыка? - удивленно спросил я. - От меня, - ответил Орфис. - Это я звучу. Я натер свой лоб секретной пастой - и вот я звучу и буду звучать восемь часов подряд. Чтобы возобновить звучание, достаточно снова натереть лоб. Далее он объяснил мне, что у каждого человека свой жизненный музыкальный ритм и каждый живет согласно этому ритму, но сам его не слышит и окружающие его тоже не различают. Секретная паста как бы превращает человека в музыкальный инструмент, переводя его внутренний ритм в звуковую мелодию. Мелодия у каждого своя; отчасти она выявляет внутреннюю сущность человека. Нет двух людей с одинаковой мелодией, как нет двух людей с одинаковыми отпечатками пальцев. В древние времена эту секретную пасту применяли пастухи, чтобы не заблудиться в горах. Кроме того, на звучащего человека не нападают хищные звери, а если он уснет на траве, то к нему не подползет ни одна змея. - Но это же замечательное открытие! - воскликнул я. - Почему о нем ничего нет в печати?! - Секретная паста - тайна нашего древнего пастушеского рода, - тихо сказал Орфис. - Способ ее приготовления известен с глубокой древности и переходит от старика к старику. Ныне последним хранителем тайны является знакомый вам старик, пасущий камни. Он передаст ее своему сыну, когда тому стукнет сто двадцать лет. Знайте, что не только секрет приготовления, но и сама секретная паста никогда никому из посторонних не передавалась, не продавалась и не дарилась. - Орфис сделал паузу и продолжал: - Но вы очень понравились старику, пасущему камни, ваши постоянные неудачи тронули его сердце, и он дарит вам брусок этой пасты в вечное личное, индивидуальное пользование, с правом давать этот брусок во временное пользование только кровным родственникам. И с этими словами мой спутник вынул из кармана второй кусок пасты, завернутый в чистую бумагу, и вручил его мне. Я был глубоко взволнован этим ценным подарком, но мне было как-то страшновато испробовать на себе его действие. "А что если от меня, человека с пятью "не", пойдет такая музыка, что хоть святых вон выноси?" - подумал я. Но, преодолев свой страх, я старательно стал тереть лоб данным мне бруском - и вот я зазвучал! К моему душевному облегчению, мелодия, которая исходила от меня, оказалась хоть и не очень художественной, но и не неприятной. Она напоминала мотив не то быстрого фокстрота, не то румбы, не то краковяка, и, надо отдать справедливость, под нее было довольно легко шагать. От моего спутника слышалась более мелодичная музыка, но ритм у нее был медленнее, и звучала она тише. Благодаря секретной пасте и самозвучанию мы долго шли в глубокой темноте, не теряя друг друга из слуха (не скажу "из вида", ибо видеть мы ничего не могли), и вскоре вошли в глубокое ущелье. Вдруг раздался чей-то удивленный выкрик: "И какой это кретин забрел сюда с транзистором!" Так мы нашли пропавшую было группу геологов, и эти проголодавшиеся люди с радостью набросились на принесенные нами продукты, не дождавшись даже обеда, который я хотел приготовить им. Вернувшись на базу, я с огорчением узнал, что, воспользовавшись моим недолгим отсутствием, завхоз срочно подыскал повариху из местного населения, а меня зачислил на должность кухонного мужика, то есть ее помощника, без права приготовления пищи. Обиженный этой несправедливостью, я попросил дать мне расчет, который мне и дали без долгого сопротивления. Получив причитающиеся мне деньги, я направился в ближайший курортный город, который условно назову так: Отдыхалинск-Обманулинск. В этом городе был аэропорт, и оттуда я намеревался отбыть в Ленинград. Когда я стоял на аэровокзале в очереди за билетом, ко мне, плача, подошла симпатичная на вид курортница и, отозвав меня в сторонку, сказала, что ее жестоко обокрали и у нее не хватает десяти рублей на билет до Владивостока, где ее маленькая дочь лежит в больнице, так как попала под автомашину. Тронутый натуральным горем этой симпатичной курортницы, я решил ей помочь и дать взаймы недостающую десятку. На руках у меня имелось сто девять рублей, причем сто - одной купюрой, и поэтому я сказал незнакомке, что сейчас схожу в ресторан разменять эту бумажку и затем вручу ей нужную сумму. - О, не беспокойтесь, мой спаситель! - воскликнула эта симпатичная на вид женщина. - Я сама разменяю вашу сотнягу и моментально принесу вам сдачу. Взяв деньги, эта женщина пошла их разменивать. Но больше она не появлялась, и вскоре я понял, что под ее симпатичной внешностью скрывалась аферистка и обманщица. Я прямо-таки не знал, что делать. Слать телеграммы о помощи своим ленинградским знакомым было как-то неловко. Обращаться к брату мне не хотелось в связи с тем, что в семье его теперь имелись Дуб! и Сосна!, так что расходы, естественно, возросли; да и вообще нетактично было бы отрывать моего талантливого брата от его научных мыслей такой будничной просьбой. И вот я решился позаимствовать денег у отца, тем более что сам при всяком удобном случае помогал ему материально. Поэтому я послал в Рожденьевск-Прощалинск телеграмму такого содержания: "Потерял деньги прошу пятьдесят заимообразно востребования". Ночь я провел в городском саду Отдыхалинска-Обманулинска, а утром явился на почтамт и, предъявив свой паспорт, спросил, нет ли мне перевода. - Вам ничего нет, - сочувственно сказала девушка в окне. - Но нам пришла одна странная телеграмма, и я каждого спрашиваю, не ему ли это? Она адресована так: "Человеку с пятью "не". - Эта телеграмма именно мне! - воскликнул я. - Это я и есть человек с пятью "не". Текст телеграммы был такой: "Где потерял там и найди твой отец". Строгий, но справедливый ответ отца на мою бестактную просьбу ошеломил меня и погрузил в недоумение. Истратив на еду последние имевшиеся у меня деньги, я весь день пробродил по улицам Отдыхалинска-Обманулинска в состоянии печали, а когда стемнело, зашел в сад при одном доме отдыха. Я надеялся заночевать там на скамье и решил ждать отбоя, когда отдыхающие перестанут гулять и развлекаться и пойдут на ночлег. Но пока что в саду было очень людно, и вокруг танцевальной площадки толпилось множество пар. Однако не слышалось никакой музыки, и это меня удивило. Вдруг на эстраду вышел администратор дома отдыха и заявил, что штатный баянист товарищ Ухоморов неожиданно заболел, в связи с чем танцы отменяются. Послышался гул недовольства. Раздавались даже конкретные угрозы по адресу администратора с обещанием побить его за плохое ведение культработы. И вот именно в этот момент мне стал ясен сокровенный мудрый смысл отцовской телеграммы. Пробившись сквозь толпу к эстраде, я поднялся на пять ступенек, подошел к администратору и предложил ему свои услуги. Я честно заявил, что модных танцев, вроде рок-н-ролла и твиста, исполнять не могу, но для невзыскательной публики моя музыка вполне подойдет. - Вас послал ко мне сам бог! - в радости воскликнул администратор. - Каковы ваши условия? - Я озвучу у вас пять танцевальных вечеров, а за это вы будете качественно кормить меня в течение пяти суток, а также предоставите мне кров, а затем купите авиабилет до Ленинграда, - так заявил я. - Согласен, голубчик! Согласен! Приступайте к игре!.. Где ваш инструмент? - Я сам себе инструмент, - ответил я и, вынув из кармана секретную пасту, начал натирать лоб. Когда я зазвучал, пары приступили к танцам. Музыка моя всем очень понравилась, и танцевальный вечер затянулся до поздней ночи. Он продолжался бы и дольше, но администратор вежливо увел меня с эстрады, ибо отдыхающим пора было идти в свои спальни. Меня же накормили до отвала и поместили на ночлег в отдельный домик, где имелся бокс-изолятор. Это было сделано для того, чтобы я своей музыкой не мешал спать отдыхающим. Ведь секретная паста действует в течение восьми часов, и я все еще продолжал звучать. Весть о самозвучащем человеке быстро распространилась среди курортников, и когда на следующий день я явился на танцплощадку, она была переполнена. А еще через день весь сад был битком набит любителями музыки и танцев, которые пришли сюда со всего Отдыхалинска-Обманулинска. И все три следующие дня, где б я ни появился, за мною следом шла толпа, слушая меня, распевая и пританцовывая на ходу. У людей уже успел выработаться условный рефлекс, и поэтому даже в те часы, когда я не звучал, людям казалось, что я звучу, и при виде меня они пускались в пляс и начинали петь и веселиться. Популярность моя стала настолько велика, что в меня влюбилась одна интеллигентная курортница по имени Муся. Она даже не прочь была пойти за меня замуж, но, когда я поведал ей свою краткую биографию, разговора о браке она больше не возобновляла. Увы, с женщинами мне всегда не везло, как, впрочем, и во всем остальном. Но в моей душе всегда жил мой идеал - прекрасная "Люби - меня!", портрет которой в количестве 848 экземпляров украшал когда-то стены моей комнаты. Когда миновало пять дней, администратор честно вручил мне билет на самолет до Ленинграда, добавив три рубля на такси и на прочие дорожные расходы. В знак благодарности и сверх договора он подарил мне альбом с видами Отдыхалинска-Обманулинска, собственноручно расписавшись на его первой странице. 10. ДАЛЬНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ Когда я вернулся в Ленинград, меня ждало радостное известие. Мой многоталантливый брат Виктор прислал мне письмо. Оно начиналось так: КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ Настоящим сообщаю и заявляю, что в субботу ко мне имеет честь прибыть отец, дабы порадоваться и отдать должное моим творческим достижениям в области науки и семейного быта, и пробыть на моем иждивении и пищевом довольствии 7 (семь) суток. Приглашаю и тебя явиться ко мне в субботу к 19:00 и пробыть до 20:00, присоединившись к ликованию отца и имея на своем организме ботинки, брюки, пиджак, рубашку и прочие принадлежности человеческого туалета... Дальше шли непонятные для меня научные фразы, но первая часть корреспонденции была совершенно ясна: я приглашен братом в гости! Тщательно подготовившись к посещению Виктора, я явился к нему точно в указанное время. Не буду описывать своей радости при виде отца и брата, которые оба выглядели очень молодо для своих лет. Мои племянники Дуб! и Сосна! тоже произвели на меня весьма приятное впечатление. В красивой квартире брата за эти годы стало еще больше солидной мебели и ковров: кое-где ковры висели даже в два слоя. В кабинете тоже были перемены: прежде там висел один портрет Виктора в окружении портретов разных знаменитых ученых и изобретателей, теперь же на всех стенах висели только изображения Виктора в разных позах и вариантах, а все остальные ученые были аннулированы. Уже по одному этому факту я понял, как возросла роль моего брата в науке. Ужин прошел в культурной и дружеской обстановке, причем я старался говорить поменьше и внимательно слушал отца и Виктора, которые давали мне дельные советы в порядке моего избавления от пяти "не". А когда я рассказал о секретной пасте, Виктор проявил к ней интерес и предложил мне продемонстрировать ее действие. Вынув из кармана пасту, я тщательно натер ею свой лоб и зазвучал. Отец и брат прекратили разговор и внимательно слушали меня. Только глухонемая Перспектива Степановна лежала на кушетке в красивой позе и не принимала участия в прослушивании. - Я тоже хочу звучать, - сказал мне вдруг брат. - Мне завтра доклад надо делать перед начальством, так я хочу, чтоб от меня не только слова шли, а и музыка. От тебя чечетка какая-то идет, а от меня, по моему служебному положению, должна хорошая музыка выделяться. Я на Баха и Бетховена тяну. Я сказал брату, что, к сожалению, не имею права подарить ему секретную пасту, но с удовольствием одолжу ее ему на один день. Через день, когда я зашел к Виктору, он, возвращая мне секретную пасту, сердито сказал: - Ты мне вредную вещь подсунул! Навредить захотел крупному ученому! На тебя бы надо "заяву" куда следует написать! И далее брат гневно рассказал мне, что, прибыв в свое научное заведение, он, перед тем как делать доклад, натер лоб этой пастой - и вдруг от него стала исходить такая неблагозвучная музыка, что ему пришлось поспешно уйти с кафедры и запереться в туалете и просидеть там не евши не пивши восемь часов, пока он не перестал выделять звуки. Этот неприятный случай с моим ученейшим братом глубоко поразил меня. Я немедленно понял, что у секретной пасты имеется крупный недостаток: она не всегда вызывает ту музыку, которая заключена в данном человеке, и может создать о нем неверное впечатление, как это и случилось с Виктором. Поэтому я решил избавиться от этой пасты, чтобы впредь она никого не могла подвести. Завернув подарок старца, пасущего камни, в бумагу и привязав к этому пакету камень, я бросил секретную пасту в Неву с Дворцового моста. Совершая этот акт справедливости, я не испытал никакой радости, но считаю, что поступил правильно. 11. ТНВ Вскоре я устроился на одно предприятие помощником агента по снабжению. Зарплата была невелика, но зато у меня оставалось много свободного времени, которое я мог посвятить самообразованию, то есть чтению научной фантастики. В нашей коммунальной квартире все было в основном чинно и мирно. Правда, один из самых тихих жильцов выехал в порядке обмена, и теперь его комнату занял молодой холостяк, преподаватель математики. Звали его Алексей Алексеевич. Это тоже был очень спокойный человек, его и не слышно было. Днем он преподавал в каком-то институте, а вернувшись домой, до глубокой ночи сидел в своей комнате над бумагами и книгами и все что-то там вычислял. Однажды, зайдя к нему, чтобы попросить пятерку до получки, я успел разглядеть эту комнату. Обстановка поражала своей скромностью, но во всем был удивительный порядок, и очень много было книг. Рядом с письменным столом стоял другой стол, на котором красовалась какая-то машина - на манер пишущей, только много больше размером. Алексей Алексеевич объяснил мне, что это электронно-аналитический вычислитель его конструкции. Что касается стен комнаты, то их Алексей Алексеевич оклеил чистой белой бумагой, на которой затем своей рукой вывел бесконечные ряды чисел и многоэтажных формул. Новый жилец немедленно откликнулся на мою просьбу и безо всяких разговоров вручил мне пятерку, а затем спросил меня, не нуждаюсь ли я в большей сумме, нежели пять рублей ноль-ноль копеек. Я ответил, что после некоторых неудач, перенесенных мною, я, конечно, хотел бы, в принципе, иметь на руках больше денег, нежели имею их в настоящее время. Однако я всегда беру взаймы ровно столько, сколько могу отдать. Пользуясь случаем, я рассказал Алексею Алексеевичу краткую историю своей жизни, которую он выслушал с должным вниманием. - Да, вам надо помочь, - задумчиво сказал он. - Нет, с меня хватит пяти рублей, - повторил я. - Я не беру без отдачи. - Ради бога, не обижайтесь, - успокоительно произнес мой новый знакомый. - Пятерку вы мне вернете, я вовсе не собираюсь заниматься частной благотворительностью. И все же я вам помогу. Я вас поставил на очередь, зайдите ко мне через двадцать семь дней. - Сказав это, он что-то записал в своем блокноте. - Но как вы мне поможете, если, как я вижу по вашей скромной обстановке, вы сами человек небогатый? - с удивлением спросил я. - Я мог бы быть очень богатым в денежном отношении, но, во-первых, я считаю нечестным использовать для своего обогащения имеющиеся у меня возможности, а во-вторых, деньги меня просто не привлекают. Мне хватает того, что у меня есть. Чем проще моя пища, одежда и мебель, тем легче я себя чувствую, тем свободнее работает мой мозг... Выслушав эти слова моего собеседника, я подумал, что у него не все дома. Ну как это можно помогать людям деньгами, самому не имея денег?! Однако не прошло и недели, как я убедился в том, что Алексей Алексеевич сказал мне чистую правду. Более того: вскоре выяснилось, что он гениальный математик и изобретатель и, сверх того, замечательный человек. Выяснилось это вот как. Я уже упоминал о том, что коммунальная квартира, в которой я теперь жил, была тихой и состояла, в общем, из достойных людей. Но, к сожалению, нет такой бочки меда, в которой не имелось бы хоть чайной ложки дегтя. Жила в нашей квартире одна состоятельная женщина, которая, как говорили, нажила состояние нечестным путем. У нее было много денег, но она скрывала это и старалась жить скромно. При этом была она очень завистлива, и когда кто-нибудь приобретал себе какую-нибудь вещь, то от зависти она заболевала на день, на два, а то и на неделю, в зависимости от стоимости и качества вещи. Она ненавидела всех людей, и жители квартиры за глаза звали ее Вредбабой. И проживала в квартире одна тихая пожилая женщина по имени Варвара Константиновна со своим сыном Валерием, студентом политехнического института. Варвара Константиновна уже двадцать лет была вдовой; работала она делопроизводителем в какой-то стройорганизации. И вот однажды, получив на работе премию, она купила в подарок сыну небольшой письменный стол ценой в сорок шесть рублей пятьдесят копеек. А чтобы освободить место для этого стола, она, с согласия жильцов, вынесла из комнаты старинный комод и поставила его в прихожей. Узнав о покупке, Вредбаба заболела на два дня, а выздоровев, стала ежедневно придираться к Варваре Константиновне, требуя, чтобы та убрала комод из прихожей. Варвара Константиновна и сама была бы рада избавиться от комода и даже вывесила объявление о продаже, но никто не торопился его покупать, потому что сейчас такие старинные вещи совсем не в моде. Однако напрасно втолковывала она это Вредбабе, и напрасно жильцы в один голос утверждали, что вещь им ничуть не мешает, - нет, Вредбаба и слушать ничего не хотела и даже подала заявление в домохозяйство. И вот однажды вечером все жильцы собрались в прихожей и, позвав туда Варвару Константиновну, спросили ее, во сколько оценивает она свой старинный комод. Та честно ответила, что больше двадцати рублей он не стоит. Тогда все жители квартиры скинулись кто по два, а кто и по три рубля и коллективно купили у Варвары Константиновны комод, а затем взяли его в топоры и дружно разрубили на части, чтобы легче было вынести в подворотню все доски и щепки. Вредбаба, выйдя на шум из своей комнаты, стала в стороне и, уперев руки в боки, с торжествующей усмешкой смотрела на всю эту процедуру. - Вот и вышло по-моему! - громко сказала она, когда были вынесены последние обломки комода. Тогда Алексей Алексеевич строго посмотрел на Вредбабу, но ничего ей не сказал, а обратился к Варваре Константиновне и вежливо пригласил ее зайти к нему в комнату. Меня он тоже попросил зайти к нему и быть его ассистентом на протяжении трех-четырех часов. Далее Алексей Алексеевич вежливо усадил Варвару Константиновну в свое единственное кресло и задал ей ряд устных вопросов. - Для чего это вы меня расспрашиваете? - поинтересовалась Варвара Константиновна. - Я хочу помочь вам, - ответил Алексей Алексеевич. - Но помощь я оказываю только тем людям, которые не обратят ее во вред ни себе, ни другим. Теперь я убедился, что вы честный и порядочный человек, и поэтому помогу вам. Прошу вас пока ни на что не тратить те двадцать рублей, которые вы получили за комод. Когда Варвара Константиновна вышла, Алексей Алексеевич включил свою электронно-аналитическую машину, нажав какие-то клавиши, а меня попросил сесть перед ней и записывать в три колонки числа, появляющиеся в трех окошечках: зеленом, красном и голубом. Сам он разложил на столе какие-то таблицы и схемы и стал выводить всякие знаки и формулы и чертить кривые. Так продолжалось полтора часа. Я уже исписал 17 листов, как вдруг в аналитической машине что-то зафырчало, и свет в зеленом окошечке сменился желтым, в красном окошечке - синим, а голубое осталось голубым, но вместо цифр там появилась надпись: ВЕРОЯТНОСТЬ В ПРОСТРАНСТВЕ ИСЧЕРПАНА. - А теперь что делать? - спросил я Алексея Алексеевича. - Ведите запись на новых листах в две колонки, - распорядился математик. Через полчаса в синем окошечке появилась надпись: ВЕРОЯТНОСТЬ ВО ВРЕМЕНИ ИСЧЕРПАНА. - Теперь пишите в одну колонку на новых листах, - сказал Алексей Алексеевич. Через двадцать три минуты машина выключилась сама. Алексей Алексеевич предложил мне стакан чаю и рассказал кое-что о себе. Оказывается, с детства его интересовали случайности. Уже в детском садике его привлекали не игры, а так называемая теория игр. Все свободное время он занимался только тем, что подбрасывал пятачок, желая добиться, чтобы он пять раз подряд выпал решкой. Уже тогда юный Алеша пришел к выводу, что все мы - пловцы в океане случайностей. Мы этого не замечаем потому, что как любое вещество состоит из атомов, так наша жизнь и все окружающее нас соткано из случайностей. Случайность кажется нам случайностью только тогда, когда она выделяется из привычного ряда случайностей. Так, если плотно сложить остриями вверх 100.000.000.000 иголок, то мы сможем ходить по ним босиком и танцевать на них, не поранив ног. Но одна иголка, выделенная из этих 100.000.000.000, может больно вонзиться нам в тело. Далее Алексей Алексеевич объяснил мне, что в океане случайностей есть свои течения, и если изучить их, то можно плыть в бесконечную даль, открывая новые материки. Попив чаю и побеседовав, мы снова приступили к делу и работали еще час, а затем мой собеседник сказал, что теперь он займется этой проблемой единолично. Он взял листы с моими записями и начал их просматривать, подчеркивая одни числа красным карандашом, другие - зеленым, а третьи - синим. Затем он вынул из-под кровати большой и очень точный план Ленинграда и расстелил его на широкой чертежной доске. На план он наложил чистую кальку и стал чертить на ней синей тушью какие-то сложные кривые. Затем на эту кальку он наложил вторую и начал чертить на ней красной тушью. Затем он наложил на эти чертежи третью кальку и работал на ней черной тушью, причем здесь линии были уже гораздо проще, и все они сошлись в одной точке. - Вот и найдена ТНВ, - удовлетворенно сказал Алексей Алексеевич и, проткнув эту точку рейсфедером, снял все три кальки с плана Ленинграда. Затем, взяв лупу, обвел на плане след укола маленьким зеленым кружком. - ТНВ здесь, - повторил он. - На Выборгской стороне. - Что это за ТНВ? - поинтересовался я. - ТНВ - это Точка Наибольшей Вероятности, - ответил математик. И с этими словами он записал на бумажку улицу, номер дома и время: двенадцать часов восемь минут. Эту бумажку он передал мне. - Пусть завтра точно в указанное здесь время и точно по указанному здесь адресу, где должна находиться сберкасса, явится Варвара Константиновна и купит облигацию трехпроцентного займа, серия которой кончается цифрой семь. На следующий день, выполняя совет Алексея Алексеевича, Варвара Константиновна отправилась на Выборгскую сторону, и на указанной улице нашла сберкассу, и точно в указанное время купила облигацию, которая кончалась на указанную цифру семь. Через неделю состоялся тираж, а когда через несколько дней после тиража появилась таблица выигрышей, Варвара Константиновна убедилась своими глазами, что она выиграла пять тысяч рублей. И разумеется, первым делом она кинулась благодарить Алексея Алексеевича. - Не стоит благодарности, - вежливо ответил ей молодой математик. - По мере сил я стараюсь исправлять ошибки Фортуны и направлять выигрыши тем людям, которые в них действительно нуждаются. На выигрыш Варвара Константиновна, кроме всякой одежды для себя и для сына, купила электрополотер, электропылесос, телевизор "Волна", стиральную машину "Рига-55", радиолу "Мелодия" и магнитофон "Астра-2". Все жильцы были рады, что этой скромной женщине привалили такие деньги, а Вредбаба от зависти так серьезно заболела, что ее увезли в больницу, где она скончалась. На похоронах ее присутствовали только два человека: дворничиха и паспортистка, да и то в порядке профсоюзной заботы о людях. А когда вскрыли комнату, где она жила, там обнаружили столько денег и драгоценностей, что на них можно было купить сто телевизоров и тысячу стиральных машин. Что касается меня, то мне Алексей Алексеевич помог выиграть 1000 (одну тысячу) рублей. Часть денег я послал отцу, а на остальные приоделся, купил кресло-кровать и почти целиком залечил свои финансовые раны. Более того, Алексей Алексеевич обещал к лету выиграть мне мо