ело, все бьют. Лупят по физиономии, как по боксерской
груше. Дался я им! А в пещере той вообще еще пара тумаков и померкло бы мое
сознание, погибла бы драгоценная надвариантность не хуже, чем от сварочного
импульса. Уф-ф... Меня все тянет отдуваться, переводить дух.
...Теперь становится понятно то, что я раньше считал
несообразительностью: почему в Нуль-вариант попали не наилучшие (по обычным
меркам) исследователи и работники. Мера оптимальности здесь своя: наибольшая
повторяемость по Пятому. То есть настолько наибольшая, что и вспомнить
совестно. Ну ладно Уралов очевидный троглодит, пусть Выносов... но от себя я
такого не ждал. Ай-яй-яй. (Кстати, за что они меня там, в пещере? В избе за
оброк и недоимку, в присутствии за строптивость, как и здесь... а там? Не
успел выяснить.)
...Интересное получается дополнение к тем "Очеркам истории" в другую
сторону от Нуля.
Иные выборы из тех же колебаний, иные решения... и длится поныне
каменный век.
Мы так привыкли к факту прогрессивного развития мира, что у меня сейчас
неоспоримое ощущение, будто я побывал в прошлом;
так же, как и наилучшие варианты овевали меня дыханием будущего. А
почему, собственно?
Время физический процесс, выражающийся в движении стрелок часов, смене
времен года, числе оборотов планеты вокруг оси и Солнца. А для нас
получается, что без прогресса планета будто вращается вхолостую.
3
За спиной слышны приближающиеся шаги: грузные Выносова и печатные
Уралова.
Хочу показать вам, Ипполит Иларионович, установку для ионно-лучевой
микротехнологии, которую мы разрабатываем. Оч-чень перспективное
направление!
Ну что ж, пожалуйста, это интересно.
Оба входят в кепкинскую комнату. Мысли мои меняют направление. Работает
Паша, на ходу подметки рвет. Умеет же человек использовать все! Сейчас он
делает пассы перед Геркиным макетом. А Выносов, хоть и доктор, и заслуженный
деятельно, но специалист по линейным схемам ему что покажи из новинок
электроники, все интересно. И на учсовете будет доказывать, что в
лаборатории ЭПУ сейчас исследовательская работа поставлена на должном
уровне, сам проверял. От его мнения не отмахнутся.
Как он мне предрекал варианты "не в пользу подчиненного", как со мной
разговаривал! Им нет дела до моих идей, замыслов лишь бы не мешал им
спокойно "жить в науке". А я не смог ответить. Мне становится тошно.
Вдруг в комнате, куда вошли Ипполит Иларионович и Паша, раздаются
гулкие, как из дробовика, выстрелы: бах-бах!!! Звуки эти мне чем-то знакомы.
Какие-то предметы там стукают в дверь. Что такое?
Подхожу, заглядываю. В комнате коричневый дым, со сладковатым (тоже
знакомым) запахом. В воздухе плавают рыжие клочья. Бах! Вз-з-з... ба-бах! В
дверь возле меня ударяется алюминиевый цилиндрик. Все ясно: рвутся
"электролиты", электролитические конденсаторы.
Ба-бах!.. Едва не сбив меня с ног, из комнаты вылетает Выносов. Его
"Прошу извинить!" доносится уже из глубины коридора. Бах! К моим ногам
падает еще один цилиндр.
Выскакивает Тюрин со сложным выражением лица; он перепуган, рад,
ошеломлен и весел. Доносится вопль невидимого за дымом Уралова: "Да
выключите же это... питание!". Кто-то смутный силуэт бросается к
электрощиту, поворачивает пакетный выключатель.
Пальба прекращается.
Из дыма прямо в мои объятия вываливается содрогающийся от хохота Сашка.
Везет же человеку, всегда он оказывается в центре событий.
Что там за война?
Ой, не могу-у! стонет Стриж. Ну, умирать буду вспомню.
Наконец отдышался, успокоился, рассказывает. Дело было так Павел
Федорович велел Кепкину включить макет, чтобы продемонстрировать доктору,
как набираемые клавишами числовые команды перемещают в вакуумной камере
электронные и ионные лучи. Гера включил.
Ну, ты ж знаешь кепкинский макет: постоянные переделки и сплошные
сопли. Естественно, произошел визит-эффект: не перемещается луч. Гера
погрузился по пояс в схему и начал потеть. Паша... ты же знаешь Пашу!
отстранил его "А ну, дай я!" И, ковыряясь в схеме, Павел Федорович задел
своим могутным плечиком один сопливый проводничок как теперь можно
догадаться, от конденсаторного фильтра. Проводника как теперь можно
догадаться, от сетевого питания...
Дальше ясно. Электролитический конденсатор он переменного тока не
выносит. Как нервная женщина щекотки. В нем закипает паста и пиф-паф.
Вот батарея великолепных электролитов, на тысячу микрофарад и пятьсот
вольт каждый, краса и гордость Геркиной схемы, и открыли шквальный огонь.
Первый электролит легко ударил доктора в грудь. Он сказал "Ох!" Пал
Федорыч от звуков распрямился. И его нос... ты же знаешь Пашин нос! оказался
на одном уровне с электролитами. Следующий залп свернул этот великолепный
мужественный нос под прямым углом в сторону двери. Нос... нет, это же просто
поэма! несколько секунд держался в таком положении, потом медленно-медленно
распрямился. И тут его, вдруг, подбил новый электролит.
Я слушаю с увлечением. Тюрин, хоть и был свидетель происшедшего, тоже.
Сашка умеет живописать. Не может быть, чтобы нос держался так несколько
секунд и чтоб распрямлялся медленно-медленно. Это Стриж корректирует
несовершенную действительность в более выразительную сторону но так, что
хочется верить. У меня веселеет на душе. Так им и надо. Это вам не бедного
инженера школить техника. Ее нахрапом не возьмешь.
...Постой, постой! Но ведь происшествие имеет несомненное сходство с
тем переходом по ПСВ, который волево совершил Пал Федорович... и вынырнул
обратно под "ба-бах!" с фонарем и свернутым носом. А затем снова исчез. Это
не может быть тем случаем, тот произошел месяцы назад но из того же пучка
вариантов, развивающихся пусть со сдвигами во времени по одной глубинной
логике. В основе ее лежит склонность Уралова демонстрировать достижения и
творческая неудовлетворенность Геры делами рук своих.
Значит, вот оно как там было.
А вот и герой наш, Уралов, выходит из комнаты. Костюм не в порядке,
галстук съехал на сторону. А лицо ну, прямо просится на открытку:
закопченная пятнами щека, лиловый фонарь, распухший до сверхъестественных
размеров, сделавшийся ассиметричным нос.
Пал Федорович тяжело глядит на нас. Поворачивается и твердым,
неколебимым шагом идет в свой кабинет. Сильная он личность у нас.
Тюрин негромко произносит:
Нет, все-таки жизнь хороша.
Мое наслаждение наслаждение человека, которому от Паши только что
досталось в четырех, по крайней мере, вариантах, невозможно выразить
словами.
Я и не пытаюсь.
...Тогда Уралов спрашивал, где Кепкин. А сейчас не поинтересовался
различие вариантов.
Что же спрашивать вот и Гера. Выходит, направляется к 'hum. На
закопченном лице дикие, как у кота глаза; Озабоченно массирует правую скулу.
Сашка при виде его снова заливается счастливым смехом.
Ну, чего рлжешь?
Гер, ты дал, молодец! поздравляю я. Это ты нарочно?
Да ну... лезет, сам не знает куда, дурлак!
Но теперь у тебя точно будет синяк под глазом. В форме конденсатора на
тысячу микрофарад.
А, иди ты!.. Где я теперь достану такие конденсаторлы? Он не на шутку
расстроен.
А Стрижевич все не нарадуется.
Нет, не напрасно я мчал ночью на мотоцикле! Чуяло мое сердце, что мне
сегодня надо быть здесь. И чуяло оно, что надо зайти к Кепкину, полистать
справочник по лампам.
Я смотрю на них: снова мы вместе, четверо из Нуля.
И Паша пятый?!
Глава X ПЯТЬ МИНУТ ВПЕРЕДИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Мышление изменилось: раньше люди находили поэзию в таинственном а
теперь в том, чтобы его понять, опубликовать и снискать.
К. Прутков-инженер. Мысль No 20.
Рабочий день близился к концу. Для создания диодных микроматриц он
потерян. Я сидел за столом и с неудовольствием думал, что подвел
Алешу-ординарного. Именно я-надвариантный и подвел. Дело даже не в самих
действиях, не в злосчастном списании "мигалки", а в моей
страшенно-независимой, непринужденно-свободной позиции. Позитуре. Я ведь и
на Уралова посматривал с нее, свысока, и на Выносова... начальство такое
очень чувствует, запоминает и не прощает. Действительно, могут уйти его,
Алешу, по собственному желанию. С одной стороны, он лишь часть меня,
сознающего компенсацию любых вариантов-отклонений и их сходимости, а с
другой стороны он-то этого не знает. Для него в единственном числе, и
упущенное обратно не вернешь. Нехорошо.
Главное, с идеей этой я опростоволосился а ведь рассчитывал ею все
поправить. Завтра Алеше-здешнему придется подналечь на рутинный,
цельнотянутый, как и у Мишуни, способ изготовления матриц. Посади Мишуню за
мой стол, а меня на его место, один черт взаимозаменяемые варианты.
Исчезнувший Ник-Ник, видимо, прав. И то сказать, ни в каких вариантах не
знаю о реализации этой идеи, хотя всюду близок к полупроводникам и
микроэлектронике.
Как меня импульс-то стукнул ух! Постой... а почему меня ударило током,
с какой стати? Если бы я зажал между электродами кусок металла, то ничего
такого не было бы: сопротивление металлов ничтожно по сравнению с
сопротивлением моих рук. Да, но между электродами был полупроводник... Так
что? Сопротивление открытого перехода в нем тоже не бог весть какое, омы,
импульс ~не должен меня ударить. А ударил. Значит, сопротивление столбика
германия оказалось гораздо большим, чем у моего тела, ток и пошел по плоти.
Постой-постой... конечно же, большим, если встречный-то, запертый-то
барьер остался цел. Выходит, импульс через столбик германия не проходил?!
Постой-постой-постой... а какой, собственно, в сварочном станке импульс?
Направляюсь к книжному шкафу. Ворошу кипу проспектов, описаний
приборов, инструкций по эксплуатации. Ага, вот: "Станок точечно-контактной
сварки ИО. 004". Технические данные... возможные неисправности... схема. И
сразу все сон. Импульс формируется трансформатором тока по принципу
магнитного насыщения то есть сильно зависит от сопротивления нагрузки. На
металл пошел бы мощный ток для сварки, а на столбик германия с барьерами
трансформатор выдал нечто куда более значительное по напряжению, чем по току
импульс-пшик, пощекотавший мои нервы.
Захлопываю описание. Чувствую, как уши накаливаются. Вот так, "Кузя".
Все бы тебе на шармака. На дурнячка бы тебе: нажал кнопку и имеешь
исполнение желаний.
Ругаю себя, а на душе бодрее: еще не все потеряно! Надо только
продумать, подсчитать, подготовить опять без дешевки. Идея-то стоящая.
2
Следующий час я провел за расчетами.
Схема все-таки получилась довольно сложная: набор конденсаторов для
накопления заряда, разрядные сопротивления, переключатели для разных
комбинаций того и другого, регулировка напряжения... Опять всегда есть
уравнение со многими неизвестными, даже система уравнений.
Работы много. А тянет попробовать сегодня. Завтра вполне могу здесь
оказаться не я а отрешаться от такого мне совершенно не хочется.
Смотрю на Стрижа, который за своим столом тоже что-то мудрит, корчит
рожи журналу. Не подпрячь ли его? Он не откажется, но... объяснить другому
то, что самому трудно выразить словами! И придется сознаваться в последней
ошибке, он станет подначивать, смеяться, уменьшит мою веру в себе и в успех
. а она и так невелика. Вообще мое отношение к этой идее сейчас какое-то
интимное, как к понравившейся женщине: никого не хочется подпускать.
Сделаю сам. Без панели, прямо на столе. Хватит разговоров, сомнений,
колебаний нету ни Сашки, ни Уралова, никого. Все оттеснилось на окраины
сознания. Мир это стол. Я один на один с природой. Все передо мной и крупным
планом. Паяльник? Есть паяльник. Клейкая лента? Наличествует. Радиодетали,
винтики, болтики, провода, всякий крепеж? Полный ящик. Ну, взяли!
Еще час я с упоением приводил в негодность свой стол: сверлил в нем
дыры под электролиты (вроде тех, что своротили нос Пал Федоровичу, только
меньшей емкости), под оси переключателей и потенциометров. Детали помельче
привинчивал к доскам шурупами, иные и просто прихватывал кусками клейкой
ленты. Потом нарезал проводов, зачистил концы па-ашел соединять все: где под
винт, где капелькой олова с паяльника, а где и скруткой. (Каждая скрутка это
презрение до конца дней со стороны техника Убыйбатько, короля монтажа;
десять скруток десять презрении.) Работа кипела. Мишуля Полугоршков
обратился ко мне не то с вопросом, не то с замечанием (по поводу стола?). Я
рыкнул: он исчез из поля зрения.
Так. Что еще? Привинтить последний микровыключатель... есть. (Хорошее,
кстати, название для детектива "Последний выключатель", что же
писатели-то?..) Два провода к блоку питания... есть. Два к осциллографу, еще
пара к манипулятору, еще два... нет, больше некуда. Схема готова.
Окидываю взглядом: да, видик! Левая часть стола напоминала вывернутый
наизнанку телевизор. Теперь посидеть спокойно, унять дрожь пальцев.
Поглядеть, не нахомутал ли где. И начать. (Как в "Паяцах": "Итааак, мы-ы
нннаачиннаааааа...") Какой я сейчас: обычный, из пятимерного мира, из
n-мерного? Не имеет значения.
Начнем с такой же матричной полоски, вереницы n-p-n-столбиков,
соединенных общей шинкой. Укладываю ее на столик микроманипулятора, прижимаю
одной иглой эту общую шину, другую ставлю на никелевый лоскутик под крайним
столбиком. Есть контакт! Зеленая горизонталь на экране разделилась короткой
ступенькой. Мне нужно, чтобы после удара импульсом линия вправо или влево от
ступеньки встала торчком. Это и будет диод.
Сейчас от легкого нажатия кнопки микровыключателя моя идея или
окончательно даст дуба, или... И снова у меня чувство, будто пру против
потока, преодолеваю инерцию мира, как давеча, когда внушал Стрижу об
опасности бромида бора. Инерция мира, инерция потока времени; что есть то и
ладно, а чего нет, тому и появляться не надо. А я покушаюсь, изменяю:
творчество всегда включает в себя элемент насилия.
Ну: да или нет? Движение пальца. Легкий щелчок микровыключателя
перебрал с измерениями на разряд и обратно. Зеленая горизонталь улетела за
пределы экрана и... возвращается прежней. Совсем такой же, со ступенькой.
Барьеры проводимости в столбике не нарушались. Мал заряд конденсатора? Мало
напряжение?
Прибавил. Поворачиваю потенциометр. Щелчок зеленая прямая птицей
вверх... и снова возвращается такая же.
Ах ты нечистая сила, упорствовать? Трещу переключателями, ввожу в бой
все конденсаторы. Поднимаю напряжение до максимума. Ну, теперь?.. Щелчок.
Ого! Зеленая прямая на экране осциллографа встала торчком; обе обратные
характеристики сделались прямыми. Импульс пережег оба барьера, оба столбика.
Ка-зэ, короткое замыкание. Выходит, либо все, либо ничего? Без просвета?..
Ну, это вы мне бросьте! Чувство сопротивления обстоятельствам
становится почти телесным. Ничего, что вышло ка-зэ все-таки что-то
сдвинулось. (Как в том анекдоте: "Но больной перед смертью пропотел?.. Вот
видите!") Должен быть просвет между "все" и "ничего", должен! Хоть щелочка.
Попробую нащупать сей просвет по-артиллерийски. Отключая большую часть
конденсаторов, перевожу контактную иглу на соседний столбик. Горизонталь со
ступенечкой. Щелчок... на экране опять вертикальная палка ка-зэ. Перелет,
хотя и ждал недолета. Ой-ой-ой, а есть ли просвет-то? В душе начинается
тихая паника. Мандраж. Надо передохнуть, расслабиться.
Надо же... Что я делал сейчас? Несколько нажатий кнопок, два поворота
штурвальчиков манипулятора. А устал больше, чем за час, в который собрал
схему. И возбудился: щеки и уши пылают, пальцы дрожат. Откидываюсь к спинке
стула, успокаиваю себя замедленными глубокими вдохами и выдохами.
Ну, выпирай, выламывайся из небытия, моя идея! Неужели напрасно ты меня
столько томила?..
Уменьшаю напряжение на конденсаторах, отключаю еще один, самый емкий...
не слишком ли? Щелчок. Горизонталь вверх и обратно, с той же ступенькой.
Недолет.
Прибавляю напряжение. Щелчок. Вертикальная палка ка-зэ на экране.
Выходит, просвета нет? Даже щелочки.
...Спокойно, Самойленко, спокойно. Кузя... или как там тебя? Алеша. Не
все рухнуло. Переместим иглу на соседний столбик конденсатора. (Лихорадочная
мысль: если и сейчас выйдет ка-зэ, то все? Или пробовать другую полоску?
Поставить другой набор емкостей? Изменить разрядное сопротивление? Или...
словом, нет, не скоро еще будет "все").
Щелчок. Так! Линия на экране изломалась в прямой угол и осталась такой.
Есть! Есть, чтоб я так жил! Есть, мать честная! Один p-n-переход в столбике
уцелел (горизонталь слева на экране), а другой пробился... прожегся,
проплавился сгинул. Что и показывает прямая характеристика: зеленая
вертикаль, направленная вниз. Есть, произошло!
Я распрямился на стуле, расслабился. Во мне сразу обнаруживается много
пульсов: в запястьях, висках, около гортани, даже под ложечкой. Но это
пустяки.
...Миг свершения. Миг превращения мыслимого в реальность. Я не перешел
от одного варианта к другому, не сдвинулся по Пятому я изменил реальность.
Изменил, хоть и в малости, мир. Миг творения, в котором человек равен богу.
Да и есть ли иной бог?
Какая-то четкая грань отсекает, будто бритвой, прежнее, в котором этого
еще не было, от нынешнего, в котором оно, новое есть.
Погоди Самойленко, один столбик ничего не значит. Попробуем следующий.
Ужасно не хочется отрывать иглу от столбика, на котором все получилось.
Поднимаю угол на экране распрямляется в горизонталь и тотчас возвращаю иглу
на место. Ужалила мысль: что, если диодная характеристика держалась только
под током? Прервал его все восстановилось?.. Не восстановилось: светит на
экране зеленый уголок, светит, зараза. Смешные страхи. (А почему,
собственно, смешные? Сейчас все впервой а от натуры-мамы и не такое можно
ожидать.)
Вперед, в неизвестность, на соседний столбик! Щелчок. Характеристика
дергается, изламывается угол, застывает. Есть! Так-так-так!.. Следующий
столбик. Щелчок... есть! Смотрите, как я удач но нащупал режим. Ну-ка
дальше?
Даю разряд на три оставшихся столбика удачно.
Полоска вся. Проверим! Провожу контактной иглой по отросткам шин:
держатся зеленые уголки. Правда вертикальные палки ка-зэ в столбиках, где я
дал лишку, тоже сохранились. (А я очень не прочь, чтобы они исчезли... но
природа не добрый дядя-волшебник.)
Теперь вторая половина проблемы а может, и три четверти, и девять
десятых ее: запись диодной схемы в матрицу. Ведь ради этого и стараюсь.
Отдельные диоды что, их по всякому делают, Толстобров прав. А вот образовать
их в матричной решетке, где n-p-n-столбики связаны крест-накрест шинами...
Пойдет ли импульс только в нужное перекрестие, не разветвится ли на другие?
Ликующие переживания схлынули. В душе снова азартный мандраж.
Укладываю в манипулятор вторую из заимствованных у Полугоршкова матриц.
Сейчас во всех перекрестиях ее трехслойные столбики германия, "нули";
превращением их в двуслойные, в диоды, запишутся "единицы" двоичной
информации для ЭВМ. Попробую записать в матрицу дешифратор, самую ходовую
систему для перевода чисел из двоичного кода в десятичный и обратно.
Ну, поехали. В первой строке "нули" и "единицы" идут вперемежку.
Щелчко. Зеленая горизонталь сломалась в прямой угол. Пропуск шинки.
Следующая... щелчок. Угол. Пропускаю четвертую, ставлю иглу на пятую шинку.
Щелчок. Угол.
А как на пропущенных, все ли в порядке. Сташновато: если и там возникли
диоды или, еще хуже, палки ка-зэ, то все насмарку.
Под гору кувырком... делаю над собой усилие, проверяю: тычу во вторую
шинку, в четвертую, в шестую все в порядке, характеристики здесь не
изменились. (Объективность науки, объективность эксперимента в том, что
ответы "да" и "нет" в любом опыте одинаково ценны для познания. Но почему
нам так всегда хочется, чтобы было "да"?)
Седьмая шинка, щелчок угол. В первую строку матрицы я диоды записал...
и быстро как!
Вторая строка. Щелчок есть! Щелчок есть! Щелчок угол. Последняя
шинка... есть. Проверяю: "нуль", диод, "нуль", диод, "нуль", диод, "нуль". В
голове опять начинается ликующая свистопляска: вот это да, ведь на секунды
счет-то! А если автоматизировать, то и вовсе...
Третья строка: пропуск, щелчок, пропуск, щелчок, щелчок, пропуск:
щелчок, пропуск.
Проверка... порядок!
Четвертая строка: 01010110.
Пятая...
Шестая.
Седьмая.
Восьмая, последняя ну, не подведи, родимая!
Щелчок есть, щелчок есть... (Ничего не существует сейчас', только белая
решетка матрицы на оргстекле, бронзовые консулы контактных игл, черная
кнопка привинченного к столику микровыключателя да вычерчиваемая электронами
на матовом экране зеленая линия.) Щелчок диод! Последнее перекрытие... есть!
Проверяю всю матрицу. (Между строками тоже связи, могли измениться
характеристики одних перекрестий от разрядов в других.) Вожу иглами первая
строка, вторая, третья... последняя ура! Ни одного ка-зэ. Где надо диодные
уголки, где не надо горизонтали со ступенькой.
Вот теперь все.
...Все... все... все облегченно отстукивает сердце. От головы отливает
кровь.
Сколько прошло времени: час, минута? Миг? Вечность?.. Мир включился.
Шипит вытяжка. Журчит струйка из дистиллятора. Я озираюсь: ничего не
изменилось в лаборатории! Ведущий конструктор Мишуля осторожно завешивает
свою матрицу. На платиновой проволочке облачко мелких пузырьков. Алка
Смирнова воровски читает роман. Стрижевич считает на микрокалькуляторе,
тычет пальцем в клавиши. Техник Убыйбатько паяет.
Ничего не изменилось в мире. Только листья клена за окном солнце
просвечивает не сверху, а сбоку.
Да на экране моего осциллографа застыл зеленый прямой угол.
3
А потом был спуск вниз, в мелкий лабораторный триумф. Я собрал у стола
всех и демонстрировал на манер Уралова, только без пассов.
Ух ты! сказал Стриж. Достиг все-таки? Ну-ка, дай... Он формирует
нажатием кнопки диод, другой, третий. Хорошо! Алешка, ты же пришел к
техническому идеалу: нажатием кнопки решается проблема.
Ну и что? Кепкин ничего не понял (или прикидывается). Ну, переключает
схему на диод что здесь такого!
Схемник он и в гробу схемник. Здесь не переключение, пояснил за меня
Сашка, это сейчас, Герочка, я сделал три диода в матрице. Нажатиями кнопки.
Он не верит! Я перевожу иглу на другие перекрестки. Действуй сам,
прошу.
Герка осторожно, будто ожидая удара током (помнит свои шкоды с
магнето!), нажимает микрик. Характеристика на экране изламывается углом.
Переключаешь, парлазит! Он приближает лицо к схеме. Где-то у тебя здесь
стандартный диод, меня не прловедешь. Так не бывает.
Гера, отведи иглу сразу разоблачишь, советует Стриж. Кепкин поворотом
штурвальчика отводит линия на экране распрямляется. Подводит до контакта
складывается в угол. Выпячивает губы:
Да-а... а как ты это делаешь?
Объясняю. Теперь мне раз плюнуть все объяснить.
А, прлобой перлехода!.. А обрлатно из диода во встрлечные барьльеры
можешь?
Ты многого хочешь. Пробой штука необратимая.
Ну-ну... разочарованно тянет зловредный, регулярно избиваемый за
ехидство женой Кепкин. Тогда это что! Вот если бы и туда и обрлатно... и
хихикнув, удаляется.
Иди-иди к своему разбитому корыту! кричу я вслед. Жена тебя все равно
бьет.
Тюрин смотрит, пробует, мгновенно все понимает. С восторгом трясет меня
за плечи:
Молодец, Алеша, ну, просто молодчина! Так можно формировать микросхемы
прямо в машине, даже если она на орбите где-нибудь. Посылать ей коды
импульсов с Земли. Или в луноход, под воду представляешь? И не только диоды
так...
Хороший парень Кадмич. Я его давеча прогнал с глаз, обидел, а он зла не
держит, рад за меня, развивает идею. Мишуля Полугоршков солидно спрашивает:
А какие по параметрам диоды у вас получатся, Алексей Евгеньевич: те,
что в магазине по гривеннику, или дороже?
Дороже, конструктор, гораздо дороже. Это же импульсные!
И я-а хочу попробовать! кокетливо тянет Смирнова. Разрешаю. Нажимает
наманикюренным пальчиком кнопку диод.
Ой, как здорово! И просто.
Техник Убыйбатько, отвесив челюсть, с карикатурной опаской тянется к
схеме; нажимая кнопку.
Гы... диод! Гы... диод!
А меня так просто распирает от гордости и добрых чувств.
Вдруг за дверью раздается звонок, продолжительный финальный трезвон:
конец дня. И как сразу у нас здесь все меняется после него будто после
третьего крика петуха в старых сказках. В коридорах становится шумно: это
сотрудники других лабораторий, заранее подготовившиеся и занявшие позиции у
дверей, сразу хлынули к лестнице и лифту.
Полугоршков взглядывает на часы, потом с некоторой досадой на меня,
хлопает себя "по лбу, быстро возвращается к кульману, накрывает чертеж,
убирает свои карандаши в стол: у дверей снимает комнатные туфли (такие утром
обувал Толстобров), надевает кремовые модельные.
И у других интерес к моему изобретению быстро угасает. Кадмич отступает
к двери, уходит. Андруша убирает свой стол, надевает пиджак, причесывается.
Смирнова возвращается к ящику химстола, на ходу расстегивая халатик, достает
зеркало, помаду, все свои причиндалы; лицо ее делается озабоченным.
...Обычно и у нас все готовы к отбою за несколько минут до звонка. Но
сегодня своим результатом я отвлек коллег, отнял у них эти драгоценные
минуты переключения на внешнюю жизнь. До звонка еще куда ни шло, но уж после
него шалишь: долой все научные проблемы. В умах теснятся иные, у каждого
свои. Не такие они и важные, эти свои дела: зайти в магазины, встретиться,
позвонить, забрать Вовку из детсада. Могли бы малость и повременить с ними,
коль скоро в лаборатории содеялось Новое. Но ведь свои же! То ли здесь
ревнивое самоутверждение, то ли просто инерция мира берет свое.
Я и сам досадую: и чего это мне вздумалось потщеславиться, сорвать
аплодисменты! Вполне мог бы оставить "триумф" завтрашнему ординарному
Самойленко. Неважный я все-таки надвариантник: умом понимаю ничтожность
житейских удач и успехов, призрачность счастья-несчастья а на деле...
Уходит Полугоршков. Сделав нам ручкой, исчезает техник. Алла навела
марафет и при этом пережила столько мучительных терзаний, что от ее по
разному опущенных на мраморный лобик завитков, от по-всякому подрисованных
глаз и губ, от расстегнутых-или-нерасстегнутых верхних пуговок и прочего
рябит в глазах: складывает все в сумку.
Алексей Евгеньевич, дистиллятор вам не нужен?
Нет. И вытяжка тоже.
Смолкает журчание воды. Стихает шум вытяжки. Лишь Сашка никуда не
спешит откинулся на стуле, посматривает то на уходящих, то на меня с
понимающей ухмылкой на тонких губах. Может, хочет со мной поморочиться над
новым способом? Ничего не имею против. Вместе потом поедем на его "Яве" в
мою времянку. Но...
Александр Иванович, вы не подбросите меня" на мотоцикле? вдруг
спрашивает Смирнова, поправляя ремень сумки на красивом плече. Пожалуйста, я
так спешу, так спешу!
Стриж с интересом смотрит на нее.
Нет. Аллочка, ничего не получится.
Почему-у?
Юбка у тебя больно узка. Не сядешь ты в такой на мотоцикл.
А я бочком.
А за "бочком" автоинспекция права отнимает.
Ну-у... не на всех же улицах они стоят!
А и впрямь? Стриж нерешительно смотрит на меня, снова на Алку. Та
глядит на него прямо и просто. Она хороша собой. А человек он свободный.
Убедила. Поехали!
...И снова я не надвариантный, здешний. Мне эта сцена не по душе, мне
хочется даже напомнить Сашке: "А как же Надя?" хотя никакой Нади нет.
Смирнова-то ведь и мне нравится. Современная женщина, которая сама выбирает,
куда там. А я тут третий лишний.
Стриж облачается в кожаные доспехи, Алла надевает замшевую курточку.
Они торопливо кивают мне, поворачиваются к двери, чтобы выйти.
Эй, вдруг спохватываюсь я, ты про ампулы не забыл? Тетрабромид бора
взрывоопасен при соединении с водой и так далее...
Сашка останавливается, смотрит на меня:
Ты опять?! Слушай, может тебе пропустить через себя импульс в обратном
направлении? Говорят, помогает.
Ладно, машу я рукой катитесь.
Минуту спустя вижу, как Сашка везет приникшую к нему Смирнову по
Предславинской вовсе не туда, куда ей домой... Что ж, шансы, что он
погибнет, а она рехнется от чувства вины, я уменьшил. Любовь вам да совет!
ГЛАВА XI. ВЫСОКИЙ ПЕРЕБРОС
Все люди ограниченны но каждый по своему. В этом состоит их
индивидуальность.
К Прутков-инженер Мысль No 60
...И только оставшись один, я сознаю, что никогда больше не увижу этих
людей, как сегодня. Перейду в Нуль а из него куда-то потом занесет?
А теперь-то я перейду, это ясно, чувствую. Именно реализация этой идеи
меня и держала здесь. Подсознательно, по тому же тезису "Ты не искал бы
меня, если бы не нашел". Чуяла душа, что могу это сделать. И смог. Сейчас
если оглянуться, то неловко даже за беспомощные слепые тыканья со сварочным
станком, метания, колебания.
Раскрываю журнал. Надо записать опять результаты. Так всегда: пока не
получается, не записываешь, потому что нечего, а когда получится, интересней
делать, чем писать.
...Вот и Смирнова мне наподдала, спасибо ей. Теперь легче выскочить из
этой "лунки", меньше основания задерживаться. И пусть, меня она все равно из
лаборатории не утянула бы. Но жаль, конечно, что и не пыталась.
Поднимаю голову и сталкиваюсь со своим отражением в зеркальной шкале
гальванометра на полке, рядом со столом. В полосе стекла я отражаюсь по
частям: сначала серо-ржавые вихры, затем покатый лоб с основательными
надбровными дугами и "жидкими бровями, глаза в набрякших (от постоянного
рассматривания мелких предметов) веках, просторные щеки, толстая нижняя
губа, челюсть... бог мой, что за челюсть! Не утянет тебя Алла из
лаборатории, Кузичка, не тревожься.
На минуту меня одолевает чувство неустроенности и одиночества. И Лида,
оказывается, здесь мне вовсе не жена; Алка увлеклась Стрижевичем, а Люся,
хоть и брошенная Сашкой... э, о ней вообще лучше не вспоминать с такой
будкой. Изобретениями себя не украсишь.
...Но между прочим, в тех благодатных вариантах, где жив отец, Люся со
мной и я завлаб в этом институте, даже исследую вещество с Меркурия, там у
меня лицо привлекательней. Подробности те же, от лба до челюсти, тем не
менее все как-то более гармонично подогнано, черты изящней, одухотворенней
смотрюсь.
...Зато там, где я бывший урка, ныне грузчик продмага, у меня щеки
лоснятся и в рыжей щетине, заплывшие бесстыжие глазки, начинающий багроветь
нос седлом потрясная лучезарная ряшка, просящая кирпича. И хриплый голос со
жлобскими интонациями я на подпитии читаю продавщицам Есенина.
Взаимосвязь внешности и образа жизни. Но где мой оптимум? Я знаю
оптимум Ник-Ника академик Толстобров, выдающийся экспериментатор... а свой?
В тех красивых вариантах. Почему же каждый сон вышвыривает меня из них?
Я один среди густеющей тишины. И во мне тоже оседает дневная пыль-муть,
нарастает отрешенность, ясность. Неторопливо и спокойно рисую в журнале
схему, записываю режимы, при которых получились диодовые "уголки" на экране.
Потом собираю нехитрую схему измерения параметров, измеряю их в нескольких
перекрестиях матрицы. Вполне приличные параметры. "Недурственно", как сказал
бы Уралов. (А ведь завтра он, чего доброго, начнет делать круги вокруг
Алеши-здешнего на предмет соавторства по этому способу: научный, мол,
руководитель и все такое. Совести хватит... Стоп, не нужно об этом, я
освобождаюсь!)
Надо бы промерить всю матрицу, но не хочется. И так все ясно. Ничего не
хочется. Наработался, надумался, наобщался, начувствовался... сдох.
Отодвигаю журнал. Сижу, положив голову на кулаки. Сегодня все-таки был
хороший день: несколько минут я шел впереди человечества. Шевелил материю а
не она меня. Если бросить камень в воду, то круги от него постепенно сойдут
на нет; а круги от брошенной в океан ноосферы новой мысли могут усиливаться,
нарастать. (Могут и на нет сойти, впрочем, примеров немало.)
...Шевеление материи. Утренний прилив, дневная болтанка дел, мыслей,
слов, чувств и вечерний отлив, который вот уже унес отсюда всех. Солнце
уходит вспять, солнце уходит спать. Это вне вариантов, как природа. Ноосфера
тоже природа.
Наадя-а-а, а я-аа с тоообоой играать нее бууудуу! чистым,
печально-ликующим, как вечерний сигнал трубы, голосом пропела за окном
девочка.
По ту сторону Предславинской коммунальный двор, в котором я никогда не
был. Галдит детвора, судачат женщины, мужчины со смаком забивают козла на
столике под акацией. Полусумасшедшая старуха на четвертом этаже толкает из
окна ежевечернюю речь о злых соседях, маленькой пенсии и мальчишках, которых
надо судить военно-полевым судом.
...Разумное шевеление материи начинается с идей. И с воли по их
осуществлению. Какие-то мощные глубинные процессы в природе-ноосфере кроются
за этим процессом, которые рыхлят и разворачивают косные, слежавшиеся за
миллиарды лет высвобождают.
Ведь что дает мысль исследователя, его труд? Не продукт, не энергию, не
конструкцию даже осознанную возможность. Считалось, что так делать нельзя, а
он доказал: можно. Небывалое перешло в бытие по мостику из замысла,
решимости, проб, усилий. По жердочке, собственно. Это и есть обычный
переброс по Пятому а не наша эмоциотронная техника.
Новые замыслы в принципе можно не реализовывать, или, даже реализовав,
не использовать. В Этом самый интерес жизни человека: искать и создавать.
Иначе чем бы мы отличались от скотов?
...Я вспоминаю тот постыдный "собачий" переброс во время нагоняя по
длиннющей ПСВ, которая привела меня в пещеру к обезьянам. Значит, возможно и
такое, существование где-то на окраине Пятого измерения, вариант, в котором
здесь и сейчас нет ни зданий, ни улиц, ни электричества... да что
электричество! ни счета, ни каменного топора, ни членораздельной речи
ничего? Только пещеры, вымытые подпочвенными водами в холме, на месте нашего
института.
Может быть могло быть; дома, лопаты, машины, штаны, ложки... даже
прямохождение все это было когда-то новым. реализовалось и применялось
впервой. А такие дела уж это-то я знаю! с первого раза не получаются, не
обходятся без колебаний, срывов, преодоления косности мира, инерции потока
времени. Попытаться или нет? Выделиться поступком, новым действием или быть
как все? У колыбели всех создавших цивилизацию изобретений, сотен миллионов
усовершенствований, проектов и иных новшеств, стояли эти вопросы, сомнения,
колебания, размывающие мир по Пятому.
...И главное, чтобы реализовалось все последующее, те обезьяны должны
были решиться на самое первое новшество: перейти с четверенек на
прямохождение.
Освободить передние лапы будущие руки дело непростое; недаром до сих
пор у всех столов и стульев по четыре ножки в память о той "утрате", хватило
бы и трех.
Вот, представим, первый такой мохнорылый новатор засомневался:
подняться ему с четверенек, пройтись на двух или нет? С одной стороны,
дальше видеть и вообще интересно, а с другой трудно, споткнуться можно...
засмеют, затюкают, забросают грязью. Обезьяны это умеют. Что мне больше
других надо! И не решился.
И все кончилось, так и не начавшись.
Может, те двое в пещере меня и колошматили за попытку прямохождения?..
В комнате сумеречно. Но я не зажигаю свет. Красный лучик от
индикаторной лампочки осциллографа освещает часть изуродованного схемой
стола, пинцет с изогнутыми лапками, штурвальчик манипулятора, матрицу под
контактными иглами. Металлическая решетка ее кажется раскаленной, столбик
германия в перекрестиях, как розовые искорки.
Какая-то новая мысль зарождается во мне. Даже не мысль предчувствие
понимания... Как Кепкин-то возжелал: а обратно из диодов в трехслойные
структуры нельзя? Губа не дура. Хорошо бы, конечно: образование и
преобразование схем электрическими импульсами в куске полупроводника. И
Тюрин, так-де можно схемы в машинах и на орбите формировать, на Луне... И на
Меркурии?!
...Вон, оказывается, куда меня под (или над-?) сознание выводит:
к этому стеклообразному комку, бесструктурному мозгу меркурианских
"черепах" из люкс-вариантов с биокрыльями! Слушай, а ведь и впрямь там
что-то такое: при надлежащих меркурианских температурах, может (должен)
обнаружиться способ к локальным изменениям под воздействием входных
импульсов... к пробоям каких-то участков, к формовке в них усилительных,
переключающих и всяких там логических элементов. И, естественно, от всех
внешних впечатлений, от жизненных переживаний у каждого меркурианина будет
формироваться своя, индивидуальная структура мозга. А когда меркурианин
умирает, вещество выходит из режима. Если же и внешние условия изменятся как
для мозга, Привезенного нашими астронавтами, то структура и. вовсе
стирается. Как и не было.
Придвигаю журнал, начинаю записывать эту догадку... и спохватываюсь:
здесь-то, в этом журнале, нет смысла записывать такое. Там, где я исследую
то вещество, мы не ведем журналы: диктуем и снимаем на видеомаг с передачей
данных в электронный архив института. Да и не в записи счастье. Главное,
реализация идейки здесь открывает путь к разрешению проблемы там. Вот она,
надвариантность нового знания!
2
Засиделся, тело просит движений. Встаю, беру пинцетом матрицу, несу на
аналитические весы. Включаю подсветку зелено освещается шкала миллиграммов.
Уравновешиваю. Матрица весит 460 миллиграммов. Даже полграмма не тянет а
сколько в ней всего: предсказание германия Менделеевым ("Это будет плавкий
металл, способный в сильном жару улетучиваться и окисляться... он должен
иметь удельный вес около 5,5 г/см3") и открытие его Винелером;
квантовая теория металлов и полупроводников Зоммерфельда и Шоттки (да и
вообще вся "квантовая буря" начала века) и открытие супругами Иоффе
барьерного перехода в кристаллах;
гальванопластика Фарадея и Якоби, теория диффузии примесей в кристалле
Кремера и его же вакуумный метод: открытие выпрямляющего действия
полупроводниковых кристаллов, сделанное независимо россиянином Лосевым,
французом Бранли и немцем Грондалем;
а способ вытягивания монокристаллов из расплава Чохральского, без чего
вообще не было бы полупроводниковой электроники, а метод фотолитографии,
а... да всего не вспомнишь, не перечтешь!
Множество людей умных, знающих, талантливых работяг вложили до меня в
эту матрицу свои идеи, находки, труд. Только на самой вершине этой горы
знаний моя идея и моя работа. Встал на цыпочки и дотянулся до звезды.
...Как звали Лосева? Олег? Николай? Не помню, хоть и читал о нем
что-то. А Чохральского? Кто его знает Чохральский и Чохральский. Где он жил,
кто он: соотечественник, поляк, американец? Тоже неведомо. Только о самых
хрестоматийных что-то знаю: портретный Менделеев похож на попика из села,
диссертацию он сделал о смесях спирта с водой (то-то, поди, напробовался);
Фарадей не имел высшего образования, звали его Майкл Михаил, как нашего
Полугоршкова. Мишуня Фарадей. У академика Иоффе была лысина, толстые седые
усы и крупный нос видел как-то в президиуме научной конференции. И... и все.
Остальные и вовсе для меня не люди, а метки на способе, теории, эффекте.
Зато сами теории-способы-эффекты я знаю досконально.
...Вот, скажем, я-здешний, тщеславный инженер, возьму и назову этот
способ записи диодов в матрицы "методом Самойленко" (не назову, не решусь,
нынче это не принято). И попадет мой метод в вузовский учебник по узкой
специализации. Студенты и аспиранты будут вникат