Север Гансовский. Ослепление Фридея
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Три шага к опасности". М., "Детская литература", 1969.
OCR & spellcheck by HarryFan, 26 October 2000
-----------------------------------------------------------------------
Иногда мне просто хочется кусать себе пальцы, когда я думаю об этом -
так глупо все получилось. То есть, конечно, я и так не маленький человек.
Если я с женой появляюсь в концертном зале - у нас в городишке недавно
сделали концертный зал, - по рядам проносится: "Бескер на концерте", и
многие привстают в креслах, чтобы поймать мой взгляд и поздороваться. Но
это все не то. Если б Фридей не совершил своего дикого поступка, я бы уже
не жил в этой дыре. Ворочал бы миллиардом, как Рокфеллер. Шутка судьбы,
да?..
Собственно говоря, мои отношения с Фридеем можно разделить на два
этапа. Университет и после университета. После университета он меня и
подвел так трагически.
Я его знал давно. Мы, собственно, были земляки, потом учились на одном
курсе в университете и как-то в течение двух семестров даже жили вдвоем в
одной комнате. Многие считали его талантом, но, по-моему, это раздуто.
Конечно, он был усидчивым и посвящал занятиям больше времени, чем мы все.
Редко принимал участие в разных вечеринках и не был членом ни одного из
наших студенческих объединений. Но мне даже не кажется, что это из-за
того, что он был так уж предан науке. Просто у него, по-моему, как-то не
хватало жизненной силы, чтобы танцевать ночи напролет или гоняться на
автомобиле из одного города в другой. Кроме того, он и не пользовался
популярностью на факультете. Не блистал остроумием, одевался плохо, а если
и попадал случайно куда-нибудь в компанию, то сидел целый вечер где-нибудь
в углу неподвижный. Другими словами, ему и нечем было заниматься, кроме
как наукой.
Вообще, честно говоря, я не верю во все эти разговоры о таланте и
гениальности. Когда речь идет о великих открытиях, на девяносто процентов
все решает случай. Взять, например, пенициллин. Если бы у Александра
Флеминга в чашку с культурой не попала случайно плесень, до сих пор не
было бы никакого пенициллина, и о самом Флеминге мы думали бы не больше,
чем о прошлогоднем снеге. А теперь он считается гением и благодетелем рода
человеческого.
То есть бывают, конечно, люди, которые в восемнадцать - двадцать лет
выступают уже с какими-нибудь своими всеобъемлющими теориями. Вроде
Эйнштейна, скажем. Но Фридей-то как раз не был таким. Никаких особых
теорий у него не было, или, во всяком случае, никто не слыхал, чтобы они
были. Просто он сидел целые дни в физической лаборатории, с помощью призмы
разлагая свет, или валялся в общежитии на койке, расставив на полу стопки
книг.
А на самом-то деле он был даже туповат. Уж наверняка тупее меня. Никак
не мог запомнить, например, с какой стороны нужно чистить апельсин, чтобы
шкурка легче снималась. Я ему раз десять объяснял, что с той, где плод
прикрепляется к ветке. Но как только апельсин подпадал ему в руки, он
обязательно начинал чистить его неправильно. Глупо, верно?.. Так что о
какой-то гениальности Фридея не может быть и речи.
Между тем в целом-то я ему симпатизировал. И даже жалел его после той
истории, которая у него случилась с Натти. Дело в том, что Фридей вообще
не пользовался успехом у девушек. Это и не удивительно, если учесть, что
он не умел ни танцевать, ни водить машину, а каждое слово из него
приходилось вытаскивать чуть ли не клещами, как искривленный гвоздь из
доски. Но он был довольно высок ростом, держался прямо, и его усидчивость
создала ему какой-то ореол учености. Так или иначе, всем на удивление, его
полюбила Натти Паерлс, лучшая партия в нашем городе. Веселая и живая, она,
кроме того, что была дочерью самого крупного в наших краях человека,
отличалась еще одной особенностью - у нее были огромные и совершенно
фиолетовые глаза. Многие ребята в университете не отказались бы видеть ее
своей женой, и, конечно, то, что она предпочла всем Фридея, выглядело
полным идиотизмом. Поэтому мне даже кажется правильным появление того
письма. Когда Натти и Фридей стали встречаться каждый день и прошел слух,
что у них уже все сговорено, кто-то послал старому Паерлсу письмо, где
было сказано, что у Фридея плохая наследственность, поскольку отец
сумасшедший. Хотя письмо было анонимное, старик Паерлс проверять ничего не
стал, а просто увез дочь в Европу. В университет она больше не вернулась и
года через два вышла замуж за какого-то банковского туза в Неваде.
На Фридея все это произвело, кажется, очень мало впечатления.
Единственное, что можно было по нему заметить, так это то, что он как-то
побледнел. Он родился и вырос на ферме, и первые три года в университете
на щеках у него так и оставался степной загар. Но после истории с Натти он
побледнел и таким бледным уже и остался на все те годы, что я его знал.
О Натти потом ходили слухи, что она несчастлива в браке и что однажды
ее видели совершенно пьяной в каком-то отеле в Чикаго. Лично меня это
как-то успокоили. В свое время я тоже прицеливался на Натти, но что же я
теперь стал бы делать с женой-пьяницей?..
Первое свое открытие Фридей сделал... или, вернее, на первое свое
открытие Фридей наткнулся, когда был еще студентом четвертого курса. Об
этом в "Университетском вестнике" была статья с длинным названием. Что-то
вроде "Образования пары вещества из лучей гамма радия при прохождении
через сильное магнитное поле". А может быть, это звучало немного иначе, и
имелись в виду лучи не гамма радия, а световые... Во всяком случае, речь
шла об опытном доказательстве теории Дирака. Насколько мне помнится, на
факультете это никого не заинтересовало, за исключением двух-трех
преподавателей физики.
При зарождении его второго, так сказать, "открытия" я присутствовал
сам. В это время - на пятом курсе университета - нас как раз поселили в
одной комнате. Однажды вечером я зашел в физическую лабораторию, чтобы
взять у Фридея ключ - свой я где-то потерял. Фридей сидел над рисунком,
который он сделал сам. Это были прочерченные на пестром поле прерывистые,
строго концентрические окружности. При долгом взгляде они казались
спиралью, а при коротком - выглядели окружностями, как это и было на самом
деле. Фридей освещал рисунок искрой и следил, сколько времени нужно, чтобы
глаз начинал видеть спираль вместо окружностей. Глаза у него уже устали, и
он попросил меня несколько раз взглянуть на рисунок, в то время как сам
освещал его искрами разной длины. Потом он сказал, что в голове у него
есть прибор, который мог бы с большой точностью определять потребное глазу
время, чтобы начать видеть неистинное изображение вместо истинного. Такой
промежуток он называл "единицей инерции зрения" и считал, что она у
каждого человека разная. Прибор этот под названием "Инерциатор
Бескера-Фридея" теперь широко известен в медицине, применяется всеми
врачами-офтальмологами, так что я не буду его описывать.
Тогда, в тот вечер, разговаривая о приборе, мы пошли к нам в комнату, и
Фридей набросал мне чертеж. Принцип действия прибора я понял так быстро и
легко, что мне сразу пришло в голову, что я и сам мог бы изобрести такой
же, если б вообще задумывался над тем явлением, которое Фридей называл
"инерцией зрения".
Целую ночь мы обсуждали чертеж, и, по-моему, я тоже внес в него
кое-какие усовершенствования. В предполагаемой конструкции была одна
сложность, которую мы сначала никак не могли решить. Пять предложенных
Фридеем вариантов я отверг, а шестой показался мне, как, впрочем, и ему,
удовлетворительным. Оба мы очень устали, но тем не менее утром я сказал,
что было бы неплохо еще сегодня зарегистрировать _наше детище_ в Бюро
патентов. Фридей согласился. Вообще надо сказать, что его обычно
интересовала только чисто научная сторона той или иной проблемы.
После этого наступила, так сказать, золотая пора научной деятельности в
университете Фридея и моей. Неожиданно для себя я обнаружил большие
способности к физике. Метод творчества вдвоем выглядел у нас так: обычно
мы ложились вечером на койки, и Фридей начинал излагать мне идеи, которые
у него накопились за годы затворничества в лабораториях. Если я
чего-нибудь не понимал, он принимался объяснять это мне, и таким образом
те или иные положения уточнялись для него самого. Затем, благодаря своей
способности обобщать, я отбирал наиболее существенное из мыслей Фридея и
понуждал его думать именно в этом направлении. Те идеи, которые он
высказывал при мне, я считал как бы _нашими общими_, в дальнейшем надзирал
над ними и подбадривал Фридея ставить новые опыты. Так нами был написан
"Этюд о происхождении "слепого пятна" в глазу" и созданы приборы для
зрительного определения квантовой прерывной природы света и для
определения величины порога зрительного раздражения.
Не скрою, что на факультете нашлись завистники, которые утверждали,
будто я лишь примазываюсь к открытиям Фридея. Но в действительности это
было не так. Во-первых, уже тот факт, что я так легко понимал мысли,
высказываемые Фридеем, показывает, что я тоже мог бы к ним прийти. А
во-вторых, многое из того, что осенило Фридея, являлось ему только в
результате соприкосновения со мной. Он рассказывал мне и начинал
вдохновляться сам. Я бы сказал, что он высекал искры именно ударом о меня.
Кроме того, напомню, что вообще-то Фридей был весьма недалеким парнем.
Как раз тогда я в этом и убедился. Поскольку мне хотелось, чтобы он лучше
отдыхал, я сделал попытку ввести его в свою университетскую компанию и
несколько раз знакомил его с хорошенькими девушками. Но с этими
знакомствами он меня только конфузил. Однажды, например, он доказал свою
тупость, когда мы пошли в кино и специально для него я пригласил одну
очень умную девицу. Мы смотрели какой-то французский фильм. "Удары
судьбы", или "Тяжелые удары", с Симоной Сеньоре в главной роли. Когда мы
возвращались к себе, девица стала объяснять, что в этой картине она видит
влияние экзистенциализма, фрейдизма и еще какого-то "изма", которого я не
помню. Одним словом, настоящий разговор об искусстве, профессиональный и в
то же время вполне светский. И что же, вы думаете, выкинул Фридей? Он
вдруг остановился посреди тротуара, вперился в эту девицу злобным взглядом
и сказал:
- Но неужели вы не понимаете, к чему призывает этот фильм?
И ушел, оставив нас на месте окаменелыми. Идиотизм, верно? Уж если не
разбираешься в искусстве, молчи...
Вообще на последнем курсе университета характер, у него стал заметно
портиться.
Он и так был довольно угрюмым типом, а после истории с Натти эта
угрюмость возросла. Кроме того, он постоянно испытывал денежные
затруднения. На факультете он был совсем одинок, за исключением меня, не
дружил ни с кем, да и мне бывало порой нелегко выдерживать его вспышки
плохого настроения.
Но при всем этом наша научная деятельность шла вперед, и даже мой отец
поверил, что передо мной открывается карьера крупного ученого. Если я
видел, что Фридей начинает злиться, когда я слишком часто произношу "наша
теория" или "наш способ", я давал ему возможность совершенно
самостоятельно напечатать что-нибудь в научном журнале и, клянусь, не
испытывал никакой ревности.
Но тут дурацкий случай все разрушил.
У нас в университете было студенческое мужское объединение
"Альфа-Ламбда", и тот, кто хотел стать его членом, должен был пройти целую
серию испытаний. Самым глупым было одно, заключавшееся в том, что
абитуриенту следовало украсть что-нибудь, обязательно вскрыв при этом
чемодан. Один из первокурсников, стремившийся в "Ламбду", не нашел ничего
лучшего, как забраться в мой чемодан, когда ни меня, ни Фридея не было в
комнате. На мое несчастье, он наткнулся на копию того письма, которое
когда-то было послано отцу Натти.
Само собой разумеется, копия еще ничего не доказывала. Во всяком
случае, для непредубежденного свидетеля. Если бы у меня в чемодане нашли
рукописную копию "Гамлета", было бы глупо утверждать, что я Шекспир, не
правда ли? Но у каждого заметного человека есть недоброжелатели и
завистники. Одним словом, дело раздули, и... Короче говоря, я ушел из
университета.
Интересно, что именно Фридей отнесся к случившемуся с полным
равнодушием.
Когда я пришел в нашу комнату, чтобы забрать свои вещи, он как раз был
дома. Он сидел у стола и, закусив губу, что-то очень быстро записывал на
листе бумаги. Я начал было объяснять ему, что копия письма попала ко мне
случайно, но он прервал меня, махнув рукой.
- А, плевать!
Теперь, оглядываясь на прошлое, я прихожу к выводу, что добровольный
уход из университета был одним из самых перспективных и дальновидных
поступков моей жизни. В сущности, я не ученый по натуре. Чтобы стать новым
Максом Планком или Робертом Вудом, мне недостает смирения перед фактами.
Обычно я всегда старался стать _выше фактов_, добытых опытным путем, и
только добросовестная, но несколько скучноватая усидчивость Фридея как-то
осаживала меня.
В то же время в другой области - в сфере руководства и координации я
чувствую себя вполне на месте. Как только я начинаю координировать и
указывать, я сразу делаюсь умнее, содержательнее и интересней. Возможно,
это зависит от того, что в этой сфере приходится иметь дело не столько с
фактами, сколько с _мнениями_.
Так или иначе, я покинул тогда университет, уже через год стал
руководителем отдела рекламы в фирме отца.
Фридей тоже вернулся в наш город, по мы не встречались. Краем уха я
слышал, что он устроил себе небольшую лабораторию, где занимается
проблемами света. Несколько раз он печатал статьи в специальных журналах,
и однажды мне сказали, что им получена какая-то очень почетная премия от
Общества врачей-глазников. Позже стали говорить, что он сделался совсем
нелюдимым и живет один.
А потом, через пять лет после того, как мы с ним расстались, он вдруг
пришел ко мне. Вот в этот раз он меня и подвел самым жутким образом.
Я очень хорошо помню его появление. В тот день - в середине августа -
над городом стояла жуткая жара, и я, поскорее закончив дела в конторе,
приехал домой уже к четырем, выкупался, переоделся и поднялся в зал к жене
и детям, с которыми я, как правило, провожу послеобеденный час.
Я только собрался послушать, как мой младший читает стишок о козленке,
заданный ему в школе, как вошел Форбс и сказал:
- К вам посетитель, сэр.
(Форбс - это мой лакей. То есть на самом деле его зовут как-то иначе,
но для меня он Форбс. Это мое правило - лакей, который меня обслуживает,
зовется Форбсом.)
Я сказал:
- Но вы знаете, Форбс, что я принимаю только в конторе. Есть
специальные часы.
- Он говорит, что он ваш знакомый, сэр. Его зовут Фридей.
И тут меня кольнуло в сердце. Вы понимаете, Фридей! Интуитивно я
почувствовал, что это неспроста. Все-таки Фридей знал меня достаточно
хорошо, чтобы понимать, что без дела приходить ко мне не имеет смысла.
Я извинился перед Эмилией, потрепал своего младшего по щеке и спустился
на первый этаж.
Вестибюль у меня в доме большой, просторный и сделан в готическом
стиле. Свет от высоких окон падал прямо на Фридея. При первом же взгляде
меня удивило, как он похудел. Пиджак висел на его костях, будто на
вешалке.
Когда я вошел, он повернул голову:
- Джим?
- Да, - сказал я.
Голос у него был хриплый, а лицо поражало какой-то странной
неподвижностью. Он сделал несколько шагов ко мне и вдруг споткнулся о край
ковра. На миг я даже подумал, что он пьян.
- Послушай, - сказал он, подходя, - мне нужно помочь. Мне нужно, чтобы
ты мне помог.
- Да? - спросил я.
Дело в том, что я ненавижу неудачников. Неудачнику как ни помогай, все
равно это не принесет ему пользы. Я с этим уже несколько раз сталкивался.
Но Фридей, несмотря на свою бледность и поношенный костюм, не выглядел
неудачником. Наоборот, в нем было даже что-то гордое. И кроме того, я
помнил о наших работах в университете и о той премии, которую он получил
от общества врачей-офтальмологов.
Поэтому я осторожно добавил!
- А в чем дело?
- Поедем сейчас ко мне, - сказал он. - Я тебе покажу одну штуку.
Кажется, я этого добился - видеть в темноте. Едем скорее.
- Как? Сейчас?
- Да, сейчас, - сказал он нетерпеливо.
Не знаю, как кто-нибудь другой поступил бы на моем месте, но я люблю
скорые решения. Мы сели в машину и поехали.
Фридей жил в западном районе. Автомобиль мы оставили у дома и поднялись
на четвертый этаж.
Фридей ввел меня в первую комнату, где окна были плотно задернуты
толстыми черными шторами, и сказал:
- Ну вот, смотри.
- Как смотреть? Я же ничего не вижу.
Действительно, из-за этих штор кругом стоял почти непроницаемый мрак.
- Ах, да! - сказал Фридей. - Сейчас я сделаю. - В темноте он подошел к
окну и отдернул штору. - Посмотри на этот агрегат. Я над ним работаю три
года.
Передо мной был большой длинный лабораторный стол, на котором стояло
что-то вроде реостата. От него несколько проводов шло вверх к потолку, где
на крюках был укреплен небольшой металлический ящик с присоединенным к
нему на гибком шланге отражателем. Отражатель был похож на троллейбусную
фару, только побольше.
- Что это такое? - спросил я.
- Сейчас. - Фридей возился с проводами. - Сейчас я тебе
продемонстрирую, а потом объясню. Стань вот сюда.
- Куда?
- Вот сюда. - Он показал мне под отражатель. - Не бойся. Это совсем
безопасно.
- Я и не боюсь, - сказал я неуверенно.
Я стал на указанное место, а Фридей положил руку на рубильник,
смонтированный рядом с реостатом.
- Спокойно.
Он включил рубильник, и я чуть не вскрикнул. Черт возьми, тут было чего
испугаться! У меня вдруг стало _пусто в глазах_. Даже трудно описать это
ощущение. Я перестал что-либо видеть, и глаза мне заволокло светом.
Красным светом, ровным и несильным. Примерно так, как бывает, если нырнешь
с открытыми глазами в мутной воде, ярко освещенной солнцем. Только тогда
свет, конечно, зеленовато-желтый. А здесь он был красный. Как будто я
смотрел на огромный - во все поле зрения - светящийся экран. Я закрыл лицо
руками, затряс головой, а в глазах сиял тот же свет, который как бы
проходил через мои ладони, через веки, через все. Как будто он был во мне
самом, в моей голове, что ли.
- Что за черт! - вырвалось у меня.
- Спокойно, - донесся до меня голос Фридея. - Не бойся ничего. Сейчас я
немного увеличу силу тока. (Я услышал, как он шагнул куда-то в сторону.)
Это не опасно.
Красный свет делался все ярче, как будто у меня в глазах было
раскаленное железо. Яркость возросла, уже стало больно глазам.
- Сделай шаг в сторону, - сказал Фридей.
Я шагнул в сторону, и свет исчез. Я снова был в комнате, и только по
стенам плавали бурые пятна, как бывает, если посмотришь на солнце.
- Черт! Что это за штука?
Фридей чуть заметно усмехнулся. Даже не усмехнулся, а просто коротко
выдохнул через нос. Потом он вынул из кармана сигарету, спички и закурил.
- Это лучи, - сказал он. - "Лучи-В", так я их назвал. Ты стоял под
лучами.
- Что же это за лучи? - спросил я. Глаза у меня все еще болели.
- Ты и сам должен был бы догадаться, в чем туг-дело, - сказал Фридей. -
Мы же занимались этим в университете. Светом и строением глаза.
Потом он объяснил мне суть своего открытия.
Как известно, свет распространяется волнами. Длина их бывает разная -
от тысячных долей миллимикрона (миллимикрон - одна миллионная доля
миллиметра), как у гамма-лучей, например, до десятков километров, как у
радиоволн, которые тоже принадлежат к световым явлениям. Из всего этого
практически бесконечного диапазона наш глаз воспринимает только маленький
участок - волны с длинами примерно от 400 до 700 миллимикрон. Это и есть
то, что мы в быту называем светом, наш видимый спектр от фиолетового цвета
через синий, голубой, зеленый, желтый и оранжевый до красного.
Ультрафиолетовые лучи мы уже не видим точно так же, как и инфракрасные.
Но что было бы, если б глаз мог видеть световые лучи с волны больше,
чем 700 миллимикрон, то есть инфракрасные, например? Оказывается, тогда
человек практически стал бы слепым.
Дело в том, что светится не только солнце, но и всякое нагретое тело.
(Не светятся только абсолютно холодные тела с температурой -273 С, каких
на Земле нет.) Причем слабо нагретые тела испускают именно инфракрасные
лучи. И поскольку это так, то светится и наше собственное тело и
внутренность глаза, например, которая имеет температуру около 37 С и
испускает также инфракрасные лучи. Теперь представим себе на минуту, что
глаз получил способность видеть их. Энергия инфракрасных лучей на единицу
площади сетчатки будет очень велика, и по сравнению с этим внутренним
светом для нас потухло бы и солнце и все окружающее. Мы видели бы
внутренность своего глаза, и ничего больше.
Открытие Фридея как раз и состояло в том, что он нашел способ заставить
глаз видеть инфракрасный свет. Для этого он облучал глаз какими-то лучами
с помощью своего отражателя.
- Понимаешь, - сказал Фридей, - красный свет - это не самоцель,
конечно. Я искал способ видеть в темноте. Помнишь, я думал об этом еще в
университете?.. Ну-ка стань еще раз под отражатель.
- Но...
- Стань, не бойся.
Понимаете, мне не хотелось повторять опыт, но я вдруг почувствовал, что
сейчас надо слушаться Фридея. За всем этим стояло дело. Даже очень
большое. На такие вещи у меня нюх.
Я стал на прежнее место.
Фридей подошел к окну, опустил штору и тщательно подоткнул ее. В
комнате стало совсем темно.
- Темно? - спросил он.
- Да, темно.
- Ты ничего не видишь?
- Решительно ничего.
Он вернулся к столу, что-то щелкнуло, и в глазах у меня вспыхнул
прежний красный свет.
- Внимание, - сказал Фридей. - Теперь я уменьшаю силу тока.
Красный свет у меня в глазах стал меркнуть, в мутной красной пелене я
увидел вдруг какую-то плоскость. Это был стол... Потом вынырнули стулья,
фигура Фридея, внимательно глядящего на меня, стены, окна, завешанные
шторами...
Я видел комнату. Но она была другая. Вся красная. Различных оттенков
красного цвета.
- Видишь что-нибудь?
- Да. Вижу.
Это было удивительно, но я видел все. Очень ясно. Только все было
красного цвета. Как на модернистской картине.
- Вот, - сказал Фридей. Он выключил аппарат, поднял штору, отчего
комната приобрела прежний нормальный вид, и сел на стул. - Ты видел
тепловое излучение. Не отраженный свет, какой мы обычно видим, а тепловое
излучение.
Потом он стал рассказывать про будущее своего изобретения, как он себе
его представлял. По его словам, человечество до сих пор вынуждено было
двигаться неэкономичным путем в вопросах освещения. Мы освещаем то, что
хотим увидеть. Но таких предметов очень много, и поэтому приходится
тратить огромное количество энергии. Между тем было бы гораздо выгоднее
"освещать" глаз, а не предмет, то есть воздействовать на глаз такими
лучами, с помощью которых он мог бы воспринимать невидимое в обычных
условиях тепловое свечение. Небольшой портативный аппарат, надеваемый на
голову в виде шлема, маленькая батарейка в кармане, и вот уже отпадает
нужда в десятках миллионов всевозможных ламп, которые вечером и ночью
освещают дороги, улицы, производственные помещения и жилые комнаты...
Все это звучало неплохо, и я сразу представил себе довольно-таки
фантастическую картину ночного города, совершенно темного со стороны - с
неосвещенными улицами и черными окнами, - но такого, в котором кипит жизнь
и который становится светлым, лишь только наденешь на голову аппарат
Фридея. Но вместе с тем я чувствовал, что тут кроется еще более крупная и
всеобъемлющая проблема. Я еще не понимал, какая именно.
- Ну как? - спросил Фридей.
- Ничего, - согласился я. - И что же ты хочешь?
- Мне нужно помочь. - Фридей выглядел очень усталым. - Вот это и есть
аппарат. Но он очень громоздок, как видишь. Нужна будет конструкторская
работа. И во-вторых, придется проделать еще ряд опытов. В малых дозах
облучение нисколько не вредит, это я сам выяснил.
Он стал шарить на столе, чтобы найти коробок спичек, который только что
туда бросил. Он шарил, глядя вперед прямо перед собой, и его лицо опять
поразило меня неподвижностью. По этой неподвижности - даже не по руке,
которая нервно двигалась по столу, - я вдруг понял, почему он споткнулся о
ковер у меня в вестибюле и почему на улице так нелепо тыкался в мое плечо.
Он был слеп, Фридей! Он был слеп, как дождевой червь, и ничего не
видел.
В тот момент, когда я это осознал, меня одновременно осенила идея.
Неожиданно для себя я понял, в чем же состоял главный смысл его
изобретения.
- Послушай, ты ведь слепой, - сказал я.
Его бледное лицо слегка покраснело, он смущенно усмехнулся, нашарил
наконец свой коробок, чиркнул спичку и закурил.
- Ну, не совсем, - сказал он. Руки у него дрожали. - Не совсем. У меня
действительно довольно плохое зрение теперь. Днем... Но зато я вижу в
темноте. Собственно говоря, цель достигнута. И мне даже не нужно аппарата.
Но теперь я стал, как филин. Забавно, да?
Я поднялся со стула и шагнул к двери. Фридей тревожно повернул голову.
И я очень ясно видел, что его взгляд направлен не на меня, а чуть в
сторону.
- Ну так как? - спросил он. - Ты сможешь мне помочь, Джим? Мне нужен
толковый помощник. - Он откашлялся. - Деньги у меня есть, но необходим
человек, который хоть чуть-чуть разбирается в оптике. Здесь никого не
найти в городе. А ты все же кое-что помнишь из университетского курса.
Кроме того, мне нужно отдохнуть. Очень переутомился за последние годы.
Что-то с нервами. И вообще надо подлечиться.
Я прошелся по комнате взад и вперед. Не скрою, все это меня
взволновало, и на миг у меня даже вспотела спина.
Потом я справился с собой и спросил:
- А как ты ослеп?
- Дал большой поток лучей. Стал под отражатель и по ошибке передвинул
стрелку слишком далеко. Был очень утомлен тогда.
- Прекрасно, - сказал я. (То, что он говорил, свидетельствовало о
правильности моей идеи.) - Отлично. А на какое расстояние действуют лучи?
Ты не пробовал облучать кого-нибудь с дальней дистанции? Прохожих на
улице, например.
Он смущенно улыбнулся.
- Пробовал. Когда еще сам видел... Конечно, очень слабым лучом. Но
лучше этого не делать, потому что люди пугаются, естественно... Вообще
расстояние зависит от мощности установки.
- Я хотел попробовать, - сказал я. - Давай испытаем, на какое
расстояние лучи действуют, и после этого я тебе скажу, сумею я помочь или
нет.
Фридей согласился - правда, очень неохотно, - мы сняли отражатель с
потолка и, пользуясь тем, что шланг был достаточно длинен, установили его
на ближайшем к окну конце стола. Во время этой операции я понял, что
Фридей кое-что все-таки видит и при свете. Во всяком случае, он ощущал, в
какой стороне окно, и даже замечал мелькание моей руки в воздухе.
Я взял отражатель и попытался направить его на кого-нибудь внизу на
улице. Интереснейшая это была штука - стоять вот так у окна с аппаратом.
Конечно, мне было бы легче, если б лучи были видимыми. Тогда бы я работал
как с прожектором.
Несколько минут я впустую водил отражателем вправо и влево,
прицеливаясь в пожилого господина, который брел с палочкой в руке,
распахнув белый летний пиджак. По его мне так и не удалось зацепить, и он
благополучно удалился за пределы видимости. Потом я сосредоточил внимание
на молодом клерке нервозного вида, который шагал, широко размахивая
руками.
И тут оно совершилось.
Молодой человек шагал, а я, находясь от него метров за сто, нашаривал
его отражателем.
Он шагнул и вдруг остановился, как бы натолкнувшись на стеклянную
стенку. Остановился с размаху. Как если бы его дернули сзади невидимым
канатом.
Секунды две или три он стоял неподвижно, потом поднял руки и прижал
ладони к глазам. Затем опустил руки и помотал головой. Потом опять
схватился за глаза руками. (По его испугу я понял, что луч рассеивается
мало.)
Молодой человек протянул руки вперед и вбок и осторожно, как слепой,
стал двигаться к стене дома.
Позже я заметил, что это было первым побуждением почти для всех
облучаемых. Как только они временно делались слепыми, так сразу старались
уйти с открытого пространства и прижаться спиной к чему-нибудь твердому и
неподвижному. Как будто они боялись нападения сзади.
Молодой человек сделал еще шаг и вдруг вышел ил зоны действия луча. И
сразу его поза переменилась. Он неуверенно повертел головой и огляделся.
Наверное, он сказал себе:
"Что за черт? Что это со мной?"
Он помотал головой, потер глаза. И в этот миг я его снова поймал на
луч.
На этот раз он здорово испугался. Раскинул руки и закричал. Наверное,
крик прозвучал очень громко. Из окна было видно, как широко он разинул
рот.
Какая-то женщина шарахнулась от него в сторону, затем остановилась,
пригляделась к нему и подошла. И тоже попала в луч. Вероятно, она
взвизгнула, так как у нее также открылся рот. В руке у нее была сумка с
продуктами, она ее уронила.
Я даже рассмеялся. Смешно было смотреть, как они застыли, схватившись
за глаза руками.
К обоим приближался полисмен. Я хотел было направить луч на него, но в
этот момент рядом раздалось:
- Ты чему смеешься? - Фридей подошел к окну. - Ну что - убедился?
- Убедился, - сказал я. - Все в порядке. Я убедился.
Он выключил реостат и поставил отражатель на стол.
- Садись, - сказал я. - Садись на стул.
Я усадил Фридея, сам сел напротив него и раздельно сказал:
- Ну хорошо. А как мы будем реализовывать это наше изобретение?
- Наше? - повторил он. - Я вижу, ты не изменился.
- Да, наше, - сказал я. (В таких обстоятельствах всегда лучше идти
напрямик. Это мое правило.)
Некоторое время он молчал, потом спросил:
- А что ты предлагаешь?
После этого мы договорились, что аппарат, когда его удастся создать,
будет зарегистрирован под именами Бескер-Фридей и так же поступит
впоследствии в продажу. Капитал вкладывал я, а Фридей возвращал мне
половину этой суммы по мере того, как мы начинали получать от изобретения
доходы, которые делились на две равные части. (На самом-то деле у меня в
голове была несколько другая идея, и я надеялся, что до аппарата для
видения в темноте вообще не дойдет.)
Затем я вызвал несколько рабочих, перевез всю лабораторию и самого
Фридея к себе в дом. Ему я отвел две комнаты на втором этаже и объяснил
Эмилии и детям, что нужно создать для человека домашний уют.
Сам побежал в кабинет и стал связываться со своим шурином, который
знает одного человека, который, в свою очередь, близок к правлению фирмы
"Армо", - знаете, танки, самолеты и вообще выполнение заказов военного
министерства.
Шурин прилетел на следующее утро. Я смонтировал установку в зале
второго этажа, поместил шурина под лучи. Он быстро все понял,
прочувствовал и, в свою очередь, уселся за телефон. В середине дня возле
моего дома остановился "кадиллак", и оттуда вышел человек, относительно
которого еще издали можно было сказать, что он стоит миллион. Вы бы
посмотрели, как он шел по саду. Все вокруг освещалось и приобретало
какую-то совершенно другую цену от соприкосновения с ним.
Опять установка, опять лучи. Тип, который стоил миллион, выглядел очень
задумчивым после опыта. Но он быстро стряхнул с себя задумчивость,
попросил меня выйти из кабинета и тоже принялся куда-то звонить. Ночью
меня разбудили, подъехало два "доджа", и оттуда высыпало человек тридцать
в штатском. Они оцепили дом, а потом и сад, так что и кошка не могла бы
пробежать незамеченной. Тип объяснил, что это обычная предосторожность,
когда речь идет о большом деле. Конкуренция, промышленный шпионаж и
прочее. Я его, кстати, отлично понимал и без этих объяснений.
Он сказал, что члены правления фирмы прибудут утром, и я пошел к
Фридею.
Вы понимаете, идея, которая меня осенила при первом знакомстве с
лучами, была куда перспективнее, чем это самое видение в темноте. Фридей
по своей наивности и сам не понимал значения того, на что он наткнулся.
Главное в этих лучах было вовсе не в том, что возникала возможность в
будущем отказаться от всех видов освещения. Представьте себе, что самолет,
снабженный таким аппаратом, но более мощным, естественно, пролетает над
территорией вражеской страны. В нужный момент аппарат включается...
Впрочем, даже не самолет. Спутник, движущийся на огромной высоте. В точно
рассчитанный момент лучи начинают воздействовать на лежащую под ними
территорию, у каждого в глазах вспыхивает раскаленный красный свет, и...
Я изложил все это Фридею и сказал, что мы передаем наше изобретение
фирме "Армо".
Он сидел на своей постели и, пока я говорил, один раз пытался перебить
меня, по потом замолчал и стал слушать. Когда я кончил, он покачал
головой:
- Нет!
- Как - нет?
- Так - нет! Что ты придумал, болван! Ты, может быть, воображаешь, что
я для этого работал всю жизнь? Пожалуй, я вернусь к себе.
Наивный человек. Я пожал плечами, встал, подошел к окну и позвал одного
из парней внизу. Тот откликнулся. Тогда я объяснил Фридею, что выбора нет.
Фирма фактически уже завладела изобретением и не отдаст его никому. Теперь
наша задача состоит лишь в том, чтобы дороже продать то, что мы придумали.
С этим я его оставил и побежал к членам правления, которые были готовы
выслушать меня.
...Да, надо сказать, что сам я тогда еще и не знал толком принцип
действия аппарата, который индуктировал луч. Главный узел был в небольшом
металлическом ящике, заваренном стальным швом. Фридей как-то вскользь
обмолвился, что важной частью узла является некий искусственный минерал.
До поры до времени я не настаивал на объяснениях, так как понимал, что
Фридей никуда от меня не уйдет...
Следующие три дня прошли в каком-то угаре. Демонстрация аппарата,
переговоры. Фридей в этом не участвовал, я видел его за эти дни только два
раза мельком. Мне тогда показалось, что он как-то одумался. Он сделал вид,
будто собирается работать над усилением мощности аппарата, и даже
спрашивал меня, где в доме ввод электрического кабеля.
Кульминационным пунктом всей истории был момент, когда я в присутствии
всех этих господ установил аппарат на крыше дома и ясным солнечным днем
направил отражатель на перекресток двух улиц.
Вот это был эффект!
Мы даже не знали, на кого и на что смотреть. Пешеходы остановились как
по команде и все сразу схватились за глаза. Большой открытый "шевроле",
который ехал миль на сорок, резко затормозил, рванул в сторону и врезался
в угол дома. Потом были какие-то две или три секунды тишины, пока люди
старались осознать, что же с ними случилось. И после этого начался крик.
Сначала тихо, а потом все громче и громче.
Те, кого красный свет в глазах захватил на середине улицы, старались
скорее добраться до тротуара. А другие, тоже испуганные, хотели узнать,
что же случилось на мостовой, спешили на перекресток и сами попадали в
зону действия отражателя. И тотчас теряли голову, не в силах догадаться,
что им довольно лишь вернуться на тротуар, чтобы прозреть.
И все время рос и рос общий соединенный крик над перекрестком. Пожалуй,
примерно так же было в Хиросиме, когда над ней взорвалась атомная бомба.
Этот последний опыт все решил.
Оформление документов заняло несколько часов, и когда я вернулся к себе
на первый этаж, наступила ночь. На улице началась гроза, ударил сильный
ливень, и за окнами стояла непроницаемая темнота.
Я только собрался сообщить Эмилии и детям, что все кончилось хорошо,
как вдруг в комнате погас свет.
Такие вещи у нас бывают, правда, очень редко. Я решил, что это какая-то
неисправность с пробками, и стал ждать, пока их заменят. Прошло три
минуты, потом пять... Свет не зажигался. Я подошел к окну, отворил его,
высунулся под дождь и убедился, свет погас не только в левом крыле и на
первом этаже, но по всему дому.
Из соседней комнаты Эмилия спросила, нет ли у меня случайно спичек. Я
напомнил ей, что не курю. Потом попытался звонком вызвать Форбса, но
звонок был нем.
Весь дом был полон народу. В коридоре кто-то прошел. А свет все не
зажигался, и, поскольку на улице хлестал дождь, во всем доме был полный
мрак.
И вдруг мне почему-то пришло в голову, что ведь Фридей-то видит в
темноте.
Не то чтобы я что-то заподозрил в этот первый момент. Просто я подумал,
что он единственный зрячий во всем доме в то время, как все остальные
слепы. Я спросил у жены, не знает ли она, где сейчас Фридей, и услышал,
что десять минут назад она видела, как он спускался в подвал, где у нас
стоит распределительный щит электроэнергии.
Вот тут уже мне стало нехорошо.
Я ощупью нашел дверь в комнате и вышел в коридор. Кромешная тьма.
Кто-то, сопя, двигался мимо. Чиркнула спичка, и огонек на миг осветил
физиономию того типа из "Армо", который приехал первым. Он был очень
раздражен и спросил меня, когда будет прекращено безобразие со светом.
Я извинился, обошел его и, держась рукой за стену, направился к
лестнице. Аппарат был на втором этаже в зале, и, хотя там постоянно
дежурили парни из агентства, я уже начал испытывать острое беспокойство.
Я добрался до лестницы, когда услышал первую автоматную очередь
наверху. Этот звук мне прострочил прямо по сердцу. Не разбирая ступенек, я
кинулся вверх, упал, вскочил, выставил вперед руки и бросился в темноте к
залу.
За окнами ударила молния. На миг все мертво и сине осветилось, и в этом
мгновенном свете я увидел, что по коридору идет человек, а у входа в зал
лежит неподвижное тело.
Я ринулся навстречу идущему, зацепился за что-то, что позже оказалось
вторым парнем, упал. Идущий приблизился, я слышал его шаги, метнулся к
нему на четвереньках и сумел схватить за ногу.
Я схватил его, он вырвался, и в тот же миг я получил страшный удар
ногой в зубы. (Вы видите, у меня вставные челюсти. И верхняя, и нижняя.)
Рот у меня сразу залился кровью, я растянулся животом на полу, закричал,
потом все же вскочил и бросился за Фридеем, потому что это был именно
Фридей.
Я не успел сделать и трех шагов, как слева раздалась автоматная
очередь, красные точки прочертили темноту.
...Одним словом, мне попало так, что, уже выписавшись из госпиталя, я
еще полгода не мог ходить без костылей.
Но тогда, даже раненый, я пытался бороться. Я понимал, что теряю. Я
дополз до лестницы, зовя на помощь. Но тут ударила новая очередь из
автомата, а после уж началось что-то невообразимое.
В доме было человек десять вооруженных, и столько же в саду. Все эти
ребята знали, что они здесь охраняют какое-то изобретение огромной
важности, и, когда ночью погас свет и прозвучали первые выстрелы, все
сразу начали пальбу. Те, что дежурили в саду и за садом, решили, будто
кто-то пытается прорваться из дома, и взяли под обстрел окна и двери. А
внутри подумали, что их атакуют, и заняли оборону.
Одним словом, бой бушевал всю ночь. Я лежал на втором этаже, истекал
кровью и не мог шевельнуться без того, чтобы не вызвать в свою сторону
несколько выстрелов.
Утром, когда все немного опомнились, оказалось, что у нас два десятка
раненых, и из них трое - тяжело. Я очень надеялся, что Фридей будет найден
где-нибудь в саду хоть раненым, хоть убитым.
Но Фридея не было, как не было и металлического ящика с главным узлом
аппарата. Вы понимаете, что сделал этот сумасшедший. Вечером он спустился
в подвал, в щитовую, и пожарным топором перерубил там ввод электрического
кабеля в дом. А после этого поднялся в зал, пользуясь кромешной темнотой,
оглушил там обоих охранников и унес главный узел аппарата.
Под моим руководством у "Армо" потом в течение года работала
лаборатория. Но я слишком мало успел узнать от Фридея, чтобы восстановить
аппарат. Поскольку он упоминал о каком-то искусственном минерале, мы
перепробовали их все - вплоть до искусственного булыжника. Но
безрезультатно. О самом Фридее стало известно, что он уехал в Нью-Йорк, а
потом оттуда в Европу.
Ну вот и все, собственно. Что касается меня, я и сейчас не маленький
человек. Когда я с женой появляюсь в концертном зале... Хотя я об этом уже
говорил.
Last-modified: Mon, 30 Oct 2000 12:38:47 GMT