Дмитрий Биленкин. Догнать орла
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ночь контрабандой".
OCR & spellcheck by HarryFan, 12 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
- Смотри, не залетай далеко!
Мальчик кивнул и сразу забыл наставление. Еще бы! Солнце греет, мама
заботится, все в порядке вещей, и думать тут не о чем.
Он стоял на крыше дома, напряженный, как тетива. Лодыжки и запястья
охватывали сверкающие браслеты движков, а шлем и широкий пояс
антигравитатора делали его совсем похожим на звездолетчика - таким же
подтянутым, мужественным, снаряженным. Он чувствовал, что мама тоже
любуется им.
- Милый, ты слышал о чем я говорю?
- Ну, мам...
Мальчик обиженно шмыгнул носом. Что он, маленький? Щурясь на солнце, он
принял стартовую позу. Вот так! "Команда готова, капитан! Есть, капитан!
Уходим в пространство, капитан!"
При чем здесь мама?
СТАРТ!
Словно чья-то рука мягко и властно взяла его под подошвы, приподняла,
так что от макушки до пяток прошел холодок, и - ух! - сердце учащенно
забилось, когда плоская крыша, мама на ней, деревья вокруг дома плавно и
быстро стали уходить вниз.
Они уменьшались, как бы съеживались, а мир вокруг, отодвигая горизонт,
расширялся. Воздух стал ощутимым и зримым. Он приятно обдувал вертикально
взмывающее тело мальчика, и от одного уходящего вдаль края земли до
другого заполнял собой все - прозрачный, бодрящий, солнечно-голубой.
Чуть-чуть небрежно и горделиво мальчик помахал маме. Она стала теперь
совсем крошечной. Земля уходила все дальше, делалась плоской, краски ее
грубели, наливаясь синевой. Этот вид земли никогда не нравился мальчику.
Он наклонил голову, биодатчики шлема уловили безмолвный приказ, тело легло
плашмя, и вот он уже парил, снижаясь и держа курс к вспыхивающему серебру
далекого озера.
Прежний антигравитатор, которым мальчик пользовался с пяти лет, слегка
шумел в полете, а этот новый "Икар" был совершенно, дивно беззвучен. Ни
рука, ни нога не зависали, как это было прежде, - мечта, а не машина!
Впрочем, что тут такого? Вчера хорошая машина, сегодня отличная, завтра
еще лучше - иначе и быть не могло. Машины ведь тоже взрослеют.
Ближе к земле ощутимей стали мерные токи воздуха. Тело скользило в
струях; чуть теплей, чуть прохладней, немножко вверх, немножко вниз, как с
горки на горку, как с волны на волну. От удовольствия мальчик зажмурился.
Даже с закрытыми глазами он знал, над чем пролетает. Сухо и терпко
пахнет травой - луг на пригорке. Теперь чуточку колыхнет - низина.
Горячий, смолистый аромат с земли - он над сосновым бором. Донесся влажный
запах мокрой тины - берег озера. Душистая струя цветущего шиповника...
А ну-ка! В мальчике точно распрямилась пружина. Открыв глаза и вытянув
вперед руки, он ринулся наискось и вниз, вниз, тараня близящуюся стену
деревьев. Вокруг все мчалось и сливалось. Он был ракетой, он летел в
атаку, впереди была сельва чужой планеты, там насмерть бились его друзья,
и он, жертвуя собой...
Та же мягкая и властная рука подхватила его вблизи от сомкнутых стволов
и подняла над лесом. Как всегда... Было обидно, что его лишали воли, но
всякий раз, когда, замирая от сладкого ужаса, он пробовал вот так
врезаться в преграду, спасительное вмешательство автомата доставляло ему
невольное облегчение. Потому что, кроме азарта и упоения, все-таки был и
страх, совсем капельный, но все же страх, что автомат не убережет. Но он
уберегал всегда, иначе и быть не могло.
Мальчик перевел дыхание. Вершины частого ельника, над которым он плыл,
порой открывали внизу темные провалы со скатами мохнатых ветвей; оттуда
тянуло сырым грибным запахом. Можно было, конечно, нырнуть и спокойно
исследовать такую пещеру, но нет, энергия требовала другой разрядки.
Он круто взмыл вверх и кувыркался, переворачивался, вертелся, пока все
зеленое, голубое, солнечное не закружилось в глазах обезумевшим колесом.
Тогда он лег на спину.
Мало-помалу мир встал на место. Теперь в нем была тишина и покой.
Ослепительная белизна редких кучевых облаков тоже манила, но это было
совсем не то. Внутри облаков промозгло, зябко и скучно. Облака годятся
разве что для шумной игры в прятки, когда под тобой столько белоснежных,
соблазнительных издали гротов, невесомых арок, причудливых мостов, но все
это зыбко, изменчиво, и нужен точный расчет, чтобы туманное укрытие вдруг
не растаяло в самый неподходящий момент. Да, играть там в прятки - это
здорово! И еще отыскивать радуги. Радуг там, конечно, много, но надо найти
великолепную, такую, чтобы все признали, - лучше нет.
А ведь он когда-то боялся летать. Судорожно хватался в воздухе за
отцовскую руку. Смешно! Глупый он был тогда. И год назад, если вспомнить,
тоже был еще глупый - мечтал пролететь сквозь радугу. Теперь-то он
понимает, что такое радуга. "Каждый охотник желает знать, где сидит
фазан". Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый
спектр, а все вместе - белый свет! Ну еще там ультрафиолетовый,
инфракрасный... Очень даже все просто.
Прежняя поза ему надоела, он повернулся на бок. Так он лежал некоторое
время между небом и землей, пока не захотелось новых действий.
Тут он увидел парящую вдали птицу. Птица в воздухе что кузнечики на
лугу; он давно уже, как подрос, не обращал на них особого внимания, разве
что, притаившись за опушкой, с криком врывался в стаю горластых ворон.
Поступок, за которым дома следовало внеурочное мытье (вороны пачкались
очень метко), сопровождаемое огорченными попреками: "Ведь говорили же тебе
- не беспокой птиц; тебя бы вот так кто-нибудь напугал, каково?" Взрослые
любят все усложнять, и если всегда их слушать, то и пальцем не шевельнешь.
Они вот никогда не врываются в вороньи стаи и, не знают, какая это потеха.
И еще неизвестно, кто тут кого должен бояться, - дружная стая разозленных
ворон и поцарапать может... Тут ему видней, потому что в детстве ни папа,
ни мама не летали по воздуху - антигравитаторов тогда не было. Даже
представить трудно, как это они без них обходились.
Одинокая птица не представляла особого интереса, но, приглядевшись,
мальчик внезапно насторожился. Уж слишком величественно парила птица!
Такой размах крыльев мог быть только... Ну конечно же, это орел! Орел!
Уиу-у! Тело мальчика ввинтилось в ставший упругим воздух. Расстояние до
орла сокращалось, но тот все так же лениво парил, нисколько не шевеля
крылом. Орел был могуч и, видимо, стар; его царственный вид взбудоражил
мальчика. Среди перьев хвоста виднелось несколько белых, и у мальчика даже
слюнки потекли при мысли, что трофеем охоты может стать НАСТОЯЩЕЕ ОРЛИНОЕ
перо. У всех ребят для игры в индейцев перья синтетические, а у него будет
добытое им самим настоящее!
Крылья орла наконец дрогнули. Он уже не парил, а летел прочь от
преследователя. Но и удирал он как-то надменно-снисходительно.
Мальчик не думал об опасности, об изогнутом крепком клюве и острых
когтях, которым он мог противопоставить лишь скорость своего "Икара". До
сих пор орел был символом, персонажем мультфильма, иллюстрацией в книге, а
тут он был живой, настоящий и, как подобает орлу, царственный. Такую
добычу нельзя было упустить.
Ветер стал тугим, воздух обтекал, как вода, из глаз потекли слезы, но
на шлеме были очки, и мальчик поспешно опустил их. Однако - вот беда! -
расстояние почти не сокращалось.
БЫСТРЕЕ!
Греющая, если холодно, термоодежда плотно облегала тело, но ветер уже и
ее вспарывал, выдувая тепло. Руки коченели, но кто обращает внимание на
такие мелочи, когда идет охота?
Крылья орла мерно и сильно били воздух. Но расстояние сокращалось!
Лицо жгло, ветер ревел в ушах, дыхание закладывало. Только бы достать!
Орел казался мощным автоматом, так ровен, быстр и бесстрастен был его
полет.
И все-таки мальчик нагонял его.
Теряя величие, а заодно и сходство с машиной, орел метнулся в сторону,
вниз... (Мальчик повторил маневр, не потеряв ни миллиметра.)
Соревнование шло не на равных, потому что орел тратил свои силы, а
мальчик нет. Но мальчику, чье тело превозмогало давящую нагрузку воздуха,
казалось, что это он сам летит, сам борется и сам побеждает. Вот уж
преследование так преследование!
Еще немного расстояния выиграно, еще немного...
Орел вдруг круто нырнул, и несколько сантиметров оказались потерянными,
потому что длинное тело мальчика не смогло описать столь же крутую дугу.
Уходит, уходит же!..
Но нет, мощь аппарата превозмогла силу орла. Хвоста уже можно было
коснуться пальцами... Но окоченевшие, сжатые в кулак пальцы плохо
повиновались мальчику. Он чуть не заревел от разочарования, потянулся так,
что в глазах потемнело. И кончик заветного пера очутился в негнущихся
пальцах...
Что-то непонятное произошло, едва он дернул перо. Тело орла странно
перекосилось, смялось в нелепый комок и пронеслось над ногами мальчика.
Он лихорадочно затормозил, не понимая, отчего орел падает, отчего
крутится его тело и под нелепым углом встает то одно крыло, то другое.
Тишина смолкшего ветра оглушила. Ставшее каким-то мохнатым, тело орла
продолжало падать, то планируя, то резко проваливаясь. Ничего не понимая,
мальчик ринулся вслед за уходящей добычей.
Но орел упал раньше. Машинально приняв позу посадки - ноги полусогнуты,
руки прижаты, - мальчик спустился неподалеку. Ослабевшие мускулы плохо
смягчили толчок, он завалился на спину, но тотчас вскочил и в смятении
кинулся к орлу.
Одно орлиное крыло лежало великолепно распластанным, другое
неестественно топорщилось, как сломанное. Не было в орле уже ничего
царственного, ничего от бесстрастия могучего воздушного автомата, ничего
от загнанного, но даже в панике величавого существа. Был смятый, неопрятно
взъерошенный труп. Полузатянутый белком глаз мутно смотрел в небо.
Мальчик, еще не веря, что орел мертв, с усилием глотнул воздух.
Ведь он не хотел ничего такого. Как же так? Вот это, то, что он видит,
и есть смерть? Настолько хрупка жизнь - и его, значит, тоже? Но это же
несправедливо, несправедливо!!!
Мальчик едва сдержал крик и оглянулся, как бы ища поддержки. Зеленела
на ярком солнце трава, в воздухе реяли бабочки, и была во всем этом такая
пустота, такая неумолимость нового, открывшегося ему порядка, что мальчик
похолодел от ужаса.
Потом все облегчили слезы, которые он пытался сдержать и не мог, они
мучительно текли, заволакивая мир. Он хотел бежать, немедленно бежать к
маме, папе, любому человеку, лишь бы не оставаться в одиночестве. Но
что-то удержало его на месте.
Он знал причину. На ближнем пригорке в обрыве золотился песок, там
можно было вырыть могилу. Он пошел туда, вытирая слезы.
И тут он заметил, что до сих пор сжимает в руке перо. Он разжал кулак.
На ладони лежало измызганное, серое от пыли перо, которое там, в вышине,
казалось ему таким желанным и белым.
Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:13:45 GMT