имъ обмeниваемся подходящими къ данному случаю междометiями. -- Такъ, -- заканчиваетъ Батюшковъ свои междометiя, -- словомъ, {296} какъ говорится, всe дороги ведутъ въ Римъ. Но, главное, сколько? -- Восемь. -- Статьи? -- 58-6 и такъ далeе. -- И давно вы здeсь? Разсказываю. -- Ну, ужъ это вы, И. Л., извините, это просто свинство. Если вамъ самому доставляетъ удовольствiе чистить уборныя -- ваше дeло. Но вeдь вы съ сыномъ? Неужели вы думали, что въ Россiи есть спортивная организацiя, въ которой васъ не знаютъ? Въ мiрe есть солидарность классовая, рацiональная, ну, я не знаю, какая еще, но превыше спортивной солидарности -- нeтъ ничего. Мы бы васъ въ два счета приспособили бы. -- Вы, Ф. Н., не суйтесь, -- сказалъ начальникъ учебной части. -- Мы уже обо всемъ договорились. -- Ну, вы договорились, а я поговорить хочу... Эхъ, и заживемъ мы тутъ съ вами. Будемъ, во-первыхъ, -- Батюшковъ загнулъ палецъ, -- играть въ теннисъ, во вторыхъ, купаться, въ третьихъ, пить водку, въ четвертыхъ... въ четвертыхъ, кажется, ничего... -- Послушайте, Батюшковъ, -- оффицiальнымъ тономъ прервалъ его начальникъ учебной части, -- что вы себe, въ самомъ дeлe позволяете, вeдь работа же есть. -- Ахъ, плюньте вы на это къ чортовой матери, Яковъ Самойловичъ, кому вы это будете разсказывать? Ивану Лукьяновичу? Онъ на своемъ вeку сто тысячъ всякихъ спортивныхъ организацiй ревизовалъ. Что, онъ не знаетъ? Еще не хватало, чтобы мы другъ передъ другомъ дурака валять начали. Видъ, конечно, нужно дeлать... -- Ну, да, вы понимаете, -- нeсколько забезпокоился начальникъ учебной части, -- понимаете, намъ нужно показать классъ работы. -- Ну, само собой разумeется. Дeлать видъ -- это единственное, что мы должны будемъ дeлать. Вы ужъ будьте спокойны, Я. С. -- И. Л. тутъ такой видъ разведетъ, что вы прямо въ члены ЦК партiи попадете. Верхомъ eздите? Нeтъ? Ну, такъ я васъ научу, будемъ вмeстe прогулки дeлать... Вы, И. Л., конечно, можетъ быть, не знаете, а можетъ быть, и знаете, что прiятно увидeть человeка, который за спортъ дрался всерьезъ... Мы же, низовые работники, понимали, что кто -- кто, а ужъ Солоневичъ работалъ за спортъ всерьезъ, по совeсти. Это не то, что Медоваръ. Медоваръ просто спекулируетъ на спортe. Почему онъ спекулируетъ на спортe, а не съ презервативами -- понять не могу... -- Послушайте, Батюшковъ, -- сказалъ Медоваръ, -- идите вы ко всeмъ чертямъ, очень ужъ много вы себe позволяете. -- А вы не орите, Яковъ Самойловичъ я вeдь васъ знаю, вы просто милeйшей души человeкъ. Вы сдeлали ошибку, что родились передъ революцiей и Медоваромъ, а не тысячу лeтъ тому назадъ и не багдадскимъ воромъ... -- Тьфу, -- плюнулъ Медоваръ, -- развe съ нимъ можно {297} говорить? Вы же видите, у насъ серьезный разговоръ, а эта пьяная рожа... -- Я абсолютно трезвъ. И вчера, къ сожалeнiю, былъ абсолютно трезвъ. -- На какiя же деньги вы пьянствуете? -- удивился я. -- Вотъ на тe же самыя, на которыя будете пьянствовать и вы. Великая тайна лагернаго блата. Не будете? Это оставьте, обязательно будете. Въ общемъ черезъ мeсяцъ вы будете ругать себя за то, что не сeли въ лагерь на пять лeтъ раньше, что были дуракомъ, трепали нервы въ Москвe и все такое. Увeряю васъ, самое спокойное мeсто въ СССР -- это медгорское "Динамо". Не вeрите? Ну, поживете, увидите... СУДЬБА ПОВОРАЧИВАЕТСЯ ЛИЦОМЪ КЪ ДЕРЕВНE Изъ "Динамо" я шелъ въ весьма путаномъ настроенiи духа. Впослeдствiи я убeдился въ томъ, что въ "Динамо" ББК ОГПУ, среди заваленныхъ трупами болотъ, девятнадцатыхъ кварталовъ и безпризорныхъ колонiй, можно было дeйствительно вести, такъ сказать, курортный образъ жизни -- но въ тотъ моментъ я этого еще не зналъ. Юра, выслушавъ мой докладъ, сказалъ мнe поучительно и весело: ну, вотъ, видишь, а ты не хотeлъ идти, я вeдь тебe говорю, что когда очень туго -- долженъ появиться Шпигель... -- Да, оно, конечно, повезло... И, главное, во время. Хотя... Если бы опасность со стороны начальника лагпункта обрисовалась нeсколько раньше -- я бы и раньше пошелъ въ "Динамо: въ данномъ положенiи идти больше было некуда. А почему бы "Динамо" могло бы не взять меня на работу? На другой день мы съ Медоваромъ пошли въ третiй отдeлъ "оформлять" мое назначенiе. "А, это пустяки, -- говорилъ Медоваръ, -- одна формальность. Гольманъ, нашъ секретарь, подпишетъ -- и все въ шляпe"... -- Какой Гольманъ? Изъ высшаго совeта физкультуры? -- Ну, да. Какой же еще? Розовыя перспективы стали блекнуть. Гольманъ былъ однимъ изъ тeхъ активистовъ, которые дeлали карьеру на политизацiи физкультуры, я былъ однимъ изъ немногихъ, кто съ этой политизацiей боролся, и единственный, который изъ этой борьбы выскочилъ цeликомъ. Гольманъ же, послe одной изъ моихъ перепалокъ съ нимъ, спросилъ кого-то изъ присутствующихъ: -- Какой это Солоневичъ? Тотъ, что въ Соловкахъ сидeлъ? -- Нeтъ, это братъ его сидeлъ. -- Ага... Такъ передайте ему, что онъ тоже сядетъ. Мнe, конечно, передали. Гольманъ, увы, оказался пророкомъ. Не знаю, примиритъ ли его эти ощущенiе съ проектомъ моей работы въ Динамо. Однако, Гольманъ встрeтилъ меня весьма корректно, даже нeсколько церемонно. Долго и въeдчиво разспрашивалъ, за что я, собственно, сeлъ, и потомъ сказалъ, что онъ противъ моего назначенiя ничего не имeетъ, но что онъ надeется на мою безусловную лояльность: {298} -- Вы понимаете, мы вамъ оказываемъ исключительное довeрiе, и если вы его не оправдаете... Это было ясно и безъ его намековъ, хотя никакого "довeрiя", а тeмъ паче исключительнаго, Гольманъ мнe не оказывалъ. -- Приказъ по линiи "Динамо" подпишу я. А по лагерной линiи Медоваръ получитъ бумажку отъ Радецкаго о вашемъ переводe и устройствe. Ну, пока... Я пошелъ въ "Динамо" поговорить съ Батюшковымъ: какъ дошелъ онъ до жизни такой. Ходъ оказался очень простымъ, съ тeмъ только осложненiемъ, что по поводу этой политизацiи Батюшковъ получилъ не пять лeтъ, какъ остальные, а десять лeтъ, какъ бывшiй офицеръ. Пять лeтъ онъ уже отсидeлъ, часть изъ нихъ на Соловкахъ. Жизнь его оказалась не столь уже курортной, какъ онъ описывалъ: на волe осталась жена съ ребенкомъ... Черезъ часа два съ разстроеннымъ видомъ пришелъ Медоваръ. -- Эхъ, ничего съ вашимъ назначенiемъ не вышло. Стопроцентный провалъ. Вотъ чортъ бы его подралъ... Стало очень безпокойно. Въ чемъ дeло?... -- А я знаю? Тамъ, въ третьемъ отдeлe, оказывается, на васъ какое-то дeло лежитъ. Какiя-то тамъ бумаги вы въ подпорожскомъ отдeленiи украли. Я говорю Гольману, вы же должны понимать, зачeмъ Солоневичу какiя-то тамъ бумаги красть, развe онъ такой человeкъ... Гольманъ говоритъ, что онъ знать ничего не знаетъ... Разъ Солоневичъ такими дeлами и въ лагерe занимается... Я соображаю, что это тотъ самый Стародубцевскiй доносъ, который я считалъ давно ликвидированнымъ. Я пошелъ къ Гольману. Гольманъ отнесся ко мнe по прежнему корректно, но весьма сухо. Я повторилъ свой старый доводъ: если бы я сталъ красть бумаги съ цeлью, такъ сказать, саботажа, я укралъ бы какiя угодно, но только не тe, по которымъ семьдесятъ человeкъ должны были освобождаться. Гольманъ пожалъ плечами: -- Мы не можемъ вдаваться въ психологическiя изысканiя. Дeло имeется, и вопросъ полностью исчерпанъ. Я рeшаю ухватиться за послeднюю соломинку, за Якименко -- ненадежная соломинка, но чeмъ я рискую? -- Начальникъ УРО, тов. Якименко, вполнe въ курсe этого дeла. По его приказу это дeло въ подпорожскомъ отдeленiи было прекращено. -- А вы откуда это знаете? -- Да онъ самъ мнe сказалъ. -- Ахъ, такъ? Ну, посмотримъ, -- Гольманъ снялъ телефонную трубку. -- Кабинетъ начальника УРО. Тов. Якименко? Говоритъ начальникъ оперативной группы Гольманъ... Здeсь у насъ въ производствe имeется дeло по обвиненiю нeкоего Солоневича въ кражe документовъ подпорожскаго УРЧ... Ага? Такъ, такъ... Ну, хорошо. Пустимъ на прекращенiе. Да, здeсь. Здeсь, у меня въ кабинетe, -- Гольманъ протягиваетъ мнe трубку. {299} -- Вы, оказывается, здeсь, -- слышу голосъ Якименки. -- А сынъ вашъ? Великолeпно! Гдe работаете? Я сказалъ, что вотъ собираюсь устраиваться по старой спецiальности -- по спорту... -- Ага, ну, желаю вамъ успeха. Если что-нибудь будетъ нужно -- обращайтесь ко мнe. И тонъ, и предложенiя Якименки оставляютъ во мнe недоумeнiе. Я такъ былъ увeренъ, что Якименки знаетъ всю исторiю съ бамовскими списками и что мнe было бы лучше ему и на глаза не показываться -- и вотъ... -- Значитъ, вопросъ урегулированъ. Очень радъ. Я знаю, что вы можете работать, если захотите. Но, тов. Солоневичъ, никакихъ пренiй! Абсолютная дисциплина! -- Мнe сейчасъ не до пренiй. -- Давно бы такъ -- не сидeли бы здeсь. Сейчасъ я занесу Радецкому для подписи бумажку насчетъ васъ. Посидите въ прiемной, подождите... ...Я сижу въ прiемной. Здeсь -- центръ ББКовскаго ГПУ. Изъ кабинетовъ выходятъ и входятъ какiя-то личности пинкертоновскаго типа... Тащатъ какихъ-то арестованныхъ. Рядомъ со мною, подъ охраной двухъ оперативниковъ, сидитъ какой-то старикъ, судя по внeшнему виду -- священникъ. Онъ прямо, не мигая, смотритъ куда-то вдаль, за стeнки третьяго отдeла, и какъ будто подсчитываетъ оставшiеся ему дни его земной жизни... Напротивъ -- какой-то неопредeленнаго вида парень съ лицомъ изможденнымъ до полнаго сходства съ лицомъ скелета... Какая-то женщина беззвучно плачетъ, уткнувшись лицомъ въ свои колeни... Это, видимо, люди, ждущiе разстрeла, -- мелкоту сюда не вызываютъ... Меня охватываетъ чувство какого-то гнуснаго, липкаго отвращенiя -- въ томъ числe и къ самому себe: почему я здeсь сижу не въ качествe арестованнаго, хотя и я вeдь заключенный... Нeтъ, нужно выкарабкиваться и бeжать, бeжать, бeжать... Приходитъ Гольманъ съ бумажкой въ рукe. -- Вотъ это -- для перевода васъ на первый лагпунктъ и прочее, подписано Радецкимъ... -- Гольманъ недоумeнно и какъ будто чуть чуть недовольно пожимаетъ плечами... -- Радецкiй вызываетъ васъ къ себe съ сыномъ... Какъ будто онъ васъ знаетъ... Завтра въ девять утра... О Радецкомъ я не знаю рeшительно ничего, кромe того, что онъ, такъ сказать, Дзержинскiй или Ягода -- въ карельскомъ и ББКовскомъ масштабe. Какого чорта ему отъ меня нужно? Да еще и съ Юрой? Опять въ голову лeзутъ десятки безпокойныхъ вопросовъ... ПРОЩАНЬЕ СЪ НАЧАЛЬНИКОМЪ ТРЕТЬЯГО ЛАГПУНКТА Вечеромъ ко мнe подходитъ начальникъ колонны: -- Солоневичъ старшiй, къ начальнику лагпункта. Видъ у начальника колонны мрачно-угрожающiй: вотъ теперь-то ты насчетъ загибовъ не поговоришь... Начальникъ {300} лагпункта смотритъ совсeмъ уже -- правда, этакимъ низовымъ, "волостного масштаба" -- инквизиторомъ. -- Ну-съ, гражданинъ Солоневичъ, -- начинаетъ онъ леденящимъ душу тономъ, -- потрудитесь-ка вы разъяснить намъ всю эту хрeновину. На столe у него -- цeлая кипа моихъ пресловутыхъ требованiй... А у меня въ карманe -- бумажка за подписью Радецкаго. -- Загибчики все разъяснялъ, -- хихикаетъ начальникъ колонны. У обоихъ -- удовлетворенно сладострастный видъ: вотъ, дескать, поймали интеллигента, вотъ мы его сейчасъ... Во мнe подымается острая рeжущая злоба, злоба на всю эту стародубцевскую сволочь. Ахъ, такъ думаете, что поймали? Ну, мы еще посмотримъ, кто -- кого. -- Какую хрeновину? -- спрашиваю я спокойнымъ тономъ. -- Ахъ, это? Съ требованiями?... Это меня никакъ не интересуетъ. -- Что вы тутъ мнe дурака валяете, -- вдругъ заоралъ начальникъ колонны. -- Я васъ, мать вашу... Я протягиваю къ лицу начальника колонны лагпункта свой кулакъ: -- А вы это видали? Я вамъ такой матъ покажу, что вы и на Лeсной Рeчкe не очухаетесь. По тупой рожe начальника, какъ тeни по экрану, мелькаетъ ощущенiе, что если нeкто поднесъ ему кулакъ къ носу, значитъ, у этого нeкто есть какiя-то основанiя не бояться, мелькаетъ ярость, оскорбленное самолюбiе и -- многое мелькаетъ: совершенно то же, что въ свое время мелькало на лицe Стародубцева. -- Я вообще съ вами разговаривать не желаю, -- отрeзываю я. -- Будьте добры заготовить мнe на завтра препроводительную бумажку на первый лагпунктъ. Я протягиваю начальнику лагпункта бумажку, на которой надъ жирнымъ краснымъ росчеркомъ Радецкаго значится: "Такого-то и такого-то немедленно откомандировать въ непосредственное распоряженiе третьяго отдeла. Начальнику перваго лагпункта предписывается обезпечить указанныхъ"... Начальнику перваго лагпункта предписывается, а у начальника третьяго лагпункта глаза на лобъ лeзутъ. "Въ непосредственное распоряженiе третьяго отдeла!" Значитъ -- какой-то временно опальный и крупной марки чекистъ. И сидeлъ-то онъ не иначе, какъ съ какимъ-нибудь "совершенно секретнымъ предписанiемъ"... Сидeлъ, высматривалъ, вынюхивалъ... Начальникъ лагпункта вытираетъ ладонью вспотeвшiй лобъ... Голосъ у него прерывается... -- Вы ужъ, товарищъ, извините, сами знаете, служба... Всякiе тутъ люди бываютъ... Стараешься изо всeхъ силъ ... Ну, конечно, и ошибки бываютъ... Я вамъ, конечно, сейчасъ же... Подводочку вамъ снарядимъ -- не нести же вамъ вещички на спинe... Вы ужъ, пожалуйста, извините. Если бы у начальника третьяго лагпункта былъ хвостъ -- {301} онъ бы вилялъ хвостомъ. Но хвоста у него нeтъ. Есть только безпредeльное лакейство, созданное атмосферой безпредeльнаго рабства... -- Завтра утречкомъ все будетъ готово, вы ужъ не безпокойтесь... Ужъ, знаете, такъ вышло, вы ужъ извините... Я, конечно, извиняю и ухожу. Начальникъ колонны забeгаетъ впередъ и открываетъ передо мной двери... Въ баракe Юра меня спрашиваетъ, отчего у меня руки дрожать... Нeтъ, нельзя жить, нельзя здeсь жить, нельзя здeсь жить... Можно сгорeть въ этой атмосферe непрерывно сдавливаемыхъ ощущенiй ненависти, отвращенiя и безпомощности... Нельзя жить! Господи, когда же я смогу, наконецъ, жить не здeсь?.. АУДIЕНЦIЯ На утро намъ, дeйствительно, дали подводу до Медгоры. Начальникъ лагпункта подобострастно крутился около насъ. Моя давешняя злоба уже поутихла, и я видалъ, что начальникъ лагпункта -- просто забитый и загнанный человeкъ, конечно, воръ, конечно, сволочь, но въ общемъ, примeрно, такая же жертва системы всеобщаго рабства, какъ и я. Мнe стало неловко за свою вчерашнюю вспышку, за грубость, за кулакъ, поднесенный къ носу начальника. Сейчасъ онъ помогалъ намъ укладывать наше нищее борохло на подводу и еще разъ извинился за вчерашнiй матъ. Я отвeтилъ тоже извиненiемъ за свой кулакъ. Мы разстались вполнe дружески и такъ же дружески встрeчались впослeдствiи. Что-жъ, каждый въ этомъ кабакe выкручивается, какъ можетъ. Чтобы я самъ сталъ дeлать, если бы у меня не было моихъ нынeшнихъ данныхъ выкручиваться? Была бы возможна и такая альтернатива: или въ "активъ", или на Лeсную Рeчку. Въ теорiи эта альтернатива рeшается весьма просто... На практикe -- это сложнeе... На первомъ лагпунктe насъ помeстили въ одинъ изъ наиболeе привиллегированныхъ бараковъ, населенный исключительно управленческими служащими, преимущественно желeзнодорожниками и водниками. "Урокъ" здeсь не было вовсе. Баракъ былъ сдeланъ "въ вагонку", т.е. нары были не сплошныя, а съ проходами, какъ скамьи въ вагонахъ третьяго класса. Мы забрались на второй этажъ, положили свои вещи и съ тревожнымъ недоумeнiемъ въ душe пошли на аудiенцiю къ тов. Радецкому. Радецкiй принялъ насъ точно въ назначенный часъ. Пропускъ для входа въ третiй отдeлъ былъ уже заготовленъ. Гольманъ вышелъ посмотрeть, мы ли идемъ по этому пропуску или не мы. Удостовeрившись въ нашихъ личностяхъ, онъ провелъ насъ въ кабинетъ Радецкаго -- огромную комнату, стeны которой были увeшаны портретами вождей и географическими картами края. Я съ вожделeнiемъ въ сердцe своемъ посмотрeлъ на эти карты. Крупный и грузный человeкъ лeтъ сорока пяти встрeчаетъ насъ дружественно и чуть-чуть насмeшливо: хотeлъ-де возобновить наше знакомство, не помните? Я не помню и проклинаю свою зрительную память. Правда, {302} столько тысячъ народу промелькнуло передъ глазами за эти годы. У Радецкаго полное, чисто выбритое, очень интеллигентное лицо, спокойныя и корректныя манеры партiйнаго вельможи, разговаривающаго съ безпартiйнымъ спецомъ: партiйныя вельможи всегда разговариваютъ съ изысканной корректностью. Но все-таки -- не помню! -- А это вашъ сынъ? Тоже спортсменъ? Ну, будемте знакомы, молодой человeкъ. Что-жъ это вы вашу карьеру такъ нехорошо начинаете, прямо съ лагеря! Ай-ай-ай, нехорошо, нехорошо... -- Такая ужъ судьба, -- улыбается Юра. -- Ну, ничего, ничего, не унывайте, юноша... Все образуется... Знаете, откуда это? -- Знаю. -- Ну, откуда? -- Изъ Толстого... -- Хорошо, хорошо, молодцомъ... Ну, усаживайтесь. Чего-чего, а ужъ такой встрeчи я никакъ не ожидалъ. Что это? Какой-то подвохъ? Или просто комедiя? Этакiе отцовскаго стиля разговоры въ кабинетe, въ которомъ каждый день подписываются смертные приговоры, подписываются, вeроятно, десятками. Чувствую отвращенье и нeкоторую растерянность. -- Такъ не помните, -- оборачивается Радецкiй ко мнe. -- Ладно, я вамъ помогу. Кажется, въ двадцать восьмомъ году вы строили спортивный паркъ въ Ростовe и по этому поводу ругались съ кeмъ было надо и съ кeмъ было не надо, въ томъ числe и со мною. -- Вспомнилъ! Вы были секретаремъ сeверо-кавказскаго крайисполкома. -- Совершенно вeрно, -- удовлетворенно киваетъ головой Радецкiй. -- И, слeдовательно, предсeдателемъ совeта физкультуры10. Паркъ этотъ, нужно отдать вамъ справедливость, вы спланировали великолeпно, такъ что ругались вы не совсeмъ зря... Кстати, паркъ-то этотъ мы забрали себe: "Динамо" все-таки лучшiй хозяинъ, чeмъ союзъ совторгслужащихъ... Радецкiй испытающе и иронически смотритъ ъ на меня: расчитывалъ ли я въ то время, что я строю паркъ для чекистовъ? Я не расчитывалъ. "Спортивные парки" -- ростовскiй и харьковскiй -- были моимъ изобрeтенiемъ и, такъ сказать, апофеозомъ моей спортивной дeятельности. Я старался сильно и рисковалъ многимъ. И старался, и рисковалъ, оказывается, для чекистовъ. Обидно... Но этой обиды показывать нельзя. -- Ну, что-жъ, -- пожимаю я плечами, -- вопросъ не въ хозяинe. Вы, я думаю, пускаете въ этотъ паркъ всeхъ трудящихся. При словe "трудящихся" Радецкiй иронически приподымаетъ брови. 10 Секретарь краевого исполкома является по должности въ то же время и предсeдателемъ краевого совeта физкультуры. -- Ну, это -- какъ сказать. Иныхъ пускаемъ, иныхъ и нeтъ. Во всякомъ случаe, ваша идея оказалась технически правильной... {303} Берите папиросу... А вы, молодой человeкъ? Не курите? И водки не пьете? Очень хорошо, великолeпно, совсeмъ образцовый спортсменъ... А только вы, cum bonus pater familias, все-таки поприсмотрите за вашимъ наслeдникомъ, какъ бы въ "Динамо" его не споили, тамъ сидятъ великiе спецiалисты по этой части. Я выразилъ нeкоторое сомнeнiе. -- Нeтъ, ужъ вы мнe повeрьте. Въ нашу спецiальность входитъ все знать. И то, что нужно сейчасъ, и то, что можетъ пригодиться впослeдствiи... Такъ, напримeръ, вашу бiографiю мы знаемъ съ совершенной точностью... -- Само собою разумeется... Если я въ теченiе десяти лeтъ и писалъ, и выступалъ подъ своей фамилiей... -- Вотъ -- и хорошо дeлали. Вы показали намъ, что ведете открытую игру. А съ нашей точки зрeнiя -- быль молодцу не въ укоръ... Я поддакивающе киваю головой. Я велъ не очень ужъ открытую игру, о многихъ деталяхъ моей бiографiи ГПУ и понятiя не имeло; за "быль" "молодцовъ" разстрeливали безъ никакихъ, но опровергать Радецкаго было бы ужъ совсeмъ излишней роскошью: пусть пребываетъ въ своемъ вeдомственномъ самоутeшенiи. Легенду о всевидящемъ окe ГПУ пускаетъ весьма широко и съ заранeе обдуманнымъ намeренiемъ запугать обывателя. Я къ этой легендe отношусь весьма скептически, а въ томъ, что Радецкiй о моей бiографiи имeетъ весьма отдаленное представленiе, я увeренъ вполнe. Но зачeмъ спорить?.. -- Итакъ, перейдемте къ дeловой части нашего совeщанiя. Вы, конечно, понимаете, что мы приглашаемъ васъ въ "Динамо" не изъ-за вашихъ прекрасныхъ глазъ (я киваю головой). Мы знаемъ васъ, какъ крупнаго, всесоюзнаго масштаба, работника по физкультурe и блестящаго организатора (я скромно опускаю очи). Работниковъ такого масштаба у насъ въ ББК нeтъ. Медоваръ -- вообще не спецiалистъ, Батюшковъ -- только инструкторъ... Слeдовательно, предоставлять вамъ возможность чистить дворы или пилить дрова -- у насъ нeтъ никакого расчета. Мы используемъ васъ по вашей прямой спецiальности... Я не хочу спрашивать, за что васъ сюда посадили, -- я узнаю это и безъ васъ, и точнeе, чeмъ вы сами знаете. Но меня въ данный моментъ это не интересуетъ. Мы ставимъ передъ вами задачу: создать образцовое динамовское отдeленiе... Ну, вотъ, скажемъ, осенью будутъ разыгрываться первенства сeверо-западной области, динамовскiя первенства... Можете ли вы такую команду сколотить, чтобы ленинградскому отдeленiю перо вставить? А? А ну-ка, покажите классъ. Тайна аудiенцiи разъясняется сразу. Для любого заводского комитета и для любого отдeленiя "Динамо" спортивная побeда -- это вопросъ самолюбiя, моды, азарта -- чего хотите. Заводы переманиваютъ къ себe форвардовъ, а "Динамо" скупаетъ чемпiоновъ. Для заводского комитета заводское производство -- это непрiятная, но неизбeжная проза жизни, футбольная же команда -- это предметъ гордости, объектъ нeжнаго ухода, поэтическая полоска на сeромъ фонe жизни... Такъ приблизительно баринъ {304} начала прошлаго вeка въ свою псарню вкладывалъ гораздо больше эмоцiй, чeмъ въ урожайность своихъ полей; хорошая борзая стоила гораздо дороже самаго работящаго мужика, а квалифицированный псарь шелъ, вeроятно, совсeмъ на вeсъ золота. Вотъ на амплуа этого квалифицированнаго псаря попадаю и я. "Вставить перо" Ленинграду Радецкому очень хочется. Для такого торжества онъ, конечно, закроетъ глаза на любыя мои статьи... -- Тов. Радецкiй, я все-таки хочу по честному предупредить васъ -- непосильныхъ вещей я вамъ обeщать не могу... -- Почему непосильныхъ? -- Какимъ образомъ Медгора съ ея 15.000 населенiя можетъ конкурировать съ Ленинградомъ? -- Ахъ, вы объ этомъ? Медгора здeсь не причемъ. Мы вовсе не собираемся использовать васъ въ масштабe Медгоры. Вы у насъ будете работать въ масштабe ББК. Объeдете всe отдeленiя, подберете людей... Выборъ у васъ будетъ, выборъ изъ приблизительно трехсотъ тысячъ людей... Трехсотъ тысячъ! Я въ Подпорожьи пытался подсчитать "населенiе" ББК, и у меня выходило гораздо меньше... Неужели же триста тысячъ? О, Господи... Но подобрать команду, конечно, можно будетъ... Сколько здeсь однихъ инструкторовъ сидитъ? -- Такъ вотъ -- начните съ Медгорскаго отдeленiя. Осмотрите всe лагпункты, подберите команды... Если у васъ выйдутъ какiя-нибудь дeловыя недоразумeнiя съ Медоваромъ или Гольманомъ -- обращайтесь прямо ко мнe. -- Меня тов. Гольманъ предупреждалъ, чтобы я работалъ "безъ пренiй". -- Здeсь хозяинъ не Гольманъ, а я. Да, я знаю, у васъ съ Гольманомъ были въ Москвe не очень блестящiя отношенiя, оттого онъ... Я понимаю, портить дальше эти отношенiя вамъ нeтъ смысла... Если возникнуть какiя-нибудь недоразумeнiя -- вы обращайтесь ко мнe, такъ сказать, заднимъ ходомъ... Мы это обсудимъ, и Гольманъ съ Медоваромъ будутъ имeть мои приказанiя, и вы здeсь будете не причемъ... Да, что касается вашихъ бытовыхъ нуждъ -- мы ихъ обезпечимъ, мы заинтересованы въ томъ, чтобы вы работали, какъ слeдуетъ... Для вашего сына вы придумайте что-нибудь подходящее. Мы его пока тоже зачислимъ инструкторомъ... -- Я хотeлъ въ техникумъ поступить... -- Въ техникумъ? Ну что-жъ, валяйте въ техникумъ. Правда, съ вашими статьями васъ туда нельзя бы пускать, но я надeюсь, -- Радецкiй добродушно и иронически ухмыляется, -- надeюсь -- вы перекуетесь? -- Я ужъ, гражданинъ начальникъ, почти на половину перековался, -- подхватываетъ шутку Юра... -- Ну вотъ, осталось, значитъ, пустяки. Ну-съ, будемъ считать наше совeщанiе законченнымъ, а резолюцiю принятой единогласно. Кстати -- обращается Радецкiй ко мнe, -- вы, кажется, хорошiй игрокъ въ теннисъ? {305} -- Нeтъ, весьма посредственный. -- Позвольте, мнe Батюшковъ говорилъ, что вы вели цeлую кампанiю въ пользу, такъ сказать, реабилитацiи тенниса. Доказывали, что это вполнe пролетарскiй видъ спорта... Ну, словомъ, мы съ вами какъ-нибудь сразимся. Идетъ? Ну, пока... Желаю вамъ успeха... Мы вышли отъ Радецкаго. -- Нужно будетъ устроить еще одно засeданiе, -- сказалъ Юра, -- а то я ничегошеньки не понимаю... Мы завернули въ тотъ дворъ, на которомъ такъ еще недавно мы складывали доски, усeлись на нашемъ собственноручномъ сооруженiи, и я прочелъ Юрe маленькую лекцiю о спортe и о динамовскомъ спортивномъ честолюбiи. Юра не очень былъ въ курсe моихъ физкультурныхъ дeянiй, они оставили во мнe слишкомъ горькiй осадокъ. Сколько было вложено мозговъ, нервовъ и денегъ и, въ сущности, почти безрезультатно... Отъ тридцати двухъ водныхъ станцiй остались рожки да ножки, ибо тамъ распоряжались всe, кому не лeнь, а на спортивное самоуправленiе, даже въ чисто хозяйственныхъ дeлахъ, смотрeли, какъ на контръ-революцiю, спортивные парки попали въ руки ГПУ, а въ теннисъ, подъ который я такъ старательно подводилъ "идеологическую базу", играютъ Радецкiе и иже съ ними... И больше почти никого... Какой тамъ спортъ для "массы", когда массe, помимо всего прочаго, eсть нечего... Зря было ухлопано шесть лeтъ работы и риска, а о такихъ вещахъ не очень хочется разсказывать... Но, конечно, съ точки зрeнiя побeга мое новое амплуа даетъ такiя возможности, о какихъ я и мечтать не могъ... На другой же день я получилъ пропускъ, предоставлявшiй мнe право свободнаго передвиженiя на территорiи всего медгоровскаго отдeленiя, т.е. верстъ пятидесяти по меридiану и верстъ десяти къ западу и въ любое время дня и ночи. Это было великое прiобрeтенiе. Фактически оно давало мнe большую свободу передвиженiя, чeмъ та, какою пользовалось окрестное "вольное населенiе". Планы побeга стали становиться конкретными... ВЕЛИКIЙ КОМБИНАТОРЪ Въ "Динамо" было пусто. Только Батюшковъ со скучающимъ видомъ самъ съ собой игралъ на биллiардe. Мое появленiе нeсколько оживило его. -- Вотъ хорошо, партнеръ есть, хотите пирамидку? Я пирамидки не хотeлъ, было не до того. -- Въ пирамидку мы какъ-нибудь потомъ, а вотъ вы мнe пока скажите, кто собственно такой этотъ Медоваръ? Батюшковъ усeлся на край биллiарда. -- Медоваръ по основной профессiи -- одесситъ. Это опредeленiе меня не удовлетворяло. -- Видите ли, -- пояснилъ Батюшковъ, -- одесситъ -- это человeкъ, который живетъ съ воздуха. Ничего толкомъ не знаетъ, за все берется и, представьте себe, кое-что у него выходитъ... {306} Въ Москвe онъ былъ какимъ-то спекулянтомъ, потомъ примазался къ "Динамо", eздилъ отъ нихъ представителемъ московскихъ командъ, знаете, такъ, чтобы выторговать и суточными обeды и все такое. Потомъ какъ-то пролeзъ въ партiю... Но жить съ нимъ можно, самъ живетъ и другимъ даетъ жить. Жуликъ, но очень порядочный человeкъ, -- довольно неожиданно закончилъ Батюшковъ. -- Откуда онъ меня знаетъ? -- Послушайте, И. Л., васъ же каждая спортивная собака знаетъ. Приблизительно въ три раза больше, чeмъ вы этого заслуживаете... Почему въ три раза? Вы выступали въ спортe и двое вашихъ братьевъ: кто тамъ разберетъ, который изъ нихъ Солоневичъ первый и который третiй. Кстати, а гдe вашъ среднiй братъ? Мой среднiй братъ погибъ въ армiи Врангеля, но объ этомъ говорить не слeдовало. Я сказалъ что-то подходящее къ данному случаю. Батюшковъ посмотрeлъ на меня понимающе. -- М-да, немного старыхъ спортсменовъ уцeлeло. Вотъ я думалъ, что уцeлeю, въ бeлыхъ армiяхъ не былъ, политикой не занимался, а вотъ сижу... А съ Медоваромъ вы споетесь, съ нимъ дeло можно имeть. Кстати, вотъ онъ и шествуетъ. Медоваръ, впрочемъ, не шествовалъ никогда, онъ леталъ. И сейчасъ, влетeвъ въ комнату, онъ сразу накинулся на меня съ вопросами: -- Ну, что у васъ съ Радецкимъ? Чего васъ Радецкiй вызывалъ? И откуда онъ васъ знаетъ? И что вы, Федоръ Николаевичъ, сидите, какъ ворона на этомъ паршивомъ биллiардe, когда работа же есть. Сегодня съ меня спрашиваютъ сводки мартовской работы "Динамо", такъ что я имъ дамъ, какъ вы думаете, что я имъ дамъ? -- Ничего я не думаю. Я и безъ думанья знаю. Медоваръ бросилъ на биллiардъ свой портфель. -- Ну вотъ, вы сами видите, И. Л., онъ даже вида не хочетъ дeлать, что работа есть... Послалъ, вы понимаете, въ Ленинградъ сводку о нашей февральской работe и даже копiи не оставилъ. И вы думаете, онъ помнить, что тамъ въ этой сводкe было? Такъ теперь, что мы будемъ писать за мартъ? Нужно же намъ ростъ показать. А какой ростъ? А изъ чего мы будемъ исходить? -- Не кирпичитесь, Яковъ Самойловичъ, ерунда все это. -- Хорошенькая ерунда! -- Ерунда! Въ февралe былъ зимнiй сезонъ, сейчасъ весеннiй. Не могутъ же у насъ въ мартe лыжныя команды расти. На весну нужно совсeмъ другое выдумывать... -- Батюшковъ попытался засунуть окурокъ въ лузу, но одумался и сунулъ его въ медоваровскiй портфель... -- Знаете что, Ф. Н., вы хорошiй парень, но за такiя одесскiя штучки я вамъ морду набью. -- Морды вы не набьете, а въ пирамидку я вамъ дамъ тридцать очковъ впередъ и обставлю, какъ миленькаго. -- Ну, это вы разсказывайте вашей бабушкe. Онъ меня обставитъ? Вы такого нахала видали? А вы сами пятнадцать очковъ не хотите? {307} Разговоръ начиналъ прiобрeтать вeдомственный характеръ. Батюшковъ началъ ставить пирамидку. Медоваръ засунулъ свой портфель подъ биллiардъ и вооружился кiемъ. Я, ввиду всего этого, повернулся уходить. -- Позвольте, И. Л., куда же вы это? Я же съ вами хотeлъ о Радецкомъ поговорить. Такая масса работы, прямо голова кругомъ идетъ... Знаете что, Батюшковъ, -- съ сожалeнiемъ посмотрeлъ Медоваръ на уже готовую пирамидку, -- смывайтесь вы пока къ чортовой матери, приходите черезъ часъ, я вамъ покажу, гдe раки зимуютъ. -- Завтра покажете. Я пока пошелъ спать. -- Ну вотъ, видите, опять пьянъ, какъ великомученица. Тьфу. -- Медоваръ полeзъ подъ биллiардъ, досталъ свой портфель. -- Идемте въ кабинетъ. -- Лицо Медовара выражало искреннее возмущенiе. -- Вотъ видите сами, работнички... Я на васъ, И. Л., буду крeпко расчитывать, вы человeкъ солидный. Вы себe представьте, прieдетъ инспекцiя изъ центра, такъ какiе мы красавцы будемъ. Закопаемся къ чертямъ. И Батюшкову не поздоровится. Этого еще мало, что онъ съ Радецкимъ въ теннисъ играетъ и со всей головкой пьянствуетъ. Если инспекцiя изъ центра... -- Я вижу, что вы, Я. С., человeкъ на этомъ дeлe новый и нeсколько излишне нервничаете. Я самъ "изъ центра" инспектировалъ разъ двeсти. Все это ерунда, халоймесъ. Медоваръ посмотрeлъ на меня бокомъ, какъ курица. Терминъ "халоймесъ" на одесскомъ жаргонe обозначаетъ халтуру, взятую, такъ сказать, въ кубe. -- А вы въ Одессe жили? -- спросилъ онъ осторожно. -- Былъ грeхъ, шесть лeтъ... -- Знаете что, И. Л., давайте говорить прямо, какъ дeловые люди, только чтобы, понимаете, абсолютно между нами и никакихъ испанцевъ. -- Ладно, никакихъ испанцевъ. -- Вы же понимаете, что мнe вамъ объяснять? Я на такой отвeтственной работe первый разъ, мнe нужно классъ показать. Это же для меня вопросъ карьеры. Да, такъ что же у васъ съ Радецкимъ? Я сообщилъ о своемъ разговорe съ Радецкимъ. -- Вотъ это замeчательно. Что Якименко васъ поддержалъ съ этимъ дeломъ -- это хорошо, но разъ Радецкiй васъ знаетъ, обошлись бы и безъ Якименки, хотя вы знаете, Гольманъ очень не хотeлъ васъ принимать. Знаете что, давайте работать на пару. У меня, знаете, есть проектъ, только между нами... Здeсь въ управленiи есть культурно-воспитательный отдeлъ, это же въ общемъ вродe профсоюзнаго культпросвeта. Теперь каждый культпросвeтъ имeетъ своего инструктора. Это же неотъемлемая часть культработы, это же свинство, что нашъ КВО не имeетъ инструктора, это недооцeнка политической и воспитательной роли физкультуры. Что, не правду я говорю? -- Конечно, недооцeнка, -- согласился я. {308} -- Вы же понимаете, имъ нуженъ работникъ. И не какой-нибудь, а крупнаго масштаба, вотъ вродe васъ. Но, если я васъ спрашиваю, вы пойдете въ КВО... -- Ходилъ -- не приняли. -- Не приняли, -- обрадовался Медоваръ, -- ну вотъ, что я вамъ говорилъ. А если бы и приняли, такъ дали бы вамъ тридцать рублей жалованья, какой вамъ расчетъ? Никакого расчета. Знаете, И. Л., мы люди свои, зачeмъ намъ дурака валять, я же знаю, что вы по сравненiю со мной мiрового масштаба спецiалистъ. Но вы заключенный, а я членъ партiи. Теперь допустите: что я получилъ бы мeсто инспектора физкультуры при КВО, они бы мнe дали пятьсотъ рублей... Нeтъ, пожалуй, пятисотъ, сволочи, не дадутъ: скажутъ, работаю по совмeстительству съ "Динамо"... Ну, триста рублей дадутъ, триста дадутъ обязательно. Теперь такъ: вы писали бы мнe всякiя тамъ директивы, методически указанiя, инструкцiи и все такое, я бы бeгалъ и оформлялъ все это, а жалованье, понимаете, пополамъ. Вы же понимаете, И. Л., я вовсе не хочу васъ грабить, но вамъ же, какъ заключенному, за ту же самую работу дали бы копeйки. И я тоже не даромъ буду эти полтораста рублей получать, мнe тоже нужно будетъ бeгать... Медоваръ смотрeлъ на меня съ такимъ видомъ, словно я подозрeвалъ его въ эксплоатацiонныхъ тенденцiяхъ. Я смотрeлъ на Медовара, какъ на благодeтеля рода человeческаго. Полтораста рублей въ мeсяцъ! Это для насъ -- меня и Юры -- по кило хлeба и литру молока въ день. Это значитъ, что въ побeгъ мы пойдемъ не истощенными, какъ почти всe, кто покушается бeжать, у кого силъ хватаетъ на пять дней и -- потомъ гибель. -- Знаете что, Яковъ Самойловичъ, въ моемъ положенiи вы могли бы мнe предложить не полтораста, а пятнадцать рублей, и я бы ихъ взялъ. А за то что вы предложили мнe полтораста, да еще и съ извиняющимся видомъ, я вамъ предлагаю, такъ сказать, встрeчный промфинпланъ. -- Какой промфинпланъ, -- слегка забезпокоился Медоваръ. -- Попробуйте заключить съ ГУЛАГомъ договоръ на книгу. Ну, вотъ, вродe: "Руководство по физкультурной работe въ исправительно-трудовыхъ лагеряхъ ОГПУ". Писать буду я. Гонораръ -- пополамъ. Идетъ? -- Идетъ, -- восторженно сказалъ Медоваръ, -- вы, я вижу, не даромъ жили въ Одессe. Честное мое слово -- это же вовсе великолeпно. Мы, я вамъ говорю, мы таки сдeлаемъ себe имя. То-есть, конечно, сдeлаю я, -- зачeмъ вамъ имя въ ГУЛАГe, у васъ и безъ ГУЛАГа имя есть. Пишите планъ книги и планъ работы въ КВО. Я сейчасъ побeгу въ КВО Корзуна обрабатывать. Или нeтъ, лучше не Корзуна, Корзунъ по части физкультуры совсeмъ идiотъ, онъ же горбатый. Нeтъ, я сдeлаю такъ -- я пойду къ Успенскому -- это голова. Ну, конечно же, къ Успенскому, какъ я, идiотъ, сразу этого не сообразилъ? Ну, а вы, конечно, сидите безъ денегъ? Безъ денегъ я, къ сожалeнiю, сидeлъ уже давно. -- Т